"Черная сага" - читать интересную книгу автора (Булыга Сергей)3Я не хотел убивать Хрт, ибо прекрасно понимал, что ни к чему хорошему это не приведет, и потому долго от этого отказывался. Однако судьба есть судьба — и, прибыв на капище, я зарубил истукана Хрт и истукана Макьи, а после, уже на кумирне, прикончил и Хвакира, их каменного пса. Но, войдя в Хижину и увидев сидящих за столом двух стариков — пускай себе и неживых, но плачущих кровавыми слезами, я с отвращением отбросил меч. Не мог я их рубить! И тогда волхв, схватив отброшенный мной меч, начал рубить меня и пробивать мою кольчугу. И я, обливаясь потоками крови, упал. Конечно же, я мог упасть в обнимку с колыбелью, и тогда уже никто не уцелел бы на этой Земле — ни мы, ни криворотые, — но это было бы совсем уже постыдно, и потому упал я все-таки один. И горд был тем. И думал, что убит. Но судьба рассудила иначе — и я остался жив. Когда я открыл глаза, то увидел над собой небо, облака, дружинников… и понял: значит, не все еще я сделал в этом мире. И не ошибся, да! Теперь я точно знаю, для чего мне была дарована жизнь. Ну а тогда о чем мне было знать?! Тогда я чуть живой валялся на траве. И кровью истекал. Еще немного, и я умер бы. Однако же случилось так, что на меня наткнулся Шуба. После того, как мы с ним расстались и я отправился в город, на капище, Шуба отвел свою дружину на Триждылысый Холм — а это примерно в четырех полетах стрелы севернее Ярлграда — и уже только там они расседлали коней, спешились и принялись ждать, что же будет дальше. А дальше было так: сперва все было тихо, потом был очень сильный крик — это, наверное, тогда, когда я рубил идолов, а люд дико кричал, — потом все стихло, а потом… Над городом взметнулось пламя! И какое! Ярлград горел, словно один большой костер. И это было настолько устрашающее зрелище, что передовые отряды криворотых, которые к тому времени уже совсем близко подошли к крепостным стенам, немедленно и в полном беспорядке отступили. Однако далеко они не отошли, а, слившись со своими основными силами, достаточно ловко и быстро развернулись в боевую линию, и те из воинов, которые оказались в первых рядах, изготовили луки, а остальные подняли неимоверный шум, колотя древками копий в обтянутые человечьей кожей огромные бубны. А эти бубны, как я потом и сам неоднократно убеждался, издают очень низкий и крайне неприятный звук, похожий на звериный рык. И вот страшно горел Ярлград, и оглушительно громыхали эти звероголосые бубны… А потом из крепостных ворот начали выбегать объятые ужасом ярлградцы. Вот тут-то криворотые и начали стрелять! Луки у них очень упругие, и потому стрелы, выпущенные из них, обладают огромной убойной силой и безо всякого труда пробивают любые защитные покровы. А зубчатые наконечники стрел устроены столь хитро, что попавшую в тело стрелу вынуть обратно уже невозможно, а разве только обломить, и то это впоследствии приводит к очень болезненным язвам. А посему… Н-ну, одним словом, кончилось все тем, что весь Ярлград сгорел, и все ярлградцы полегли, а криворотые, немного подождав, взошли на пепелище и стали праздновать там победу. А Шуба приказал седлать коней и уходить вдоль берега вверх по реке — на Глур. Конечно, он потом рассказывал, за свое вполне логичное решение он потом наслушался всякого: мол-де и оробел, мол-де и предал, мол-де хоть Хрт и мертв, а все равно он не простит ему этого бегства. Ну, и так далее. Но Шуба так тогда сказал в ответ своей дружине: да, умер Хрт, но ведь Земля еще жива, и, значит, нужно думать о живых, а не о мертвых, а для живых нужны мечи, и вот он их и сохранил. А что есть меч? Меч — это жизнь своим и смерть чужим. А посему нужно идти на Глур, к своим! На том все разговоры кончились, они пошли на Глур. Но сперва они вышли