Рэй Бредбери Бетономешалка

Под открытым окном, будто осенняя трава на ветру, зашуршали старушечьи голоса:

– Эттил – трус! Эттил – изменник! Славные сыны Марса готовы завоевать Землю, а Эттил отсиживается дома!

– Болтайте, болтайте, старые ведьмы! – крикнул он.

Голоса стали чуть слышными, словно шепот воды в длинных каналах под небом Марса.

– Эттил опозорил своего сына, каково мальчику знать, что его отец – трус! – шушукались сморщенные старые ведьмы с хитрыми глазами. – О, стыд, о, бесчестье!

В дальнем углу комнаты плакала жена. Будто холодный нескончаемый дождь стучал по черепичной кровле.

– Ох, Эттил, как ты можешь?

Эттил отложил металлическую книгу в золотом проволочном переплете, которая все утро ему напевала, что он пожелает.

– Я ведь уже пытался объяснить, – сказал он. – Вторжение на Землю – глупейшая затея. Она нас погубит.

За окном – гром и треск, рев меди, грохот барабанов, крики, мерный топот ног, шелест знамен, песни. По камню мостовых, вскинув на плечо огнеструйное оружие, маршировали солдаты. Следом бежали дети. Старухи размахивали грязными флажками.

– Я останусь на Марсе и буду читать книгу, – сказал Эттил.

Громкий стук. Тилла отворила дверь. В комнату ворвался Эттилов тесть.

– Что я слышу? Мой зять – предатель?!

– Да, отец.

– Ты не вступаешь в марсианскую армию?

– Нет, отец.

– О, чтоб тебя! – Старик побагровел. – Опозоришься навеки. Тебя расстреляют.

– Так стреляйте, – и покончим с этим.

– Слыханное ли дело, марсианину – да не вторгнуться на Землю! Где это слыхано?

– Неслыханное дело, согласен. Небывалый случай.

– Неслыханно, – зашипели ведьмы под окном.

– Хоть бы ты его вразумил, отец! – сказала Тилла.

– Как же, вразумишь навозную кучу! – воскликнул отец, гневно сверкая глазами, и подступил к Эттилу. – День на славу, оркестры играют, женщины плачут, детишки радуются, все как нельзя лучше, шагают доблестные воины, а ты сидишь тут… О, стыд!

– О, стыд! – всхлипнули голоса в кустах поодаль.

– Вон из моего дома! – вспылил Эттил. – Надоела мне эта дурацкая болтовня! Убирайся ты со своими медалями и барабанами!

Он подтолкнул тестя к выходу, жена взвизгнула, но тут дверь распахнулась на пороге – военный патруль.

– Эттил Врай? – рявкнул голос.

– Да.

– Вы арестованы!

– Прощай, дорогая жена! Иду воевать заодно с этими дураками! – закричал Эттил, когда люди в бронзовых кольчугах поволокли его на улицу.

– Прощай, прощай, – скрываясь вдали, эхом отозвались ведьмы.

Тюремная камера была чистая и опрятная. Без книги Эттилу стало не по себе. Он вцепился обеими руками в решетку и смотрел, как за окном уносятся в ночное небо ракеты. Холодно светили несчетные звезды, каждый раз, как среди них вспыхивала ракета, они будто кидались врассыпную.

– Дураки, – шептал Эттил. – Ах, дураки!

Дверь камеры распахнулась. Вошел человек, вкатил подобие тележки, навалом груженной книгами. Позади выросла фигура Военного наставника.

– Эттил Врай, отвечайте, почему у вас в доме хранились запрещенные земные книги. Все эти "Удивительные истории", "Научные рассказы", "Фантастические повести". Объясните.

И он стиснул руку Эттила повыше кисти. Эттил вырвал руку.

– Если вы намерены меня расстрелять, стреляйте. Именно из-за этой литературы я и не желаю воевать с Землей. Из-за этих книг ваше вторжение обречено.

– Как так? – Наставник хмуро покосился на пожелтевшие от времени журналы.

– Возьмите книжку, – сказал Эттил. – Любую, на выбор. С тысяча девятьсот двадцать девятого – тридцатого и до тысяча девятьсот пятидесятого года по земному календарю в девяти рассказах из десяти речь шла о том, как марсиане вторглись на Землю.

– Ага!.. – Военный наставник улыбнулся и кивнул.

– …а потом потерпели крах, – докончил Эттил.

– Да это измена! Держать у себя такие книги!

– Называйте, как хотите. Но дайте мне сделать кое-какие выводы. Каждое вторжение неизменно кончалось пшиком по милости какого-нибудь молодого человека по имени Мик, Рик, Джик или Беннон; как правило, он худощавый и стройный, родом ирландец, действует в одиночку и одолевает марсиан.

– И вы смеете в это верить!

– Что земляне и правда на это способны, не верю. Но поймите, Наставник, у них за плечами традиция поколение за поколением в детстве зачитывалось подобными выдумками. Они просто напичканы книжками о безуспешных нашествиях. У нас, марсиан, таких книг нет и не было, верно?

– Ну-у…

– Не было.

– Пожалуй, что и так.

– Безусловно, так, сами знаете. Мы никогда не сочиняли таких фантастических выдумок. И вот теперь мы поднялись, мы идем в бой – и погибнем.

– Странная логика. При чем тут старые журналы?

