"ОПЕРАЦИЯ «АНДРАШИ»" - читать интересную книгу автора (Дэвидсон Бэзил)

Глава 1 1

Свеча захлебнулась в стеарине. За стеклом незанавешенного окна разгорался новый день. Раздались болезненные вопли первых трамваев. Он представил себе их вагоны горчичного цвета, плакаты, рекламирующие товары, давно исчезнувшие из обихода, — кофе, сливочное масло, личное счастье, — нелепые въедливые плакаты, рождающие сосущую, злую тоску. За грязными оконными стеклами над крышами домов напротив занимающийся день высветлял погребальную пелену желтоватых облаков. Серый и желтый — цвета поражения. Страх вставал вокруг, как баррикада.

Они пришли сюда по длинным коридорам, темным, пахнущим гнилью, без ковров, — по коридорам мертвого дома: невозможно было поверить, что когда-то его строили, когда-то в нем жили. Однако тут, в комнатах, выходивших на улицу — во всяком случае, в этой комнате, — были заметны следы пребывания людей. Люди жили здесь или по крайней мере ночевали — по одному, по двое и редко, устраиваясь кое-как, ненадолго. Но следы их были здесь — успокаивая и в то же время внушая тревогу. У окна стояла продавленная тахта, на которой Марко провел первые часы ночи. На ней еще лежали его кожаный планшет и запасная синяя рубашка. Комната провоняла крысами и запахом давно не мытых мужских тел — прекрасное вступление к новому миру. Окна здесь уже много лет не только не протирались, но даже не открывались. На столе возле тахты лежала горбушка серого хлеба с куском колбасы — завтрак, который принесла ему Бранка. Сколько времени прошло?

Им следовало бы уже выбраться из города. А теперь надо было сидеть, затаившись, не меньше часа. Начало утра опаснее всего. Пожалуй, раньше полудня пойти к Андраши будет нельзя. А пока он сделал что мог: послал Тому с Костой записку. Хоть бы чашку кофе! Марко ушел куда-то с отцом Косты, и Бранка — высокая тоненькая девушка с печальными глазами и каштановыми волосами, закрученными на затылке в тугой узел, — убежала следом за ними. Тишина в комнате была гнетущей, еще более душной, чем смрадный запах пота и грязи.

С ним ничего не случится. Несомненно. И вероятно, хуже всего было именно это сознание. Ничего не случится. Все рискуют всем, — все, кроме него. Он всегда стоял в стороне. «Осторожней, не заплывай слишком далеко!» — как-то крикнула его мать на корнуэльском пляже. Впереди накатывались, изгибаясь, валы прибоя, и он не стал заплывать далеко. Он никогда не заплывал слишком далеко, всегда поворачивал назад в назначенное мгновение, еще безопасное, но волнующее, как рубеж, и благополучно возвращался на берег. В последние годы он испробовал нечто совсем иное, а в результате — ничего. Совсем ничего. Если бы только Андраши согласился! Но и тут он потерпел неудачу.

Он растянулся на тахте и попробовал вообразить катастрофу. В комнату врываются жандармы. Агенты гестапо — в перчатках, безликие. Он прыгнет им навстречу и обменяется с ними мужественными выстрелами. Он умрет… А, какая слащавая чепуха! Ничего он этого не сделает. Его глаза закрылись. Тихое течение куда-то уносило его. Он был здесь и не здесь. Перед ним замаячила гигантская женская фигура со свинцово-серой грудью. Она манила его к себе, обнажая чудовищные бедра. Он бросился к ней сквозь громовый топот шагающих ног и понял, что бессилен сделать хотя бы шаг, что он ни к чему не пригоден. Фигура злобно закричала на него. Его грубо трясли. Он дернулся и проснулся. Спина и плечи у него онемели. Он открыл глаза и замигал, ослепленный ярким светом дня. Нет, в комнату не ворвались жандармы и агенты гестапо, его разбудил Марко.

— Вставайте, на это надо поглядеть! — кричал Марко. — Идите сюда!

Он подошел к окну и понял, почему все еще слышит топот. По улице к рыночной площади, до которой не было и пятидесяти ярдов, гулко бухая сапогами, проходили солдаты.

Он еще ни разу не видел врага по-настоящему. Он видел вражеские самолеты и бомбы, вражеские трупы и далекие силуэты, которые служили мишенью или означали опасность, — и все. Ничего человеческого. Но тут они валили валом — сотни, тысячи. Они заполняли мощенную булыжником улицу и скрывались за углом, там, где она вливалась в рыночную площадь возле вейнберговского банка. Они окликали прилипших к окнам девушек, шли не строем, а почти вразвалку, небрежно закинув винтовки за спину, разбиваясь на кучки, — солдаты, которые переставали быть солдатами, которые были сыты войной по горло, потерпели поражение и возвращаются домой. Он следил за ними с возмущением — казалось, это после неудачного футбольного матча расходятся зрители, обманувшиеся в своих ожиданиях, сердитые, что вообще на него пошли. Нет, не таким следовало увидеть врага. Его мозг царапали слова Андраши: «Надо сохранять ощущение масштаба. Мы должны оставаться над схваткой. Иначе как человечество вновь научится жить само с собой?» Две лошади тащили машину с офицерами. Потом проехал еще один автомобиль — его везла гнедая лошадь, на спине которой сидел молоденький офицер.

