"«Страницы истории российской журналистики: от Николая Полевого до наших дней»" - читать интересную книгу автора (ИГУ, Библиотека им. Полевых, Иркутск)В 1930-х гг. цезура стала выходить на первый план, отодвигая на второй работу журналистов по передаче актуальной и правдивой информации. Показателен в этом отношении Приказ № 47 (от 25.10.1938 г.) , который характеризует работу цензуры: «Исключительно важны и ответственны задачи и обязанности СОВЕТСКОГО ЦЕНЗОРА КАК ПОСТОВОГО партии Ленина-Сталина и Советской власти, ОХРАНЯЮЩЕГО ГОСДАРСТВЕННЫЕ тайны нашей социалистической родины от прямого и косвенного разглашения в печати, радиовещании, публичных докладах и лекциях, ПОСТОВОГО, охраняющего «Самое сильное, самое острое оружие нашей партии – печать» и советское радиовещание от вражеских контрреволюционных извращений»
К радиоцензорам предъявляли ряд особых требований, они должны были обладать «острой большевистской» бдительностью, идейной направленностью, дисциплинированностью, высокой требовательностью к своей работе непримиримостью «ко всякого рода разгильдяйству, расхлябанности, верхоглядству и неряшливости» . Однако отмечалось, что «такие высокие требования нашей партии к цензурной работе еще очень плохо выполняются цензорами нашей области, отсюда многочисленные случаи разглашения государственных тайн, выпуск в свет явно недоброкачественных печатных изданий и материалов местного радиовещания». Постановление ЦК ВКП (б) от 23.04.1932 г. «О перестройке литературно-художественных организаций» поставило задачу подчинить искусство интересам социалистического строительства, бороться за ликвидацию враждебных классов и устранять пережитки капитализма. Это особенно относилось к малым формам и оперетте, поскольку считалось, что в последней особенно много «пошлости и псевдореволюционности» . К этим жанрам органы надзора должны были быть наиболее требовательны и бдительны. Для упрощения контроля все произведения подразделялись на пять категорий: «А» – произведения, которые безусловно рекомендовались к постановке (Софокл, Мольер, Иванов, М. Горький, Н. Островский, И. Тургенев, Сервантес, Гольдони, Н.В. Гоголь, В. Шекспир, А.С. Пушкин, А.К. Толстой, Сухово-Кобылин, Л.Н. Толстой). «Б» – произведения идеологически и художественно выдержанные (П. Мэриме, Афиногенов, М. Булгаков, Г. Ибсен, Б. Шоу, В. Гюго, А.П. Чехов, Ю. Олеша, Шварц, Гауди, Шиллер). «Г» – произведения наиболее подходящие для массовых форм театра (М. Арбузов, Городецкий, Германов, Вознесенский, Готфрид, Лернер, Квасницкий, Гатцев, Шапиро, Е. Яновский.). «В» – произведения неактуальные, слабо разработанные идеологически (Немирович-Данченко, Ростан, Стринберг, Афонин, Леонов, В. Маргерит, Кроптокин, А. Блок, Мартинэ). И пятая группа – запрещенные, к ним относили творчество Замятина, Метерлинка, Мережковского, В.Г. Шершеневича, В.И. Баженова, А.В. Амфитеатрова, П. Вебера, П. Раппопорт, А.П. Гарина, М. Арцыбашева, З. Гиппиус, В. Билибина, Щепкиной-Куперник. Из опер и балетов были запрещены: Алябьев «Лунная ночь», Вагнер «Парсифаль», Галеви «Жидовка», Глинка «Иван Сусанин», Рубинштейн «Потерянный рай», «Моисей», «Христос». Из оперетт к постановке не допускались: Кальман «Лжемаркиз», «Марийка», «Голландочка», «Гусарская любовь», Геркен «Бокаччьо», Штраус О. «Жемчуга Клеопатры», Валентинов «Жрица огня». Произведения категории «В» местные органы контроля могли исключать из репертуара по собственному усмотрению с одновременным оповещением об этом Главрепеткома. Остальные группы они не имели права ни снимать с репертуара, ни запрещать. Радио должно было обеспечить высококачественное культурное обслуживание трудящихся, а для этого подбирать идеологически выдержанный материал. В репертуаре обязательно должны были присутствовать следующие темы: руководящая роль партии Ленина-Сталина, строительство социализма, Красная Армия и защита советских граждан, колхозный труд, борьба с фашизмом. В период проведения выборов в Верховый совет – передачи об избираемых кандидатах. В 1938 г. среди разрешенных и рекомендованных авторов были В.