Все имена, фамилии и должности персонажей являются вымышленными. Любые совпадения случайны. То же самое относится и к представленным в книге событиям.

Тихо в лесу

– …Казаки разные бывают, – Рокотов откинулся спиной на поросший жесткой травой откос и спрятал в кулаке тлеющую сигарету. – И нормальные, и проходимцы, и ряженые клоуны. Встречаются и самые натуральные дебилы. Вон, чего далеко ходить… Недавно репортаж по телику видел. Из Таганрога. Там местное казачество пытается запретить строительство мечети. Орут, что не позволят сатанинским сектам возводить свои молельные дома… Кретины… Я бы за такое яйца обрывал. А мнят себя радетелями казачьих традиций! Вырядились, как попугаи, ментики одного полка, лампасы другого, околышки фуражек – третьего. Медальки несуществующие себе на грудь понавесили. Тьфу! А в книжки заглянуть забыли. Хотя чего проще – пойди в библиотеку, возьми описание казачьей формы и закажи в ателье все по канонам… И вообще: суть казачества не в форме и не в позументах, а в том, что человек конкретно делает. Достоин ли он называться казаком…

– Придурков много, – согласился Янут. – О националистах можно не говорить. Им одна дорога – типа в казачество. Или к коммунякам. Работать не хотят, вот и бродят толпами по улицам, к кавказцам и евреям цепляются.

– С кавказцами особо не забалуешь, – Туманишвили отправил в рот сорванный поблизости стебелек черемши. – Отпор на раз дают… Недавно наваляли приезжим из Краснодара. Те к местному атаману-коммунисту в гости приехали, ну, и пошли поразвлечься. Еле ноги из станицы унесли. А наши их еще на околице предупредили, чтобы не вздумали с подмогой вернуться. Иначе всем селом бы вставили…

– И правильно, – кивнул Чубаров. – Лично у меня больше доверия к соседям-кавказцам, чем к этим заезжим мудакам. Одни понты и желание выпить на халяву. Край уже на ладан дышит, а они все орут, чтобы их из местного бюджета финансировали. И ведь что поразительно – дают им бабки! Учителя и врачи по году зарплату ждут, а эти чуть ли не каждую неделю праздники свои проводят, банкеты, матпомощь на строительство домов получают…

– Это нормально, – Владислав прикрыл глаза. – Кто успел к государственной кормушке присосаться, показать свою лояльность, тот всегда при деньгах. В нашей стране главное – с властью дружить. Такая вот демократия, понимаешь…

– Ничего, новый Президент разберется, – убежденно заявил Янут.

– Ну-у, разберется, – зевнул Рокотов. – Не дадут-с. Даже если бы он хотел что-то сделать. Да и я сильно сомневаюсь, что он что-нибудь хочет. Получил пост – и ладно.

– Не, Вова мужик крепкий, – покачал головой Чубаров.

– С чего ты взял?

– Ну-у… Вертикаль власти укрепляет, губернаторов строить начал. Много чего…

– Ерунда это все, – Рокотов сморщил нос., – Президентские инициативы можно разнести по кочкам за десять минут.

– Как?

– Да с точки зрения логики…

– Например? – заинтересовался Егор.

– Хотя бы укрепление вертикали власти – Владислав сел прямо. – Для начала, институт представителей Президента – это совершенно антиконституционный орган. Есть три ветви власти – законодательная, исполнительная и судебная. Четвертой, которая бы за всем наблюдала, не Предусмотрено в основном законе страны. Поэтому представители Президента существуют как бы полулегально, лишь на основании указа. В принципе, их можно смело посылать на фиг, их полномочия нигде не прописаны…

– Отчего же не посылают? – осведомился Туманишвили.

– Погоди еще. Дай срок губернаторам, и они этих представителей очень ровно на задницу посадят. Пока идет взаимное прощупывание. Если Президент в самое ближайшее время не инициирует внесение изменений в Конституцию и не легализует своих кунаков, то их сожрут на местах. Подставят, начнут саботировать их распоряжения, вызовут народный гнев. Много чего придумать можно… Да вон, чего далеко ходить! У нас в Питере назначили бывшего комитетчика. Тот всю жизнь с диссидентами боролся. Товарищ Чаплин. И что? Начал с того, что под резиденцию свою захапал дворец бракосочетаний, особняк великого князя Николая – Николаевича… И понеслось! Народ волнуется, Чаплина свадебным генералом обозвали, и дня не приходит, чтобы в газетах его не упомянули. Вот вам и представитель Президента! К тому же эти бюрократы на обычного человека никакого влияния не имеют, только на чиновников. Из этого следует, что простому гражданину без разницы – есть представитель или нет его… Виртуальность, господа.

– Не понял, – сказал Чубаров.

– Что не понял?

