"Ночь ястреба" - читать интересную книгу автора (Браун Дейл)

Глава 5

Овальный кабинет Белого дома, Вашингтон,

12 апреля, 21.40 по среднеевропейскому времени.

Служебный «линкольн-континенталь» генерала Вилбора Кертиса, прозванный «Джокер на колесах» за ярко-красную кожаную внутреннюю отделку, пуленепробиваемую кевларовую обшивку толщиной в дюйм и самые современные средства связи, притормозил у въезда к восточному крылу Белого дома. Председатель Объединенного комитета начальников штабов и его помощник — полковник ВВС Эндрю Уайатт — вылезли из машины даже до ее полной остановки. Пройдя через двойные двери и миновав пост охраны, они поспешили в приемную Овального кабинета.

Сегодня в Белом доме устроили вечер «фотографирования с избирателями»: тщательно отобранные сенаторы «награждались» президентом за поддержку определенных законопроектов или президентской партии небольшим приемом в Белом доме и возможностью фотографироваться в Овальном кабинете вместе с президентом. Приемная кабинета была заполнена разодетыми людьми, выглядевшими нервными и возбужденными.

В соответствии со строгим распоряжением главы администрации президента, касавшимся всех, кто попадал по делам в приемную, Кертис был вынужден задержаться и поприветствовать сенаторов и их гостей, что он проделал вежливо, но по возможности быстро. Закончив с этим, он выбрался из толпы, прошел мимо зала заседаний и помахал агентам секретной службы, которые немедленно пропустили его в Овальный кабинет. Уайатт сунул вилку портативной командной радиостанции Пентагона в розетку рядом с дверью кабинета и принялся ждать.

Президент, сидя за столом, прихлебывал кофе. Он был без пиджака, в одной светло-голубой шелковой рубашке, и выглядел усталым. Но тем не менее его галстук был туго затянут, волосы аккуратно причесаны, и от него исходили волны бодрости и энергии. При появлении Кертиса он посмотрел на часы. Кертис и министр обороны Престон, а также помощник президента по национальной безопасности Рассел каждые полчаса докладывали президенту о ходе операции морских пехотинцев в Литве. Сейчас очередь докладывать была не Кертиса, да и время не совпадало, а это могло означать только одно — неприятности. Президент сделал знак фотографам удалиться, затем спросил:

— Ну что у вас, Вилбор?

— Хорошие новости, сэр, и не очень, — ответил Кертис. — Американцы, эвакуированные этой ночью из Вильнюса, находятся в безопасности в воздушном пространстве Польши; вертолеты уже встретились с заправщиком КС-10 и производят дозаправку в воздухе. Никаких признаков преследования. Они получили разрешение на пролет над территорией Польши и посадку в Варшаве. Персонал нашего посольства в Польше предупрежден и ожидает их. Но есть и плохая новость: у жены одного из работников посольства случился сердечный приступ, и она умерла на борту вертолета. Жена Роберта Масси, Ребекка.

— О, Господи, Ребекка Масси. Боже мой... И ничего нельзя было сделать? На борту не было врачей или санитаров?

— Все произошло внезапно и очень быстро. Они набились в этот вертолет, как сардины в банку. Как я докладывал вам ранее, один «Жеребец-Супер» вышел из строя, и им пришлось удвоить число пассажиров в оставшихся вертолетах. К тому времени как санитар добрался до нее, она уже умерла. Ничего нельзя было поделать.

Президент кивнул, явно расстроенный, но он понимал, что и сам теперь ничего не может сделать.

Кертис продолжил:

— Еще несколько человек получили травмы при посадке в вертолеты, но ничего серьезного. В остальном все в порядке. Думаю, морские пехотинцы должны проводить тренировочные занятия с персоналом посольств по погрузке в вертолеты во время эвакуации. Несколько женщин отказались лететь, а некоторые просто не были осведомлены об эвакуации.

— Эвакуации, операции с использованием вертолетов... Это приметы нашего времени, да, Вилбор?

— Да, приметы нашего времени, господин президент.

Президенту было очень жаль Ребекку Масси, он много лет знал эту энергичную жительницу Вашингтона, и все же президент испытал облегчение от того, что она оказалась единственной жертвой. А ведь что-то подсказывало президенту, что сегодня ночью в Литве могут погибнуть десятки американцев.

— Что сообщают из посольства? Какие действия предпринимают Советы?

— Пока все тихо, — ответил Кертис. — Я думаю, вам позвонит президент Литвы Капосиус. Через час он собирается сделать заявление по поводу ночных событий. От СНГ абсолютно ничего не слышно. Морские пехотинцы в посольстве готовятся к различного рода неприятностям.

— Я сам позвоню президенту Капосиусу, — решил президент. — Надо проинформировать его о ходе операции. Он здорово рисковал, разрешая нашим самолетам летать над территорией Литвы. И еще я должен поблагодарить президента Польши за все, что он сделал.

— А я подожду, чтобы услышать, что он попросит у вас взамен еще до того, как вы его поблагодарите, — съязвил Кертис. — Польша постоянно просит сельскохозяйственные и промышленные кредиты, в том числе на возобновление строительства АЭС в Гдыне, против которого мы все время возражали. Так что, возможно, он потребует денег на строительство АЭС в обмен на свою любезность.

— Теперь он это заслужил. Бегание на цыпочках перед СНГ не прибавляет популярности ни его стране, ни правительству. Тут мы должны помочь ему. — Президент замолчал, настороженно глядя на Кертиса. — Ладно, а какие не очень хорошие новости? — И прежде чем Кертис успел ответить, президент предположил: — Это касается операции в «Физикоусе»? Там что-то не так?

— Мы еще точно не знаем, — неуверенно ответил Кертис. — Похоже, что Литовские Силы Самообороны провели серию нападений на военные объекты Беларуси и СНГ в Литве. Командует ими генерал Доминикас Пальсикас. Основной удар он нанес непосредственно по «Физикоусу»...

— Вы хотите сказать, что литовские военные атакуют «Физикоус»? — встревожился президент. — Только не говорите мне, что они делают это одновременно с морскими пехотинцами...

— Похоже, что так, сэр.

— Что? Они решили окончательно изгнать войска Беларуси и СНГ в ту же самую ночь, когда мы проводим операцию? Боже мой, — пробормотал президент, — обстоятельства явно против меня. — Он помолчал несколько секунд, потом продолжил: — Что ж, если телеграфные агентства уже получили эту новость, мне лучше бросить все остальные дела. — Президент связался по селектору с приемной: — Нэнси, отмените на сегодняшний вечер все встречи и передайте мои искренние извинения.

Через несколько минут в Овальном кабинете появился вызванный президентом глава его администрации Роберт Тиммонс.

— Роберт, пригласите сюда членов Совета национальной безопасности и администрации. Передайте им, что через пару часов у меня для них будут новости.

Старый помощник и протеже президента поспешил в свой кабинет делать звонки, оставив председателя Объединенного комитета начальников штабов наедине с президентом.

Президент налил себе чашку кофе и указал Кертису на кресло:

— Устраивайтесь поудобнее, Вилбор. Нам, вероятно, предстоит длинный вечерок. А теперь все подробно, с самого начала.

— Спецназовцы, действовавшие на территории Литвы, покинули ее без единой царапины, за исключением одного «тюленя», — спокойно начал Кертис. — Он погиб во время попытки вывести из строя антенны на крыше здания штаба. Здание взорвалось, и, как оказалось, это было делом рук литовской армии. Мы получили сообщение от одной из групп спецназовцев о странном инциденте на авиабазе, но потом мы потеряли связь с этой группой. Первый признак того, что происходит что-то непонятное, обнаружила команда «тюленей», как раз та, где и погиб человек. Они уничтожили радар, а потом обнаружили, что там уже поработала небольшая группа литовских коммандос. Другие группы спецназовцев и «тюленей» тоже столкнулись с такими мелкими группами, которые мы принимали за патрули СНГ, разбросанные по всей стране. У каждой из этих групп имелось старинное литовское боевое знамя, которое генерал Пальсикас объявил своим знаменем свободы.

— А что известно об этом Пальсикасе? — спросил президент, отхлебнув кофе.

— Директор ЦРУ Митчелл предоставит вам подробное досье на него, сэр. Но, по моей оценке, он относится к нам дружественно. Родился в Литве, но получил образование и служил в Советской Армии. Ветеран Афганистана. Обладает влиянием, очень популярен в Литве, влюблен в историю Литвы. Назвал свое войско «Бригада Железного Волка», как называл его один из средневековых правителей Литвы.

— Но он не считает себя правителем Литвы? — встревожился президент.

— Не знаю, сэр. Думаю, он гораздо умнее, чтобы так считать. Вероятнее всего, он просто умно использует все эти атрибуты великих князей, чтобы привлечь людей на свою сторону.

— А если президент Капосиус прикажет ему распустить свое войско — думаете, он подчинится?

— Не знаю, сэр. На этот вопрос вам ответят Кен Митчелл и его люди. Для нас сейчас важнее знать, как правительство Литвы отреагирует на действия Пальсикаса и как это скажется на операциях в посольстве и «Физикоусе».

— На операцию по усилению охраны посольства ничто не повлияет, — решительно заявил президент. — Морские пехотинцы будут оставаться там до тех пор, пока все наши граждане не покинут Литву и пока обстановка там не стабилизируется. Я не вынесу очередной драмы штурма посольства, показанной по телевидению. У нас есть право использовать вооруженные силы для защиты наших посольств, и, ради Бога, мы воспользуемся этим правом. Сомнений тут быть не может. — Президент замолчал, и Кертис заметил на его лице первые признаки нерешительности. — Мы подождем и посмотрим, как президент Капосиус поступит с Пальсикасом. Если он его расцелует, то мы поддержим Капосиуса. А если нет, то останемся в стороне. Так, а теперь расскажите, как продвигается операция «Краснохвостый Ястреб». Морские пехотинцы свернули ее?

— Нет, сэр, — ответил Кертис. — Они продолжают кружить над городом и запрашивают инструкции.

— А вы уверены, что это литовские солдаты воюют в «Физикоусе»?

— Трудно сказать, сэр, не увидев воочию. Вооружены они гораздо лучше, чем мы предполагали, по нашим самолетам не стреляют. Установлена радиосвязь между морскими пехотинцами и человеком, называющим себя генералом Пальсикасом. И его люди действительно воюют с омоновцами в «Физикоусе». Все признаки говорят о том, что это литовские войска.

— А что насчет омоновцев? Их много в «Физикоусе»?

— Возможно, несколько сотен, большинство из них сосредоточены в одном районе комплекса. «Призрак» их хорошенько потрепал, оставшиеся обороняют конструкторское бюро...

— Где находится лейтенант Люгер, — продолжил президент. — Каковы шансы на то, что Люгер еще жив?

Это был явно неприятный для Кертиса вопрос.

— Трудно сказать, сэр.

— Только не надо вилять сейчас, Вилбор. Я доверяю вашему мнению, и пусть на него не влияет ваше личное отношение к Люгеру. Вы думаете, он еще жив?

Кертис вздохнул.

— Процентов сорок — шестьдесят за то, что он еще жив, сэр. Если информация наших агентов верна, то Люгер, которого они называют Озеровым, был одним из крупнейших советских инженеров. Несколько лет он продвигал вперед советскую науку, поэтому Люгер для них невероятно ценная личность. Возможно, они попытаются спасти его, вывести тайком или что-нибудь в этом роде. А если нет, если Советы поймут, что нам нужен именно он... они, наверное, будут торговаться с нами и предложат нам Люгера в обмен на собственную свободу и безопасность.

— Я не согласен, Вилбор, — заявил президент. — Думаю, более вероятно, что они уничтожат Люгера, чтобы скрыть сам факт его пребывания там. Ведь если станет известно, что русские столько лет прятали в «Физикоусе» американского летчика, то наше вторжение будет моментально оправдано, а «Физикоусу» придет конец. Но если мы не найдем Люгера, то нас обвинят в акте агрессии и захвате научно-исследовательского института СНГ.

— Я понимаю это, сэр, и вынужден согласиться с вами. Но надо учесть и еще кое-что: мы задолжали Дэвиду Люгеру эту попытку спасти его. Мы просто обязаны попытаться. И пошло на этот раз к черту общественное мнение. Мы-то знаем, что поступаем правильно.

Президент задумался в нерешительности, и Кертис отметил про себя, что на этот раз пауза затянулась дольше обычного.

— Параллельная операция в «Физикоусе» — это совсем другое, — наконец вымолвил президент. — То, что Советы вытворяли с этим летчиком, это просто ужасно... чудовищно... но, — он помолчал, взвешивая свои слова, — я не могу развязать войну с СНГ ради спасения одного человека, Вилбор. СНГ находится на грани развала, и его разлетающиеся осколки могут поразить весь мир. Я не собираюсь подталкивать их к развязыванию мировой войны даже ради вашего лейтенанта Люгера. Я понимаю, что министр обороны Престон разрешил «Призраку» поддержать операцию по спасению Люгера. Прекрасно, но морским пехотинцам этого мало. И если они не смогут вытащить Люгера с первой попытки, Вилбор, то мне не нужны никакие героические подвиги.

— Господин президент, вам известно мое мнение относительно Дэвида Люгера. Он национальный герой Америки. Ваш предшественник наградил Патрика Макланана — человека, который уничтожил советский лазер в Сибири и благополучно привел бомбардировщик домой, — крестом «За летные боевые заслуги», хотя, наверное, он заслужил орден Почета. И сейчас настало время нам... гм, вам, сэр, сделать что-то и для человека, который спас Патрика Макланана.

— Я понимаю вас и действительно сочувствую Люгеру. Но лейтенант — мертвый человек, он мертв уже несколько лет. Я не хочу ни оскорблять, ни щадить ваши чувства, Вилбор. Но Люгер уже мертв. И если Советы действительно уничтожили его, то тут уж ничего не поделаешь. Проблема нынешней администрации заключается не в предотвращении его смерти, а в оправдании факта его существования. Вы не подумали, что будете делать, если все-таки Люгера спасут?

— Разумеется, сэр... — неуверенно ответил Кертис, отведя на секунду взгляд в сторону.

Президент понимающе кивнул.

— Я так и думал. Вы не можете просто привезти его домой, не так ли? Существует его могила, памятник, верно? С другими членами экипажа «Старого пса» все было понятно, а вот с Люгером — нет. Все считали его мертвым, поэтому вам и пришлось объявить о его гибели в авиакатастрофе над Аляской, потом составить сотни документов и свидетельских показаний, чтобы все это выглядело реально, а операция «Старого пса» осталась тайной. И как же вы теперь объясните его появление? Воскрешение? Или, может, вегетативное размножение?

— Мы можем держать в тайне его появление до того момента, как операция будет рассекречена, — предложил Кертис. — А это произойдет только через шесть лет.

— Я знаю, что вы можете решить эту проблему, Вилбор, и вовсе не желаю смерти этому человеку. Но я говорю о том, что жизнь Люгера не стоит жизни десятков морских пехотинцев. Я многое отдал бы за то, чтобы вырвать из рук врагов Люгера или любого другого американца, попавшего в плен при выполнении своих служебных обязанностей, это мог бы быть обмен пленными или какая-то другая сделка, в конце концов, даже выкуп, но я не хочу рисковать жизнями молодых парней ради человека, которого мы несколько лет назад официально объявили погибшим. Я просто не могу. Да мне по ночам будут сниться лица этих погибших морских пехотинцев. А когда их жены и матери спросят меня, почему я отправил на смерть их мужей и сыновей, то что я им отвечу?

— Но жизнь Дэвида Люгера тоже чего-то стоит, сэр, — спокойно возразил Кертис.

— Да, безусловно, — согласился президент. Он уже начинал терять терпение, но понимал, что после успешной эвакуации персонала посольства надо бросить Кертису кость. — Ладно, она стоит попытки — одной попытки. Морские пехотинцы предпримут единственную попытку спасти Люгера. Если у них ничего не выйдет, то они отойдут в посольство и останутся там. На этом все.

Кертис слегка наклонил голову в знак того, что понял.

Перед зданием конструкторского бюро «Физикоус»,

Вильнюс, Литва,

13 апреля, 03.47 по вильнюсскому времени.

— Они летят! — закричал связист генерала Пальсикаса, получив сообщение от подразделений, охранявших периметр комплекса. — Вражеские самолеты! Всем зенитным средствам приготовиться к отражению вражеских самолетов!

Четыреста стволов поднялись к небу в направлении яркой утренней звезды — планеты Венера, которую с трудом можно было разглядеть сквозь стремительно плывшие на восток облака. Шум приближавшегося тяжелого вертолета становился все громче и громче. Доминикас Пальсикас зажал пальцем левое ухо, а к правому теснее прижал наушник. Он почувствовал, как участилось его дыхание в ожидании того, что должно было появиться...

Когда шум стал уже почти невыносимым, он приказал по радио:

— Прекратите продвижение! Отверните влево на девяносто градусов, опуститесь до высоты двадцать метров, включите все габаритные огни и смещайтесь вправо, пока я не прикажу вам остановиться.

С земли взметнулись вверх пыль и мелкие камни, и Пальсикас ощутил мощь приближающихся машин. Это были большие вертолеты, именно боевые машины. Должно быть...

— Смотрите! Вот они! — Пальсикас увидел, как они смещаются вправо, к тому месту, где он укрылся. Первым делом ему бросился в глаза размер лопастей — они были огромными, больше десяти метров в диаметре, вращались медленно, но, несмотря на это, вздымали целые ураганы пыли.

— Стоп! — приказал Пальсикас по радио. Вертолеты зависли над землей, их не бросало ни вверх-вниз, ни из стороны в сторону, они как будто уселись на какую-то невидимую платформу. Они были похожи на небольшие транспортные самолеты типа «Локхид Геркулес», «Эриталия G-22» или АН-12 советского производства, но на оконечностях крыльев размещались огромные лопасти, поэтому они могли действовать как вертолеты. Пальсикас заметил подвески для вооружения с каждой стороны, ниши для колес и обтекатель средств обнаружения чуть ниже носа — его окуляр был направлен прямо на генерала.

— Майор Дукитас, что это за чертовщина?

— Это V-22 «Букашка», — ответил начальник разведки, широко улыбаясь при виде самолетов, столь же чуждых для него, как и космический корабль пришельцев. — С поворотной винтомоторной группой. Гондолы двигателя могут поворачиваться вниз, и лопасти превращаются в воздушные винты.

— Американские?

— Да. Состоят главным образом на вооружении морской пехоты и ВВС для выполнения скрытых десантных операций. Скорость вдвое выше, чем у обычных вертолетов, большие грузоподъемность и дальность полета, плюс вертикальный взлет и посадка. Судя по маскировочной окраске, это морская пехота США.

— Что ж, это неожиданный и приятный сюрприз, — сказал Пальсикас. — Похоже, американцам так же сильно нужен «Физикоус», как и нам.

— Что будем делать, генерал? — спросил заместитель Пальсикаса Зукаускас. — Они за нас или за Советы? Будут они атаковать?

— Мы это выясним прямо сейчас, — ответил Пальсикас. — Передайте всем подразделениям: не трогать два самолета в зоне секретного здания. Пусть выполняют полученные приказы и ждут дальнейших указаний. Все другие неопознанные самолеты считать вражескими, за исключением этих двух. За ними только наблюдать, но не трогать. — Взяв портативную рацию, Пальсикас произнес: — Продолжайте свое дело, джентльмены. Добро пожаловать в Литву.

При этих словах оба самолета-вертолета одновременно сместились вправо и поднялись в ночное небо. Первый самолет исчез из виду, тогда как второй круто развернулся над зданием конструкторского бюро.

— Продолжать наблюдение за первым самолетом? — спросил кто-то.

— Думаю, они будут действовать вместе, — ответил Пальсикас. — Всем подразделениям наблюдать за признаками контратаки Советов. Нельзя, чтобы нас или американцев застали врасплох. А Советы идут. Я это чувствую.

На борту «Молота-4».

— Я не могу, черт побери, поверить в то, что мы только что сделали, — пробормотал Тримбл достаточно громко, чтобы все услышали его, хотя обращался он не к присутствующим, а к душам всех своих собратьев по оружию, когда-либо служивших в морской пехоте США.

Макланан не осмелился вступить с ним в спор, хотя внутри его распирало от радости. Командир их группы капитан Снайдер, находящийся на борту «Молота-3», сделал то, чего от него никто не мог ожидать, — он сознательно продемонстрировал «Молоты» неизвестным, возможно, даже вражеским, войскам. Он позволил человеку, говорившему по радио и назвавшемуся генералом Литовских Сил Самообороны, увидеть самолеты, предназначенные для выполнения секретных специальных операций, и даже подвел их туда, куда этот генерал приказал. Снайдер распорядился, чтобы оба «Морских молота» зависли прямо над Пальсикасом и его людьми — с зажженными габаритными огнями, уязвимые даже для стрелкового оружия.

И это сработало. Когда голос по радио произнес: «Продолжайте свое дело, джентльмены. Добро пожаловать в Литву», — Макланан почувствовал непреодолимое желание действовать.

Лейтенант Маркс разговаривал по рации со Снайдером. Закончив, он поднялся и обратился ко всем:

— Внимание! В плане операции небольшие изменения. Капитан не хочет, чтобы «Молоты» садились на землю, это слишком рискованно, уж больно много войск шныряет вокруг. И кроме того, секретное здание до сих пор занято омоновцами. Группа охраны зоны высадки будет десантироваться на крышу. Сержант Уол, подготовьте своих офицеров для спуска по веревкам, им предстоит высадка на крышу.

— Есть! — воскликнул Уол, радуясь тому, что сможет принять непосредственное участие в операции, вместо того чтобы сидеть на месте в составе группы охраны зоны высадки. Он вскочил, встал перед Маклананом, Ормаком и Бриггсом и вытащил из-под сиденья большой брезентовый мешок. — Все в порядке, джентльмены, лейтенант приказывает нам высадиться на крышу. Я показывал вам, как надо спускаться по веревке, и вы все тренировались.

— Вспомните схему этой крыши, — продолжил Уол, — ограждение на ней высотой всего два фута. Запросто можно свалиться. Следуйте строго за мной. У вас будут очки ночного видения, а само место будет освещено инфракрасными прожекторами. Если растеряетесь или потеряете ориентацию, просто опускайтесь на колено и смотрите на меня. А я буду наблюдать за вами. — Из брезентового мешка Уол вытащил несколько пар перчаток, предназначенных специально для спуска по веревке.

— Помните, что надо четко выполнять указания инструктора, ни больше, ни меньше. Параллельно с вами по веревке будет спускаться морской пехотинец, поэтому следите за его действиями и спускайтесь вместе с ним. Если он замедлит спуск, то и вы замедляйте. Все ясно?

— Ясно, сержант, — ответил за всех Бриггс.

— Я готов. Можно начинать. — Глядя прямо в глаза Уолу, Макланан показал ему большой палец.

Уолу это понравилось. Если Макланан и боялся, то сержант этого не заметил.

Ормак тоже встретился глазами с Уолом, но лишь пробормотал:

— Все в порядке.

— Генерал, вы готовы?

Ормак лишь кивнул в ответ.

— Отвечайте, иначе я оставлю вас на борту.

Ормак поднял голову. Глаза его округлились от страха, лицо исказилось, как от боли. И все же он ответил:

— Да, я готов.

Уол кивнул. Он понимал, что не должен брать с собой Ормака. Он знал это. Но предстоял ведь всего один спуск, а кроме того, они зашли уже слишком далеко, чтобы проявлять беспокойство относительно успеха операции.

— Очень хорошо, сэр. Помните, как надо действовать, дышите глубже. Вы прекрасно справитесь.

Пока «Молот-4» совершал семиминутный облет сельской местности к югу от Вильнюса, «Молот-3» облетел секретное здание с востока, где, по данным разведки и спутниковых фотографий, было больше всего зарешеченных окон и меньше всего кабинетов.

Для точности маневра и высадки пилоты «Морского молота» и пулеметчики у дверей надели модернизированные приборы ночного видения NVS-13. Второй пилот управлял системой, которая переводила в цифровую информацию на его прибор ночного видения картинку, получаемую двумя инфракрасными приборами обнаружения целей и прицельной РЛС. Нацеливание приборов обнаружения целей, пушек и зенитных ракет «Стингер» второй пилот осуществлял простым поворотом головы.

— Засек два пулеметных гнезда на крыше! — крикнул он и нажатием кнопки быстро переключил управление скорострельной пушкой М-242 на инфракрасный прибор обнаружения целей. — Цель захватил!

Пилот осмотрел здание со всех сторон. Никого больше не было видно. Неразумно было бы открывать огонь из пушки, если поблизости есть литовцы.

— Открыть двери. Вокруг чисто?

— Слева чисто, — доложил стрелок, находившийся возле левой двери.

— Справа чисто.

— Огонь! — скомандовал пилот. Второй пилот нажал гашетку, и поток снарядов ударил по крыше, с убийственной точностью уничтожая пулеметную позицию омоновцев. Никто из них не ожидал атаки с воздуха, омоновцы не успели даже задрать вверх ствол пулемета и прицелиться в «Молот», как их разметало в стороны шквалом снарядов. Со второй позиции успели сделать несколько выстрелов по самолету из автоматов, но второй пилот быстро перенацелил пушку, и через несколько секунд было покончено и со вторым пулеметным гнездом.

— Солдаты противника на крыше! — сообщил по внутренней связи один из стрелков, заметив омоновцев, беспорядочно мечущихся по крыше в поисках укрытия и стреляющих наобум в темное небо. — К стрельбе готов!

— Огонь! — повторил пилот. Стрелки полили уцелевших омоновцев очередями из установленных в дверях пулеметов М-134, угостив их в течение двухсекундной очереди сотней пуль калибра 7,62 миллиметра.

