"Кавалер Золотой Звезды" - читать интересную книгу автора (Бабаевский Семен Петрович)

Глава XIV

Рано наступила зима, и пришла она в станицу в теплой белой шубе. На рассвете по Усть-Невинской совсем неслышно проехал первый санный обоз. Выбравшись за станицу, вереница саней потянулась в степь. Дорога пряталась в глубоком и пушистом снегу. След прокладывали новенькие пароконные сани с подрезами, и на них, удобно умостившись в сене, сидел Прохор, в шубе и в башлыке, повязанном так, что виднелись одни лишь глаза. Приподымаясь на колени, Прохор то подбадривал вожжами коней, то посматривал назад - боялся, как бы не отстали какие быки и не уснули возчики. У его ног, закутавшись в бурку, лежал Виктор Грачев.

- Эй, эй! - покрикивал Прохор.- Не растягивайтесь!

Следом за санями Прохора, поскрипывая ярмами, на которых сычами сидели мальчуганы, брели по топкому снегу пять пар волов. Они были запряжены цугом в огромные санищи, с толстыми, как дручья, полозьями,- обычно в верховьях Кубани на них перевозят амбары или стога сена… В эту же зиму добротным полозьям из суковатого дуба предстояло выдержать груз, может быть, во много раз тяжелее любого амбара - нужно было перевезти со станции станину водяной турбины.

«И скажи на милость, какой вес имеет та штуковина,- размышлял Прохор, кутаясь в шубу.- Это же только подумать: одна часть уместится на этих дрючьях, а чтобы всю турбину поднять, то приходится гнать столько лошадей и быков…»

За свою жизнь Прохору довелось перевозить всякие грузы - и лес, и железо, и пшеницу, а вот с турбиной иметь дело еще не приходилось. Какая она на вид, эта турбина, он тоже не знал,- оттого и лезли в голову всякие тревожные мысли: а что, если даже такие дубовые полозья не устоят под тяжестью и среди дороги случится поломка? Застрянет турбина где-нибудь в степи, будет лежать в снегу на дороге, а проезжие люди станут насмехаться: вот, мол, какие устьневинцы! Гидростанцию строят, машину затребовали из Урала, а привезти домой не смогли - ума не хватило…

«А наш Виктор Игнатович спит себе,- думал Прохор.- Ему-то чего ж не спать, он уже ей и местечко приготовил - как для невесты, ей-богу!»

Работая в бригаде Грачева, Прохор ко всему присматривался и многое не понимал из того, что делалось в машинном отделении. Он видел, как вырастала из котлована железобетонная стена, и хотя Грачев говорил, что это строится фундамент для турбины, но Прохор так и не мог себе представить ни форму, ни величину той машины, которая вскоре ляжет на этот твердый настил.

Над степью разгоралось светлое утро. Небо было высокое и синее-синее. Виктор Грачев давно не спал, но вставать ему не хотелось,- сани укачивали, глухо постукивали копыта, молодо и свежо скрипел под полозьями снег. Было приятно лежать и смотреть вдаль. За Кубанью белыми шатрами стояли невысокие горы и то казались дымчато-сизыми, то озарялись мягким розовым светом. Когда же в седловину двух вершин выкатилось солнце, горы точно воспламенились, а вся низина заискрилась с такой силой, что стало больно смотреть…

Виктор закрыл глаза и задумался: нет, нет, совсем не такой представлялась ему жизнь его после многих лет учебы… Обычно в Усть-Невннскую Виктор приезжал погостить. То были веселые месяцы - купался в Кубани, гулял по степи, ему и в голову тогда не приходило, что вот кончит учебу и первую свою практику проведет дома; казалось, будто кто-то нарочно послал его именно сюда, чтобы свои же станичники могли увидеть и оценить, чему научился в Москве сын вдовы Грачихи… И хотя в Усть-Невинскую Виктор поехал неохотно и, как сам говорил, временно, а уже с первых дней почему-то отрадно было сознавать, что все верховье Кубани без его помощи обойтись не может и что он, единственный человек среди своих земляков, сумеет и установить сложнейшие машины, и заставить их дать свет. Самым же приятным было то, что турбина устанавливалась на реке, где прошло его детство, где он ловил рыбу, купался, бегал голышом по берегу,- сколько возникало волнующих сердце воспоминаний всякий раз, когда он подходил к зданию вблизи самой кручи!