– Про виртуальность…

– Это просто… На самом деле мы с властью почти не сталкиваемся. Они существуют отдельно, мы – отдельно. Непересекающиеся множества. Если строго рассудить, то современные чиновники из руководства страны на людей не оказывают никакого влияния. Каждый выживает сам по себе. Если, конечно, хочет… Я не беру в расчет бюджетников. Они по собственной инициативе дурью маются. Или бабки срубают за счет других, как менты…

– Но жить-то надо, – развел руками Янут, – Что-то жрать, детей кормить, где-то работать…

– Это не ответ.

– Почему?

– По кочану. Чтобы нормально питаться, не обязательно работать на госпредприятии. Деревни вымерли, там дома по тыще рублей стоят. Возьми купи и живи там, на подножном корму. Всяко лучше, чем на дядю горбатиться… Овощи, фрукты, скотина. А также млеко и яйки, – Влад спародировал немецкого унтер-офицера вермахта из советского фильма. – Вы же хозяйство держите, и ничего. Никто из вас не стонет… Надо только захотеть… Себя перебороть. Иначе кранты.

– Не все на земле работать умеют, – возразил Чубаров.

– Сие есть отмазка для тех, кто вообще трудиться не хочет. Научиться всему можно, стоит только захотеть. Мы все, между прочим, не профессиональные вояки, а выполняем задачу, диверсионной группы. И не вопим о том, что это не наше дело. Ибо если не мы, то кто?…

Собравшиеся на дне овражка казаки умолкли, обдумывая услышанное.

Вдалеке заполошно застрекотала сорока. Туманишвили резко перевернулся на живот и посмотрел в направлении звука.

– Не дергайся, – Филонов легонько ткнул Егора кулаком в плечо. – Это она орет на птенцов. При опасности крик другой…

Грузин успокоился.

– Недавно со стариком одним говорил, – Михаил перевел разговор на другую тему, – о давних временах… Много интересного услышал. Старику сто семь лет, а память как у молодого. Он мне рассказывал про бойца одного, что в начале века тут шороху наводил. Штабс-капитан Николай фон Фрейман…

Влад удивленно поднял брови, но ничего не сказал.

Фамилия ему была хорошо знакома. И не понаслышке. Но для Рокотова явился новостью тот факт, что его прапрадед Николай Рудольфович фон Фрейман за свою насыщенную событиями жизнь успел отметиться даже на Кавказе. Про участие далекого предка в русско-японской и Первой мировой войнах Владислав знал. Как и про то, что прапрадед, уже будучи генералом, несколько лет служил военным комендантом Ташкента.

Но не про Кавказ. Сто лет прошло, а о нем все еще помнят. Чудны дела Господни…

– Немец? – спросил Никита.

– Нет, наш человек. Казак, – серьезно ответил Чубаров.

Вот это да! – поразился биолог. – Рудольфыч еще и казаком был! Ну ни фига себе! Кому сказать – не поверят. Скажут, придумал… Хотя жизнь такая штука, что задачки покруче любого детектива подбрасывает…

– И чо он творил? – Филонов придвинулся поближе к рассказчику.

– Чучмеков гонял, – Михаил устроился поудобнее и обхватил руками колено. – Один раз он попал в та-акую передрягу! Это случилось ровно через месяц после того, как фон Фреймана назначили командиром заставы. А дело было так…

Ларе Йоргенсен пошуровал затянутой в трехпальцевую перчатку рукой внутри углубления рядом с обечайкой аварийного люка Мценска и нащупал вентиль трубопровода высокого давления. Отпирающий механизм отсутствовал. Из трубы пятисантиметрового диаметра торчал лишь многогранный выступ.

Норвежец постучал по вентилю специальным пластиковым молотком. Вверх вырвалось несколько мелких пузырьков.

– Ульве, – водолаз оттолкнулся от корпуса затонувшего ракетоносца и отплыл на метр, удерживаемый в круге света мощным многожильным кабелем. – Нужен ключ на три четверти дюйма.

– Роджер [Понял – сленг], – пискнул наушник гидрофона.

Кислородно-гелиевая смесь, которой норвежцы дышали на стометровой глубине, имела один безопасный побочный эффект – здоровенные.мужики начинали говорить тоненькими писклявыми голосами, будто; манерные девчонки из младших классов.

Ульве Пике расстегнул болтающуюся на ремне плоскую сумку, чуть стравил воздух и опустился к Йоргенсену.

Ларе попытался зацепить многогранник ключом, но головка только царапнула по самой верхней кромке металлического выступа. Норвежец протянул инструмент обратно Пиксу и прижал подбородком кнопку вызова диспетчера.

– Да? – мгновенно отозвалось спасательное судно.

– Проблема. Нужен ключ на три четверти с изогнутой рукоятью.

– Параметры?

– Двойной прямой угол в десяти сантиметрах от обреза головки. Высота изгиба – пять.

– Ждите, – диспетчер отключился. Йоргенсен неподвижно завис в толще воды, экономя силы. Сто метров – это не шутка. Каждое движение отнимает в десять раз больше энергии, чем на поверхности. Чтобы отвернуть два десятка шурупов и добраться до трубопровода, водолазам пришлось потратить почти два часа, и все из-за странного технического решения русских конструкторов, запрятавших датчик давления под массивную стальную пластину. Хотя разумнее было его разместить в более доступном месте.