— Нет бензина. Но теперь никакой бензин их не спас бы, — с торжеством сказал Марко.

Он слышал и не слышал. Офицер на гнедой лошади обвел улицу взглядом, и секунду они словно смотрели прямо друг другу в лицо. Человек, с которым он встретится когда-нибудь потом (ведь, с ними обоими ничего не случится!), его ровесник, бездумно разменивающий пятый десяток в цветущее, невообразимо мирное время, и они встретятся у Рейна, два дипломата или два преуспевающих коммерсанта, и он ему скажет: «А, да! Я же вас видел в то мартовское утро — вас и остатки вашей дивизии, когда вас вышвырнули из России и гнали через Паннонию… Так выпьем же и помянем эти добрые старые дни… Какие были времена! Подумать только, ведь мы могли бы даже убить друг друга…»

Он почувствовал, что Марко сжимает его локоть.

— Вам нехорошо?

— Нет, а что…

— Да вы же стонали! Или вы не заметили? Нет, он не заметил.

— Я думал… Как мы будем жить с этими людьми потом?

В глазах Марко мелькнула его обычная усмешка.

— Потом? Это ведь совсем другое дело. Тогда-то и начнется настоящий бой.

— Я вас не понимаю. Если мы выиграем войну?

— А что, собственно, мы выиграем, дорогой капитан? Право избежать полного истребления? Шанс остаться в живых?

Голос Марко хлестал его, V него было такое ощущение, словно он заперт в душном чулане. Еще немного, и его стошнит. А Марко все говорил:

— Нам ведь нужно будет кое-что побольше, как вам кажется? Для нас потом еще долго не будет отдыха. Еще очень долго. — Он указал на солдат, скрывающихся за углом рыночной площади. — По-вашему, они поймут? Вы правда так думаете? — Скрестив на груди руки, покачиваясь на каблуках, выставив тяжелый подбородок в сторону проходящих солдат, Марко сам ответил на свой вопрос: — Нет, нам придется снова драться с ними. С ними и с им подобными. С помощью идей. Еще и еще. И конца этому я не вижу.

— Но ведь должен быть конец! Марко сказал с неожиданной сухостью:

— Да, безусловно. Я говорил только, что я — лично я, понимаете? — не представляю, как это будет.

— И вы не хотите остановиться?

— А что это означает? Вот я вам сейчас скажу. — Марко опустил руки и начал щелкать суставами пальцев, сначала на правой, потом на левой. Казалось, он собирается произнести речь. Но он сказал только: — Поражение. Остановиться — значит потерпеть полное поражение.

— Но ведь поражение — это еще не самое худшее?

— Разве? Во всяком случае, не для нас здесь теперь, да и после — тоже. Ни для кого из нас, черт побери.

Он не находил, что сказать.

Марко отвернулся от окна со злокозненной улыбкой, словно человек, с удовольствием сообщающий неприятную новость.

— Скоро десять. Через полчаса мы пойдем к этому вашему…

— Вы тоже хотите пойти?

— А что? Все устроено. И ведь мы из-за него столько недель просидели сложа руки.

Он совсем не хотел присутствовать при подобной встрече, но сумел спрятать свою досаду.

— А Том?

— С Томом будет Коста.

Они вышли на улицу, окутанную туманом тревожного возбуждения. Их сопровождал кто-то из группы Косты, но они не думали об опасности. Война еще продолжалась, но у них было такое ощущение, что она окончена. Марко напевал партизанскую песню. Их подошвы четко стучали по тротуару.

Внутреннюю дверь им открыла Марта. Ее лицо как будто побледнело и осунулось. Он поспешно сказал:

— Все в порядке. Это друг.

Она словно не поняла. Ее рот глуповато приоткрылся, бледные губы разомкнулись, и верхняя, хорошенькая, чуть-чуть оттопырилась — нечаянно, без кокетства. Она их даже не накрасила. Он взял ее за руку, и тонкие холодные пальцы показались ему совсем детскими. Марко шагнул вперед с улыбкой, которая была почти сочувственной. Он сказал Корнуэллу:

— Не знаю, как мы будем объясняться. Вы будете переводчиком. Скажите ей, что бояться не нужно.

— Он говорит…

Но она не дослушала:

— Вам лучше пойти к папе.

Андраши сидел скорчившись в кресле перед приемником. Он оглянулся на них и махнул рукой, предлагая им сесть и подождать. Из динамика несся поток венгерских фраз — отрывистых и тревожных.

Андраши выключил радио и поднялся на ноги. Руперт сказал:

— Мы пришли проститься.

