"Мужчины в ее жизни" - читать интересную книгу автора (Брэдфорд Барбара Тейлор)

Глава 6

— Как мило с твоей стороны уделить мне столько времени. Пола, — сказал Энтони. — Я очень тебе благодарен и хочу еще раз повторить: в самый трудный период моей жизни ты вела себя просто прекрасно. Я не могу…

Пола протестующе вытянула руку.

— Еще одна благодарность, и я выгоню тебя из кабинета. — Она налила ему вторую чашку чаю. — Я рада оказать помощь, когда это в моих силах, и давай не будем забывать, что ты — член нашей семьи. — Она одарила его теплой улыбкой. — Кроме того, — добавила Пола, — я не так уж и занята сегодня. — Это была маленькая ложь, но ложь во спасение. — А теперь, отвечая на твой вопрос. Я думаю, бабушка огорчится — и очень, — если вы с Салли поженитесь до ее возвращения из Австралии.

— Вот как, — пробормотал он с унылым видом. Энтони закурил сигарету и поглубже уселся в кресле и закинул ногу на ногу. Он уставился поверх головы Полы в пространство, в конце концов остановил взгляд на картине, висевшей на противоположной стене над антикварным гардеробом. Казалось, он на миг потерял нить разговора, о чем-то глубоко задумавшись. — А когда, ты думаешь, она должна вернуться? — спросил он, снова возвращаясь мыслями к Поле.

— Она обещала мне успеть к нашему традиционному празднованию Рождества в Пеннистоун-Ройял… — Пола запнулась. Ей вдруг пришла в голову отличная идея. Перегнувшись через разделявший их сервировочный столик, она воскликнула:

— Вот когда ты должен жениться на Салли. На Рождество. Бабушка будет довольна, и вы сможете оставаться у нее в Пеннистоун-Ройял все праздничные дни.

Он ничего не ответил.

— Это же замечательная идея, Энтони. Ну почему ты колеблешься?

— Полагаю, Рождество нас устроит, — неохотно протянул Энтони. — Но мы хотим скромную свадьбу, Пола. Очень скромную. Потому что к тому времени… — Голос его дрогнул, и он как-то неразборчиво закончил:

— Салли беременна, и ее состояние будет уже заметно.

Пола моментально почувствовала испытываемую им неловкость и перешла на веселый, беззаботный тон:

— Полагаю, в декабре Салли будет на шестом месяце, так что нам предстоит сшить ей миленькое свадебное платье, способное скрыть деликатные нюансы ее фигуры.

— Ты знала? — Энтони не мог скрыть удивления.

— Нет, но догадалась. Когда мы с Эмили видели ее в сентябре, то обе отметили, что она пополнела, и сделали выводы. Не беспокойся, мы устроим скромную свадьбу… с небольшим числом приглашенных. Конечно, Харты, бабушка, мы с Джимом, твоя мать и Эмили. Вот она-то очень расстроится, если ее не позовут.

— Да, — согласился он. — Я очень люблю Эмили, и она так нам помогла… — Энтони запнулся и проглотил подкативший к горлу комок. — В сложившихся обстоятельствах — как по-твоему, очень неприлично, что я опять женюсь? Я имею в виду так быстро после смерти Мин?

— Я так не считаю.

Энтони неуверенно посмотрел на Полу. Она же ответила ему прямым и открытым взглядом.

Перед ней сидел мужчина, чьи нервы были на пределе. Это читалось на его изможденном лице, проступало в его безвольной манере поведения и в апатии, которую она заметила в нем с первой же минуты. За последние несколько недель он заметно постарел.

Пола быстро приняла решение. Она наклонилась к нему поближе и посмотрела на него пронзительным взглядом.

— Послушай меня, Энтони. Ты не нашел счастья в браке с Мин, вы расстались и собирались разводиться. Тебя подкосила ее смерть, особенно сопутствующие ей обстоятельства, и это естественно. Однако здесь нет твоей вины.

— Да, ты совершенно права, — согласился Энтони. — И я не лицемер. Пожалуйста, не думай, что я только и делаю, что оплакиваю Мин. — В голосе его послышались слезы. — Но я никогда не желал ей смерти. И то, что она умерла при таких кошмарных обстоятельствах, для меня…

Пола встала с кресла и подсела к нему на диван, взяла его за руку и заглянула в лицо, испытывая сильнейшее чувство сострадания.