– Боевой дух. В этом вся соль. Земляне знают, что они не могут не победить. Это знание у них в крови. Они не могут не победить. Они отразят любое вторжение, как бы великолепно его ни организовать. Книжки, которых они начитались в юности, придают им непоколебимую веру в себя, где нам с ними равняться! Мы, марсиане, не так уж уверены в себе; мы знаем, что можем потерпеть неудачу. Как мы ни бьем в барабаны, как ни трубим в трубы, а дух наш слаб.

– Это измена! Я не желаю слушать! – закричал Военный наставник. – Через десять минут все эти книжонки сожгут, и тебя тоже. Можешь выбирать, Эттил Врай. Либо ты вступишь в Военный легион, либо сгоришь.

– Выбирать из двух смертей? Что ж, лучше сгореть.

– Эй, люди!

Эттила вытолкали во двор. И он увидел, как были преданы огню книги, которые он так любовно собирал. Посреди двора зияла яма в пять футов глубиной, в яму налито горючее. Его подожгли, с ревом взметнулось пламя. Через минуту Эттила втолкнут в яму.

А в конце двора, в тени, одиноким мрачным изваянием застыл его сын, большие желтые глаза полны горечи и страха. Мальчик не протянул руку, не вымолвил ни слова, только смотрел на отца, точно умирающий зверек, бессловесный зверек, что молит о пощаде.

Эттил поглядел на яростное пламя. Грубые руки схватили его, сорвали с него одежду и подтащили к огненной черте, за чертой – смерть. И только тут Эттил проглотил ком, застрявший в горле, и крикнул:

– Стойте!

Лицо Наставника – в рыжих пляшущих отсветах, в дрожащем жарком мареве – придвинулось ближе.

– Чего тебе?

– Я вступаю в Военный легион, – сказал Эттил.

– Хорошо! Отпустите его!

Грубые руки разжались.

Эттил обернулся – сын стоял в дальнем конце двора и ждал. Не улыбался, просто ждал. В небо взметнулась яркая бронзовая ракета – и звезды померкли…

– А теперь пожелаем доблестным воинам счастливого пути, – сказал Наставник.

Загремел оркестр, ветер ласково брызнул слезами дождя на потных, распаренных солдат. Запрыгали ребятишки. Среди пестрой толчеи Эттил увидел жену, она плакала от гордости, рядом, молчаливый и торжественный, стоял сын.

Строевым шагом смеющиеся отважные воины вошли в межпланетный корабль. Легли в сетки, пристегнулись. По всему кораблю в сетках расположились солдаты. Все что-то лениво жевали и ждали. Захлопнулась тяжелая крышка люка. Где-то в клапане засвистел воздух.

– Вперед, к Земле и гибели, – прошептал Эттил.

– Что? – переспросил кто-то.

– Вперед, к славной победе, – скорчив подобающую мину, сказал Эттил.

Ракета рванулась в небо.

"Бездна, – думал Эттил. – Вот мы летим в медном котле через бездны мрака и алые сполохи. Мы летим – наша прославленная ракета запылает в небе над землянами, и сердца их исполнятся страхом. Ну, а самому тебе каково сейчас, когда ты далек, так страшно далек от дома, от жены, от сына?"

Он пытался понять, почему его бьет дрожь. Словно все внутренности, все самое сокровенное, самое важное в твоем существе, без чего нельзя жить, – все накрепко привязал к родному Марсу, а сам прыгнул прочь на миллионы миль. Сердце все еще на Марсе, там оно бьется и пылает. Мозг все еще на Марсе, там он мыслит, трепещет, как брошенный факел. И желудок еще там, на Марсе, сонно переваривает последний обед. И легкие еще там, в прохладном, голубом, хмельном воздухе Марса – мягкие, подвижные мехи, что жаждут освобождения. Вот часть тебя, которой так нужен покой.

Ибо теперь ты лишь автомат без винтов и гаек, ты труп, те, у кого над тобою власть, вскрыли тебя и выпотрошили, и все, что было в тебе стоящего, бросили на дно пересохших морей, раскидали по сумрачным холмам. И вот ты – опустошенный, угасший, охладелый, у тебя остались только руки, чтоб нести смерть землянам. Руки – вот и все, что от тебя осталось, подумал он холодно и отрешенно.

Лежишь в сетке, в огромной паутине. Не один, вас много, но другие целы и невредимы, тело и душа у них – одно. А все, что от тебя осталось живого, бродит там, позади, под вечерним ветерком среди пустынных морей. Здесь же, в ракете, только холодный ком глины, в котором уже нет жизни.

– Штурмовые посты, штурмовые посты, к штурму!

– Готов! Готов! Готов!

– Подъем!

– Встать из сеток! Живо!

Эттил повиновался команде. Где-то отдельно, впереди него, двигались его онемевшие руки.

Как быстро все это получилось, думал он. Только год назад на Марс прилетела ракета с Земли. Наши ученые – ведь они наделены потрясающим телепатическим даром – в точности ее скопировали; наши рабочие на своих потрясающих заводах соорудили сотни таких же ракет. С тех пор больше ни один земной корабль не достиг Марса, и однако мы в совершенстве овладели языком людей Земли, мы знаем их культуру, ход их мыслей. И мы дорого заплатим за столь блистательные успехи…

– Орудия к бою!

– Есть!

– Прицел!

– Дистанция в милях?

– Десять тысяч!

– Штурм!

Гудящая тишина. Тишина скрытого в ракете улья. Гудят и жужжат крохотные катушки, бесчисленные приборы, рычаги, вертящиеся колеса. И молча ждут люди. В молчании застыли тела, только пот проступает под мышками, на лбу, под остановившимися выцветшими глазами.

– Внимание! Приготовиться!

