"«Страницы истории российской журналистики: от Николая Полевого до наших дней»" - читать интересную книгу автора (ИГУ, Библиотека им. Полевых, Иркутск)

По убеждению Алексея Евсеевича в несовершенстве современной системы образования, Николай Полевой никогда не учился в школе. Правда, отец намеревался отправить старшего сына учиться в Петербург, в коммерческое училище, где директором был его приятель, но так и не осуществил свой план. Среди домашних учителей Николая были дьяк и ссыльный поляк-революционер и многие другие. Учился он, как губка впитывая все услышанное, в каждый момент жизни, поэтому учителями Николая Полевого можно считать в некоторой степени всех, кто бывал в доме его отца, как представителей иркутского общества, так и приезжавших в Иркутск личностей. Необыкновенным мальчиком восхищались, он участвовал в беседах взрослых, вел философские дискуссии с директором Иркутской гимназии, с ним уважительно беседовал сам губернатор…
К 15 годам – времени отъезда в Москву с массой деловых поручений и писем, он уже пробовал себя и в литературном творчестве, писал и «прозой и стихами, драмы и трагедии, вел рукописные журналы…». [1; 206]
Умение сочетать несочетаемое в Полевом просто поражает. Например, разорение семьи наполеоновским нашествием привело к вынужденной, но тем не менее, усердной и успешной не только в коммерческом смысле, работе в конторе курского купца Баушева. Компания вела торговые дела с Германией и это позволило Н.Полевому выучить немецкий язык. (В дальнейшем Николай Полевой свободно читал в подлинниках на немецком, английском, французском и на латыни, а также и переводил многие произведения зарубежных авторов для своего журнала).
В 1817 г. Н. Полевой впервые выступил в печати с патриотическими стихотворениями в «Русском вестнике» и статьей о пребывании Александра I в Курске. И с этого времени в разных журналах стали появляться его статьи, литературные переводы. Особенно активной его литературная деятельность становится после переезда в Москву в 1820 г. Приходит известность в литературном мире, статьи Полевого обратили на себя внимание и московских, и петербургских литераторов.
Знакомства с Полевым уже искали – как отмечали современники, издатели и редакторы журналов добивались сотрудничества с Полевым, желая видеть на страницах своих изданий его статьи, обязательно привлекавшие читателей и приносившие журналам популярность и естественно, прибыль.
Но Полевой, унаследовав от отца предприимчивость и пользуясь практицизмом и сметливостью делового человека, решился на издание собственного журнала, задумав его отличным от всех имеющихся ранее. Необычным было уже то, что разрешение на издание московского журнала получил купец. И это стало яблоком раздора. Полевой оказался в центре общественного мнения, разделившегося на два противоположных лагеря: одни восторгались его статьями, другие ругали. Трудно было в привычной жесткой сословной иерархии примириться с мыслью, что издавать журнал и даже критиковать в нем заслуженных литераторов, как правило, принадлежавших к аристократии, будет какой-то молодой купчик-самоучка, смело выступающий со своими новыми идеями и взглядами.
Тем не менее, успех «Московского телеграфа» был обусловлен в значительной степени именно «литературным разночинством» Полевого. У него, в отличие от многих литературных аристократов, было более глубокое видение действительности. Он по опыту знал, как трудно простому провинциальному люду получать знания и развиваться. Целью журнала, что и стало очевидным для всех, являлось «возвышение умственного уровня» масс, а не только просвещение элиты. Полевой, близко стоявший к средним слоям современного ему русского общества, вполне ясно понимал потребности основной массы своих читателей, которая жаждала от журнала новых знаний, новых идей, ясно изложенных и применимых в жизни. После реформы системы просвещения Александра I перед средним классом открылись возможности для получения образования на всех уровнях. Именно с этого времени начинается эра просвещенных купеческих и мещанских детей.
Публичных библиотек в провинции фактически еще не было, выписка книг и журналов являлась дорогой и сложной. Одним из первых Полевой осознал роль журнала как средства просвещения, распространение которого он считал наиболее актуальной задачей современной ему России.
