"Сильнее смерти" - читать интересную книгу автора (Бекитт Лора)

ГЛАВА 7

Кэйтаро и Кэйко стояли на вершине холма, глядя как зачарованные на лежащий перед ними мир. Долина дремала, объятая утренней прохладой и тишиной. Недавно взошло солнце, и его мягкий свет омывал нежно-голубые небеса, золотил облака, набрасывал на землю неосязаемо-легкий покров янтарного сияния.

– Мне кажется, я уже забыла, что на свете есть такая красота! – прошептала Кэйко.

Кэйтаро ничего не ответил, хотя был согласен с нею. Он просто стоял и наслаждался тем, что ветер гладит его лицо и играет волосами, а солнце слепит глаза. Мир лежал перед ним как на ладони, яркий, чистый, прекрасный, и юноша ощущал прежде почти незнакомую щемящую нежность и вместе с тем – буйный восторг.

– Странно, – снова заговорила Кэйко, – разве объяснишь, что такое красота или счастье, а между тем они существуют…

И тогда Кэйтаро ответил:

– Когда-то я спросил об этом отца. Помнится, он ответил: «Красота – это то, что можно созерцать без всяких мыслей, испытывая непреходящее волнение и радость. Да, просто смотреть и восхищаться величием и одновременно простотою увиденного. Красота, – сказал он, – это, пожалуй, единственное, что способно подарить ощущение истинного блаженства души».

– А счастье?

– Не знаю, госпожа.

– Несмотря на то, что мы так часто говорим о борьбе, – промолвила Кэйко, – настоящее счастье как раз в том, чтобы получить то, что ты хочешь, чего у тебя никогда не было, просто так, без усилий, как небесный дар, ибо в борьбе можно растратить душевные силы, обесцветить желание, потерять себя. А счастье, за которое нужно платить, – это уже не счастье.

Они пошли дальше, не осознавая, как их сблизил этот разговор.

Крепость имела внушительные размеры, возвышалась на фоне светлого неба, точно потемневший от времени зуб гигантского чудовища. Кэйтаро хотел здесь жить, хотел называться сыном повелителя Сэтцу.

Неожиданно юноша понял, что, явившись сюда, должен убить князя Сабуро, отомстить за себя, за господина Нагасаву, за его воинов и тем самым исполнить свое предназначение!

Его губы шевельнулись, и он прошептал, сам не осознавая этого:

– Я должен его убить!

– Кого? – отозвалась Кэйко. – Того человека?

Кэйтаро удивленно посмотрел на нее и, опомнившись, произнес:

– Нет, другого.

– Быстро у вас все меняется!

– Если самурай решает проявить милосердие, он его проявляет, когда он считает, что необходимо убить, то убивает, – сурово изрек юноша.

Не желая его обидеть, Кэйко подавила улыбку.

– Как нам туда попасть? – задумчиво произнес Кэйтаро, оглядывая ворота. – Если я скажу, что ро-нин и хочу наняться на службу, они спросят, откуда я и кто мой прежний господин.

– Ничего, – ответила Кэйко, – положитесь на меня.

Когда юноша и женщина подошли к крепости и пришло время объяснять, кто они и откуда, Кэйко заговорила взволнованно, торопливо и в то же время складно. Случилось землетрясение, и они остались без крова, она и племянник, к тому же племянник лишился господина. Они пришли сюда, поскольку наслышаны о великодушии князя Аракавы. Она уверенно назвала массу несуществующих имен, чем окончательно сбила с толку стоявших в карауле самураев.

Образ красивой, хрупкой, беспомощной женщины заслонил от них облик молодого человека, его напряженное лицо с плотно сжатыми губами и неотступным взглядом блестящих черных глаз. Про землетрясение слышали все, и сюда в поисках работы и крова уже приходило немало людей.

Их пропустили, и Кэйтаро сказал:

– А вы умеете лгать, госпожа!

В его голосе звучало неодобрение. Она усмехнулась:

– Без этого не проживешь. – Потом спросила: – Я не обидела вас тем, что назвала своим племянником?

– Нет.

– Что вы намерены делать, господин? Кого вы ищете? Может, скажете мне? Возможно, я сумею вам помочь?

– Того, кого я желаю убить, не нужно искать. Но к нему сложно подобраться.

Кэйко довольно быстро отыскала дом Акиры и неторопливо вошла в ворота. Здесь царила суматоха: очевидно, кто-то собирался в дорогу или, напротив, недавно вернулся. Навстречу Кэйко вышла женщина, примерно ее возраста, не слишком привлекательная, но в новой добротной одежде, с аккуратной прической. Служанка? Вряд ли. Непохоже, чтобы она занималась тяжелой работой. Наложница? Жена?

