"Рука Фатимы" - читать интересную книгу автора (Вульф Франциска)IVНевыносимо жарко… голова пылает, лоб горит, будто кто-то прижал к нему раскаленный утюг. Мысли Беатриче смешались, вытесняя друг друга. Что с ней – результат манипуляций врачей? Может, она перенесла клиническую смерть? Или жар вызван контактным гелем, которым ей смазали лоб, когда снимали ЭЭГ? Беатриче судорожно искала ответы на эти вопросы и не находила их. Или все снова повторилось? Неужто камень опять перенес ее куда-то, где ее сейчас пытают за преступления, которых она не совершала? Ведь только что она была совсем в другом месте, в другом времени. Может быть, она снова попала в руки грязных работорговцев, и они пытались раскаленным железом выжечь на ее теле позорное клеймо, которое останется до конца жизни? Но почему тогда она не испытывает боли? Наоборот, жар, распространившийся по телу, наполняет его благостным теплом, словно, намерзнувшись за целый день на холоде, она оказалась вдруг у горящего камина. И откуда этот тихий голос, настойчиво повторяющий одни и те же слова: «Талита куми!» – «Девочка, я говорю тебе: «Встань!»? «Когда ты наконец поймешь, что происходит, – открой глаза!» – велела себе Беатриче. Но никак не решалась, помня, что пережила в последний раз, когда камень перенес ее в другой мир. В тот день ей стало дурно – это случилось в операционной. Очнулась узницей в застенках работорговца в Бухаре. По сей день отчетливо видит перед собой эту картину: убогая, грязная конура, мокрая заплесневевшая солома со следами испражнений захваченных пленников… И эти жалкие существа, с кривыми, гнилыми зубами, гноящимися ранами… Лишь при очень богатом воображении можно принять их за людей. Уставились на нее как на инопланетянку. Неужели снова придется пережить все эти ужасы? Опять оказаться в объятиях жирного, грязного эмира? Не лучше ли просто закрыть глаза, лежать и ждать своего часа, когда камень в один прекрасный день унесет ее обратно в Гамбург… – Талитакуми! Снова этот голос, теперь громкий, настойчивый и требовательный. Повторяет два слова как заклинание… Ничего иного не остается, как подчиниться ему. И она подчинилась. Открыла глаза и поднялась, услышав чей-то крик. Человек небольшого роста, стоявший рядом, вдруг отпрянул. Его темные глаза широко распахнуты, в них написано изумление: его заклинание возымело такое быстрое действие… Беатриче обвела взглядом все вокруг, пытаясь понять, чего ждать дальше. Увиденное поразило ее, похоже, даже больше, чем незнакомца. Это вовсе не темница, грязная, мрачная и унылая. Первое, что пришло ей на ум при виде нового окружения, – слово «Китай». Оно отражало все ее ощущения. Сидит она на узкой кровати с изящными ножками из темного, отполированного до блеска дерева. Теплые одеяла укрывают ей ноги, а рядом с постелью стоит чаша с раскаленными углями. Кроме кровати, здесь только два низких столика того же темного дерева, два стула с низкими сиденьями и шкаф с множеством выдвижных ящичков. Несмотря на скромность обстановки, комната не производит убогого впечатления. Напротив, человек, обставивший дом с таким вкусом, должно быть, очень состоятельный. Немногочисленные предметы мебели, тщательно подобранные и расставленные, создают атмосферу спокойную и благостную. Здесь веет миром и невозмутимостью горного пейзажа, изображенного на картине, висящей на обитой деревянными панелями стене напротив кровати. Так решила Беатриче. Внимательно осмотревшись, она обратила взор на незнакомца. На вид ему лет пятьдесят-шестьдесят. Густые, слегка вьющиеся волосы и брови щедро тронуты сединой, приветливое, доброе лицо изборождено морщинами. Широкая, пестрая, длинная блуза, доходящая почти до колен, стянута широким кожаным поясом с простой коричневой пряжкой. Шаровары и подбитые мехом высокие кожаные сапоги на плоской подошве словно приобретены в магазине сувениров при Музее народов Востока после выставки, посвященной кочевым племенам. Одеяние это напомнило Беатриче репродукции картин, изображавших древних китайских, точнее, монгольских воинов, в книгах по восточному искусству. Однако лицо незнакомца не гармонирует с его костюмом – оно не азиатское: ни узкого разреза глаз, ни приплюснутого носа, ни широких темных скул. Интерьер и одежда его восточные, но