"Моряки Вселенной" - читать интересную книгу автора (Анибал Борис)

Глава шестая МАНУСКРИПТ АТЛАНТА

Вестник смерти — на пороге. Готовясь умереть, повествую людям свою злую судьбу. Молю Океана, владыку веков, чтобы мое завещание нашел человек с прекрасной Земли. О ней не забываю никогда. По вечерам выхожу из башни любоваться ее блеском на горизонте. Смотрю, плачу и удивляюсь, как я еще жив — один на этой мертвой планете.

Но изложу по порядку, как меня учили тому марсиане.

Зовут меня Симей. Я родился на Земле, на прекрасном острове, называемом Атлантидой. Ребенком лишившись родителей, я рос у дяди при храме Океана, в котором он был жрецом. С детства помню этот храм с золотой крышей и в нем, под куполом из слоновой кости, серебряную статую грозного Океана, правящего шестью крылатыми конями. Я рос без родителей, но детство мое было счастливым. Дядя готовил меня заступить его место в храме. Он обучил меня чтению, письму и счету и посвятил в те священные тайны, которыми владели жрецы. Я учился охотно и к двадцати годам знал созвездия, движение планет, превращения Луны и путь Солнца в разные времена года. Я мог предсказывать погоду, делать измерения и толковать восхождение планет. Пройдя искус и посвящение, я был введен в святилище храма и поставлен вести счет времени.

Изредка, по поручениям дяди, я отлучался в город. Город был сердцем острова, и не было ему равного в мире. От акрополя, на вершине которого стоял храм Океана, на все страны света расходились каналы. По ним плыли корабли и барки. Через мосты к четырем гаваням тянулись караваны слонов и верблюдов с орихалком,[1] вином и кедром. На рынках сновала разноязычная толпа: тут были чернокожие с Черного Берега, молчаливые обитатели Желтой Пустыни и бледные люди Сумеречных Стран. Великий Город шумел, в него стекались народы всей земли. Три стены делили город на три Круга, и стены эти имели блеск огня: одна из них была окована орихалком, другая — латунью и третья — медью. Над стенами возвышались дворцы и храмы из белого, красного и черного камня. За городом простирались плодородные равнины, вечнозеленые рощи, леса, и дальше были горы. За ними вздымал свои волны могучий океан, извечный и беспредельный.

В одну из своих отлучек в город в Южной Гавани я встретил девушку и полюбил ее. Звали ее Риам. Отец ее, начальник сотни, вместе со всем войском давно отплыл на восток, далеко за Столбы Восхода, в поход против варваров. Мы ждали его возвращения.

В то время жрецами были замечены дурные знамения: на сверкающем лике Солнца появились черные знаки, потом с запада пришла звезда с хвостом, подобная огненному мечу. По вечерам она стояла над городом, люди дивились на нее и ужасались. Все предвещало беду. Не ждали, что поход на варваров кончится благополучно и царь, правитель Великого Города, вернется живым, а равно и бывшие с ним в походе другие цари. Риам тревожилась о своем отце. Но скоро другие события заставили забыть это. Они были началом моих несчастий.

Однажды, отметив время, я вышел из храма и остановился на ступенях. День был на склоне, небо было чисто, кругом была тишина, и вдруг я услышал над головой шум, подобный шуму океана. Он встревожил меня, и я подал голос. Жрецы и прислужники вышли из храма, стали рядом и слушали этот шум, но также не знали, откуда он происходит. И вот мы увидели высоко в небе как бы плывущие песчинки. Они росли, гром катился по небу, и многие склонились на ступени, закрыв головы одеждами, но я превозмог страх, остался стоять и все видел. Три темных яйца необыкновенной величины, раскинув, как птицы, крылья, пали на город, и гром прекратился. Настала тишина, и мы не знали, что делать. Тогда Ксанаксамандр, верховный жрец, прислал нам сказать: «Идите и узнайте». И мы пошли в город, но народ уже бежал навстречу, звал нас и показывал, куда идти.