на меня. Я, как уже сказал, лежал в траве и исходил кровью. А было то… довольно далеко от города! Как я попал туда, я до сих пор не знаю. А Шуба объясняет это так: я Хрт и Макью пожалел, я колыбель не оборвал, и вот за то я и остался жив. И это добрый знак! Хрт, умирая, спас меня. И, значит, от моей руки и вся Земля спасется. Х-ха! Если б так! Но пока что все было по-иному. Мы шли на Глур. Кнас следом шел. Мы жгли сигнальные дымы. Ярл Глура, Судимар, нам отвечал. Я повелел ему рубить засеки, рыть волчьи ямы, рвы. Он отвечал, что рубит, роет. И вырыл, нарубил. Дружину свою выставил. И весь свой град вооружил и тоже вывел, выставил. И место было крепкое, и ночь была безлунная, и Кнас, очертя голову, пошел на нас, и… Я, конечно, понимал, что долго нам против него не выстоять. Но я ведь и другое знал: нужно хотя бы один раз заставить криворотых побежать! А там, глядишь… Однако снова вышло по-иному — и побежали мы. Люд побежал. Люд не приучен к твердости, люд — это воск. Вот Кнас и смял его, пообещав, что мол-де никого из них он не тронет, а только подведет под свою руку и обратит к своим богам. «Ведь ваших, — говорил, — у вас все равно уже нет, а это очень нехорошо, когда народ остается без бога». Вот что он, Кнас, им говорил через своих лазутчиков, пока я шел к ним на Глур, пока ярл Судимар рубил засеки. То есть, давно уже все было решено, а я, глупец, в ту ночь, меч обнажив, шел впереди дружины, думал, что вот сейчас я-таки заставлю врага побежать! Но побежали наши, градские! И я с поля ушел, несолоно хлебавши. Но не смутился, а сказал: — Теперь — на волоки, там еще раз попробуем. А Судимар: — Нет, не пойду. А лягу там, где мой отец лежит. И лег у градских стен — так мне дымами сообщили. И я на волоках тоже недолго простоял. Сшибли меня — и я пошел на Уллин. Шуба сказал, что Владивлад будет покрепче Судимара, да и к тому же он колдун, а тут, так Шуба думает, без колдовства не обойтись, ибо уж слишком много криворотых, а посему в чистом поле и чистым мечом нам с таким сильным врагом не управиться. Я промолчал. И мы пошли на Уллин. И встретили мы их уже на полпути. Едва только завидев их шатры на берегу, я повернулся к Шубе и сказал: — Это хороший знак! Значит, колдун настроен очень решительно. Сам выступил, не дожидался! Но Шуба, покачавши головой, ответил так: — Не только он. А вон, — и указал, — видишь еще один бунчук? А знаешь, чей он? Того, кого ты называешь Безголовым. Я поразился: — Так, значит, он жив?! — Как видишь, ярл. Он и действительно был жив. Лежал в шатре и бредил. Но Владивлад сказал: — Это скоро пройдет. Я думаю, что к утру он уже совсем поправится. А ты пришел один? — Да, — я кивнул. — Корабль один. И я один. И сорок пять со мной. А у тебя? — Немногим больше. — А как же Уллин-град? Ты ж обещал! — Да, я пообещал, — и Владивлад нахмурился. — Но ведь же я — это не град! И потому я пришел, а он нет. — Так что теперь? — А ничего. Вот Кнас придет, и мы его и встретим: ты, я да Айгаслав. Да мы уже готовимся. Вон, посмотри! Я посмотрел туда, куда он указал. Там и действительно уже были порублены кусты, местами даже скошена трава, вешки расставлены. Вот так же, помнится, было у нас в учебном лагере, когда я принимал экзамены по тактике… Однако же!.. И я, похолодев, не удержался и воскликнул: — Но, Владивлад! Их тьмы и тьмы. А нас и пяти сот не наберется. Сражаться с ними здесь, в открытом поле — это просто безумие! И потому, по всем теориям, нам должно отступать и встать хотя бы там, — я указал, — в тех буреломах, и вызвать Кнаса на себя. А еще лучше вообще, пока есть время, уходить… И вдруг я замолчал. Меня как будто обожгло! Я обернулся… И увидел женщину. Она была молодая, красивая. Я эту женщину уже однажды видел. А видел я ее… Да, видел я ее в том