"Лейтенант Рэймидж" - читать интересную книгу автора (Поуп Дадли)

Глава 7

— Комманданте! Комманданте! — кто-то тряс Рэймиджа. Почти тут же, благодаря выработавшейся за многие годы привычке и тревогам последних дней, тот уже совершенно проснулся. Рядом завозился Джексон. Лейтенанту потребовалось какое-то время, чтобы осознать, где он находится, но вскоре очертания маленькой комнаты приобрели необходимую четкость. По стенам метались странные тени, так как огонек свечи в руке у Нино слегка трепетал.

— А, Нино! Все в порядке?

— Нет, комманданте. По крайней мере, не совсем.

— Что случилось?

— Нам нужно уходить отсюда.

— Почему? Приближаются французы?

— Нет, комманданте, но для нас будет удобнее поговорить в другом месте.

— Куда мы идем?

— Здесь недалеко.

Ловушка? Подумав, Рэймидж, пришел к мнению, что нет, потому что итальянцу проще было бы привести с собой французских солдат и захватить их спящими. Выбора нет: надо идти с Нино. Возможно, он приведет его к беглецам…

Они с Джексоном последовали за братьями по тропе, которая, насколько Рэймидж мог судить по расположению звезд, шла вдоль побережья. Минут через пятнадцать он смог рассмотреть через прогал в кустарниках, что буквально в нескольких ярдах справа от них находится берег озера Бурано, а впереди видна Башня. Рэймидж незаметно сунул метательный нож в рукав рукояткой вперед.

Луна переместилась настолько, что ближайший к ним фас Башни погрузился в густую тень. Зрелище было настолько мрачным, что Рэймидж не смог подавить приступ дрожи. Вскоре они оказались совсем рядом с Башней. Интересно, зачем сделан этот уклон стен: до бойниц они заваливаются внутрь, а потом опять выступают наружу. Приблизившись к стене, Рэймидж понял зачем: отверстия, проделанные под амбразурами, невидимые, пока не подойдешь вплотную, позволяли защитникам стрелять почти отвесно вниз, в то время как сами они находились под защитой парапета.

Входом служила дверь, расположенная на северной стороне на высоте почти половины Башни. Однако ведущие к ней каменные ступени не позволяли до нее добраться — между последней ступенькой и стеной зиял провал шириной футов в восемь. Через него была переброшена временная деревянная платформа, заменявшая подъемный мост. В случае опасности обороняющимся достаточно всего лишь убрать платформу, и никто не сможет попасть внутрь.

Начав карабкаться по ступеням, лейтенант увидел, что оба брата ждут его наверху. Нужно идти вперед. Деревянная платформа заскрипела у него под ногами — ему пришла в голову мысль, что этот звук может послужить предупреждением в случае появления незваных гостей.

— Только после вас, — сказал он Нино, стремясь скрыть свои опасения под маской вежливости.

— Конечно, комманданте, — ответил итальянец, видимо, догадываясь о мотивах Рэймиджа. — Подождите, сейчас я зажгу свечу.

Едва замерцал огонек, Рэймидж вошел внутрь. Зала, похожая на пещеру, оказалась огромной, занимая все внутреннее пространство по периметру Башни. От сводчатого потолка их отделяло не менее двадцати футов. Рэймидж огляделся в поисках ведущей наверх лестницы, но ее не было: лишь только слева от него в стене, той, что выходит на озеро, виднелась небольшая дверца. Возможно, за ней и находилась лестница: если так, то внутри кладки должна быть полость.

Нино поставил свечу на небольшой столик, составлявший, наряду со стулом, единственную мебель в комнате. Слева от входной двери Рэймидж заметил большой камин. Он подошел к нему: в очаге лежала кучка углей, но судя по паутине, опутывавшей его, словно миниатюрные рыболовецкие сети, камином не пользовались уже давно.

— Итак, Нино?

— Я уже сказал, комманданте, что есть определенные трудности. Я о том сообщении, комманданте. По чистой случайности я встретился с персоной, которая разбирается в алебастре, но ей ничего неизвестно о маленьком мальчике и Данте. Эта персона ждет друзей, комманданте, но она обеспокоена.