В верхней части приборной доски вспыхнул желтый предупредительный сигнал. Пилот выключил его, затем вместе со вторым пилотом быстро осмотрел приборную доску в поисках сигнала неисправности. На центральной панели загорелся еще один предупредительный сигнал, означавший снижение давления масла. Второй пилот нажал несколько кнопок на индикаторе неисправностей и прочитал показания работы двигателей.

— Нашел! Падение давления масла в правом двигателе, — крикнул он. — Пока еще в норме, но на две... уже на пять единиц ниже, чем в левом двигателе.

На другом дисплее индикатора неисправностей автоматически высветился порядок устранения поломки. Второй пилот выполнил первые четыре пункта — проверил показания второго двигателя, включил вспомогательные насосы, визуально осмотрел двигатель на предмет наличия признаков пожара... А далее следовало переходить к пятому пункту.

— Кен, следующим пунктом идет отключение двигателя в полете, — сообщил он пилоту.

— Не бери в голову, — отозвался пилот. — У нас есть еще несколько минут, прежде чем он начнет барахлить. Высадим ребят, а потом полетим в посольство. Свяжись с Юргенсеном и попроси его подготовить площадку. — По внутренней связи он передал: — Инструктор, начинайте высадку людей на крышу. У нас, пожалуй, всего две минуты, а потом будем вынуждены улететь...

Первый «Молот» завис всего в двадцати футах над крышей. Из него вылетело четыре веревки — две из десантного отсека и по одной из правой и левой дверей. В течение десяти секунд все восемнадцать морских пехотинцев спустились по ним на крышу. У альпинистов, скажем, такой спуск занял бы гораздо больше времени, а у десантников на веревках не было ни карабинов, ни других приспособлений для спуска. Такой спуск был сродни падению в огненную дыру, снижение контролировалось только руками и ногами и, как правило, осуществлялось очень быстро.

Морским пехотинцам тут же стало ясно, что у обороняющихся на крыше омоновцев нет приборов ночного видения, они шарахались по крыше, словно слепые котята, вглядываясь в небо в поисках самолета. А морские пехотинцы были уже на крыше и могли без труда приблизиться к омоновцам. Автоматы МР-5 штурмовой группы быстро смели с крыши уцелевших омоновцев, и все же один морской пехотинец был ранен в ногу, когда спускался по веревке.

Пилот «Молота» уже был готов подняться вверх и взять курс на американское посольство, как по рации прозвучало:

— quot;Молотquot;, снижайтесь! «Молот», снижайтесь! Приготовьтесь забрать раненого!

Но у пилота была своя незадача. Давление масла в правом двигателе стремительно падало, а теперь в этом же двигателе возникла еще и проблема с давлением топлива.

— Черт побери, я так и знал! — выругался он. — Да на крыше он, наверное, будет в большей безопасности, чем с нами. — И все же пилот передал по внутренней связи: — Стрелки, мы снижаемся, направляйте меня. И действуйте побыстрее, иначе нам не на чем будет лететь, а я не захватил с собой кредитную карточку «Америкен Экспресс».

С помощью стрелков, действовавших в качестве наблюдателей, «Молот» завис буквально в двух футах от крыши, и раненому морскому пехотинцу помогли забраться по трапу внутрь. Уже через тридцать секунд после поступления сигнала с крыши стрелки, прошедшие курс медицинской подготовки, оказывали помощь раненому. Пилот немедленно поднял «Молот» на высоту пять тысяч футов, чтобы избежать угрозы поражения огнем с земли. К этому моменту давление масла упало до красной отметки.

— Ладно, Джим, продиктуй мне порядок отключения двигателя, — попросил командир второго пилота. Следуя указаниям инструкции, пилот перевел «Молот» полностью в вертолетный режим и вручную распределил тягу вертолетного двигателя на оба винта, что позволило лететь на одном двигателе. Убедившись, что оба винта работают нормально, пилот заглушил правый двигатель, и произошло это буквально за секунду до того, как из него вытекло все масло.

На крыше секретного здания «Физикоуса» четверо морских пехотинцев установили пулеметы и принялись высматривать какие-либо признаки контратаки, а капитан Снайдер со своим начальником штаба установили связь с посольством и «Молотом-4», кружившим на безопасном удалении над городом. Остальные одиннадцать морских пехотинцев отключили механизм лифта, ведущего на крышу, затем взорвали дверь на лестницу и устремились по ней вниз.

Этаж за этажом штурмовая группа спускалась по лестнице, сметая на своем пути противника. Незаметность и скорость продвижения были очень важны, поэтому они обходились без шумных и мощных взрывов. На каждом этаже выстрелы их автоматов МР-5, оснащенных глушителями и пламягасителями, разбивали лампочки и уничтожали попадавшихся охранников. Через шестьдесят секунд лестница четырехэтажного надземного здания уже полностью контролировалась морскими пехотинцами. Трое из них остались охранять лестницу, а остальные, разбившись на четыре группы по два человека, остановились у дверей каждого этажа в готовности начать штурм.

И когда в их рациях прозвучал пятикратный писк, все группы одновременно начали штурмовать каждая свой этаж.

Все двери, ведущие с лестницы на этажи, были обиты железом и заперты, поэтому морские пехотинцы приняли самое простое решение — пара выстрелов из барабанного гранатомета «Гидра», и в дверях и стенах появились дыры, в которые можно было свободно пролезть. И кроме того, выстрелами поразбивало большинство лампочек, коридоры наполнились дымом и осколками, что привело в замешательство омоновцев и офицеров КГБ. Несколько прицельных выстрелов уничтожили лампы аварийного освещения, питавшегося от аккумуляторов, и теперь морские пехотинцы, пользуясь очками ночного видения, действовали в полной темноте.

Основной целью морских пехотинцев был четвертый этаж, превращенный в этакое странное подобие жилого комплекса. В начале этажа располагался холл с диванами и массивными деревянными столами, а направо и налево от него шли коридоры со стенами, отделанными сосновыми панелями. Но после проверки этажа оказалось, что жилым было только единственное помещение, а в остальных комнатах размещалась аппаратура слежения, медицинский кабинет, комната для допросов и пункт управления. Выходивший из лифта человек мог видеть только холл, и никогда бы не понял, что здесь находится нечто вроде тюрьмы, потому что вся обстановка напоминала стандартные советские жилые дома.

Квартира состояла из маленькой кухни, небольшой гостиной и еще меньшей спальни с ванной и туалетом. Она очень напоминала типичные советские квартиры — маленькая, плохо обставленная, тесная, но уютная.

В квартире было пусто. Но в ней явно кто-то жил некоторое время.

Командир штурмовой группы включил рацию на шлеме.

— quot;Молот-3quot;, я — «Штурм». Зона цели пуста. Продолжаем поиск. — По данным разведки и не предполагалось, что «объект» будет находиться здесь. И хотя такое положение вещей было вполне нормальным — нельзя слишком рассчитывать на то, что все пройдет так, как задумано, — оно означало еще большую опасность для штурмовой группы, потому что теперь ей предстояло обыскивать все здание, включая два подземных этажа.

На третьем этаже, расположенном под «жилым комплексом», размещались кабинеты офицеров КГБ, которые руководили охраной конструкторского бюро. Предполагалось, что там будут находиться только рабочие ночной смены и, возможно, небольшая охрана из омоновцев. Необходимо было как можно быстрее очистить весь этаж, чтобы обеспечить свободное продвижение подкрепления. Один из участников штурмовой группы охранял выход на лестницу, другой взрывал стену или дверь выстрелом из гранатомета, а третий из пулемета ликвидировал оказавшихся в комнате. Пользуясь инфракрасным фонариком, третий морской пехотинец осматривал каждую комнату, бросал гранату с усыпляющим газом, чтобы вывести из строя спрятавшихся, затем закрывал дверь и минировал ее «растяжкой», которую помечал инфракрасной лентой, видимой только в очки ночного видения. А затем группа переходила к следующему кабинету. На осмотр и очистку каждого помещения уходило около пяти секунд. Когда осматривающий кабинеты обнаруживал кого-нибудь в комнатах или коридоре, он, прежде чем выстрелить, пару секунд изучал его лицо в свете инфракрасного фонарика. Любого, кто хоть отдаленно был похож на Люгера, он осматривал более внимательно.

Арсенал омоновцев находился на втором этаже, планировка которого отличалась от планировки других этажей. Кабинеты начальника арсенала, его сержантского состава и писарей располагались вдоль коридора сразу у входа, но остальное помещение этажа было отделено железным стеллажом, на котором лежали мешки с ветошью, банки с оружейной смазкой, а рядом с окнами стояли столы для чистки оружия. За стеллажом находилась кирпичная стена с единственной дверью, какие бывают в банковских хранилищах, и уже за этой дверью был сам арсенал. Оставив двоих охранять лестницу на случай появления противника, семеро морских пехотинцев двинулись к двери, ведущей в арсенал, и начали штурм этого важного этажа.

Вот тут и разгорелся первый серьезный бой между морскими пехотинцами и омоновцами.

Несколько омоновцев, вооружившись пулеметами и автоматами, укрылись за стеллажом, готовые отразить атаку. И как только гранаты морских пехотинцев пробили дыры в двери и стенах, они открыли огонь. Одного морского пехотинца ранило в живот огнем из АКМС, пуля с высокой начальной скоростью легко пробила его кевларовый бронежилет. Товарищ оттащил его к лестнице, пока остальные прикрывали их огнем.

Морские пехотинцы не могли позволить себе терять время и ввязываться в затяжной бой. Их единственными союзниками были быстрота и внезапность — стоило им лишиться этих важных факторов, и исход всего боя был бы не в их пользу. Столкнувшись на втором этаже с вооруженными до зубов омоновцами, да имея еще свыше пятидесяти омоновцев на первом этаже, малочисленная группа морских пехотинцев запросто могла бы потерять контроль над всем зданием, если бы выпустила инициативу из своих рук. Двое морских пехотинцев уже начали штурм первого этажа, но встретили сильный ответный огонь. Атаку необходимо было завершить как можно быстрее.

Решение о порядке штурма второго этажа, на котором размещался арсенал, было принято несколько дней назад. И если бы Люгера прятали на этом этаже, ему бы предстояло погибнуть. И тут уж морские пехотинцы ничего не смогли бы поделать, потому что им надо было любой ценой быстро и полностью уничтожить всех, кто находился на этом этаже.

Сначала они выпустили несколько гранат со слезоточивым газом CN, затем шесть осколочных гранат, и только после этого двое морских пехотинцев ворвались в помещение. Прозвучало несколько выстрелов, но они никого не задели. Пехотинцы слышали только кашель и стоны раненых. Первые три кабинета были осмотрены и заблокированы, морские пехотинцы начали медленно приближаться к стеллажу, скрываясь за облаком медленно распространяющегося слезоточивого газа...

Внезапно из-за стеллажа выскочил омоновец.

Его явно задело взрывами гранат, он был весь в крови, а правая сторона и шея выглядели, как после жуткой автомобильной катастрофы. Он закричал и открыл огонь, поливая все вокруг автоматными очередями. И хотя глаза его были закрыты и их щипало от газа, он не промахнулся. Оба морских пехотинца были изрешечены пулями, прежде чем их товарищи добили этого последнего уцелевшего омоновца.

Затем они осмотрели тела остальных омоновцев, валявшиеся за стеллажами, и проверили дверь, ведущую в арсенал. К счастью, она была не заперта, потому что у морских пехотинцев не хватило бы взрывчатки взорвать эту толстую стальную дверь и уничтожить арсенал. Двое пехотинцев быстро проверили, нет ли в помещении арсенала ловушек, и дали знать остальным, что путь свободен.

— Командир, я — «Штурм». Тут у них большой запас оружия, — передал по рации один из морских пехотинцев своему командиру, оставшемуся на крыше. И в это же время двое других пехотинцев понесли на крышу тела убитых товарищей.

— Действуйте по плану, — ответил Снайдер, руководивший всей операцией. — Установите заряды, заблокируйте двери, убитых и раненых отправьте на крышу, а сами продолжайте очищать здание. В случае чего мы сами взорвем арсенал.

— Понял вас. Трое убитых отправлены к вам. «Объект» пока не обнаружен. Продолжаем очищать первый этаж и подвал. Конец связи. — Установив заряды, оставшиеся одиннадцать морских пехотинцев поспешили вниз, чтобы продолжить штурм.

На первом этаже они столкнулись с самым ожесточенным сопротивлением, но к этому времени — а прошло всего четыре минуты с момента первого взрыва двери, ведущей с крыши на лестницу, — света уже не было во всем здании, а взрывы на верхних этажах вызвали панику среди обороняющихся. Половина омоновцев, защищавших первый этаж, пыталась в темноте вести прицельный огонь по атакующим, а вторая половика намеревалась сдаться. Большинство «черных беретов» были вооружены автоматами или пистолетами, они укрывались в дверных проемах кабинетов, расположенных вдоль центрального коридора первого этажа.

Сначала морские пехотинцы выпустили несколько гранат со слезоточивым газом, чтобы выгнать омоновцев из коридора, потом из винтовок перебили лампы аварийного освещения. И все же было слишком опасно продвигаться по коридору и очищать кабинеты, поэтому морские пехотинцы сделали лучше — они вернулись на лестницу, пробили гранатометами дыры в стенах и ворвались в кабинеты, расположенные в самом начале коридора. Очистив их, они не пошли в коридор к дверям кабинетов, а просто стали пробивать дыры в стенах в следующие кабинеты.

Наблюдать в прибор ночного видения за тем, как человек пытается что-то сделать в полной темноте, — все равно что наблюдать за слепым ребенком, попавшим в незнакомую комнату, и не пошевелить пальцем, чтобы помочь ему. Любой звук для омоновцев был враждебным, многие из них стреляли на каждый скрип и стон, зачастую убивая при этом своих же товарищей. И эти случайные выстрелы только еще больше нагоняли на них страха. Ведь они не видели окружавших их врагов. Один омоновец задел рукой цветочный горшок, резко повернулся и четыре раза выстрелил из пистолета себе же в руку. Он вопил от ужаса и боли, пока подошедший ближе морской пехотинец не добил его. Пехотинцы видели охваченные ужасом лица «черных беретов», видели, как у них трясутся руки, глаза лихорадочно бегают из стороны в сторону при малейшем звуке, видели, как они плакали и мочились, не в силах совладать с собой. Когда морской пехотинец поднимал оружие и стрелял, он зачастую оказывался всего в нескольких дюймах от своей жертвы, которая понятия не имела, что убийца находится так близко. Никогда не забыть морским пехотинцам выражения искреннего удивления на лицах омоновцев, когда они чувствовали, что в них попала пуля.

Чем дальше продвигались американцы, тем ожесточеннее становилось сопротивление, но полная темнота и слезоточивый газ помогали быстро расправляться с обороняющимися. За две минуты трое морских пехотинцев очистили целый этаж, убив или выведя из строя всех омоновцев.

Снайдер и начальник штаба перевязывали раненого, когда сержант, возглавлявший штурмовую группу, доложил по рации:

— Командир, я — «Штурм», верхние этажи свободны, заряды установлены.

— Вас понял, — ответил Снайдер, переключил рацию на тактическую частоту и передал: — «Молот-4», я — «Командир». Верхние этажи свободны. Начинайте высадку.

На борту «Молота-4».

В задней части десантного отсека по обе стороны от двери стояли Хэл Бриггс и сержант Уол. Они крепко ухватились за веревки толщиной в дюйм, готовые быстро спуститься на крышу, как только «Молот» зависнет над ней. Еще по одному морскому пехотинцу стояло у правой и левой двери, они тоже были готовы к десантированию. Сразу за Бриггсом пристроился Макланан, а другой сержант — за Уолом. За Маклананом следовал Ормак, а лейтенант Маркс, которому предстояло спускаться в паре с Ормаком, стоял возле инструктора. В задачу инструктора входило спустить вниз рацию Маркса, после того как все морские пехотинцы покинут самолет.

Сквозь очки ночного видения Макланан мог видеть, как другие морские пехотинцы уже высадились на крышу конструкторского бюро и принялись с помощью топориков и ножниц для разрезания проволоки сносить радиоантенны, которые могли бы задеть самолет. Трое пехотинцев из группы охраны зоны высадки установили тяжелые пулеметы М-249 и гранатометы М-203 в углах крыши.

Макланан сдвинул на лоб очки ночного видения, и все вокруг моментально погрузилось в темноту. Он не видел ничего — ни крыши, ни людей, ни пулеметных позиций. Его напугало внезапно появившееся головокружение, и Макланан быстро водрузил очки на место. Из соображений безопасности и скрытности «Молот» сменил позицию над крышей после того, как высадил первых двенадцать морских пехотинцев, потому что противник мог взять на прицел зависший вертолет. Теперь ему предстояло высадить троих офицеров ВВС и оставшихся морских пехотинцев.

— Нам предстоит высадка на край крыши, — предупредил Уол летчиков, — поэтому помните: когда отпустите веревку, немедленно смещайтесь к центру крыши. Покинув самолет, вы можете запросто растеряться, поэтому, если потеряете ориентацию, опускайтесь на колено и оставайтесь на месте. Я заберу вас и покажу, куда идти. Смотрите от растерянности не шагните через край крыши. И не забудьте после приземления сделать шаг в сторону от веревки, иначе следующий морской пехотинец свалится вам прямо на голову. Только оглядитесь, прежде чем двигаться.

«Молот» прекратил продвижение вперед, развернулся влево, чтобы его нос смотрел в сторону от здания, и сдал назад, пока дверь десантного отсека и боковые двери не оказались над краем крыши. Наблюдатели-стрелки, дежурившие возле дверей, подсказывали пилоту, помогая занять нужную позицию.

Когда «Молот» окончательно завис, раздалась команда инструктора:

— Пошли!

Уол и Бриггс повисли на веревках. Не удержавшись, Бриггс отпустил одну руку, показал Макланану большой палец и широко улыбнулся, а затем исчез за краем десантного отсека.

Снова прозвучала команда инструктора:

— Приготовиться следующим!

Макланан осторожно придвинулся к краю, чтобы не выпасть, если самолет сильно тряхнет, вытянул руки и ухватился за толстую, мягкую нейлоновую веревку. Его охватило такое чувство, как будто его намерены выпихнуть из десантного отсека, поэтому он сильнее вцепился в веревку. Из-за шума почти ничего не было слышно, Макланан испугался, что не услышит команду, но спустя три секунды инструктор крикнул:

— Пош...

И в эту секунду «Молот» так резко подбросило вверх, что у Макланана подкосились ноги. Самолет тут же рванул влево, поднялся еще чуть выше, потом рванул вправо, заработала 25-миллиметровая пушка, установленная слева от подфюзеляжной гондолы шасси. Ноги Макланана скользнули в пустоту, и он оказался висящим на веревке, которую так сильно раскачивало, что он не мог забраться назад в десантный отсек.

«Молот» отлетел от крыши, набирая скорость и высоту, необходимые для быстрого отражения неожиданной атаки.

— Патрик! — закричал генерал Ормак. Он стоял на четвереньках на полу десантного отсека, а один из морских пехотинцев оттаскивал его назад к сиденьям. Напарника Макланана, спускавшегося одновременно с ним из десантного отсека, нигде не было видно, и Макланан с ужасом подумал, что тот, наверное, сорвался с веревки, когда «Молот» резко рванул вверх и в сторону. Эта мысль заставила его еще крепче вцепиться в веревку.

Инструктор, обвязанный страховочным поясом, подошел к самому краю десантного отсека и показал Макланану рукой на свои лодыжки. Макланан моментально понял его. Крепко держась руками за веревку, он обвил ее левой ногой и прижал правой. Получив таким образом прочную опору, Макланан позволил рукам немного расслабиться...

Внезапно из ангаров, расположенных справа, взметнулись желтые вспышки выстрелов. «Молот» резко отвернул влево, но огонь был слишком стремительным, и он поразил гондолу правого двигателя, которая взорвалась огненным шаром, осыпая Макланана осколками металла и белыми языками пламени. В правый двигатель попала запускаемая с плеча зенитная ракета, наверное, советского производства — СА-7 или СА-11.

Их подбили.

«Молот» отвернул влево. Продолжая висеть на веревке, Макланан уже не разбирал, где верх, а где низ. Щеки пылали болью от пламени горящего правого двигателя. Когда «Молот» задрал нос, его стукнуло дверью десантного отсека.

А затем «Молот» внезапно нырнул носом вниз — и Макланан заскользил вниз по веревке со скоростью камня, выпущенного из рогатки.

Здание конструкторского бюро «Физикоус».

Взрывы трех одновременных атак морских пехотинцев чуть не сбили с ног Вадима Терехова, который спешил вниз по этой же лестнице на второй этаж подвала. «Черт бы их побрал! — мысленно выругался он. — Они уже близко!» Откуда-то сверху на него полетели осколки цемента и пыль, лампы замигали и погасли.

Терехов забился в угол лестничной площадки, прижался спиной к стене и помотал головой, чтобы остановить звон в ушах. Внизу над последней дверью вспыхнула лампочка аварийного освещения. Майор подождал еще несколько минут, переводя дух, крепко сжал свой «Макаров» и направился на свет. Сначала он поднял пистолет над головой, держа под прицелом лестницу, полный решимости застрелить любого, кто появится там. Если это будут нападающие, то они враги, а если свои, то, значит, трусы. И те и другие заслуживали смерти. Но, дойдя до двери, ведущей в последний этаж подвала, Терехов сосредоточился на своей главной задаче, забыв обо всем остальном.

Он взглянул в зарешеченное окно двери. Сама дверь была заперта, а за столом охраны никого не было. Терехов быстро открыл толстую стальную дверь своим личным ключом, с глухим стуком захлопнул ее за собой и снова запер. Подвал секретного здания представлял собой лабиринт отопительных и прочих труб, здесь же находилось всевозможное оборудование, издававшее самые разнообразные звуки. Освещался он всего несколькими лампами аварийного освещения, поэтому Терехов снял одну из ламп с кронштейна над дверью и, пользуясь ею как фонариком, отправился на поиски камеры Люгера.

Пилот «Молота» машинально задрал нос самолета для набора высоты, когда ракета попала в правый двигатель. Это было ошибкой, о которой ему чуть не пришлось сильно пожалеть. В этой ситуации нельзя задирать нос самолета, от этого только больше теряется скорость. Нужно опускать нос и пытаться набрать скорость. Осознав свою ошибку, пилот моментально опустил нос и нажал правую педаль управления по углу рыскания, чтобы парировать левый штопор. Но при скорости менее шестидесяти узлов нельзя было добиться от самолета авторотации, несмотря на все точные действия пилота. А вот прибавив к скорости падения несколько дополнительных узлов, он мог удержать самолет вертикально при аварийной посадке. Аварийную посадку «Молот» должен был выполнять вертикально, любой другой вариант означал серьезные повреждения фюзеляжа, трещины и пожар.

«Молот» был оснащен системой, которая могла распределять тягу одного двигателя одновременно на оба винта, и в большинстве таких случаев самолет оставался управляемым. Такое распределение должно было осуществляться автоматически, но в третьем пункте инструкции о порядке действий при поломке двигателя в полете предлагалось проверить срабатывание аварийного переключения винтов на один двигатель.

— Проверь аварийное переключение! — крикнул пилот второму пилоту.

Второй пилот, моментально пробежав мысленно по пунктам той же самой инструкции, прекрасно понял пилота и посмотрел на сигнальную лампочку.

— Индикатор показывает срабатывание переключения! — крикнул он в ответ. Этот обмен репликами занял у них полсекунды, и еще оставалось пять секунд, прежде чем самолет рухнет на землю.

Взрыв повредил электропитание приборов, поэтому пилот не мог определить скорость, но понимал, что полетной скорости у него недостаточно. Пора было вспомнить другую инструкцию — о порядке аварийной посадки.

— Включи противопожарную систему! — крикнул он, потому что уже не было времени выполнять остальные пункты инструкции.

И все же пилоту удалось сделать все так, как он задумал. Когда несколько секунд спустя «Молот» коснулся земли, хватило скорости, чтобы задрать нос самолета, и это спасло «Молот» — он не «клюнул носом». Касание земли произошло на скорости примерно сорок миль в час, дополнительная тяжесть левого крыла грозила опрокинуть самолет, но, к счастью, этого не произошло.

Висевший на конце веревки длиной тридцать футов Патрик Макланан несколько секунд болтался в воздухе, как лист, гонимый ветром, пока наконец не смог больше держаться за веревку и выпустил ее. Но до земли оставалось всего несколько футов, поэтому его полет был коротким, но зрелищным. Макланан приземлился в нескольких десятках футов от места аварийной посадки «Молота», упав на левый бок и несколько раз перевернувшись.

Совершенно ошалевший, он поднялся с земли и осмотрел себя. Очки ночного видения приказали долго жить, всю аппаратуру шлема покорежило, поэтому Макланан расстегнул его и отбросил в сторону. Ныло левое плечо, которым он ударился при падении, но, похоже, перелома или вывиха не было. Ступни и лодыжки были целы.

Единственным источником света поблизости были горевшие обломки правого крыла «Молота». Макланан побежал к самолету, чтобы посмотреть, уцелел ли экипаж. Он чувствовал, как что-то ударяет в землю вокруг него, вырывая куски асфальта и траву. Кто-то стреляет — морские пехотинцы или противник? Выяснить это было невозможно. Но все же он осторожно приблизился к задней двери десантного отсека подбитого самолета и крикнул:

— Эй! Морская пехота! Есть кто живой?

— Патрик! — раздался в ответ голос Джона Ормака. Он склонился над инструктором, и Макланан понял, что Ормак осматривает его раны. — Боже мой, я не могу в это поверить! Никогда не думал, что снова увижу тебя живым! С тобой все в порядке? А где твой шлем?

Просто смешно, какую чепуху может иногда нести человек в критической ситуации, подумал Макланан. Ведь Джон Ормак наблюдал из самолета, как он болтается в воздухе, а сейчас его интересовало, куда он дел шлем!

