"Саня" - читать интересную книгу автора (Можаев Борис Андреевич)

6

Всю эту неделю Саня прожила как в бреду. То чувство, которого она так долго ждала, нахлынуло внезапно. Оно залило ее душу, как в половодье на реке заливает вода не успевший сломаться лед. Больше не было ни сомнений, ни тревожных раздумий, – они опустились на глубину.

Саня не знала, что так же, как несломанный лед обязательно поднимется на поверхность реки, так и сомнения любви, различие взглядов, характеров, совести, погрузившиеся в волны чувства, всплывут обязательно со временем и напомнят о себе.

Саня вся как-то подтянулась и преобразилась даже внешне: не стало тех резких движений, того беспокойного бегающего взгляда: ее серые, прозрачные, как ледок, глаза словно загустели изнутри, стали темнее, мягче. С Валерием они теперь встречались и днем и вечером по нескольку раз и без конца обсуждали подробности предстоящего воскресника, словно в это воскресенье не столбы будут устанавливать, а станет решаться их судьба.

Саня договорилась с начальником звонаревского гарнизона, и тот обещал выделить на воскресник роту солдат. Директор совхоза посулил автомашины для развозки столбов. Сане даже удалось выпросить на городской станции в ресторане две бочки пива.

– Пусть погуляют ребята после праведных трудов.

– Да, да, надо сделать все, чтобы этот день запомнился, – многозначительно произносил Валерий.

Воскресный день выдался на славу: блеклое осеннее солнце, нежный, прозрачный, с холодноватым зеленым оттенком небосклон и легкие серебристые паутинки в головокружительной высоте… Какой необъятный, какой чистый простор! И эта предвестница недалеких морозов – утренняя свежесть; ее пьешь, она отдает живительным ароматом арбуза.

Саня не замечала ни бурой поникшей травы, ни жухлых листьев печально обнаженных лещин. В душе звенела та музыка, что рождалась в этом торжественно-чистом небе; и вольный степной ветер трубил, предвещая приход знакомой и загадочно новой бодрой поры.

Еще ранним утром Саня снова обзвонила всех шефов, напоминая о намеченном воскреснике. «Посмотрим, как мои медведи отзовутся. Поди, из берлог не вылезут», – думала она о станционных работниках. Но, вопреки ее предположениям, они собрались возле дежурки первыми.

– Солнышко небось попарит за день-то, – радостно щурясь и прикрываясь ладонью от лучей, говорил Сергунков.

– Оно, никак, тоже на воскресник вышло, – поддержал его Кузьмин, также прикрываясь пятерней от солнца.

И все, как по команде, стали смотреть на солнце, прикрываясь лопатами, фуражками, ладонями.

Собрались все обитатели станции: и многочисленные домочадцы Сергункова с дородной Степанидой во главе, и Шилохвостов со своей рыхлой шепелявой супругой, которую все звали Ферой, и Крахмалюк с выздоровевшей и все такой же беззаботной Ривой, стрелочники, сторожа. Пришла и Верка-кассирша с лопатой, в хромовых сапожках, и даже губы не забыла подкрасить.

С той памятной прогулки на Амур кассирша стала появляться тщательно одетой, особенно в присутствии Сани и Валерия. Саня принимала этот вызов молчаливо и держалась с ней официально, строго. Впрочем, нельзя было не обратить внимания на ладную Веркину фигуру, на полные красивые икры, обтянутые тонкими голенищами сапог. «Вырядилась. И это называется на работу, – неприязненно отметила про себя Саня. – Ну и шут с ней. Пусть старается для солдат… А наши-то скажи каким гуртом вывалили! – радовалась она, глядя на сослуживцев. – Вот тебе и единоличники!» И в то же время ей было неловко оттого, что она не верила в их энтузиазм и не понимала, откуда он появился.

– Чего, начальник, не ведешь нас? – крикнула глухая Поля, улыбаясь во весь рот. – Ай на солнце греться будем?

– Будто и не рады лишний раз погреться, – ответила Саня, испытующе глядя на собравшихся.

– Хватит, отогрелись, – отозвался Сергунков. – Вон уж зима на дворе.

– Смотри-ка, солдаты! – радостно крикнул Шилохвостов, подымаясь на цыпочки на рельсе. – Ай да Александра Степановна! Сагитировала.

На бугре из-за степного распадка показалась стройная колонна солдат. На плечах вместо винтовок они несли лопаты.

летела вместе с клубами дорожной пыли эта старая дальневосточная песня над пустынной желто-бурой степью, все выше и выше забираясь в поднебесье, где не было уже ни жаворонков, ни стрижей, где повисли одни лишь паутинки, как следы, оставленные белокрылыми стаями лебедей.

Возле дежурки солдаты сложили лопаты и рассыпались вокруг железнодорожников.

– Нам бы хоть по одной девчонке на отделение… для руководства, – крикнул кто-то звонким тенорком, и по солдатской толпе гульнул заразительный хохот.

– Эй, курносая! – обратился к Верке бровастый сержант. – Тебе сапог не жмет в коленке? Возьми мой кирзовый.