И еще приятно было Виктору наблюдать в станице тот живой интерес к электричеству, который был вызван, несомненно, постройкой гидростанции. Он хорошо знал, с какой гордостью обычно говорят об электрификации его друзья детства, и он их понимал, но не Сергей и не Савва удивляли и радовали Виктора, а такие люди, как Прохор и Грицько, работавшие в его бригаде.

Прохор жил по соседству с матерью Грачева. Однажды поздно вечером, проходя мимо Прохоровой хаты, Виктор увидел в окно небольшое собрание: у стола, при слабом свете лампы, сидели пожилые мужчины и женщины и читали вслух книгу «Выбор силовых установок». Виктор вошел в сенцы, остановился и прислушался.

- Прохор, а ты расскажи мне понятливее,- послышался хриповатый бас.

- Как же тебе еще пояснить? - отвечал Прохор.- В книжке говорится, что электричество бывает постоянное и переменное. Чего ж тебе еще?

- А у нас какое будет?

- Кто ж его знает.

- А как же оно станет вертеть молотилку или там, скажем, доить коров,- допытывался хриповатый бас,- вот в чем мой вопрос, а временное то электричество или постоянное - в том я не разбираюсь.

- Все одно,- уверенно заявил кто-то из мужчин,- лишь бы его к делу приспособить.

- А на мое рассуждение,- отозвалась женщина,- лучше, ежели оно будет постоянное.

- Почему? - строго спросил Прохор.

- Все, что временно,- плохо.

- Правильно, тетка Фекла,- подтвердил бас.- У нас в то лето временно кинопередвижку строили, и никакого толку из нее не получилось.

- Вот это ты, Андрей, верно подметил!

Виктор вошел в хату.

- А! - крикнул Прохор.- Вот кто нам объяснит! Виктор Игнатьевич, мы тут читаем одну книжку, я ее в Рощенской на базаре купил… Читаем, читаем, а только разобраться не можем.

…И теперь, лежа на санях и кутаясь в бурку, Виктор вспоминал свою беседу, затянувшуюся допоздна. В этот вечер он впервые так просто и, как ему казалось, интересно рассказывал своим станичникам об электричестве,- его и сейчас волновало какое-то еще не изведанное им чувство… Откинув полу бурки, он соскочил на снег и пошел рядом с санями.

- А я думал, что ты зорюешь! - обрадованно сказал Прохор.

- Виктор Игнатыч! - кричал с других саней Никита Мальцев.- Погляди, какое движение!

Голова обоза выползала на пригорок, а хвост изгибался по ложбине. Мальчуганы-погонычи, кто в кудлатой, гнездом сидевшей на голове шапке, кто закутан башлыком, а кто повязан платком поверх картуза, покачивались на ярмах и лениво помахивали кнутами. Пять пар быков шли споро, а следом за ними тяжелые полозья, как плуги, разрезали снег. Никита Мальцев лежал на разостланной поверх сена полости, курил.

- Да на таком транспорте,- говорил он, обращаясь к Виктору,- можно две турбины поднять!

«И у этого гордости - хоть отбавляй»,- подумал Виктор и посмотрел на скрипевший по дороге обоз.

Где-то в середине санной вереницы вдруг как будто вспыхнуло на снегу пламя. Это шли огненно-красные, уже знакомые нам, быки с красивыми, во весь лоб, лысинами. И Виктор, стоя у дороги, залюбовался не столько быками-красавцами, сколько возницей. В санях сидела девушка в белой шубенке, подпоясанная рушником, повязанная пуховой шалью как-то так искусно, что узлы лежали у нее на голове в виде замысловатой шляпки. И на этой шляпке, и на махрах шали, и на выбившихся над висками черных локонах, и даже на бровях серебром блестел иней, отчего ее смуглое лицо с быстрыми, живыми глазами казалось необыкновенно красивым.

«Да чья же это такая прелестная девушка?» - подумал Виктор, когда бычьи лысины уже блестели перед его глазами.

Девушка улыбнулась, как бы желая помочь Виктору вспомнить, кто она, и он сразу узнал невесту Сергея.

- Садись, инженер! - сказала Ирина.- У меня сани нетряские.

- Ирина! Да я тебя и не узнал!