Я увидел их на поле. Кругом стоял народ и ждал чуда, и все боялись подойти. Одно яйцо распалось, и народ закричал, а женщины заплакали и поспешили увести детей. Из яйца вышел человек. Он был безобразен и мал ростом, с большой головой, без волос. Он задыхался и еле двигался на тонких ногах. Я мог его убить одним ударом кулака. Из других яиц вышли такие же безобразные люди, всего числом девять. Они были хуже обезьян. Они показывали на небо и на землю и что-то говорили тонкими голосами, но никто их не понимал. Я увидел, что бояться нечего, подошел близко и, закляв их заклятием Океана, обратил к ним свои ладони, чтобы они видели, что я не держу камня против них. Они смотрели на меня, и я смотрел на них, и мы не понимали друг друга, и старший жрец, подошедший за мной, тоже не понимал ничего. Но мы знали, что это посвященные, превосходящие нас, смертных, ибо кто другой может сойти с неба? Тем временем народ осмелел и двинулся, сминая стражу. Только щитами и копьями удалось задержать толпу. Под охраной мы повели сошедших с неба в храм. Они дышали тяжко и не могли идти; тогда мы посадили их на носилки подвое, как детей, и понесли.

Всю дорогу они повертывали большие, как тыквы, головы из стороны в сторону, но молчали, только делали друг другу какой-либо знак. Я шел рядом с первыми носилками и заметил, что больше всего они смотрели на деревья и воду.

Прибыв ко храму Океана, мы ввели их к верховному жрецу. На время похода ему была вручена власть царя Великого Города. Ксанаксамандр стоял на возвышении, облеченный в голубые одежды. Тем временем пал вечер. Первый вышедший из яйца приблизился к окну и движением руки подозвал нас. Он обратил наши глаза на красный Марс, который в то время всходил над священной рощей, и знаками показал, что они оттуда, с той планеты, которая посвящена хищному волку и светит зловещим светом. Если бы они сказали, что спустились прямо с неба, им бы поверили, но это превосходило все, ибо кто мог тогда знать, что можно жить на малой блуждающей звезде, подобной светильнику? Никто из нас им не поверил, но простой народ, узнав, поверил и шумел за оградой.

Посланцы неба принесли верховному жрецу удивительные дары. Это не были ткани, ни золото, ни драгоценные камни, ни ароматные масла, которые приносились всеми. Сами они были одеты бедно, в короткие куртки и штаны, и не имели никаких украшений. Они принесли в дар две простые трубы, малую и большую. Тогда я еще не знал, для чего они. Ксанаксамандр удивился и сошел с возвышения, но гости с небес показали ему, как обращаться с трубами, и он долго смотрел в них, выставляя то одну, то другую в окно. Потом заклял жрецов не прикасаться к этим трубам, сам запер их в ларь кедрового дерева и благословил небесных посланцев. Ксанаксамандр объявил их священными, им были отведены лучшие покои при храме, приставлена охрана, даны прислужники и рабы. Сверх того, к каждым трем из них был послан сопровождающий из жрецов. Меня послали к тем, среди которых был первый вышедший из яйца.

Весь тот день я провел на ногах, устал и, ложась спать, снова увидел звезду с хвостом. Подобно огненному мечу, она стояла над акрополем, затмевая свет ущербной луны, и, казалось, приблизилась еще больше.

Ночью меня разбудил черный мальчик. «Вставай, — сказал он, — тебя ждет госпожа!» Я встал и пошел. На земле были сон и тишина. В священной роще промычал буйвол. У ограды я увидел женщину. Она сбросила полосатое покрывало — то была Риам. Мы пошли по берегу канала царя Ниата, и я говорил ей о посланцах неба. По темной воде плыла барка, на носу горел огонь. Сквозь ставни некоторых домов пробивался свет и доносились песни. По мосту с факелами прошла стража. У башни на мосту сторож, гремя цепью, затворял ворота. Мы. притаились под пальмами. В тот вечер я обнял Риам в последний раз. Прощаясь, я заглянул в синие глаза любимой. В ее зрачках, как и в небе, горела огненная звезда.