Рэймидж подметил, что итальянец старательно избегает указаний на то, является эта персона мужчиной или женщиной. Что же, прошло немало лет, и ничего удивительного, если из памяти маркизы ди Вольтерра истерлись воспоминания о нем и его Данте. Но она должна помнить его мать. Не исключено, конечно, что по причине преклонного возраста память стала изменять маркизе. Ей сейчас должно быть уже… да, лет семьдесят. Внезапно ему пришла в голову мысль.

— А эта дама, разбирающаяся в алебастре, она ведь весьма пожилая, так ведь, Нино?

Глаза Нино приняли удивленное выражение.

— Нет, не пожилая, совсем напротив! — воскликнул он. Похоже, у него возникла какая-то идея.

Значит вышеупомянутая персона все-таки женщина, подумал Рэймидж, и она очень молода. Это должно означать, что старая маркиза умерла, и речь идет о ее дочери. Верно. Как ее звали — Джина? Нет — Джанна, точно. Она была младше его самого, симпатичная, насколько он мог припомнить, но импульсивная, непредсказуемая и слишком самостоятельная для ребенка ее возраста. Кажется, именно отсутствие у старой маркизы сына служило причиной огорчения для всего ее семейства. Так или иначе, девчонка должна была унаследовать титул и обширные владения. Да, если она не сильно изменилась с тех пор, то ее будущему мужу не позавидуешь!

— Нино, возможно, та пожилая дама, о которой я вел речь, умерла, и ее место заняла ее дочь. Я не вполне уверен.

— Комманданте, назовите имя этой дамы, и ваше имя, в противном случае мы не сможем помочь вам.

Рэймидж заколебался. Обстановка в похожей на пещеру комнате сделалась напряженной: беспокойство, казалось, излучало все — оба брата, темные углы, едва освещенные своды потолка. Итальянцы стояли возле стола, не отрывая глаз от Рэймиджа. Джексон, разглядывавший дверцу, ведущую, по всей видимости, к лестнице, услышал угрожающую нотку, прозвучавшую в их голосах, и хотя не мог понять, о чем идет речь, медленно повернулся и посмотрел на них.

— У нас проблемы, сэр?

— Думаю, нет.

Рэймидж посмотрел Нино прямо в глаза.

— Я с охотой назову вам свое имя, потому что это ничего не изменит, однако, — он пытался подыскать достаточно сильное выражение, — да покарает вас на этом самом месте Мадонна, если вы когда-нибудь разгласите имя дамы. Это маркиза ди Вольтерра.

— О! — в голосе Нино слышалось облегчение.

Маленькая дверца скрипнула и распахнулась. Джексон метнулся в сторону. Сквозняк заставил пламя свечи затрепетать, и комната на несколько мгновений почти погрузилась во тьму, скрывая происходившую в ней кутерьму. Когда пламя выровнялось, Рэймидж увидел перед собой фигуру, почти целиком сокрытую черным длинным одеянием с капюшоном на голове.

Лейтенант не мог в точности припомнить то, что произошло дальше: в ту же секунду Джексон каким-то кошачьим движением шмыгнул за спину закутанной фигуре, уперев острие кортика прямо между лопаток неизвестного, а ногой захлопнул дверь. Рэймиджа поразило, что в сравнении с Джексоном незнакомец выглядел совершенно миниатюрным.

Из под полы длинного одеяния высунулась рука — маленькая ручка, заметил он, держащая пистолет. Вороненый стальной ствол, тускло поблескивающий в свете свечи, оказался направленным прямо ему в живот. Взведенный курок готов был опуститься в любую секунду. Оторвав взгляд от дула, которое в тот момент показалось ему не уступающим калибром орудию, Рэймидж попытался разглядеть лицо незнакомца, но оно было неразличимо в тени, отбрасываемой капюшоном. Он перевел взгляд на свечу, оценивая расстояние до нее, и тут фигура заговорила:

— Если джентльмен за моей спиной не опустит нож, я буду вынуждена воспользоваться пистолетом.

Сказано было по-английски, хотя и с резким акцентом. Голос был тихим, но твердым, и принадлежал, без всякого сомнения, молодой девушке. От облегчения Рэймидж засмеялся и вовремя удержался от того, чтобы махнуть Джексону: одно его резкое движение могло побудить девушку спустить курок.

— Убери кортик, Джексон.

Американец в смущении спрятал руку с оружием за спину. Братья не поняли его слов, но проследив за движением Джексона, и услышав смех Рэймиджа, заулыбались. Не то чтобы они видели нечто смешное в этой ситуации, но присущая простому народу мудрость, несравнимая по силе и глубине с инстинктами более образованных людей, подсказывала им, что только маньяки убивают, заливаясь смехом.