Кэйко низко поклонилась:

– Здравствуйте, госпожа. Я пришла из дальних краев. Я потеряла жилье, и мне необходимо найти работу. Не нужна ли вам служанка?

Женщина растерялась:

– Мы уезжаем. К тому же это решает жена господина, Мидори-сан.

– Могу я ее увидеть? – спокойно и твердо произнесла Кэйко.

Женщина молча удалилась, и вскоре появилась другая. Взглянув на жену Акиры, Кэйко сразу почувствовала, что ее будет трудно обмануть. Жена! Если он не брал других жен, значит, сильно дорожил этой, первой! В самом деле, на ее облике лежала печать благородства, вполне способного заменить изысканную красоту. Чувствовалось, что эта женщина много лет прожила счастливо и безмятежно. Наверное, она умела пленять душой даже больше, чем телесной красотой. Вне всякого сомнения, Акира не был равнодушен к ней.

Только в тот момент Кэйко поняла, что в ней до сих пор теплилась надежда на то, что Акира просто не смог приехать за нею, что ему помешали какие-то обстоятельства. Теперь она окончательно уверилась, что обманулась.

– Кого вы ищете? – спросила Мидори.

– Наверное, вас, госпожа. – Кэйко повторила свою просьбу.

– Служанки нам не нужны, – отвечала Мидори. – Мы уезжаем.

– Жаль. – Кэйко не спешила уходить. – А где хозяин этого дома?

– В отъезде.

– Когда он вернется?

– Зачем вам?

– Со мной пришел еще человек, мужчина, ему тоже нужна работа.

– Мне нечего вам сказать, – натянуто отвечала Мидори. – Я не знаю, когда вернется мой супруг.

Постояв еще немного, незнакомка повернулась и вышла в ворота. Странное предчувствие стрелою врезалось в сердце Мидори, и она с трудом перевела дыхание. Лицо незнакомки было усталым, осунувшимся, обветренным, – наверное, она и впрямь проделала долгий путь! – и в то же время выразительным. Влажная чернота ее глаз скрывала что-то опасное, а улыбка была неискренней, заученной, коварной. Чего она хотела на самом деле? Зачем пришла?

Когда незваная гостья ушла, Мидори бросилась в дом, к Масако:

– Что это за женщина?!

– Не знаю, госпожа. – Масако держалась натянуто и продолжала сосредоточенно перебирать какие-то вещи.

Что-то изменилось в ее отношении к Мидори, исчезло восхищение, восторженное преклонение: своим поступком Мидори уничтожила в душе Масако целый мир, прекрасный мир, который не менялся с юности.

Мидори не замечала переживаний Масако, она думала о другом.

– Эта женщина не похожа на служанку. – Мидори прикусила губу. – Она спрашивала о господине. Зачем? – И, чуть помедлив, заявила: – Мне кажется, господину грозит опасность. Я остаюсь.

– Но господин приказал нам уехать, – заметила Масако.

Мидори сжала кулачки, на ее лице вспыхнул багровый румянец. Если даже ее справедливый, неподкупный, всевидящий отец решил, что Акира не преступник, значит, дело в ней самой, в ее женской слабости, постыдной ревности, из-за которой она посмела донести на собственного мужа! Мидори догадывалась о том, что Акира знает правду. Как он истолковал ее поступок? Почему промолчал и не подал виду? Нарушив вековечные устои, она потеряла точку опоры, она словно стояла над обрывом, испуганная и растерянная, стояла, глядя туда, где исчезла ее прежняя жизнь и прежнее счастье.

Мидори медленно опустилась на пол. Она начала прозревать.

Что теперь делать? Покончить с собой? Женщина знала, что Акира не позволит, а пойти на такой шаг без разрешения мужа – значит переложить на его совесть груз своей души.

Она решительно произнесла:

– Забирай мою дочь с собою, Масако, и уезжай. Я остаюсь в Сэтцу.

Кэйко бесцельно брела по улице. Серые небеса были неприветливы и пусты, под ногами хлюпала грязь. Навстречу попадались самураи и простой люд – она ни на кого не обращала внимания. Признаться, Кэйко не верилось, что она снова в этих краях, и она удивлялась тому, что в ее душе нет никаких чувств.