своем странном сне: как будто мы сидим в лесу возле костра, и я веду рассказ о Наиполе, что носят там и что едят, и что такое ипподром, театр… И эта женщина тогда и назвала меня — впервые! — Барраславом. Ну а ее зовут… Опять забыл! Да и не вспоминал — как разбудил меня тогда легат, и как я тогда вышел из дворца… И вот она стоит передо мной и смотрит на меня! Великий Хрт, да что же это такое?! И я нетвердым голосом спросил: — П-простите, госпожа, как вас зовут? — Сьюгред! — ответила она с подчеркнутым достоинством. — Сьюгред, супруга ярла Айгаслава. Он — старший ярл над всей этой Землей! А ты кто есть?! Хотя она, конечно, уже прекрасно знала, кто я такой и откуда. Но женщина есть женщина. Та самая! И я ответил так: — Я — Барраслав. На что она лишь усмехнулась, помолчала… Я не назвался ярлом — это ей понравилось… А после развернулась и ушла — к нему, в шатер. А я стоял, как громом пораженный. Вот как, подумалось, судьба-то повернула! Вот, видно, для чего… А Владивлад спросил: — А где вы раньше виделись? — Мы? — Да. Сказал — и смотрит. Пристально! И взглядом словно в душу лезет. Как некогда Гликериус. Да, точно так! Я усмехнулся и сказал: — Я вижу, ты умеешь читать мысли. У нас — там, в моей прежней жизни за это жгли. — Так то у вас! — насмешливо ответил мне Владивлад. — У вас если сожгут, это позор. Зато у нас это почет. Но я почета не ищу. И вообще, все это суета. Всевышний, слышал я, примерно так вам говаривал. — А ты умен! — Да уж маленько есть. — Тогда зачем ты хочешь их встречать прямо вот здесь, на открытом пространстве, где так удобно вести прицельную стрельбу из их смертоносных луков? Ведь ты же знаешь, чем все это кончится. — Да, знаю, — сказал он. — А ты еще не знаешь. — Так расскажи. — И расскажу. Пойдем, брат, сядем у воды. И мы пошли. И сели, говорили. Я откровенен был. Он откровенен был. Даже когда я у него спросил, откуда это Хальдер вдруг узнал, как отыскать тропу к Источнику, он и тогда не стал кривить, а напрямик сказал: — А это я ему внушил. Я нашептал, желая погубить — уж очень он тогда в силу входил… Только откуда же я знал, что так все это кончится, что Кнас придет, что Хрт умрет?! А посему… Теперь ты меня понял, ярл? — Да, — сказал я. Ибо теперь я уже знал, зачем я не погиб на капище. — Тогда пойдем! — сказал старый колдун. — Ведь ты хотел его увидеть. И мы пошли, пришли в шатер. Ярл Айгаслав был без сознания. Он, прежде говорили мне, и храбр, и прямословен, и щедр на раздачи, то есть весьма достойный ярл. Но в нем, как я теперь узнал, два «я», два совершенно разных человека, и оттого он так порой непредсказуем. А Сьюгред очень его любит. О прочем же я вам пока ни слова не скажу — так Владивлад велел. А, может быть, и вовсе промолчу. Зачем все это вам?! Довольно и того, что я и так вам слишком много чего рассказываю. И ладно! Слушайте дальше. Итак… Вдруг Айгаслав открыл глаза, спросил, кто я такой, потом сказал: «Будь здрав, ярл Барраслав!» Он, этот полумертвый Айгаслав, был настоящий ярл, ярл всей Земли! Я это сразу почувствовал. А кто тогда я? И я подумал так: двух ярлов не бывает, ибо одна Земля — и один ярл, так, только так! Но я об этом промолчал. Вот, только вам и говорю… Потом, еще немного посидев, я вышел из шатра. Подсел к костру, с Шубой беседовал. Потом явился Лайм — с ним говорили. Лайм доставал волшебный пузырек, рассказывал о том, что в нем сокрыто. Потом мы разошлись. В ту ночь я плохо спал, ибо тогда я уже знал, что то, что я содеял на кумирне — это еще только полдела. Вторая половина ждет меня впереди. И не сказать, чтоб она будет легче! Но что нам дается, то мы и берем. Лишь рассвело, я тотчас встал. А вскоре вышел из шатра и Айгаслав. Как Владивлад и обещал, ярлградский старший ярл был крепок, бодр. И мы ходили в