"Кавалер Золотой Звезды" - читать интересную книгу автора (Бабаевский Семен Петрович)

Глава XXIV

В последних числах января ударили морозы с восточным ветром, закурилась поземка и полетела мелкая, гонимая с гор снежная пыль. Снег засыпал ров - русло будущего канала, набивался и за воротник, и в рукава, и за голенища сапог строителей. Самым же большим препятствием на пути землекопов была не пурга с морозом, а скала - она преграждала канал острым углом, похожим на нос корабля. Отрубить этот нос, да тем более ручным способом, было нелегко.

«Подложить бы под нее динамиту,- думал Семен,- да и рвануть…»

Но у устьневинцев не было ни минеров, ни взрывчатки. Приходилось клевать ноздреватый известняк кирками и ломами. Со всех бригад были отобраны опытные каменоломы. Белые, заметенные снегом, они облепили скалу; звенела сталь, слышались тяжелые удары - камень, казалось, стонал, но не сдавался. Семен стоял внизу, руки его мерзли, сжимались в кулаки и просили лом или кирку - хотелось согреться,- а тем, кто вгрызался в скалу, было жарко, лица их, пожженные морозом, были мокрые.

Ниже всех, почти на отвесном выступе, стоял Иван Атаманов в синем, небрежно замотанном на голове башлыке. Рослая его фигура в шинели с подоткнутыми за пояс полами напряженно сгибалась,- он часто и низко кланялся и с таким ожесточением рубил киркой, что от камня вместе со щебенкой летели искры.

- Эй, Иван! А ну, дай-ка и я погреюсь! - крикнул Семен, взбираясь на выступ.

Атаманов искоса посмотрел на Семена, лицо его, помеченное шрамом, расплылось в улыбке.

- Трудно ее, чертяку, оседлать,- сказал Атаманов и быстрым движением руки смахнул с лица пот.- Хочешь погреться? У меня есть ломок. Вот этот. Небольшой, а ухватистый… Только ты сперва угости меня папиросой.

Атаманов сел на корточки, закурил и облегченно вздохнул.

- Семен, когда же к нам Сергей явится?

- Ждем со дня на день,- ответил Семен, рассматривая короткий, но увесистый лом.

- Не пойму, что это за порядки,- продолжал Атаманов.- Наш кандидат, можно сказать, свой, доморощенный, а к нам в станицу не заявляется.

- Соскучился?

- Да не в том дело. Должна же быть встреча. Мы его первые выдвигали, да к тому же есть к нему личный разговор. Еще осенью наш колхоз заключил договор с артелью «Красный черепичник». Должны мы были получить у той артели пять тысяч черепицы для кровли конюшни. Деньги перевели через банк, а позавчера Стефан Петрович направил туда обоз саней, а он и вернулся ни с чем, только быков зря прогоняли. Артель не дает нам продукцию; ждите, говорят, до весны. Как же тут нормально вести строительство?.. Вот я и хочу Сергею пожаловаться.

- Нам успеть бы до приезда Сергея разделаться с этим утесом.

Семен поплевал на ладони и с силой вонзил лом в узкую расщелину. Сталь звякнула и заклинилась. Семен налег на конец лома, но отломить камень не мог. Атаманов курил и смеялся. Затем он встал, бросил недокуренную папиросу и ударил киркой чуть дальше лома. Кусок камня пудов на пять глухо погремел вниз.

Не успел Семен как следует погреться, как к скале прискакал на коне мальчуган-вестовой: Семена вызывал вернувшийся из Ставрополя Родионов.

Ветер сдувал снег с гор, кружил, бросал его в низину. Пурга разгулялась и белым полотном затянула все небо, степь, Верблюд-гору, Усть-Невинскую. Виднелись только приземистые строения временных хуторов вблизи берега, да и то проступали они в этой молочной мгле смутно, точно сквозь матовое стекло. Семен направился к землянке не мимо строений,- там лежали сугробы,- а по чистой, подметенной ветром бровке канала. В этом месте работы были завершены еще третьего дня, и землекопы передвинулись ближе к скале. Глубокий ров начинался у самого берега, где лежал перекат, и отсюда русло реки, круто повернув вправо, уходило все ниже и ниже, а канал, как казалось Семену, постепенно восходил все выше и выше.

«Вот чудо! - думал Семен.- Как же по нему потечет вода?»

