"Черная сага" - читать интересную книгу автора (Булыга Сергей)4Для того, чтобы понимать один другого, люди придумали множество слов. Но это все от суеты. А суета пошла от женщин. Пока их, женщин, не было, нам с Хозяином для разговоров хватало всего лишь трех слов — «брат», «враг» и «кровь». И мы были сыты и счастливы, у нас всегда было полно добычи. Потом явилась Макья, женщина, и сразу все переменилось. Вместо того, чтобы отрезать кусок пожирнее да молча положить его возле порога, Макья совала мне голые кости да при этом еще приговаривала: «Кушай, кушай, дружок! Ты же, наверное, голоден!» Да, я был голоден! Ну так и брось мне кусок пожирнее, молчи!.. Как же! Бросит! Дождешься! Лучшие куски Макья приберегала своим разлюбезным деткам, а мне доставались одни лишь объедки. Вот почему я Макью не любил. И не люблю. И сыновей и дочерей ее, таких же болтливых, как и она, я тоже не очень-то жаловал. Один только Подкидыш был мне по нраву. Подкидыш никогда не тратил время на пустые разговоры, а забрасывал лук на плечо, выходил на порог, свистел — и я бросался ему под ноги, мы шли охотиться. И все-таки, Подкидыш — это вам не Хрт! Подкидыш есть подкидыш. Хрт не любил стрелять из лука. Хрт бил мечом — медведя, тура, зубра… А Подкидыш стрелял только птиц или мелкую дичь. Зато был щедр! Я мог порвать и съесть подстреленную им птицу, оставив от нее лишь перья — а Подкидыш меня не ругал. Только махал рукой, смеялся, закладывал еще одну стрелу и снова целился… Я удивлялся — с чего это он так не любит птиц? Не раз хотел спросить… Да вот не мог. Я же не умею разговаривать, как все, я умею только думать. Вот я и думал, что он, Подкидыш, им, птицам, просто завидует, и потому… Да что это я сегодня все про Подкидыша да про Подкидыша? Болтлив, как женщина! Сегодня моя речь про ярла Айгаслава. Ярл тоже щедрый был. Всегда, как мимо проходил, бросал мне «кость» — диргем, а то и пять, а то и десять. Стрелял из лука — очень метко. И я любил его — и самого его, и за его похожесть на Подкидыша. А Старика, его хозяина, я не любил — Старик был скуп. Зато был храбр, как Хрт! И я его терпел. Когда пришли его сжигать, я отказался выть. Белун грозил, что будет меня бить — а я молчал! Но мог же и смеяться! И Старика сожгли, а я молчал. Потом они пришли к нам в Хижину… Ярл был единственным, кто одарил меня!.. Пришли к нам в Хижину и поминали Старика и спорили, потом все прочие ушли, остался только ярл, Белун с ним разговаривал и дал ему… Ярл вам об этом умолчал? Не удивляйтесь. И знайте наперед: ярл часто это делает, ибо зачем это он будет всем обо всем рассказывать? И правильно: я не люблю болтливых. А ярла я люблю… Любил! Да, не люблю уже — раньше любил. А почему это так, вы скоро узнаете. Пока же не мешайте мне, молчите и внимайте моим мыслям. Итак… Итак, ярл спрятал огненный диргем в кошель и вышел к остальным. Они пошли. Я приподнялся, зарычал — я чуял кровь! И тут… И тут мне было велено, как быть! И я — не сам, конечно же, а только моя тень… И я пошел за ними! Пришел, лег у крыльца и ждал. Любимый ярл и все другие ярлы сидели, пировали в тереме, любимый ярл рассказывал о Старике много рассказывал. Стемнело. Потом они заспорили. Потом схватились за мечи. Потом… Они его искали — не нашли. Тогда они сбежали по крыльцу и бросились на псарню, кричали псам: «След! След! Хозяина!» Вот что они затеяли! Да только зря — псы побежали не по следу, а за мной. Я их повел! Я выл, я призывал: «Кр-ровь! Кр-ровь!» — и уводил их, уводил… А ярл тем временем сошел к реке, стакнулся с Чернолицым, сел на его корабль — и они ушли. Только тогда я и оставил псов в покое, запутал след — теперь уже свой собственный, — и побежал к реке, а там, вдоль берега — за ярлом. Корабль у Чернолицего был легкий, верткий, ходкий, гребцы гребли старательно, да и диргем их подгонял — и я с большим трудом за ними поспевал. Потом, уже на Рже, стало совсем невмоготу — берег болотистый и топкий, вязкий, и я совсем отстал… Но если бы они не послушались Щербатого и остались на корабле, а не полезли в воду, я бы их догнал и научил, как сняться с мели. А так… Да что теперь ругаться, словно женщина? Как было, так оно и было. Я подоспел только тогда, когда уже стемнело. Пришел к поселку, обошел его, все выведал, лег, затаился, ждал. И только когда пошел дождь, я подал голос. Ярл меня услышал. Но и Щербатый — тоже. Это было плохо! Ибо троих, я понимал, не выведу — Чурык не даст. Тогда я стал ему, Щербатому, нашептывать, стыдить его: «Вр-раг! Кр-ровь!», а ярла успокаивать: «Бр-рат! Бр-рат!». И ярл решился уходить, и взял с собой Чернолицего. А Щербатый послушал меня — и остался. Он оказался настоящим воином. Люблю таких! Потом его сожгли, Хрт его принял и сказал, что его братья спасены… Хотя как знать! Да, я увел их вверх по Рже, потом мы миновали Гиблый Лес, потом еще три дня я вел их по Жадным Пескам — и вывел к морю, к городу у моря. Теперь я мог за них не беспокоиться — у них ведь был с собой диргем, и не простой, а огненный. Когда тебя засасывают Жадные Пески, диргемом не откупишься, когда в Гиблом Лесу ты задыхаешься от жуткого зловония, диргемом не надышишься — и там я вел их, голос подавал, и они шли на мой голос… А в городе с диргемом можно все: купить корабль, воинов, припасы. И так они и сделали. Отплыли. А я сидел на берегу и выл! Выл, выл и выл! Ведь я его любил и он меня любил. Но вот его корабль уходит в Море Тьмы, и больше я его, наверное, никогда не увижу. Белун мне говорил: «Хвакир, веди его, не дай ему остаться здесь, здесь от него, я чую, будет только горе, а там его ждет Хальдер — пусть идет; живой ли, мертвый — все равно, лишь бы ушел, но чтоб ни духу, ни костей здесь не оставил!» Вот так-то вот! Болтлив Белун, ох как болтлив. Я не люблю его. А ярла я люблю. Да нет, любил… |
||
|