он европеец, Беатриче могла бы поспорить. Этот человек разглядывает ее с недоверчивостью, держась на расстоянии – будто опасается, что в любую секунду она спрыгнет со своего ложа и набросится на него… Так они некоторое время молча изучали друг друга взглядами. Наконец он решился к ней подойти. Произнес несколько слов на неизвестном ей языке, который показался ей чем-то средним между какими-то китайским и индийским диалектами. Заметив, что она его не понимает, покачал головой и попытался сказать что-то на другом наречии. На этот раз язык показался ей ближе. К немалому своему удивлению, после нескольких попыток она поняла: кажется, говорит по-итальянски. – Я не говорю по-итальянски, – промолвила она все же на итальянском, порывшись в уголках памяти и вспомнив несколько слов, оставшихся в памяти от поездки в Тоскану. – Я говорю по-немецки, по-английски, знаю латынь и арабский… – Арабский?! Ты говоришь по-арабски? Это замечательно! – воскликнул он. – Это многое упрощает. Но все-таки боюсь, что мы не сможем хорошо объясниться друг с другом. К сожалению, я не владею языками, которые ты назвала, а мой латинский… – И он смущенно улыбнулся. – Что ж, забудем. Как твое имя? До этого момента Беатриче только удивлялась – сейчас же оказалась в полном замешательстве. Не верила своим ушам и уставилась на незнакомца, словно у того вдруг выросли на лбу рога. Поразительно: да он сообщил все это на том самом диалекте, которому она научилась в Бухаре! Но как это возможно?! Встретить европейца, говорящего на арабском, уже редкость. А уж европейца, владеющего именно этим средневековым диалектом?! Невероятно редкий случай! Может быть, она снова в Бухаре – на нем ведь азиатская одежда?! – Жаль! Боюсь, ты все-таки меня не понимаешь, – продолжал он. Она отметила, что его темно-карие глаза стали печальными. – Может быть, ты не хочешь называть своего имени? Если я проявил излишнюю настойчивость, прошу меня простить. Я только хотел… – Нет-нет! – поспешно перебила она. – Я хорошо тебя поняла. Но… меня это сильно удивило. – Она смущенно улыбнулась. – Меня зовут Беатриче. Беатриче Хельмер. – Рад познакомиться с тобой, Беатриче Хельмер! – Он почтительно поклонился ей. – Мое имя Маффео Поло. Я… – Поло?! – вскричала она. – Ты сказал, тебя зовут Марко Поло?! – Нет, не Марко. Мое имя Маффео. – И испытующе посмотрел на нее. – Марко мой племянник. Ты его знаешь? Беатриче поперхнулась и закашлялась, как будто тут неожиданно перекрыли кислород. Почему-то у нее перехватило дыхание… – Нет, – с трудом выдавила она. Голос ее походил на хрип. Марко Поло! Маффео Поло! Если ей не изменяют память и познания в истории, она находится сейчас в тринадцатом веке новой эры, в Китае, во владениях Хубилай-хана… Вдруг все закружилось, завертелось… Она закрыла глаза, а когда вновь открыла, мебель и все предметы в комнате опять стояли на своих местах. – Нет, – повторила она. Голос ее почти окреп. – Я не знаю Марко Поло, твоего племянника, во всяком случае, лично. Но много о нем слышала. Подумала: «Это по крайней мере не ложь с моей стороны». И прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Вдруг ей стало весело и она почувствовала себя свободнее. Вот так, наверное, ощущает себя курильщик опиума, только что выкуривший свою трубку. «Как далека я теперь от реальной действительности… И какой смешной она мне видится!..» Маффео вздохнул и опустил глаза. Что-то его явно смущает. Беатриче старалась сохранять серьезность, но чувствовала, что вот-вот не выдержит и расхохочется. А ведь ей вовсе не к лицу и нет намерения обидеть его неуместным смехом. – Знаю, дурная слава бежит впереди него, – тихо произнес он и тяжело вздохнул. – Ничего не могу с этим поделать. Марко давно не слушается меня. Даже его отец, мой брат Никколо, бессилен. Но не хочу… – он поднял голову и с улыбкой посмотрел на нее, – утруждать тебя нашими семейными проблемами. Расскажи лучше о себе. Где твоя родина? – Моя родина – Германия… – И умолкла, вспомнив, что во времена Маффео Германии не существовало. Это понятие ему чуждо. – Мой родной город – Гамбург. Он находится в нижнем течении реки Рейн. – Я знаю Рейн. – Маффео улыбнулся. – Сам я там не был, но слышал о нем от венецианских купцов, которые возили ко двору императора