– Я портянки не умею накручивать, – обнажая в улыбке мелкие ровные зубы, отвечала кассирша.

– Не горюй, я тебе покажу, как это делается… Вечерком, потемнее…

И снова по толпе волной ударил хохот, заглушая последние слова сержанта.

– А что, может, и в самом деле разобьете своих людей по нашим бригадам? – предложил Сане подтянутый, щеголеватый лейтенант в сваленной набекрень фуражке. – И вашим легче будет, и нам с вами сподручнее руководить вместе…

– Нет, Александра Степановна, – возразил стоявший Сергунков. – Наши хотят работать отдельно.

– А будут они работать? – Саня покосилась на Сергункова с сомнением.

– Не беспокойтесь, тут дело свое, кровное…

Вскоре подвел небольшую группу ремонтников Чеботарев. Ремонтники жили в полутора километрах, держались особняком и даже воду, которую возили из города, не хотели брать на станции, а заказывали для себя отдельно. У председателя месткома Чеботарева, мужика статного, гульливого, была, старше его самого лет на пять, жена, которая страсть как ревновала мужа ко всем и никуда одного не пускала. Вот и теперь она пришла вместе с ним, оттеснила его тяжелым животом в сторону и потребовала от Сани отдельной работы.

– Мы не хотим за других работать, а свое сделаем. – Она повела крутым плечом и выразительно посмотрела на мужа.

– Да, да, нам бы отдельно, – поспешно подтвердил Чеботарев, кивая курчавой огненной головой.

– Хорошо, будете нагружать столбы на машины, – ответила Саня. – Поедете на грузовиках.

Наконец подъехали совхозные. На первом грузовике в кабине сидел Валерий. Увидев Саню, он встал во весь рост на крыло, сорвал кепку с головы и приветливо замахал. Саня невольно подалась навстречу. Валерий на ходу спрыгнул к ней и, радостный, возбужденный, тиская ее руки, говорил, сверкая белозубой улыбкой:

– Ну как, собралась твоя армия? Закон!

Порывистый ветер трепал на нем расстегнутый ворот голубой рубашки.

– Застегнись, простудишься. – Саня сама стала застегивать на нем рубашку и вдруг, заметив посторонние любопытные взгляды, сильно засмущалась и залилась краской.

– Глупая, – шепнул ей Валерий, – чего ж ты стесняешься?..

Людей быстро разбили на бригады, они разошлись цепочкой по будущей электролинии от совхоза до станции, и работа закипела.

На долю станционных работников отвели четыре ближних столба. Место здесь было низменное, и сразу показалась вода. Вязкий глинистый грунт раскисал, месился под ногами, накрепко засасывая сапоги.

– Ишь проклятая, как расквасилась! – ворчал, сопя, Сергунков и выбрасывал из ямы жидкий, текший с лопаты грунт. – Девки, а ну-ка домой за ведрами!

Дочери Сергункова – одна школьница, вторая замужняя, на сносях. Эта тут же примостилась возле ямы. Младшая вскочила – косички торчком – и бросилась бежать к дому. Степанида копала вместе с мужем, зять ждал своей очереди.

– Николай Петрович, – сказала Саня, подходя, – дайте-ка я попробую.

– Нет, уж вы компануйтесь с другими, а этот столб будет наш, семейный, – и он озорно подмигнул ей своим заплывшим глазом.

Во второй яме такую же глину вместе с Кузьмичом месила Верка-кассирша. Ее маленькие хромовые сапожки по самые ушки были густо заляпаны. Третью обступили Шилохвостовы и Крахмалюки; они были такие же усердные, грязные и веселые. Саня переходила от одной группы к другой, брала лопату, ухарски плевала на ладони, кидала землю и так же, как и все, месила грязь. «Вот тебе и медведи, вот тебе и единоличники, – беспрестанно думала она, удивляясь своим сослуживцам. – Землю-то прямо не роют, а грызут… да один перед другим стараются».

– Николай Петрович! – обратилась она к отдыхавшему Сергункову, не в силах скрыть радостной улыбки. – Смотрите, что наши-то делают! Вот бы всегда так дружно.

Ей не дал договорить Сергунков.

– Ведь для себя стараются, голубушка. Да и дело здесь разумное, понятное. Столбы ставим. Свет! – Он чуть помедлил, иронически прицеливаясь к Сане, и добавил: – Это тебе не фуражка с красным околышком.

Саня снова залилась пунцовой краской, как давеча при Валерии. Ей вспомнилось первое совещание в дежурке, их выжидающие лица и ее собственный строгий начальнический тон. Какой она смешной, должно быть, казалась в их глазах! И эта школьная выходка с форменной фуражкой. «Я оставлю в дежурке свою фуражку… Одну на всех!» – вспомнила Саня свою фразу. И как значительно произнесена была она! «Фуражкой хотела покорить их… Глупая я, глупая!»

– Формой, Александра Степановна, дела не подменишь, – сказал Сергунков, словно отгадав Санины мысли.

– Ну и водкой тоже не подменишь. – Саня сердито свела брови.