Изо всех сил держится Эттил – только бы не потерять рассудок! – и ждет, ждет…

Тишина, тишина, тишина. Ожидание.

Т-и-и-и-и!

– Что это?

– Радио с Земли!

– Дайте настройку!

– Они пробуют с нами связаться, они нас вызывают. Дайте настройку!

И-и-иии!

– Вот они! Слушайте!

– Вызываем марсианские военные ракеты!

Тишина затаила дыхание, гуденье улья смолкло и отступило, и в ракете над застывшими в ожидании солдатами раздался резкий, отрывистый чужой голос:

– Говорит Земля! Говорит Уильям Соммерс, президент Объединения американских промышленников!

Эттил стиснул рукоятку боевого аппарата, весь подался вперед, зажмурился.

– Добро пожаловать на Землю!

– Что? – закричали в ракете. – Что он сказал?

– Да, да, добро пожаловать на Землю.

– Это обман!

Эттил вздрогнул, открыл глаза и ошалело уставился в потолок, откуда исходил невидимый голос.

– Добро пожаловать! Зеленая Земля, планета цивилизации и промышленности, приветствует вас! – радушно вещал голос. – Мы вас ждем с распростертыми объятиями, да обратится грозное нашествие в дружественный союз на вечные времена.

– Обман!

– Тс-с, слушайте!

– Много лет назад мы, жители Земли, отказались от войн и уничтожили наши атомные бомбы. И теперь мы не готовы воевать, нам остается лишь приветствовать вас. Наша планета к вашим услугам. Мы просим только о милосердии, наши добрые и милостивые завоеватели.

– Этого не может быть! – прошептал кто-то.

– Уж конечно, это обман!

– Итак, добро пожаловать! – закончил представитель Земли мистер Уильям Соммерс. – Опускайтесь, где вам угодно. Земля к вашим услугам, все мы – братья!

Эттил засмеялся. На него оглянулись, уставились в недоумении.

– Он сошел с ума!

А Эттил все смеялся, пока его не стукнули.

Маленький толстенький человечек посреди раскаленного ракетодрома в Гринтауне, штат Калифорния, выхватил белоснежный платок и отер взмокший лоб. Потом со свежесколоченной дощатой трибуны подслеповато прищурился на пятидесятитысячную толпу, которую сдерживала плотная цепь полицейских. Все взгляды были устремлены в небо.

– Вот они!

Толпа ахнула.

– Нет, это просто чайки!

Ропот разочарования.

– Я начинаю думать, что напрасно мы не объявили им войну, – прошептал толстяк мэр. – Тогда можно было бы разойтись по домам.

– Ш-ш! – остановила его жена.

– Вот они! – загудела толпа.

Из солнечных лучей возникли марсианские ракеты.

– Все готовы? – мэр беспокойно огляделся.

– Да, сэр, – сказала мисс Калифорния 1965 года.

– Да, – сказала и мисс Америка 1940 года (она примчалась сюда в последнюю минуту, чтобы заменить мисс Америку 1966-го – та, как на грех, слегла).

– Ясно, готовы, сэр! – подхватил мистер Крупнейший грейпфрут из долины Сан-Фернандо за 1956 год.

– Оркестр готов?

Оркестранты вскинули трубы, точно ружья на изготовку.

– Так точно!

Ракеты приземлились.

– Давайте!

Оркестр грянул марш "Я иду к тебе, Калифорния" и сыграл его десять раз подряд.

С двенадцати до часу дня мэр говорил речь, простирая руки к безмолвным, недоверчивым ракетам.

В час пятнадцать герметические люки ракет открылись.

Оркестр трижды сыграл "О штат золотой!".

Эттил и еще полсотни марсиан с оружием наготове спрыгнули наземь.

Мэр выбежал вперед, в руках у него были ключи от Земли.

Оркестр заиграл "Приходит в город Санта-Клаус", и певческая капелла, нарочно для этого случая доставленная с Лонг Бич, запела на этот мотив новые слова о том, как "приходят в город марсиане".

Видя, что все вокруг безоружны, марсиане поуспокоились, но огнестрелы не убирали.

С часу тридцати до двух пятнадцати мэр повторял свою речь специально для марсиан.

В два тридцать мисс Америка 1940 вызвалась перецеловать всех марсиан, если только они станут в ряд.

В два часа тридцать минут и десять секунд оркестр заиграл "Здравствуйте, здравствуйте, как поживаете", чтобы замять неловкость, возникшую по вине мисс Америки.

В два тридцать пять мистер Крупнейший грейпфрут преподнес в дар марсианам двухтонный грузовик с плодами своих садов.

В два тридцать семь мэр роздал всем марсианам бесплатные билеты в театры "Элита" и "Маджестик", при этом он произнес речь, которая длилась до начала четвертого.

Заиграл оркестр, и пятьдесят тысяч человек запели "Все они славные парни".

В четыре часа торжество закончилось.

Эттил уселся в тени ракеты, с ним были двое его товарищей.

– Так вот она. Земля!

– А я считаю, всю эту дрянь надо перебить, – заявил один марсианин. – Не верю я землянам. Что-то они замышляют. Ну, с чего они так уж нам радуются? – Он поднял картонную коробку, в ней что-то шуршало. – Что это они мне сунули? Говорят, образчик. – Он прочел надпись на этикетке: – "БЛЕСК. Новейшая Мыльная Стружка".

Вокруг сновала толпа, земляне и марсиане вперемешку, точно на карнавале. Стоял немолчный говор, радушные хозяева пробовали на ощупь обшивку ракет, засыпали гостей вопросами.