венецианские ткани и стекло. Судя по их рассказам, это, должно быть, большая река. – Он помолчал немного. – Позволь спросить: где ты так превосходно выучила арабский? Наверняка не на своей родине. Беатриче почувствовала, как кровь прихлынула ее к щекам. Такой славный человек и немолодой, а задает вдруг, без всяких предисловий, вопрос – и попадает в самую точку. Прямо как в американском триллере… – Я провела некоторое время в гареме бухарского эмира. – Прости меня, старого дурака! – Маффео в смущении опустил голову. Она успокоила его: – Нет-нет, ничего. – Я не хотел обидеть тебя своим вопросом. Ведь я тоже был в Бухаре. Кстати, я купец и… Но все это не так важно. Сейчас тебе нужен покой, а не моя пустая старческая болтовня. К тому же ты, наверное, проголодалась? – Нет, – ответила она и удивилась сама себе. За прошедшие пять месяцев ее постоянно мучил голод. Иногда сестры и врачи из приемного отделения даже рассовывали по шкафчикам фрукты, йогурт, печенье, чтобы Беатриче не бегала так часто в ординаторскую взять что-нибудь из холодильника. Отсутствие голода для нее новое ощущение. Она опять вспомнила, что произошло с ней до поступления в больницу, откуда началось ее «новое путешествие». Сразу от веселости не осталось и следа. Неужели в больнице случилось… От страха ее замутило, сердце бешено заколотилось. Что если ребенка больше нет, неужели он… Невыносимо даже мысленно произнести это страшное слово, означающее конец жизни существа, которое еще не начало жить. Но оно все время вертится у нее в голове… Беатриче закрыла глаза – поняла, что боится дотронуться до живота. Собрав все мужество, приложила руку к одеялу: под ним ощущается прежняя выпуклость… Но это еще ничего не значит: после выкидыша живот не сразу опадает, а лишь в течение нескольких суток. Кроме того, живот у нее был не такой большой, как обычно у женщин на этой стадии беременности. Итак, что же произошло?.. И в этот момент в ней что-то шевельнулось… Он жив, ее малыш! Ей даже показалось, что он головкой упирается ей в ладонь, словно утешая… Тут уж она не выдержала и разрыдалась – слезы ручьем покатились по щекам. Ревет и не может остановиться… Встревоженный Маффео подошел к кровати. – Успокойся, все будет хорошо. – И бережно погладил ее по голове. Видно, не приходилось ему общаться с истеричными беременными женщинами. – Все будет хорошо, поверь! Мне раньше бы догадаться, что разговор тебя утомит. Прости меня! – Нет, это было только… – Она попыталась вытереть слезы, но тщетно – все текут и текут. – На какой-то миг мне показалось, что я потеряла ребенка. – О, понимаю тебя! – Растерявшийся Маффео обнял ее. – Поверь, тебе не надо волноваться! Все будет хорошо! Беатриче обвила его за шею. Ей стало стыдно за себя – так распуститься в присутствии незнакомого мужчины! Но стоит ли стыдиться? Сейчас она как маленькая девочка, которую обнимает отец, желая успокоить, утешить. Чем отчаяннее она рыдает – тем легче становится на душе. Как очищающий дождь, слезы вымывают из сознания все, что тяготило в последнее время: размолвка с Маркусом; страх преждевременных родов; стрессы в больнице; боязнь ответственности, которая скоро навалится на плечи и которую придется нести одной; неопределенность будущего. Все это вдруг растворилось, растаяло, как снег в горах ранней весной. Сначала превращается в мутный поток, а потом становится чистым, прозрачным ручьем и плещется по камням… Немного спустя Беатриче уже не назвала бы причину своих слез – просто ей стало хорошо. И во многом благодаря отеческой заботе, которую излучал этот мягкий, добрый человек. Открылась дверь, и Беатриче услышала, что кто-то обратился к Маффео. Он ответил на том же странном языке, на котором заговорил впервые. Глаза она опустила, и, только когда шаги раздались совсем близко и чья-то нежная, легкая как перышко рука дотронулась до ее плеча, подняла голову. Рядом с Маффео стоял восточной внешности мужчина. В длинном, до пола, одеянии оранжевого цвета он выглядит еще более худым и низкорослым, чем Маффео, хотя они одного роста. Голова наголо обрита, лицо по-юношески гладкое – трудно определить возраст. Лишь тонкие линии вокруг глаз и рта позволяют догадаться, что он немолод. Наверное, ему около пятидесяти, но с таким же успехом он может