Внезапно женщина подняла голову, и ее взгляд ожил: из-за поворота появился Кэйтаро. Он шел легким пружинистым шагом, его лицо было таким юным, не отмеченным печатью преданной совести и бесцельно прожитых лет!

Она радостно поспешила навстречу:

– Что, господин? Удалось ли вам наняться на службу?

Он кивнул. Женщина видела, что его терзают сомнения.

– Я хочу есть, и вы, наверное, тоже. Неподалеку есть чайный домик. Зайдем? – предложила Кэйко.

Они вошли в маленькое, тесное помещение. В этот час здесь никого не было. Кэйко прошла по циновкам из рисовой соломы, выбрала место и села. Юноша молчал, и она сама попросила хозяина принести похлебку и чай.

Кэйко вопросительно смотрела на Кэйтаро, и он произнес, сосредоточенно глядя в лакированную суповую миску, от которой поднимался пар:

– Меня приняли на службу.

– Это хорошо! – подхватила Кэйко, и тогда он добавил:

– Да, приняли, ни о чем не расспрашивая, они сказали, что им нужны воины: было много потерь… Мой отец говорил мне, что прежде было по-другому, к воинам не относились, как к шелухе, которую приносит и уносит ветер, каждый самурай был, точно звезда на небе, единственный в своем роде, незабываемый и яркий!

– Должно быть, ваш отец уже немолод? – спросила Кэйко.

Кэйтаро кивнул.

– У каждого времени свои законы, оно диктует нам, как жить, и с этим ничего не поделаешь, – сказала Кэйко.

– Вряд ли вы вправе рассуждать об этом, – заметил молодой человек.

– Наверное. Ведь я женщина. А в жизни женщин мало что меняется даже с веками, – ответила Кэйко и спросила: – Значит, вам поверили?

– Похоже, да. Я повторил им все то, что говорили вы, госпожа. По-моему, им понравилось, что я пришел сюда не один, а со своей теткой.

– Господина Кандзаки, которого вы искали, здесь нет, – сказала женщина, надеясь что-нибудь выведать. – Он в отъезде. Когда вернется, неизвестно.

Кэйтаро равнодушно кивнул. Казалось, он забыл о том, что хотел разыскать Акиру.

– Вы же голодны, ешьте, – подсказала Кэйко.

– Я никогда не предполагал, что мне придется наниматься на службу к заклятому врагу моего отца! – вдруг промолвил молодой человек. – Конечно, я это сделал, дабы совершить задуманное, но… Меня всегда учили добиваться своей цели правдой, а не ложью. Мне кажется, в этом есть что-то унизительное.

– Вы говорите, ваш отец жив? – осторожно спросила Кэйко.

Кэйтаро кивнул.

– Тогда почему вы – ронин?

Юноша молчал. Было видно, что на него давит груз безрадостных мыслей.

– Возможно, я не имею права судить о правде и лжи, – заметила Кэйко. – И все же мне кажется, обе могут быть и милосердными и жестокими, обе способны и убивать и возрождать к жизни.

– Главное, я смогу его убить, – поразмыслив, сказал Кэйтаро. – Неважно, как это произойдет. Но это будет справедливо.

Молодой человек принялся за еду. Он не замечал задумчивого взгляда Кэйко. А та задавала себе вопрос: что будет дальше? Этот юноша, ее случайный попутчик, пойдет своею дорогой, а она? Так устроено женское сердце: вечно жаждет тепла и не может обходиться без привязанностей!

– Нужно успеть подобраться к нему поближе, пока меня не раскрыли, – сказал Кэйтаро.

– Хотите, я вам помогу? – предложила Кэйко.

– Не обижайтесь, госпожа, к этому человеку вам не приблизиться. Вам его не достать!

Кэйко улыбнулась:

– Он настолько высок?

– Да.

– Я могу, – возразила Кэйко. – У меня есть свое, женское оружие. – И, вздохнув, прибавила: – Я больше десяти лет прослужила в «веселом доме» в Киото.

– Вы служили в «веселом доме»?!

– Да.

Кэйтаро нахмурился:

– Неужели рядом не оказалось мужчины, который мог бы взять на себя заботу о вас?!

– Не оказалось.

– И это было…

– Моей жизнью. И я уже не помнила, что есть другая, да и не хотела об этом знать. А потом пришел человек, который пообещал, что увезет меня оттуда, и я поверила. А он солгал. Я вновь начала мечтать, как в юности, и мечты открыли мне то, как ужасна моя судьба.