— Я его выбросил. А вы-то в порядке?

— Не уверен, — ответил Ормак. — Эй, ты отлично спустился по веревке! Аккуратно и красиво.

— Сержант Уол будет расстроен. Я испортил единственную настоящую попытку.

Ормак рассмеялся, но тут же скорчился от боли.

— Черт побери, Патрик, не смеши меня. Похоже, я сломал ребро. — Он кивнул в сторону самолета. — Инструктор действительно тяжело ранен. Он оттащил меня на сиденья, а самого его швыряло по всему отсеку. И лейтенант Маркс, — Ормак показал на морского пехотинца, лежавшего на сиденьях. Это был лейтенант Маркс, которому предстояло спускаться по веревке в паре с Ормаком. — Он то приходит в себя, то теряет сознание. Наверное, контужен. Я вытащу их, а ты проверь кабину.

Нос «Молота» был слегка опущен вниз, передняя левая часть помята. В тусклом свете аварийного освещения кабины было видно, что ремни безопасности на кресле второго пилота разорвались, а может, он и сам расстегнул и отбросил их, чтобы не мешали работать с рычагами и переключателями. Но как бы то ни было, второй пилот был мертв — его тело врезалось в левое переднее лобовое стекло.

С мертвым все было ясно, сейчас надо было думать о живых. Первым делом следовало позаботиться о поврежденном «Молоте». Макланан хорошо был знаком с этим типом самолетов, во время работы в Технологическом центре аэрокосмических вооружений ему приходилось разрабатывать системы вооружения для модификаций этих самолетов, использовавшихся в ВВС и пограничной авиации. Поэтому для него не составило труда работать в темноте. Оторвав взгляд от трупа второго пилота, Макланан убедился, что противопожарная система включена. Затем отыскал на верхней панели тумблеры аккумуляторов и отключил их. Далее он перевел регулятор мощности двигателя в положение «малый газ», убрал ограничитель и поставил регулятор в положение «выключен». Вытащить из правого кресла и оттащить в десантный отсек потерявшего сознание пилота оказалось просто, но как же ужасно было вытаскивать мертвого второго пилота.

— Второй пилот мертв, — сообщил Макланан Ормаку, появившись в десантном отсеке.

— Проклятье, — пробормотал Ормак. — Давай вытащим отсюда остальных. — Он попытался тащить инструктора, одновременно помогая лейтенанту Марксу подняться на ноги, но застонал от боли в ребре.

— Помогите Марксу добраться до здания, а я займусь инструктором и пилотами, — предложил Макланан.

Ормак помог Марксу, находившемуся в полубессознательном состоянии, выбраться из самолета, а Макланан схватил потерявших сознание инструктора и пилота за воротники курток и бесцеремонно поволок их по асфальту и траве к стене здания конструкторского бюро. Ормак разыскал дверь бокового входа и усадил Маркса возле нее.

— Посмотрите, открыта ли дверь, — попросил Макланан.

Ормак подергал, но дверь оказалась заперта.

— Я пойду за вторым пилотом. А вы, если понадобится, вышибайте замок выстрелами. — Макланан побежал назад к «Молоту», совершившему аварийную посадку в пятидесяти метрах от здания, как раз между ним и ангарами.

Тяжело дыша, Макланан замедлил бег и перешел на шаг, и в этот момент скорее почувствовал, чем услышал, как пули впиваются в землю у его ног. Он не знал, кто это стреляет — свои, литовцы или омоновцы, но целились определенно в него. Ощутив прилив адреналина, Макланан рванул к самолету, виляя каждый раз при звуке выстрелов.

Забравшись в десантный отсек, Макланан уже собрался схватить второго пилота за куртку и потащить его тело к зданию, но выстрелы снаружи подсказали ему более удачную мысль. Он прошел в переднюю часть отсека и забрал оттуда два автомата МР-5 и два подсумка с магазинами. Машинально Макланан отвел затвор одного из автоматов, осмотрел при тусклом свете аварийного освещения патронник, отсоединил магазин, потом вставил его обратно, ударив снизу, и отпустил рукоятку затвора. И все это он проделал так быстро и естественно, что даже сам удивился. Поставив флажок на полуавтоматическую стрельбу короткими очередями по три патрона, он взял автомат в правую руку, а левой потащил тело второго пилота, начав свой опасный путь к зданию.

На этот раз Макланан уже с уверенностью мог сказать, что по нему стреляют из ангаров. Он двигался так быстро, как только мог, не решаясь передохнуть и ведя огонь по вспышкам выстрелов. И все же на половине пути он был вынужден остановиться, чтобы поменять магазин и дать отдохнуть левой руке. Стрелявшие, похоже, подошли ближе, и Макланану показалось, что он заметил какое-то движение возле «Молота». Но четких целей видно не было, поэтому он схватил тело второго пилота и потащил...

...И в этот момент возле задней двери десантного отсека «Молота» появились два солдата, они целились в Макланана из автоматов, похожих на АК-47, с длинными рожковыми магазинами. Их силуэты были ясно видны в свете горящего двигателя, и Патрик понял, что его, наверное, тоже хорошо видно. Прозвучали выстрелы, и Макланан инстинктивно бросился на землю, прикрываясь трупом, как щитом. Но солдаты находились всего в нескольких десятках ярдов от него — они не могли промахнуться.

Терехову пришлось пройти почти половину коридора, прежде чем он подошел к бетонной камере размером три на три метра, построенной КГБ много лет назад. Охранника на посту не было, значит, Люгер мог находиться без присмотра с самого момента объявления тревоги. Ладно, не имеет значения. Все равно он...

При очередном взрыве, по мощности в десятки раз превосходившем все три предыдущие вместе взятые, Терехов от неожиданности выронил лампу. Взорвали арсенал? Без сомнения, триста автоматов и тысячи патронов были уничтожены этим взрывом. Кто бы они ни были — морские пехотинцы или дьяволы, — но действуют они очень быстро.

К счастью, лампа не разбилась, когда Терехов уронил ее, и поблизости горело еще несколько ламп, поэтому в самом подвале не было темно. Он шагнул к двери камеры, открыл глазок и, подняв лампу, заглянул внутрь.

В камере никого не было видно. На ее стенах лежали густые тени, потому что света его лампы было недостаточно, чтобы осветить всю камеру. Кровать Люгера пуста, система жизнеобеспечения и прочее оборудование выключено. Значит, Люгеру удалось освободиться, и он как сквозь землю провалился.

Терехова охватила паника. Что же с Люгером — сошел с ума или мертв? Майору срочно нужна была помощь. Он попытался позвонить по телефонам охраны, но все они не работали. Рации у него не было. И вообще — он один. В подвале темно, горит только его лампа и еще несколько в отдалении. Терехов порылся в столе охранника в надежде отыскать гранату со слезоточивым газом, дубинку или что-нибудь такое, с помощью чего он мог бы в одиночку справиться с Люгером. Но ничего не нашел. Что ж, решил он, ложь ничуть не хуже других средств.

Терехов вернулся к камере и, держа в руке «Макаров», крикнул по-английски:

— Лейтенант Люгер, я — майор Терехов, помощник генерала Габовича. Меня отправили сюда, чтобы увести вас наверх. Выходите, чтобы я мог видеть вас. Немедленно.

Никакого ответа не последовало.

Прозвучавшие где-то наверху взрывы сотрясли здание — два, четыре, может быть, десять, и все такие громкие, пугающие. Терехов почувствовал, что у него вспотели ладони. Он вытер их о брюки и снова крепко сжал пистолет.

— Вы слышите меня, лейтенант? Штурмовая группа американских морских пехотинцев приказала нам взорвать арсенал и привести вас на первый этаж для обмена пленными. Если вы не согласитесь с моим требованием, морские пехотинцы решат, что вы убиты, и взорвут здание. Вы и все остальные, находящиеся внутри, погибнут. Неужели вы станете рисковать жизнью, когда освобождение так близко? Но я тоже не хочу рисковать своей жизнью. Выходите, чтобы я мог вас видеть, и я провожу вас наверх.

И вновь никакого ответа.

Люгер прижался к двери камеры, чтобы его не было видно снаружи в глазок. Ты больше не безвольный, одурманенный наркотиками, обезумевший заключенный, сказал он себе. Терехов пришел сюда, чтобы убить тебя. Собери все силы, Дэйв, потому что второго шанса не будет.

Он знал, что камера закрыта на замок и два засова, ее не вышибешь, даже если она будет закрыта только на засовы. Он если и мог бы справиться, то лишь с одной задвижкой. Люгер начал собирать в кулак все силы, всю ярость, думая только о том, зачем Терехов явился сюда. У него будет один-единственный шанс.

Звучали выстрелы, и тело Макланана подпрыгивало при каждой очереди, но стрельба велась не спереди, а сзади! Джон Ормак, не снявший свой шлем и очки ночного видения, подбежал к Макланану, стреляя на ходу из пистолета.

— Сукины дети, — выругался Ормак. Патрик услышал громкий, глухой щелчок — у Ормака кончились патроны.

Торопливо перезаряжая пистолет, Ормак крикнул:

— Патрик! Беги!

Двое вражеских солдат нырнули под фюзеляж «Молота». Макланан воспользовался этой возможностью, вскочил на ноги, схватил труп второго пилота и потащил его к зданию. Он услышал, как Ормак вставил в пистолет новый магазин и снова открыл огонь.

Несколькими выстрелами из своей «беретты» Ормак вышиб замок в двери, они заскочили внутрь здания и закрыли за собой дверь. Макланан еще дополнительно забаррикадировал ее изуродованным телом второго пилота.

— Господи, Джон, вы подоспели как раз вовремя, — поблагодарил Макланан, тяжело дыша. — Я в долгу перед вами.

— Забудь об этом, — буркнул Ормак. Он осмотрел труп второго пилота через очки ночного видения. — Да, бедняга явно мертв. — Генерал вытащил из подсумка портативную рацию и несколько раз попытался связаться с кем-нибудь, но из этого ничего не вышло. — Попробуй связаться по своей, Патрик, — предложил он Макланану. Но, как только тот достал рацию, стазу стало ясно, что она разбита и работать не будет.

— Что вы видите вокруг? — спросил Макланан. — Где мы?

Ормак достал из подсумка инфракрасный химический осветительный патрон, согнул его, чтобы расколоть ампулу, заключенную в мягкую пластиковую трубку, и потряс. Макланан не видел вообще ничего, не мог разглядеть даже свои руки. Но для Ормака, смотревшего в очки ночного видения, коридор и лестница были ярко освещены.

— Другой двери здесь нет, это вход только в подвал, — сообщил Ормак, оглядевшись по сторонам. — Есть только лестница, которая ведет вниз.

— Тогда здесь нам оставаться нельзя. Возможно, эти люди снаружи будут охотиться за нами.

— Давай оставим второго пилота здесь — мы сделали для него все, что могли. Надо помочь раненым, заберем их и спустимся вниз, найдем укромное место и дождемся помощи.

— Это уже похоже на план, — согласился Макланан. — Так и сделаем. — Но первым делом он достал заостренный стержень для блокировки дверей и забил его в косяк остатками своей разбитой рации. Теперь, если кто-то попытается открыть дверь, им придется ломать ее. А шум будет слышен, и врасплох их нападающие не застанут. Затем Макланан прилепил на косяк небольшую полоску инфракрасной ленты с обозначением своего номера, даты и времени, и потер ее перчаткой, чтобы активизировать свечение тонкого химического покрытия. Теперь любой человек, имеющий прибор ночного видения — хорошо, если это будет морской пехотинец из штурмовой группы, а не омоновец, — заметил бы невидимую для других ленту и узнал, кто и когда был здесь. Закончив, Макланан взвалил на плечо тело инструктора и начал спускаться по лестнице вниз, а Ормак, преодолевая собственную боль, помогал идти пилоту «Молота», находившемуся в полубессознательном состоянии.

«Черт бы тебя побрал, Люгер!» — злился в душе Терехов. Но одновременно он злился и на себя. Почему я не позаботился захватить сюда с собой солдата, или гранату, или баллон со слезоточивым газом? Он вытащил магазин из «Макарова» и подсчитал патроны — семь и один в патроннике. Он даже не догадался взять запасные магазины.

Злость так и кипела в нем. Терехов вставил магазин на место, сунул ствол пистолета в глазок и четыре раза наугад выстрелил в тесную камеру. Спустя секунду его попытка была вознаграждена ужасающим воплем, похожим на вопль животного, попавшего в капкан.

Вот так-то лучше, с облегчением подумал Терехов.

Вопль не ослабевал, Люгер едва успевал переводить дыхание для нового крика, эхом разлетавшегося по подвалу. Терехову приходилось раньше слышать, как кричат люди — от боли, от страха, от неподдельного ужаса, когда понимали, что от смерти их отделяет всего несколько секунд, — и вопль Люгера был именно таким. Наверное, срикошетившая пуля серьезно ранила его, но вряд ли смертельно.

Терехов отодвинул засовы, оставив запертым замок, и посветил внутрь камеры. В самом низу, под глазком, он заметил ступню — должно быть, Люгер прятался внизу под дверью. Ступня беспорядочно тряслась, словно в смертельных конвульсиях. Отлично. Терехов вставил ключ в замок. Теперь можно и не спешить. Пусть Люгер совсем ослабеет от потери крови.

А когда он откроет дверь, Люгер будет у его ног.

Дверь первого этажа подвала оказалась запертой. По данным разведки, на этом этаже находились кабинеты, но в них главным образом хранились архивы и мебель. Поэтому они решили не вскрывать выстрелами дверь из боязни привлечь внимание омоновцев, которые могли оказаться поблизости. Макланан забил в косяк очередной стержень, прилепил инфракрасную ленту, и они продолжили спускаться вниз.

На последнем этаже дверь тоже была заперта. Другого выхода не было — или взламывать дверь, или возвращаться наверх. На этом этаже, по данным разведки, находились кондиционеры, печи для сжигания мусора и водонагреватели. Сюда заходить тоже не было смысла.

— Спрячьтесь в углу, чтобы можно было контролировать лестницу и дверь, — предложил Макланан, протягивая Ормаку автомат. — А я поднимусь наверх и поищу морских пехотинцев...

И вдруг они услышали четыре выстрела, а за ними последовал самый душераздирающий крик, какой им только приходилось слышать. Крик не прерывался, он лишь срывался на визг и усиливался. Доносился он из-за запертой двери.

— Боже мой, что это? — прошептал Ормак.

Макланан раскрыл рот от удивления.

— Это Дэйв, — вымолвил он. — Это кричит Дэйв!

— Что? Ты уверен?

— Я слышал раньше, как он кричал так... когда «Старого пса» подбила ракета. Ему тогда чуть не оторвало правую ногу. И он кричал точно так. Это он! Он там! — Макланан поднял автомат, поставил флажок на одиночные выстрелы и прицелился в замок...

— Подожди, Патрик. Что ты собираешься делать?

— Спасти Дэвида, вот что. Отойдите назад.

— Но ты не можешь...

— Черт побери, Джон, я же сказал, отойдите назад!

Ормак оттащил пилота и инструктора от двери, а Макланан тем временем несколько раз выстрелил в замок. Через несколько секунд замок разлетелся на куски. Макланан сменил магазин в автомате и приготовился войти внутрь.

— Подожди, — остановил его Ормак, — я пойду с тобой.

Макланан хотел было возразить, но передумал, он понимал, что ему понадобится поддержка.

— Возьми, — Ормак снял свой шлем с очками ночного видения и протянул его Макланану, который надел его и закрепил ремнями. — Ты лучше управляешься с этим пехотным дерьмом, чем я. — Но когда Ормак протянул Макланану инфракрасный осветительный патрон, тот не взял его.

— Если у его охранников имеются приборы ночного видения, то я буду для них хорошей мишенью, — пояснил он. — Там должны быть бойлеры и печи для сжигания мусора, так что у меня будет достаточно света.

Ормак взял второй автомат, проверил магазин, поставил оружие на стрельбу одиночными выстрелами и кивнул Макланану.

Макланан, прикрываемый сзади Ормаком, пригнулся и медленно потянул стальную дверь. Никакой реакции со стороны противника на это не последовало. Так же медленно он распахнул ее полностью и сунул что-то под нее, чтобы дверь не закрылась. Сразу за дверью следовал приступок, с которого несколько ступенек вели вниз. Коридор был забит какими-то темными трубами и громоздким оборудованием. Тем временем крик несколько стих, но, судя по звукам, кричавший находился не очень далеко. Макланан присел на корточки, частично защищаемый стальными перилами лестницы, и внимательно осмотрел коридор, пытаясь заметить какое-нибудь движение, которое могло бы выдать тюремщиков Люгера. Ничего. Вдалеке, в направлении источника крика, мерцал слабый свет, и Макланану показалось, что этот свет движется.

Омоновцам наверняка известно, что в здании находится противник, поэтому нельзя было рассчитывать на внезапность. Макланан набрал полные легкие воздуха и закричал:

— Морская пехота США! Вы окружены! Сдавайтесь! — Затем крикнул то же самое на русском, который его настойчиво заставляли учить Уол и другие морские пехотинцы в Кемп-Леджене.

Крик резко оборвался. У Макланана комок подкатил к горлу, он подумал, что охранники убили Люгера, и приготовился открыть огонь...

...Но в этот момент раздался четкий крик:

— ПАТРИК! Я ЗДЕСЬ! ПОМОГИ МНЕ!

«Проклятье, проклятье, проклятье!» — ругался про себя Терехов.

Значит, это американские морские пехотинцы штурмовали «Физикоус», и вот они здесь! И хуже того, Люгер — это дерьмо — до сих пор жив! Надо успеть покончить с ним, пока не подоспели американцы. Пустить Люгеру пулю в голову, потом ранить себя, избавиться от пистолета и притвориться таким же заключенным, как и Люгер. Возможно, морские пехотинцы не убьют его, если увидят, что он ранен. Держа пистолет наготове, Терехов открыл замок и...

...И вдруг дверь рывком распахнулась, Дэвид Люгер выскочил из камеры и кинулся на Терехова.

Близость морских пехотинцев, рычащий Люгер, бросившийся на него, — все это совершенно сбило с толку Терехова и заставило думать уже только о себе. Оказывается, Люгер не был ранен, и теперь он дрался за свою жизнь.

Лампа вылетела из руки Терехова и закатилась под стол охранника. Удар Люгера пришелся Терехову по коленям, он стукнулся спиной о стол, но не упал. Люгер дрался, словно бешеный, его костлявые пальцы вцепились в тело Терехова. Рыча, как зверь, извиваясь, он ухватил Терехова за запястье правой руки и сжал со всей силой, на которую был способен. Другой рукой он шарил по лицу Терехова, пытаясь разорвать ему ноздри и оторвать уши. Потом он ударил Терехова в лицо кулаком, затем локтем и снова кулаком.

Но ни один из ударов Люгера не причинил настоящей боли Терехову. Дэвид был слишком слаб, слишком истощен. Терехов освободил правую руку от захвата Люгера и с силой ударил противника пистолетом по голове. Люгер согнулся, и в этот момент Терехов ударил слева. Истощенное полуголое тело Люгера пролетело несколько метров и с силой ударилось об открытую дверь камеры.

Оглушенный Люгер все же сумел приподняться на одно колено и поднял голову. Терехов похолодел от страха. Он еще никогда в своей жизни не видел таких диких, кровожадных глаз. Они были широко раскрыты, бешено вращались, сверкали. Губы Люгера были растянуты в зверином оскале, зубы обнажены, кровь текла из раны на голове, покрывая смертельно бледное лицо алыми струями. Терехову показалось, что он загнал в угол раненого зверя, — не было ничего человеческого в этом изможденном оскалившемся существе.

И майору стало гораздо легче от этого. Он поднял «Макаров», прицелился и...

— НЕ-Е-Е-Е-Т! — закричал кто-то сзади.

Быстро повернув голову, Терехов увидел человека с автоматом, выскочившего из темноты. Не целясь — с такого расстояния невозможно было промахнуться — майор дважды выстрелил в Люгера и повернулся лицом к новому противнику.

Автомат нападавшего выстрелил трижды, Терехов услышал, как мимо него просвистели пули на уровне живота и головы, даже ощутил тепло от вырывавшихся из ствола автомата вспышек, и все же ни одна из пуль не задела его. Чистейший промах с такого близкого расстояния — весьма позорно для одного из легендарных американских морских пехотинцев. Терехов выпустил последнюю пулю из пистолета на вспышки выстрелов, и в этот момент нападавший схватил его и с силой швырнул о дверь следующей бетонной камеры. Майор сжался и закрыл голову руками, чтобы она не разбилась при падении о цементный пол.

Однако, к удивлению Терехова, нападавший тут же отскочил от него. Майор увидел, что это плотного сложения мужчина в темно-зеленом камуфляжном комбинезоне, на голове у него был массивный кевларовый шлем типа немецкой каски времен Второй мировой войны, оснащенный, по всей вероятности, прибором ночного видения. Морской пехотинец опустился на пол возле скрюченного тела Люгера. Казалось, он уже напрочь забыл о Терехове. Поднявшись на ноги, майор повернулся и что есть силы ударил американца ногой в грудь.

Тот охнул, воздух со свистом вырвался из его легких, и все же пехотинец поднялся на четвереньки, затем выпрямился...

...И в этот момент Терехов снова ударил его, применив прием каратэ. Майор видел, что пехотинец увешан оружием — пистолет большого калибра, нож в плечевой кобуре, поверх бронежилета множество подсумков да плюс еще беспечно отброшенный в сторону автомат МР-5... но, казалось, он совершенно забыл о своем оружии. Да кто он такой? Неужели американцы могли послать для освобождения Люгера неопытных солдат? Следующий удар Терехова пришелся пехотинцу в голову, сбив его с ног. Но он снова вскочил на ноги, почти такой же же дикий и разъяренный, как Люгер. Шлем от удара сполз набок, и пехотинец сорвал его. Взору Терехова предстали короткие белокурые волосы и круглое, почти мальчишеское лицо. Майор предположил, что ему лет сорок. Хорошо сложен, но боец, видать, из него слабый. Этакий морской пехотинец-размазня.

Пританцовывая вокруг оцепеневшего американца, Терехов насмешливо произнес по-английски:

— Для такой работы надо было прислать солдата поопытнее, а не тебя, сосунок. — Он нанес еще один боковой удар справа в голову Макланана, и тот рухнул на колени. Вот это забава!

Воспользовавшись моментом, Терехов шагнул вперед и вытащил на кобуры пехотинца пистолет. Он тут же узнал его — «беретта» калибра 9 миллиметров, стандартное вооружение морской пехоты США. Майор взвел курок и, поддерживая левой рукой голову беспомощного солдата, прицелился в нее.

— Прощайте, господин морской пехотинец...

Совсем рядом раздался выстрел, Терехов припал на колено и, прикрываясь Маклананом, направил пистолет в сторону нового источника опасности. Следовало предполагать, что здесь может находиться еще один морской пехотинец, но если он такой же размазня, как и первый, то расправиться с ним не составит труда.

И первая, и вторая пули прошли высоко над головой Терехова, он поднял голову и увидел второго противника. Невысокого роста, испуганный, без шлема, короткие темные волосы, неуверенно целится из пистолета. Он находился в полутора десятках метров от Терехова и не предпринимал попыток укрыться. Выстрелил в третий раз и снова промахнулся.

«Это уже совсем смешно!» — подумал Терехов, прицелился из трофейного пистолета и выстрелил, попав точно в грудь. Пехотинец упал. Так, двое убиты, остался третий...

Но Терехов, занятый вторым морским пехотинцем, слишком долго не обращал внимания на первого.

Схватив левой рукой левую руку майора, Макланан с такой силой дернул его, что тот рухнул на пол. Правой рукой он выхватил десантный нож и всадил его в живот Терехова с такой силой, что кончик лезвия вылез из спины.

Тело Терехова оцепенело, и он выронил пистолет.

Макланан отбросил умирающего майора в сторону, оставив его лежать на полу в луже собственной темной теплой крови.

А затем подполз к неподвижному телу, лежавшему возле толстой двери камеры.

— Дэйв? Дэйв?

Да, это был Люгер.

Макланан не мог себе представить, чтобы тот так похудел. Голова и грудь Люгера были покрыты кровью, но это была теплая красная кровь, а не высохшая, и это означало, что сердце Люгера продолжало биться. Макланан осмотрел залитую кровью грудь Дэвида и наконец нашел рану в левой верхней части. Одна тереховская пуля все-таки пролетела мимо, а вот вторая скользнула вверх вдоль ключицы. На четверть дюйма ниже, и она задела бы сердце. Зажимая одной рукой рану Люгера, Макланан вытащил из подсумка аптечку и толстый тампон. Когда он прижал тампон к ране, с покрытых коркой губ Люгера сорвался тихий стон.

— Дэйв? Это я, дружище, Патрик! Очнись!

У Люгера дрогнули веки, он открыл глаза и заморгал, пытаясь разглядеть в темноте склонившееся над ним окровавленное усталое лицо.

— Что? — спросил он по-русски. — Кто это?

— Дэйв, это я, Патрик. Все в порядке. Это я. Твой напарник... Патрик.

Глаза Люгера раскрылись еще шире, и Патрик удивился, почувствовав, как ладонь Люгера ощупывает его лицо и покрытые засохшей кровью волосы.

— Па... Патрик? Это ты?

— Да, Дэйв. — Радость настолько переполняла сердце Макланана, что он с трудом сдержал слезы. — Да, это я...

— Как трогательно, — раздался сзади слабый голос Вадима Терехова, в руке которого непонятно каким образом оказался пистолет. Залитая кровью, обмотанная парашютным шнуром ручка десантного ножа так и торчала из его живота. — Значит... вы старые друзья, да? — прошептал он по-английски. — Тогда можете присоединиться ко мне в аду. — Трясущейся рукой Терехов поднял пистолет и прицелился Макланану в затылок. — Прощайте...