– И то правда, – смиренно согласился Сергунков.

Часто по трассе на грузовике проезжал Валерий. Каждый раз он что-то приветливо кричал Сане, но из всех слов до нее отчетливо долетало только заключительное – «Закон!». Он разбивал линию, развозил столбы, а после полудня начал устанавливать их. Они вырастали в голой степи один за другим, как восклицательные знаки; и с каждым новым поднятым столбом для Сани приближались минуты встречи и, как знать, может быть, такие минуты, которые изменят всю ее жизнь.

Теперь Саня видела Валерия в степи; казалось, он не ездил на грузовике, а летал над степью, и его серый расстегнутый пиджачок раскидывался, как крылья.

Последним установили столб Сергункова. Трамбовка в жидком грунте не удалась, и столб осел в сторону, покачнулся. Со всех сторон посыпались шутки:

– Братцы! Видно, Сергунков и со столбом успел выпить. Вот он и покачнулся.

– Каков хозяин, таков и столб – на ногах не держится!

Хохот, хлюпанье, топот – все сливалось в клокочущий неудержимый поток звуков.

И вот вся эта ватага людей, разгоряченных работой, взбудораженных шутками и солнцем, проголодавшихся, вывалила на железнодорожное полотно. Полуденное солнце не на шутку грело, словно позабыло об осени, и подсушивало глинистые серые мазки на сапогах, на руках, на лицах.

– Воды! Воды давай! – кричали в толпе.

И Саня приказала Крахмалюку открыть запасную цистерну с водой.

– Сегодня позвоню в депо – привезут еще. Давай, давай, открывай! – подтолкнула она Крахмалюка. – А потом и насчет пива скажи.

Крахмалюк открыл цистерну; зазвенели ведра, и заискрилась всюду в щедрых фонтанах брызг семицветная радуга. Люди мылись, по пояс раздетые, обливались, ухали и притворно пронзительно взвизгивали. За несколько минут с водой было покончено.

– Товарищи! – кричал с цистерны Крахмалюк. – Бросьте вы плескаться. У нас кроме воды есть кой-чего покрепче. Пиво есть! Две бочки… Александра Степановна позаботилась.

– Даешь пиво!

– Качай начальницу! – рявкнула толпа и бросилась к Сане.

Но Валерий оказался поблизости; он схватил ее за руку и увлек за собой, расталкивая людей. Они быстро добежали до вокзала и скрылись в Санином кабинете.

– Я тебя один обниму за всех, – говорил он, запирая дверь. – Ну вот, а теперь… – Он подвел Саню торжественно к столу, посмотрел так, словно впервые видел ее, и изрек: – Я решил вступить с тобой в законный брак.

И уже через минуту он сидел по-хозяйски за Саниным столом, не дождавшись ее ответа и, по-видимому, считая его излишней формальностью.

– Я уже подумал, как мы с тобой все устроим, – увлеченно говорил он стоявшей в растерянности Сане. – Первым делом мы оборудуем твой кабинет под квартиру.

– Да, но ведь это кабинет, – пыталась возражать Саня.

– Ну и что ж? Сегодня кабинет, а завтра квартира. Как ты решишь, так и будет. Ты же начальник.

– Знаешь что, я поговорю с Настасьей Павловной. Она, по-моему, охотно уступит нам половину избы. Вот и поживем пока. А там и квартиру для нас построят – домик.

– Да пойми ты, голова! – горячился Валерий. – Если мы займем кабинет, скорее дом построят. Каждый ревизор будет видеть, что начальник в кабинете живет и выселить некуда. Стало быть, надо дом строить. Приспичит. Нельзя ж без кабинета вокзал держать. Закон?

– Выходит, мы вроде бы обманываем кого-то, – все еще нерешительно рассуждала Саня.

– Ах, при чем тут обман! – досадливо отмахивался Валерий. – Просто жить надо. Нужно брать от должности все, что положено! Тебе положен дом, ну так и умей взять его.

– Нам много чего положено. Вот видишь – ни света, ни радио нет.

– Это совсем другое. Не упрямься, пожалуйста. – Валерий встал и заходил по просторному кабинету. – Я уже все распланировал: тут будет у нас спальня, здесь вроде гостиной. Перегородки я сделаю из своих материалов – недорого обойдутся. Ну там гардинчики, всякие подставочки тоже своим работягам закажу. Ну, каково?

– Мне надо подумать, посоветуюсь с начальником дистанции.

– Эх ты, трусишка! А на вид такая смелая…

– Здесь дело не в смелости.

– Ну ладно, ладно, – он обнял ее за плечи. – Хорошая ты, только жить не умеешь. Но это дело поправимое, с нашей помощью. А? – И он, довольный, расхохотался.

А Сане было совсем не смешно: какая-то беспокойная, гнетущая тяжесть наполнила ее грудь, и она опасливо, с тревогой прислушивалась к резким и шумным ударам сердца. В глубине души она была недовольна этим разговором. Но как же быть? Спорить с ним сейчас, возражать – значит обидеть его… Нет, она не могла сделать этого теперь. И Саня избегала смотреть Валерию в глаза.