Вечно русские создают трудности на пустом месте.

Сначала разогнали спасательные службы, вынудили своих профессионалов-глубоководников уйти в зарубежные фирмы, уничтожили вспомогательные суда, а затем устроили крупномасштабные учения, задействовав в них весь подводный флот. Причем зачем-то загнали огромный атомный крейсер на мелководье, где ему толком не развернуться и не погасить скорость при экстренном погружении.

С Мценском, по мнению Йоргенсена произошло что-то странное.

Не мог новейший ракетоносец водоизмещением в двадцать четыре тысячи тонн утонуть из-за столкновения со старой миной, как русские заявили поначалу. Бред это, отмазка для тех, кто ничего не смыслит в современных подводных лодках. Как не мог взрыв двигателя перекисно-водородной торпеды разрушить прочный корпус первого и второго отсеков.

Остается столкновение.

Но с чем?

Субмарины НАТО на полигон не заходили, айсбергов в это время года в Баренцевом море нет. Да и не станет опытный капитан направлять лодку на таран льдины. Сумасшедших штурманов АПРК не бывает. Это майору норвежской военной разведки Ларсу Йоргенсену было хорошо известно – сам десять лет отслужил на подлодке.

Русские что-то мудрят.

Сначала очень долго тянули с приемом западной помощи, все вели какие-то бесконечные консультации, требовали бессмысленных гарантий от правительства Норвегии, что оно не станет прикрывать разведывательную операцию имитацией спасательной.

Потом вдруг на все согласились, но по прибытии судна с водолазами в район катастрофы зачем-то остановили его на рейде и продержали там всю ночь, не давая разрешения на спуск к лодке. Хотя сами же признавались, что у них нет своих глубоководников, и верещали о том, что каждая минута на счету.

Попахивает желанием кого-то из высоких начальников скрыть истинную причину аварии.

Очень сильно попахивает… И пятого августа двухтысячного года Мценск был поврежден явно не взрывом. От рубки к корме протянулся след от удара чем-то узким. Как будто неведомый подводный великан с оттягом засадил по лодке гигантской саблей. Края пробоины загнуты внутрь, обечайка спасательного люка рассечена надвое, полированная комингс-площадка имеет в верхней трети глубокую трещину.

Интересно посмотреть, что там с носом.

Но к нему норвежцев не подпустили. Обозначили для работ квадрат в кормовой части. Самостоятельно к носу не подплыть, слишком рискованно. Наверху у экранов мониторов вместе со штатными специалистами сидят русские офицеры, контролирующие каждое движение водолазов и отслеживающие картинку с глубины в режиме реального времени. Плюс в десяти метрах от места работ завис снаряд, спущенный с Михаила Руднева.

Ощетинился телекамерами и прожекторами и караулит.

– Спускаем ключ, – голос диспетчера вывел Йоргенсена из задумчивости.

– Готовы, – за всех ответил закрепившийся точно над комингс-площадкой Ингмар Карлссон.

Андрей Валерьевич Воробьев загнал свои Жигули цвета мурена в угол двора, где ставил машины уже добрый десяток лет, нацепил на руль яркую желтую штангу противоугонного механизма, воровато оглянулся, вытащил из-под панели приборов электронную секретку, сунул ее в карман и со спокойной душой выбрался из автомобиля: теперь ВАЗ-21099 можно было угонять лишь с помощью крана. Электрика была мертва, никакие соединения проводов не оживили бы стартер и бензонасос.

Воробьев забрал с заднего сиденья дипломат, поправил очки, поставил машину на сигнализацию и потопал через двор к арке.

На фоне окна лестничного пролета он заметил привалившиеся к стене две фигуры. Сквозь мутное, годами не мытое стекло ни возраст, ни половую принадлежность определить было невозможно, но Андрей и так знал, кто они такие.

Наркоманы, забравшиеся в подъезд, чтобы уколоться без помех.

Воробьев вздохнул.

Любители ханки были проклятьем всех жителей города. В каждой подворотне и на каждой лестнице валялись использованные шприцы, закопченные алюминиевые ложки, в которых бодяжили зелье, и клочки ваты со следами венозной крови.

Но питерских стражей порядка это не волновало.

У них всегда находились более насущные дела, чем отлов наркоманов, – сбор дани с торговок у станций метрополитена, выслеживание хорошо одетых и нетрезвых граждан, чьим имуществом можно было бы поживиться, выполнение спускаемых сверху планов по раскрытиям и так далее.

Наркуши чувствовали себя вольготно.

До них не было дела никому. Ни ОБНОНу [Отдел по Борьбе с Незаконным Оборотом Наркотиков], ни участковым, ни городской администрации. Главное – не таскать с собой больше одной дозы, чтобы нельзя было привлечь за торговлю. Употреблять самому не возбраняется.

Лепота.

Уколись – и живи!

