"Сударь-кот" - читать интересную книгу автора (Сергей Дурылин)

— У себя в приходе, — отвечала мать, оглядывая куски шелкового то-вару, лежавшие на полках: белые, голубые, розовые, синие, фиолетовые, оранжевые, черные, желтые края их нежно вырисовывались в тускловатом освещении "лавки".
— Я так и предполагал-с. В монастыре преосвященный владыко Нафа- наил служат.
— Я всегда в приходе обедню стою, а к тетушке на молебен.
— Потрафите в самый раз. Преосвященный в служении медлителен и служит истово и благолепно: в первом часу, не ранее, полагаю, обедня отой-дет. Облачения крестовые: золотые кресты по лиловому бархату. Бархат в черни .
— Я что-то не упомню его. Должно быть, не бывала на его служении. Давно он у нас?
— Менее года, как на покой присланы, в Вышатьев монастырь, что в десяти верстах от города. Постники, вина никакого; никогда не ужинают, но рыбу очень любят-с, красную-с. Были на Крайнем Севере, а прежде викари¬ем в Привислянском крае-с. Магистр богословия.
Анисим Прохорович так же тщательно, как название праздника, выво¬дил географические названия.
Он был одинок, жил с старушкой — двоюродной сестрой, и читал "Мос-ковские ведомости". На столе у него лежал крестный календарь и "Список архиереев". Он больше ведал продажей парчи. Покупщиков — церковных старост, архиерейских экономов, кафедральных протоиереев — он уводил в особую темную дощатую комнату с зелеными шелковыми занавесками, где всегда горела лампа, усаживал в кресло и говорил:
— У меня рост архиерейский. Наш духовный портной, по моему росту, многие облачения уже шил, на мне и примеривал, потому что на человеке пожилом это пристойнее, чем на бездушном манекене. Вы не сомневайтесь. Парча эта не тяжела, златовидна и умилительных тонов. В западном крае были случаи обращения униатов после служения владыки Пахомия в кафе-дральном соборе в облачении из вышереченной парчи. Благолепие, изволите знать, много способствует возвышению религии. В "Московских ведомостях" была корреспонденция.
Солидные покупщики любили покупать у Анисима Прохоровича, и если парча покупалась для какого-нибудь городского прихода или монастыря, он всегда приходил на первое служение, при котором облачались в облачение из новой парчи, и по окончании службы, умиленный и растроганный, под¬ходил к протоиерею или эконому, брал благословение и, почтительно улыба¬ясь, говорил:
— Ну, вот видите, ваше высокоблагословение, — был ли я прав, когда смел предлагать Вашему высокоблагословению подобную парчу?
— А что, — спрашивал протоиерей, — разве величественно было?
— Небеси подобное украшение, — отвечал Анисим Прохорович и, вновь взяв благословение, откланивался.
Он был любитель и художник парчового дела.
Про парчу, — осторожно и медленно разворачивая тяжелую, блестящую золотом, пышную ткань, — он говаривал: "Это — для Бога. Царь царём"; про шелк говаривал: "Это — одеяние князей земных", и раскидывал перед покупателем, холеными руками своими, кусок шелковой материи быстрее, небрежнее и вольнее, чем парчу; а шерстяные товары сам никогда не пока-зывал — и шерстяные и бумажные ткани определял: "Это — одеяние от на- готы-с, не более того: наги, по грехам нашим, родимся и получаем бренное прикрытие. Не красоте, а наготе-с". А шелк, и еще более парча — это бы¬ла для него красота, ради которой он берег и свои руки, — и с усмешкой го-варивал про себя: "Я белоручка-с: ни к чему не прикасаюсь".
Решив, что разговор с матерью достаточно веден так, что приличество-вало началу, Анисим Прохорович осведомлялся:
— А чем, сударыня, можем служить? Время — деньги, говорят англи-чане, хоть мы в том, русские, им и не верим: у нас деньги особо, а время — особо.
— Вот что надо, Анисим Прохорыч: задала мне тетушка задачу — подо-брать ей шелковой материи, желтого цвету, все оттенки: канареечного, па-левого, лимонного. Какие только есть...
