"Бар Либерти" - читать интересную книгу автора (Сименон Жорж)

Глава 5 Похороны Уильяма Брауна

Солнце опьяняло своими лучами, но ставни домов еще были закрыты, а тротуары пустынны, и лишь на рынке жизнь уже пробудилась. Легкомысленная и неспешная жизнь людей, что рано встали и у которых впереди еще куча времени, а потому предпочитающих не копошиться, не суетиться, а всласть накричаться по-итальянски и по-французски.

На рынок смотрел и желтый фасад мэрии с двойным крыльцом. В подвале здания находился морг.

В этом месте рынка, посреди цветов и овощей, и остановился без десяти минут семь катафалк, черный, зловещий. Мегрэ пришел почти в то же время, а вскоре примчался и Бутиг, инспектор проснулся едва ли десять минут назад и даже не успел застегнуть жилет.

— У нас есть время выпить чего-нибудь… Никого нет…

Он толкнул дверь небольшого бара, вошел и заказал ром.

— Вы даже не представляете, как все оказалось сложно… Сын забыл сказать, за какую цену он желал бы приобрести гроб… Вчера вечером пришлось ему звонить… Он ответил мне, что ему все равно, лишь бы хорошего качества… А в Антибе не нашлось ни одного гроба из мореного дуба… Только в одиннадцать часов вечера привезли такой из Канна… И тогда я вспомнил о церемонии… Надо отпевать в церкви, да или нет?.. Звоню в «Провансаль», а мне говорят, что Браун уже лег… Я постарался сделать, как лучше… Вот, взгляните!..

И он указал на возвышавшуюся в ста метрах от них на рыночной площади церковь, вход в которую был обрамлен черной материей.

Мегрэ предпочел промолчать, но, по его мнению, Браун скорее напоминал протестанта, нежели католика.

Бар находился на углу маленькой улицы и имел двери с каждого фасада. В тот момент, когда Мегрэ и Бутиг выходили с одной стороны, с другой в бар вошел человек, и комиссар, обернувшись, встретился с ним взглядом.

Он сразу узнал Жозефа, официанта из кафе в каннском казино, а тот на мгновение заколебался, стоит ли ему здороваться или нет, но в конце концов неопределенно взмахнул рукой.

Видимо, Жозеф привез в Антиб Жажа и Сильви, предположил Мегрэ и не ошибся. Обе шли, направляясь к катафалку, прямо перед ним. Жажа тяжело дышала, а девушка словно боялась опоздать и буквально тащила ее за собой.

Сильви надела свой синий костюм и сразу приобрела вид добропорядочной девушки. Что касается Жажа, то она, похоже, отвыкла ходить. Но скорее всего, у нее просто болели или распухли ноги. На ней было черное из блестящего шелка платье.

Им пришлось, верно, вставать в половине шестого утра, чтобы сесть на первый автобус. Настоящее событие для обитателей бара «Либерти»!

Бутиг недоумевал:

— Кто это?

— Не знаю… — рассеяно ответил Мегрэ.

Но в этот момент обе женщины остановились, подойдя к катафалку, и обернулись. Завидев комиссара, Жажа тотчас устремилась к нему навстречу.

— Мы не опоздали?.. Где он?..

У Сильви, что все так же сдержанно и враждебно вела себя по отношению к Мегрэ, под глазами виднелись темные круги.

— Жозеф привез вас сюда?

Девушке явно хотелось солгать, но она передумала.

— А кто вам сказал?

Бутиг отошел немного в сторону. Тут Мегрэ заметил такси, остановившееся на углу улицы — ближе было не подъехать из-за толпы на рынке.

Из машины вылезли две женщины и сразу обратили на себя всеобщее внимание, вернее не они сами, а их траурные одежды, с черной вуалью, ниспадающей почти до самой земли.

Слишком чужеродным показалось это зрелище среди солнечного света и веселого кипения жизни.

— Вы позволите?.. — прошептал Мегрэ, наклонившись к Жажа.

Бутиг занервничал. И попросил распорядителя похорон, который уже собрался было идти за гробом, немного потерпеть.

— Мы не опоздали?.. — спросила у Мегрэ старуха. — Такси пришлось долго ждать…

Ее взгляд тотчас выхватил из толпы Жажа и Сильви.

— Кто это?

— Не знаю.

— Надеюсь, они не собираются присоединиться к…

Подъехало еще одно такси, и, прежде чем оно окончательно остановилось, дверца открылась, и из него выскочил Гарри Браун, хорошо выспавшийся, с тщательно расчесанным пробором и в безукоризненном черном костюме. Его сопровождал секретарь также в черном костюме, держа в руках венок из живых цветов.

Неожиданно Мегрэ заметил, что пропала Сильви, но, поискав девушку глазами, увидел ее на рынке, возле корзинок цветочника. Вскоре она вернулась с огромным букетом фиалок.