Следующие дни я не мог отойти от сошедших с неба и видеть Риам, как мы условились, и сердце мое тосковало. Я не знал, что никогда больше ее не увижу.

Сошедших с неба с утра выносили за медную стену города. Сойдя с носилок, они собирали растения, брали воду, землю и камни и все относили в яйца, которые были их кораблями. Они скоро уставали, отдыхали в кедровой роще и снова принимались все собирать. Мы ловили для них птиц, мелких животных и насекомых. Они были тихие, почти не говорили, всегда дышали тяжело и только показывали знаками, что нужно.

Я не заметил, как подошел тот день, который повернул всю мою жизнь, отторг от родины и любимой и бросил умирать под чужими небесами. В тот день мы отправились к океану. Было душно, но ясно. Вышли за город и сделали привал в кедровой роще. Пока отдыхали, с океана взмыло облако. Оно наливалось на глазах, раскатывалось громом. Поднялся горячий ветер. Мы бежали из рощи, а впереди нас выбегали козы и прыгали кролики.

Сошедшие с неба направили нас к своим кораблям. Подобно крылу ворона, облако закрыло Солнце, воздух наполнился тьмою, и вдруг красная молния разорвала небеса. Страшный удар грома повалил нас с ног, земля заколебалась, небо загорелось над нами. Все бежали, бросив носилки. Один я остался с теми, кого сопровождал. Ветер, валил их с ног, они хватались за меня и подталкивали к кораблю. Не думая, я вошел. Они замкнули вход и привели яйцо в движение. На Земле, на моей Земле, был ужас; я не знал, что делать, и закрыл глаза. Не знаю, сколько времени прошло, как сошедшие с неба растолкали меня. и указали на пол. Я взглянул, в полу засветилось окно, и в нем, как на картине, был Великий Город. Улицы заливал багровый дрожащий свет; по ним метались люди, как малые муравьи, когда палкой разворошишь их муравейник. Я взглянул второй раз и увидел — с океана катилась на город волна, подобная черной горе. Свет померк в моих глазах, я закричал и упал на то окно.

Не помню, как прибыли на Марс. Болезнь вошла в мое тело, и дух мой много дней и ночей боролся с недугом. Но настало время, я встал с постели и вышел. Чужая земля была под ногами, чужое небо надо мной, и в том небе, подобно птичьим стаям, летали лодки и корабли. Я сел и поник головой, и марсиане молча обступили меня. Так началась моя жизнь на Марсе, который здесь называли планетой Ор.

Я не знал, за что приняться. Сердце мое смутилось, сердце мое оставило мое тело, оно влекло меня на прекрасную Землю. Марсиане не утешали, но заботились обо мне. Тот, который на Земле первым вышел из яйца, ходил вместе со мной, возил меня в летающей лодке, все показывал и, что я спрашивал, объяснял. Его звали Лиск. В лодку поначалу я боялся войти. Раскинув крылья, она летала сама. Лиск управлял ею только движением руки. Это было как волшебство. Сверху я увидел неземные страны. Навстречу нам летели другие лодки и корабли, и мы плыли по воздуху, как по воде.

Планета Ор была великой пустыней, и в ней, подобно оазисам, города. Океан Марса высох много веков тому назад, осталось немного рек, озер и три моря. Воды не хватало, и марсиане гнали ее по каналам с юга и севера, когда там таяли снега. Ее нагнетали многорукие и многоногие железные рабы из черного и зеленого железа. Они были заключены во дворцах, укрытых в недрах планеты. На берегу озер и морей и в тех местах, где сходились каналы, стояли города; на красных песках росли деревья без листьев и колючие травы. Столицей был город Табркабр, что значит — Город Дождей. Но дожди падали скупо, чаще поднимались песчаные бури, омрачая свет Солнца. От песчаной пыли оно казалось красным и по величине было меньше нашей Луны. Солнце давало мало тепла, и члены мои зябли, пока марсиане не одели меня в свою одежду, теплую и легкую, как пух.