— Можем служить, — отвечал Анисим Прохорыч, — а количество-то, по всему вероятно, требуется не малое: по десяти аршин цвета, — и правая бровь, седая и чуть подстриженная, опустилась у него слегка над глазом.
Мать улыбнулась:
— Вы знаете тетушку. Пелену шьет к Федоровской. Надо по лоскутку каждого цвета.
— То-то я и говорю: количество не малое: наберем ли? — и Анисим Прохорович приподнял бровь и покачал головою. Я засмеялся, забежав за прилавок. Он повернул ко мне голову и повторил: "Наберем ли, молодой хо-зяин? а? товару-то больно много требуется!" — и тут же, другим голосом, приказал:
— Иван Никифоров, достань-ка образцы. Есть там желтые.
Молодой приказчик кинулся искать, но, порывшись в картонах, принес
только два-три отрывка образцов желтой шелковой материи со словами:
— Больше нету-с желтой.
Анисим Прохорович нахмурил брови.
— А у нас палевые были — фай-франсе и саржа — и канареечные — фуляр?
— Где-с?
Анисим Прохорович встал со стула, повернулся к нам спиной, крикнул сердито с раздражением:
— Ты сыщи, а я укажу! — опять присел на стул около мамы и, пока¬чав головой, молвил сокрушенно, как будто и не кричал только что:
— Дивлюсь я, сударыня: мы, старые люди, на рубли помним, а у моло¬дых людей — на полушку памяти не хватает! Отчего это?
Мать ничего не ответила, а протянула ему кусок желтого атласу:
— Вот такого бы цвету еще кусочек, Анисим Прохорович.
— Все это возможно, все это возможно, — отвечал он с тем же сокру-шением в голосе.
Принесли еще отрезков, и мать отобрала из них целый подбор кусков желтого шелку всех оттенков. Я тоже выпросил для своей игрушечной лав¬ки лоскут желтого атласу.
— Смею спросить, сударыня, — заговорил старший приказчик. — Мать Иринея какой узор шьют?
— Розан.
— Ну, тогда вам и зеленого канаусу* надлежит взять — на шипы-с и на листья.
— Тетушка не просила.
— А мы их не послушаем да присовокупим. Убытку не будет. А моло¬дой хозяин перечить не станет.
Он погладил меня по голове.
Мама хватилась брата.
— Сережа, сбегай, посмотри, где Вася.
Я уже знал, где Вася: он был в подвале, под лавкой, где стояли ящики, пустые и с товаром, валялись огромные круги с бечевкой, пачки картону, це¬лые головы рогож. Мальчики и артельщики паковали товар.
Горела подвешенная под потолком лампа. Брат сидел на ящике и пил чай с обколотого блюдечка, в которое ему наливал из огромного белого трак-тирного чайника краснощекий Филя, городской мальчик, лет четырнадцати, живший, как и все мальчики, у нас в доме, в "молодцовской". Здесь брат был общий любимец. Все его величали: Василий Николаевич. Василий Ни-колаевич, сидя на ящике, устланном белой бумагой, раздавал направо и на-лево заказы: нужно было, пользуясь кратким пребыванием в подвале, заго-товить для дому, для военных и строительных нужд, новые запасы веревок, картону, олову от пломб и товара, бумаги, мочалок и др<угих> припасов для вооружения оловянных солдатиков, для постройки крепости и сооружения великолепных воздушных змеев с трещотками. Весь нужный материал был уже обозрен и отобран братом. Мальчик увязывал все это, а Филя, поя бра¬та чаем, беседовал с ним. Брат говорил ему:
— У бабушки будет сегодня генерал, — а артельщик Иван Семеныч, па-куя ящик, возражал:
— У монахинь не бывают генералы, Василий Николаевич.
— Бывают, — отвечал брат, — но без оружия. Бабушка важная. Гене¬рал поздравит — и уедет. Больше ничего.
— А я, Василий Николаевич, читал про "белого генерала", — сообща¬ет брату потихоньку Филя, — у нас тут книжка есть.