поле, обсуждали, где лучше всего встать нашему войску и как способнее всего встречать нашего врага. К тому времени мы уже знали, что в этой битве уллинцев с нами не будет, ибо град Уллин предал нас, переметнулся к криворотым, и оттого и затаились они, псы, и ждут, и не подходят к нам. — Что ж! — сказал я. — Хоть сразу знаем, так оно полегче. А то под Глуром, вы же слышали, когда люд взял да побежал, вот то, я вам скажу, было очень непросто! Ха! Говорить легко! А мне особенно. И оттого-то стыд меня и жег! Но Владивлад сказал: — У каждого своя судьба, ярл Барраслав. Поверь, твоя будет ничуть не легче наших! Я промолчал. Потом, уже под самый вечер ярл Айгаслав со мною говорил по-руммалийски, чтобы нас никто посторонний не понял. Сперва он расспросил меня про сон, в котором я увидел Сьюгред, потом про то, как Хрт меня встречал, а я ему назвался Барраславом, потом про колыбель, и как Белун меня рубил… Потом он сам рассказывал — о многом. А после предложил обменяться мечами. И я согласился. Меч Айгаслава был сработан по заказу Хальдера, а Хальдер понимал в мечах! Потом был пир, и Лайм рассказывал о том, каким образом он собирается завтра управиться со своим волшебным пузырьком. Все — даже я — стали давать ему советы. Хоть все — ну, разве только кроме Сьюгред — понимали, что все это… А! Что и говорить! Больше молчали. Потом она ушла в шатер. Потом ушел и Айгаслав. А мы еще долго сидели и пили, и даже возглашали здравицы. Смешно! Какие здравицы?! А после так и полегли возле костра. Только никто, конечно же, не спал — просто лежали, ждали криворотых. Да что там ждать всю ночь мы слышали скрип их несмазанных телег! А утром и увидели. Их было… Да! Намного больше, чем хотелось бы. И шли они сплошной стеной, били в свои чурычьи бубны. Их было тьма! А сколько нас?! Но и у нас поднялся шум: выли рога, дружинники сходились, строились. Я подошел к шатру. Сперва оттуда вышел Айгаслав, а уже после Сьюгред. Когда она увидела меня, то отшатнулась. Но Айгаслав схватил ее и подтолкнул ко мне. Сьюгред заплакала. Но Айгаслав сказал: — Не плачь! Он поведет тебя, я дал ему свой меч. Ты понимаешь? Меч! А я… А я уже сказал: приду! А здесь тебе нельзя. Ведь вдруг стрела! — Муж мой! — Не плачь! Но она плакала! Тогда он обхватил ее и начал целовать. Я отвернулся. Потом почувствовал, что кто-то тронул меня за руку. Это была она. — Веди, — сказала. Я повел. Шел — не смотрел по сторонам. Мне было очень стыдно. Ведь я прекрасно знал: никто из них не уцелеет, их всех убьют, а я останусь жив! Нечиппа Бэрд, архистратиг, двенадцать раз… Х-ха! Вот судьба! Так мы и шли — я впереди, она за мной. Шли — все молчали, расступались. Лагерь прошли. По полю шли. Лишь на опушке я остановился, оглянулся. Наши стояли на холме, а криворотые в низине. Они уже натягивали луки, когда от наших вышел Лайм… И я, схвативши Сьюгред за руку, крикнул: — Бежим! Мы побежали. Великий Хрт, что может быть позорнее, чем убегать ввиду сражения, которое еще только лишь начинается, когда твои соратники стоят и, обнажив мечи, ждут встречи с неприятелем?! Но я бежал. Сьюгред бежала рядом. И мы бежали напролом, пути не выбирали. Бежали долго. Падали, вставали — и вновь вперед, вперед, вперед!.. И, наконец, она остановилась. Стояла, тяжело дышала. Потом прислушалась. Прислушался и я… и различил чуть слышный грохот бубнов. Значит, уже сошлись. Значит, еще никто не дрогнул. И я спросил: — Что муж тебе велел? — Бежать, — сказала Сьюгред. — Бежать, покуда хватит сил. — Куда? — Куда я посчитаю нужным. А он, сказал, потом легко меня найдет. Я осмотрелся. Чаща непролазная. И он разве легко… — Ну так бежим! — воскликнул я. Мы снова побежали. Но очень скоро перешли на шаг — Сьюгред сильно устала. И я не подгонял ее. Шел рядом, наблюдал за тем, как