— Я все понимаю, Энтони. Но наша бабушка часто повторяет, что каждый из нас в ответе за собственную судьбу, что мы сами пишем сценарий своей жизни, а затем играем роль до самого конца. И знаешь, она права. За себя, за свою жизнь несла ответственность Мин, а не ты. Попробуй найти источник силы и мужества в бабушкиной философии.

— Это трудно, — тихо произнес он, — так невыразимо трудно.

Пола укрепилась в уверенности, что ее кузен пребывает в страшном упадке духа, и она лихорадочно искала слова, которые могли бы подбодрить его, вывести из нынешнего плачевного состояния.

Тихо и мягко, так, что ее голос был едва слышен, она произнесла:

— Возможно, тебе трудно поверить, когда я говорю, что разделяю твои чувства, но так оно и есть. Ты должен оставить ту трагедию в прошлом. Иначе она погубит тебя. К тому же ты совершишь страшный грех по отношению к своему родному ребенку. — Тут Пола сознательно замолчала в ожидании его реакции.

Энтони заморгал от неожиданности и широко раскрыл глаза.

— Что ты имеешь в виду? — наконец пробормотал он изменившимся голосом. — Не понимаю… какой такой грех по отношению к моему собственному ребенку? — В его взгляде читался ужас.

— Если ты позволишь памяти о Мин, о ее самоубийстве довлеть над тобой, переполнять тебя чувством вины, ты не сможешь любить свое дитя должным образом — всем сердцем, умом и душой. Потому что Мин всегда будет рядом, между вами и, позволь добавить, между тобой и Салли тоже. И еще не забывай: вы с Салли зачали свое дитя в любви друг к другу. Оно не просило вас дать ему жизнь… На свет скоро появится невинное крошечное существо. Не обкрадывай его из-за своих личных проблем. Ему или ей потребуется все самое лучшее, что есть в тебе, Энтони. Дать ребенку меньше… да, это грех.

Он долго смотрел на Полу, часто-часто моргая в попытке сдержать готовые прорваться наружу эмоции. Потом вскочил на ноги, подошел к окну и бездумно уставился на лежащую внизу улицу. Слова Полы все еще звучали в его раскалывающейся на части голове. Вдруг к ним присоединился голос Салли. «Живые должны жить, — сказала она прошлой ночью. — Невозможно изменить прошлое. Мы не можем занимать остаток своих дней самоистязанием. Иначе Мин добьется своего. Из могилы, но добьется». Тут ему пришла на ум мысль, осознав которую он вдруг расправил плечи. Женщина, в которую с годами превратилась Мин, ничем больше не напоминала девушку, много лет назад завоевавшую его любовь. Мин стала злой, язвительной и злопамятной, и ее желчность и беспощадность с каждым днем убивали его любовь. Салли вовсе не разрушила их семью, как яростно утверждала Мин. Человек со стороны может разбить только неблагополучную семью, счастливые же союзы не боятся никаких вторжений, Теперь он понял: их семью развалила сама Мин. Боль в груди начала отступать, и мало-помалу к нему вернулось самообладание.

Энтони повернулся к Поле, их глаза встретились, и теперь уже он взял ее за руку.

— Ты необыкновенная женщина, Пола, — проговорил он. — Ты мудрая и добрая, в тебе столько любви и сострадания. Спасибо, что ты вправила мне мозги. Я отдам Салли и нашему ребенку всю свою любовь до последней капли. Обещаю тебе.

— Так тебе не понравилось, Уинстон? — спросила Эмили, близоруко щурясь в полумраке гостиной Бек-хауса, едва освещенной тлеющим огнем в камине.

Уинстон поставил свой бокал с бренди и с искренним изумлением уставился на собеседницу.