– Такое мне знакомо. Я с детства слышал о том, что рожден для другой жизни. Потом вдруг оказалось, что я недостоин даже того, что имею. И я до сих пор не могу разобраться, в чем моя ошибка и вина. Но я искуплю ее и заодно отомщу за отца, за всех наших воинов! Отомщу, когда убью князя Сабуро!

– Князя Сабуро?! – воскликнула Кэйко. Кэйтаро встал.

– Я не хочу вовлекать вас в это!

– Все равно мне нужно заработать деньги.

– Я заработаю их для вас.

– Господин, – тихо произнесла Кэйко, глядя на него снизу вверх, – если вы убьете князя, вас схватят и казнят. А перед этим станут жестоко пытать.

И тут молодой человек почти что выкрикнул:

– Неужели вы думаете, что я боюсь страданий и смерти!

Кэйко дрожала и задыхалась, ее душили слезы, и грудь вздымалась от неровного дыхания. Женщина с трудом сдерживалась, чтобы не закричать во весь голос. Она не знала, чего в ней сейчас больше – сладостной радости, буйного восторга, мучитель-ной боли или тревожного испуга. Этот юноша никогда не видел своей матери, здешний князь был врагом его отца, и он хотел «отомстить за себя и наших воинов»! Это был Кэйтаро, ее сын!

– Не сын ли вы господина Нагасавы, – пошептала она, пожирая его глазами. – Когда-то давно, еще в юности, я служила здесь, в замке…

– Вот как? Вы жили здесь? – растерянно произнес он. – Что ж, да, я сын князя Нагасавы, во всяком случае, считаю себя им.

По щекам Кэйко текли слезы.

– Что с вами, госпожа? – Кэйтаро ничего не понимал.

– Так, ничего, просто вспомнила…

Многолетнее горе сменилось новым, еще более сильным. Кэйтаро, ее прекрасному ребенку, грозила опасность. Акира, где ты, Акира?! Она забыла о том, что хотела его убить, теперь она нуждалась в нем как в советчике и защитнике. Но Акиры не было. Что она могла сделать? Сказать Кэйтаро: «Я твоя мать»? Поверит ли он? Особенно после того, как она столь неосмотрительно поведала ему о некоторых подробностях своей жизни!

Расплатившись, они вышли из чайного домика и пошли рядом. Кэйко хотелось стиснуть молодого человека в объятиях, ласково гладить его волосы, целовать лицо!

Вопреки ожиданиям их планы не могли осуществиться слишком скоро. К князю Сабуро в самом деле было не подобраться: ни Кэйтаро, ни Кэйко не могли попасть в замок, а если князь куда-то выезжал, его сопровождала многочисленная охрана. Кэйко поступила на службу в чайный домик, а Кэйтаро стойко переносил тяготы жизни простого воина. По ночам женщина видела его во сне, а днем ждала встречи. Молодой человек ее не забывал и по мере возможности заходил повидаться. Кэйко усаживала его на лучшее место и поила чаем, а сама не могла наглядеться на него. Она краснела и бледнела, смущалась и забывала слова и трепетала так, словно была охвачена лихорадкой первой любви.

Он казался ей прекрасным, несравненным, самым лучшим! Кэйко жалела только о том, что Кэйтаро уже не маленький мальчик, трогательно цепляющийся за подол ее кимоно, не ребенок, который всецело зависит от нее и постоянно нуждается в ней, не младенец, что всегда – днем и ночью – у нее на руках, у ее груди.

Хозяин чайного домика был доволен ею. Бойкая, красивая, быстрая, аккуратная, она умела казаться и веселой, и серьезной, и загадочной, и открытой, умела угадывать желания клиентов. Уже в первую неделю службы Кэйко получила множество предложений, но в ее планы не входило завязывать отношения с кем-либо из посетителей, как бы знатны и богаты они ни были. Ее интересовал князь Сабуро.

Она долго ждала счастливого случая и дождалась.

В тот день падал крупный снег; он тут же таял, образуя на дорогах непролазное месиво.

Князь Сабуро ехал по главной улице с отрядом всадников. В это же время дорогу перебегала женщина. Она успела бы пройти, но внезапно ее сандалии заскользили по грязи, и она остановилась, пытаясь сохранить равновесие, между тем как всадники неуклонно приближались.

Один из слуг, не задумываясь, направил на нее своего коня. Какая-то простолюдинка на пути князя – величайшее оскорбление для столь высокой особы!