она выбирала дорогу… Но ничего не мог понять! То она влево повернет, то вправо, то вдруг двинется в самую чащу, а то, наоборот, ее обходит — то есть ее поведение было достаточно странным, но я молчал и покорно следовал за нею. И так мы шли примерно до полудня, когда она вдруг резко остановилась, села на землю и сказала: — Я больше не могу. Но я опять спросил: — А что твой муж тебе велел?! — Чтобы я шла весь день без остановки. — Тогда чего же ты сидишь? А она гневно посмотрела на меня и сказала: — А потому, что мужа уже нет! — Как это нет?! — воскликнул я. — Да что ты такое говоришь? Ты что, сомневаешься в могуществе Триединого Винна? То колдовство, которое принес с собою Лайм… — Молчи! — зло вскрикнула она. — Ты разве… И заплакала. И долго она плакала, а я стоял над ней и не решался утешать ее — она ведь не моя жена. Да и потом, она права — сражение скорей всего уже закончилось, все полегли. А было это так: Лайм разрубил волшебный пузырек — и мы пошли на них, и сильно потеснили, но подоспели уллинцы, ударили нам в спину… Ну, и так далее. И я стоял, молчал. А Сьюгред плакала. А после замолчала. И поднялась. Пошла. И я пошел за ней. Я знал: она в этом лесу впервые, но в то же время мне казалось, что она здесь прекрасно ориентируется и потому идет не наугад, а по какой-то мне невидимой тропе. Несколько раз я порывался спросить у нее, так это или нет, но все же сдерживал себя. Ведь мне же было ясно сказано, чтобы я ей не мешал, вот я и не мешал, покорно шел за ней, молчал. И так прошел весь день, и уже начало смеркаться. Мы шли все медленней и медленней… и наконец совсем остановились. Она сказала: — Здесь. — Что «здесь»? — не понял я. — Я буду ждать его здесь, — властно сказала Сьюгред и, осмотревшись, села на поваленное дерево. Я тоже осмотрелся… И оторопел! Да ведь это то самое место, которое я видел в том своем странном сне! Значит, сейчас я разведу костер, мы сядем, я начну рассказывать… — Чего стоишь? — сказала Сьюгред. — Мне холодно. Я есть хочу. — Да! — сказал я. — Да, я сейчас… И вот уже был разведен огонь, и я нарезал солонины, сходил к ручью, принес воды, ибо от вина она отказалась. А я так выпил его с удовольствием. Потом выпил еще. Возможно, это было лишнее, но я очень боялся, что Сьюгред вот-вот начнет говорить о сражении, о гибели мужа, о смерти Хрт… Но она заговорила совсем о другом. Вначале она спросила, сколько мне лет, и я ответил. Потом она спросила, как меня называли в моей прежней жизни, и я снова ответил. Потом я отвечал: я не женат, но у меня есть женщина по имени Теодора, она — супруга автократора и у нее действительно есть дочь, дочь зовут Зоя… — А дочь красивая? — спросила Сьюгред. — Не очень, — сказал я. — А что? — Так, ничего, — ответила Сьюгред, не в силах удержать улыбки. Я тоже улыбнулся. Я все понял! Ходили слухи, будто Айгаслав грозился породниться с автократором, то есть взять в жены его дочь. А Сьюгред… Да! Вот, я подумал, женщины!.. А Сьюгред уже начала расспрашивать меня о Наиполе: о том, что там носят и что там едят, как развлекаются, и что такое ипподром, театр. Сьюгред слушала меня очень внимательно, хотя я понимал: ей все равно, о чем я говорю, ей просто хочется чем-то отвлечься. Было уже совсем темно. Горел костер, вокруг был лес. Тьма, тишина! Сьюгред спросила: — А скажи… Но тут я резко толкнул ее в плечо, она упала — стрела со свистом пролетела мимо, воткнулась в дерево… И я упал! И нож метнул! Визг! Х-ха, значит, попал! И я вскочил! — Кто там? — спросила Сьюгред, продолжая лежать на земле. — Сейчас посмотрим, — сказал я. И, взявши головню, пошел к кустам, раздвинул ветки, посветил… И увидел человека, ничком лежавшего на земле. А рядом с ним валялся лук. Я взял этого человека за шиворот и перевернул на его спину. Это был