— Понравилось? Пола сидит с таким видом, словно перед ней распахнулись врата ада, и за весь вечер едва произносит пару слов. Джим в промежутке между коктейлями и основным блюдом ухитряется напиться до положения риз. Моя сестра беременна настолько, что, кажется, вот-вот родит тройню. Мерри без конца ноет, что превратилась в старую деву — в двадцать три-то года! — и только потому, что все мужчины, с которыми она выросла, переженились. Александр пребывает в состоянии постоянного бешенства из-за шашней твоей мамаши с половиной нашего чертова правительства. А ты еще задаешь подобные вопросы! О да, Эмили. Я в безумном восторге. Я провел один из самых веселых и запоминающихся вечеров в своей жизни. — Он рассмеялся, вдруг оценив юмор ситуации.

Эмили тоже засмеялась. Она забралась в уголок дивана, подобрав под себя ноги, и спросила:

— Но хоть Энтони-то в хорошей форме?

— На удивление. Похоже, он обрел землю под ногами и прекрасно держится.

— Благодаря Поле. Она рассказала, что имела с ним долгую беседу несколько недель назад, прочла что-то вроде лекции, посоветовала ему забыть о прошлом и зажить новой жизнью.

— Это она умеет, — пробормотал Уинстон, с задумчивым видом взбалтывая коньяк в бокале.

— Что ты имеешь в виду?

— Давать советы. И заметь — обычно она оказывается права. Если бы только она сама следовала своим советам.

— Ты прав! — Эмили сразу стала серьезной. Уинстон откинулся на подушки, забросил ноги на журнальный столик и позволил себе расслабиться. Вечер в Лонг-Медоу прошел ужасно, он с облегчением ускользнул оттуда вместе с Эмили. Что его действительно беспокоило, так это вид Полы и ее настроение. Уже несколько недель, прошедших после его возвращения из Ванкувера через Нью-Йорк, он смутно подозревал, что у нее что-то не так. Последние несколько часов подтвердили его опасения. Она несчастна. Уинстон не сомневался, что корень всех ее бед — ее брак с Джимом.

— Ты сегодня какой-то тихий, Уинстон. Переживаешь за Полу, да?

— Боюсь, что это так, дорогая. Помимо того, что она сегодня кошмарно выглядела, она еще и молчала весь вечер.

— Ее угнетает не работа, — воскликнула Эмили. — Она привыкла к стрессам, к ночным бдениям в конторе, к огромной ответственности. У нее сил как у быка — она вся в бабушку.

— Да, Эмили. Я знаю Полу почти также хорошо, как и ты. Именно это я имел в виду, когда говорил про врата ада. Ясно, что она не больна физически. У нее моральные проблемы… — Уинстон спустил ноги на пол и начал рыться в кармане в поисках сигарет. — В их браке многое неладно.

— Ты абсолютно прав, Уинстон. В последнее время я несколько раз пробовала затронуть эту тему, но она только бросает на меня убийственные взгляды и замыкается в себе, уходя от ответа.

— Но вы всегда были так близки. Неужели она вообще ни словом не обмолвилась? — В его голосе явственно звучало удивление.

— Ну, не совсем. Я уже рассказывала, как расстроилась она из-за Джима и позиции, которую он занял в ее конфликте с Сэмом Феллоузом. Вернувшись из Пеннистоун-Ройял, я сразу поняла, что она плакала. А когда Джим прилетел из Ирландии и мы втроем находились в Лондоне, Пола как-то вскользь пожаловалась на раздражительность и даже вспыльчивость мужа. Я попыталась копнуть поглубже, но она как будто… отмахнулась от меня и ушла в себя, точно как сегодня. И она буквально сжигает себя на работе. Больше она вообще ничего практически не делает, кроме того, что проводит все свое свободное время с детьми. Я вообще склонна считать, что они стали для нее единственным смыслом жизни — разумеется, помимо бизнеса.

— Это плохо. Тетя Эмма будет не в восторге, когда по возвращении домой через месяц увидит, какой она стала. — Уинстон сменил позу и, заметив озабоченное выражение лица Эмили, взял ее за руку. — Хочешь, я поговорю с Полой? — предложил он. — Я мог бы…

— Ни за что! — в ужасе вскричала Эмили. — Она рассердится, сочтет твои слова вмешательством в ее личную жизнь, и за все свои заботы ты получишь хорошую взбучку, и больше ничего.

Уинстон вздохнул:

— Боюсь, ты права. Послушай, если хочешь знать мое мнение, то я считаю: им с Джимом следует развестись.