оказаться и столетним старцем. Улыбка его полна спокойствия, доброты, человеческой теплоты и радости. Он еще не представился и не назвал свое имя, а она уже поняла: ему чужды ненависть, зависть, алчность. По спине у нее пробежал холодок благоговения. Рядом с ней – вытяни руку и потрогаешь край его платья – стоит и улыбается самое воплощение доброты… – Это Ли Мубай, – пояснил Маффео, и в голосе его слышались радость и то же благоговение. – Он тебя вчера обследовал и пришел справиться о твоем самочувствии. – Он врач? – И тут же почувствовала неловкость за свой вопрос. Естественно, если обследовал ее. Но ей не удается представить, что этот человек занимается такой банальной и будничной профессией. Скажи Маффео, что это далай-лама или сам Гаутама Будда, – меньше удивилась бы. – Да, – ответил Маффео. – Но Ли Мубай не просто врач. Он также ученый, знаком с учением Будды и… – Кто я и чем занимаюсь, не имеет никакого значения, – с улыбкой перебил его врач. Он сказал это по-арабски, показывая свое дружественное расположение. Беатриче уловила, что язык этот ему непривычен: он произносит слова медленно, с сильным акцентом, с трудом их подбирает и расставляет. – Важно только одно: что я могу для тебя сделать. Как ты себя чувствуешь? – Неплохо, – пробормотала Беатриче. Как же к нему обращаться? Не надо ли поклониться, назвать его мастером или подобрать какой-то другой почетный титул. – Ты плакала? – ласково осведомился он. – Да, – призналась она и покраснела, смутившись, быстро вытерла щеки. – На меня вдруг нахлынуло… А потом не удалось сдержаться. Слезы сами лились, и я… – Тебе нет нужды просить об извинении, – молвил он с приятным, легким акцентом и улыбнулся ей. Беатриче казалось, что она может часами слушать его… – Это очень хорошо, что плакала. Слезы – признак, что весь скопившийся в тебе холод и напряжение растопились и твое чи снова свободно и может циркулировать по телу. – В глазах у него мелькнул веселый огонек. – Мой учитель, мудрейший, уважаемый Ли Юй, часто повторял: «Слезы – это влага от таяния снегов, стекающая с весенних гор». Она с удивлением уставилась на врача: неужели она думала вслух?.. Почему он выбрал именно это сравнение, только что мелькнувшее у нее в голове? Может быть, он читает чужие мысли? Или это чистая случайность, одна из многих? – Рассказал ли тебе достопочтенный Маффео Поло, где ты находишься и как сюда попала? – Нет, пока не рассказал. Уверенная, что оказалась тут лишь благодаря камню Фатимы, Беатриче сочла излишним задавать этот вопрос. Если Ли Мубай и удивился, то виду не показал. – Маффео в свое время расскажет обо всем. – И взял ее правую руку. Она чувствовала, как меняется нажим его пальцев, когда он щупает пульс. Но вот он выпустил руку и проверил пульс на левой руке. Зачем он это делает? Не думает же, что частота пульса на левой руке отличается от пульса на правой? – Высунь, пожалуйста, язык! И стал рассматривать ее язык, словно пытаясь отыскать так разгадку всех тайн мироздания. Наконец встал и почтительно поклонился. – Я пропишу лекарство. Ты должна трижды в день принимать чай, приготовленный по моему рецепту, разбавляя его кипятком. Избегай сладкого и холодного. Сейчас для тебя лучшая еда – теплые каши и супы. Если захочешь, можно подняться с постели и походить по комнате. Но недолго, чтобы не запыхаться. Через три дня я снова приду. Беатриче не знала, что ответить. Ведь Ли Мубай по-настоящему ее не обследовал. Даже в горло не заглянул, не говоря уже о том, что не прикоснулся к животу, не спросил, есть ли у нее жалобы. Как он определил, какие ей нужны лекарства? Может, стоит рассказать ему о схватках? – Я беременна, – напомнила она. – Не знаю, что вы… Он приветливо улыбнулся ей. – Поверь, с твоим ребенком все в порядке. Если будешь принимать лекарство, как я прописал, маленький тигр больше не станет преждевременно рваться на свет. Пусть спит, пока не пробьет его час. – И поклонился. Маффео проводил врача до двери. Пока мужчины о чем-то тихо говорили на своем странном языке, Беатриче задумалась над словами, сказанными Ли Мубаем. Откуда он знает, что у нее преждевременные схватки? Как догадался, даже не обследовав ее? Что же, он ясновидец? Погрузившись в свои мысли, она не заметила, как подошел Маффео. – Ли