Но как и Марта у двери, Андраши словно не расслышал. Его лицо было непривычно напряженным. Он выпрямился и сказал:

— Вы, конечно, знали, что это должно произойти? И вываживали меня, как рыбу на крючке? Ловко сделано, господа.

Каким-то образом Андраши по обыкновению сумел перевести ситуацию в сугубо личный план.

— Вы говорите о прорыве на Восточном фронте? Но мы даже…

— Нет! — взвизгнул Андраши. — К этому мы были готовы. Наши эмиссары уже получили все инструкции. Мы были готовы предложить немедленный мир и всемерно способствовать переброске войск через страну при условии невмешательства в наши внутренние дела. Я говорю о… — Он осекся и уставился на них с крайним недоверием. — Неужели вы хотите убедить меня, что вы действительно ничего не знали? Господа, ваша шутка заходит слишком далеко!

Руперт ощутил привычное усталое раздражение. Почему-то Андраши был просто неспособен воспринимать факты, реальные факты. Он сказал резко:

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

Андраши с видимым усилием попытался взять себя в руки и продолжал уже спокойнее:

— Неужели же… — Он помолчал. — Вы даете слово? Слово джентльмена?

Руперт раздраженно пожал плечами, и Андраши снова опустился в кресло, молча скрестив руки на груди. Марко спросил:

— Он нездоров?

— Кажется, что-то произошло,

— О да, произошло, друзья мои. — Как ни удивительно, Андраши перешел на сербский язык, родной язык Марко, произнося слова с запинкой, но достаточно внятно, а его посеревшие щеки подергивались от терпеливой презрительной усмешки. Он протянул руку и постучал по приемнику, словно собираясь что-то сказать, передумал, подергал себя за лацканы пиджака и снова встал.

— Вот так, господа. Мы уходим сейчас? — Он засунул большие пальцы в карманы жилета и наклонился вперед с насмешливым смирением. — Это вас удивляет? Но скажите на милость, что мне остается делать теперь, если не идти с вами? — Точно монарх, отрекающийся от трона, он торжественно вскинул руку, как будто отбрасывая прочь прежнюю жизнь.

— Мы чего-то не знаем? — еле выговорил Руперт.

— Вы и ваша хваленая секретная служба! Как это странно, мой друг… но могу ли я еще называть вас моим другом? — Он снова постучал по приемнику. — Только что передавали последние известия из Будапешта… Ах, но я же забыл: вы не слушаете последние известия, у вас есть собственные источники информации, — Он пожал плечами. — Правительство пало. Власть захватили сумасшедшие. С этого дня в Венгрии правит Гитлер.

Он вновь опустился в кресло, храня достоинство в сумятице катастрофы, терпеливо-снисходительный с глупцами. Он продолжал свои объяснения обстоятельно, словно говорил с детьми, только перешел на английский, Теперь уже невозможно предотвратить окончательное и бесповоротное выступление Венгрии на стороне немцев. Это вопрос времени. Через час, если не раньше, из Будапешта придет распоряжение о его аресте.

— Если вы уходите сегодня, то я хотел бы сопровождать вас. Никаких условий я, разумеется, больше не ставлю, кроме одного: я хочу попасть в Лондон как можно скорее. — Он тускло улыбнулся и взял Марту за руку. — Я даже больше не прошу, чтобы меня отправили на аэроплане.

Корнуэлл торопливо сказал Марко:

— Он думает, что его арестуют. Здесь. Через час или раньше.

Они услышали, как Марко со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы, увидели, как напряглись его лицо и тело, а потом постепенно расслабились. Они смотрели, как рука Марко медленно опустилась на кобуру у пояса и его пальцы начали дергать голубой ремешок. Они услышали, как Марко сказал спокойно, глядя на Андраши:

— В таком случае вы и я, товарищ, уходим отсюда. Немедленно.

— А я? — закричал на него по-сербски Андраши. На момент Корнуэллу, словно в бреду, почудилось, что его в этой комнате нет. Два человека перед ним мерили друг друга взглядом, как старые враги, которые внезапно стали новыми врагами. Марко спросил:

— А… ваша дочь?

— Это разумеется само собой.

Марко, казалось, ушел в далекую серую мглу. Потом он поднялся на ноги и сообщил свое решение. Они с Корнуэллом и Том уйдут сейчас же. Андраши и Марта выйдут с Костой через полчаса. Багаж, запасная одежда? Нет. Никаких вещей. Им придется пройти мимо часового у моста через канал. Чем раньше они сделают эту попытку, тем лучше.

— Попытку? — На мгновение Андраши словно приобщился к жизни, к обычной будничной жизни.

— Она не безнадежна. Раньше мы вывели бы вас. Под охраной. Но теперь, — Марко подергал себя за пояс, — теперь у нас нет на это времени. Вам придется рискнуть. Самим.

Мгновение оказалось кратким.

— Ну что ж, — нелепо сказал Андраши, — я, пожалуй, возьму с собой мою скрипку.