Эттил словно окоченел. Его пуще прежнего била дрожь.

– Неужели вы не чувствуете? – шепнул он. – Тут таится что-то недоброе, противоестественное. Нам не миновать беды. Все это неспроста. Какое-то ужасное вероломство. Я знаю, они готовят нам худое.

– А я говорю, их надо перебить всех до единого!

– Как же убивать тех, кто называет себя другом и приятелем? – спросил второй марсианин.

Эттил покачал головой

– Они не притворяются. И все-таки у меня такое чувство, будто нас бросили в чан с кислотой и мы растворяемся, превращаемся в ничто. Мне страшно. – Он нацелил мозг на толпу, силясь нащупать ее настроение. – Да, они и вправду к нам расположены, у них это называется "на дружеской ноге". Это огромное сборище самых обыкновенных людей, они равно благосклонны, что к собакам и кошкам, что к марсианам. И все же… все же…

Оркестр сыграл "Выкатим бочонок". Компания "Пиво Хейгенбека" (город Фресно, штат Калифорния) угощала всех даровым пивом.

Марсиан начало тошнить.

Их неудержимо рвало. Даровое угощение фонтанами извергалось обратно.

Давясь и отплевываясь, Эттил сидел в тени платана.

– Это заговор… гнусный заговор… – стонал он и судорожно хватался за живот.

– Что вы такое съели? – над ним стоял Военный наставник.

– Что-то непонятное, – простонал Эттил. – У них это называется кукурузные хлопья.

– А еще?

– Еще какой-то ломоть мяса с булкой, и пил какую-то желтую жидкость из бочки со льдом, и ел какую-то рыбу, и штуку, которую они называют пирожное, – вздохнул Эттил, веки его вздрагивали.

Со всех сторон раздавались стоны завоевателей-марсиан.

– Перебить подлых предателей! – слабым голосом выкрикнул кто-то.

– Спокойнее, – остановил Наставник – Это просто гостеприимство. Они переусердствовали. Вставайте, воины. Идем в город. Надо разместить повсюду небольшие гарнизоны, так будет вернее. Остальные ракеты приземляются в других городах. Пора браться за дело.

Солдаты кое-как поднялись на ноги и растерянно хлопали глазами.

– Вперед шагом… марш!

Раз, два, три, четыре! Раз, два, три, четыре!

Городок, весь белый, дремал, окутанный мерцающим зноем. Все раскалилось – столбы, бетон, металл, полотняные навесы, крыши, толь – все дышало жаром.

Мерный шаг марсиан гулко отдавался на улицах.

– Осторожней! – вполголоса предупредил Наставник.

Они проходили мимо салона красоты.

Внутри украдкой хихикнули.

– Смотрите!

Из окна выглянула медно-рыжая голова и тотчас скрылась, будто кукла в театре марионеток. Блеснул в замочной скважине голубой глаз.

– Заговор, – шептал Эттил. – Так и знайте, это заговор!

В жарком воздухе тянуло духами из вентиляторов, что бешено кружились в пещерах, где под электрическими колпаками, точно какие-то морские дива, сидели женщины – волосы их закручивались неистовыми вихрями или вздымались, будто горные вершины; глаза то пронизывали, то стекленели, смотрели и тупо и хитро; накрашенные рты алели как неоновые трубки. Крутились вентиляторы, запах духов истекал в неподвижный знойный воздух, вползал в зеленые кроны деревьев, исподтишка окутывал изумленных марсиан.

Нервы Эттила не выдержали.

– Ради всего святого! – вдруг закричал он. – Скорее по ракетам – и домой! Эти ужасные твари нас погубят! Вы на них только посмотрите! Видите, видите? Эти женщины в стылых пещерах, в искусственных скалах – злобные подводные чудища!

– Молчать!

Только посмотрите на них, думал Эттил. Ноги как колонны, и платья над ними шевелятся, будто холодные зеленые жабры.

Он снова закричал.

– Эй, кто-нибудь, заткните ему глотку!

– Они накинутся на нас, забросают коробками шоколада и модными журналами, их жирно намазанные, ярко-красные рты оглушат нас визгом! Они затопят нас потоками пошлости, все наши чувства притупятся и заглохнут. Смотрите, их терзают непонятные электрические машины, а они что-то жужжат, и напевают, и бормочут! Неужели вы осмелитесь войти к ним в пещеры?

– А почему бы и нет? – раздались голоса.

– Да они изжарят вас, потравят, как кислотой, вы сами себя не узнаете! Вас раздавят, сотрут в порошок, каждый обратится в мужа – и только, в существо, которое работает и приносит домой деньги, чтоб они могли тут сидеть и пожирать свой мерзкий шоколад. Неужели вы надеетесь их обуздать?

– Конечно, черт побери!

Издалека долетел голос – высокий, пронзительный женский голос:

– Поглядите на того, посередке – правда, красавчик?

– А марсиане в общем-то ничего. Право слово, мужчины как мужчины, – томно протянул другой голос.

– Эй вы! Ау! Марсиане! Э-эй!

Эттил с воплем кинулся бежать…

Он сидел в парке, его трясло. Он перебирал в памяти все, что видел. Поднимал глаза к темному ночному небу – как далеко он от дома, как одинок и заброшен! Даже и сейчас, сидя в тишине под деревьями, он издали видел: марсианские воины ходят по улицам с земными женщинами, скрываются в маленьких храмах развлечений, – там, в призрачном полумраке, они следят за белыми видениями, скользящими по серым экранам, и прислушиваются к странным и страшным звукам, а рядом сидят маленькие женщины в кудряшках и жуют вязкие комки резины, а под ногами валяются еще комки, уже окаменевшие, и на них навеки остались отпечатки острых женских зубов. Пещера ветров – кинематограф.