криворотый: и рот кривой, и волосы щедро умащены коровьим маслом, и лук… Да что тут и гадать — конечно, криворотый! А нож вошел ему под грудь. Значит, недолго ему жить! Я стал его расталкивать, бить по щекам — он очнулся. Я спросил у него: — Ты здесь один? Он утвердительно кивнул. — А остальные где? Он не ответил. — Так где они?! Он только губы облизал, но снова не ответил. Тогда я приказал, чтобы Сьюгред подала мне вина — и я дал ему отпить. После вина он сразу оживился и сказал: — Тебе, ярл, не уйти. Не от меня, так от других умрешь. А я сказал: — Я этого и жду. Пасть в битве — это честь. А вот тебя… я удавлю. А после утоплю. И что тогда с тобой будет?! Он побелел как смерть и прошептал: — Ты не посмеешь, ярл. Я, что ли, трус, чтобы меня душить? Я, что ли, вор, чтобы меня… Но я не стал с ним спорить, а просто передал Сьюгред горящую головню, а после взялся обеими руками за его горло… И он запричитал: — Ярл! Ярл! Лучше ножом! Лучше мечом! Но я уже начал давить. Тогда он закричал: — Чего ты хочешь, ярл? — Я? — спросил я. — А ничего! — потом, оборотившись к Сьюгред, приказал: — Пойди и сядь к костру. Уши заткни. И не вставай, пока я не приду! — А ты? — Я буду убивать его. Ну! Я сказал! Она ушла. Тогда я, не убирая пальцев с горла криворотого, наклонился над ним и спросил: — Ты здесь действительно один? — Здесь — да, — ответил он. — Мы разбрелись. Искали вас. — А почему ты стрелял в женщину? — Так было велено: сперва убить ее, потом уже тебя. Она, сказали мне, важней. — От уллинских узнали? — Да. Они вас предали! — Ну, — усмехнулся я, — это мне хорошо известно. И многое другое тоже. — Что?! — не поверил он. — Да вот хотя бы то, что все мои люди убиты. Но мне бы еще хотелось знать, ведь это же мои соратники… — и тут я сжал его кадык, он захрипел… а я ослабил хватку и спросил: — Они достойно полегли? — Вполне, — ответил криворотый. — Хотя все началось очень бесчестно: от вас вышел какой-то человек и вынул из-под бороды маленькую блестящую бутылочку, разрубил ее мечом — и из нее пошел не то что бы туман, но очень странный, сизый, едкий дым. Он разъедал глаза и от него нам было очень холодно, и наши руки не слушались нас, и наши стрелы уходили мимо, и бубны наши лопались, и, главное, нам стало очень страшно. Что это было, ярл? — Это было Дыхание Винна. Винн — это такой бог в далекой северной стране. А дальше что? — Они пошли на нас. Рубили нас. Их было очень мало, ярл, а нас неисчислимое число, но мы не устояли перед ними, дрогнули и начали отходить. А они нас рубили, рубили, рубили! И если бы не уллинцы, так мы бы побежали. А так они ударили твоим людям в тыл, и тогда твои люди… Тут он замолчал. Мне стало страшно, я спросил: — Что, побежали, что ли?! — Нет, они стали отходить к реке, туда, где стояли ваши корабли. Но почему, ярл, объясни, почему как только появились уллинцы, так дым сразу исчез? — А это все из-за предательства, — зло сказал я. — Против предательства ничто не устоит. Вот, даже Винн не устоял. Так! Дальше что?! — А порубили всех твоих! Только один ушел, успел взобраться на корабль и лук схватил и принялся стрелять. Ух-х, ярл, как он стрелял! Уж мы-то знаем в этом толк! Но он, ярл, так стрелял, что хоть он был один, мы не решались к нему подходить. А он нас доставал и доставал и доставал! А мы в него все мимо, мимо, мимо. Он, видно, стрелы взглядом отводил. И тогда Кнас велел, чтоб мы зажгли корабль. Тогда мы паклю к стрелам… Ну, и начали. Корабль загорелся. А этот человек и из огня стрелял. Долго стрелял — и попадал. Потом все кончилось. Кто это был? — Ярл Айгаслав. — Так мы и думали. А вот еще скажи… — Мне некогда! Вина? Он замер, долго ничего не говорил… а после облизнулся, закивал. Я дал ему вина. Он выпил и закрыл глаза. Я вырвал нож из его