— Нет, это ты прощай, сволочь. — Генерал Джон Ормак направил на Терехова автомат и нажал на спусковой крючок. Очередь из тридцати двух пуль, длившаяся около трех секунд, изрешетила тело Терехова, и вот теперь он был окончательно мертв. Ведь на нем не было толстого кевларового бронежилета, как на Ормаке...

— Туда ему и дорога, — произнес Ормак. — Ну кто теперь скажет, что я не могу попасть в широкую стену гаража? — Он отбросил автомат и опустился на колени возле Дэвида. — Люгер, это ты? Ты в порядке, лейтенант?

Автоматная очередь, похоже, окончательно привела Люгера в чувство, глаза его округлились в изумлении, когда он повернул голову и увидел Ормака.

— Полковник... полковник Ормак, это вы? Вы тоже здесь! Это просто сон какой-то из давнего прошлого.

— Да, это точно я, — с гордостью заявил Ормак. — И можешь называть меня генерал, сынок.

— Слушаюсь, — ответил Люгер, слабо улыбнувшись. — Слушаюсь, генерал. Мне надо было бы догадаться. Патрик?

— Я здесь, Дэйв.

Ормак протянул Макланану свою аптечку, и тот занялся выходным отверстием от пули на спине Люгера.

— Мы сейчас отправимся домой?

Но Макланан не успел ответить. Он услышал шаги в темноте, быстро схватил с пола пистолет, повернулся и прицелился в темноту.

— Отлично действуете, полковник, — похвалил сержант Уол, выходя на свет. Тут же появились еще трое морских пехотинцев. Уол поднял кверху очки ночного видения и сказал, изобразив подобие улыбки: — В первую секунду я подумал, что мои очки вышли из строя... потому что в эту секунду вы были похожи на настоящего морского пехотинца. — Он кивнул в сторону Люгера: — Кто это? Краснохвостый Ястреб? — Тут Уол заметил изуродованное тело Терехова. — Надеюсь, это не он...

— Что? — спросил Люгер по-русски.

— О, отлично. Вы захватили русского...

— Нет, это он, — оборвал Уола Макланан. — Сержант Уол, разрешите представить вам старшего лейтенанта Дэвида Люгера, ВВС США. Дэйв, это сержант Уол. Пусть кто-нибудь поможет мне перевязать ему рану.

— Рурк, займись, — приказал сержант, обращаясь к морскому пехотинцу с зеленой медицинской сумкой. Присев, Уол потрепал Люгера по ноге и ободряюще улыбнулся. — Рад познакомиться с вами, лейтенант. Я рад, что Макланан и Ормак нашли вас, и еще рад тому, что вы живы. — Затем сержант посмотрел на Ормака, который сидел возле стены, массируя то место на груди, куда его ударила пуля Терехова, и добавил: — Черт возьми, генерал, а Люгер даже костлявее вас! Что это с вами, летунами, такое? Питаете отвращение к физическим упражнениям?

Внезапно возле Люгера появился Хэл Бриггс, он схватил Дэвида за плечи и начал трясти, пока не увидел, что глаза Люгера округлились от боли.

— Дэйв Люгер! Черт побери, Люгер, ты жив... Я хотел сказать... очень рад видеть тебя!

— Хэл... Хэл Бриггс? Боже мой, я не могу поверить в это. И ты тоже здесь? — Люгер взглянул на Макланана и спросил: — А Венди и Анжелину я тоже сейчас увижу?

— Нет, придется подождать, дружище, — ответил Макланан, видя, что Люгер радуется, как ребенок на Рождество. — Нам еще предстоит долгий путь домой.

— Вот тут вы правы, подполковник, — согласился Уол.

Люгер посмотрел на Макланана.

— Подполковник? Ты уже подполковник?

— Старайтесь поменьше говорить и оставьте свои вопросы на потом, лейтенант, — посоветовал Уол. — Мы еще не выбрались из этой проклятой дыры.

Лицо, Люгера напряглось и помрачнело, он откинул голову назад, словно смирился с мыслью о смерти.

— Не позволяй ему давить на тебя, Дэйв, — с улыбкой заметил Бриггс. — Он — морской пехотинец, поэтому ко всему относится свысока.

— Вам тоже не мешало бы помолчать, Бриггс. — Уол подождал, пока санитар закончит свою работу, и спросил: — Он сможет двигаться? — Санитар кивнул и принялся осматривать голову Люгера. — Тогда, парни, давайте убираться отсюда к чертовой матери.

Сначала Макланан и Ормак отвели двух морских пехотинцев туда, где находились инструктор и пилот «Молота», затем все вместе поднялись из подвала на первый этаж здания.

Сержант Тримбл разговаривал с радистом, когда увидел выходивших из подвала морских пехотинцев. Когда они подошли ближе, он приказал:

— Докладывай, Уол.

— Мы со вторым отделением и капитаном Бриггсом осмотрели первый этаж подвала, как ты и приказывал. Во время осмотра обнаружили заблокированную дверь и инфракрасную ленту с личным номером Макланана. Тогда мы спустились на второй этаж подвала, где обнаружили Макланана, генерала Ормака и этого человека, которого они опознали как Краснохвостого Ястреба.

— Ладно, не пори чепуху, — воскликнул Тримбл. Он подошел к тому месту, где рядом с другими ранеными лежал Люгер. — Кто вы такой? — спросил он.

— Меня зовут Иван Сергеевич... — начал было Люгер по-русски, но спохватился. — Я — Дэвид Люгер. — Он повернул голову, неуверенно улыбнулся Макланану и добавил: — ВВС США.

— Почему он говорит по-русски?.. Макланан, вы уверены, что это тот самый человек? — рявкнул Тримбл.

— Абсолютно уверен, — ответил Макланан. — Он подвергался психологической обработке, его убеждали, что он русский ученый.

Похоже, слова Макланана совершенно не убедили Тримбла.

— Ладно. Допросим его позже. Обыщите его на предмет наличия оружия или микропередатчиков.

— Обыскать его? — удивился Макланан. — Да на нем ничего нет, кроме рваных брюк.

— А мне плевать, будь он хоть совершенно голый. Я буду считать его неустановленным иностранцем, пока разведчики не убедят меня в обратном. Обыщите его, наденьте наручники и выставьте охрану. И я больше не потерплю от вас никаких возражений, Макланан. — Тримбл отвернулся и посмотрел на лейтенанта Маркса. — Каково состояние лейтенанта?

— Похоже, серьезная травма головы, сержант, — ответил санитар. — Требуется немедленная эвакуация. С сержантом Макколлом все будет в порядке. У майора Кука сломана левая нога и тоже травма головы. — Он кивнул в сторону тела второго пилота, лицо которого было накрыто чьей-то курткой. — Капитан Брандт мертв.

Макланан бросил взгляд в коридор и увидел еще четыре трупа с закрытыми лицами и троих раненых. Из сорока восьми пехотинцев, участвовавших в этой операции, включая экипажи «Молотов», восемь были убиты и еще восемь серьезно ранены. Еще у десятка пехотинцев были перевязаны головы, руки, ноги, плечи.

— Нас здорово потрепали, и все это ради одного летуна, который говорит по-русски, — сердито бросил Тримбл, помотав головой. Посмотрев на Макланана и Ормака, он добавил: — Ладно, по крайней мере, вы хоть уцелели и не бросили раненых. — Похоже, это была единственная благодарность, которую они заслужили. — Значит, так, детки, у нас имеется тридцать два морских пехотинца, чтобы защищать это здание, пока за нами не прилетят. Четыре группы и зенитчики со «Стингерами» будут находиться на крыше, две — на лестнице. Дверь в подвал закрыть и установить «растяжки». Четверо займутся проверкой каждого этажа, остальным находиться на первом этаже. Выставить охрану в каждом конце коридора и перед главным входом в здание.

— Вы трое, — обратился Тримбл к Бриггсу, Ормаку и Макланану, — обыщите на верхних этажах каждый стол и каждый шкаф. У каждого из вас будет мешок для сбора документов. Как только заполните его, докладывайте мне. За мешки отвечаете головой, они важнее, чем вы сами. И если в вертолете не хватит места, вы останетесь, а мешки улетят. Если уж мы пожертвовали жизнями морских пехотинцев, чтобы доставить вас сюда, то потрудитесь хоть чуть-чуть оправдать эти жертвы.

Бриггс уже собрался врезать Тримблу по морде за такие слова — разговаривать подобным тоном с офицерами, пусть даже и из другого рода войск, было просто недопустимо, — но все же сумел взять себя в руки.

С трудом сдерживаясь, Ормак спросил:

— Сколько у нас есть времени до возвращения «Молота»?

— Второй «Молот» приземлился на территории посольства, чтобы заправиться и кое-что подремонтировать, — ответил Тримбл. — По графику он должен быть над крышей через пятнадцать минут. Поскольку мы лишились одного «Молота», ему придется совершить два рейса. Первым отправим раненых, убитых и штурмовую группу, а вторым — группу прикрытия. Значит, у вас всего около тридцати минут.

— Тридцать минут!

— Черт побери, а вы как думали, сэр? Может, надеетесь, что МСБ и СНГ позволят нам копаться в их секретах недельку или две? Да нам повезет, если у вас будет десять минут. Мои морские пехотинцы не привыкли торчать на месте, когда дело сделано, особенно когда противник знает о нас. Обычно мы наносим удар и сматываемся, а теперь вот вынуждены ждать вас троих. Действуйте, сэр. Вы будете собирать важные документы, касающиеся советского бомбардировщика-quot;невидимкиquot;, пока я не прикажу вам закончить и подняться на крышу для эвакуации. Вам все ясно, сэр?

— А как же ангары? — поинтересовался Макланан. — Сам бомбардировщик может представлять...

— Если хотите отправиться туда прямо сейчас, сэр, то пожалуйста, — оборвал его Тримбл, маскируя свою грубость непременным добавлением слова «сэр». — Возможно, там вашу задницу разнесут на куски, но идите, если уж не можете без приключений.

— Но сам самолет нас очень интересует, — поддержал Макланана Ормак. — Если удастся сфотографировать советский бомбардировщик-quot;невидимкуquot;, это будут лучшие разведывательные данные...

— А кроме того, — вмешался Макланан, — хранящиеся здесь документы могут оказаться устаревшими или бесполезными для нас. Нужная нам документация находится в кабинетах ангаров...

— Черт побери, сэр, меня не интересует, что вы считаете наиболее важным объектом, — рявкнул Тримбл. — Мне наплевать на ваше мнение. Неужели вы, офицеры, не можете уяснить это для себя? Мне приказали найти Краснохвостого Ястреба и дать вам время покопаться в бумагах, касающихся этого экспериментального самолета. И ни слова не было сказано о фотографиях или осмотре самолета. И кроме того, мне не сказали, сколько отвести вам времени на просмотр бумаг, в этом вопросе право принимать решение оставили капитану Снайдеру и мне. А теперь — вперед. Когда я прикажу вам подняться на крышу для эвакуации, ваши мешки должны быть полными, как мешок Санта-Клауса.

Штаб-квартира Западной группировки войск СНГ,

Калининград, Россия,

13 апреля, 04.50 по калининградскому времени.

Генерал Антон Осипович Вощанка, сидевший внутри своего штабного «Зила», держался за кожаную ручку над стеклом, а машина, резко поворачивая, мчалась по улицам Калининграда. Было около половины пятого утра, но улицы выглядели более людными, чем обычно. Прохожие останавливались и показывали на огромную темно-синюю машину, словно узнавали ехавшего в ней. «Неужели горожане знают?» — подумал Вощанка. Новости, а особенно плохие, распространяются очень быстро. Огромную бронированную машину, весившую на несколько тонн больше обычного автомобиля, слегка заносило на скользких улицах. Вощанка затянул потуже ремень безопасности и постарался сосредоточиться на докладе своего начальника штаба.

— ...Они провели серию быстрых налетов, но литовцы знали, на что нападать. Вывели из строя силовые трансформаторы, радары, центры связи... И не просто антенны и линии передач, и реле и центры управления. Взорвали несколько стратегически важных железнодорожных и шоссейных мостов. Наши люди почти не пострадали, но разрушения обширные. Базы полностью остались без телефонной и радиосвязи, и все это в течение часа с момента первого нападения.

— Общий сигнал тревоги передан? — поинтересовался Вощанка.

— Да, товарищ генерал, но мы имеем подтверждение о получении сигнала тревоги только от тридцати из крупнейших баз и объектов. От других подтверждения нет. Из тех, кто подтвердил получение сигнала тревоги, все, кроме троих, докладывают, что их атакуют или уже атаковали, нанеся ущерб.

— Пальсикас заплатит за это, — с угрозой в голосе произнес Вощанка. — Господи, я заставлю его заплатить! Он понимает, с кем имеет дело? Я хочу, чтобы его нашли и арестовали...

— Сейчас он, по всей видимости, находится в научно-исследовательском институте «Физикоус».

У Вощанки аж рот раскрылся от удивления.

— Они напали на «Физикоус»!

— Не просто напали, товарищ генерал. Они его захватили. Единственный объект, который литовцы атаковали, заняли, но — не ушли. В самом институте и на аэродроме примерно четыреста — пятьсот литовских солдат, да еще тысяча или две патрулируют город.

— Ты говорил, что над городом и «Физикоусом» замечены самолеты американской морской пехоты. Значит, морские пехотинцы вместе с литовцами нападают на наши объекты?

— Еще не ясно, какая связь между литовцами и американцами, — ответил начальник штаба. — Но все-таки похоже, что они действуют заодно.

— Было какое-нибудь заявление от американцев? Что-нибудь передавали по телевидению из Минска?

— Ничего, товарищ генерал.

— Невероятно, — пробормотал Вощанка. — Американцы без объявления войны атакуют базы и военные объекты СНГ и Беларуси... и делают это на территории маленькой Литвы! — Несмотря на внешнюю браваду, Вощанка здорово встревожился. Если тут замешаны американцы, то ему вполне грозит потеря своего командного поста, не говоря уж о жизни. Он и так едва не потерял свой пост несколько недель назад — после того как Пальсикас пожаловался на него президенту Литвы. Но генералу удалось убедить Совет министров СНГ оставить его на месте. А после беспорядков у Денерокина Совет министров убедился в правильности своего решения. Они никогда не узнают о его роли в провоцировании этой кровавой бойни. А вот американцы, те дотошные и злопамятные... — В качестве базы для проведения своей операции они используют посольство?

— Да, товарищ генерал. Замечено по крайней мере два штурмовых вертолета, опознанных как вертолеты морской пехоты АН-1 «Морская змея», оба полностью вооружены. И один транспортный вертолет «Жеребец-Супер», но он, похоже, поврежден и ремонтируется. В посольстве высадилось как минимум сто морских пехотинцев, и теперь их там в общей сложности сто пятьдесят. Три других «Жеребца-Супер» эвакуировали персонал посольства.

Офицер охраны, сидевший впереди и выполнявший функции радиста, передал начальнику штаба сообщение.

— На территории посольства замечен еще один самолет, опознан как самолет-вертолет морской пехоты MV-22 по прозвищу «Морской молот». Похоже, он тоже поврежден. Наблюдатели докладывают, что из него вынесли четверых убитых и раненых.

— Он прилетел из «Физикоуса»? — спросил Вощанка.

— Да, товарищ генерал. Это подтверждает идентификацию сбитого в «Физикоусе» самолета-вертолета. В современную эскадрилью морской пехоты обычно входят от шести до восьми таких самолетов, а также вертолеты «Морская змея» и «Жеребец-Супер».

— Известно точное количество морских пехотинцев, находящихся в «Физикоусе»?

— Нет, товарищ генерал. Там находились сотрудники МСБ, передававшие по радио разведывательную информацию о противнике, но литовцы выбили их из «Физикоуса». Обычно на борту такого самолета находится до двадцати морских пехотинцев плюс шесть человек экипажа.

— Значит, можно предположить, что на территории «Физикоуса» около сорока морских пехотинцев... — прикинул Вощанка. — Но это же очень мало!

— Никакой дополнительной информации от сотрудников МСБ больше не поступало. «Физикоус» обороняют несколько сотен омоновцев. И получается, что эти сорок морских пехотинцев разгромили противника, превосходящего его по численности в десять раз...

— С помощью литовцев, — напомнил Вощанка, качая головой. — Чудовищное поражение! Должно быть, самое крупное поражение советских войск со времен Афганистана.

Выслушав очередное сообщение радиста, начальник штаба обратился к Вощанке:

— По первой линии звонит генерал МСБ Габович.

— Габович? А как он узнал номер этого телефона? — Бессмысленно было задавать такой вопрос, ведь Габович как-никак служил в КГБ. Возможно, он даже знал номер телефона, установленного у постели президента США. Вощанка нажал кнопку первой линии и снял трубку телефона.

— Генерал Вощанка слушает.

— Чем вы занимаетесь, Вощанка? — спросил Габович. — Черт побери, что происходит? Вы — командующий, в конце концов, или нет?

— О чем вы говорите, Габович?

— Генерал Пальсикас и его бандиты напали на «Физикоус». Над городом летают вертолеты. Я потерял связь со своим заместителем и командиром омоновцев в «Физикоусе»... Думаю, Пальсикас их всех расстрелял.

— quot;Физикоусquot; атаковали американские морские пехотинцы, — сообщил Вощанка.

— Что? Морские пехотинцы? В Литве?.. — Габович подумал, не пьян ли Вощанка.

Быстро, без деталей, Вощанка рассказал Габовичу о серии нападений на военные объекты по всей Литве, о прибытии дополнительных ста морских пехотинцев в американское посольство и о захвате «Физикоуса».

— Это означает крушение вашего плана относительно Литвы, не так ли? — спросил Вощанка, закончив излагать события.

Ответа не последовало.

Вощанка уже собирался положить трубку и закончить разговор с этим возомнившим о себе русским, как наконец в трубке снова раздался голос Габовича:

— Нет, генерал, это прекрасная возможность для его осуществления. Немедленно выдвигайте войска из Калининградской области и Беларуси и начинайте военные действия. Лучшего момента не будет.

— А теперь послушайте меня, Габович... — начал было Вощанка, но замолчал, понимая, что Габович прав. После всех этих налетов Вощанка как командующий войсками СНГ в Литве мог... да нет, просто обязан был принять соответствующие меры для защиты солдат и собственности СНГ. В Литве явно действовали террористы. Правда, говорили, что это литовские солдаты, но ведь правительство Литвы не предупреждало о подобных акциях. Возможно, они не подчинялись правительству... Пальсикас мог просто сойти с ума и действовать самостоятельно. Может быть, именно Пальсикас пытается совершить военный переворот или завладеть грозным оружием, имеющимся в «Физикоусе», для своих личных целей? Да, возможно, так оно и есть. Или, во всяком случае, Вощанка сможет именно так представить всю картину Совету министров СНГ.

В любом случае момент для выступления сейчас очень подходящий. Поскольку система военной связи в Литве нарушена, сведения о продвижении его войск будут поступать с задержкой, возможно, на несколько часов, и это даже в дневное время. А за эти часы его войска смогут захватить всю страну. Вощанка почувствовал, как запылало его лицо в предвкушении победы.

Но готов ли он к этому шагу? Где же были Габович и МСБ, когда все это началось? Может быть... лучше подождать?

— А что если американцы решили оказать помощь литовцам? — спросил Вощанка. — Они могут противопоставить нам серьезную силу. Мне нужно время, чтобы привести в готовность мои войска.

— Ваши войска уже должны быть готовы, генерал, — прошипел Габович. — Готов поспорить, что это так... А вот вы колеблетесь. Я наблюдал, как ваши войска маневрировали в последние дни, занимая наиболее выгодные позиции. У вашей авиации наверняка имеются сведения об ориентирах, целях, пунктах сосредоточения, в последнее время ваши самолеты действовали активно, пересекая границу и совершая полеты над территорией Литвы. Ваш час настал, генерал Вощанка, и вы это понимаете. Прочь все колебания! Такой возможности может снова не представиться много лет. — Габович замолчал, давая Вощанке несколько секунд на размышление, потом добавил: — Можете также атаковать американские вертолеты на территории посольства.

— Атаковать американское посольство? — аж задохнулся Вощанка.

— Но вы же сами говорите, что на территории посольства три — а может, и больше — штурмовых вертолета. Они должны быть уничтожены, генерал, прежде чем обнаружится продвижение наших войск. И еще вам следует продемонстрировать американцам, что мы решительно расправимся с любыми иностранными войсками, которые попытаются нарушить наши планы.

Вощанке следовало бы догадаться, что Габович просто манипулирует им, говоря «наши» и «мы», ведь было совершенно ясно, что в боевых действиях примут участие только войска Вощанки. Но охваченный возбуждением Вощанка не обратил внимания на эту игру словами. Ведь действительно предоставлялась прекрасная возможность. Гораздо лучшая, чем он мог даже себе представить. И если все получится, у него появится реальный шанс создать новую, сильную империю. В которой он ни перед кем не будет отчитываться. И которой будет управлять железной рукой. Не сказав больше Габовичу ни слова, Вощанка положил трубку, задумался на минуту, а затем обратился к своему начальнику штаба:

— Соедини меня с полковником Цвирко из 51-й воздушной армии. Я хочу поговорить с ним немедленно. К моему приезду в штаб должен быть готов приказ о начале боевых действий для 5-й и 7-й армий. — И Вощанка обратился к шоферу: — Включи сирену, чтобы освободили дорогу, а то я возьму пистолет и сам начну освобождать ее.

Авиаконструкторское бюро «Физикоус»,

13 апреля, 04.08 по вильнюсскому времени.

— Вот оно! — крикнул Ормак. — Я кое-что нашел! — Он рылся в сейфе, полном документов, который Бриггс и один из морских пехотинцев взорвали небольшим зарядом взрывчатки С-4. Макланан и Бриггс подбежали к нему. — Посмотрите... похоже, это доклад ученых правительственным организациям. Тут есть слайды, видеокассеты, текст, расчет стоимости проекта.

— Я тоже кое-что нашел, — сообщил Бриггс. — По-моему, это перечень секретных документов с указанием шкафов, в которых они хранятся. Попрошу сержанта Хаскелла перевести. — Специальные группы морских пехотинцев, подобные той, что действовала сейчас в «Физикоусе», обычно имели в своем составе по крайней мере одного человека, хорошо знающего местный язык. Таким человеком был Эндрю Хаскелл, один из морских пехотинцев, охранявших лестницу.

Макланан и Ормак набивали документами и видеокассетами свои зеленые брезентовые мешки. Не прерывая работы, Макланан заметил:

— Боже мой, Джон, вы можете поверить в то, что мы делаем? Находимся в совершенно секретной советской лаборатории и обыскиваем ее! И мы нашли Дэйва. Нет, я просто не могу в это поверить.

— Я тоже, — буркнул Ормак. — Но очень хочу убраться отсюда. Если мы не сможем обследовать ангары, то какой смысл торчать здесь? Мы нашли Дэвида, с ним все в порядке. Так давайте смываться отсюда.

— Да... но разве вам не хочется взглянуть на этот бомбардировщик?

— Взгляни сюда, — предложил Ормак, проигнорировав вопрос Макланана. — Это слайд из отчета... Послушай, да ведь на нем заснят испытательный полет бомбардировщика! Здесь даже дата имеется... Эй! Да он проводился всего неделю назад! Похоже, что эта штука уже готова к полетам!

— Давайте попросим разрешения у капитана Снайдера осмотреть ангары, — предложил Макланан. — Мне ужасно не хочется действовать через голову сержанта Тримбла, но нам не удастся убедить его. Эти морские пехотинцы — храбрые сукины дети, но, если осмотр ангаров не предусмотрен планом операции, они не позволят этого делать.

— Послушай, Патрик, я не собираюсь вмешиваться в их план, потому что они отвечают за нашу безопасность, — сказал Ормак, и Макланан согласно кивнул. — Но ничто не мешает мне обратиться к Снайдеру, а операцией, в конце концов, руководит Снайдер, а не Тримбл.

Сложив все собранные документы в один мешок, Ормак и Макланан вышли к главной лестнице, и охрана проводила их на крышу. Начал накрапывать мелкий дождь, и от этого только усилились нервное напряжение и чувство страха.

Ормак бросил набитый зеленый брезентовый мешок возле двери шахты лифта, выступавший над ней козырек защищал мешок от дождя.

Капитан Эдвард Снайдер, укрытый плащ-накидкой, сидел возле портативной, размером с портфель, радиостанции, водрузив на голову наушники. Начальник штаба листал маленький блокнот. Время от времени Снайдер подносил к глазам бинокль ночного видения и осматривал ближайшие здания и ангары. Когда к нему подошли Ормак и Макланан, он опустил бинокль.

— Вы уже управились, джентльмены? — спросил Снайдер. В предрассветных сумерках Ормак мог видеть усталость и озабоченность на его лице. Генерал не знал, была ли это первая настоящая операция Снайдера или ему уже приходилось участвовать в десятках подобных операций, но поникшие плечи и искривленные губы капитана явно свидетельствовали о том, что ему сейчас очень трудно.

— Документы были только на третьем этаже, — ответил Ормак. — Мы опустошили все шкафы и сейфы.

— Тогда просмотрите еще столы на первом этаже, — предложил Снайдер. — Время у вас есть.

— Мы хотели бы осмотреть ангары.

Снайдер глубоко и раздраженно вздохнул, но не успел он ответить, как Ормак опередил его:

— Капитан, там находится самолет, техническая документация. Нам нужно...

— Капитан, с юга подходят БТРы! — крикнул начальник штаба. Снайдер вскочил, сорвал с головы наушники и, пригнувшись, подбежал к южному краю крыши. Оба офицера ВВС последовали за ним.