– Привет!

Он в ужасе вскинул голову.

Рядом на скамью опустилась женщина, она лениво жевала резинку.

– Не убегай, – сказала она. – Я не кусаюсь.

– Ох! – вырвалось у Эттила.

– Сходим в кино? – предложила женщина.

– Нет.

– Да ну, пойдем, – сказала она. – Все пошли.

– Нет, – повторил Эттил. – Разве вам тут, на Земле, больше нечего делать?

– А чего тебе еще? – она подозрительно его оглядела, голубые глаза округлились. – Что же мне, по-твоему, сидеть дома носом в книжку? Ха-ха! Выдумает тоже!

Эттил изумленно смотрел на нее, спросил не сразу:

– А все-таки чем вы еще занимаетесь?

– Катаемся в автомобилях. У тебя автомобиль есть? Непременно заведи себе новый большой "подлер-шесть" с откидным верхом. Шикарная машина! Уж будь уверен, у кого есть "подлер-шесть", тот любую девчонку подцепит! – и она подмигнула Эттилу. – У тебя-то денег куча, раз ты с Марса, это уж точно. Была бы охота, можешь завести себе "подлер-шесть" – и кати, куда вздумается, это уж точно.

– Куда, в кино?

– А чем плохо?

– Нет-нет, ничего…

– Да вы что, мистер? Рассуждаете прямо как коммунист! – сказала женщина. – Нет, сэр, такие разговорчики никто терпеть не станет, черт возьми. Наше общество очень даже мило устроено. Мы люди покладистые, позволили марсианам нас завоевать, даже пальцем не шевельнули – верно?

– Вот этого я никак не пойму. Почему вы нас так приняли?

– По доброте душевной, мистер, вот почему! Так и запомни, по доброте душевной!

И она пошла искать себе другого кавалера.

Эттил собрался с духом – надо написать жене; разложил бумагу на коленях и старательно вывел: "Дорогая Тилла!… Но тут его снова прервали. – Чуть не под носом застучали в бубен, пришлось поднять голову – перед ним стояла тщедушная старушонка с детски круглым, но увядшим и сморщенным личиком.

– Брат мой! – закричала она, глядя на Эттила горящими глазами. – Обрел ли ты спасение?

Эттил вскочил, уронил перо.

– Что? Опасность?

– Ужасная опасность! – завопила старуха, затрясла бубном и возвела очи горе. – Ты нуждаешься в спасении, брат мой, ты на краю гибели!

– Кажется, вы правы, – дрожа согласился Эттил.

– Мы уже многих нынче спасли. Я сама принесла спасение троим марсианам. Мило, не правда ли? – она широко улыбнулась.

– Пожалуй, что так.

Она впилась в Эттила пронзительным взглядом. Наклонилась к нему и таинственно зашептала:

– Брат мой, был ли ты окрещен?

– Не знаю, – ответил он тоже шепотом.

– Не знаешь?! – крикнула она и высоко вскинула бубен.

– Это вроде расстрела, да? – спросил Эттил.

– Брат мой, ты погряз во зле и грехе, – сказала старушонка. – Не тебя осуждаю, ты вырос во мраке невежества. Я уж вижу, ваши марсианские школы ужасны, вас совсем не учат истине. Вас развращают ложью. Брат, если хочешь быть счастливым, дай совершить над тобой обряд крещения.

– И тогда я буду счастлив даже здесь, в этом мире? – спросил Эттил.

– Не требуй сразу многого, – возразила она. – Здесь довольствуйся малым, ибо есть другой, лучший мир, и там всех нас ждет награда.

– Тот мир я знаю, – сказал Эттил.

– Там покой, – продолжала она.

– Да.

– И тишина.

– Да.

– Там реки текут молоком и медом.

– Да, пожалуй, – согласился Эттил.

– И все смеются и ликуют.

– Я это как сейчас вижу, – сказал Эттил.

– Тот мир лучше нашего.

– Куда лучше, – подтвердил он. – Да, Марс – великая планета.

Старушонка так и вскинулась, чуть не ударила его бубном по лицу.

– Вы что, мистер, насмехаетесь надо мной?

– Да нет же! – Эттил смутился и растерялся. – Я думал, вы это про…

– Уж, конечно, не про ваш мерзкий Марс! Вот таким, как вы, и суждено вечно кипеть в котле, вы покроетесь язвами, вам уготованы адские муки…

– Да, признаться. Земля – место малоприятное. Вы очень верно ее описываете.

– Опять вы надо мной насмехаетесь, мистер! – разъярилась старушонка.

– Нет-нет, прошу прощения. Это я по невежеству.

– Ладно, – сказала она. – Ты язычник, а язычники все невоспитанные. На, держи бумажку. Приходи завтра вечером по этому адресу и будешь окрещен и обретешь счастье. Мы громко распеваем, без устали шагаем, и если хочешь слышать всю нашу медь, все трубы и флейты и кларнеты, ты к нам придешь, придешь?

– Постараюсь, – неуверенно сказал Эттил.

И она зашагала прочь, колотя на ходу в бубен и распевая во все горло: "Счастье мое вечно со мной!" Ошеломленный Эттил снова взялся за письмо. "Дорогая Тилла! Подумай только, по своей naivete (простоте душевной – фр.) я воображал, будто земляне встретят нас бомбами и пушками. Ничего подобного! Я жестоко ошибался. Тут нет никакого Рика, Мика, Джика, Беннона, никаких таких молодцов, которые в одиночку спасают всю планету. Вовсе нет.