Полевой поэтому задумал издавать журнал, который, имея энциклопедический характер, заменял бы библиотеку, был бы, - как писал Полевой в предисловии первой книги «Московского телеграфа», зеркалом, в котором отражался бы весь мир нравственный, политический и физический.
Верность его позиции подтверждается сверхпопулярностью журнала. Начав с тиража в семьсот экземпляров, вскоре только подписчиков на журнал Полевого насчитывалось до двух тысяч – явление, небывалое в России.
В письме к П.П.Свиньину, издателю «Отечественных записок», 22 января 1826 г. Полевой пишет: «…Спасибо ей [публике], она славно награждает меня за старание услужить ей, и я никак не думал заслужить от читателей моих такого почтения или чтения. …Других журналов и 300 экз. не печатается каждого. Так уж «Телеграфу» счастье выпало». [2; 494- 495]
Творчество и судьба Полевого переплетаются порой достаточно тесно, можно увидеть некоторые аналогии, особенно если иметь в виду, что значение Полевого в развитии русского романтизма и значение романтизма в творчестве Полевого взаимны и неоспоримы. Так, некоторые моменты жизни главного героя повести «Живописец» художника Аркадия, отношения к нему знати заставляют вспомнить биографию и самого автора.
В письме к В.Ф.Одоевскому (16 февраля 1829 г.) Н.Полевой пытается определить свое место в обществе, руководствуясь принципами романтизма. «На малом поприще, где судьба велела мне действовать, есть дело: я литератор и купец (соединение бесконечного с конечным) и могу работать двояко». [3; 502]
Одинаково успешно трудиться и на литературном поприще, и на стезе экономического обеспечения процесса творчества и издания дано далеко не каждому. Полевому - издателю журнала - это удавалось, но проблема совместимости этих двух начал его всегда волновала. В цитированном выше письме к П.П.Свиньину приоритет определен четко: «Я думаю, что главное – хорошо делать, а потом уже думать о барышах».
И, тем не менее, как и в излюбленной теме романтической литературы, в столкновении поэтической личности и общества, художника и толпы, на Полевого постоянно сыплются придирки и укоры в его недворянском происхождении. Пушкин даже вынужден был указать на это редактору «Вестника Европы» М.Т.Каченовскому и иже с ним, как на недостойный прием, отмечая, что в литературной критике Н.Полевой не допускает перехода на личности. Редактор «Вестника Европы», по словам Пушкина, «упрекал издателя «Телеграфа» винным его заводом (пятном ужасным, как известно всему нашему дворянству!), что он неоднократно с упреком повторял г. Полевому, что сей последний купец (другое столь же ужасное обвинение!), и все сие в непристойных, оскорбительных выражениях». Пушкин отмечал далее: «Тут уже мы приняли совершенно сторону г. Полевого. Никто, более нашего, не уважает истинного, родового дворянства, коего существование столь важно в смысле государственном; но в мирной республике наук какое нам дело до гербов и пыльных грамот? Потомок Трувора или Гостомысла, трудолюбивый профессор, честный аудитор и странствующий купец равны перед законами критики». [4; 92]
Выразителем идей романтизма в России стал журнал Н.Полевого «Московский телеграф». Годы издания журнала – несомненно, лучшие в жизни Н.Полевого. «Московский телеграф» за десять лет своего существования, с 1825 года по 1834, приобрел очень важное значение в истории русской литературы, публицистики, критики и журналистики. Основная черта журнала – его всеобъемлемость, это первый энциклопедичный русский журнал, каких еще не было. Его эпиграфом стали слова: «Могу, что хочу. Хочу, что могу» в их латинском начертании, поясняющие многое.