БТР медленно подъехал к бетонированной площадке перед ангарами, направляясь к зданию конструкторского бюро. Над ним на антенне развевалось красное боевое знамя великих литовских князей. А на дуле автомата АК-47, высунутого из бойницы, был прикреплен белый флаг.

— БТР связывается с нами по радио, сэр, — сообщил начальник штаба. — На запасном канале. Работают открытым текстом.

Снайдер бегом вернулся к рации и прижал к уху наушник.

— Внимание, морские пехотинцы! Прошу внимания, — раздался голос с сильным акцентом. — Я говорю с вами по поручению генерала Доминикаса Пальсикаса, командующего Силами Самообороны Литвы. Генерал приветствует вас и хочет сообщить, что все советские войска, охранявшие «Физикоус», выбиты из него. Повторяю, все омоновцы захвачены в плен или убиты. Мой командир просит разрешения поговорить с вашим командиром.

БТР продолжал двигаться к зданию конструкторского бюро. Снайдер переключил рацию на передачу.

— БТР с литовским флагом, прекратите движение и оставайтесь на месте. — Снайдер опустил микрофон. — На каком расстоянии он от здания?

— Пятьдесят метров, — крикнул один из наблюдателей. — БТР остановился!

— Оружие?

— Только автомат с флагом. Четыре... пять... шесть бойниц закрыты. У пулемета никого нет.

Снайдер поднес к губам микрофон другой рации:

— Тримбл, выдели группу для наблюдения за БТРом. Если он подойдет к зданию ближе, уничтожь его. Понял?

— Понял, — последовал ответ.

Капитан с начальником штаба перенесли рацию на край крыши, чтобы можно было одновременно переговариваться и наблюдать за БТРом. Из заднего люка БТРа вылезли высокий, здоровенный военный и второй, помоложе, у которого на плече висела портативная рация. После этого БТР отъехал назад метров на двадцать. Военные остались одни, никакого оружия, кроме пистолетов в кобурах, у них не было. Высокий решительно направился к входным дверям здания конструкторского бюро, радист, видимо, был менее решительным, но все же старался не отставать от своего напарника. Не обращая внимания на баррикады и окрики морских пехотинцев, высокий подошел к разбитой двери здания, самодовольно улыбаясь.

— Стой! — окликнул его Тримбл. — Отойди в сторону, чтобы я мог видеть БТР. — Радист перевел слова Тримбла, и оба солдата выполнили указание сержанта.

— Я генерал Доминикас Пальсикас, командующий вооруженными силами Литвы, — крикнул высокий на сносном английском. — Хочу поговорить с вашим командиром. — Он явно понял, что старшим здесь является не Тримбл.

— Капитан, этот парень называет себя генералом Пальсикасом, — сообщил Тримбл по рации Снайдеру. — Хочет поговорить с вами.

— Хочет поговорить? — переспросил Снайдер, недоумевая. Ормак и Макланан заметили, как мучительно напряглось лицо капитана. Словно с ним случился сердечный приступ. — Возьмите его под стражу. Если будет сопротивляться — убейте. Заметите движение БТРа — уничтожайте. Я спущусь через минуту.

— Вы намерены арестовать командующего литовскими войсками? — спросил Макланан. — Почему?

— Откуда я знаю, что это действительно генерал Пальсикас? Откуда я знаю, что он командует литовской армией? Считается, что в Литве нет никакой армии, только «милиция» — горстка плохо вооруженных добровольцев. А у этих ребят танки и зенитные самоходки. — Снайдер сделал глоток воды из фляжки, струйка потекла по подбородку. Он повернулся к Ормаку и продолжил: — Я не собираюсь никого арестовывать, но буду действовать как положено. Очень много шпионов проникало в лагерь противника, размахивая белыми флагами. Так что я изолирую этих двоих и допрошу — точно так же, как Тримбл и Хаскелл поступили с Люгером. Но больше всего меня волнует сейчас, сэр, как убраться с этой чертовой крыши. Советы могут напасть в любую минуту, а мы будем торчать здесь и распивать чай с литовцами. — Капитан взял микрофон командной рации. — «База», «База», я — «Молот». Как дела с нашим транспортом? Прием.

— quot;Молотquot;, я — «База», рассчитывайте на десять минут. Прием.

— Вас понял, десять минут. — Капитан посмотрел на часы. В соответствии с установленным кодом «десять минут» следовало умножить на количество минут, которое показывали часы во время передачи. В данном случае — на два, значит, до того, как прилетит «Молот» и заберет их, надо было ждать двадцать минут. — При таких темпах нас может застать рассвет — вертолет прилетит не ранее чем через двадцать минут.

— Я понимаю, что голова у вас сейчас занята другим, капитан, — начал Ормак, — но для нас открывается прекрасная возможность. Литовцы, похоже, контролируют весь комплекс, а «Молот» все равно задерживается. Нам даже не понадобится помощь морских пехотинцев.

— Неужели? — язвительным тоном заметил Снайдер. — Значит, вы уже стали специалистами в этом деле, да?

— Я не пытаюсь подсказывать вам, как поступать, капитан, — не сдавался Ормак. — Просто хочу сказать, что мы готовы рискнуть. В мешке на крыше у вас имеются важные документы, да и Краснохвостый Ястреб у вас.

— И поэтому вы думаете, что можете шляться где угодно, а мне наплевать, что с вами будет, да? — спросил Снайдер, явно разозлившись. Впервые оба офицера ВВС увидели настоящую озабоченность их судьбами в глазах капитана. Сейчас его положение было очень сложным, примерно тридцать морских пехотинцев против всей мощи армии СНГ, которая могла напасть в любую минуту. — Понимаете, я несу ответственность за вас, черт побери. Отвечаю за всех, кто находится здесь. И за убитых в ходе операции тоже отвечать мне.

Капитан снял шлем, помотал головой, побрызгал на нее водой из фляжки, и снова надел шлем. Глубоко вздохнув, он наградил Ормака и Макланана ледяным взглядом.

— Заканчивайте обыск здания, собирайте все, что можете. Если все пойдет нормально, то к моменту, когда вы завершите свою работу, «Молот» вернется и мы сможем убраться отсюда. Возможно, эти литовцы подскажут вам, где надо искать. Но больше всего сейчас меня заботит наше положение. Имея всего двадцать восемь бойцов, мы не выдержим любой серьезной контратаки. Черт побери, да нас тут можно похоронить с помощью всего одной бомбы. — Снайдер передал наушники и микрофон рации своему начальнику штаба, а сам направился вниз.

Ормак и Макланан последовали за ним.

Оба литовца сидели на деревянных табуретках в центральном коридоре первого этажа, их запястья и лодыжки стягивали пластиковые наручники. Глаза им не завязали, но посадили лицом к стене, отодвинув друг от друга на несколько футов. Один из морских пехотинцев осматривал их рацию, переписывая с таблички частоты. Сержант Хаскелл стоял рядом, готовый помочь с переводом. При себе у него имелась черно-зеленая кожаная сумка, в которой находились фотографии и разведданные, которыми морские пехотинцы пользовались в ходе операции. Сержант Тримбл, изучавший документы задержанных, передал их подошедшему Снайдеру, которого сопровождали Ормак и Макланан.

— Ну что там у тебя, Хаскелл?

— У нас нет фотографии Пальсикаса, сэр. Надо запросить посольство, чтобы выслали нам по факсу копию из их досье.

Снайдер взял микрофон своей портативной рации.

— Боб, свяжись с посольством и попроси их передать по факсу фотографию генерала Доминикаса Пальсикаса, командира Литовских Сил Самообороны. Конец связи. — Оставшаяся на крыше у начальника штаба рация PRC-118ED имела встроенный факс, с помощью которого можно было отпечатать документ и передать его через весь город, а посредством спутниковой связи — и на другой конец земного шара. — Ну хоть что-нибудь на него у тебя есть? — спросил Снайдер у Хаскелла.

— Ничего, кроме имени, фамилии, звания и возраста. Есть еще данные о примерной численности его людей, местонахождении его штаб-квартиры... И больше ничего, — ответил Хаскелл. — Но самое главное то, что в Литве нет армии как таковой. Всего две тысячи человек, несколько БТРов, никаких самолетов, тяжелой бронетехники, артиллерии или зенитных средств. Это пограничные войска, церемониальные и охрана правительства.

Снайдер сделал знак Тримблу, и охранник повернул табуретку Пальсикаса, теперь генерал смотрел не в стену, а в коридор. На его испачканном усталом лице играла легкая улыбка.

— Вы говорите по-английски, сэр? — спросил Снайдер.

— Да, немного, — ответил Пальсикас. Он заметил темно-синие полоски знаков различия на воротнике куртки Снайдера, взглянул на лицо капитана и широко улыбнулся. — Вы командир?

Снайдер проигнорировал его вопрос.

— Сэр, сколько у вас людей здесь, в «Физикоусе»?

— Не слишком-то уважительно вы произносите слово «сэр», капитан. Должно быть, вы из морской пехоты. — Пальсикасу было трудно говорить по-английски, но второй литовец, так и сидевший лицом к стене, взялся переводить вопросы и ответы. — У меня было здесь четыре батальона, примерно три с половиной тысячи человек. Осталось не больше двух. Я сформировал из них три батальона по восемьсот человек в каждом.

— Боже мой! — не удержавшись, воскликнул Снайдер. Этот генерал потерял треть своих людей, как и Снайдер, но в количественном выражении это было в сто раз больше. — Я тоже потерял несколько человек.

Пальсикас посмотрел на Снайдера и кивнул, словно увидел в глазах молодого капитана страх и боль, которые тот пытался прятать.

— Война — жестокая штука, капитан, не так ли? — Не дождавшись ответа Снайдера, Пальсикас продолжил: — Вы очень молоды, чтобы командовать морскими пехотинцами. Но некоторые мои офицеры — вообще мальчишки.

— Какова ваша цель?

— На время военных действий «Физикоус» будет моей штаб-квартирой, — объяснил Пальсикас с помощью своего радиста. — Штаб-квартира в Тракае не выдержит воздушных налетов, а «Физикоус» очень хорошо укреплен.

— Но какова ваша цель? Зачем вы это делаете? Почему напали на «Физикоус»?

— Чтобы выгнать иностранные войска с территории моей страны. Я уничтожил центры связи, ракетные базы, электростанции и аэродромы. А сейчас, заняв этот опорный пункт, я буду планировать новые наступления. Теперь «Физикоус» принадлежит Литве. — Генерал помолчал, внимательно наблюдая за Снайдером, потом спросил: — А какова ваша цель, капитан?

— Это секретная информация, сэр. — В этот момент Хаскелл протянул Снайдеру полученную по факсу из посольства фотографию Пальсикаса. Она совпадала с оригиналом. Капитан показал фотографию Тримблу, затем Пальсикасу. — Освободите его. Но оружие не отдавайте до ухода.

Такая сверхосторожность вызвала улыбку у Пальсикаса. С него сняли наручники, вернули снаряжение, за исключением оружия, и у него появилась возможность осмотреться вокруг.

— Так, значит, скрытое вторжение. Небольшая группа, строго ограниченные объекты, несколько человек убиты. Освобождение заложника? Или вы воруете секретные формулы, как в кинофильмах про Джеймса Бонда? — Генерал оглядел окружавших его людей, взгляд его остановился на Ормаке, Макланане и Бриггсе. — Эти люди — не морские пехотинцы. ЦРУ? Вы шпионы? — И сам же покачал головой, опровергая свое предположение. Затем он обратился к Ормаку: — Нет, вы не шпионы. Но вы тут главный. Вы командир? Во всяком случае, похожи на командира.

Снайпер бросил на Ормака предостерегающий взгляд, который означал: никаких фамилий, наше присутствие здесь даже не предполагается. Ормак кивнул, показывая, что понял.

— Возможно, в один прекрасный день мы сможем познакомиться официально, — ответил Ормак, протягивая руку. Пальсикас тоже протянул в ответ руку. — Но я очень рад вас видеть, меня восхитил ваш поступок, когда вы ушли из Советской Армии и вернулись в Литву. На вас с надеждой смотрят многие люди в Америке.

— А вы очень умны! — со смехом воскликнул Пальсикас. — Сначала я подумал, что вы генерал, как и я, но для генерала вы слишком умны... Может быть, старший сержант, а? — Американцы весело рассмеялись, невозможно было противостоять обаянию Пальсикаса. — Никаких фамилий. Секретное задание. Располагаете сведениями обо мне... Наверное, вы все шпионы. — Беспечно пожав плечами, Пальсикас добавил: — Ладно, это не имеет значения. Вы уничтожали омоновцев, и я благодарю вас за помощь. Какие у вас дальнейшие намерения?

— В данный момент у меня единственное намерение — убраться отсюда, — ответил Снайдер.

— Это запросто! — воскликнул Пальсикас, хлопнув Ормака и Снайдера по плечам. — Мы отвезем вас. Вы направляетесь в посольство? В Зону свободной торговли? Да, мы отвезем вас в посольство. Дадим солидную охрану, спрячем вас в машинах, так что никто вас не увидит. Договорились?

Снайдер собрался было уже ответить: «Нет, мы ждем наших людей, которые заберут нас», — но промолчал и задумался. «Молоту» или «Жеребцу-Супер» придется сделать как минимум два рейса, чтобы вывезти из «Физикоуса» всех морских пехотинцев. А если учесть, что наступает рассвет, то каждый рейс будет в сотню раз рискованнее предыдущего. Тут уж точно не удастся сохранить в тайне их пребывание в «Физикоусе». Капитан сделал знак Тримблу, и они отошли в сторонку.

— Как считаешь, сержант? Мне очень не хочется доверять наши жизни незнакомым людям, но они местные. Использование помощи местных жителей является частью тайных операций. А если за нами полетят вертолеты, они всю дорогу будут находиться под огнем.

— Мне все равно, сэр. Чем быстрее мы сможем убраться отсюда, тем лучше. Наша операция завершена — у нас «зомби» и секретные документы. Давайте сматываться.

— Я тоже так считаю, — решил Снайдер. Он повернулся к Пальсикасу: — Мы принимаем ваше предложение, генерал. Но есть несколько условий. Я хочу знать маршрут, по которому мы поедем. Никаких повязок на глаза. Наше оружие остается при нас. В каждой машине должно находиться равное количество американцев и литовцев.

Радист перевел слова Снайдера, и Пальсикас кивнул.

— Вы очень осторожны, капитан, но мне это нравится. Я принимаю все ваши условия.

— Отлично. Возможно, вы захотите воспользоваться оружием, которое находится на втором этаже этого здания, — там хватит на целый батальон.

— Это нам очень кстати, капитан. Если позволите, я позову своих людей забрать оружие.

— Вы заберете его после нашего отъезда. Не сейчас.

— Какой осторожный молодой человек. Это мне нравится. Очень хорошо. Мы заберем его после. — Пальсикас передал несколько приказов своему радисту, затем повернулся к Ормаку и остальным офицерам ВВС. — А какие планы у безымянных шпионов? Поедете с морскими пехотинцами в посольство или хотите осмотреть ангары? Я там еще не был, но мне сообщили, что там живет фантастическая и прекрасная птичка. Могу предположить, что именно она вас и интересует, разве не так?

Ормак не смог скрыть своей радости от Пальсикаса, но Снайдер, уже разговаривавший по рации с начальником штаба, вмешался в их разговор.

— Нет, генерал, они поедут с нами, — подчеркнуто произнес он.

Пальсикас кивнул, отдал указание радисту и обратился к Ормаку:

— Не беспокойтесь, генерал, — а я знаю, что вы генерал, хотя и подчиняетесь приказам молодого капитана, — я хорошенько позабочусь об этой птичке, и мои люди сделают прекрасные фотографии. Возможно, на следующей неделе вы увидите эти фотографии в «Авиэйшн уик энд спэйс текнолоджи», а?

Овальный кабинет Белого дома, Вашингтон,

12 апреля, 21.57 по среднеевропейскому времени

(13 апреля, 03.57 по вильнюсскому).

Когда международный звонок поступает на коммутатор связи Белого дома и президент дает согласие ответить на него, он не является единственным человеком, кто участвует в разговоре. Звонок обычно задерживается на три-четыре минуты, не больше, и в это время к линии подключается целая армия людей.

И когда поступил именно этот звонок из столицы Беларуси Минска, параллельные трубки быстро взяли два переводчика — переводчик с русского и специально приглашенная переводчица с белорусского. Переводчик с русского, являющийся офицером ВМС, на время проведения операции по усилению охраны посольства был направлен в распоряжение помощника президента по национальной безопасности. Переводчица с белорусского работала в Госдепартаменте, она родилась в бывшей БССР, и в Белый дом ее вызвали сразу перед началом операции, когда стало ясно, кто может позвонить.

Но вместе с переводчиками к линии подключились и инженеры, которые с помощью сложных компьютеров проверяли линию, определяли, откуда поступает звонок и сколько человек могут слушать его на другом конце; психологи, анализировавшие тембр голоса говорившего и определявшие, искренен ли он, расстроен ли, готов ли уступить, не пытается ли использовать какие-либо трюки типа гипноза или спровоцированного самовнушения; офицеры разведки и инженеры, старавшиеся опознать звонившего по голосу и определить какие-либо другие голоса и звуки, которые могли бы дать картину истинных намерений звонившего; и конечно же помощники президента, а в данном случае и несколько членов Совета безопасности — все они слушали разговор по отводным трубкам, исключавшим обнаружение их на линии.

Когда персонал был готов, президент нажал кнопку нужной линии и начал представляться...

...Но не успел он закончить, как президент Беларуси Павел Борисович Светлов закричал в трубку на белорусском. Электронные средства автоматически уменьшили звук, и тут же раздался голос переводчицы:

— Господин президент, почему вы помогаете литовским террористам? Почему в Вильнюсе американские морские пехотинцы?

На левой стороне экрана компьютера, стоявшего на столе президента, появился синхронный перевод разговора, а на другой стороне — комментарии помощников. «Он намерен разыграть карту терроризма», — появилось на экране компьютера перед президентом замечание одного из психологов. И далее: «Возможно, слегка пьян». Представитель ЦРУ написал: «Ему подсказали слово „террористы“. Кто?»

— Если вы имеете в виду наши действия на территории американского посольства, президент Светлов, то мы получили несколько дней назад разрешение от президента Капосиуса на пролет наших самолетов над территорией его страны. Совет министров СНГ был уведомлен телеграммой о получении такого разрешения. — Последнее являлось правдой только частично, на самом деле телеграмма была отправлена всего за несколько минут до этого телефонного разговора, а ее копии ушли в ведущие страны Европы. — Мне не известно ни о каких действиях террористов в Литве.

— Несколько баз СНГ были атакованы этой ночью, в результате чего погибло несколько сотен солдат, большинство из которых — белорусы, — прогремел голос Светлова.

Помощник моментально набрал на компьютере: «Явно преувеличивает жертвы». Переводчица продолжила:

— Мы располагаем информацией о том, что эти нападения осуществлены бандами литовских террористов. Имеют ли Соединенные Штаты отношение к действиям этих террористов?

Президент нажал на телефоне кнопку «блокировка», микрофон отключился, и он мог свободно говорить со своими людьми.

— Президент Капосиус уже сделал заявление по поводу этих нападений?

— Да, — ответил кто-то.

— Когда?

— Минут десять назад.

— Он признал участие в этом литовских войск?

— Да.

— А генерала Пальсикаса? Он упоминал Пальсикаса?

— Да, сэр, и полностью поддержал его.

— Отлично. — Президент отключил блокировку. — Президент Светлов, всего десять минут назад президент Литвы Капосиус заявил, что эти базы атакованы Силами Самообороны Литвы по его приказу. Генерал Пальсикас выполняет приказы президента Капосиуса. Это вовсе не терроризм.

Довольно трудно было разговаривать по телефону с двухсекундной задержкой, обычной для международных звонков, но когда один из собеседников пытался оборвать другого, разговор еще более затруднялся. Президент США еще не успел закончить своей фразы, как Светлов снова заговорил:

— Я уполномочен Советом министров СНГ поддерживать закон и порядок в странах Балтии во время переходного периода, что оговорено в договоре о сотрудничестве. Вы вмешиваетесь в наши внутренние дела и поддерживаете действия террористов, которые угрожают миру и безопасности не только в Литве, но и в Беларуси и других странах СНГ.

Моментально на экране компьютера появились комментарии помощников: «Звучит очень серьезно» и «Прелюдия к чему-то???».

— Твердо придерживайтесь нашей позиции, господин президент, — громко посоветовал помощник президента по национальной безопасности Джордж Рассел. — Мы эвакуируем персонал и усиливаем охрану посольства на случай гражданских беспорядков. Всем остальным пусть занимается ООН.

— И не обращайте внимания на его болтовню, господин президент, — грубо добавил вице-президент Мартиндейл.

Кивком головы президент выразил согласие с обоими советами.

— Господин президент Светлов, я не намерен выслушивать ваши угрозы. Вы позволите нам беспрепятственно продолжать операцию по эвакуации персонала и усилению охраны посольства. А что касается нападений на базы СНГ, то с этим лучше всего обратиться в ООН. Соединенные Штаты не станут применять военную силу в отношении войск СНГ, не ведущих боевых действий, если только войска СНГ не нападут первыми. И настоятельно советую вам не вести боевых действий на территории Литвы.

— Но я не буду сидеть сложа руки, когда Соединенные Штаты и Литва уничтожают мою армию и разрушают мир, которого мы так пытаемся достичь, — разозлился Светлов. — Беларусь в плане торговли зависит от мира и безопасности в странах СНГ. У нас важные интересы в Литве, а ее армия террористов...

Один из аналитиков ЦРУ набрал на компьютере: «Ключевые фразы! Зависим... важные интересы в Литве... прелюдия к войне?»

Светлов продолжал:

— ...и должен сказать вам, господин президент, что мое правительство готово предпринять ответные действия, если эти нападения не прекратятся. Мир должен быть восстановлен. — Голос Светлова зазвучал еще более возбужденно, в нем добавилось злости. — Мы используем все средства для установления мира в Балтийском регионе. Все средства. Оставьте Литву в покое и не вмешивайтесь в наши дела, иначе в результате ваших действий пострадают ваши же люди.

На этом президент Беларуси закончил разговор.

Компьютер моментально выдал на экран количество слов и продолжительность разговора, а затем данные всех аналитиков и экспертов, слушавших разговор.

Даже не взглянув на оценки людей из ЦРУ и психологов, министр обороны Томас Престон сказал:

— Думаю, он имеет в виду конкретные действия. Похоже, собрался оккупировать Литву.

— Все признаки этого налицо, господин президент, — добавил Рассел. — Он нарисовал нам однозначную картину — террористы, мир под угрозой, его страна зависит от Литвы, у Беларуси в Литве особые интересы... все упомянул. Он может, воспользовавшись стенограммой этого разговора, выступить по телевидению и объяснить свои действия.

— Но позволить ему ввести войска в Литву может только СНГ, — возразил президент. — А что скажет СНГ? Как они поступят?

— Думаю, это уже больше не имеет значения, сэр, — вступил в разговор председатель Объединенного комитета начальников штабов Вилбор Кертис, жевавший свою сигару. — Он всего один раз упомянул СНГ, а все остальное время говорил о Беларуси. Пожалуй, он готов действовать и без санкции СНГ.

При этих словах все присутствующие согласно закивали головами.

Президент почувствовал нарастающий ком в желудке, события начинали выходить из-под его контроля, он ничего не мог поделать, чтобы остановить Светлова от оккупации Литвы, если тот действительно намеревался это сделать.

— Ладно, — произнес президент, собираясь с мыслями, — что он будет делать? С чего начнет?

Кертис моментально раскрыл свой блокнот с записями.

— Наши аналитики выделили три самые вероятные ударные группировки с учетом перемещения белорусских войск в последнее время. Основной удар может быть нанесен с базы армейской авиации Сморгонь, расположенной на северо-западе Беларуси. Там находятся пятнадцать тысяч войск, двести танков, авиационная бригада в составе примерно шестидесяти штурмовиков и мотострелковая бригада численностью пятнадцать тысяч человек. Им два часа ходу до Вильнюса, но штурмовые вертолеты могут долететь до столицы Литвы меньше чем за тридцать минут, а штурмовикам вообще десять минут лета.

Второй удар может быть нанесен непосредственно с территории Литвы. В Литве расквартировано примерно десять тысяч белорусских солдат. В зависимости от того, насколько пострадала связь от налетов литовцев, они могут быть подняты по тревоге в течение часа.

И третий удар может последовать с территории Калининградской области, этого небольшого русского анклава к юго-западу от Литвы, — продолжил Кертис. — В основном там находятся белорусские войска под непосредственным наблюдением России. Беларусь укрепляет свою базу в Черняховске, это в самом центре Калининградской области, сейчас там у них базируется как минимум одна авиационная бригада в составе ста самолетов и вертолетов, а обычные легкие транспортные вертолеты они заменяют штурмовыми и десантными. Могут нанести удар по Каунасу и порту Клайпеда примерно через тридцать минут после получения приказа. Пехоты на этой базе мало, но они могут бомбежкой с воздуха нанести значительный ущерб этим городам, а затем высадить десант.

— Значит, менее чем через час, — подсчитал вице-президент, — белорусские войска смогут со всех сторон двинуться на Литву, а через пару часов захватить ее?

— Боюсь, что так, господин вице-президент.

В Овальном кабинете воцарилось молчание.

Случилось то, о чем они боялись услышать с самого начала, — Литве угрожала оккупация.

— Кейс, немедленно свяжите меня с президентом Капосиусом, — приказал президент.

— Мы как раз пытаемся сделать это, — ответил Тиммонс, глава администрации президента. — Линии связи повреждены. Пробуем установить связь через посольство США, но у них там тоже сложности.

— Он мог выехать с правительством из Вильнюса, — предположил госсекретарь Данахолл.