Тут только и есть, что белобрысые розовые роботы с телами из резины; они вполне реальные и все-таки чуточку неправдоподобны, живые – и все-таки говорят и действуют как автоматы, и весь свой век проводят в пещерах. У них немыслимые, необъятные derrieres (зады – фр.). Глаза неподвижные, застывшие, ведь они только и делают, что смотрят кино. И никакой мускулатуры, развиты лишь мышцы челюстей, ведь они непрестанно жуют резинку.

Таковы не отдельные люди, дорогая моя Тилла, такова вся земная цивилизация, и мы брошены в нее, как горсть семян в громадную бетономешалку. От нас ничего не останется. Нас сокрушит не их оружие, но их радушие. Нас погубит не ракета, но автомобиль…"

Отчаянный вопль. Треск, грохот. И тишина. Эттил вскочил. За оградой парка на улице столкнулись две машины. В одной было полно марсиан, в другой – землян. Эттил вернулся к письму.

"Милая, милая Тилла, вот тебе кое-какие цифры, если позволишь. Здесь, на американском континенте, каждый год погибают сорок пять тысяч человек – превращаются в кровавый студень в своих жестянках-автомобилях. Красный студень, а в нем белые кости, точно нечаянные мысли – смешные и страшные мысли замирают, застывают в желе. Автомобили сплющиваются в этакие аккуратненькие консервные банки, а внутри все перемешалось и все тихо.

Везде на дорогах кровавое месиво, и на нем жужжат огромные навозные мухи. Внезапный толчок, остановка – и лица обращаются в карнавальные маски. Есть тут у них такой праздник – карнавал в день всех святых. Видимо, в этот день они поклоняются автомобилю или, во всяком случае, тому, что несет смерть.

Выглянешь из окна, а там лежат двое, соединились в тесном объятии, еще минуту назад они не знали друг друга, а теперь оба мертвы. Я предчувствую, наша армия будет перемолота, отравлена, всякие колдуньи и жевательная резинка заманят воинов в капканы кинотеатров и погубят. Завтра же, пока не поздно, попытаюсь сбежать домой, на Марс.

Тилла моя, где-то на Земле есть некий Человек, и у него Рычаг, довольно ему нажать на рычаг – и он спасет эту планету. Но человек этот сейчас не у дел. Заветный рычаг покрывается пылью. А сам он играет в карты.

Женщины этой зловещей планеты утопили нас в потоках пошлой чувствительности и неуместного кокетства, они предаются отчаянному веселью, потому что скоро здешние парфюмеры переварят их в котле на мыло. Спокойной ночи, Тилла моя. Пожелай мне удачи, быть может, я погибну при попытке к бегству. Поцелуй за меня сына".

Эттил Врай сложил письмо, немые слезы кипели в груди. Не забыть бы отправить письмо с почтовой ракетой.

Он вышел из парка. Что остается делать? Бежать? Но как? Вернуться попозже вечером на стоянку, забраться одному в ракету и улететь? Возможно ли это? Он покачал головой. Ничего не поймешь, совсем запутался.

Ясно одно, если остаться на Земле, тобой живо завладеют бесчисленные вещи, которые жужжат, фыркают, шипят, обдают дымом и зловонием. Пройдет полгода – и у тебя заведется огромная, хорошо прирученная язва, кровяное давление астрономических масштабов и совсем ослепнешь, и каждую ночь будут душить долгие, мучительные кошмары, и никак из них не вырвешься. Нет, ни за что!

Мимо с бешеной скоростью несутся в своих механических гробах земляне – лица застывшие, взгляд дикий. Не сегодня-завтра они наверняка изобретут автомобиль, у которого будет шесть серебряных ручек!

– Эй, вы!

Взвыла сирена. У обочины остановилась огромная, точно катафалк, зловещая черная машина. Из нее высунулся человек.

– Марсианин?

– Да.

– Вас-то мне и надо. Влезайте, да поживей! Вам крупно повезло. Влезайте! Свезу вас в отличное местечко, там и потолкуем. Ну же, не стойте столбом!

Ошеломленный Эттил покорно открыл дверцу и сел в машину.

Покатили.

– Что будете пить, Э Вэ? Коктейль? Официант, два манхеттена! Спокойно, Э Вэ. Я угощаю. Я и наша студия. Нечего вам хвататься за кошелек. Рад познакомиться, Э Вэ. Меня зовут Эр Эр Ван Пленк. Может, слыхали про такого? Нет? Ну, все равно, руку, приятель.

Он зачем-то помял Эттилу руку и сразу ее выпустил. Они сидели в темной пещере, играла музыка, плавно скользили официанты. Им принесли два бокала. Все произошло так внезапно. И вот Ван Пленк, скрестив руки на груди, разглядывает свою марсианскую находку.

– Итак, Э Вэ, вы мне нужны. У меня есть идея – бл-а-городнейшая, лучше не придумаешь! Даже не знаю, как это меня осенило. Сижу сегодня дома, и вдруг – бац! – вот это, думаю, будет фильм! ВТОРЖЕНИЕ МАРСИАН НА ЗЕМЛЮ. А что для этого нужно? Нужен консультант. Ну, сел я в машину, отыскал вас – и вся недолга. Выпьем! За ваше здоровье и за наш успех. Хоп!

– Но… – возразил было Эттил.