Как юрист с многолетним стажем, Андрей прекрасно знал, во что обошлось наркоманскому лобби принятие Госдумой удобного наркоторговцам варианта Уголовного Кодекса. Миллионов в сто – сто пятьдесят зеленых. Но это капля в море по сравнению с прибылью. Деньги были отбиты за пару месяцев.

И понеслось.

Всего за год после изменения законодательства число подсевших на иглу увеличилось в три раза. И продолжало расти. Судя по прогрессии процесса, к середине двадцать первого века в России каждый второй должен был стать потребителем.

Андрей отогнал грустные мысли и сосредоточился на своих делах, коих у него было в достатке. На носу сдача очередной книги о приключениях неутомимого частного детектива Акакия Нертова, а тут еще одна девушка внезапно воспылала к нему сильными чуйствами с оттенком материальной заинтересованности и заявила, что беременна, явно намекая на необходимость совместного проживания и дележки доходов от литературного творчества.

Как жених Воробьев был перспективен. Своя огромная квартира в центре, новая машина, неплохие гонорары за статьи и книги, престижная работа в городской администрации. Правда, у него имелся довесок в виде двух детей, но соискательницу звучного имени мадам Воробьева сие не смущало.

На аборт девушка не шла, хотя и взяла от Андрея необходимую сумму в двести долларов.

Причем дважды.

Первый раз она заявила, что у нее украли кошелек. А когда Воробьев попытался выяснить, где именно, залилась слезами, орошая ими свежеприобретенную в дорогом бутике розовую блузку.

История не нова. И методы воздействия разнообразием не отличаются – либо Ах, милый, я, кажется, залетела!, либо крики о лишении тщательно сохраняемой на протяжении многих лет девственности и намеки на обращение в милицию с заявлением об изнасиловании.

Каждый неженатый петербуржец, имеющий отдельную жилплощадь, обязательно рано или поздно попадает в аналогичную ситуацию.

Если он, конечно, не педик, у которых свои заморочки.

Андрей педиком не был…

Воробьев набрал код цифрового замка и вступил в огромный холл. На лестничную площадку первого этажа выходили всего две двери – квартиры Андрея и офиса по продаже компьютерной техники. Слева висели почтовые ящики, справа – старый пожарный щит. Когда-то он был красным, а теперь – бурым, покрытым чешуйками рассохшейся масляной краски. Шит не трогали лет двадцать, однако по непонятной причине на нем сохранился полный комплект инструментов: два конусообразных ведра, лом, багор и топор-колун феноменальных размеров, словно сошедший с картины про древних богатырей. С топором впору было управляться какому-нибудь Илье Муромцу, а не худосочному петербуржцу, чье здоровье подорвано климатом, радиацией, проистекающей из десятков ядерных реакторов, врытых в землю по подвалам многочисленных НИИ, и скудным питанием.

Наркоманы отлепились от стены и вышли на середину холла.

Андрей насторожился.

Поведение торчков было странным. Обычно апологеты опийных препаратов и вкусных, но редких грибочков стараются не мозолить глаза жильцам и на свет из-под лестницы не выбираются.

– Ну, чо, пернатый, – гнусным голосом протянул прыщавый юнец, поглядывая на сопящего напарника, – кранты тебе!

Пернатый переложил кейс в левую руку.

– Ща ты за все ответишь! – продолжила жертва нарушения обмена веществ. – И особливо за то, чо Руслана обидел! Думал, за него некому вступиться? Ошибаешься! Получишь за все! И за суд, и за то, что над монетаризмом издевался! Понял?!

– Если вы такие демократы, – ухмыльнулся Воробьев, – то сходите на Невский и помитингуйте там. А мне недосуг.

– Чо-о-о?!!! – заорал прыщавый. – Да я тебе!

Оба мстителя-демократа одновременно прыгнули вперед.

Они не учли того обстоятельства, что бывший военный прокурор в свое время довольно серьезно увлекался каратэ и отдал этому благородному виду спорта три с лишним года.

Хряп!

Носок ботинка Андрея Воробьева впечатался аккурат между ног худосочного сопляка. Кейс со свистом рассек воздух и углом заехал в нос второго придурка.

– Ой! – сказал прыщавый и упал на колени.

Его соратник отпрыгнул назад и схватился за лицо.

– Второй раунд, – объявил юрист и встал в стойку, прикрывая дипломатом корпус. – Гражданин с отбитой мошонкой временно выбывает.

Прыщавый заскулил и попытался подняться. Воробьев изобразил нечто вроде танцевального па и от души въехал ребром стопы в ухо стоящего, на коленях малолетки. Того отбросило к стене.

– Я сказал – выбывает! – Андрей ощутил веселую ярость и удовлетворение от того, что не забыл уроки сенсея.

Второй спарринг-партнер покрутил головой, рванулся к пожарному щиту и схватил багор.

– Мы так не договаривались, – заявил Воробьев.

– Ща ты у меня получишь! – взвизгнул вооруженный противник и с багром наперевес по мчался на юриста.

