"Железная рука" - читать интересную книгу автора (Буссенар Луи Анри)ГЛАВА 8В тот момент, когда раздался взрыв и пирога накренилась, Железная Рука почти бессознательно выкрикнул: — Спасаем оружие! Именно так думает настоящий военачальник, который во время битвы никогда не забывает любой ценой сохранить средства борьбы за победу. Прекрасные пловцы, Железная Рука и мальчик, тотчас же подняли вверх, как свечи, автоматические карабины. Фишало интуитивно повторил тот же жест. Мустик и его патрон держались на поверхности воды и оглядывались с вполне естественным удивлением, которое вовсе не исключало хладнокровия. А индеец, спокойный, как человек с детства привыкший барахтаться в речке, тем временем мастерски вытащил из воды свое ружье и поплыл к берегу в сопровождении пса, у которого были видны острые уши, глаза и черный нос, блестевший, словно трюфель [147]. С великолепным эгоизмом людей своей расы краснокожий не проявлял никакого интереса к товарищам и думал только о себе. Эгоизм тот же, что и у чернокожих лодочников этого региона по отношению к пассажирам. Будучи носильщиками на земле или конвоирами на речных дорогах, негры добросовестно выполняют свою задачу: переносят на голове грузы или перевозят в пирогах людей и вещи, но — ничего больше. Если ноша падает в воду или в овраг, через который перекинуто дерево, о ней не беспокоятся. Их это не трогает. Если опрокидывается пирога с багажом и пассажирами, их так и оставляют в воде. Пусть белый выпутывается сам как знает, чрезвычайно редко случается, чтобы ему помогли. Эгоизм? Несознательность? Бог их знает! Одно ясно: эти простаки почти всегда ведут себя как мулы [148] и лошади под седлом, которые, случайно освободившись от своей ноши, не подбирают ни седока, ни поклажу. А ведь Генипа по интеллектуальному [149] уровню казался выше своих собратьев. Несколько сильных взмахов руками — и он уже на берегу. Отряхнулся, оглянулся и пришел в ярость — пирога потеряна. Чтобы смастерить другую из дягиля, потребуется неделя напряженной работы. Впрочем, гнев краснокожего не проявился ни в жестах, ни в словах. Лишь лицо цвета кофе с молоком стало грязно-желтоватым, подобно цвету растопленного масла. Человек, знающий индейцев, с уверенностью мог бы сказать: «Несчастье тому, кто навлек на себя гнев Генипы!» У Железной Руки и мальчика мелькнула одна и та же мысль: «Что с Фишало?» А в это время толстяк, о котором подумали два друга, отчаянно барахтался в воде. Он вцепился руками в винчестер крепко, как все тонущие, и кричал захлебываясь: — На помощь! Тону! На… Вслед за этим последовало бульканье, которое в другой обстановке выглядело бы даже комично, но здесь, в потоке воды, кишевшей рептилиями и прочей тварью, это вселяло ужас. — Ах, Боже мой! — крикнул Железная Рука. — Несчастный не умеет плавать! Мустик, слушай меня. Быстро! Плыви к берегу! — Но… мой бедный товарищ. — Плыви! Не тревожься ни о чем. Я все беру на себя. Железная Рука выпустил из рук карабин, мешавший задуманному им предприятию, и, глубоко вздохнув, исчез под водой на несколько секунд. Ему удалось ухватить Фишало за воротник. Тот барахтался, фыркал и сжимал одной рукой карабин, а другой — отчаянно цеплялся за спасителя. — Да успокойся же ты, чертов пловец! — прокричал Железная Рука, пытаясь высвободиться из тесных объятий. Но Фишало, задыхаясь, ничего не видел, не слышал и крепко держался за своего друга. Тогда «капитан» нанес ему мастерский удар по носу, и юноша потерял сознание, а молодой человек потащил его за собой к берегу, словно сверток. Когда Фишало уже лежал на земле, из его носа ручьем потекла кровь. — Ну, ну! — жестко произнес Железная Рука. — Нельзя терять времени, сейчас разотрем, поставим на ноги! И в дорогу. Продолжая говорить, каш спасатель расстегнул одежду «утопленника», вырвал из земли пучок травы и то одной, то другой рукой стал растирать тело юноши, который через некоторое время стал красным, как созревший помидор. Фишало открыл глаза, изумленно огляделся, попытался подняться, но упал, тело его бил озноб. — Ну, ну… Вставай!.. Вдруг звонкое чиханье сотрясло спасенного, из носа вырвался красный фонтан крови. — Будь здоров! — сказал Мустик, радуясь возвращению товарища к жизни. Фишало наконец пришел в себя, узнал друзей, убедился не без радости, что он снова на твердой земле, и, заикаясь, произнес еще не окрепшим голосом: — Еще бы немного — и мне каюк. Вода для меня — проклятие. Я чуть не утонул. Правда! — Ты