Журнал стоял во главе прогрессивного движения той эпохи, и молодежь зачитывалась «Московским телеграфом». В журнале сотрудничали многие талантливые и знающие молодые ученые, писатели, поэты. Полевой неусыпно следил за всеми новшествами, происходившими на Западе, и журнал немедленно реагировал на это. По замыслам издателя, журнал должен был играть роль посредника в культурном обмене между Россией и Западом. Ни одно примечательное новое явление не оставалось без внимания «Московского телеграфа». Перепечатывались наиболее любопытные статьи из европейских журналов. Например, сам Полевой выступил пропагандистом немецкой философии, переводя труды философов для своего читателя доступным языком, разъясняя сложные моменты. Это также явилось непривычным – философия ранее была прерогативой лишь немногих представителей высшего слоя общества, учившихся в университетах.
Главным, самым важным направлением журнала «Московский телеграф» всегда была непрестанная проповедь прогресса. И это признавали даже самые ярые его противники. Белинский, уже после смерти Полевого, тщательно разложив на чаши весов все положительное и отрицательное в творчестве Николая Алексеевича, отмечал, что чаша весов с положительными заслугами Полевого пред отечеством существенно перевешивает. Белинский говорил, что Полевой «постиг вполне значение журнала как зеркала современности… Без всякого преувеличения можно сказать положительно, что «Московский телеграф» был решительно лучшим журналом в России, от начала журналистики». [5; 687]
Главную же силу и значение «Московского телеграфа» составляла литературная критика, принадлежавшая в значительной степени перу самого Н.А.Полевого. Он опубликовал в журнале более 200 статей и заметок. Критические статьи составляли главную суть журнала и главное его украшение. Фактически, это была «первая русская критика – в настоящем смысле этого слова». [6; 206]
Н.Полевой ко всем явлениям жизни и литературы относился как страстный романтик, романтизм являлся и знаменем его журнала, «Московский телеграф» стал постепенно одним из главных органов романтизма в России и его теоретической базой.
Полевой придерживался основных идей романтизма, «которые заключались, главным образом, в трех следующих положениях: 1) истинный поэт весь предается своему вдохновению и слушается только его голоса; 2) и в самой своей внешней жизни истинный поэт должен быть самобытен и независим от всех условий общественного быта; 3) истинная поэзия должна быть национальна». [6; 206]
Надо сказать, что открытая критика Полевым патриархов русской литературы, в том числе и Карамзина, его «Истории государства российского», постоянные наступления на дворянскую литературу, полемика с литературной аристократией, представлявшаяся издателю «Московского телеграфа» необходимой частью демократизации русской культуры, приводила подчас к культурному нигилизму и даже противоречивости.
И конечно же, попытка Николая Полевого всех писателей и поэтов предыдущего периода, как, впрочем, и своих современников, уложить в прокрустово ложе романтизма не могла быть абсолютно безупречной. Наиболее явно это сказалось на оценке Полевым творчества Пушкина. Если романтические поэмы А.С.Пушкина критик считал верхом творчества, то его более зрелые произведения, роман «Евгений Онегин» и драма «Борис Годунов» остались непонятыми Н. Полевым. Также, как «Мертвые души» Н.В.Гоголя.
Признавая возможность контрастного изображения жизни как соответствующего духу времени, тем не менее, возможность соединения противоположных элементов Полевой допускал только на почве романтизма. Полевой разделял высказывание В.Гюго, о том, что романтизм в поэзии – как либерализм в политике. С этой точки зрения он рассматривал романтизм как средство утверждения нового, демократического, антидворянского искусства. Эстетические проблемы в трактовке Полевого отличаются социально-политическим наполнением. «Московский телеграф», выступая против привилегий правящего сословия, начинает широкую критику дворянской культуры, отстаивает идею всесословной ценности личности. Подтверждение своей программы Полевой показывает и активной публикацией в журнале произведений писателей зарубежной романтической школы, рассматривающих различные социальные проблемы общества.
Для Полевого романтизм, в отличие от дворянского искусства классицизма, прежде всего предстает как искусство нового социального наполнения. Эстетический романтизм сочетается в сознании Полевого с демократическими симпатиями, политическим либерализмом. Отсюда сочувствие к национально-освободительному движению в Латинской Америке, Июльской революции 1830 г. во Франции, близкие отношения связывали писателя с деятелями польского освободительного движения, с поэтом Мицкевичем.