Девушка в черном одеянии сделала, тем временем, несколько шагов в сторону, чтобы Джексон не находился больше у нее за спиной, и приказала обоим братьям отойти в сторону, что они мгновенно исполнили. Убрала их с линии огня, отметил Рэймидж, потому что пистолет по-прежнему был нацелен ему в живот.

— Прикажите своему приятелю встать рядом с вами, — произнесла она.

— Подойди сюда, Джексон.

Рэймидж испытывал неприятную уверенность, что девушка не только умеет обращаться с пистолетом, но и в случае необходимости без колебаний пустит его в ход. Но что здесь не так? На секунду ему показалось, что это и есть маркиза, но теперь…Он слегка повел предплечьем, чтобы убедиться, в том, что метательный нож легко движется в рукаве, и мысленно поблагодарил себя за то, что догадался переложить его сюда из чехла на ботинке.

Нет сомнения, что она подслушивала за дверью, и вошла, как только было упомянуто имя маркизы. Зачем в таком случае пистолет? Может ее испугало неожиданное движение Джексона? И где остальные? Стоят за дверью и ждут? А вдруг они войдут и девушка, не выдержав, нажмет по неосторожности на курок?

— Ну так что значат, — поинтересовалась девушка ледяным тоном, — эти намеки на алебастр и «L'amor che muove il sole»?

— Позвольте мне представиться: Николас Рэймидж, лейтенант Королевского военно-морского флота. — Он решил пойти на риск и продолжил, — примите мои соболезнования в связи со смертью вашей матери, мадам. Она была одной из самых близких подруг моей матушки. Мое сообщение было адресовано ей — эта строка из Данте была у нее одной из любимых — она часто цитировала ее мне, когда я был еще мальчиком, и поэтому был уверен, что маркиза вспомнила бы меня, услышав эти стихи. Мне казалось, что лучше не называть никаких имен…

— И кто же была ваша мать, сэр?

Тон по прежнему был ледяным: она не относилась к тем девицам, которые в ярости бросаются на слугу, пролившего каплю вина, ей свойственно было отдавать приказы и добиваться их исполнения. Это не удивительно, если учесть, что маркиза является главой такого могущественного рода. Но почему она не помнит его? И тут ему пришло в голову, что ей раньше никогда не приходилось слышать его фамилию, так как отец унаследовал титул лорда Блейзи задолго до того, как они приехали в Италию.

— Моя мать — леди Блейзи. Отец — адмирал лорд Блейзи. Возможно вы припомните их сына, которого звали Нико?

Пистолет исчез в складках плаща. Свободной рукой девушка откинула капюшон и встряхнула головой, чтобы поправить прическу. Они были иссиня-черными, как вороново крыло, и блестящими. Потом она посмотрела на него.

У Рэймиджа вдруг перехватило дыхание и голова пошла кругом. Боже, как она была прекрасна! Не той красотой безжизненных портретов, висящих на стене, а красотой, в которой отражалась сила характера, решительность, уверенность и смелость. Это была женщина, которая осознает свою красоту и привыкла к повиновению.

Даже при свете свечи он мог разглядеть ее точеные черты: высокие скулы, большие, широко поставленные глаза, маленький, с легкой горбинкой нос. Рот, пожалуй, немножко великоват, а губы — буквально на гран полнее, чем предписывает классический канон. Выглядело это так, будто замысел скульптора предусматривал изваять богиню, олицетворяющую чувственность. Да! Если не брать в расчет нос, она вполне могла бы послужить моделью великолепной скульптуры Гиберти «Сотворение Евы», которую он видел в Сиене, нет — во Флоренции, у восточных ворот Баптистерия. Интересно, а у нее такое же стройное, крепкое тело, небольшие выпирающие груди, точеные плечи, плоский живот и округлые бедра как у обнаженной Евы? Лицо ее было несколько полнее и чувственнее, чем у той статуи. Рэймидж перевел взор на ее грудь, но накидка … Это все равно, как если бы ее завернули в кокон.

— Какая удача, что я не застрелила вас, лейтенант Рэймидж, — спокойно произнесла она.