можешь идти? — озабоченный Железная Рука. — В общем — да. — Тогда в дорогу! — Хотел бы вас поблагодарить от всего сердца. Знайте… моя признательность… Но спаситель взмахом ружья пресек излияния. Индеец, не вымолвив ни слова, не сделав ни жеста, подозвал собаку и тронулся в путь. Левой рукой он бережно сжимал длинное ружье — чудо прочности, изобретательности и точности, крепкое, гладкое и отполированное, как кристалл. Железная Рука, Мустик и Фишало шли следом за краснокожим, а тот, тихонько раздвигая ветки, скользил, словно змея, среди густых зарослей, которыми был покрыт берег. Время от времени он делал им повелительный знак и, стиснув зубы, издавал тихий свист. — Не делать шума! Они прошли пятьсот — шестьсот метров, когда Генипа остановился у края опушки, посредине которой догорал костер. Сквозь отвратительный дым были видны жестикулировавшие люди. — Мадьяна, бандиты, — прошептал Железная Рука, сжав кулаки. — Они далеко… Их много! Как достичь хижины, ведь надо преодолеть весь этот заслон… Индеец повернулся и просто сказал: — Оставаться тут! Я зайти с той стороны… я одна… и убить вся шайка. Не шевелиться. Этому приказу следовало повиноваться беспрекословно. И трое друзей устроились за огромными пнями, а краснокожий пополз, работая локтями и коленками. Он передвигался с неслыханной быстротой, бесшумно, огибая кусты, ветки, которые скрывали его от бандитов. Вскоре Генипа стал и вовсе невидимым, поскольку весь покрылся пылью, которая слетала на него с разлагавшихся растений. Индеец остановился метрах в ста пятидесяти от ничего не подозревавших негодяев. Он притаился за огромным пнем и не спеша стал наводить на группу свой сарбакан. Уперев оружие в выступ на земле, краснокожий порылся в холщовом мешке, висевшем у него на плече, ввел в трубку оперенную стрелу, прижался губами к отверстию и с силой дунул. Железная Рука с бьющимся сердцем, сгорая от нетерпения, естественного для его деятельной натуры, внимательно наблюдал за индейцем, потом тихо выдохнул, обращаясь к Мустику: — Какого черта он там возится? — Ах, месье… вы не догадываетесь? — паренек. — Вы, вероятно, не так уж давно в этом краю? — Четыре дня, и никогда раньше не видел индейцев… — А, тогда все понятно. Но прежде, чем я вам все объясню, там кое-кто хлопнется. Поглядите! Видите, как они всполошились, а ведь сами бузу заварили. — Да. — Черт возьми! Один уже есть! Однако это только начало. Сейчас увидите, как Генипа уложит их всех одного за другим. Ждать недолго… И впрямь первый бандит рухнул как подкошенный, а его приятели в испуге забегали и засуетились. Индеец, по-прежнему невидимый, снова начал смертоносное действо. — Страшное оружие, — прошептал озадаченный Железная Рука. А словоохотливый паренек подхватил: — Все это, месье, получается благодаря маленькой стреле из бамбука. Ничего особенного, не длиннее и не толще спички. Заточена как игла, а сзади небольшой хохолок, вроде бы как из растительного шелка… [150] — Стрела отравлена. Не так ли? Это, должно быть, кураре [151]. — Да, месье, что-то в этом роде. Только Генипа называет яд вурай, или вурари. В точности не знаю. — Мне он известен… теоретически. Если он проникает в организм через рану, наступает смерть. Правда, его без опасности для своего здоровья можно отсосать. — Я его и не нюхал. Хотя мне приходилось есть обезьяну, убитую из сарбакана… О, месье!.. Еще один. И еще… Фишало, до сих пор не размыкавший уст, с жаром воскликнул: — Прекрасно сработано! Я буду рад, когда он уложит их всех. Это из-за них я чуть было не утонул. Бандиты, растерянные, обезумевшие от страха, стали отходить от гамака. Не понимая, откуда ведется этот бесшумный расстрел, они затравленно озирались вокруг, как животные, попавшие в ловушку. Самые ретивые обратились в бегство. Однако им не хотелось уходить слишком далеко, несмотря на смертельную опасность, неумолимо преследовавшую их. Они решили тоже найти укрытие, как и их таинственный преследователь, чье месторасположение не могли определить расширенные от ужаса глаза каторжников. Бандитов осталось только четверо, и они, как загнанные животные, сбились в кучу у горящих обломков хижины, где по-прежнему, словно саван, лежал гамак Мадьяны. Один из них спрятался в яме и, скрытый ветвями, направил дуло карабина туда, откуда, по его мнению, стреляли. А индеец, еще, более незаметный, чем когда-либо, устроился так, что перед ним оказался фланг группы бандитов. Двое были повернуты к нему