— Я хочу поговорить с Капосиусом, — повторил президент. — Мне нужно знать, что он намерен предпринять. Господи, я не могу решать за него...

— Вы должны решиться, господин президент, — поспешно вставил вице-президент. — Гинтарас Капосиус разрешил американским самолетам летать в воздушном пространстве Литвы. Но он рассчитывал, что мы не только спасем наших людей, но и защитим его страну. Так что имеем право действовать.

— Но я хочу услышать это от него, — взорвался президент. — Я не намерен начинать войну на территории его государства, не имея на это официального и недвусмысленного разрешения. Особенно в условиях этой чертовой ядерной угрозы! Боже мой, ну и заваруха.

— Сэр, у нас имеется мобилизационный план на этот случай, — вмешался Кертис. — Генерал Локхарт из командования ВВС США в европейской зоне получит под свое командование 26-й экспедиционный отряд морской пехоты, отряд 7-го флота в Балтийском море, 3-ю армию, 17-ю и 3-ю воздушные армии. Эти силы мы можем поднять по тревоге немедленно, а вместе с ними и боевую авиацию в Южной Дакоте. А это двадцать тысяч солдат, две тысячи морских пехотинцев, четыре полка истребителей, шесть полков легких и средних бомбардировщиков, средства радиоэлектронной борьбы, связь, транспорт...

— Ради Бога, генерал, подождите минутку, — приказал президент. — Я знаю, что у вас есть мобилизационый план, но мне необходимо подумать. — Все замолчали. Президент поднялся с кресла, несколько минут ходил по Овальному кабинету, затем остановился у двери, ведущей в розовый сад. Он долго разглядывал свое отражение в пуленепробиваемом стекле, потом вернулся к столу, но в кресло не сел. — Сколько времени займет мобилизация наших войск в Германии? — спросил президент.

— Мы сможем начать ограниченные авиационные действия — разведку и локальные удары — в воздушном пространстве Литвы примерно через десять — двенадцать часов, — ответил Кертис. — Однако на самом деле нам следовало бы подождать до завтрашней ночи, потому что сегодня мы не успеем, а днем проводить операции гораздо сложнее. А через три дня сможем начать полномасштабные воздушные операции. Наземные операции будут очень затруднены, если мы не получим разрешения войти в Литву через Польшу. А на такое разрешение надежды очень мало. Значит, 2-й экспедиционной армии, а это почти сорок тысяч морских пехотинцев, потребуется как минимум неделя для подготовки десантной операции с моря.

— Получается по крайней мере десять часов для подготовки ограниченных боевых воздушных операций, и еще от суток до трех для полной подготовки операции, — подвел итог президент. — А белорусы, если решат прямо сейчас оккупировать Литву, уже утром будут разъезжать по ней. Они могут захватить столицу Литвы прежде, чем взлетит хоть один наш самолет.

— Мы можем проводить воздушные операции и в дневное время, сэр, — заметил Кертис. — У меня нет текущих метеосводок, но, если погода не позволит, придется ждать. Но потери в дневное время будут гораздо выше, пока мы не установим господство в воздухе. Не имея передовых баз или разрешения свободного пролета через воздушные пространства Польши и Литвы — хотя, думаю, эти вопросы мы сможем решить, — наши самолеты и вертолеты должны будут стартовать с баз в Дании, Норвегии или Германии и пролетать сотни миль над морем.

— И это только в том случае, если эти страны позволят нам вести боевые действия с их территорий, — включился в разговор Данахолл. — Они запросто могут протянуть несколько дней или дожидаться резолюции ООН, прежде чем разрешат нашим самолетам взлетать с баз, расположенных на их территориях.

Президент посмотрел на Кертиса, и Вилбор впервые увидел в его глазах тревогу за создавшуюся ситуацию.

— Вы хотите сказать, что мы будем просто наблюдать за тем, как Беларусь и СНГ оккупируют Литву, и ничего не предпринимать при этом?

— Так не может быть, господин президент, — возразил министр обороны Престон. — Я думаю, все эти страны поддержат нас, если мы решим действовать. Англия и Германия — наверняка, учитывая то, что произошло с послом Исландии и вице-президентом Литвы, не говоря уж о наших сенаторах во время так называемого мятежа у Денерокина.

— Для вертолетов сейчас расстояние может оказаться слишком большим, — продолжал Кертис, кроша свою сигару, — но бомбардировщики Н-111, базирующиеся в Англии, штурмовики А-10 и истребители F-16, оснащенные противотанковыми ракетами и находящиеся в Германии и Дании, обладают солидной огневой мощью и дальностью полета для выполнения этой работы. Понадобится несколько дней, чтобы привести в боевую готовность в Европе бомбардировщики-quot;невидимкиquot; F-117 и бомбардировщики F-15E. Боевую авиацию можно привести в готовность в течение одного дня, но для ее эффективного использования понадобятся аэродромы передового базирования.

Президент понял, что наступил момент, когда ему следует принять решение, посылать или нет молодых солдат воевать, а возможно, и умирать в чужой стране. До этого момента жизнью рисковала только небольшая группа морских пехотинцев, выполнявшая задачу по усилению охраны американского посольства в Вильнюсе, и еще одна маленькая группа была занята поисками американца. Обе эти операции имели благородные цели, осуществлялись малыми силами, под покровом темноты. Тайком пробраться и тайком исчезнуть. Нынешняя ситуация складывалась совершенно иначе — теперь надо было посылать гораздо больше людей, техники, и все это в дневное время, когда войска противника уже приведены в состояние полной боевой готовности.

— Мне нужно выбрать наилучший вариант, генерал, — решил президент. — Я хочу знать намерения всех сторон. Мне нужно знать, что задумал президент Светлов, чего хочет президент Капосиус. Мне нужно совершенно точно знать, с чем мы столкнулись. Иначе я просто брошу американцев в мясорубку, а этого я допустить не могу.

Некоторое время Кертис молчал, прокручивая в голове наилучшие варианты, и каждый раз останавливался на одном и том же.

— Сэр, даже если вы решите немедленно начать воздушные операции в Литве, нашей авиации, базирующейся в Европе, потребуется время для организации достаточно эффективных ударов... — начал он.

Президент бросил на Кертиса встревоженный, недовольный взгляд. Он понял, что тот собирается предложить.

«Что ж, похоже, момент настал...» — подумал председатель Объединенного комитета начальников штабов.

— Как я уже говорил, боевой авиации в Эллсворте нужно как минимум двадцать четыре часа для развертывания, но и в этом случае для нее потребуются аэродромы передового базирования в Норвегии или, скажем, в Англии. Но так уж вышло, что одна из наших авиационных частей готова развернуться немедленно, и у нее имеется план действий, разработанный специально для такой ситуации...

— Эллиот... — недовольным тоном бросил помощник президента по национальной безопасности Рассел. Совершенно ясно, что каждый из присутствующих со страхом — или с надеждой — подумал об этом же. — Часть Брэда Эллиота, да?

— Я говорил с генералом Эллиотом незадолго до начала операции по усилению охраны посольства, — пояснил Кертис. — Сразу после того, как его включили во второй список лиц, имеющих доступ к информации. Как вы помните, он вел себя необычайно спокойно для человека, чьи трое старших офицеров принимают участие в операции. Под моим нажимом генерал Эллиот рассказал мне о собственной операции, которую он задумал как резервную. Если бы операция «Краснохвостый Ястреб» была отменена или провалилась, генерал Эллиот вместе с подразделением Управления поддержки разведопераций под кодовым наименованием «Отчаянный волшебник» намеревался предпринять попытку освободить Люгера.

— А кто ему позволил это? — взорвался президент.

Не получив немедленного ответа от Кертиса, президент вытаращил глаза, осознавая ситуацию и приходя в ярость.

— Я понял. Он не собирался ни у кого спрашивать разрешения. Эллиот хотел сам осуществить эту операцию, верно?..

— Объявив его немедленно арестованным, я приказал ему отменить операцию и вернуть свои самолеты на базу. — Кертис не ответил на конкретный вопрос президента, от чего тот еще больше разозлился, и все же продолжил: — Его часть выполнила приказ...

Рассел покачал головой.

— Да он что, рехнулся? Что, черт побери, возомнил о себе этот Эллиот? Его надо не держать под арестом, а расстрелять!..

— Возможно. — Кертис согласно кивнул. — Только вы не учитываете одной вещи, Джордж: в настоящий момент у нас нет лучшего варианта. Он собрал в один мощный кулак воздушные, морские и наземные силы, у него сотня морских пехотинцев, два штурмовых самолета-вертолета и шесть модифицированных бомбардировщиков В-52, нигде не зарегистрированных. Он изложил мне план своей операции, в ходе которой намеревался уничтожить половину белорусских войск в Литве за одну ночь, а затем вывезти морских пехотинцев из «Физикоуса» в посольство или вообще за пределы Литвы. Мой штаб внимательно изучил этот план, и мы пришли к выводу, что при небольшом везении и некоторой помощи со стороны Литовских Сил Самообороны он вполне осуществим. И, кроме того, все это он может сделать за четырнадцать часов.

— Четырнадцать часов! — недоверчиво воскликнул президент. — Но, по-моему, вы говорили, что для организации полномасштабной воздушной операции требуется как минимум двадцать четыре часа.

— Сэр, но генерал Эллиот уже развернул свои войска, — пояснил Кертис. — В Центре в его подчинении находится группа высококвалифицированных пилотов, инженеров и ученых, и еще у него есть самые современные экспериментальные самолеты и оружие. Эллиот уже много лет руководит Центром — он его сердце и душа, кумир людей, которые работают там. Их величайшим триумфом была операция, осуществленная «Старым псом». И когда он сообщил своим людям, что собирается спасти героя этой операции Люгера, который находится в тюрьме в Литве, его все поддержали. В условиях военного положения его Центр превращается, может быть, в самую мощную боевую часть в Соединенных Штатах. Уже завтра, ранним вечером по литовскому времени, то есть в три часа дня по вашингтонскому, наши мощные ударные силы смогут появиться над территорией Литвы. Я бы хотел доложить вам и всем присутствующим план операции Эллиота, и посоветовал бы разрешить его самолетам вылететь из Невады в район Балтийского моря. Если ситуация улучшится, мы сможем отозвать его отряд, или отправить его в Англию, или, как и планировал Эллиот, на базу Туле в Гренландии.

Кертис замолчал, оценивая настроение президента и его советников. На лице президента были написаны сомнения и злость, и все же он не осыпал проклятьями Эллиота, как того ожидал Кертис. Все остальные молчали, ожидая решения президента, перед которым стояла такая реальная, такая осязаемая проблема выбора. Оба варианта были как опасными, так и обнадеживающими, и все же президент не решался довериться такому храброму, но потенциально опасному психу, каким являлся Брэд Эллиот.

— Черт побери, генерал, — выругался президент и замотал головой, уже совсем выходя из себя, — как только Эллиоту могло прийти в голову такое? Только прошу, не говорите, что нам нужны такие парни, как Эллиот, — у меня от него кошмары по ночам.

Кертис решил промолчать.

Президент провел ладонью по лицу, пытаясь снять напряжение с глаз, и промолвил со вздохом:

— Немедленно доставьте сюда Эллиота. И чем быстрее, тем лучше.

Посольство Соединенных Штатов,

Зона свободной торговли, Вильнюс, Литва,

13 апреля, 05.02 по вильнюсскому времени.

Майор Юргенсен посмотрел на «Морской молот» и с сожалением покачал головой. Гондола правого двигателя напоминала увядший цветок, винты были сложены, сама гондола повернута горизонтально, листы обшивки сняты, двери болтались, словно куски коры, ободранной с дерева бобром. Лужайка перед зданием посольства, еще недавно такая ухоженная, была истоптана и запачкана гидравлической жидкостью и маслом.

— И все эти повреждения — от огня стрелкового оружия, сержант? — спросил Юргенсен.

Сержант, руководивший ремонтом поврежденного самолета, тихо выругался и ответил:

— Закон подлости, сэр. Это не массированная атака, а всего лишь один удачный выстрел. Лучшего и придумать нельзя. Как будто этот парень точно знал, какую трубку будет сложнее всего заменить в полевых условиях, и аккуратно пробил ее.

— А пробовали взять детали с «Жеребца-Супер»? — спросил Юргенсен, кивнув в сторону второго поврежденного вертолета. Экипаж «Жеребца» несколько минут назад объявил, что в этих условиях исправить повреждения невозможно, и теперь с сожалением наблюдал, как с него снимали детали для «Молота», который гораздо лучше подходил для эвакуации из Литвы обнаруженного в «Физикоусе» американского офицера ВВС и вывоза секретных документов, потому что мог пролететь гораздо большее расстояние с тем небольшим запасом топлива, что оставалось в посольстве.

— Мы так и делаем, сэр, — ответил сержант. — У них не очень много общих деталей. Но, к счастью, шланги одинаковые. Когда закончим, сэр, «Молот» будет как новенький. Ремонтируем капитально, а не временно. — Бросив взгляд на двигатель, сержант нахмурился и добавил: — А знаете что, сэр, надо предложить конструкторам подумать, как поставить кевларовые пластины на кожухи двигателей, хотя бы в самых уязвимых местах.

— Об этом потом, сержант. Я хочу знать, через сколько минут мы сможем забрать штурмовую группу.

— Ремонт потребует еще несколько минут, сэр, потом закроем обшивку и проведем проверку на земле. А затем еще надо будет установить на место вооружение. Но это тоже дело нескольких минут. В общей сложности — скажем, минут десять — пятнадцать.

Юргенсен прикинул, что более реальным будет срок минут двадцать — тридцать.

— Сообщите, когда все будет готово, — приказал он. — Подвески с оружием для поддержки с воздуха не ставьте. Выполняйте. — Затем Юргенсен направился к радиостанции, установленной в коридоре заднего входа в посольство. — Есть что-нибудь? — спросил он у радиста.

— Шифровка от штурмовой группы, сэр, — доложил радист, протягивая Юргенсену уже расшифрованное сообщение.

У Юргенсена брови полезли вверх, когда он прочитал его.

— Потрясающе, Снайдер!.. — громко воскликнул майор, как будто командир штурмовой группы мог услышать его. И тут же приказал радисту: — Передайте штурмовой группе. Вашу идею одобряю, как можно быстрее сообщите маршрут движения. «Молот» сможет взлететь через двадцать минут. Все. — Юргенсен повернулся и увидел посла Рейнольдса. — Простите, господин посол. Моя штурмовая группа в «Физикоусе» вступила в контакт с генералом Пальсикасом, командиром Литовских Сил Самообороны. Он предложил скрытно доставить наших людей в посольство. Они будут готовы к выезду через пятнадцать минут. У вас есть какие-нибудь возражения?

Посол задумался на секунду, затем покачал головой:

— Нет, майор. У меня нет возражений. Но ваши люди не должны снимать свою форму. И пусть избегают всяких стычек. Это очень важно. Если мы хотим доказать всему миру, что не являемся захватчиками, пусть ваши люди держат пальцы подальше от спусковых крючков. Мы должны сделать все возможное, чтобы продемонстрировать, что это оборонительная операция. Сотрудничество с Пальсикасом — это прекрасно, но поскольку он старший, то пусть и стреляют его люди. Разумеется, ваши морские пехотинцы могут защищаться.

— Я понял вас. Мне нужна детальная карта города или крупномасштабная фотография, если у вас есть...

— Вертолеты! — закричал кто-то. — Тяжелые вертолеты приближаются с востока!

Юргенсен выскочил на улицу и поднес к глазам бинокль, осматривая небо, освещенное первыми лучами восходящего солнца. Да, сомнений нет, со стороны солнца приближались четыре боевых вертолета Ми-24. Ясно видны были оружейные подвески, напоминавшие короткие наклонные крылья. И, конечно же, нельзя было ни с чем спутать их невероятно глухой ритмичный шум — словно били в тысячи африканских боевых барабанов. И казалось, что этот ритмичный шум нарушает биение вашего сердца.

Юргенсен моментально поднес к губам микрофон.

— Всем подразделениям, всем подразделениям! Воздушная тревога, воздушная тревога! Всем гражданским лицам укрыться в подвале. Следите за флангами. Я не хочу, чтобы все уставились на эти махины и пропустили с тыла легкий боевой вертолет. «Трещотки», приготовиться к взлету! Зенитчики со «Стингерами», сообщите, когда будете готовы...

— Майор, вы не можете атаковать эти вертолеты! — воскликнул посол Рейнольдс, кладя руку на плечо Юргенсена.

— Не понял?

— Вы не можете вести огонь по этим вертолетам с территории посольства.

В этот момент зашумели еще и запущенные двигатели «Морских змей», и Юргенсен замотал головой, словно не расслышал невероятное заявление Рейнольдса.

— Вы, должно быть, шутите, господин посол.

— Я говорю совершенно серьезно, майор. Неужели вы не понимаете? Мы обладаем дипломатической неприкосновенностью здесь, на территории посольства, только потому, что принимаем чисто оборонительные меры и защищаем жизни наших граждан. И кроме того, у нас нет разрешения из Вашингтона или от президента Литвы на ведение каких-либо наступательных действий.

— Но эти вертолеты представляют угрозу для моих солдат.

— Юридически летящие вертолеты не представляют угрозу ни для кого, пока они не откроют огонь, майор. У вас нет выбора, вы не можете атаковать их, если только они не нападут первыми. В соответствии с распоряжением президента США нападение на посольство считается объявлением войны, но ведение боевых действий с территории посольства в мирное время является серьезным нарушением международного права.

— Ну и чего вы от меня хотите? Чтобы я просто стоял и смотрел, как они атакуют?

— У вас нет выбора, — повторил Рейнольдс. — Вы можете только подготовиться к обороне посольства и молить Бога, чтобы они сдуру не напали на нас.

— Я не намерен сидеть и ждать нападения!

— Не знаю, имеют ли мои слова значение для вас, майор, но как посол Соединенных Штатов в Литве и старший правительственный чиновник, отвечающий за посольство, я приказываю вам не открывать огонь по этим вертолетам, пока они не сделают этого первыми.

Потрясенный Юргенсен лишился дара речи. Вертолеты приближались. Майор уже мог видеть, что каждый из них вооружен 12,7-миллиметровой пушкой, установленной на носовой турели, двумя подвесками по тридцать две 57-миллиметровые ракеты и по крайней мере четырьмя противотанковыми или зенитными ракетами. Двигались вертолеты один за другим, первый и третий чуть выше остальных, — классический боевой порядок, в котором первый и третий вертолеты выполняли роль наблюдателей, а второй и четвертый вели огонь.

— Но это же боевой порядок для атаки ракетами с бреющего полета! — воскликнул майор. — Нам надо что-то делать!

— Вы не можете обстрелять их, майор, — снова повторил Рейнольдс, но на этот раз почти умоляющим тоном. — Мне понятны ваши чувства: по профессии я адвокат, сейчас я посол, но в прошлом тоже был морским пехотинцем. Если этим вертолетам удастся спровоцировать вас на атаку, они могут разнести по камням все посольство и будут вправе сделать это, действуя в рамках самообороны. Юридически вы даже не можете направить на них «Стингеры», потому что уже это они могут посчитать нападением. А если они сфотографируют направленные на них «Стингеры» и придадут этот факт огласке, мы все останемся без работы.

— Проклятье, проклятье, проклятье! — Еще никогда в жизни майор морской пехоты не чувствовал себя таким беспомощным. — Зенитчиков со «Стингерами» я не уберу: мне наплевать, что со мной будет, но эти «Стингеры» — наша единственная надежда в борьбе с вертолетами.

Вертолеты подошли на оптимальное расстояние для пуска «Стингеров» — сейчас или никогда!

Юргенсен поднес к губам рацию:

— Всем подразделениям! Огонь не открывать до моего приказа! Повторяю: огонь не открывать до моего приказа! — Он повернулся к Рейнольдсу: — Но ведь я могу поднять в воздух своих «Морских змей», не так ли?

— У нас имеется разрешение на пролет над территорией Литвы, майор, так что со «Змеями» можно делать все, что угодно. Но правила те же самые — первыми огонь не открывать ни в коем случае. И хочу посоветовать вам соблюдать международные правила полетов. — Последнее предупреждение Рейнольдс произнес уже не таким решительным тоном, потому что советские вертолеты быстро приближались и у него пропало желание отговаривать Юргенсена поднимать в воздух «Морских змей».

— Мне сейчас не до правил полетов, господин посол, — ответил Юргенсен и приказал по рации: — Только «Трещоткам»! Повторяю: только «Трещоткам»! Разрешаю взлет. Пристройтесь в хвост этим вертолетам, но первыми огня не открывайте. Повторяю: первыми огня не открывайте. — Майор еще раз взглянул в бинокль на приближающиеся вертолеты, затем протянул бинокль Рейнольдсу. — Сэр, скажите мне, что за флаг на втором вертолете. Похоже — трехцветный, но я не могу разобрать.

Рейнольдс принялся внимательно разглядывать в бинокль вертолет.

— Пока не могу разобрать цвета. У флагов всех республик — за исключением Молдовы и Грузии — полосы идут горизонтально. Но не могу сказать, российский это флаг или...

— Прошу вас, продолжайте наблюдать. Нам надо установить их принадлежность. — Рейнольдс несказанно обрадовался просьбе помочь в боевой обстановке — снова, как тогда во Вьетнаме...

«Морские змеи» закончили запуск двигателей, их лопасти начали вращаться, набирая скорость взлета, и в этот момент раздался чей-то крик:

— Ракеты! Ракеты!

Худшие предположения Юргенсена оправдались.

Второй вертолет выпустил в направлении посольства две ракеты, но это были не ракеты с лазерной системой наведения АТ-6 «Спираль» и не противотанковые радиоуправляемые ракеты АТ-3 «Капсула», как ожидал Юргенсен, а меньшие по размеру высокоскоростные ракеты СА-7 «Грааль» с тепловыми головками самонаведения. Один из вертолетов «Морская змея» взлетел и скользнул вправо, поэтому ракета пролетела мимо него всего в нескольких ярдах. Но другой американский вертолет все еще находился на земле, когда ракета СА-7 врезалась ему в винт и взорвалась. Вертолет разлетелся на части, как воздушный шарик. Взрыв и огонь были настолько мощными, что Юргенсен и Рейнольдс, стоявшие по крайней мере в четырехстах футах от вертолета, ощутили тепло пламени.

— Всем подразделениям! Огонь! Огонь! — закричал в рацию Юргенсен, прячась вместе с послом за угол здания. — Всем подразделениям! Огонь!

На подготовку первого залпа «Стингеров» ушло несколько секунд, после чего две ракеты устремились к своим целям, до которых было примерно полмили.

А еще через несколько секунд после пуска «Стингеров» вертолеты противника дали залп 57-миллиметровыми ракетами по позиции зенитчиков. Ракеты вырвали с корнем деревья и разнесли ограду посольства.

Одна ракета «Стингер» поразила цель, взорвав двигатель второго вертолета противника. Огромная машина вздрогнула, совершила почти полный кувырок и начала быстро снижаться. Но все же ей какое-то время удалось удержаться в воздухе, пока она наконец не завалилась набок и не рухнула на территорию посольства рядом с покалеченным «Жеребцом-Супер», превратившись в огненный шар. Пламя могло перекинуться на «Жеребца», но морским пехотинцам, занятым отражением воздушной атаки, было не до него.

Вторая ракета «Стингер» не попала в цель: ее увели в сторону яркие магниевые ракеты, которые выпускали вертолеты противника.

У четвертого вертолета, следовавшего в боевом порядке последним, была единственная цель — «Жеребец-Супер» и «Морской молот». Он открыл огонь из пушки и выпустил ракеты. Оба американских вертолета исчезли в ослепительной вспышке огня. Вертолет противника не израсходовал зря ни одной ракеты, ни одного снаряда — все они с поразительной точностью нашли свои цели.

Первый и третий вражеские вертолеты моментально отвернули влево и пустились вдогонку за «Морской змеей». И хотя американский вертолет обладал большей скоростью и маневренностью, он не успел занять нужную позицию для атаки, прежде чем к нему устремились ракеты СА-7. Юргенсен видел полет ракет, потом связь с «Трещоткой-4» оборвалась и на месте вертолета образовалось облако черного дыма.

Атака закончилась почти также внезапно, как началась. Два других зенитчика так и не успели выпустить свои «Стингеры» — вражеские вертолеты исчезли. У них явно был строгий приказ не обстреливать само посольство, потому что они атаковали только позиции зенитчиков и находившиеся на земле вертолеты.

В течение тридцати секунд четыре американских вертолета были уничтожены, а противник потерял при этом только один вертолет.

Юргенсен и Рейнольдс с окаменевшими лицами наблюдали ужасные последствия нападения. Совсем недавно здание посольства окружали тенистые деревья, хорошо ухоженная лужайка, а теперь все вокруг было усыпано осколками и затянуто клубами густого дыма. Крики «Помогите!», «Сюда!», «Врача!», «Санитара!» вывели Юргенсена из состояния шока. Он приказал по рации:

— Радист, передайте срочное сообщение 26-му. Посольство подверглось нападению четырех штурмовых вертолетов Ми-24. Точное число жертв пока неизвестно. Посольство почти не пострадало. Четыре вертолета морской пехоты уничтожены. Сбит один советский вертолет...

— Белорусский вертолет, — поправил майора Рейнольдс.

— Радист, подождите. — Юргенсен обратился к Рейнольдсу: — Вы уверены, господин посол?

— Я хорошенько разглядел те два вертолета, которые преследовали «Змею». Совершенно уверен — негодяи, которые совершили это, были из Беларуси. Только у белорусского флага есть и горизонтальные полосы, и вертикальная полоса с боку.

— Откуда вы знаете, может, они входят в состав войск СНГ?