Я сравнивал природу планеты Ор с природой моей Земли, но здесь не было ни зеленых рощ, ни могучего океана, я не слышал пения птиц и не видел животных. Природа Ор была бедна и сурова, но марсиане были великим народом. Каждый из них мог делать то, что у нас на Земле почитается чудесами или колдовством. Все они были подобны магам. Я был перед ними как ребенок, и многое из того, что они совершали, мне непонятно.

Не имея крыльев, марсиане летали совершенней птиц. Они видели и слышали сквозь стены. Всю работу за них делали железные рабы, подобные живым чудовищам. Они могли не только стоять, но и ходить, и я избегал к ним приближаться. Марсиане понимали друг друга без слов — по взгляду или жесту; они говорили редко, и речь их была писклива. Они все время думали, вот почему их желтые головы были столь велики и несоразмерны с телом, каждый из марсиан соединял в себе два естества — мужское и женское, но это было не более удивительно, чем все другое. Я видел на Марсе то, чему ни один из моих братьев не поверит, не увидев, как я, и не ощупав своими руками. Но пища у них была плохая, они ели на ходу и помалу, и не было радости в такой еде; также они не пили вина и не умели веселиться.

Свои города они строили в недрах планеты. На поверхности возвышались отдельные здания да прежние города, построенные далекими предками марсиан. Как тысячи солнц, сияли в недрах планеты круглые светильники, били фонтаны и мостовая текла среди улиц, подобно реке в ущелье. Летающие клетки и живые лестницы соединяли нижние города с верхними. Песчаные бури и ночные холода не проникали под почву.

Я видел много марсианских городов и дивился их устройству, но не было среди них равного Великому Городу, в котором я родился и вырос.

Марсиане не знали богов, и грозный Океан, возникающий из волн на шести крылатых конях, был им неведом. Двуликий крылатый бог их предков — бог времени — с лицом юноши, обращенным на восход Солнца, и с лицом старца, обращенным на закат, украшал их жилища и города, но они его больше не почитали.

На своей планете марсиане двигались легко. Я сам двигался легче и стал как бы в два раза сильнее, но воздух здесь редкий, как на высоких горах в Атлантиде, и в первые дни мне дышалось трудно.

Я не мог освоиться с новой жизнью. Я не жил, а вспоминал Великий Город, Риам. Я не верил тому, что со мной случилось, но это было длиннее сна, и я не просыпался. Первый год на планете Ор тянулся долго. Только потом я узнал, что один марсианский год равняется двум земным, ибо здесь Солнце медленнее движется по небу. Я жил среди марсиан свободно, они делали для меня все — поили, кормили и одевали меня, но не выражали ни радости, ни печали. Желтые пигмеи, они не сбегались смотреть на краснокожего великана, сына Земли! Они или читали свои свитки, или управляли работой железных рабов, или сами работали, исследуя сокровенные свойства различных тел. Поначалу я плохо различал их безволосые маленькие лица на больших желтых головах, с глазами, которые блестели, подобно птичьим. Я стремился быть ближе к Лиску. Он был великим учителем. Всем, что я знаю о планете Ор, я обязан ему, а также его ученикам и больше всего двум — Сумару и Аскоска. Они научили меня марсианскому языку и грамоте, управлению летающей лодкой и обращению с большими небесными трубами. Подняв меня в клетке на высокую башню, Лиск показал мне в трубу Землю; я ужаснулся и увидел, что она — шар.

С той поры я подолгу смотрел на нее и сквозь трубы видел голубые воды, зеленые и желтые страны. Я искал тот остров, на котором родился, но гнев Океана поглотил Атлантиду. Сам я, покидая ее, видел взмывшую над ней страшную волну. Однако очертания острова сохранились на марсианских изображениях. Взирая на его берега, я думал, что навеки потерял родину, а с ней все желанное и любимое.

Постоянно размышляя об этом, на второй год пребывания на планете Ор я решил: Атлантида исчезла, но мне подобает вернуться на Землю. Рожденный на ней, я должен умереть среди подобных себе, ибо в иных странах Земли должны быть люди.