Ржавое острие прошло в полуметре от отскочившего Андрея и вонзилось в щедро заштукатуренную стену. Юрист швырнул кейс в спину промахнувшегося и не успевшего затормозить придурка, прыгнул к щиту и сорвал с него ломик и ведро.

Теперь силы противников уравнялись.

Воробьев, как заправский гладиатора нацепил ведро на левую руку, перехватил ломик поудобнее и на полусогнутых пошел по дуге, боковым зрением контролируя ворочающегося на заплеванном полу прыщавого.

Боец с багром выдернул свое оружие из стены и развернулся.

Было заметно, что на длительный бой он не рассчитывал, но отступать не намеревался. Маленькие глазки горели злобой, рот кривился в шакальем оскале.

Андрей сделал ложный выпад.

Противник попался, скакнул вперед и с силой ткнул багром в то место, где за полсекунды до этого находился живот Воробьева.

Юрист развернулся на триста шестьдесят градусов и треснул ломиком по сжатым на древке багра пальцам. Металлическое острие с противным скрежетом царапнуло по мрамору пола, одна рука нападавшего разжалась, он споткнулся, завалился ничком и по инерции проехал пару метров. Андрей решил развить успех и вдогоночку заехал ведром по затылку падающему придурку.

Дзынь! Акустика в старых питерских домах такая, что годится даже для выступлений оперных певцов. Удар жестяным конусом по пустой голове отлично срезонировал по всему лестничному пролету.

Оглохший, с разбитыми в кровь пальцами правой руки доморощенный мститель резво вскочил и вновь пошел в атаку, будто средневековый копейщик.

Воробьев отклонился в сторону, отбил острие ведром и вмазал неугомонному придурку железякой промеж глаз. Посланец Руслана Пенькова зашатался, выпустил из рук багор и тут же получил коленом в промежность. Добивать противника ломиком Андрей не стал. Ему было совершенно неинтересно разбираться с операми из местного отделения по поводу превышения пределов необходимой обороны.

Бесчувственное тело рухнуло на мрамор.

– Йа-а-а! – очухавшийся прыщавый сорвала с пожарного щита топор и вскинул его над головой. В ярости он не обратил внимания ни на веек колуна, ни на состояние топорища.

Трухлявое дерево годилось лишь для того, чтобы спокойно висеть на кронштейнах. Любые иные действия были ему противопоказаны.

Андрей открыл рот, но предупредить прыщавого не успел.

Рукоять колуна переломилась в навершии, и пятикилограммовый кусок железа обрушился на темечко юнцу.

Слава Богу, что не острием.

Так и не успевший ничего понять худосочный витязь получил рауш-наркоз и кулем свалился под ноги Воробьеву. Топор глухо стукнулся об пол.

Юрист покачал головой, аккуратно повесил на место пожарные инструменты и поднял испачканный дипломат.

Теперь следовало позвонить в милицию и сообщить о том, что на лестнице сцепились какие-то наркоманы. Пусть пострадавшими займутся изнывающие от безделья местные копы и врачи из травматологии. То, что хулиганистым порученцам Пенъкова требуется медицинская помощь, было видно невооруженным глазом.

Андрей Валерьевич Воробьев был большим гуманистом.

Чубаров дернул за рукав Рокотова, размышляющего о превратностях судьбы.

– О чем задумался?

– Да так, – Владислав оторвался от созерцания травинки рядом с носком своего сапога. – Абстрактные мысли. О том о сем… В основном

про раздрай в нынешней власти.

– Я тебя не всегда понимаю, – признался

Михаил. – С одной стороны – ты явный патриот, покруче многих, с кем мне приходилось общаться… А с другой – какой-то либерал-демократ. Типа Чубайсенко.

Биолог посмотрел на спящих казаков и почесал кончик носа.

– С чего это ты меня с Чубайсенко сравниваешь?

– Ну-у… Ты ж за американскую модель рынка выступаешь. И вообще…

– Ошибочка вышла, – покачал головой Рокотов. – Ты меня, видать, недопонял. Я за американскую модель никогда не выступал. Скорее – за чилийскую. Социализм с человеческим лицом, как Меченый говаривал. Только у нас из этого ни фига не вышло. Три президента подряд, и все трое – мимо кассы…

– И Вова?

– Похоже…

– Но Вован-то мужик наш, конкретный.

– Я не спорю, – примирительно заявил Влад, чтобы не обидеть ярого государственника Мишу. – Но надо по делам судить, а не по декларациям.

– Мне кажется, что он все правильно делает.

– Так то кажется…

– Жить спокойнее стало, определенность появилась, – не успокаивался Чубаров. – С чичиками скоро закончат. У нас в станице почти все мужики за него.