Романтические идеи пронизывали и научные труды Полевого. Склад его характера как преобразователя рисует перед ним задачу реформы русской историографии. В соответствии с западноевропейскими теориями писатель выдвигает фундаментальное требование философского осмысления прошлого, что приведет его к созданию исторических произведений и к «Истории русского народа»…
Пользуясь невиданным успехом у читателей, «Московский телеграф» в то же время становился объектом резких нападок со стороны большинства современных журналистов. Журнал испытывал и все возрастающее цензурное давление. И в 1834 году «Московский телеграф» был закрыт. Но его заслуга в становлении русского романтизма и в знакомстве русского читателя с произведениями зарубежных писателей-романтиков несомненна. Благодаря «Московскому телеграфу» романтизм стал неотъемлемой частью русской литературы, журнал формировал художественные вкусы своих современников.
Романтизм вознес Полевого на высоты творчества, он же стал и своеобразными путами, ограничивающими восприятие действительности.
Полевой исходил из тезиса, что существует якобы извечное противоречие между поэтом и обществом. При этом он не знал, как устранить это противоречие, и капитулировал перед ним. «И мир и поэт – оба правы; общество ошибается, если хочет из поэта сделать своего работника… наряду с другими, поэт равно ошибается, если подумает, что его поэзия дает ему такое же право на место между людьми, какое дает купцу его аршин, чиновнику его канцелярия, придворному его золотой кафтан», - писал Н.Полевой в «Московском телеграфе» (1834, ч. 55, №3). [7; 531-532]
«Нам, нынешним литераторам, не быть долговечными. Таково наше время. Счастлив, кто возьмет у будущего вексель хоть на одну строчку в истории». [8; 503] Эти строки из письма Н.А.Полевого к собрату по перу, декабристу, писателю Бестужеву-Марлинскому, написанного в предрождественский день 1830 года, характеризуют сдержанное и осторожное отношение Полевого к собственному художественному творчеству, к его восприятию и современниками, и потомками. Он написал это еще в относительно благоприятное время, не зная, что ожидает Полевого-идеалиста, романтика после закрытия журнала.
Ему, выдвинувшему фундаментальное требование философского осмысления прошлого, автору многотомной «Истории русского народа», хорошо было известно, как легко кануть в Лету даже некогда всемогущим деятелям и сильным личностям. Не считал он гарантией незабвения в будущем и многочисленные свои литературные труды, переиздания плодов его творчества в течение девятнадцатого века, и популярность у современников, особенно его драматических произведений. Он осознавал, что рядом с восторженными почитателя стоят и те, кто относит его к стану врагов, и не только литературных врагов. Будущее имеет свои законы. Но Николай Алексеевич Полевой настолько неординарная и разносторонняя личность, что ему в истории в любом случае была уготована конечно же далеко не одна строчка. Вклад Полевого в отечественную культуру несомненен. Н.Полевой, по выражению А.Герцена, «заставил» русскую литературу «спуститься с аристократических высот и сделал ее более народной или, по крайней мере, более буржуазной». [9; 216]
Если задаться целью, можно составить целое исследование, приводя мнения о Н.А.Полевом как его сторонников, так и его противников. Он теоретик и практик русского романтизма, и другого такого сочетания в нашей литературе нет. Во многом он напоминал своих героев, Полевому также приходилось продираться сквозь тернии к пониманию, к своей цели.
Полевой не сумел вырваться за границы романтизма, который уже претерпевал изменения, открывая дорогу новому литературному направлению, реализму, продолжал цепко держаться установленного романтизмом принципа: «Мечты поэта не годятся для мира вещественного», они обязательно разобьются в жизненных схватках. Излюбленный конфликт у Полевого, столкновение поэта-мечтателя с прозой жизни характерен не только для его произведений, но и для его жизни. Он как бы заставлял себя соответствовать своим романтическим героям, но в жизни у него была большая семья (жена и девять детей), земные обязанности. И это несоответствие лежало на нем тяжким гнетом, не менее тяжелым, чем закрытие журнала, потеря прежних друзей и соратников. И в жизни, и в творчестве Н.А.Полевой не сумел «преодолеть дуализма романтического взгляда на действительность, не смог диалектически разрешить вопроса о связи индивидуума с обществом» [10; 532].