боком, распластавшись на земле и вытянув шеи, смотрели туда, откуда он только что уполз. Его губы искривились в жестокой усмешке. Он разложил две стрелы на расстоянии своей кисти одна от другой, а третью всунул в отверстие и навел сарбакан на неприятеля. Железная Рука, Мустик и Фишало, потерявшие гида из виду, ждали затаив дыхание. Генипа по-прежнему ухмылялся и следил за целью, шириной в три пальца — это часть горла, кровеносные сосуды которого сразу же впитают яд, неся немедленную смерть. Индеец прильнул губами к сарбакану и дунул: «Пффтт!» Раздался крик. Быстро, как только было можно, краснокожий протолкнул в сарбакан вторую стрелу и еще раз дунул. На той стороне — опять вой! Раненые пытались подняться, дергались в конвульсиях [152], били по воздуху скрюченными руками, старались отползти назад, вертясь волчком. Неожиданно раздался выстрел, прозвучавший в невыносимой тишине подобно грому. Сарбакан, пробитый на уровне кистей рук несгибаемого стрелка, разлетелся в щепы. Индеец был обнаружен человеком, спрятавшимся в кустах. Пуля, выпущенная в спешке и почти наугад, не задела краснокожего, но обезоружила его. Генипа отпрыгнул назад, как тигр, и исчез в кустах. Железная Рука решил, что настало время вмешаться. Он схватил винчестер Мустика, прицелился в бандита, которого высмотрел сквозь дым, и нажал на спусковой крючок. «Трах!..» Раздался сухой, несильный шум щелкнувшей собачки [153]. Но подмоченный винчестер дал осечку. — Гром и молния! — прорычал Железная Рука. Он быстро вынул отказавший патрон и заменил его другим. — Проклятие! Ружье, полное песка, мелких камешков, не стреляет! Ладно. Вперед! И будь что будет! И хотя броситься вот так в открытую на замаскированного врага — чистое безумие, Мустик и Фишало не колебались ни секунды. Мальчишка крикнул фальцетом: «Вперед!» А Фишало, беспомощный на воде, но бесстрашный на суше, грозно прорычал: «Вперед! Черт возьми! Вперед!» Эти крики и неожиданное появление трех друзей, про которых бандиты думали, что они застряли в трясине, привели негодяев в ужас. Кроме того, каторжники не знали, следует ли за первой группой вторая, готовая тоже вступить в бой. И тогда, дрожа и спотыкаясь, умирая от страха, они покинули свое укрытие и со всех ног бросились в лес. Несколько минут — их уже и след простыл. Железная Рука не стал преследовать бандитов: это и опасно и бессмысленно. Но он быстро подбежал к тому, что оставалось от хижины и откуда все еще поднимались тонкие струйки дыма. Однако краснокожий опередил его. С неслыханным проворством, удивительным для такого на вид бесчувственного, апатичного [154] человека, в жилах которого будто течет не кровь, а кокосовое молоко [155], Генипа подбежал… нет, подлетел к гамаку, как быстрая гвианская лань [156]. И не медля ни секунды, приподнял его. Бледная, осунувшаяся Мадьяна предстала перед ним во всей своей креольской красоте. Девушка тихо вздохнула, и ее глаза медленно открылись навстречу огромному закатному солнцу. Она узнала индейца и прошептала: — Генипа… О! Благодарю… банаре (друг). Он ответил: — Пришел белая человек. — А, да… тот великодушный белый, который там… у Джека… — Да, твоя правильно говорить… твоя приятеля… Опередив Мустика и Фишало, Железная Рука, перепрыгивая через пни, разные обломки, кустики, быстро преодолел место, где царили уныние и заброшенность. Он подбежал в тот момент, когда Генипа, вытащив нож, перерезал веревки, которые в течение долгого времени стягивали ноги мученицы. Еще неспособная двигаться, вся разбитая, но светящаяся радостью, девушка попыталась улыбнуться… Она протянула свои дрожащие руки к капитану, тот схватил их и воскликнул: — Мадьяна! О!. Мадьяна! Ты свободна… Да, свободна! На опушке леса, ставшего совсем темным, прозвучал выстрел. Мустик и Фишало услышали просвистевшую пулю и увидели, как Железная Рука судорожно дернулся. Он тяжело упал на колени, пораженный прямо в грудь, а по волосам Мадьяны прошло легкое дуновение. Мустик испуганно вскрикнул и подбежал к Железной Руке. Фишало сжал кулаки: — Сволочи! Юноша и подросток подхватили под руки любимого хозяина. Ослепленный слезами, малыш прошептал: — Ничего плохого не будет… Ведь правда, месье, ничего не будет? Мадьяна в ужасе остолбенела, не в силах ни кричать, ни плакать. Она только тихо застонала. Жизненные силы, которые только-только стали к ней возвращаться, вновь покинули ее. Она стала медленно оседать и застыла в неподвижности, бледная, бездыханная. |
||
|