– Тогда что мы с тобой здесь делаем, не подскажешь? – ехидно осведомился Рокотов. – Что ж не спецназ и не СОБР ментовский, а мы? Почему Митю и Ираклия до сих пор не вытащили? Знаю, что ответишь, можешь даже рот не открывать. Местные власти тормозят, не перестроились еще… Опять начинается сказочка про доброго царя. Мол, сидит в Кремле, всех жалеет, всем помочь хочет, а злобные придворные не дают. Проходили уже. И с Романовыми, и со Сталиным, и с нынешними избранниками народа… Только от этого простому человеку не легче. Ты хоть в лепешку разбейся, на прием к Президенту не попадешь, чтобы правду ему высказать. Максимум до десятого помощника доберешься. А тот все твои заявления просто выбросит… Президент, может, и помог бы, чисто по-человечески. Но проблема в том, что идущие в политику перестают быть людьми. Это мое мнение, субъективное. Нужно кардинально менять принципы управления страной, а не пытаться восстановить какую-то дурацкую вертикаль а-ля КПСС. Так и так из этого ничего не выйдет.

– Почему?

– Снова здорово! – разошелся Влад. – Мы ж уже говорили об этом. Для вертикального управления нужна поддержка населения, а не кучки проворовавшихся подонков. Поддержки нет, соответственно, нет и вертикали…

– Не все сразу.

– Про сразу никто не говорит. Этот подход по природе своей порочен. Чиновничий аппарат в принципе не может производить ничего положительного. Только обеспечивать сам себя, типа паразита. А неконтролируемый рост популяции бюрократов ведет к отравлению всего организма. В данном случае – страны. Законы что в биологии, что в социологии примерно одинаковы. Институты чиновников надо уничтожать целиком, а не методом частичного сокращения, потому что здесь вступает в силу уже закон Паркинсона, который звучит так: Если штат бюрократического учреждения сократить, то через непродолжительное время он восстановится в полном объеме плюс семь процентов. У нас же аппарат не только не уменьшается, а появляются дополнительные институты власти вроде полномочных представителей, которым требуются офисы, машины, квартиры в элитных домах, гособеспечение и прочее. Толку от них – ноль, а расходы опять из бюджета… Из нашего, между прочим, кармана. Про коррупцию я и не говорю. Как только у них сформируются более-менее определенные полномочия, увидишь. Бабки будут со всех сосать, як пылесосы…

– Вован – комитетчик, – не согласился Миша – Он может пока выжидать, смотреть, как кто себя проявит. А потом ударит…

– Жди! – хмыкнул биолог. – То-то первый указ у него был о неприкосновенности Борюсика и его семейства. Конечно, я могу и ошибаться, но, по-моему, этим все сказано. Если бы он оградил только бывшего президента от преследования по политическим мотивам, я б его понял и поддержал. Но при чем тут уголовно наказуемые делишки родственников? Не вяжется с образом справедливого и мудрого комитетчика…

– Он человек закрытый, – значительно сказал Чубаров.

– Ты имеешь в виду его внешнюю непроницаемость?

– И это тоже…

– А тебе не приходило в голову, что человек может изображать усиленную работу мысли и напускать на себя таинственный вид, чтобы скрыть внутреннюю пустоту, а? Что нет ничего за этой завесой? И внешний образ является конечной точкой? А все происходящее – мощная рекламная кампания, должная уверить народ в том, что во главе ее стоит не пешка, находящаяся неизвестно в чьих руках, а многоопытный политик? С точки зрения логики такой вывод имеет право на существование…

Михаил растерялся.

– О чем ты? Какая пешка?

– Фигура есть такая. Шахматная, язвительно разъяснил Рокотов.

– Это я понимаю. Но что Президент – пешка…

– Нам сие неведомо. Однако в жизни все бывает. И данное предположение имеет своих сторонников. Сам читал статейки на эту тему.

– Серьезно? – удивился Чубаров.

– В натуре, – Влад цыкнул зубом. – У нас в Питере что только не прочтешь. Город контрастов. Одни за Президента в огонь и в воду идти готовы, другие во всех смертных грехах обвиняют. Истина, как обычно, где-то посередке… И, что самое приятное для читателей, у каждой стороны есть непробиваемые аргументы.

– Даже у тех, кто Президента пешкой обзывают?

– Ага… Я тебе больше скажу, его еще в агенты БНД записали. Мол, в Германии вербанули, в восьмидесятых годах.

– Ну, это чушь!

– Скорее всего… Хотя версия зело привлекательная с точки зрения продаваемости газет. Уверяют, что есть даже ксерокопии документов, по которым выходит, что весь разведаппарат нашей Западной группы войск в полном составе перешел на сторону вероятного противника.

– Об этом Холодцов писал, из Комсомольца Москвы, – вспомнил Михаил. – Его, типа, за это и грохнули…

– Холодцов – самоподорванец, – жестко отрезал Владислав. – Попытался имитировать покушение на себя любимого и не рассчитал мощности заряда. Вот увидишь, тех, кого арестовали по этому делу, на суде отпустят. Там доказухи вообще нет, одно словоблудие.

Чубаров пожал плечами.