Видимо, Сильви подала мысль двум женщинам в траурных одеждах в свою очередь сходить на рынок. Было видно, как они спорили, подходя к торговцу. Наконец старуха сосчитала монеты, и ее дочь выбрала букетик мимозы.

Тем временем Браун остановился в нескольких метрах от катафалка, ограничившись легким кивком в сторону Мегрэ и Бутига.

— Надо, видимо, предупредить его, что я договорился насчет отпевания, — вздохнул последний.

Ритм работы на ближайшей к мэрии части рынка замедлился — люди следили за происходящим. Но чуть подальше, метрах в двадцати, стоял привычный шум, раздавались крики, смех, шла торговля цветами, фруктами, овощами, сияло солнце, пахло чесноком и мимозой.

Четыре грузчика похоронной конторы принесли огромный, с множеством бронзовых украшений гроб. Вернулся Бутиг.

— Мне кажется, ему все равно. Он лишь пожал плечами…

Толпа расступилась. Лошади двинулись в путь. Гарри Браун, строгий и невозмутимый, пошел вслед за катафалком, держа шляпу в руке и опустив глаза на носки своих лакированных туфель.

Четыре женщины сперва топтались на месте в нерешительности, поглядывая друг на друга, но когда толпа уже была готова сомкнуться, дружно зашагали вперед и помимо их желания оказались в одном ряду сразу после сына Брауна и его секретаря.

Внутреннее пространство пустой церкви, видневшееся в широко распахнутых дверях, манило прохладой.

Браун ждал, стоя на паперти, когда гроб снимут с катафалка. Он привык к церемониям. Его нисколько не смущало, что за ним наблюдает множество глаз.

Более того, он спокойно, без чрезмерного любопытства взирал на четырех женщин.

Распоряжения по проведению похорон были даны слишком поздно. В последний момент обнаружилось, что забыли предупредить органиста. Кюре позвал Бутига в ризницу, что-то ему тихо прошептал, и, вернувшись, инспектор огорченно прошептал Мегрэ:

— Музыки не будет… Надо ждать по меньшей мере четверть часа… И еще неизвестно, вернется ли органист.

Несколько человек вошли в церковь, посмотрели на них и ушли. Браун по-прежнему стоял, гордо выпрямившись, и со спокойным вниманием озирался вокруг.

Отпевание прошло быстро, без органа, без пения.

Священник окропил умершего святой водой. И сразу же четверо рабочих унесли гроб.

На улице уже совсем потеплело. Процессия прошла мимо парикмахерской, возле которой стоял служащий в белом халате и снимал ставни с витрины.

Мужчина брился перед открытым окном. Спешившие на работу прохожие удивленно оглядывались: слишком мало людей следовало за столь пышным катафалком, явно предназначенным для похорон по первому разряду.

Две женщины из Канна и две женщины из Антиба по-прежнему шли в одном ряду, в метре друг от друга.

За ними следовало пустое такси. Бутиг, взявший на себя организацию похорон, заметно нервничал.

— Как вы считаете, скандала не будет?

Все протекало спокойно. Усыпанное цветами кладбище выглядело столь же празднично, как и рынок. Возле зияющей могильной ямы стоял священник со служкой, но как они прошли туда, никто не видел.

Гарри Брауну предложили первому бросить горсть земли в могилу. Затем возникла заминка. Старая женщина в траурной одежде подтолкнула вперед свою дочь и последовала за ней.

А Браун уже быстро шагал к пустому такси, ждавшему его возле ворот кладбища.

Новая заминка. Мегрэ держался в стороне вместе с Бутигом. Жажа и Сильви не осмеливались уйти, не попрощавшись с ним. Но две другие женщины в черном их опередили. Джина Мартини плакала и скомканным платочком утирала под вуалью слезы.

Ее мать подозрительно выспрашивала:

— Это был его сын, не так ли?.. Видимо, он захочет приехать на виллу?..

— Возможно! Не знаю…

— Мы вас еще увидим сегодня?

А сама при этом смотрела во все глаза на Жажа и Сильви. Только они ее и интересовали.

— Откуда они взялись? Не стоило позволять подобным созданиям…

На деревьях вовсю распевали птицы. Могильщики ритмичными движениями скидывали землю на гроб, и по мере того как яма наполнялась, звук становился все глуше и глуше. Венок и два букета лежали пока на соседней могиле. Сильви с побелевшими губами стояла лицом к могиле, уставившись в одну точку.

Жажа нервничала. Она ждала, когда же уйдут две другие женщины, чтобы переговорить с Мегрэ. Явно мучилась от жары, поскольку то и дело утирала пот.

И наверно, с трудом держалась на ногах.

— Да… Я к вам скоро зайду…

Черные вуали направились к выходу. Жажа с глубоким вздохом облегчения подошла к нему.