Мубай передаст травы со слугой. Перед обедом ты уже сможешь принять лекарство. – Спасибо, – рассеянно поблагодарила она. Только сейчас ей пришло в голову, что Ли Мубай уже был здесь и, верно, осмотрел ее. Значит, никакой загадки и чародейства нет… Все так, как часто бывает во врачебной практике, И она почувствовала облегчение. Лишь в глубине души осталось подсознательное легкое разочарование: намного интереснее лично на себе испытать волшебство и телепатию. – Что еще я могу для тебя сделать? – спросил Маффео. – Спасибо. Ничего не надо. Хотя… есть одно пожелание. Ты можешь кое-что сделать для меня. – Снова вспомнила, что не задала ему всех вопросов, вполне уместных в ее положении. – Ты мне еще не рассказал, где я нахожусь и как сюда попала? – Понимаешь ли, я… Беатриче немного отодвинулась и похлопала ладонью о край кровати. – Пожалуйста, сядь со мною рядом. Так легче разговаривать. Маффео улыбнулся. – Сразу видно, что ты не из Шангду, а с другого конца света. Ни одна китаянка или монголка не позволила бы малознакомому мужчине сесть на ее постель. Тем более если он чужестранец. Беатриче почувствовала, что краснеет. – Прости меня, я не хотела нарушить ваши обычаи. – Нет-нет, не думай так. В твоем жесте нет ничего дурного. Он напомнил мне о родине и о детстве. Маффео, улыбаясь, присел на край ее кровати, и ей показалось, что он вдруг снова погрустнел. – Мы с моим братом Никколо и моим другом Джинкимом, братом и наследником великого хана, были на охоте. Тебя увидели в степи. Лежишь на холоде, в траве – беспомощная, одна-одинешенька. Далеко вокруг ни деревень, ни караванного пути. Не знали, что с тобой и делать, куда доставить. Вот и привезли в Шангду. Здесь ты сейчас и находишься – во дворце великого и всемогущего Хубилай-хана. Беатриче перевела дух – чудо все-таки произошло. Катапультировалась, можно сказать, на одну из страниц мировой истории. Марко Поло, Хубилай-хан… звучит настолько фантастично, что не верится – неужели это наяву? Такое еще невероятнее, чем лично встретиться с Авиценной. И все-таки она здесь: лежит на китайской кровати и говорит с человеком, который утверждает, что он дядя Марко Поло. Безумие! – А вам известно, как я здесь очутилась? – спросила она, едва опомнившись от услышанного. – Известно ли это нам? Нет. – Маффео, улыбаясь, покачал головой. – У каждого из нас троих есть свое мнение, каким образом благородно одетая женщина европейского вида, к тому же беременная, попала туда, где мы ее нашли. Джинким считает это колдовством, проделками демонов. Никколо думает, что ты дама из свиты великого хана – сбежала или похищена работорговцами. И он весело покачал головой, показывая всем своим видом, что всерьез не принимает ни одну из этих версий. – А ты, Маффео, что ты лично думаешь об этом? Беатриче напряженно ожидала, что он ответит, – сердце едва не вырывалось из груди. Она сжимала руки, чтобы Маффео не заметил, как они дрожат. Сама не зная почему, считала крайне важным его мнение. Может быть, все дело в его отеческом отношении к ней, поэтому так хочется услышать его ответ? Но в глубине души понимала: нет, это не единственная причина ее волнения. Маффео долго смотрел на нее. Под его взглядом она чувствовала себя прозрачным стеклом или пациентом на приеме у рентгенолога, пришедшим узнать, нет ли у него туберкулеза. Глаза его и впрямь напоминают рентгеновский аппарат. Уверена – если бы в душе у нее обнаружилось небольшое скрытое пятно или малейшее затемнение, о котором сама она даже не догадывалась, Маффео его сразу определил бы. Наверное, так Иисус распознал Иуду Искариота во время Тайной вечери, предугадав его предательство еще до того, как Иуда его задумал. Не говоря ни слова и ни на секунду не отводя от нее глаз, Маффео опустил руку в карман широкой блузы и достал оттуда какой-то предмет. С трудом оторвавшись от его взгляда, Беатриче посмотрела вниз – и обомлела: вокруг все снова пришло в движение. Невидимая рука подбросила ее кровать к потолку, и она повисла в воздухе. У Беатриче перехватило дух: на ладони Маффео спокойно, как высокогорное озеро, лежал синий прозрачный сапфир – камень Фатимы… – Как… – с трудом выдавила она, словно очнувшись от многочасового забытья, – откуда у тебя камень и… – Не будем сейчас об