— Она никогда не пойдет на подобный шаг. Пола относится к разводу так же, как и я.

— Ага. А как именно? — Уинстон навострил уши и внимательно посмотрел на собеседницу.

— Ну, — медленно произнесла Эмили, — мы обе его не одобряем. В конце концов, у нас перед глазами пример моей матери. Я счет потеряла ее мужьям и разводам.

— Твоя мать — исключение из правил. Не отреагировав на его замечание, Эмили продолжала говорить:

— Пола считает, что, если в семье возникают проблемы, их надо преодолеть. Она говорит: нельзя разводиться из-за разбитой чашки, только потому, что на дороге супругам встретилось несколько ухабов. Так вопросы не решают. Она полагает, будто брак требует больших усилий…

— Для танго требуется два партнера. Эмили кивнула с задумчивым видом.

— Ты намекаешь на то, что Джим может со своей стороны не делать никаких усилий… Я правильно тебя поняла?

— Возможно, — после некоторого колебания ответил Уинстон. — Но я могу и ошибаться, и вообще, кто знает, что происходит в личной жизни других людей. Вот почему эту тему следует немедленно оставить. Наш разговор абсолютно бесполезен. — Он поставил бокал и пересел на ее край дивана. Обняв Эмили, он прошептал, уткнувшись губами ей в щеку:

— Так, значит, учитывая твое отношение к разводу, я обречен быть с тобой до конца жизни?

— Да, — прошептала она в ответ. — Мы просто обречены быть друг с другом, слава богу!

— Согласен. — Он слегка отодвинулся, чтобы заглянуть в юное чистое лицо своей невесты. Как она мила, как невинна, и при всей ее молодости в ней такая глубокая мудрость, что он иногда поражался. Он ласково сказал:

— После тебя, Пончик, я никогда не испытал бы счастья с другой.

— Почему? — Она просияла.

— Потому что знаю тебя вдоль и поперек и понимаю тебя, моя любовь, а еще потому, что мы подходим друг другу в сексуальном плане.

— Ты уверен? — поддразнила она.

— Ну, поскольку уж ты затронула эту тему… возможно, нам следует провести еще один эксперимент. — Он улыбнулся с любовью в глазах. Поднявшись на ноги, Энтони протянул ей руку:

— Пошли в спальню, дорогая, и продолжим опыты. Надо же знать наверняка. — И он увел ее наверх.

— Как хорошо, что ты провел в доме центральное отопление, иначе мы замерзли бы до костей. Сегодня очень холодно, — заявила Эмили полчаса спустя, завернувшись в простыню.

— Не уверен. По-моему, мы вдвоем способны лед растопить, — подмигнул ей Уинстон, поправил под головой подушку и потянулся за бренди, которое он предусмотрительно захватил с собой. — Хочешь глоточек? — предложил он.

— Нет, спасибо. Больше не хочется. У меня от него сердце заходится.

— Черт побери! А я-то думал, что только я так на тебя действую, — ухмыльнулся Уинстон. — Кстати, зажечь камин?

— А разве мы не собираемся спать?

— Сон вовсе не входил в мои ближайшие планы, — улыбнулся он. — А ты что, уже устала?

Эмили со смехом покачала головой.

Ее страсть к нему, ее беспредельное желание воспламеняли и восхищали Уинстона. Он потянулся к Эмили и крепко сжал ее руку, подумав про себя, как ему повезло.

Уинстон закрыл глаза, припомнив тот чудесный воскресный вечер в апреле, когда Эмили приехала на ужин, который он пообещал сам приготовить. Но так и не приготовил. Как только она вошла в дом, они посмотрели друг на друга — и все стало ясно. И уже через десять минут они оказались в его постели, где он, к своему собственному удивлению, овладел ею трижды, и через очень короткие промежутки времени.

Кузина — троюродная кузина, поправил он себя, поразила Уинстона раскрепощенностью, готовностью дарить и получать наслаждение, ее безграничной щедростью и открытостью в постели. В полдвенадцатого, завернувшись в банные полотенца, они устроили импровизированный пикник перед камином в гостиной из того, что нашлось в его холостяцком холодильнике, запивая еду бутылкой коллекционного шампанского из запасов Шейна. Какой замечательный был вечер…

— Уинстон, пожалуйста, не сердись, но мне надо кое-что тебе сказать, — проворковала Эмили. — Это очень важно.