Маяковский, А. Сурков, М. Исаковский, В. Луговский, А. Ульянинский, Д. Арбузов, С. Михалков, В. Квасницкий, И.Ильф и Е. Петров, В. Лебедев-Кумач. Разрешалось использовать произведения зарубежных поэтов и писателей-антифашистов (Р. Альберти, Г. Мдивани, Луиса де Тапиа, В. Родригеса). В музыкальной части приветствовались народные песни и частушки, наиболее часто транслировались песни «Жить стало лучше» (В. Лебедев-Кумач, Л.В. Александров), «Москва» (В. Лебедев-Кумач, Дан. и Дм. Покрасс), «Весенняя первомайская» (А. Сурков, А. Новиков). По радио передавались и классическая музыка (произведения Чайковского, Глинки, Даргомыжского, Римского-Корсакова, Бетховена, Моцарта, Шуберта, Грига). Около 2000 тонфильмов, которые имел в наличии Иркутский радиокомитет, были пересмотрены для обнаружения идеологически опасных записей, однако на проверку было отведено всего 5 дней, поэтому некоторые запрещенные произведения проходили в эфир, что влекло увольнения и репрессии ответственных сотрудников. Кадровая политика в области радиовещания К середине 1930-х гг. усилился режим секретности на всех предприятиях связи. Работники радиостанций (главные инженеры, заведующие силовыми цехами радиостанций), соприкасавшиеся непосредственно с секретными документами, оформлялись через секретные части организаций, которым принадлежали станции, и отделы НКВД после получения разрешения на строительство радиостанции. Им необходимо было подать анкеты, автобиографии и партийные рекомендации с последнего места работы. Весь остальной персонал (инженеры, техники, радиооператоры, радисты и начальники передающих станций) также получали допуск к работе по согласованию с вышеназванными органами, и, кроме перечисленных документов, им было нужно предъявлять и справки о квалификации. В системе МТС обязательному оформлению подлежали только начальники радиокустов. Ответственность за допуск к работе на радиостанциях всех ведомств и наркоматов без соответствующего оформления лежал на руководителях учреждений и предприятий. При заключении трудовых договоров начальники должны были лично проверять каждого работника с деловой и политической точки зрения. В этот же период местные отделы НКВД рассылали по предприятиям связи запросы о вновь принятых или переведенных с других предприятий сотрудников, запрос был стандартным: «Просим предоставить анкету и компрометирующие данные на Ф.И.О. работающего…. » или «Просим предоставить анкету и компрометирующие данные на Ф.И.О., переведенного к вам …. ». Для сохранения режима секретности и усиления трудовой дисциплины все работники, которым давалось право посещать Управление связи вне рабочее время, должны были являться к дежурному вахтеру, который в обязательном порядке проверял документы и регистрировал посетителей в книге явок. Вход в отделы Управления связи во вне рабочее время допускался только при наличии особо данного разрешения от начальника отдела и удостоверения личности. Ряд предприятий отказывался принимать на работу студентов втузов и техникумов связи, объясняя это тем, что студенты не имели допуска к секретной работе. По этой причине практикантам не давали знакомиться с обычными схемами, описаниями, инструкциями и т.