«Богиня! — подумал Рэймидж, стремительно возвращаясь с небес на землю, — Диана-Охотница, пожалуй, отнюдь не принадлежащая к миролюбивым существам». Но она прекрасно владела собой и соображала быстро: он заметил, что прежде чем обратиться к нему «лейтенант» маркиза на мгновение задумалась: ей было известно, что как отпрыску графа ему может принадлежать если не настоящий титул, то хотя бы «титул учтивости».[17] И хотя, представляясь, он не употребил его, ей не хотелось допустить ошибки при обращении к нему.

— Это удача вдвойне, — ответил он, — поскольку мой человек готов был вонзить вам в спину кортик.

— Отлично, лейтенант, — заявила она, давая понять, что с формальностями покончено. — Этот человек, — указала маркиза на Нино, — приведет остальных, и мы отправимся в Англию на вашем корабле.

Импульсивный и самостоятельный ребенок, она ничуть не изменилась, став женщиной! Рэймидж почувствовал, что если намерен избежать превращения нескольких следующих дней в сплошную муку, ему стоит перехватить инициативу.

— Мадам, прежде чем отправиться в путь, нам стоит обсудить кое-какие детали.

— Хорошо, только будьте кратки, поскольку мы и так уже вас заждались. Вы опоздали.

Ее тон был настолько покровительственным, что Рэймидж почувствовал, как в нем закипает ярость. Теперь, подумал он, самый подходящий момент, чтобы укоротить эту девчонку до приемлемых пропорций. Он указал на стул, стоящий рядом со столом:

— Прошу вас, присядьте. Повторюсь: мне нужно кое-что объяснить вам.

Он ждал: она подобрала накидку, положила на колени пистолет, так небрежно, словно это был веер из павлиньих перьев, потом холодно посмотрела на него. Так смотрят на докучливого слугу. Рэймидж заговорил. Горечь, звучащая в голосе, удивила его самого.

— Мадам, ради того, чтобы я смог прибыть сюда сегодня, пусть даже с опозданием, как вы изволили заметить, более пятидесяти из моих людей были убиты, еще пятьдесят ранены и попали в плен к французам, а еще пятьдесят с небольшим надрываются сейчас на веслах в надежде достичь Корсики…

— Неужели? — голос ее звучал холодно, вежливо и без всякой интонации. Можно было подумать, что она слушает доклад повара о меню на день.

— Еще более пустячным является факт, что мне пришлось сдать врагу один из кораблей флота его величества.

— Вряд ли вас стоит за это винить — вы ведь так молоды. Вашему адмиралу не стоило доверять юноше командование кораблем.

Ему пришлось собраться, поскольку, судя по всем признакам, приближался один из приступов слепого гнева: он часто заморгал, начал потирать шрам на лбу и поймал себя на том, что однажды едва не скартавил.

— На самом деле адмирал поставил надо мной трех старших офицеров, но все они погибли. Без всякого сомнения, столько потерянных жизней покажутся ему незначительной ценой в уплату за вашу безопасность. Я привожу все эти малозначащие детали с единственной целью: объяснить причины моего опоздания, а также того, почему вы и ваши друзья не сможете отправиться прямиком в Англию.

Девушка опустила голову, слегка отвернувшись от свечи, так что лицо ее оказалось в тени. Рэймидж поймал себя на мысли, что маркиза вовсе не такая, какой показалась ему на первый взгляд — на самом деле она миниатюрная, даже хрупкая, и гнев его рассеялся, словно замирающее в долине эхо. За внешним спокойствием крылись молодость и страх, и ему стало стыдно за свою несдержанность.

— Могу я поинтересоваться, почему остальные не пришли с вами?

— В этом не было необходимости. Крестьянин убедился, что вы не француз, но сообщение наводило на подозрения. Мы решили, что вы пытаетесь таким образом дать кому-то из нас понять, что встречались с ним прежде. Естественно, что «алебастр» подразумевал рудники в Вольтерре, или семью ди Вольтерра. Но я никак не могла припомнить маленького мальчика и строку из Данте.

— Почему же тогда пришли вы, а не кто-то из мужчин?

— Потому что в этом замешан род ди Вольтерра, — нетерпеливо сказала она, — как только я услышала ваш разговор с Нино, я поняла, что вам ничего не известно о смерти моей матери. И тут этот человек, — она указала на Джексона, — набросился на меня.

— Вы не боялись попасть в ловушку?