— У самолетов СНГ из разных республик — за исключением России — на борту большой белый ромб, внутри которого нарисован их флаг и опознавательные знаки, — пояснил Рейнольдс. — Это позволяет легко определять их в воздухе и с земли, и они могут свободно летать в воздушном пространстве всех стран — членов СНГ. А у этих вертолетов вокруг флагов белого ромба не было. Это были белорусские вертолеты. Я в этом совершенно уверен.

— Радист, в дополнение к сообщению. Посол Рейнольдс опознал напавшие штурмовые вертолеты как белорусские. Повторяю: белорусские. Сбитый вертолет упал на территории посольства, мы исследуем обломки на предмет установления его принадлежности. Можете передавать.

Юргенсен уже собрался отправить морских пехотинцев тушить огонь на обломках сбитого вертолета противника, как заработала его портативная рация.

— Сэр, получено сообщение от «АМОС-10». — «АМОС» был позывным разведгрупп спецназа, рассредоточенных на территории Литвы. — Они докладывают о продвижении войск. Как минимум бригада направляется на большой скорости на запад с белорусской военной базы Сморгонь. — База армейской авиации Сморгонь, расположенная в северо-западной части Беларуси, находилась всего в тридцати морских милях от литовской границы и в пятидесяти пяти милях от Вильнюса. — Передача оборвалась во время уточненного доклада о составе колонны. «АМОС-10» сообщил о четырех вертолетах. И тут связь оборвалась.

— Все понял, — ответил Юргенсен. «Боже мой, белорусы собрались оккупировать Литву. Все перемещения войск, усиление техникой, которые мы наблюдали и о которых получали сообщения, — все это было прелюдией к оккупации. И надо же, из всех проклятых дней они выбрали именно этот для нападения своих армий на Литву». — Освободите прямой закрытый канал связи с 26-м экспедиционным отрядом, а потом предупредите по радио штурмовую группу в «Физикоусе». Похоже, им пора сворачиваться. Сообщите о налете вертолетов и прикажите любым путем как можно быстрее прибыть в посольство. Выполняйте.

Командный центр ВС США, Пентагон,

13 апреля, 04.02 по вильнюсскому времени.

Войдя в Командный центр ВС США в Пентагоне, генерал Вилбор Кертис очень удивился, увидев Брэда Эллиота, одетого в летный костюм.

— Собрался куда-то лететь, Брэд? — лукаво спросил он.

Эллиот почтительно поднялся, когда Кертис вошел в комнату, но на вопрос не ответил. Черты лица его были напряжены, губы крепко сжаты. Сначала Кертис решил, что такое выражение лица у Эллиота от боли, но быстро понял, что Эллиот просто зол. Очень зол.

Генерала Эллиота, начальника Технологического центра аэрокосмических вооружений, Кертис нашел в секции поддержки Командного центра — большом, похожем на аквариум зале заседаний, из которого начальники штабов родов войск и их помощники руководили боевыми операциями во всех точках земного шара. Секция поддержки представляла собой балкон со стеклянными звуконепроницаемыми стеклами, с которого открывался вид на главную командную секцию. При необходимости на этом балконе располагались наблюдатели и военные рангом пониже, его можно было изолировать от главной командной секции с помощью жалюзи с дистанционным управлением. В настоящий момент жалюзи секции поддержки были открыты, поэтому Брэд Эллиот мог видеть огромный экран командного планшета — систему, состоявшую из экранов восьми мощных компьютеров, на которых могла высвечиваться вся информация — от спутниковых съемок до различных цифровых таблиц. Сейчас на экранах были карты нескольких районов Балтийского моря, карты Литвы, Вильнюса и несколько метеорологических схем.

Кертис махнул Эллиоту, чтобы тот сел на место, и отпустил штабного офицера, которому было поручено сопровождать Эллиота.

— Ну, как дела, Брэд? — поинтересовался Кертис.

— Бывали и лучше, — резким тоном ответил Эллиот.

— Значит, ты еще не знаком с последними событиями. Понятно. Когда ты намерен отправиться в Вашингтон?

— Нам надо сначала поговорить здесь, сэр.

— Да не называй ты меня «сэр», Брэд. — Кертис попытался несколько разрядить обстановку, но Эллиот продолжал сердито смотреть на своего начальника. Похоже, он даже несколько напуган, подумал Кертис. — Как ты поступаешь, Брэд, когда человек, которого ты знал много лет, оказывается уже не тем человеком? Я видел, как менялись многие люди, — война, повышение или понижение по службе, разочарование, озлобление, большая радость... Но некоторых людей ты считаешь достаточно взрослыми и опытными, чтобы не меняться в зависимости от обстоятельств.

— А я не уверен, что хорошо знаю вас, сэр, — резким тоном заявил Эллиот. — Иногда мне кажется, что все военное руководство только и делает, что ловчит и изворачивается.

— На самом деле это не так, Брэд...

— Так в чем же дело, генерал Кертис? Наступил конец «холодной войны»? Мир уже гарантирован? Армию будут сокращать вместе с военным бюджетом? Похоже, все перестали четко понимать, что правильно, а что нет. У меня такое чувство, что вы просто швырнули по ветру моих людей туда, в Литву. Никакой поддержки, никакого прикрытия. А я надеялся на Локхарта и Кундерта... Я надеялся на вас — что вы защитите их.

— У них есть защита, Брэд, — спокойно ответил Кертис. — 26-й экспедиционный отряд морской пехоты — лучшая часть для проведения специальных операций. С твоими офицерами все будет в порядке.

— И это во время такой заварухи в Литве! Я наряду с другими тоже получаю данные системы «Милстар», Вилбор. Штурмовая группа в опасности. Они потеряли один «Морской молот», а другой поврежден. Знаю я кое-что и о заявлении президента Светлова, поэтому могу предположить, что он в курсе нашей операции и отреагирует соответственно.

— Твои наблюдения и выводы верны, Брэд.

— Так какого черта вы бездействуете?! — взорвался Эллиот. — С начала операции я не заметил мобилизации никаких других частей. Может, вы послали на подмогу остатки 26-го экспедиционного отряда? Я ничего не слышал о приведении в боевую готовность ни 1-го экспедиционного соединения морской пехоты, ни 3-й армии, ни боевой авиации. А что будет делать президент, Вилбор, если в Литве начнется серьезная заваруха? Если что-то случится, то понадобится много часов, прежде чем мы сможем подтянуть нужные силы. А вы просто сидите и ничего не делаете.

— На самом деле кое-что уже случилось, — сообщил Кертис. — Мы обнаружили движение белорусских войск на Вильнюс. Как минимум бригада движется с востока. И, наверное, два или три батальона — с юга.

— Проклятье, я так и знал! — выругался Эллиот. Он махнул рукой в сторону командной секции, где никого не было, за исключением нескольких штабных офицеров. — И ты даже не собрал начальников штабов? — Эллиот помолчал, глядя на Кретиса прищурившись. — С востока? Сморгонь? Базирующаяся там белорусская бригада перешла к боевым действиям?

— А ты знаешь об этой бригаде?

— Черт побери, Вилбор, конечно, знаю! — воскликнул разгневанный Эллиот. — Она была одной из главных наших целей. «Отчаянный волшебник» должен был послать два взвода, чтобы захватить штаб и здание командного центра. А мои «Мегакрепости» нанесли бы удары по вторичным объектам. Вилбор! Ходят слухи, что на базе Сморгонь имеются ракеты «Скарабей» с ядерными боеголовками. И если существует хоть малейшая вероятность того, что они могут пустить их в ход, эти ракеты должны быть нейтрализованы. Выпустить две крылатые ракеты по электростанции возле города и еще две прямо по зданиям...

— Боже мой, Брэд, — Кертис покачал головой. — Вы собирались хорошенько развлечься, да? Устроить жуткие разрушения, и все только потому, что ты так решил?

— Использование мощи авиации является главной частью программы нашей национальной безопасности, — возразил Эллиот. — И моя задача как начальника центра планировать, организовывать и выполнять самые опасные операции с целью защитить...

— Да прекрати ты, Брэд. Раньше ты никогда не пользовался шовинистическими лозунгами для оправдания своих действий, так что не надо начинать делать это сейчас. — Председатель Объединенного комитета начальников штабов снова покачал головой: — Господи, Брэд, никогда не думал, что именно у тебя хватит наглости вторгнуться в чужую страну, даже не предупредив об этом и не спросив разрешения у меня или у Белого дома.

— Эй! Я изложил тебе свой план и отменил его, когда получил твой запрет. И Люгер, возможно, погиб в результате моей нерешительности. Вы бросили Литву на съедение Беларуси. И все же — я выполняю твои приказы.

— Если ты забыл, Брэд, то напомню тебе, что так оно и должно быть. Мы отдаем тебе приказы, а ты их выполняешь. А разработка военных планов и их осуществление без одобрения правительства — это как раз то, что происходит в странах с военной диктатурой, а не в странах конституционной демократии.

— Но наши военачальники в Вашингтоне не должны допускать, чтобы американских военнослужащих подвергали пыткам и держали в тюрьмах иностранных государств, — возразил Эллиот. — Если только эти военачальники не превратились в политиканов и жополизов.

— Можешь обзывать меня как угодно, старый засранец. Ты знаешь, что я не стану увольнять тебя. Я оставлю это президенту, который сейчас уже готов уволить тебя в любой момент. И все равно ты не можешь вот так запросто придумать новую операцию «Старый пес» и осуществить ее, когда тебе вздумается.

— Не трогай ту операцию, Вилбор, — сердито бросил Эллиот. — Ты прекрасно знаешь причину, по которой я осуществил ее. И я посчитал началом новой эры тот факт, что у меня был лучший экипаж, о котором только может мечтать пилот. Началом новой эры в военном деле. Наконец мы начали выполнять ту миссию, которую возложил на нас Господь, — защищать свободу и демократию во всем мире. Ливия, Гренада, Ближний Восток, Филиппины — многое там значительно изменилось. Мы в конце концов преодолели страх перед повторением Вьетнама. А потом вы бросили на произвол судьбы Люгера. Послали горстку морских пехотинцев на вражескую территорию, чтобы освободить его. И теперь бросаете на произвол судьбы Литву и, возможно, остальные страны Балтии.

— Каждый хотел бы просто взять и запустить несколько оснащенных самой новейшей техникой бомбардировщиков В-52, чтобы разгромить противника. Но, к сожалению, не так-то легко это сделать. Гражданский лидер нашей страны обязан предусмотреть гораздо больше, чем человек, охваченный чувством вины и эгоизмом.

— Вина? Эгоизм? О чем ты говоришь?

— Я говорю о тебе, Брэд. Ты носишь операцию «Старый пес» на своей груди, словно медаль. Генеральские погоны позволяют тебе не считаться ни с кем. А твой протез стал своеобразным памятником операции, которую ты провалил.

— Я ничего не провалил, Кертис! Мы выполнили задачу! Уничтожили советский лазер!

— Вам удалось разбомбить цель только потому, что на борту самолета находились такие профессионалы, как Макланан, Люгер, Торк, Перейра и Ормак. А ты тут ни при чем. Большую часть операции ты страдал от боли и шока, во время захода на цель находился в полубессознательном состоянии и полностью потерял сознание, когда вы покинули Анадырь. Ты даже не сидел за штурвалом после дозаправки в Анадыре — домой бомбардировщик привели Макланан и не имевший летной подготовки офицер наведения РЛС! Ты лично не внес никакого вклада в операцию, а на самом деле чуть не погубил всех и чуть не начал третью мировую войну!

— Но ты понятия не имеешь, о чем говоришь! — От злости и растерянности Эллиот даже не мог как следует возразить. — Тебя же там не было...

— Я перечитал анализ операции, составленный разведуправлением Министерства обороны, Брэд, — продолжил Кертис. — Я перечитал свидетельские показания остальных членов экипажа. И все они — повторяю, все — считают, что операцию следовало свернуть из-за повреждений самолета и из-за ухудшения твоего состояния. У вас не было карт, кислородных масок, спасательного оборудования. Операцию следовало свернуть, но ты приказал: «Вперед»...

— Мы приняли это решение вместе — как единый экипаж.

— А чего же еще ты мог ожидать от своего экипажа, Брэд? Неужели ты на самом деле думал, что они откажутся? Макланан, лучший бомбардировщик в мире? Люгер, возможно, лучший в мире штурман? Бывший герой войны Ормак? Ни в коем случае, Брэд. Никто бы из них не отказался продолжить операцию. Но именно ты обязан был свернуть ее. Как командир корабля и командующий всей операцией. Эта ответственность лежала на тебе. Но отступление не может принести славы, не так ли? Вернись ты назад — и никаких наград и почестей.

— Ты заблуждаешься, Кертис. Все было не так.

— Что бы ты получил, если бы вернулся назад? Да ничего. «Страна грез» была бы рассекречена после этого налета, и ее были бы вынуждены закрыть навсегда. Тебя бы сняли с должности и, наверное, вынудили бы подать в отставку. А если бы ты продолжил операцию и погиб в ходе ее выполнения, то стал бы героем... Мертвым, но все же героем. А в случае успеха ты бы прославился на всю жизнь. Стал бы одним из тех, кто боролся с Советами и победил их. Кто положил начало концу «холодной войны», продемонстрировав торжество демократии над коммунизмом. Защитником человеческих судеб. Но, к сожалению, ты при этом не подумал о своем экипаже. Что, если бы все они погибли? Тебе было наплевать на то, что случится с ними, — ты думал только о себе.

— Чушь... — почти прошептал Эллиот. Сейчас он уже не сверлил взглядом Кертиса. Глаза его были пусты. Взгляд устремлен куда-то вдаль...

— Это ты убил Дэвида Люгера, Брэд. Ты поставил экипаж в ситуацию, когда один человек должен был пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти жизни остальных. Это твоя вина. И ничья больше. Ты никогда не задумывался, почему тебя не наградили орденом после операции «Старый пес»? Почему младший офицер Макланан получил крест ВВС, тогда как ты, командир корабля, всего лишь медаль «За выдающиеся заслуги»? — Внезапно промелькнувшая на лице Эллиота боль подсказала Кертису, что он затронул самый важный и самый болезненный вопрос. Отлично... — Да потому, что твоя роль как командовавшего операцией «Старый пес» не выдержала серьезной проверки. Слишком уж много было вопросов относительно твоих оценок операции и твоего руководства... И посмотри, что ты сейчас делаешь. Шесть бомбардировщиков ЕВ-52 готовы к взлету. «Отчаянный волшебник», которому я приказал оставаться на месте, затерялся где-то в Балтийском море. А ты надел летный костюм, пытаясь доказать мне и Белому дому, что занимаешься делом. Врачи не разрешили тебе летать, поэтому у тебя не было иной причины надеть летный костюм. Кроме того, тебе, как и мне, прекрасно известно, что в Пентагоне запрещено появляться в рабочей форме. Но ты все же прибыл сюда в летном костюме. Это просто клоунский наряд, Брэд. И ничего более. Отличительный признак усталого, старого человека, который боится умереть одиноким и непризнанным. Тебе наплевать на последствия — война в Европе, обмен ядерными ударами между нами, Беларусью и СНГ... И еще тебе наплевать, чьими жизнями ты пожертвуешь. Раз уж тебе представился шанс выручить человека, который когда-то спас твою задницу... Наверное, ты взял в экипаж одного из бомбардировщиков Венди Торка и Анжелину Перейра, да?

— Я... они сами изъявили желание. Сказали...

— Сукин сын! — взорвался Кертис. — Да как ты посмел снова рисковать их жизнями? А что, если бы они погибли во время этой операции? Или для тебя это не имеет значения? Поскольку ты спасал Люгера или, во всяком случае, пытался это сделать, то твоя совесть будет чиста. Ты пришел бы на их похороны, сказал бы несколько слов, бросил бы горсть земли в их могилы, а потом поздравил бы себя с тем, что остался жив.

— Ты действительно так считаешь? — возразил Эллиот. Глаза его внезапно засверкали. — Ты думаешь, я лежал по ночам без сна все эти годы, прошедшие после операции «Старый пес», и поздравлял себя с тем, что мне удалось выжить? По ночам меня посещают их лица, Вилбор.

— И чтобы спокойно спать по ночам, ты решил надеть летный костюм и отправить свои экипажи и «Мегакрепость» воевать, не имея на то разрешения правительства? Черт побери, подумай об этом, Брэд. Подумай о том, что тебя терзает. Успех или поражение не имеют для тебя значения. Успеха ты всегда добивался, но и всегда при этом был одинок. Ты одиночка, который боится быть один. Воин, который боится умереть. Теперь послушай, что сейчас происходит, Брэд. Генерал Вощанка вознамерился оккупировать Литву по собственной инициативе. Разрешения правительства на это у него нет — он просто, черт бы его побрал, решил сделать это. У Светлова не было иного выбора, кроме как согласиться на эту операцию. И теперь Вощанка вертит Светловым, как хочет, указывая своему президенту, что делать и что говорить. И я уверен, что в противном случае Вощанка пригрозил захватить столицу. И в то время как мы осуждаем эту акцию и думаем, как противостоять агрессии со стороны Беларуси, ты намереваешься выкинуть нечто подобное. И что прикажешь делать нашему президенту? Как он должен отреагировать? Когда я сказал президенту, что контролирую ситуацию, что ты успокоился и подчиняешься приказам, какие у него могли быть гарантии твоего нормального поведения? Да никаких!

— Моя работа заключается не в хорошем поведении, генерал, — огрызнулся Эллиот. — Моя работа — это планирование, подготовка и выполнение...

— Твоя работа — это исполнение приказов и подчинение законам!

— Хорошо, Вилбор, хорошо. Если уж ты так хочешь это услышать, то я признаю, что организовал штурмовую группу без консультаций с Пентагоном и собирался без разрешения провести военную операцию. И пусть крючкотворы-юристы решают, было это законным или нет. Но давай сейчас не будем тратить время на споры. Давай сделаем что-нибудь, чтобы вытащить Ормака, Бриггса, Макланана, Люгера и морских пехотинцев из Литвы... Прямо сейчас.

— Вы, генерал Эллиот, сейчас сделаете вот что, — сердитым тоном заявил Кертис. — Вы назовете мне точное местонахождение каждого подразделения вашей штурмовой группы — и особенно «Отчаянного волшебника». С того момента, как я приказал вам вернуть его в порт, о нем ничего не известно.

— Вы приказали вернуть корабль, и я это сделал.

— Вы истолковали мой приказ так, как вам было удобнее, и готов поспорить, что приказали полковнику Уайту затаиться где-нибудь в Балтийском море в пределах досягаемости Вильнюса. Еще один пример вопиющего нарушения моих приказов. Вы будете находиться на канале связи системы «Милстар» с представителями нашего европейского командования в Германии и с командованием 26-го экспедиционного отряда морской пехоты, которое находится на борту десантного корабля «Оса». Вы опишете свою операцию, расскажете, где находится «Хозяйка долины», и объясните в деталях свои намерения относительно «Отчаянного волшебника». И лучше вам говорить только правду мне и другим командирам. Я думаю, настало для вас время перестать играть в одинокого волка и начать действовать, как и надлежит настоящему офицеру Соединенных Штатов. Иначе — видит Бог, генерал, я лично упрячу вас за решетку.

— Неужели Дэйв Люгер и остальные ничего не значат для тебя, Вилбор? — спросил Эллиот. Взгляд его смягчился, голос звучал умоляюще. — У меня есть возможность помочь. Я могу сдержать вторжение белорусской армии. У меня имеется мощная, хорошо подготовленная штурмовая группа, готовая к действиям. Я постараюсь сделать все, что в моих силах. Так неужели ничто это не имеет для тебя значения?

— Разумеется, имеет. — Кертис вздохнул. — Ты многим можешь помочь. Все признают твои возможности, даже президент. Но никому не хочется стрелять из оружия, которое не слушается. Твой план начнет осуществляться немедленно, твои самолеты взлетят и будут выполнять поставленную перед ними задачу. Но отдавать все приказы буду только я, имея на то разрешение национального командования.

— Мой план... что?..

— Именно это я и пытаюсь втолковать тебе, Брэд, с того самого момента, как ты получил третью звезду на погоны. Ты можешь оказать реальную помощь правительству и всей стране. Но у тебя имеются серьезные внутренние противоречия, которые требуют разрешения. Сначала я считал это просто заносчивостью, но теперь думаю, что это нечто большее, — ты действительно балансируешь на лезвии ножа. У тебя имеется небольшая, но хорошо вооруженная и подготовленная штурмовая группа, которая готова к действиям. Ты лично от участия в операции отстраняешься, но твоей группе предстоит поработать. «Мегакрепости» взлетают немедленно, они получат полный доступ к системе «Милстар» и спутниковой связи. «Отчаянному волшебнику» разрешено двигаться к побережью Литвы. Мы с тобой будем наблюдать за ходом операции с командного центра и молиться, чтобы не слишком опоздать.

Эллиот не мог поверить в это. После всей устроенной ему головомойки оказывается, что национальное командование... а значит, президент... в действительности одобрил его план!

НИИ «Физикоус», Вильнюс, Литва,

13 апреля 04.07 по вильнюсскому времени.

— Вертолеты на подлете! — крикнул радист. — В укрытие!

Небольшая колонна из грузовиков и БТРов подъезжала уже к воротам Денерокина, эвакуируя морских пехотинцев в посольство, когда из кабины грузовика прозвучало предупреждение. Хэл Бриггс и Джон Ормак, сидевшие по бокам Дэвида Люгера в задней части кузова грузовика югославского производства, чуть не упали на пол, когда прозвучал сигнал тревоги. Морские пехотинцы начали выпрыгивать из грузовиков и рассредоточиваться, не дожидаясь остановки машин. Офицеры ВВС последовали за ними. Поддерживая с двух сторон Люгера, Ормак и Бриггс отбежали на несколько сотен ярдов от колонны, состоявшей из двадцати машин, в направлении относительно безопасного ряда низких складских помещений, построенных из дерева и кирпича. Следовавшие прямо за ними Макланан и сержант Уол тащили четыре тяжелых брезентовых мешка, наполненных секретными инструкциями и прочими документами, изъятыми в конструкторском бюро.

— В какую-то минуту я на самом деле подумал, что нам удастся сделать это, — разочарованным тоном произнес Люгер. Но, по крайней мере, он выглядел лучше по мере приближения к воротам, за которыми была свобода. Его левое плечо покрывала толстая повязка. Кожа — бледная, ни кровиночки. Руки и ноги дрожали от боли и слабости. Но сейчас он все-таки мог передвигаться, и при этом Ормак и Бриггс лишь слегка помогали ему.

— Все равно пробьемся, парень, — успокоил его Бриггс. Он держал в руке винтовку М-16, подняв ствол в быстро светлеющее небо. Как и морские пехотинцы, окружавшие их, Бриггс считал, что самолеты должны появиться со стороны солнца, то есть с востока. Макланан и Ормак были вооружены только пистолетами и ножами — им все еще не разрешали брать в руки какое-либо другое оружие, чтобы не нанести вреда окружающим в случае неправильного обращения с ним.

Но прежде чем увидеть сами вертолеты, они увидели, как среагировали на их приближение шестеро морских пехотинцев, все еще продолжавших находиться на крыше здания конструкторского бюро. Вспышки огня и шлейф дыма, потянувшийся к горизонту, — это кто-то из морских пехотинцев выпустил с крыши ракету «Стингер» по подлетающим вертолетам. Все принялись следить за шлейфом дыма от ракеты и увидели три огромных вертолета советского производства, которые выполняли развороты с креном, пуская тепловые отвлекающие ракеты.

— Черт побери, — выругался Уол. — Кто приказал им пустить «Стингер»? Похоже, Снайдер начинает нервничать. Теперь эти вертушки набросятся на нас, как мухи на дерьмо.

— По виду это Ми-24, — заметил Макланан. — Ракеты на подвесках и противотанковые ракеты. Или ракеты с тепловой головкой самонаведения.

— Пригните головы и не вздумайте палить из винтовок, — предупредил Уол. — Если они заметят вспышки выстрелов, то нам хана.

— А что будем делать? Убегать?

— Пока спрячемся, — решил Уол. — Если они больше не встретят сопротивления, то займутся машинами, а потом спокойно улетят, обследовав местность. Если попытаются сесть или высадить десант, мы нападем на них. Эти штуки очень уязвимы на земле. Иначе нам никак не справиться со штурмовыми вертолетами. — Уол уже размышлял о нападении. Штурмовые вертолеты продолжали приближаться, и стало ясно видно их вооружение.

Было совершенно ясно, что вертолеты стараются избежать огня «Стингеров» и продолжают свой полет к институту. С расстояния примерно пятьсот ярдов они открыли огонь ракетами и из пушек, легко разнося грузовики колонны.

— Они не стреляют по морским пехотинцам, которые находятся на крыше, — заметил Бриггс.

— Наверное, получили приказ не разрушать здания тщательно выбирать цели, — предположил Уол. — Вот сейчас, надеюсь, Снайдер и атакует...

И действительно, через несколько секунд морские пехотинцы выпустили вторую ракету «Стингер» в замыкающий вертолет, и на этот раз она влетела прямо в струю исходящих газов двигателя и взорвалась. Огромные лопасти вертолета просто перестали вращаться, весь фюзеляж охватило огнем, и вертолет рухнул вниз, словно слабо посланный вверх футбольный мяч. Он упал в нескольких сотнях ярдов от ворот Денерокина, возле железнодорожного депо.

— Готов один! — воскликнул Бриггс.

— quot;Стингеровquot; у нас больше нет, — сообщил Уол. — Теперь эти летуны разозлятся. Приготовьтесь бежать, если они нас атакуют. Постарайтесь найти подвал или открытую дверь. Держитесь подальше от открытого пространства.

Два оставшихся вертолета достигли воздушного пространства над комплексом, и тут они по-настоящему взялись за дело.