– Знаю, знаю, ясно, не задаром. Чего-чего, а денег у нас прорва. И еще у меня при себе книжечка, а в ней золотые листочки, могу ссудить.

– Мне не очень нравятся ваши земные растения и…

– Э, да вы шутник. Так вот, слушайте, как мне мыслится сценарий. – В азарте он наклонился к Эттилу. – Сперва шикарные кадры: на Марсе разгораются страсти, огромное сборище, марсиане кричат, бьют в барабаны. В глубине – громадные серебряные города…

– Но у нас на Марсе города совсем не такие…

– Тут нужно красочное зрелище, сынок. Красочное. Папаше Эр Эру лучше знать. Словом, все марсиане пляшут вокруг костра.

– Мы не пляшем вокруг костров…

– В этом фильме придется вам разжечь костры и плясать, – объявил Ван Пленк и даже зажмурился, гордый своей непогрешимостью. Покивал головой и мечтательно продолжал: – Затем понадобится марсианка, высокая златокудрая красавица.

– На Марсе женщины смуглые, с темными волосами и…

– Послушай, Э Вэ, я не понимаю, как мы с тобой поладим. Кстати, сынок, надо бы тебе сменить имя. Как бишь тебя зовут?

– Эттил.

– Какое-то бабье имя. Подберем получше. Ты у меня будешь Джо. Так вот, Джо. Я уже сказал, придется нашим марсианкам стать беленькими, понятно? Потому что потому. А то папочка расстроится. Ну, что скажешь?

– Я думал…

– И еще нам нужна такая сцена, чтоб зрители рыдали – в марсианский корабль угодил метеорит или еще что, словом, катастрофа, но тут прекрасная марсианка спасает всю ораву от верной смерти. Сногсшибательная выйдет сценка. Знаешь, Джо, это очень удачно, что я тебя нашел. Для тебя это дельце выгодное, можешь мне поверить.

Эттил перегнулся к нему через столик и крепко сжал его руку.

– Одну минуту. Мне надо вас кое о чем спросить.

– Валяй, Джо, не смущайся.

– Почему вы все так любезны с нами? Мы вторглись на вашу планету, а вы… вы все принимаете нас, точно родных детей после долгой разлуки. Почему?

– Ну и чудаки же вы там, на Марсе! Сразу видно, святая простота. Ты вот что сообрази, Мак. Мы тут люди маленькие, верно?

И он помахал загорелой ручкой в изумрудных перстнях.

– Мы люди самые заурядные, верно? Так вот мы, земляне, этим гордимся. Наш век – век Заурядного Человека, Билл, и мы гордимся, что мы – мелкая сошка. У нас на Земле, друг Билли, все жители сплошь сарояны. Да, да. Этакое огромное семейство благодушных сароянов, и все нежно любят друг дружку. Мы вас, марсиан, отлично понимаем, почему вы вторглись на Землю. Ясное дело, вам одиноко на вашем маленьком холодном Марсе и завидно, что у нас такие города…

– Наша цивилизация гораздо старше вашей…

– Уж пожалуйста, Джо, не перебивай, не расстраивай меня. Дай я выскажу свою теорию, а потом говори хоть до завтра. Так вот, вам там было скучно и одиноко, и вы прилетели к нам повидать наши города и наших женщин – и милости просим, добро пожаловать, ведь вы наши братья, вы тоже самые заурядные люди.

А кстати, Роско, тут есть еще одна мелочь: на этом вашем вторжении можно и подзаработать. Вот, скажем, я задумал фильм – он нам даст миллиард чистой прибыли, это уж будь покоен. Через неделю мы пустим в продажу куклу-марсианку по тридцать монет штука. Это тоже, считай, еще миллионы дохода. И у меня есть контракт, выпущу какую-нибудь марсианскую игру, она пойдет по пять монет. Да мало ли чего еще можно напридумывать.

– Вот оно что, – сказал Эттил и отодвинулся.

– Ну и, разумеется, это отличный новый рынок.

Мы вас завалим товарами, только хватайте, и средства для удаления волос дадим, и жевательную резинку, и ваксу – прорву всего.

– Постойте. Еще один вопрос.

– Валяй.

– Как ваше имя? Что это означает – Эр Эр?

– Ричард Роберт.

Эттил поглядел в потолок.

– А может быть, иногда случайно кто-нибудь зовет, вас… м-м… Рик?

– Угадал, приятель. Ясно, Рик, как же еще.

Эттил перевел дух и захохотал, и никак не мог остановиться. Ткнул в собеседника пальцем.

– Так вы – Рик? Рик! Стало быть, вы и есть Рик!

– А что тут смешного, сынок? Объясни папочке!

– Вы не поймете… вспомнилась одна история… – Эттил хохотал до слез, задыхался от смеха, судорожно стучал кулаком по столу. – Так вы Рик! Ох, забавно! Ну, совсем не похожи. Ни тебе огромных бицепсов, ни волевого подбородка, ни ружья. Только туго набитый кошелек, кольцо с изумрудом да толстое брюхо!

– Эй, полегче на поворотах. Мак. Может, я и не Аполлон, но…

– Вашу руку, Рик! Давно мечтал познакомиться. Вы – тот самый человек, который завоюет Марс, ведь у вас есть машинки для коктейля, и супинаторы, и фишки для покера, и хлыстики для верховой езды, и кожаные сапоги, и клетчатые кепи, и ром.