С трудом оторвавшись от эротических мечтаний, Уинстон поднял веки и искоса взглянул на любимую.

— Почему я должен сердиться? Ну, давай. Пупс, излагай.

— Господи, Пупс — еще хуже, чем Пончик, — надула губки Эмили в шутливом негодовании. — Ну почему англичане так любят давать глупые прозвища?!

— Потому что прозвищами наделяют близких людей, и они отражают тепло, привязанность, любовь, дружбу. Так ты расскажешь мне это «очень важное» или нет. Пупс?

— Да. — Она подобралась, села к нему вполоборота, опершись о локоть и внимательно глядя ему в лицо. — Дело касается смерти… то есть расследования.

— О нет, Эмили, только не это! Не надо все начинать сначала! — простонал он и с наигранным отчаянием закатил глаза. — Ты уже свела с ума Полу, а теперь берешься за меня.

— Пожалуйста, выслушай меня ну хоть минуточку.

— Хорошо, но только побыстрее.

— Послушай. Салли сказала мне, что Энтони по-прежнему не уверен, действительно ли Мин покончила жизнь самоубийством. По его мнению, имел место несчастный случай, и я…

— Как я понял, несчастный случай исключается.

Абсолютно.

— Согласна. То есть что это не несчастный случай. Однако я лично не верю и в версию о самоубийстве.

Уинстон недоверчиво рассмеялся:

— Ты пытаешься сказать мне, что, по-твоему, произошло убийство? Перестань, Эмили.

— Боюсь, я действительно так думаю.

— Тогда кто же его совершил? Естественно, ты не можешь допустить мысль о причастности к нему Энтони, который мухи не обидит?

— Нет. И я не знаю, кто виноват. Но ее смерть не дает мне покоя… Никак я не могу о ней забыть. Понимаешь, Уинстон, все дело в тех пяти часах. Они мне всегда казались странными, и даже тот полицейский-ирландец назвал их загадочными. Мне рассказывала тетя Дэзи. И я с ним согласна. Они действительно загадочны — и необъяснимы.

— Ты зарыла в землю свое призвание, крошка. Тебе следовало бы писать детективы, — ухмыльнулся он.

— Смейся сколько угодно, Уинстон, но я уверена, что в один прекрасный день правда выйдет наружу. Вот увидишь, — мрачно отозвалась Эмили.

Уинстон насторожился. Сколько он себя помнил, он всегда считал Эмили необыкновенной — умной, тонкой, сообразительной и гораздо более мудрой, чем ее считали многие члены семьи. И с тех пор, как между ними возникли серьезные отношения, он еще больше укрепился в своем мнении. Она часто говорила умные вещи, и Уинстон уже привык прислушиваться к ней и доверять ее оценкам. Именно Эмили настаивала, чтобы он приобрел канадскую бумажную фабрику, и заставила его продолжать зашедшие в тупик переговоры.

К ее словам следовало отнестись со всей серьезностью. Медленно выговаривая слова, он произнес:

— Рассказывай. Я внимательно тебя слушаю. Честно, Пупс, я больше не смеюсь.

Эмили ответила ему благодарной улыбкой.

— Ничто и никогда не убедит меня в том, что Мин торчала у озера столько времени. Я полагаю, оттуда она ушла куда-то, где и продолжила пить. Некто, бывший с нею, очевидно, поощрял ее, а возможно, даже подсунул ей таблетки — ну, чтобы притупить восприятие. Затем, когда она отключилась, ее бросили в озеро, чтобы смерть походила на самоубийство или на результат несчастного случая.

— Послушай, я честно не собираюсь подтрунивать над тобой, но твоя теория кажется несколько надуманной. Кроме того, все известные нам факты говорят о том, что она не покидала поместья.

— Знаю, но точно никто не уверен. А она могла уйти — пешком, оставив машину у озера.