– Возможно. Но вот твое мнение о Президенте…

– Мое мнение субъективно. В конце концов, у нас демократия. И я имею полное право любить или не любить конкретное должностное лицо. Чай, не девушка и не пачка долларов… Я не пытаюсь ему навредить. Даже наоборот – если Вован проявит выдержку и начнет делать нечто мне понятное и идущее на благо страны, я всеми силами постараюсь ему помочь. – Рокотов встал и с хрустом потянулся. – Ладно, Миша, заболтались мы с тобой. Лучше пойдем-ка посты проверим. Через час будем отправляться дальше…

Николай Соломонович Кульман, беззвучно шевеля губами, прочел текст на официальном бланке и искоса посмотрел на развалившегося в кресле напротив старого приятеля и подельника: Поганина.

Владимир Никифорович Поганин являл собою образец современного российского олигарха. Беспринципного, умеющего найти выгоду в любом деле и не скупящегося на подачки государственным служащим.

Перед Кульманом замаячила перспектива получения очередных нескольких миллионов долларов. Но для этого ему надо было порвать со сладкой парочкой Березинский-Абрамсон. Предложение Поганина выглядело заманчиво, однако Николай Соломонович решил не спешить. Ласковый теленок двух маток сосет.

– Я подумаю…

– Коля, времени мало, – напомнил Поганин.

– Твои люди должны доказать свою состоятельность.

– Двадцатого – двадцать первого они начнут работу. За неделю убедишься.

– Хотелось бы, – вежливо кивнул Кульман.

Поганин где-то откопал группу, которая пообещала взять под свой контроль половину нефтепроводов, проходящих через Чечню, и решить вопрос с мелкими бензиновыми баронами. Единый поставщик неучтенного топлива лучше, чем десяток-другой совершеннейших отморозков, могущих в любой момент сорвать оговоренную поставку и постоянно цепляющихся друг с другом.

По словам олигарха, группа сидела в Грузии и ждала приказа на начало работы. Кто они такие, Владимир Никифорович не говорил.

Но это и не важно. Важно только то, насколько они профессиональны и как быстро смогут покончить с конкурентами.

– Какой расчетный срок? – меланхолично спросил Кульман.

– Месяц.

– Думаешь, справятся?

– Это их вопросы. Прогарантировали, что да.

– Хорошо. Буду ждать вестей, – Николай Соломонович дал понять, что аудиенция окончена.

Йоргенсен накинул головку ключа на вентиль системы высокого давления и потянул за рукоять. Металлический многоугольник легко поддался, и из-под резьбы появилась струйка пузырьков.

Ларе отодвинулся от квадратного проема на корпусе лодки, чтобы его не раскрутило воздушным потоком, если вентиль не выдержит.

– Что думаешь? – наушник пискнул голосом Карлссона.

– Баллоны в: нормальном режиме. Почти двести атмосфер. Не понимаю, почему они не пытались продуться вручную. Герметичность кормовых цистерн не нарушена…

– Будем стравливать?

– Зачем? – ответил Пике, переместившийся от комингс-площадки поближе к Йоргенсену. – Теперь уже без толку. И время потеряем…

– Согласен, – Ларе завернул вентиль обратно. – Пошли к люку.

Три облаченные в глубоководную амуницию фигуры медленно проплыли до двухметрового стального круга, охватывавшего кольцом переходной колодец девятого отсека Мценска.

– На первый взгляд, порядок, – Пике ощупал запорный механизм.

Карлссон принял горизонтальное положение и стукнул пластиковым молотком по обечайке. Металл глухо отозвался.

Ингмар склонился пониже и стукнул еще раз.

Тот же акустический эффект.

Норвежец подтянул под себя ноги, зацепился левой рукой за страховочный конец и простучал ободок люка.

– Уплотнение не нарушено.

– Тогда почему его не открыли? – Йоргенсен сурово насупился.

– Непонятно. Судя по внешнему виду, даже не пробовали.

– Что в самом колодце?

Карлссон покрутил головой в бронированном шлеме.

– Вода.

– Точно?

– Сто процентов. Если и есть воздух, то подушка в несколько сантиметров.

Водолазы оказались в затруднительном положении. Приказ на открытие люка имелся, но они опасались, что какая-то часть лодки все-таки окажется незатопленной, и тогда рванувшаяся в свободные полости вода может увлечь одного из них внутрь отсека.

– Если уплотнение цело, то затопило снизу, – констатировал Пике.

– Либо через трещину самого колодца, – Ингмар ткнул рукой в черную резину, покрывавшую борта русского атомного крейсера. – Между легким и прочным корпусами. Про сам отсек мы ничего не знаем.

– Тогда делаем следующее, – решил Ларе, – У льве страхует меня сзади, а ты, Ингмар, перемещайся к колоколу. И направь сюда дополнительный свет.

– Ясно…

Через четырнадцать минут крышка аварийного люка Мценска поддалась.

Из отверстия вырвалась пара кубометров воздуха, спрессованного между герметиком и поверхностью затопившей колодец воды, и помчалась вверх, раздуваясь в переливающийся в свете прожектора пузырь.