— Нет, я доверяю мнению Нино, — его семья служит нам в течение многих поколений, а кругом, — взмахнула она рукой, — простирается моя земля. Так или иначе, вряд ли вам удалось бы поймать меня, поскольку перед тем, как пойти к нам, Нино обыскал все окрестности.

— Но он не сумел найти моих людей!

— Как же, нашел! Ваша лодка спрятана в камышах, а часовой расположился наверху, на вершине дюны. Кстати, он спал, как и остальные пятеро в шлюпке.

Рэймидж посмотрел на Джексона, который явно взял на заметку необходимость разобраться с часовым, и, судя по выражению его лица, не прочь был бы разобраться и с девушкой тоже.

— Если вы не думали, что это ловушка прежде, то теперь, я надеюсь, вы доверяете мне?

Она улыбнулась, словно протягивая масличную ветвь мира, и весело сказала:

— Доверяю. Надеюсь, что и мои спутники тоже поверят вам. Эти люди привыкли к дворцовым интригам, они с трудом допускают мысль, что можно кому-то верить, даже друг другу.

— Однако у них нет выбора, и им придется довериться мне. Более того, они должны будут подчиняться моим приказам, — жестко сказал он, стремясь изначально поставить свой авторитет вне всякого сомнения. Чтобы прервать последовавшую за его заявлением напряженную паузу, он добавил, — мадам, я очень устал, поэтому, надеюсь, вы простите мою несдержанность, и то что я вел себя немного aspro. Мне лишь хочется, чтобы вы поняли: приказ предписывает обеспечить вашу безопасность, и я намерен выполнить его любой ценой.

Тон девушки, чья масличная ветвь оказалась отброшенной в сторону, снова сделался ледяным:

— Вы сдали свой корабль. Что же вы намерены делать, имея в распоряжении только маленькую шлюпку?

— Если вы и ваши товарищи забудете про существование слуг и комфортабельных кают, то мы можем рассчитывать встретить корабль близ Джильо, или, если такого не произойдет, отправиться в Бастию. Хлеба и воды у нас достаточно. Под хлебом я понимаю корабельные сухари, нечто вроде жестких галет. Шлюпка будет переполнена — сможете ли вы объяснить это вашим друзьям?

— Не исключено, что нас может заметить и захватить в плен французский корабль?

— Такой риск существует, но он не слишком велик.

— Но все же он есть, — это прозвучало не как вопрос, а как констатация факта.

— Безусловно, мадам. Также есть риск попасть в шторм. Эти опасности вполне сопоставимы с тем, что вы можете попасть в руки людей Бонапарта, если останетесь здесь. Так что если вы и ваши друзья не возражаете против путешествия в шлюпке, я к вашим услугам, — добавил он, не сумев удержаться от нотки высокомерия, прозвучавшей в его голосе.

— А если нет? Если им не понравится идея отправляться в долгий вояж на крохотной лодчонке?

Об этом в приказах ничего не говорилось, если не считать того, что замечание адмирала об исключительной значимости этих людей подразумевало и такой пункт.

— В таком случае могу предложить лишь одно: вы остаетесь здесь, а я постараюсь найти корабль, который заберет вас позже. Но я не могу ничего обещать.

— Я разъясню ситуацию моим друзьям, — сказала маркиза. Покровительственные нотки совершенно исчезли из ее голоса, но самоуверенность осталась. — Когда вы планируете отплыть?

— Завтра вечером, как только стемнеет. Правильнее сказать сегодня вечером — сейчас уже далеко за полночь. Кстати, известно вам что-нибудь о находящихся поблизости французских войсках?

— Очень немногое. Немногочисленные кавалерийские отряды патрулируют Аврелиеву дорогу, некоторые обыскивают в поисках нас деревни.

— А что до политической ситуации?

— Великий герцог Тосканы, прямо скажем, человек слабовольный, и вам, скорее всего известно, что с его попустительства Бонапарт 27 июня захватил Леггорн. Поговаривают, что некие корсиканцы организовывают восстание против англичан на Корсике: Бонапарт созывает добровольцев. Полагаю, что с тех пор, как Корсика оказалась под британским протекторатом, этому Бонапарту не дает покоя мысль, что он фактически стал британским подданным, — едко заметила она. — Его могут повесить как изменника, если поймают, конечно.