— Ох, Эмили, Эмили, — покачал он головой, беспомощно глядя на возлюбленную. — Ничего не получается. Кому нужно было убивать Мин? И зачем? Где мотив преступления? Я могу задать сотню вопросов, которые не оставят от твоей теории камня на камне. Не сомневаюсь, что Пола так и поступила.

Что она сказала?

— Примерно то же, что и ты… а потом попросила меня выкинуть прошлое из головы — ведь дело закрыто и все обошлось с минимальными потерями. Словом, она отмахнулась от меня. Но как Энтони и Салли будут жить, зная, что Мин лишила себя жизни из-за них? И есть соображение. Уинстон, подумай о Мин. Если она пала жертвой хладнокровного преступления, чему я склонна верить, то ее убийца должен ответить по закону.

Уинстон долго молчал, обдумывая ее слова, потом тихо проговорил:

— Дорогая, не лезь на рожон. Ты ничего не сможешь сделать, и Пола права — дело действительно закрыто, на нем поставлена точка. Ты только разворошишь осиное гнездо, подвергнешь Энтони и Салли новым неприятным волнениям. Я мог бы часами говорить с тобой на эту тему. Пупс, но, — он вздохнул, — сейчас я не чувствую в себе ни сил, ни желания.

— Извини. Мне не следовало бы поднимать эту тему сегодня вечером. — Эмили закусила губу.

— Что ж, давай смотреть правде в глаза, дорогая. Ты действительно выбрала самое неподходящее время. — Он легонько дотронулся пальцем до ее щеки, прочертил линию по шее, груди, пока не дошел до края укутывавшей ее простыни. — Возможно, тебе невдомек, Эмили, но у меня сейчас совсем другие вещи на уме.

Эмили обворожительно улыбнулась, в миг позабыв свои подозрения.

— Я ведь уже сказала — извини. Оставим эту тему.

— Твое желание для меня закон. — Он поставил бокал на столик и вдруг резко повернулся:

— Я бы предпочел, чтобы ты не упоминала о своей… теории в разговорах с Салли.

— Ну, разумеется. Что я, дурочка?

— Вовсе нет. Иди сюда. Я тебя хочу. — И он выключил лампу. Эмили последовала его примеру и юркнула в его открытые объятия, обвилась вокруг любимого, прижавшись к нему всем телом. — Вот видишь, что ты наделала? Из-за твоей кошмарной версии об убийстве я потерял способность выполнить долг любящего жениха. — Он стал гладить ее волосы, отливавшие «золотом в свете огня камина.

— Думаю, что это ненадолго, или я тебя совсем не знаю, — промурлыкала она и, притянув его голову к себе, впилась в его губы страстным поцелуем.

Целуя ее в ответ, он провел рукой по ее телу, по груди, животу и внутренней стороне бедер. Шелковистость ее кожи сводила его с ума. Он снова повел рукой наверх, опустил ладонь на ее грудь и припал губами к соску. Она вцепилась ему в волосы, он ощутил ее сильные пальцы у себя на затылке. Эмили издала тихий стон, когда он прикоснулся кончиком языка к ее затвердевшему соску.

Эмили лежала тихо-тихо и только прерывисто задышала, когда губы Уинстона, оставив ее грудь, скользнули вниз. Он начал целовать ее живот, одновременно рукой лаская ей бедра. От его чувственных прикосновений Эмили бросало в дрожь. Он точно знал, как возбудить ее. Впрочем, он всегда это знал. Со времен их ранней юности он приобрел больше опыта, стал тоньше, лучше узнал женщин. Его рука скользнула ей между бедрами и замерла там. Вдруг резким, неожиданным для нее движением он оказался на ней, подсунул руки ей под спину и приподнял, одновременно войдя в нее и овладев ею. Его губы нашли губы Эмили, и они слились в одно целое. Ее тело неостановимо тянулось к его. Эмили обняла Уинстона за спину и полностью отдалась все усиливающимся ритмическим движениям…

Спустя какое-то время, когда они, обессиленные, лежали в объятиях друг друга, Эмили спросила с улыбкой:

— Интересно, кто пустил эту мерзкую и абсолютно ошибочную сплетню, будто англичане — никудышные любовники?

Уинстон удовлетворенно вздохнул и ухмыльнулся.

— Иностранцы, кто же еще?