Эти мысли часто тревожили Семена, и однажды он поделился своими опасениями с инженером.

- На глаз же видно,- говорил Семен,- что Кубань уходит вниз, а канал подымается в гору,- как же по нему пойдет вода?

- На глаз такие вещи мерять нельзя,- ответил инженер и вынул из ящика стола лист плотной бумаги.- Вот точные расчеты. Они показывают, что русло нашей новой реки все время идет под небольшой уклон.

Семен краснел, смотрел на линии чертежей и утвердительно кивал головой… Тогда он верил. Но вот перед ним снова лежал не чертеж, а канал, и опять ему казалось, что инженер не прав… Семен так задумался, что не заметил, как подошел к землянке.

Родионов и с ним какой-то сержант, еще молодой, с широким лицом парень, сидели возле железной печки и грели руки. Семен поздоровался и тоже присел к огню.

- Ну, Семен Афанасьевич,- заговорил Родионов,- как там идут дела?

- Помаленьку роем… А как тебе ездилось?

- Плохо.

- Отчего ж так?

- Чертовски холодно.

Семен еще раз посмотрел на сержанта, и ему показалось, что лицом он схож с Родионовым.

«Наверное, его младший братишка,- подумал Семен.- Очевидно, в отпуск приехал…»

- Ну, а как дела обстоят со скалой? - спросил Родионов.

- Клюем, но она не сдается. А тут еще метель одолевает.

- Ну, ничего, сдастся. Я вот привез зубастого солдата - ему не такие скалы подчинялись.

- Минер? - спросил Семен, обращаясь к сержанту.

- Подрывник,- сухо ответил сержант.

- И взрывчатку привез? - допрашивал Семен.

- А мы без этого не ездим,- с достоинством ответил сержант.- Да к тому же есть приказ - отбыть в вашу станицу…

- Вот это замечательно! - воскликнул Семен.- Иван Герасимович, где ты раздобыл такого нужного нам человека?

- Свет не без добрых людей. Знакомый майор выручил… Только ты, Семен, потом будешь радоваться, а сейчас отведи сержанта в станицу и определи его к хлебосольной хозяйке. Пусть он поест, отдохнет, а завтра возьмемся за скалу.

- Накормить сможем! Пойдем, дорогой товарищ, прямо к моей теще. Лучше ее никто не накормит.

На другой день вечером, когда только что начинало смеркаться, над завьюженной Усть-Невинской прокатилась гроза - четыре огромной силы взрыва потрясли воздух. В окнах ближних от реки домов зазвенели стекла. Протяжный грохот унесся по реке далеко в горы, и снова стало тихо.

Часа через два Семен и Анфиса вернулись домой. Тимофей Ильич спросил:

- Воюете? Садануло, как из мортиры!

- Еще как, батя, воюем! - ответил Семен.- (Он называл тестя «батей» по казачьему обычаю, и это нравилось Тимофею Ильичу.) - Верите, батя,- как ножом срезало. Гость наш здорово подсобил.

- И скажи на милость, какой молодцеватый тот сержантик! - отозвалась Ниловна.- А за столом был такой несмелый да стеснительный. Чего ж он вечерять к нам не пришел?

- Уехал к поезду,- ответил Семен.- Его в полку ждут.

- Ну, давайте вечерять,- объявил Тимофей Ильич.- Что-то долго нету наших квартирантов.

- У них собрание. Из Родниковской вернулся Андриянов - свои дела решают.

За ужином Тимофей Ильич вспоминал о сыне.

- Семен, а ты случаем не слыхал, где там запропал наш кандидат? - как бы между прочим спросил Тимофей Ильич.

- По округу ездит.

- По округу? - переспросил старик, поглядывая на Ниловну.- А до батька с матерью и не думает приехать? Да и со своими станичниками как-никак надобно повидаться.

С тех пор как на станичном собрании Сергей был назван кандидатом в депутаты, Тимофею Ильичу не терпелось поговорить с сыном о таком значительном событии - хотелось и ему сказать свое отцовское напутствие. Но прошло уже более трех недель, а Сергей не приезжал не только в дом к отцу, но и в станицу, и это злило старика.

- Все он не по-моему делает,- с обидой сказал Тимофей Ильич.- Перво-наперво ему нужно было явиться ни в какую там другую станицу, а в Усть-Невинскую, да собрать народ и поклониться ему… А как же так? Тут он родился, тут живут его родители, сверстники… Или, может, он думает, что его в Усть-Невинской и так изберут?