Об этом говорил я Лиску. Он сказал:

«Знай, что мы снова готовимся лететь на твою планету. Там ты будешь нашим проводником. Готовься и совершенствуй свои познания». И он поведал мне о Земле больше, чем сам я о ней знал.

Надежда воскресла во мне, оживила меня. Прилежнее, чем прежде, стал я наблюдать в трубы родную Землю, познавать марсианский язык и грамоту, читать в свиткохранилище свитки. На верфях многорукие и многоногие железные рабы строили пять кораблей, и Лиск был начальником работ, Сумару и Аскоска помогали ему. Маленькие, как дети, в серой одежде, на тонких ногах, с большими желтыми головами, они двигались скоро, поднимали руки, как бы указывая железным рабам, что делать. Не приближаясь, каждый день я смотрел, как росли те громадные яйца, которые должны были унести нас на Землю. Я видел — марсиане спешили, железные рабы трудились день и ночь, но тогда я еще не знал причины подобной поспешности и радовался ей.

Так прошел еще год, третий год моего пребывания на планете Ор. Все было готово, сердце мое билось, я не мог дождаться отлета…

Теперь, когда я остался один, размышляя над гибелью марсиан, думаю, что они могли прогневить своего бога — бога времени, ибо они не поклонялись ему, и он наказал их. Но за что наказан я? Разве за то, что был с теми, на кого простирался его гнев…

Отлет на Землю откладывался. Страшная болезнь — моровая язва, или чума — открылась среди марсиан. Марсиане давно победили все недуги на своей планете, одна она была неистребима и тлела среди них, подобно малой искре. Теперь она вспыхнула пожаром, охватив всю планету Ор.

Город Сиромарок был ее колыбелью. Как незримый смерч, болезнь шла по красным пескам, и не было сил ни остановить ее, ни уйти от нее. Она находила марсиан везде — и в воздухе, и в верхних городах, и глубоко в недрах планеты.

Лиск умер одним из первых. Я долго плакал над его телом, положив, как ребенка, к себе на колени, и голова его моталась на тонкой шее. Марсиане смотрели на меня, не выражая ни печали, ни удивления: человеческое горе было им непонятно.

За несколько дней до смерти Лиск открыл мне тайну планеты Ор.

Марс засыхал, подобно оазису в бездождие. Солнце сушило влагу, почва горела, вода уходила — и так было много веков кряду. Когда воды стало меньше четверти суши, появились первые признаки страшной болезни. Марсиане стремились к исходу на другую планету, обильную водой, вспышки страшной болезни торопили их. И вот, когда они научились летать, было послано два корабля на планету Венеру, но те корабли не вернулись. Через несколько лет три больших корабля отправили на Землю. Вернулся один, на нем Лиск привез меня, другой погиб в Атлантиде, третий сгорел в пути. Голубые воды Земли влекли марсиан. Они хотели обосноваться на ней. Пять огромных кораблей для первых переселенцев были готовы к отлету, но чума поразила планету Ор, и глаза Лиска закрылись.

Настало страшное время. Болезнь нападала внезапно и убивала в малый срок. Тот, кто заболевал, худел, губы его сохли и в глазах загорался огонь, а на щеки всходили горячие синие пятна. Жажда сушила его. Он пил, но не мог насытиться, мера его переполнялась, но он все тянулся к воде и так впадал в забытье и больше не просыпался. Болезнь называли на Марсе «синей смертью».

Я не видел у марсиан страха перед нею и не знаю, жил ли когда среди них страх. Но я боялся за свою жизнь, ибо тогда еще носил в сердце надежду вернуться на Землю. Надежда тлеет во мне и по сей день. Если не я, то слова мои дойдут до людей. Я видел гибель Атлантиды и опустошение планеты Ор, смерть стояла рядом со мной и бежала от меня, я пережил великие разрушения и, пережив превосходящее меру человеческого страдания, верю — слова мои дойдут до моих братьев с прекрасной Земли!