— Это они?.. Так, значит, он действительно был женат?

Сильви осталась стоять немного сзади, продолжая смотреть на почти уже засыпанную землей могилу.

Бутиг также нервничал. Но не решался подойти и вмешаться в разговор.

— Кто платил за гроб? Сын?

Жажа явно чувствовала себя не в своей тарелке.

— Странные похороны! — произнесла она. — Не знаю почему, но я все представляла иначе… Даже плакать не могла…

На нее только сейчас нахлынуло волнение. Смущенно и тоскливо смотрела она на кладбище.

— И печали-то никакой не почувствовала!.. Можно подумать…

— Можно подумать что?

— Не знаю… Словно это были ненастоящие похороны…

Она подавила подступавшие рыдания, вытерла глаза и повернулась к Сильви:

— Идем… Жозеф ждет нас…

Возле кладбищенской сторожки мужчина разделывал морского угря.

— Что вы об этом думаете?

Бутиг выглядел озабоченным. Он также смутно чувствовал: что-то не клеится. Мегрэ курил трубку.

— Я думаю, что Уильяма Брауна убили, — отозвался он.

— Безусловно!

Они бродили по улицам, уже расцвеченным поднятыми над витринами тентами. Знакомый парикмахер читал газету, сидя перед дверью. На площади Масе две женщины из Канна вместе с Жозефом ждали автобуса.

— Может быть, посидим на террасе и выпьем чего-нибудь? — предложил Бутиг.

Мегрэ согласился. Им овладела почти что болезненная лень. Множество картин сменялось в его сознании, путаясь меж собой, и он даже не пытался привести их в порядок.

Он сидел на террасе «Ледника» с полузакрытыми глазами. Солнце жгло ему веки. Сквозь частокол ресниц, создававший игру света и теней, люди и окружающие предметы принимали необычные феерические очертания.

На глазах Мегрэ Жозеф помог толстой Жажа вскарабкаться в автобус. Затем мимо кафе медленно прошествовал небольшого росточка мужчина в белой одежде и в колониальном шлеме, таща за собой на поводке чау-чау с фиолетовым языком.

Другие картины примешивались к реальности: Уильям Браун за рулем старенького автомобиля везет своих двух женщин от одной лавки к другой; на щеках щетина, под пальто, как это с ним зачастую случалось, простая пижама.

А его сын, возвратившись в свой роскошный номер отеля «Провансаль», должно быть, в этот час диктует телеграммы, отвечает по телефону и четкой ровной походкой ходит взад и вперед по комнате.

— Что за дело, не поймешь ничего! — вздыхает Бутиг, не умеющий сидеть в тишине. Да и ведет себя беспокойно: то одну ногу за ногу закинет, то другую. — Все-таки жаль, что забыли предупредить органиста.

— Да, Уильяма Брауна убили…

Мегрэ повторяет эту фразу для самого себя, дабы напомнить лишний раз, что несмотря ни на что произошла трагедия.

Воротник сдавливает шею. Лоб покрывает испарина. Комиссар с вожделением взирает на большой кусок льда, плавающий у него в бокале.

— Брауна убили… Каждый месяц он отправлялся в Канн. Вот и на этот раз он выехал с виллы, доехал до города и оставил машину в гараже. Затем отправился в какой-нибудь банк или в частную фирму получить ренту, назначенную сыном. После чего провел несколько дней в баре «Либерти». Несколько дней жаркой истомы, вроде той, что не оставляет в покое Мегрэ. Несколько дней Браун провел, не вылезая из шлепанцев: пересаживался со стула на стул, ел и выпивал с Жажа да поглядывал, как уходит и приходит полураздетая Сильви…

В среду, в два часа, он ушел. В пять забрал машину и четверть часа спустя рухнул смертельно раненный на пороге виллы. Полагая, что он пьяный, женщины ругают его из окна… В кармане у Брауна, как и всегда, лежат две тысячи франков…

Мегрэ не произнес ни единого слова и весь свой монолог проговорил мысленно, наблюдая сквозь ресницы за прохожими.

Слышится шепот Бутига:

— Я все время спрашиваю себя, кому была выгодна его смерть?

Да, это опасный вопрос! Двум его женщинам? Наоборот, чем дольше бы он жил, тем им лучше. Получая ежемесячно две тысячи франков, они могли скопить немного деньжат.

Может быть, женщинам из Канна? Они потеряли одного из своих редких клиентов, который к тому же кормил всех в течение недели каждый месяц и одной давал денег на шелковые чулки, а другой для платы за газ и электричество…

Нет! Если у кого и существовал материальный интерес, так только у Гарри Брауна, ведь после смерти отца ему уже не нужно выплачивать ежемесячную ренту в пять тысяч франков.