Виктор охотно сел рядом с Ириной. Теперь уже ни яркая окраска быков, ни искрившийся на пригорке снег не привлекали внимания Виктора. Разговаривая с Ириной, он узнал, что выросла она на хуторе Маковском, а в станицу переехала совсем недавно… Любуясь и ее взглядом и улыбкой, он думал, что его друг не мог, конечно, не влюбиться в такую миловидную возницу. Но странно, что в тот вечер на крестинах она казалась ему обычной девушкой, каких в Усть-Невинской немало, а тут, рядом с ним, сидела на санях точно совсем другая Ирина,- и глаза с пушинками инея на ресницах и на бровях светились какой-то щедрой радостью, и лицо, смуглое и немного подрумяненное морозом, было необыкновенно веселым.

- А я думал,- говорил Виктор,- почему тебя не знаю, а ты, оказывается, хуторская… На каникулы приезжал и тоже тебя не видел.

- Меня увидеть трудно… я все время на быках раскатываю.

- А почему ты выбрала себе эту работу?

- Разве плохо?

- Не то что плохо, а все ж таки с быками возни много.

- Я к ним привыкла. И быки у меня особенные, умные.

- Нельзя же всю жизнь оставаться возницей.

- Я и не собираюсь.

- Понимаю. Выйдешь замуж за Сергея Тутаринова?

- Это еще неизвестно… Может, выйду за Сергея, а может и не за него.

- Я Сергея хорошо знаю - настойчивый. И если он тебя полюбил…

- Ну и что же? У меня тоже есть настойчивость.

- А все ж таки хорошо бы тебе учиться.

- Я знаю, что это хорошо…

- Стала бы каким-нибудь специалистом… вот и с Сергеем бы поравнялась.

- Я с ним и так равная. А ты хочешь, чтобы я училась ради Сергея?

- Ну, хотя бы…

- Эге! Пусть он меня любит такую, какая я есть…

- Да он тебя и так любит… Но все же лучше было бы…

- Лучше, лучше! - глядя вдаль, сказала Ирина.- Помнишь, ты сказал, что любая девушка возле Сергея становится красивее… чего ж еще?

- Так это же я пошутил.- Виктор взял из рук Ирины кнут и стал сбивать комочки снега на хвосте у быка.- А если говорить серьезно, то знаешь, о чем я сейчас думаю?

- Не знаю.

- В Усть-Невинской строится гидростанция большой мощности. Обслуживать ее потребуются люди. Вот и быть бы тебе на этой станции, к примеру, диспетчером.

- А это что такое? - удивилась Ирина.

- Э! Работа весьма важная… Тебе, наверное, известно, что на железной дороге есть такой человек, который управляет движением всех поездов… Вот такой человек должен быть и на электростанции. Представь себе: машина работает полным ходом, и по проводам от станции, как поезда по рельсам, устремился ток,- это же сила, понимаешь? От нее светятся тысячи лампочек, вращаются моторы, жизнь становится богатой и красивой, и ты - всему этому хозяйка! - Виктор восторженно посмотрел на смущенно улыбающуюся Ирину.- Да знаешь, кем бы ты была? Богиней огня! Да, да, не улыбайся!

- Красиво,- мечтательно проговорила Ирина.- Но разве я смогу?

- Сможешь! - уверенно заявил Виктор.- Дай согласие - и я тебя обучу… Хочешь?

- Хоть и хочу, но как же я буду учиться? Быков же не брошу?

- Будем учиться по вечерам. У меня есть много книг… А какие книги! Только условимся - Сергей об этом не должен знать.

- А! Хитрый! - Ирина погрозила пальцем.- А почему он не должен знать?

- Мы ему преподнесем сюрприз. Нарочно, понимаешь, сделаем так, чтобы Сергей удивился, когда увидел бы тебя за диспетчерским столом.

- Нет, этого нельзя,- быстро проговорила Ирина.- Разве я смогу так, чтобы ему ничего не сказать… Вот если открыто, тогда я согласна…

Виктор начал уверять свою соседку, что Сергею куда приятнее будет узнать обо всем, когда обучение увенчается успехом и его невеста из возницы станет диспетчером, приводил столько неоспоримых доказательств, что не согласиться, с ним, казалось, уже было невозможно. А Ирина лишь усмехалась и никак не отступала от своих условий… И пока они так разговаривали, обоз тем временем проехал мост, обогнул окраину станицы Рощенской и остановился у ворот товарного двора.