Но, как жизнь заставляла Полевого идти на компромиссы и превращать свое творчество просто в способ зарабатывания на жизнь, так и литературная действительность заставляла Полевого в его творческой манере время от времени допускать в романтическое повествование реалистические принципы. И все-таки романтизм так и не отпустил Полевого, уже затухая, он своим воздействием потихоньку гасил и творческий, и жизненный потенциал Николая Алексеевича. Ведь, несмотря на немыслимую творческую «плодовитость» (повести, исторические романы, исторические труды, драмы, переводы, авторские и анонимные статьи – им создано огромное количество всевозможных произведений), вместе с гибелью идеальных устремлений постепенно погибал и сам Полевой, погибал, как творческая личность. В письме брату Ксенофонту, в 1844 году Николай Алексеевич признался с горечью: «Замолчать вовремя – дело великое. Мне надлежало замолчать в 1834 году. Вместо писания для насущного хлеба … лучше бы… хоть торговать в мелочной лавке». [11; 537]
И, как в его романтических повестях, смерть стала закономерным финалом. Она наступила, как считал сам Полевой, значительно раньше того последнего февраля 1846 года, когда за бедными дрогами, везущими писателя к последнему приюту, образовалась огромная, небывалая толпа его поклонников, неожиданная для всех, как сторонников, так и недругов.
В дневнике князя Вяземского приводятся слова его друга, заслуженного адмирала: «Адмирал Рикорд говорил о смерти Полевого: лучше бы умерло двадцать человек наших братьев генералов. Государь одним приказом мог бы пополнить убылые места, но назначения таких людей, как Полевой, делаются свыше». [11; 508]
Примечания
1. Полевой П.Н. История русской словесности с древнейших времен до наших дней в 3-х т. СПб., 1900, т. III, с. 206
2. Полевой Н.А. П.П.Свиньину. /Н.А.Полевой. Избранные произведения и письма. / сост., подгот. текста, вступ. Ст., примеч. А.А.Карпова. – Л.: Худож. литер., 1986. с. 494- 495.
3. Полевой Н.А. В.Ф.Одоевскому. / Н.А.Полевой. Избранные произведения и письма. /Сост., подгот. текста, вступ. ст., примеч. А.А.Карпова. – Л.: Худож. литература., 1986. с. 502
4. Пушкин А.С. Отрывок из литературных летописей. Полное собрание сочинений в 10-ти томах, т. VII. – М.: Наука, 1964. с. 92
5. Белинский В.Г. Полное собрание сочинений, т.9, – М.: Изд-во АН СССР, 1955. с. 687
6. Полевой П.Н. Указанное сочинение, т. III, с. 206
7. Русские писатели. Биобиблиографический словарь. Ред. коллегия: Д.С.Лихачев, С.И.Машинский, С.М.Петров, А.И.Ревякин. – М.: Просвещение, 1971. с.531-532
8. Полевой Н.А. В.Ф.Одоевскому.; /Н.А.Полевой. Избранные произведения и письма. Указ. соч., с. 503
9. Герцен А.И. Литература и общественное мнение после 14 декабря 1825 года. Собр. соч. в 30 т. – М.: Изд.-во АН СССР, 1956. Т. VII. с. 216
10. Русские писатели. Указ. сочин., с. 532
11. Полевой Н.А. К.А.Полевому, 1844 г. /Н.А.Полевой. Избранные произведения и письма. Указ. сочин., с. 537
12. Вяземский П.А. Записные книжки. 1813-1848 гг. /АН СССР. Литературные памятники. – М.: Наука; 1963. с. 508