А с другой стороны, что значат эти пять тысяч франков для семьи, которая везет на продажу целые суда овечьей шерсти?

Бутиг снова вздыхает:

— Я уже начинаю подумывать, по примеру местных жителей, а не замешан ли здесь шпионаж…

— Официант, принесите еще того же! — воскликнул Мегрэ.

И тотчас пожалел об этом. Но отказаться от заказа уже не решился.

Он не осмелился признаться в собственной слабости. Да, ему надолго запомнится этот час, проведенный на террасе кафе «Ледник» на площади Масе… Ведь это один из редких случаев его душевной слабости! Причем абсолютной слабости!

Как горяч воздух! Босоногая загорелая девочка торгует мимозой на углу улицы.

Большая серая спортивная машина, сверкающая никелем, бесшумно проносится мимо, увозя к пляжу трех девушек в летних сарафанчиках и парня с усиками героя-любовника.

Все дышит отпусками и каникулами. Как и вчера на закате в каннском порту, особенно возле «Ардены», владелец которой обхаживал двух пышногрудых девиц.

Мегрэ, как и всегда в Париже, одет в черный костюм.

На голове фетровая шляпа, но она сегодня совершенно лишняя.

Прямо перед его глазами красуется богато оформленная афиша с огромными синими буквами:

«КАЗИНО ЖУАН-ЛЕ-ПЕНА

ПРИГЛАШАЕТ НА ПРАЗДНИК

«ЗОЛОТОЙ ДОЖДЬ»…

А лед медленно тает в бокале опалового стекла.

Блаженная праздность! Смотреть на сверкающее дно, склонившись над бортом лодки, выкрашенной в зеленый или оранжевый цвет… Дремать под зонтом от солнца и слушать, как жужжат жирные мухи…

Но главное, не беспокоиться о чужом тебе человеке, получившем нож в спину!

Ни обо всех этих женщинах! Еще вчера Мегрэ и знать их не знал, а сегодня их лица неотступно его преследуют, будто это он спал с ними!

Чертова работенка! Воздух пахнет плавящимся асфальтом. Бутиг прикрепил новую красную гвоздичку на лацкан своего светло-серого пиджака.

Уильям Браун?.. Ну что же! Его похоронили… Так что ему еще нужно?.. И при чем здесь Мегрэ?.. Разве у него была одна из самых больших яхт в Европе?..

Разве он связался с двумя женщинами по фамилии Мартини — со старухой с пергаментным лицом и прекраснозадой девушкой?.. Разве он, млея, погружался в распутную лень бара «Либерти»?..

Нежные дуновения теплого воздуха ласкают щеки… Прогуливаются отдыхающие… Тут у всех поголовно отпуска и каникулы! И сама жизнь похожа на отпуск!..

Не умеющий молчать Бутиг шепчет:

Честно говоря, я очень доволен, что не на меня возложили ответственность…

Мегрэ открывает глаза: сколько можно смотреть на мир сквозь полуопущенные ресницы! Его лицо, повернутое к компаньону по расследованию, немного раскраснелось от жары и сонной одури. Зрачки затуманены, но уже через несколько секунд к ним возвращается прежняя ясность.

— Это верно! — говорит он, вставая. — Официант!

Сколько с нас?

— Я заплачу.

— Ни в коем случае!

И бросает деньги на стол.

Да, Мегрэ не скоро забудет этот час, ибо, если не кривить душой, слишком сильным оказалось искушение не суетиться, не волноваться, а, следуя примеру большинства людей, пустить все на самотек и просто радоваться жизни.

А погода такая чудесная!

— Вы уходите?.. У вас уже есть какая-нибудь идея?..

Нет! Голова полна солнцем и негой. И никаких мыслей, даже самых куцых! А так как лгать ему не хочется, он шепчет:

— Уильяма Брауна убили!

А про себя думает: «А им это все по фигу!»

Черт возьми! Эти люди, подобно ящерицам, греются на солнце, а некоторые из них придут сегодня вечером на праздник «Золотой дождь». Какое им дело до того, что убили Уильяма Брауна!

— Пойду поработаю! — говорит он.

Прощается за руку с Бутигом. Делает несколько шагов, останавливается, пропуская автомобиль тысяч за триста, за рулем которого сидит восемнадцатилетняя девушка и, нахмурившись, смотрит на дорогу.

— Брауна убили… — продолжает повторять он.

Мегрэ начинает с должным почтением относиться к Лазурному берегу. Он поворачивается спиной к кафе «Ледник» и, чтобы снова не впасть в искушение, приказывает сам себе, словно обращаясь к подчиненному:

— Узнать, чем занимался Браун в среду от двух часов до пяти вечера…

Значит, опять нужно садиться в автобус и ехать в Канн!

Засунув руки в карманы, с трубкой во рту, Мегрэ с недовольным видом встал под фонарь в ожидании автобуса.