этом, – прервал ее Маффео, вложил камень ей в ладонь и бережно зажал пальцы. – У нас впереди много времени. А сейчас тебе надо отдохнуть. – Он поднялся и направился к двери. – Когда принесут травы, я сразу передам тебе. Что-нибудь понадобится – крикни или хлопни в ладоши. Старая китаянка Минг, одна из моих служанок, немедленно исполнит все, что ты прикажешь. Только наберись терпения. Старуха туго соображает и плохо говорит по-арабски, так что возможны всякие недоразумения… не всегда забавные, иногда очень досадные. Маффео вышел. Она с удивлением смотрела ему вслед. Но вот взгляд ее устремился на камень Фатимы. Лежит у нее на ладони, сверкает, словно невидимая рука зажгла его изнутри… Кончиками пальцев она бережно погладила знакомые очертания. Знает ли Маффео, что сапфир – причина того, что она оказалась здесь, среди монгольских степей? Догадывается ли, что она явилась сюда не только из другой части света, но и из другого времени?.. Беатриче вспомнила выражение темно-карих глаз Маффео и решила: нет, не догадывается, а знает! Раздались шаги и голоса. Кто-то вошел в комнату. Беатриче вздрогнула и села в кровати. Она чувствовала себя скованной и разбитой, язык прилипал к гортани, как будто во рту долго-долго не было ни маковой росинки. Увидев Маффео, она испугалась. Почему он вернулся так скоро – ведь только что ушел… У нее тысячи вопросов к Маффео. Но их надо задавать, оставаясь в этом времени – в Средневековье. Если возникнет малейшее подозрение, что она из другого времени, – ее сожгут на костре как ведьму. Такая судьба ей уготована в средневековой Европе. О том, как обошлись бы с ведьмой славящиеся своей жестокостью монголы в царстве Хубилая, страшно и думать. В рассказах о нем и его преемниках, содержащихся в исторических книгах, превзойдены все ужасы средневекового мракобесия в Европе. Если уж монголы пытали кого-то, то о сожжении на костре можно было только мечтать. Как избежать такой участи? До прихода Маффео надо тщательно все взвесить: что говорить, о чем молчать. Ни в коем случае не говорить больше того, что ему можно знать, и то, что вызовет у него хоть какое-то подозрение. Да, но вряд ли это удастся! Что-то трудно стало сидеть в постели… Беатриче прилегла, погрузившись в размышления, ненадолго задремала. А когда очнулась, увидела: у ее постели стоит улыбающийся Маффео. – Вот твое лекарство! – И он протянул ей изумительную по красоте чашку из зеленого фарфора – в ней дымилась какая-то жидкость. Судя по всему, то самое таинственное снадобье – Ли Мубай прислал. Немного помедлив, она приняла чашку. В памяти вдруг всплыли сведения, почерпнутые из статей в не вызывающей особого доверия литературе, – о невероятных лекарственных смесях, применяемых в традиционной китайской медицине. В состав их входили вытяжки из трав, грибов и еще каких-то немыслимых ингредиентов. Все это смахивало на средневековую колдовскую кухню. Никто не рассматривал эти рецепты как результат исследований, проводимых серьезной медицинской наукой. При одном их чтении сводило скулы. С ужасом воспринимала она описания снадобий, приготовляемых из молотого рога носорога, яичек тигра, из морского конька, саранчи, сушеных жуков, раковин моллюсков… В некоторых рецептах использовалась даже медвежья моча… Беатриче подозрительно рассматривала мутный, почти черный напиток: нет, ничего похожего на жучков, морских коньков и прочих тварей… Скорее всего, отвар процежен. В конце концов, если что-то попадется, она не станет разжевывать, а выпьет все залпом… Однако выпить зелье оказалось нелегко. Некоторое время назад в одном медицинском журнале появилась статья о китайских лечебных травах. Тогда она лишь пробежала ее глазами – не интересовалась проблемами так называемой парамедицины, по выражению коллеги Томаса. И вот сейчас, совсем некстати, вспомнила: там говорилось еще о нарушениях в работе почек и печени после приема китайских трав. Так что ничего хорошего ожидать не приходится. К тому же беременность… – Выпей, даже если тебе противно! – Маффео ободряюще улыбнулся. – Запах и вкус и правда необычные. Но ты привыкнешь. Это хорошее лекарство, поверь мне. Отвары, приготовленные Ли Мубаем, не раз мне помогали справиться с недугом. Как прописал мастер, его надо пить в горячем виде, чтобы