п. Из-за этого была сорвана практика студентов Ленинградского института, Свердловского, Ивановского и Московского техникумов связи, поэтому было решено заменить засекречивание подпиской о неразглашении тайн. Постановлением СНК от 28.12.1938 об укреплении трудовой дисциплины начальник жилищного отдела в обязательном порядке давал всем городским предприятиям связи сведения о проживании в домах жилищного управления работников связи. При увольнении сотрудника связи по собственному желанию или за совершенное преступление, сведения об этом в обязательном порядке сообщались начальнику жилищного отдела Управления связи, затем делалась выписка о выселении из предоставленной ему по работе квартиры. Что касается оплаты труда работникам радио в КЗоТе (ст. 47) оговаривалось, что трудовой договор может быть расторгнут нанимателем в случае пребывания нанявшегося под стражей более 2-х месяцев. Согласно постановлениям Пленума Верховного суда СССР от 21.09. 1939 г., зарплата рабочим и служащим, освобожденным из-под стражи за прекращением дела, выплачивалась не более, чем за два месяца, независимо от того, привлекался ли он по обвинению в преступлении связанном или не связанном с его работой. Глушение антисоветских передач Для радиостанций специального назначения штаты комплектовались полностью и в срочном порядке. Еще при монтаже и настройке укомплектованный штат уже должен был быть на месте. Для этого составляли штатное расписание, а работников отрасли в срочном порядке отправляли на обучение в Московский и Куйбышевский техникумы связи. Однако здесь возникли проблемы, большинство работников станций «Экстра» были призывного возраста и должны были вскоре после начала работы уйти служить. Иркутский областной Военный комиссариат отказал техникам в предоставлении отсрочек, что могло повлечь срыв работы объектов, если бы не были приняты меры к закреплению штата и замене призывников, которые составляли почти весь штат объектов. В 1938 г. в Иркутской области станции «Экстра» находились возле Тулуна (объект № 435), Тайшета (объект № 436), Мегета – Суховская станция (объект № 422). Последняя располагалась в 30 км от города и в 9 км от железной дороги, а ее выделенный контрольный пункт в 25-30 км от города. Мощность станции составляла 150 кВт, тогда как тайшетской и тулунской станций - 10 кВт. В июле 1938 г. фашистские радиостанции передавали контрреволюционные передачи ночью, повторяя их не менее двух раз, переходя иногда на другую волну. В ответ Москва, забивая волны противника, давала на этих же частотах антифашистские передачи на итальянском языке, начиная их с Интернационала. Но часто из-за плохого контроля и перестраховки региональные станции, не разобравшись в чем дело, глушили советские передачи. В 1939 г. в адрес особой группы областного управления связи для отдела радиосвязи Иркутска были высланы посылки с новыми грампластинками (90 штук) с сигналами «ПС» и «СЕМ» со специальными записями для забивки антисоветских передач. На шумовую запись были наложены телеграфные сигналы, а подбор частот хорошо заглушал человеческую речь. При наличии двух патефонов, работающих в параллель, обеспечивалось разборчивое чтение сигнала в эфире. Работники радиостанции доносили, когда и какой зарубежный сигнал ими был обнаружен, его продолжительность, а также время и продолжительность глушения волны с помощью своей и иногородних станций. Для отправки отчетов были введены специальные зашифрованные телеграммы «Экстра», в них посредством специального кода докладывались все данные об антисоветских волнах. Так для обозначения продолжительности передачи писали: « столько-то справок». Например, текст донесения: «Противник работал 21 ч. 55 мин. – до 22 ч. 25 мин. - на волне 25,7 м слышен был до начала забивки Р-5, забит нашими передатчиками хорошо, иногородний передатчик с сигналом «РА», работал после окончания антисоветской передачи 15 мин. на волне 30,5 м. слышен был до забивки Р-6, наш передатчик не забивал, забит иногородним передатчиком с сигналом «Ж» хорошо, а передатчик с сигналом «БЖ» работал на длине волны противника» после кодирования выглядел следующим образом: «3155 телеграмм 