– Я только скромный предприниматель, – сказал Ван Пленк и потупил глазки. – Я делаю свой бизнес и получаю толику барыша. Но я уже говорил, Джек, я давно подумывал: надо поставлять на Марс игрушки дядюшки Уиггили и комиксы Дика Трейси, там все будет в новинку! Огромный рынок сбыта! Ведь у вас и не слыхивали о политических карикатурах, так? Так! Словом, мы вас засыплем всякой всячиной. Наши товары будут нарасхват. Марсиане их просто с руками оторвут, малыш, верно говорю! Еще бы – духи, платья из Парижа, модные комбинезоны – чуешь? И первоклассная обувь.

– Мы ходим босиком.

– Что я слышу? – воззвал Р. Р. Ван Пленк к небесам. – На Марсе живет одна неотесанная деревенщина? Вот что, Джо, уж это наша забота. Мы всех застыдим, перестанут шлепать босиком. А тогда и сапожный крем пригодится!

– А-а…

Ван Пленк хлопнул Эттила по плечу.

– Стало быть, заметано? Ты – технический директор моего фильма, идет? Для начала получаешь двести долларов в неделю, а там дойдет и до пяти сотен. Что скажешь?

– Меня тошнит, – сказал Эттил. От выпитого коктейля он весь посинел.

– Э, прошу прощенья. Я не знал, что тебя так разберет. Выйдем-ка на воздух.

На свежем воздухе Эттилу стало полегче.

– Так вот почему Земля нас так встретила? – спросил он и покачнулся.

– Ясно, сынок. У нас на Земле только дай случай честно заработать, ради доллара всякий расстарается. Покупатель всегда прав. Ты на меня не обижайся. Вот моя карточка. Завтра в девять утра приезжай в Голливуд на студию. Тебе покажут твой кабинет. Я приеду в одиннадцать, тогда потолкуем. Ровно в девять, смотри не опаздывай. У нас порядок строгий.

– А почему?

– Чудак ты, Галлахер! Но ты мне нравишься. Спокойной ночи. Счастливого вторжения!

Автомобиль отъехал.

Эттил поглядел ему вслед, поморгал растерянно. Потом потер лоб ладонью и побрел к стоянке марсиан.

– Как же теперь быть? – вслух спросил он себя.

Ракеты безмолвно поблескивали в лунном свете. Издали, из города доносился гул, там буйно веселились. В походном лазарете хлопотали врачи: с одним молодым марсианином случился тяжелый нервный припадок: судя по воплям больного, он чересчур всего нагляделся, чересчур много выпил, слишком много наслушался песен из красно-желтых ящичков в разных местах, где люди пьют, и за ним без конца гонялась от столика к столику женщина, огромная, как слониха. Опять и опять он бормотал:

– Дышать нечем… заманили, раздавили…

Понемногу всхлипывания затихли. Эттил вышел из густой тени и направился к кораблям, надо было пересечь широкую дорогу. Вдалеке вповалку валялись пьяные часовые. Он прислушался. Из огромного города долетали музыка, автомобильные гудки, вой сирен. А ему чудились еще и другие звуки: приглушенно урчат машинки в барах, готовят солодовый напиток, от которого воины обрастут жирком, станут ленивыми и беспамятными; в пещерах кинотеатров вкрадчивые голоса убаюкивают марсиан, нагоняют крепкий-крепкий сон – от него никогда уже не очнешься, не отрезвеешь до конца дней.

Пройдет год – и сколько марсиан умрет от цирроза печени, от камней в почках, от высокого кровяного давления, сколько покончат с собой?

Эттил стоял посреди пустынной дороги. За два квартала из-за угла вывернулась машина и понеслась прямо на него.

Перед ним выбор: остаться на Земле, поступить на службу в киностудию, числиться консультантом, являться по утрам минута в минуту и начать понемногу поддакивать шефу – да, мол, конечно, бывала на Марсе жестокая резня: да, наши женщины высокие и белокурые; да, у нас есть разные племена и у каждого свои пляски и жертвоприношения, да, да, да. А можно сейчас же пойти и залезть в ракету и одному вернуться на Марс.

– А что будет через год? – сказал он вслух.

На Марсе откроют Ночной Клуб Голубого канала. И Казино Древнего города. Да, в самом сердце марсианского Древнего города устроят игорный притон! И во всех старинных городах пойдут кружить и перемигиваться неоновые огни реклам, и шумные компании затеют веселье на могилах предков, – да, не миновать.

Но час еще не пробил. Через несколько дней он будет дома. Тилла и сын ждут его, и можно напоследок еще несколько лет пожить тихо и мирно – дышать свежим ветром, сидеть с женой на берегу канала и читать милые книги, порой пригубить тонкого легкого вина, мирно побеседовать – то недолгое время, что еще остается им, пока не свалится с неба неоновое безумие.

А потом, быть может, они с Тиллой найдут убежище в синих горах, будут скрываться там еще год-другой, пока и туда не нагрянут туристы и не начнут щелкать затворами фотоаппаратов и восторгаться – ах, какой дивный вид!

Он уже точно знал, что скажет Тилле:

– Война ужасна, но мир подчас куда страшнее.

Он стоял посреди широкой пустынной дороги. Обернулся – и без малейшего удивления увидел: прямо на него мчится машина, а в ней полно орущих подростков. Мальчишки и девчонки лет по шестнадцати, не больше, гонят открытую машину так, что ее мотает и кидает из стороны в сторону. Указывают на него пальцами, истошно вопят. Мотор ревет все громче. Скорость – шестьдесят миль в час.

Эттил кинулся бежать. Машина настигала.

Да, да, устало подумал он. Как странно, как печально… и рев, грохот… точь-в-точь бетономешалка.