дать растечься по твоему чи. Выпей! Беатриче с сомнением посмотрела на него. Здешние люди, естественно, верят в целительную силу трав – не знают ничего лучшего. Но она-то из двадцать первого века: знакома с антибиотиками, противовоспалительными, болеутоляющими средствами и даже родовыми ингибиторами. А ей предлагают испробовать на себе эту дикую фитотерапию… – Пожалуйста, Беатриче! Ты не поправишься, если не выпьешь этот чай. Она медлила, понимая, что волей-неволей придется выпить это варево, хотя бы из вежливости. А потом как-нибудь вывернется, не будет пить до конца. Сделав над собой усилие, она поднесла чашку ко рту и сделала глубокий вдох. Удивительно – от напитка не исходит запахов мокрой плесени или тухлой рыбы, чего она ожидала. У снадобья незнакомый, но интересный и приятный аромат… Осторожно сделав первый глоток, она поразилась отличному вкусу напитка. Больше всего напоминает бульон, приправленный карри. Еще один глоток – и совсем новый, ни с чем не сравнимый вкус: в нем всего понемногу… Очень скоро чашка опустела. Беатриче сразу ощутила на себе благотворное действие лекарства. Казалось, каждая клеточка ее тела впитывает его, подобно кактусу в пустыне, жадно, быстро поглощающему капли редкого дождя. Она протянула Маффео пустую чашку, борясь с желанием попросить еще одну. – Вот и хорошо! – Маффео сиял, словно вытянул счастливый билет в лотерее. Можно во всем довериться ему, поняла Беатриче. Он единственный на этом свете, кому она готова рассказать всю правду, он поймет ее. Между ними установилась прочая невидимая связь, возникшая с самого первого мгновения, – неосознанная, но ясно ощутимая. – Я должна поговорить с тобой, Маффео! Его лицо на миг приобрело серьезное выражение. – Знаю. – И показал на край кровати. – Можно? – Конечно. – А у тебя хватит сил? Подумай, разговор непростой для нас обоих. Тебе и мне придется узнать то, что нас сильно взволнует, потрясет, а может быть, даже испугает. Ты готова к этому? Она задумалась, а он ждал молча. – Думаю, что готова! – Хорошо. – Маффео испытующе и в то же время ласково взглянул на нее. – Могу я задать тебе первый вопрос? Беатриче кивнула. – В каком году ты родилась? Она смутилась, задумалась: какую дату назвать? Например, 1235 год? Конечно, это рискованно: дата неправдоподобно уменьшит или, наоборот, увеличит ее возраст… Ведь она не знает точно, какой год здесь. Нет, сказать надо правду. Почему – не может объяснить, просто интуитивно чувствует, что так нужно. – В тысяча девятьсот шестьдесят девятом году нового летосчисления, – спокойно, четко проговорила она. Он закрыл глаза и побледнел. – Боже всемогущий!.. – Знаю, в это трудно поверить. Беатриче вдруг испугалась своих слов – Маффео, кажется, вот-вот хватит удар. Цвет лица у него меняется от бледного до пурпурного, на лбу выступили капельки пота, тяжело дышит… Она взяла его руку, нащупала пульс, который страшно участился, сделался слабым. А у нее нет ничего под рукой: ни тонометра, ни нитроглицерина, ни адреналина – ровным счетом ничего. Фатальная ассоциация с Бухарой… – Маффео, тебе дурно? Что с тобой? – Все в порядке. – Он ладонью вытирал со лба капли пота. – Это правда, Маффео? – Да-да, все хорошо. Он выглянул в окно. Лицо его окаменело, лишь в уголке левого глаза подергивался нерв, выдавая волнение. Беатриче растерялась, не зная, что делать и говорить. – Как ты сказала? – Маффео медленно повторил дату: – Одна тысяча… – голос дрожал, – девятьсот шестьдесят девятый? – В полной растерянности замотал головой. – Ожидал всего, но такое… – Он глубоко вздохнул. – Хотя, честно признаться, догадывался – с того самого момента, как увидел у тебя в руке камень. Сразу понял, что ты явилась не просто из другой части света, но… вероятно, из будущего. Он помолчал, перевел дух. – К такой цифре, правда, не был готов. Помилуй, Господи… ведь между нами шесть столетий!.. Беатриче облегченно вздохнула – Маффео пришел в себя, кризис миновал. Пульс успокоился, лицо приобрело нормальный цвет. – Прости, Маффео, я поступила неосторожно. Мне надо было… – И умолкла: до нее только сейчас дошел истинный смысл его слов. Вспомнила Мирват, любимую жену эмира Бухары: как пыталась объяснить ей, что явилась к ним из будущего. С молодой женщиной тогда случилась истерика. Она