Женщина не упала на колени, не рванулась в сторону, не закричала, – выпрямившись во весь рост, она бросилась вперед и схватила коня за повод. Перед взорами мужчин мелькнуло ее порозовевшее лицо, упавшая на белый лоб прядь смоляных волос, пылающий взор черных как ночь глаз и чуть приоткрытые алые губы. Эта картина так поразила князя, что он остановился.

Чудом избежавшая смертельной опасности женщина отступила на несколько шагов и поклонилась подобающим случаю образом. Теперь князь видел белую шею и аккуратно свернутый узел волос.

– Кто вы? – властно спросил князь Сабуро. Женщина назвала себя и прибавила:

– Я служу в чайном домике. Не желает ли высочайший господин выпить чаю?

Князь усмехнулся – он был поражен во второй раз. Вести себя в каждый миг жизни так бесстрашно и открыто, будто ты стоишь на пороге смерти, – об этом много говорилось, но никто не ждал ничего подобного от женщины!

Хозяин чайного домика трясся от страха, женщина, напротив, держалась совершенно спокойно. Она кивала с веселой улыбкой и очень толково ответила на вопрос, кто она и как сюда попала.

– Думается, ты будешь полезна в замке, – как бы между делом обронил князь, и судьба Кэйко была решена.

Князь Сабуро жил на широкую ногу, и в замке было много женщин: жены, наложницы, служанки.

Кэйко обладала даром чувствовать себя свободно в любой обстановке и быстро нашла свое место. Она вовсе не стремилась стать первой и лучшей, да и вряд ли это было возможно среди юных и прекрасных женщин. Зато она умела наблюдать. Кэйко держалась незаметно и с тайным внутренним нетерпением ждала своего часа. Она знала: рано или поздно Сабуро вспомнит о ней. И однажды это действительно случилось.

Кэйко вызвали в покои князя; у нее не оставалось времени переодеться или причесаться по-другому, и она пошла в чем была – в украшенном крупными вьюнками голубом кимоно, с серебряным шнуром в низко подвязанных волосах.

Князь Сабуро недавно влез в воду – Кэйко видела только его голову над краем офуро: черные волосы, мощную шею и лоснящееся от влаги лицо. Влажный воздух насыщали ароматы благовоний, отчего было тяжело дышать.

– Иди сюда! – позвал князь. – И лучше разденься, а то намокнешь!

Он произнес это ленивым тоном и в то же время – решительно, с сознанием собственной власти.

А Кэйко не могла размышлять ни о чем, кроме того, как его убить, потому, почти не понимая, что делает, освободилась от одежды и грациозно перешагнула через нее. Кинжал остался в рукаве[41], значит, придется воспользоваться мечом. Меч мужчина, как водится, оставил на полу, у края офуро.

Князь жадно смотрел на обласканное золотым светом тело женщины, движения которого были полны непринужденного изящества, и потому не видел мрачного, упрямого лица, лихорадочно блестящих глаз, плотно сжатых губ.

Кэйко знала: нужно действовать быстро. Если она поднимет меч и не ударит в следующую секунду, ее тут же настигнет смерть: ни один самурай не допустит того, чтоб чужой человек безнаказанно прикоснулся к его оружию! Как быть?!

Она так легко убила господина Модзи именно потому, что не собиралась этого делать, здесь же было другое… Желание сердца не подчинялось расчетам – она колебалась, ею владел страх и правила совесть.

– Иди же! – нетерпеливо повторил князь Сабуро. Кэйко приблизилась к офуро, и он тотчас схватил ее жадными руками за грудь. Он заставил ее влезть в воду, грубо прижал к себе и изготовился овладеть ею.

Внезапно глаза женщины словно подернулись поволокой, ей стало трудно дышать, и в следующую секунду из носа хлынула кровь. Кэйко быстро поднесла ладони к лицу, и руки мгновенно окрасились алым. Тонкие кровавые ручейки текли между пальцами и исчезали в блестящей темной воде… Хотя, прожив столько лет в «ивовом квартале», она прошла хорошую школу самообладания, этого было недостаточно для того, чтобы справиться с произошедшим. Выбравшись из ванны, Кэйко со стоном опустилась на пол, уже не думая о князе Сабуро, а он громко кричал на нее, в гневе расплескивая воду.

Разумеется, после того случая князь не звал ее к себе. Впрочем, Кэйко не выгнали из замка, и она жила, затерявшись в толпе женщин. Время шло, а Акира не возвращался, и она не понимала, в чем причина его задержки. Спросить было не у кого, и Кэйко изнывала от отчаяния, не зная, что делать, с кем посоветоваться, у кого искать защиты от грядущей беды.