раны. Кровь хлынула — и криворотый быстро умер. А я подобрал его лук и колчан и вернулся к костру. Сьюгред сидела, опустивши голову. Она, подумал я, скорей всего все слышала, но ничего об этом не сказал, а лишь велел: — Вставай. Она повиновалась. Я затоптал костер, сказал: — Пойдем. Здесь слишком опасно. Она пошла. Было совсем темно, я ничего почти не видел… А Сьюгред шла — и шла довольно быстро, не оступалась, не петляла. Так Владивлад и говорил: «Кому дано, тот сам найдет, не сомневайся». Вот я и шел за ней. И я-то знал, куда идем. А знала ли она? Но я ее об этом не спрашивал. Так мы довольно долго — молча — шли. Потом она сказала: — Я устала. — Так отдохни, — сказал я и, выбрав место поудобнее, постелил там свой плащ. Она легла на плащ. Я сел рядом, изготовил лук для стрельбы и прислушался. Конечно, я плохой стрелок, но лучше хоть такой, чем совсем никакого. А Сьюгред вдруг сказала: — И ты ложись и тоже отдохни. Тот человек еще не появился. — Какой? — не понял я. — А тот, который будет видеть мою смерть. И моя смерть придет ко мне не ночью, а днем. Так что ложись пока… — О чем ты?! — сказал я. — О смерти. А этот человек… он из себя такой, он на тебя нисколько не похож, он… И она достаточно подробно рассказала мне, как должен выглядеть этот зловещий человек. И я сразу узнал его! Но не признался в этом, а только спросил: — А что, ты раньше его видела? — Да, один раз, во сне. Это когда мы прибыли к поселку и до того еще, как ты туда пришел, мне и приснился этот человек… и эта смерть. Тогда-то я и поняла, что Вепрь лгал и что нас с Айгаславом ждет разлука, что он падет в сражении, а я… И Сьюгред замолчала. Потом сказала: — Мне не страшно. А я сказал: — И правильно. Тот человек, который будто видел твою смерть — это хороший человек. Это мой друг. А звать его… Зачем? Не думаю, чтобы мы с ним здесь встретились. А если даже и встретимся, то ты сразу поймешь, что он не опасный человек. — А ты не лжешь? — Я никогда не лгу! — Даже сейчас? — Даже сейчас! — Дай руку! Я повиновался. Она взялась за мою руку, сжала ее и замерла. Потом, уже через немалый срок, пальцы ее заметно ослабели. Значит, она заснула. Хорошо! А я не спал — сидел, держал лук наготове и слушал. И так я просидел всю ночь, я о многом тогда передумал. О чем — вам не скажу. Нельзя! А утром мы, не разводя костра, перекусили солониной, попили из ручья и двинулись дальше. Уже в пути она призналась: — Я не хочу идти, а вот иду, как будто меня кто-то тащит. Но куда? И зачем? — Так, значит, надо, — сказал я. — Кому? — Ему. Она остановилась, помолчала, губы поджала… Нет! Так ничего и не сказала — и мы снова двинулись дальше. Когда уже совсем рассвело, я ей сказал: — Иди. Я тебя скоро догоню. — Что? — Кажется, мы снова не одни. Она кивнула и пошла. А я остался… И дождался! Еще раз говорю, стрелок я не ахти какой, и потому я выпустил целых шесть стрел, пока сумел прикончить тех двоих, которые шли по нашему следу. Потом мы еще долго шли. Я еще дважды отставал, извел полколчана, и снял еще троих. И это были, кажется, последние — и так я Сьюгред и сказал, когда нагнал ее. И мы решили отдохнуть. Но только сели, как вдруг… — Эй! — крикнул я, заметив человека, пытавшегося улизнуть с поляны. Стоять! И человек послушно замер. И это был… — Это он! — взволнованно прошептала Сьюгред и очень сильно побледнела. Да, это и действительно был он, абва Гликериус, мой лучший друг, как я вчера его представил Сьюгред. Я и сейчас сказал: — Абва! Дружище! Ты ли это?! — а голос мой при этом почему-то очень неприятно задрожал. — Да, это я, о наидостойнейший, — как ни в чем не бывало ответил Гликериус, а после еще чинно поклонился. — Но где же это ты так долго пропадал? И почему ты в таких ужасных лохмотьях? В ответ он только усмехнулся. |
||
|