Йоргенсен поежился, на мгновение представив себя на месте русских подводников, запертых в темных отсеках и погибших от удушья и переохлаждения, когда ледяное море из поврежденных трубопроводов добралось до их тел. Единственным утешением для родственников членов экипажа могло служить осознание того, что смерть наступила быстро. При температуре воды чуть выше точки замерзания и давлении десять атмосфер редко кто выдержит дольше трех минут.

Последняя надежда найти кого-нибудь выжившими отошла в небытие.

Ларе отдал команду на всплытие.

Командующий Северным флотом адмирал Вячеслав Зотов снял фуражку, тыльной стороной ладони вытер соленые брызги, окропившие его щеку, и понуро опустил голову.

Теперь можно было не спешить и не демонстрировать съемочной группе государственного телеканала свою бешеную активность в деле спасения моряков с затонувшей подлодки.

Все уже позади…

Два часа назад норвежцы официально объявили о том, что переходной колодец аварийного выхода заполнен водой.

Это финал.

Флагман российского ударного флота окончательно и бесповоротно превратился в груду лежащего на дне искореженного железа. Прогнозы скептиков, предрекавших провал спасательной операции, оправдались. У ВМФ так и не нашлось средств для того, чтобы в экстренном порядке хотя бы подтащить корму Мценска поближе к поверхности, где могли бы сработать легкие водолазы.

Правда, никто из адмиралов к этому и не стремился.

Даже наоборот.

Любое предложение от независимых специалистов ложилось под сукно. В деле сокрытия ненужных инициатив Зотову и Яцыку не было равных. И вице-премьер Кацнельсон не только не мешал этому процессу, но и азартно его поддерживал, подсчитывая будущие барыши, когда в систему военно-промышленного комплекса хлынут потоки бюджетных денег.

Хватит на всех.

После такой катастрофы и такого общественного резонанса получить дополнительные ассигнования будет легко. Депутаты сами предложат увеличение расходов на оборону. И внесут поправки в проект бюджета.

За свое кресло Зотов не боялся.

Он хорошо выступил перед публикой, вовремя подал рапорт об отставке и ничуть не сомневался, что его не удовлетворят. Самохвалов подсуетится. Объяснит Президенту, что вины комфлота в трагедии нет.

Может статься, что даже наградят.

За четкую организацию спасательных работ и за личное мужество.

Что же до погибшего экипажа…

Все бывает. Служба на подводном флоте – не синекура. От аварии не застрахован никто. А документы, подтверждающие отсутствие вины адмирала, давно готовы. И никто никогда не докажет, что Зотов знал об истинной причине трагедии, знал с первой минуты.

Свидетели уже мертвы.

Капитан Адмирала Молотобойцева будет молчать. Показания кренометра авианесущего крейсера, по которым можно было доказать факт тарана, стерты, на прибор поставлена новая лента. И вскорости корабль-убийца сам налетит на камни.

Случайно.

И отправится в сухой док, где ему поправят немного помятое днище. Никто ничего не заподозрит. На флоте многое бывает, в том числе и неудачный маневр. Особенно при преследовании вторгшегося в территориальные воды объекта…

Зотов повернулся к оператору, с трудом удерживающему на плече тяжеленную камеру.

– Я виноват, – трагическим голосом начал адмирал и с удовлетворением отметил, что на глаза навернулись почти искренние слезы. – Я не смог спасти сто восемнадцать жизней. Я сделал все возможное, но не смог. Извините меня… Я понимаю, что никакие слова утешения не помогут матерям и вдовам пережить это горе…

Корреспондент, который целую неделю был в гуще событий и гнал свои репортажи прямо с борта крейсера, стиснул зубы и отвернулся.

В отличие от Зотова, журналист плакал по-настоящему.

Рокотов запрокинул голову и уставился на расселину, наискосок прорезающую почти вертикальный склон горы. Кто-то из казаков присвистнул.

– И как мы тут пройдем? – поинтересовался Рудометов.

– Молча, – Филонов спокойно затушил окурок о подошву десантного сапога.

– Может, лучше обойти? – неуверенно предложил Веселовский.

– Кому охота намотать лишних сорок километров, тот пущай идет. – Никита с деловым видом достал из рюкзака моток тонкого троса. – Заодно с чичиками повоюете. Их и слева, и справа в избытке… А здесь нас никто караулить не будет.

– Ночь скоро. Как мы в темноте-то полезем? – Туманишвили посмотрел на Влада, будто ища в нем поддержку.

– Ночью вертухи не летают, – экс-браконьер закрепил на поясе хромированный карабин. – А лезть… Один черт – что днем, что ночью. Это снизу страшно, горушка огроменной кажется. На самом деле забраться можно.

– Покорение пика независимого чеченца, – Рокотов перевесил Грозу за спину. – Не сорвется никто?

– Если в связке идти, то нет. Главное – без паники. Я тут сто раз ходил. И ничего, жив пока, – бодро заявил Никита.

– Тогда веди, – Владислав встал рядом с бывшим браконьером. – Как привязываемся?…