разразилась бранью, обозвала Беатриче лгуньей и ведьмой – естественная реакция на столь экстравагантное, да просто безумное утверждение. Маффео реагирует совсем иначе. Сказал даже, что ожидал всего, но не такого… Она нахмурилась. – Тебя совсем не поразили мои слова? – Нет, совсем не поразили. Хотя… – Но, Маффео… – Думаю, сейчас моя очередь кое-что тебе рассказать. – На лице его мелькнула смущенная улыбка. – Когда мы тебя нашли и я увидел в твоей руке камень Фатимы, то чуть было не согласился с Никколо. Подумал, что ты женщина из свиты хана: сбежала, украв сапфир – мой сапфир. – Твой сапфир?! – вскричала Беатриче. – Ты хочешь сказать… – Прости, что заподозрил тебя, – он покраснел, – пусть на один миг… Но вот я взял сапфир в руки – и понял, что ошибся. Это другой камень, хотя на первый взгляд похож на мой, как одно яйцо на другое. Я сделал вывод, что ты его хранительница, как я хранитель моего. Вот почему и понял, что камень Фатимы принес тебя сюда из другого времени… – Это значит, что ты тоже… испытал нечто подобное? Маффео посмотрел на нее – в его взгляде отразились знания и опыт, выходящие за рамки обычной человеческой жизни. Она знала, что он ответит, еще до того, как он открыл рот. – Да, это так. Я тоже познал на себе могущество и мудрость камня. На мгновение она растерялась, не зная, что сказать. Тысячи мыслей хаотично заметались в голове… не знаешь, за какую ухватиться. И вдруг в этом хаосе возникло светлое пятно – теплое, ласковое, – и вокруг него сконцентрировались все мысли, все вопросы и ответы, выстроившись в четкую, ясную картину. В ее воображении картина эта приобрела форму глаза. – Значит, существует несколько камней? – По спине у нее пробежали мурашки. – До сих пор я думала, что это всего лишь легенда. – Понимаю, – кивнул Маффео, – до этого я тоже не верил. Во всяком случае, серьезно не верил. – А потом… – Беатриче задумалась. – Ты можешь показать мне свой камень? Если это части одного глаза, они должны точно подойти друг к другу. – Необязательно. Никто не знает, сколько вообще осколков «глаза Фатимы» существует в мире. Их могут быть сотни. Кроме того, мой камень хранится в другом месте – не во дворце, некоторое время назад я надежно спрятал его. А почему – это длинная и грустная история. – Он замолчал и попросил его извинить – надо собраться с мыслями. Потом продолжал: – Тебе, наверное, известно, что камень Фатимы способен принести много добра. Но самый яркий свет бросает самую черную тень. «Глаз Фатимы», к сожалению, будит в некоторых людях низменные инстинкты – алчность, зависть, тщеславие. Когда-нибудь все тебе расскажу, но не сегодня. На первый раз достаточно. Нам предстоит еще осмыслить то, что мы узнали друг от друга. Кроме того, ты не совсем окрепла и должна отдохнуть. О боже, Маффео хочет прервать разговор на самом интересном месте?! Не может быть! – Но нам так много надо рассказать друг другу! Неужели у тебя нет наболевших вопросов – таких, которыми хотелось бы поделиться? Разве ты не хочешь узнать, что мне пришлось пережить с этим камнем? Тебе неинтересно? Хотя бы чуть-чуть… Маффео ласково улыбнулся и покачал головой. Очень он сейчас похож на Ли Мубая… Долгие годы, проведенные на Востоке, видимо, сильно подействовали на него. – Любопытство не самый лучший советчик. Как часто оно подводит человека к очень опасной черте… – Но, Маффео, мы с тобой… – Поэтому давай прервемся, хорошенько обдумаем и осмыслим все происходящее. Тогда легче станет понять главное. – И успокаивающе тронул ее за плечо. – Я знаю: европейцы часто бывают нетерпеливыми, как дети. Хотят все и сразу, не умеют ждать, торопят события. Наша сила – в выдержке и спокойствии. Поживешь здесь дольше – сама все поймешь. – Он по-доброму улыбнулся, поднялся, произнес несколько торжественно: – Сейчас я ухожу, Беатриче, и оставляю тебя наедине с твоими мыслями. Тебе надо привыкнуть к новой жизни. А я вернусь и принесу тебе лекарство. Завтра, когда наступит новый день, мы обязательно продолжим разговор. – И медленно вышел. Она смотрела ему вслед, испытывая смешанное чувство ярости и отчаяния. Что ж, ничего не поделаешь… Да, ей так необходимо продолжить разговор прямо сейчас! Но переубедить Маффео невозможно. Остается думать и ждать завтрашнего дня. |
||
|