Во всех городах великие маги Марса день и ночь искали снадобий против синей смерти. Они говорили: если бы первые корабли послали не на Венеру, а на Землю, марсиане были бы спасены. Старейший из магов, Хума, нашел необыкновенное снадобье, оно было подобно живой воде, но самого Хуму скосила синяя смерть, и тайну живой воды он унес в могилу.

После этого все пошло скоро. Небо опустело, редко пролетит в небе лодка, улицы городов затихли, двери жилищ и дворцов были раскрыты, оттуда исходили стоны жаждущих. Редко пройдет живой марсианин. Живых стало меньше, чем мертвых. Трупы не успевали сжигать, они валялись везде. Планета Ор была опустошена. Мои человеческие глаза видели нечеловеческое…

Вот я писал много дней и ночей, рассказал многое и не утаил ничего. Тускло горит мой светильник, и дрожит рука, и я один, и нет никого со мной. Силы оставляют меня, но я должен поведать все.

Когда уже почти никого не осталось в живых, взяв еды м питья и теплой одежды, я вылетел в лодке из Города Дождей. Летал далеко на все четыре стороны света, но везде видел смерть и запустение. Красный песок заносил трупы, однако они не гнили, а только сохли — таков воздух планеты Ор.

На севере, у водоема Оллу, я видел еще живых марсиан и подле причалил лодку. Иные сидели скорчившись и жадно глядели на воду, но пить не могли, ибо переполнили меру. Щеки их были сини, а сами они грязны и жалки. Иные лежали на краю водоема, погрузив в воду лицо, иные утонули, из воды торчали их ноги. Марсиане не ответили мне ни слова, не взяли пищи, а только просили пить, хотя вода была перед ними. Они умирали. Я вернулся в Город Дождей.

Так, когда умерли все, я остался одни на всей планете. Но железные рабы еще продолжали работать. В мертвых городах горел свет, в каналах бежала вода, изготовлялась одежда и пища. В то время из недр планеты выползли страшные насекомые с птичьими клювами, которых я прежде никогда не видел. По ночам они пожирают трупы и друг друга, но могут напасть и на меня. Я их боюсь.

Первым потух свет, и я, как делал то на Земле, налил масла в сосуд и приготовил себе светильник. Потом наточил свой кинжал — единственное, что сохранил от Атлантиды. Пять лет прошло с тех пор, голова моя стала белой; я все помню, но не могу вспоминать того, что видел. Так, когда все умерли, я остался один. Потом остановились железные рабы, вода и каналах иссякла, озера и водоемы покрылись илом, их заносил песок. Настала великая тишина. В нижнем городе всегда темно и страшно. Я поселился наверху, под башней, в чертоге девяти планет. Бог времени охраняет мое жилище, изображение земного шара и Атлантиды на нем — перед моими глазами. Днем брожу по пескам, вечером всхожу на башню и снова смотрю в трубу на далекую Землю, но мне не суждено ходить по зеленым травам, дышать ее воздухом и обнять моих братьев. Я навсегда один, и нет со мной Риам. Теперь она была бы седая, но я вижу ее юной, в белой тунике, с орихалковым обручем на лбу, как в ту последнюю ночь, когда мы стояли на берегу канала царя Ниата и в небе горела звезда, подобная огненному мечу.

За Городом Дождей, у статуи Времени, я набрел на труп марсианина в летающей лодке. Я повернул его лицом к себе, узнал Сумару и заплакал и засыпал его песком. Как погиб Аскоска, того не знаю. Пять кораблей, на которых мы собирались лететь, стоят на верфях. Они разрушаются. Давно поднимался я на те корабли, но не знал, как привести их в движение. Лодка моя перестала летать.

Вчера убил двух клювоносных. Они содрали мне кожу на груди и поранили руку. Силы возвращаются плохо. Когда почувствую приближение смерти, запру двери, заложу их теми ложами, на которых читали свои свитки марсиане. Сделаю это затем, чтобы клювоносные не могли досягнуть до моего тела, хотя и бесчувственного. Чертог девяти планет будет моей гробницей…