Несмотря на огромные размеры, советские вертолеты отличались высокой скоростью и необычайной маневренностью. У этих более старых моделей пушки были установлены на носовой турели. И казалось, что они одновременно движутся в разных направлениях. Каждый раз, когда на земле двигался человек, ствол пушки поворачивался в его сторону и гремела короткая, продолжительностью одну-две секунды, очередь. Хрупкие стены зданий из дерева и кирпича, за которыми прятались морские пехотинцы, почти не защищали их.

Экипажи белорусских вертолетов берегли ракеты для БТРов и тяжелых грузовиков. Целились тщательно. Через секунду после каждого пуска ракеты раздавался громкий взрыв и треск разламывающегося металла. Отвечать огнем из автоматов или винтовок было бесполезно, да и опасно. Огромные вертолеты двигались как боксеры-профессионалы: подпрыгивали, ныряли вниз, кружились, поворачивали, делали выпады вперед и отскакивали назад, ведя огонь сначала из пулеметов, установленных у дверей, потом из носовой пушки, потом ракетами и далее, для острастки, снова из пулемета другой двери.

Экипажи этих вражеских вертолетов были опытными. Очень опытными.

Литовским солдатам с трудом удавалось не допустить просто односторонней кровавой бойни. У них осталась всего одна действующая зенитная установка ЗСУ-23-4, да и боеприпасов к ней было мало, но двухсекундной очереди из этого смертоносного оружия оказалось достаточно: очередью разнесло втулку хвостового винта головного вертолета, и из машины повалил дым. Повреждение явно было серьезным, потому что Ми-24 даже не попытался атаковать ЗСУ-23-4, а вильнул в сторону и набрал высоту, стараясь отлететь как можно дальше.

Какой-то литовский солдат побежал через дорогу невдалеке от того места, где прятались Уол, Бриггс, Макланан, Ормак и Люгер. Макланан высунулся из-за стены здания и закричал:

— Эй! Сюда!

Сержант Уол схватил Макланана за куртку и потянул:

— Назад, Макланан.

Но предостережение Уола опоздало. Второй вертолет заметил солдата, и заработала его пушка. Туловище солдата разлетелось, как гнилая тыква от удара бейсбольной биты.

Вертолет отвернул влево и перенес огонь на здание ремонтной мастерской, за стенами которой прятались американцы. От снарядов пушки здание начало разваливаться, словно замок из песка.

Уол схватил всех троих офицеров ВВС и закричал сквозь шум винтов вертолета:

— Бежим!

Макланан в силу привычки машинально схватил два брезентовых мешка с документами, но Уол вырвал мешки у него из рук и с неожиданной силой, подкрепленной страхом, оттолкнул Макланана от здания и заорал:

— Бросайте эти чертовы мешки и бегите!

Плоды их скоротечной, но интенсивной подготовки в лагере морских пехотинцев дали себя знать. Офицеры ВВС еще никогда в жизни не бежали так быстро, несмотря на то что им приходилось нести Люгера.

Здание мастерской исчезло в слепящем облаке дыма, вслед убегающим полетели осколки дерева и кирпича. Потоки воздуха от лопастей второго вертолета буквально захлестнули американцев. Казалось, что вертолет завис прямо над ними, пули пролетали над головами, ударяясь в землю впереди, но они продолжали двигаться зигзагами, не зная, да и не заботясь о том, куда бегут. А пулеметчики как будто играли с ними в кошки-мышки, но когда они устанут от этой игры, то возьмутся за дело как следует, и все будет кончено.

Их бегство в поисках укрытия оказалось недолгим: на пути оказался глубокий и широкий бетонированный ров, примыкавший к высокой ограде. Кто осторожно, а кто просто кубарем — но все полетели в ров. Падение лишь слегка смягчили несколько дюймов воды и грязи. А на другой стороне рва поднималась вверх на двадцать футов стена из упрочненного бетона — ловушка.

Огромный Ми-24, летевший на высоте двадцать — тридцать футов, медленно двинулся прямо на американцев.

Пулеметчики, стрелявшие из дверей вертолета, просто не могли промахнуться...

— Нет! — закричал Бриггс: Он поднял винтовку, прищурился от пыли, вздымаемой лопастями вертолета, и выстрелил. Пулеметчик правой двери схватился за грудь, отшатнулся назад, а потом рухнул вперед и повис на страховочных ремнях.

Вертолет накренился и взревел так угрожающе, что казалось, сейчас он высосет весь воздух из их легких.

Бриггс продолжал стрелять, пытаясь поразить хвостовой винт, двигатель или какой-либо другой жизненно важный для вертолета узел.

Вертолет отвернул влево, развернулся, снова отвернул, словно пилот не знал, что предпринять, а затем полетел на восток. Через несколько минут за ним последовал и второй вертолет, и они оба скрылись в лучах восходящего солнца.

Несколько секунд американцы тяжело дышали, приходя в себя, прежде чем предпринять попытку двинуться дальше.

— Господи... ох, Боже мой, — произнес Бриггс, хватая ртом воздух. — Парни, а ведь он был так близко.

— Отличная стрельба, Бриггс, — похвалил Уол. — И смелости вам не занимать. Отныне можете самостоятельно открывать огонь, если почувствуете в этом необходимость. Ладно?

Бриггса еще трясло, и он промолчал.

— Остальные все целы? — поинтересовался Уол. Никто не пострадал, не считая ушибов на руках и ногах. Все были готовы двигаться дальше. — Отлично. Надо как можно быстрее вернуться к зданию конструкторского бюро и...

— Стой! — раздался позади окрик по-русски. — Не двигаться! Не двигаться!

Дэйв Люгер моментально замер и вскинул руки за голову.

— Что он сказал? — спросил Ормак. — Кто это?

— Он сказал «стой» и «не двигаться», — пояснил Уол. — Бриггс, бросьте винтовку и поднимите руки.

— Вот так... эй, черт побери, да кто вы такие? — Голос, грубо окликнувший их, звучал теперь спокойно, со старомодным бруклинским акцентом. Пятеро американцев обернулись и увидели мужчину, одетого в темно-синий рабочий комбинезон, в руках он держал короткоствольный автомат, в котором американцы узнали «узи», с длинным, массивным глушителем.

— Уол, Крис Р., — ответил сержант.

— Морская пехота?

Уол кивнул, и незнакомец опустил «узи».

— Гладден, Эдвард Г., американский спецназ. Добро пожаловать в Литву. Уже успели насладиться ее прелестями?

От сильного нервного напряжения Люгер неожиданно начал хихикать, он никак не мог остановиться, пока Бриггс не хлопнул его по спине.

— Наша армия вторглась в Литву? — спросил Ормак.

— Я из состава одной из разведгрупп, заброшенных сюда для наблюдения и помощи, — пояснил Гладден. — Мы двигались навстречу вашей колонне, хотели тоже убраться отсюда, но в этот момент налетели вертолеты. Этот хренов Ми-24 чуть не рухнул на крышу здания в депо, где я прятался. И тут я прикинул, что сейчас туда набегут солдаты, и решил, что пора сматываться. Мой напарник ждет со стороны аэропорта. — Он оглядел офицеров ВВС. — А вы кто такие, парни? На морских пехотинцев вы не похожи.

— Это секретная информация, — моментально оборвал Гладдена Уол. — Они подчиняются мне. Сколько здесь еще спецназовцев?

— Всего, возможно, рота, разбросаны между Каунасом и границей с Беларусью, — ответил Гладден, доставая из пачки сигарету и прикуривая. Находившийся от него на расстоянии десяти футов Макланан ощутил кислый дымок русских сигарет. — Пойдемте поговорим с вашим командиром, как будем выбираться отсюда.

— А у тебя есть план?

— У нас всегда есть план, — с гордостью заявил Гладден. — Давай, веди к командиру. — Пока они шли назад к зданию конструкторского бюро, Люгер обратился к Гладдену с вопросом по-русски. Гладден улыбнулся, кивнул и бегло ответил тоже на русском.

— Прекратите, — предупредил Уол Люгера, а у Гладдена поинтересовался: — Что он спросил?

— Твой друг сказал, что мои родители, должно быть, обладали хорошим чувством юмора, раз уж дали сыну такое имя, что инициалы составляют «E.G.G.»[5], — объяснил Гладден. — Я с ним согласился. А в морской пехоте очень хорошо учат русскому.

— Он не морской пехотинец. И я бы попросил тебя не разговаривать с ними.

— Так они твои пленные?

— Они заноза в моей заднице, вот кто они такие, — ответил Уол, но улыбнулся, чем еще больше сбил с толку спецназовца.

— Через канализационные трубы? — недоверчиво спросил Снайдер. — В этом состоит твой грандиозный план? Ты хочешь, чтобы мы выбирались через канализацию?

Гладден, пачкаясь, с такой жадностью жевал кусок хлеба с медом, который ему дал кто-то из людей Пальсикаса, словно это была его первая настоящая пища за несколько дней. А на самом деле так оно и было.

— Да, сэр, совершенно верно, — пробубнил он, не переставая жевать. — Мы обнаружили канализационную сеть несколько дней назад, когда занимались подготовкой вашей операции. Доложили об этом командованию в Европейской зоне, но, похоже, морским пехотинцам об этом не сообщили. Существует почти прямая линия канализации, которая проходит под городом, она начинается от «Физикоуса» и все время идет под наклоном, а на поверхность выходит на южном берегу реки Нярис, прямо возле моста. Мост можно незаметно перейти по рабочему помосту, он не освещается, а после двух ночи по нему лишь изредка проходят патрули. Несколько минут — и мы в Зоне свободной торговли. А там милю на запад по улице Окмергес — и мы в посольстве. Или можно пересечь реку вплавь. К тому времени, как достигнете противоположного берега, течение как раз вынесет вас к посольской пристани напротив улицы Тартибу.

— А там хоть безопасно, в этой канализации? — спросил Тримбл. — Как насчет неочищенных отходов и химикатов? — Мысль о том, что предстоит плыть в радиоактивных отходах, его явно не радовала.

— Эти ублюдки, которые руководили «Физикоусом», наверное, годами спускали в эту канализацию отравленную воду, но мы взяли пробу — радиоактивность повышена, но незначительно, — продолжил Гладден. — Большинство действительно зараженных канализационных труб уходят на запад — а нам придется иметь дело только с дерьмом из железнодорожного депо, но через несколько кварталов оно растворяется. Там скользко, пахнет дерьмом, в некоторых местах глубина доходит до щиколоток, но можно дышать свежим воздухом через дренажные решетки, их там много. В общем, не так уж и плохо. Но главное, что это самый быстрый и безопасный путь.

— Там достаточно просторно, мы сможем нести раненых?

— Кварталов двадцать, пока не дойдем до улицы Траки, довольно тесно, одна труба диаметром шестьдесят дюймов. Но дальше она расширяется до восьмидесяти дюймов, а под бульваром Гедиминаса прямо настоящий проспект. Мы с напарником ездили там на велосипедах, а для перевозки снаряжения пользовались тележками...

— Понятно, понятно, сержант, — оборвал его Снайдер. Похоже, этот парень слишком долго проторчал в этой канализации, подумал он. — Но нам надо забрать с собой убитых и раненых. Думаете, все-таки удастся?

— С ранеными это займет много времени, сэр, часа три-четыре. Там не очень грязно, после зимы канализацию чистили, но все же лучше будет завернуть раненых в одеяла или мешки для переноски трупов. Да, сэр, я думаю, удастся.

— Хорошо, — решил Снайдер. Он задумался, внезапно испугавшись путешествия через весь город по узкой темной трубе, проходящей в нескольких ярдах под землей, но мысль о грозных штурмовых вертолетах пугала еще больше. — Мы воспользуемся канализацией, но не все, — объявил он. — Противник будет ожидать от нас прорыва в посольство, и если он не заметит никакой активности на улицах, то начнет искать нас в других местах. А я не намерен принимать бой в этой чертовой канализации. Мы разделимся. Мертвые, тяжело раненные и некоторые морские пехотинцы отправятся в посольство на машине. Их будут прикрывать другие морские пехотинцы, которые тоже поедут на машинах, но по параллельным улицам. Ходячие раненые и остаток группы воспользуются канализацией, это касается и пленного и документов. — Снайдер повернулся к генералу Пальсикасу, который выслушивал сообщение своего нового радиста. А старого нигде не было видно. — Сэр, а где ваш старый радист?

— Погиб, — ответил Пальсикас. — Он закрыл меня своим телом во время воздушного налета.

— Мне очень жаль, сэр. — Сейчас Снайдеру было очень трудно выразить свои истинные чувства. За этот день он увидел столько смертей, сколько, как сам думал, не увидит за всю жизнь. — Мы снова попытаемся вырваться из «Физикоуса» на машинах, но на этот раз мне бы хотелось иметь три колонны, которые пойдут параллельными улицами, защищая друг друга с флангов.

— Согласен, — ответил литовский генерал. — Мы поддерживаем связь со многими людьми... горожанами... они нам помогут.

— Отлично. А каковы ваши намерения, сэр?

— Мы останемся. Начнем разбирать арсенал и переправлять оружие нашим подпольным группам в городе. Сейчас я держу связь со своими отрядами по всей стране, поэтому могу руководить обороной непосредственно отсюда. Один батальон я послал с задачей блокировать армейскую базу СНГ в Даргусяе; это к югу от Вильнюса, и они могут в первую очередь угрожать столице. Одна, может быть, две роты будут охранять здание парламента, а мы вступим в бой с белорусскими вертолетами и пехотой с базы Сморгонь. С утра начнется серьезный бой.

— Желаю вам удачи, сэр. Я передам в посольство США любую вашу просьбу, а также представлю полный отчет о той помощи, которую вы оказали моему отряду.

Пальсикас махнул рукой:

— Вы помогли мне, я помог вам. Вы отличный солдат. Я тоже желаю вам удачи.

— Благодарю вас, сэр. — Снайдер повернулся к сержанту Тримблу: — Доставай карты и...

— Капитан, мы не пойдем с вами, — раздался голос Джона Ормака.

Снайдер резко повернулся в сторону офицеров ВВС, наградил Ормака суровым взглядом, но произнес таким тоном, словно не слышал слов Ормака:

— Вы пойдете со мной, Ормак.

— Генерал Ормак, капитан. — Несколько морских пехотинцев окружили их, желая послушать, чем кончится этот разговор, и даже Пальсикас, на лице которого появилась легкая довольная улыбка, перенес свое внимание на Ормака. — И я говорю вам, капитан, что мы не станем возвращаться вместе с вами в посольство. Во всяком случае — пока не станем.

Теперь Снайдер по-настоящему разозлился, а Тримбл выглядел даже в два раза злее своего командира.

— У вас нет выбора, генерал. Вы приписаны к моему отряду и не имеете права принимать решения.

— А теперь я пользуюсь своим правом старшего по званию, — возразил Ормак. — Вам было приказано проникнуть в «Физикоус», разыскать Краснохвостого Ястреба и позволить нам разобраться с секретными документами. Краснохвостый Ястреб найден, но мы еще не увидели того, что нам надо увидеть. И поскольку генерал Пальсикас остается в «Физикоусе», то и мы остаемся. Нам нужно осмотреть бомбардировщик-quot;невидимкуquot; «Туман».

— И вы пытаетесь объяснить мне, какие у меня были приказы? — не веря своим ушам переспросил Снайдер. — Нет, черт побери, Ормак! Я командую операцией и принимаю решения. Я приказал уходить, и вы уйдете. И если для этого я буду вынужден надеть на вас наручники и связать, то я это сделаю. И можете по возвращении домой жаловаться любому начальству, но если я успешно завершу эту операцию, то никто не посмеет даже упрекнуть меня. А теперь собирайте свои чертовы секретные документы и готовьтесь к марш-броску.

— Я в последний раз заявляю вам, Снайдер: мы остаемся. — Ормак посмотрел на Макланана, Бриггса и Люгера, они отделились от группы морских пехотинцев и направились к бетонированной стоянке перед ангарами. — Мы будем в третьем ангаре осматривать бомбардировщик...

— Сержант Тримбл, наденьте на всех четверых наручники, — приказал Снайдер. — Если понадобится, то тащите их к канализационному люку волоком. — Не успел Снайдер еще договорить, как Тримбл бросился выполнять его приказ. Хитрый сержант решил начать с Бриггса, но Хэл ожидал этого. Развернувшись и нанеся Тримблу удар с правой, Бриггс освободился от объятий сержанта. Сдавленно вскрикнув, Тримбл бросился на Бриггса, пытаясь свалить его на землю...

Внезапно чья-то рука схватила Тримбла за куртку, и сержант почувствовал, что его отрывают от Бриггса и поднимают в воздух, словно стрелой крана...

Это генерал Доминикас Пальсикас схватил за куртку сержанта Тримбла, гиганту-литовцу не составило труда справиться с ним. Остальные присутствующие здесь четверо или пятеро морских пехотинцев оцепенели, не двигаясь, они не могли решиться напасть на офицера, тем более на офицера-иностранца, находящегося на своей земле.

— Ладно, хватит, — произнес Пальсикас, словно разнимал дерущихся детей. Резко, но довольно вежливо он оттолкнул Тримбла в сторону. — Не надо больше так делать.

— Генерал Пальсикас, что вы делаете, черт побери? — воскликнул Снайдер. Рука его скользнула к кобуре. Пальсикас заметил это движение, но только улыбнулся в ответ. Снайдер передумал вытаскивать оружие.

— Сержант, выполняйте приказ.

Тримбл попытался проскочить мимо Пальсикаса, но литовский генерал встал между ним и офицерами ВВС. По глазам Тримбла было видно, что он выбирает лучший способ избавиться от Пальсикаса, но вместо этого сержант закричал:

— Не мешай мне, сукин сын!

— Сержант, вы получили приказ от генерала.

— Для меня его приказы не имеют силы! — закричал Тримбл. И на этот раз потянулся к кобуре с «кольтом» 45-го калибра...

...Но не успели его пальцы коснуться кожаной кобуры, как в трех дюймах от лба Тримбла возник ствол «Макарова» Пальсикаса. Морские пехотинцы, окружавшие их, начали снимать с плеч винтовки или вытаскивать пистолеты, но литовские солдаты уже вскинули автоматы АК-47 на изготовку — они не целились в морских пехотинцев, но держали пальцы на спусковых крючках. И угроза с их стороны была вполне очевидна.

— Все, хватит, — резким тоном заявил Пальсикас. Он поднял пистолет вверх и поставил его на предохранитель. Стояла полная тишина, поэтому щелчок предохранителя был ясно слышен. Никто из литовцев не сделал никакого движения, морские пехотинцы тоже не шевельнулись.

— Генерал Пальсикас, что вы делаете? — спросил Снайдер. — Я отдал приказ, а это мои люди.

— Я плохо говорю по-английски, но этот человек, — Пальсикас указал на Ормака пистолетом, прежде чем убрать его в кобуру, — генерал, разве не так? Он отдает приказы. А вы подчиняетесь.

— Но не в этой операции, — возразил Снайдер. — В этой операции командую только я.

— Вы командуете морскими пехотинцами. А эти люди — не морские пехотинцы. И вы командуете ими, потому что генерал позволяет вам делать это. А теперь он отдает приказы. Он старший по званию, и вам следует подчиняться.

— Послушайте, Снайдер, — вмешался Ормак. — Вы пытаетесь побыстрее убраться отсюда, потому что опасаетесь атаки противника. Я это прекрасно понимаю. Вы профессионалы, занимающиеся специальными операциями. Вас ничто не волнует, кроме выполнения приказа, поэтому самое лучшее для вас решение — убраться отсюда. Но мы-то не коммандос, как вы. Мы ученые, инженеры, мы члены одного экипажа. И нам просто необходимо осмотреть этот бомбардировщик.

— Но это же очень опасно, — не сдавался Снайдер. — Неужели, черт побери, вы этого не понимаете? Советы могут моментально захватить весь комплекс.

— Да, могут, — согласился Макланан, — но не захватят. Этот комплекс нужен им неповрежденным. Генерал Пальсикас сказал, что сюда движутся войска из Даргусяя и Сморгони, и сегодня или завтра здесь разразится серьезный бой. Но, значит, у нас есть время для осмотра бомбардировщика-quot;невидимкиquot;.

— Мне приказано доставить Краснохвостого Ястреба и секретные документы, — продолжал стоять на своем Снайдер.

— Я знаю, что вам приказано, капитан, но это — совсем другое дело, — заявил Ормак. — Я вношу изменения в ваши приказы. Я генерал и приказываю: Бриггс, Макланан, Люгер и я остаемся осмотреть бомбардировщик...

— А я повторяю, что вы будете выполнять мои приказы, иначе...

— Я официально приказываю вам, капитан, — резким тоном отрубил Ормак. — Я — бригадный генерал ВВС США. А вы — капитан морской пехоты. Я вам приказываю.

— Вы не имеете права отдавать приказы, Ормак. И говорите потише. И уж тем более не называйте никаких фамилий.

— Не смейте так разговаривать со мной, капитан, — взорвался Ормак, не снижая тона.

Макланан в полном изумлении уставился на генерала.

В ВВС никогда не слышали и даже представить не могли, что Джон Ормак может так козырять своим званием.

— Отныне вы будете обращаться ко мне «сэр» или «генерал» и будете выполнять мои приказы, иначе по возвращении домой я выдвину против вас обвинение. Можете думать, что хотите, но, если попытаетесь не подчиняться моим приказам, я прослежу, чтобы следующие лет десять вы провели в тюрьме.

Несколько секунд совершенно ошеломленный Снайдер не мог произнести ни слова. Он изо всех сил пытался придумать хоть что-нибудь, чтобы вернуть себе контроль над ситуацией, но так ничего и не придумал. Ормак все же был генералом, хотя с самого первого дня операции считался просто пассажиром. Морские пехотинцы намерены рисковать своими жизнями, чтобы вытащить всех отсюда, а в итоге могут заработать трибунал.

— Что вы делаете, генерал? — спросил совершенно растерявшийся Снайдер. — Зачем вы это делаете?

— Эти чертовы морские пехотинцы проделали отличную работу, чтобы я в последние несколько недель чувствовал себя человеком второго сорта, — продолжал разозлившийся Ормак. — Я знаю, что не могу пробежать двадцать миль, стрелять из винтовки М-16, преодолевать полосу препятствий или убивать кого-нибудь голыми руками, как это умеете делать вы. И вы заставили меня почувствовать себя неполноценным человеком, недостойным даже носить форму. Но это не значит, что можно плевать на дисциплину, конституцию Соединенных Штатов и статьи устава. Ваше неповиновение прекращается с этой секунды.

— Неповиновение?! — воскликнул Снайдер, хватая ртом воздух.

— Капитан Снайдер, я приказываю вам забрать своих людей, убитых и раненых, эти четыре мешка с секретными документами и самым быстрым и безопасным путем добраться до американского посольства. Доложитесь послу Льюису Рейнольдсу и представьте ему полный отчет о ходе операции. Ну так как? Вы намерены подчиниться моему приказу или нет?

— Я могу связаться с посольством, а они соединят меня с генералом Кундертом или Локхартом.

— Ну так делайте это, если считаете, что у вас есть время. А пока выполняйте мои приказы.

Капитан Эдвард Снайдер — морская пехота США — совершенно ошалел от растерянности и удивления. Ему показалось, что весь мир ускользает из его объятий, как песок сквозь пальцы. Сержант Тримбл не мог поверить, когда увидел, что капитан молчит в нерешительности.

— Капитан, вы же руководите всей операцией! — воскликнул Тримбл. — Поставьте этих людей в строй, или я...

— Ох, заткнись, сержант, — бросил Снайдер. Он с явной ненавистью посмотрел на Ормака. — Я получил приказ от этого генерала.

— Я могу связаться с посольством, сэр. Мы получим приказ из штаба... Черт побери, да мы самого командующего поставим по стойке «смирно»!..

— Нет, я сказал. Мы будем выполнять приказ генерала. Собираемся и уходим отсюда.

— Но, сэр...

— Я сказал: собираемся, сержант, — рявкнул Снайдер. Он шагнул к Ормаку, мельком взглянул на Бриггса и Макланана, затем уставился на Ормака и произнес с отвращением: — Я устал от вас троих. Устал тащить вас на другой конец света и рисковать своей жизнью ради того, чтобы вы могли поиграть в героев. У меня к вам всего одно требование. Много отличных морских пехотинцев отдали свои жизни за это. И, если вам удастся вернуться домой живыми, вы придете на их похороны, поцелуете их вдов и матерей и отдадите дань уважения погибшим. Придете все трое и скажете последнее спасибо морским пехотинцам, которые доставили вас сюда.

— Мы придем, капитан, — заверил Ормак, твердо глядя в глаза Снайдеру. — А теперь уходите.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Снайдер. Крепко стиснув губы и прижав левый кулак к бедру, он отдал честь Ормаку, но генерал не козырнул в ответ. Снайдер повернулся и пошел прочь, сопровождаемый своими людьми.

Все молчали некоторое время, потом генерал Пальсикас хлопнул Ормака по плечу и сказал, широко улыбаясь:

— Отличная работа, генерал! Из вас получится хороший командир. Генерал должен отдавать приказы. Отличная работа! А теперь пойдемте посмотрим на эту таинственную советскую птичку.

— Мы можем не только посмотреть на нее, — подал голос Люгер. — Мы можем улететь на ней отсюда.

Головы всех присутствующих удивленно повернулись в сторону Люгера.

— Что? Это правда? Она летает? — спросил Макланан.

— Я летал на «Тумане» как минимум восемь раз... Гм, насколько я помню, — ответил Люгер. — Конечно, он полетит. — Он посмотрел на Снайдера, потом на Ормака, затем на своего давнего друга и напарника Макланана и усмехнулся: — А если они оставили на нем какое-нибудь вооружение, мы сможем даже выпустить несколько ракет и сбросить несколько бомб.

— Так идемте туда! — воскликнул Ормак, потирая руки. — Пора сбросить всю эту пехотную муру и поднять наши задницы в воздух.