Виктор ушел с документами к начальнику станции, так и не уговорив Ирину, и, уже проходя по рельсам, подумал:

«С характером девушка, и по всему видать - хозяйка своему слову…»

Возчики, поджидая Грачева, оставили коней и быков у ворот и с нескрываемым любопытством осматривали груз на четырех платформах. Непонятно-заманчивыми казались и огромные ящики, опоясанные обручным железом, с жирными надписями: «Уральский электромеханический завод», и какие-то причудливые части машины, нечто похожее на колесо, заколоченное крест-накрест досками, из которых торчал вал, покрытый желтой мазью, точно сливочным маслом… А Прохор более всего присматривался к станине: эта чугунная туша, имевшая форму ковша, до сих пор пугала его своей тяжестью. Прохор даже постучал кнутовищем о чугун.

- Ишь какая громадина! - сказал он.- Никита, а ты как думаешь - пять пар быков потащат?

- Если принять в расчет на каждую пару по санной дороге пудов сто,- как всегда рассудительно заговорил Никита, поглаживая колючие белесые усы,- то, в общем, можно сказать, возьмем.

- А это что? Его тоже вода будет крутить? - спросил мальчуган-погоныч, жарко блестя глазами и показывая кнутовищем на генератор.

- Ты погляди, Ванька, сколько в ней медной проволоки!

- Да то ж не проволока! То золото!

- Тю, чудо! Как устроено… Да так и паук паутину не сплетет!

- Ему название генератор,- сказала Ирина, обращаясь к мальчугану.- Понятно, хлопчик?

- А сколько там катушек, кулачков и щеточек! - удивился Никита.- Вот штуковина!

- Эх ты, а еще женатый! - снисходительно ответила Ирина.- Не штуковина, а генератор - самая главная вещь. Турбина его во всю силу раскрутит, а внутри будет вырабатываться электричество.

- Ты смотри на нее! - воскликнул Прохор.- Ирина, а откуда ты все это знаешь?

- А так вот и знаю. В школе изучали…

- Тогда скажи,- задумчиво проговорил Прохор,- скажи на милость, куда ж пойдет вода?

- Вон в ту дырку,- подсказал седобородый и мрачный на вид возчик, стоявший в сторонке.

- И придумал! Разве там вода уместится?

- Ежели захочет, то уместится.

- Она ж напором пойдет!

- О! Сила!

- И ни черта она не пойдет!

- А я тебе говорю - пойдет! - стоял на своем седобородый возчик.

- А вон и провода! Гляди, какие круги, и тоже медные.

- Чего вы прежде времени спорите! - авторитетно заявил Никита, которому хотелось хоть на этот раз не уронить своего достоинства перед Ириной.- Тут же и понять ничего нельзя. Вот когда все части будут собраны - и труба найдется, и вода зашумит!

- Ай, грамотный Никита! - со смехом сказала Ирина.- А это что - не труба?

Спор, пожалуй, затянулся бы надолго, потому что Никита побагровел и хотел что-то дерзкое ответить Ирине, но помешал Виктор. Он пришел с двумя железнодорожниками. Возчики побежали к саням, и не успел обоз заползти во двор, как на второй путь подошел паровоз и притащил подъемный кран с торчащим вверх хоботом, на конце которого, как у индюка на носу, болтался крючок.

Прохору и в голову никогда бы не пришло, что погрузка начнется так просто. Хобот подъемного крана легко поднял станину турбины - ту самую ее часть, которая всю дорогу не давала покою Прохору, пронес ее по воздуху, как бы говоря: видите, какая у меня сила,- и, звеня натянутыми, как струна, тросами, осторожно положил груз на большие сани… Дубовые полозья скрипнули и чуточку пошатнулись. Когда же поклажа была притянута проволокой к саням, погонычи по команде Прохора взяли покороче налыгачи и разом взмахнули кнутами. Кто-то свистнул, а Прохор во всю мочь кричал:

- Гей! Гей! Цоб! Цоб!

Вереница быков налегла на ярма, цепь натянулась, но полозья точно примерзли. Натужась, выгибая костистые спины и скользя нековаными копытами, быки снова налегли на ярмо, а сани не двигались с места.

Подбежали возчики, уперлись плечами в чугун, разом гикнули, зашумели и закричали:

- Бурого, бурого стегани!

- Гони, гони!