30 справок простых 37575 слов повторено 35 телеграмм 15 слов зпт служебных 48 056 слов в брак 3 телеграммы исправлено 15 телеграмм заслано 45 телеграмм». В течение длительного времени из-за возникающей путаницы с зашифровкой код дополнялся, в него вносили изменения и новые формулировки. Отчеты за истекшие сутки должны были отправлять в Москву не позднее 3 часов московского времени, а в дни праздников и выборов сразу же после окончания забивки. В списке антисоветских волн были станции 29 стран (Китая, Японии, Голландии, Польши, Швейцарии, Ирана, Греции, Румынии, Венгрии, Испании, Германии, Югославии, Дании, Бельгии, Ватикана и других). Однако были случаи, когда глушение волны отменяли. Так, «забой» радиостанции Братиславы прекратили с 18 ноября 1939 г., поскольку содержание ее передач посчитали неантисоветским. На этой волне говорилось о словацкой внутренней политике, патриотизме, международном положении, в частности о войне в Западной Европе, но о ситуации в Финляндии не упоминалось. В Иркутске забивка шла на радиостанции им. Дзержинского (Р.В.14) на длинных и коротких волнах, станция проводила глушение на волне 1650 м, Ее телеграфный диапазон составлял от 1500 до 2500 м, телефонный - от 1000 до 3000 м. В ходе работы в помещении перебивочных станций не могли находиться посторонние лица (дизелисты, электрики и другие), которые не должны были знать о содержании работ, в их присутствии не допускались разговоры дежурного аппаратных и дежурного персонала контрольно-корректирующих пунктов, поскольку это ввело к рассекречиванию. В период сеанса забивки в зал аппаратной передатчика, контрольно-корректирующего пункта и приемного пункта, к работе не допускались другие лица, кроме дежурного работника, утвержденного органами НКВД, также войска НКВД охраняли само здание радиостанции. Объем работы перебивочных станций возрастал в дни советских праздников и выборов. Так с 5 по 8 ноября 1939 г. в день выборов в местные органы Советов депутатов и 22-ую годовщину Октябрьской революции дежурства велись круглосуточно, за эфиром тщательно следили на длинных и коротких волнах. В целях очищения эфира широковещанию давались указания всем ведомствам опечатать в эти дни радиоприемники, кроме передатчиков, которые обеспечивали глушение «опасных» волн. Шинкарева А.П., старший преподаватель кафедры теории и практики журналистики ИГУ ПРОБЛЕМА СОВМЕСТИМОСТИ ДВУХ НАЧАЛ В СУДЬБЕ И ТВОРЧЕСТВЕ НИКОЛАЯ ПОЛЕВОГО Николай Алексеевич - представитель того просвещенного российского купечества, которое практически не нашло широкого отражения в русской литературе. В сознании российского читателя XX в. прочно укрепится другой образ русского купца, созданный в свое время драматургией А.Н.Островского. А стереотипы, как известно, живучи. Хотя одна лишь Сибирь дает нам немало примеров того, что благодаря воспитанию и образованию детей во многих купеческих семьях сознательно, целенаправленно, с детства предопределялась их будущая социальную активность и место в обществе, связанное не только с коммерческой деятельностью. Н.Полевой отмечал, что не помнил себя неграмотным. В обстановке, когда его отец в далеком Иркутске выписывал все журналы и все книжные новинки и свободное от купеческих дел время посвящал чтению и воспитанию детей, феномен семьи Полевых находит простое объяснение. В доме установился культ книги, страстными книгочеями были и отец, и мать, такими же вырастали и дети. Эта купеческая поросль, старшие дети Алексея Евсеевича Полевого, дочь Екатерина и сыновья Николай и Ксенофонт, были запрограммированы на литературную деятельность, несмотря на то, что отец все-таки непременно желал видеть наследников продолжателями своего дела. (Например, в двенадцать лет Николай Полевой уже разъезжал по Иркутску, выполняя коммерческие поручения отца). |
|
|