Рэймиджа позабавило, с какой презрительностью она говорит об «этом Бонапарте». А «этот Бонапарт», тем временем, совершил невозможное, перейдя вместе с армией через Альпы, и захватив, одно за другим, все итальянские государства, словно садовник, подбирающий свалившиеся на землю переспелые плоды.

— В остальном, — продолжала маркиза, — ходят слухи, что австрийцы разбили французов в двух сражениях: при Лонато, и где-то еще, я не помню названия. И что папа приостановил действие подписанного им с Бонапартом перемирия.

— А что до Эльбы?

— Не знаю. Французы планировали захватить ее после Леггорна — остров ведь совсем близко от побережья. Ах, да, забыла сказать: испанцы заключили союз с Францией.

— Вы подразумеваете, что они объявили Англии войну? — воскликнул Рэймидж.

— Не могу сказать, — пожала она плечами, — но думаю, что так.

Рэймидж позавидовал ее безмятежности: если Испания поддержит французов, это означает, что королевский флот окажется на Средиземном море в отчаянном меньшинстве, и адмиралу уже сейчас наверняка приходится преодолевать серьезные трудности… Да и полномасштабная революция на Корсике без сомнения приведет к тому, что англичанам придется уйти оттуда, ведь войск на острове очень мало. Оккупация Эльбы лишит флот еще одной базы. А если испанский флот соединится с французским… Да уж, тогда битв и потерь будет достаточно, чтобы любой младший лейтенант стал реестровым капитаном еще до конца этой войны, подумал он с мрачной иронией.

Рэймидж поймал себя на том, что постукивает по ладони метательным ножом: видимо, увлекшись разговором, он, сам того не замечая, вытащил его из рукава.

— Вы всегда держите нож в рукаве? — поинтересовалась маркиза.

— Да, — нехотя сказал он, — постоянно. Как любой стоящий картежник.

— Хотите сказать, что любите обманывать?

На фоне маленькой двери в его воображении возник вдруг ее силуэт. Не осознавая, что делает, лейтенант вскинул руку над головой, а затем резко опустил ее. В воздухе свернуло лезвие ножа, потом он глухо вонзился в дверь, продолжая раскачиваться еще несколько секунд.

— Нет, — сказал Рэймидж, направляясь к двери, чтобы забрать нож, — не обманывать — просто выигрывать. Слишком многие короли, политики и придворные считали эту войну всего лишь карточной игрой, и обнаружили свою ошибку только когда неотесанный артиллерийский офицер с Корсики перевалил через Альпы и побил все их козыри.

— По вашему, мы тут, в Тоскане, играем в карты?

— Мадам, не могли бы мы продолжить нашу дискуссию в иное время?

— Разумеется. Мне просто хотелось знать, действительно ли вы любите обманывать. Ну так что, — продолжила она, беря пистолет и поднимаясь со стула, — встречаемся здесь сегодня вечером?

— Нет, если вы придете прямо к шлюпке, это позволит нам сберечь время. Нино проводит вас. Захватите с собой воду и продукты, если возможно. Но никакой клади или слуг!

— Почему?

— Прислуга ничем не рискует, оставшись здесь, в то время как их размещение в шлюпке требует места. А его у нас нет.

— Но деньги, драгоценности?

— Извольте, но в пределах разумного. Итак, мадам, вы должны подойти к шлюпке к девяти часам — после заката у вас будет полчаса, чтобы добраться до места. Далеко находится ваше укрытие?

— У…

— Нет, не называйте точное место: чем меньше мы знаем, тем меньше расскажем, если попадем в плен. Укажите только направление и время, необходимое, чтобы добраться до шлюпки.

— Направление на Монте-Капальбио. А времени нам потребуется самое большее полчаса.

— Превосходно. В таком случае, встречаемся у шлюпки в девять часов.

— Хорошо. Днем я пришлю Нино, чтобы сообщить вам решение моих компаньонов. Один из них, граф Питти, еще не прибыл, мы ждем его с часу на час.

Рэймидж вдруг понял, что она решила прийти вне зависимости от решения остальных.

— Вас страшат трудности?

— Может быть, — безразличный тон свидетельствовал, что ей не хочется обсуждать эту тему.

— В таком случае, до вечера.

Маркиза протянула ему руку для поцелуя. Ее била дрожь, но легкая, и это позволяло ей рассчитывать, что, прикоснувшись губами к ее руке, Рэймидж ничего не заметит.