Сани тяжко заскрипели, и станина медленно поползла со двора.

- Пошла, милая!

- Подъезжай, Ирина! - крикнул Виктор, взобравшись на платформу.- Тебе мы положим ящик с распределительным щитом, как будущему диспетчеру.

- Хватит смеяться,- буркнула Ирина, ведя быков за налыгач.

- А я не смеюсь!

- Так Ирина всю эту премудрость знает,- заявил Прохор, поглядывая на дышловину крана, уже опускавшегося над генератором.

- А у кого там полозья покрепче? - спросил Виктор.- Прохор, подбери надежные сани, на них мы положим ротор и провода.

- Зараз подъеду!

Погрузка затянулась до позднего полдня. А пока увязывали и укручивали груз, пока варили обед, кормили быков и лошадей, совсем завечерело, и в обратный путь обоз тронулся ночью, когда за Рощенской уже поднялась ярко-белая луна.

Давным-давно остались позади и огни станции, и собравшаяся ко сну Рощенская, и мост через Кубань, а впереди в лунном сиянии расходилась во все стороны бугристая и такая широкая степь, что обоз казался всего лишь темной стежкой на снегу. И эта стежка не лежала на месте, а двигалась и двигалась, и на многие километры вокруг был слышен то хруст мороза под каблуками идущих возчиков, то цобканье, то певучий скрип полозьев на повороте, то посвист кнута, то песня, которую ни с того ни с сего затянул густым басом Прохор, то смех Ирины. Тень двигалась обочь дороги, и все - сани с грузом, головы возчиков, лошади, бычьи рога - отчетливо рисовалось на снегу, точно отражение на полотне.

Посмотришь на эту растянувшуюся вереницу саней, прислушаешься к ночным звукам,- и в душе рождается такое отрадное чувство, которое может вызвать разве лишь песня, разгулявшаяся в степи… А отчего? Казалось бы, что же здесь такого? Кому неизвестно, что издавна лежит в верховьях Кубани широкий тракт, тянется он мимо станиц и хуторов и с незапамятных времен ходят по нем и санные и колесные обозы? Кто только и не чумаковал в этих местах, перевозя в горы соль, пшеницу, а с гор - лес, деготь, шерсть, овчины, уголь. Видало верховье Кубани и не такие вереницы упряжек и не такой шум колес и саней, да только никто еще не помнит, чтобы везли по этому тракту водяную турбину - и какую турбину! Оттого-то и сердце наполняется волнением, когда по знакомой дороге пять пар подморившихся быков тянут высоченную, как шатер, станину, а верхом на ней, как лилипут на теле великана, примостился мальчуган; оттого-то и взгляд туманится от счастья, когда смотришь на медный провод, а он лежит на санях толстыми мотками и горит под лунным светом такой радугой, что глазам больно; оттого и полозья скрипят не так, как скрипели они во все времена; оттого и бас Прохора кажется протяжным и плавным, а смех Ирины - необыкновенно веселым; оттого и не похож усть-невинский обоз на все другие обозы, какие когда-либо здесь проезжали; оттого и встречные возы и сани сторонятся и уступают дорогу, останавливаются в снегу, а возчики, удивленно глядя, спрашивают:

- Люди добрые! Да что за чудо вы везете?

За всех отвечает Прохор, сидя на ящике.

- Что везем? - нарочно переспрашивает он. - Да разве не видите? Машины идут!

- Та куда ж они идут?

- Куда же еще? - Прохор медлит с ответом. - В Усть-Невинскую!

- А издалече?

- Эге-ге-ге! - распевает Прохор. - Аж из Урала!

- Та ну? Що ж за такие машины, що идут до нас от самого Урала?

- Тю, пристал, хохол, с допросом! - говорит Прохор и будто сердится, а самому хочется подольше отвечать на вопросы. - Так ты хочешь знать, что оно за машины? Те самые машины, что свет дают! Вот оно какие машины!

Обоз заскрипел дальше, и уже снова зазвучал беспечный смех Ирины, снова затянул песню довольный своими ответами Прохор, снова среди белой степи заблестела, как жар-птица, медная проволока, а те, кто повстречался с устьневинцами, все еще не трогались с места и все еще задумчиво смотрели им вслед…

- Так вот оно, хлопцы, каковское дело, - мечтательно проговорил возчик.- Машины идут в станицу!..