- И чего ты, старый, бурчишь? - отозвалась Ниловна.- Вестимо, изберут. А почему ж его не избрать? Первые мы с тобой, как родители, пойдем голосовать и всем пример покажем… Мы и за ширмочку не будем хорониться. Наш же сын, и утаиваться тут нам нечего.

- Ишь какая ты грамотная! Надо сказать Ереминку, чтобы он тебя в агитаторы включил… А ты лучше скажи мне, отчего твой сын домой не заявляется? Нет того, чтобы приехать к родителям да побалакать по-семейному…

- Знать, некогда ему - вот он и не едет,- сказала Ниловна.

- Как так некогда! Машина имеется, сел да и прикатил.

Старики заспорили не на шутку. Ниловна, как всегда, встала на сторону сына и всячески защищала его, доказывала, что Сергей никак не мог приехать. Тимофей Ильич злился и на сына и на Ниловну: «Ежели он чтит отца и мать, то должен был навестить свою станицу». - Ну, разошлись,- шепнула Анфиса, подойдя к Семену.- Пусть себе поспорят, а мы пойдем спать. Постель уже разобрана, ты иди, а я только помогу матери посуду помыть.

Семен не первый раз ложился в пружинистую кровать с высокими и прохладными подушками и с такой поразительно мягкой периной, что все тело погружалось в нее, как в вату, и всегда у него на сердце было тепло и спокойно. Он радовался всему: и тому, что так горячо любил Анфису, и тому, что породнился со своим фронтовым другом, и, наконец, тому, что помирился с Тимофеем Ильичом и был радушно принят в доме Тутариновых. Вспомнил тот день, как он познакомился с Сергеем, как привязался к нему, как полюбил и стал считать его своим братом. И хотя теперь они виделись редко, а когда встречались, то говорили больше о делах, дружба их, начатая на войне, не только не расстроилась, но укрепилась еще сильнее. Семен был благодарен своему другу и за то, что он привез его в Усть-Невинскую, и за то, что рассоветовал обзаводиться своим домом, и за то, что поставил руководить такой важной стройкой. Только как же быть с Анфисой? Она еще живет надеждами, что муж ее на канале работает временно, что к лету у них будет и свой дом, и молодой сад…

«В самом деле, зачем же мне свое гнездо, когда вокруг столько дела?..»

Семен живо представил и профиль канала, и работающих людей, и движение подвод, и вороха свежей земли на снегу. Он подумал о том, что лишь одна его мечта непременно сбудется: скоро он увидит свою Анфису с ребенком на руках. Его радовало и то, что у Анфисы потемнело лицо и появились серые пятнышки на верхней губе и на подбородке, и то, что ее глаза как-то смешно округлились и сделались еще ласковее, и то, что вся она и пополнела и похорошела.

Анфиса работала на канале и в паре с Варюшей Мальцевой таскала на носилках землю. Семен, часто проходя мимо них, видел, как Анфиса быстрыми шагами шла следом за Варей, крепко держа поручни в сильных руках.

«Не тяжело ли ей? Может быть, перевести на более легкую работу - управлять быками или лошадьми?»

Об этом Семен подумал и теперь, когда Анфиса, шурша юбкой, разделась, подлезла под одеяло и прижалась к нему, желая согреться. Он взял ее за руки - ладони у нее были шершавые и твердые, точно припухшие, на изгибах пальцев затвердели мозоли.

- И какой же наш батя смешной! - сказала она шепотом.- Все бурчит, все поучает Сережку, будто братушка и сам не знает, что ему делать.

- Анфиса, ты на канале, наверно, устаешь? - спросил Семен.- Носилки тяжелые, а тебе придется рожать…

- Ну, это еще когда будет! Я же сильная! - Анфиса прижалась к нему.- Я об этом и не думаю.

- А о чем же ты думаешь?

- О весне,- сказала она тихо.- Канал выроем, а по весне займемся своим домом.

- Анфиса, а что, если у нас не будет ни домика, ни садика?

- Ты опять свое! - обиделась Анфиса.- Почему ж ему не быть? Может, ты уж не хочешь строиться? Может, уезжать задумал?

- Уезжать я никуда не думаю,- серьезно ответил Семен.- Но зачем же нам свой дом, когда и без него нам будет хорошо… Сережа правду говорит - нечего нам прятаться в свою нору, а лучше поселиться возле электростанции.

- Не хочу я там жить. Какая там жизнь на отшибе?

- Но посуди сама, Анфиса, не могу же я бросить порученное мне дело…

- А ты брата не слушайся. Ему ничего не нужно, а нам корову надо завести, птицу, огород.

Семен улыбнулся. Наивными показались ему желания жены.

- Будет у нас и корова и птица,- сказал он, желая успокоить Анфису.- Еще и гусей разведем - жить-то будем возле реки.

Она тяжело вздохнула и промолчала.

Анфиса поднялась на заре, умылась, подоила корову и принесла Семену кружку парного молока.

- Эй ты, начальник канала! - смеясь и стаскивая с Семена одеяло, сказала она.- Вставай, пора на работу.

Наскоро закусив, Семен и Анфиса вместе с родниковцами ушли на канал. А когда совсем рассвело и Тимофей Ильич, накинув полушубок, вышел дать корове корму, на пороге появилась Марфа Игнатьевна с кошелкой, в которой сидела белая «леггорнка».

- Здравствуй, свашенька,- приветливо сказала Ниловна.- Что-то ты давненько к нам не заглядываешь?

После неудачного сватовства Ниловна и Тимофей Ильич хотя и обиделись на своего сына и на Ирину, но с Марфой Игнатьевной породнились и стали называть ее свахой. «Дети наши пускай себе там что хотят, то промеж себя и делают, бо родительской воли теперь над ними нету,- рассудительно говорил Тимофей Ильич, покидая птичник.- А мы - люди старые, знаем, как на свете надо жить, и коли мы выпили по чарке и посватались, то и будем считаться сватами…»

- Все, свашенька, управляюсь с птицей,- отвечала Марфа Игнатьевна, ставя под лавку кошелку, из которой выглядывала белая головка курицы с посиневшими от мороза серьгами.- Да и живу я далече от станицы, часто не находишься.

Вошел Тимофей Ильич, стряхивая на пороге прилипшие к полушубку сухие листья.

- Слава богу, сваха заявилась! - сказал он.- А мы частенько о тебе вспоминаем.

- Курочку вам на обмен принесла,- проговорила Марфа Игнатьевна, ставя кошелку на лавку.- На вид красивая, а наседкой быть не желает.

- Ну, как там поживает наша невесточка? - спросила Ниловна.- Слыхала я, будто сын Грачихи приспособился ее обучать.

- Верно, раза два приходил.- Марфа Игнатьевна вздохнула.- Какие-то ей книжки читает - ничего я в том не разбираюсь.

- А она что ж? - спросила Ниловна.- Веселая собой?

- На вид будто и веселая, да только кто ж его знает, что у нее на сердце.

- Об Сережке вспоминает или молчит?

- Вижу, что-то от меня скрывает.

- Книжки - дело хорошее,- помолчав, заговорил Тимофей Ильич,- а только ты, сваха, присматривайся, чтобы за этими книжками чего другого не случилось.

- Я-то и сама побаиваюсь,- сказала Марфа Игнатьевна.- Один разок дажеть не стерпела, постояла у дверей и послушала.

- И что же он ей там наговаривал? -спросила Ниловна.- Не ласкал ее?

- Этого не было, а что он ей говорил - толком и не разобрала… Все какие-то слова непонятные.

- Так-таки ничего и не разобрала? - спросил Тимофей Ильич.

- Называл какиесь альперы или анперы - позабыла. А еще упоминал какую-то вольту и лошадиную силу.

- Скажи на милость: с девушкой и такой разговор! - удивилась Ниловна.

- Бог же его знает, что значат те выражения.

- Может, оно и есть то самое,- пояснила Ниловна,- он ей говорит надогад буряков, чтоб дали капусты?

- И такую чертовщину придумала! - обиделся Тимофей Ильич.- По всему видать, была у них балачка про электричество… А лучше будет, ежели спросить у знающего человека. Марфа Игнатьевна, давай я запишу те слова, а вскорости приедет Сергей - он-то знает, в чем тут смысл.

- Чего ж мы так стоим? - спросила Ниловна.- Снимайте, сваха, одежину да сидайте до нас завтракать.

Марфа Игнатьевна стала развязывать шаль, а Ниловна уже хлопотала у стола.