"Родственники" - читать интересную книгу автора (Бондарев Юрий)

6

Обедали в маленькой комнате с низким потолком, в открытые окна тянуло из палисадника теплым травянистым воздухом.

Обед подавала Дина, утомленно-сдержанная, медлительная, как после бессонницы, и Никита, помня ее детский щебечущий голосок, блестящие живые глаза на вечере у Грекова, несколько стесненно наблюдал за ней, впервые разглядев ее вблизи. Вся тонкая, в узких брючках, в прозрачной белой кофточке с воротничком, открывавшим слабо-нежные ключицы, Дина, знакомясь, как-то рассеянно протянула хрупкую, с гладкой атласной кожей руку, и Никита легонько, совсем несильно пожал ее, но влажные пальцы не шевельнулись в ответ, и она, только посмотрев, отвернулась молча.

За столом она тоже молчала, не была навязчиво-гостеприимной, никому не улыбнулась и сидела выпрямившись, темные прямые волосы спадали на плечи, на щеки, загораживали ее бледное лицо, ресницы опущены, губы сжаты.

"Почему она молчит?" - думал Никита, вспоминая то смех ее, то растерянное, почти испуганное выражение на ее лице вчера у Грекова, когда она встала и вышла за Алексеем.

Валерий говорил за обедом много, ел окрошку с аппетитом, изображая, как истово хлебали ее русские мужики, отдуваясь, крякал, подставляя под ложку кусок хлеба, и щедро хвалил кулинарные способности Дины. Говорил он один, и Никита испытывал неудобство от холодного равнодушия Дины и от того, что Алексей молчал, добродушно усмехаясь словам Валерия.

Зеленоватый полусумрак стоял в комнате, провинциально пахло сухим деревом в этом тихом, затерянном среди Замоскворечья одноэтажном старом домике, где жили Алексей и его жена; и было странно сознавать, что он, Никита, и они никогда не знали друг друга, никогда не были нужны друг другу и спокойно, конечно, смогли бы так и прожить всю жизнь, как живут миллионы людей, и, подумав об этом, Никита, наклонясь к тарелке, все незаметно вглядывался в Дину, в Алексея, стараясь ощутить в себе какие-то толчки родственных чувств, по было лишь смутное ощущение любопытства и удивления тому, что они не только считались и могли быть, но и были его родственниками.

– Если бы уважаемое человечество уплетало окрошку, черный хлеб и квас, - звучал в ушах голос Валерия, - оно было бы здоровее. Абсолютно убежден… Подумать только - деликатес некоторых богатых американцев - жареные муравьи! В Китае за обе щеки уплетают белых мясных червей и откормленных собак. В Японии телят поят пивом и массажируют перед убоем - для вкусовых качеств мяса. А французы! Нет, кухня достигла такой утонченности, что человеческий желудок становится не источником жизни, а источником извращенного наслаждения. Человек стал хилым. И вот, пожалуйста, появляются болезни. Римская империя погибла от ужасающего обжорства. Диночка, почему вы морщитесь?

– Ну и что дальше? - спросил Алексей.

– Грубая пища делает человека сильнее. Процесс еды должен приносить естественное удовольствие, а не смакование и Наслаждение. В Древнем Риме был распространен рак желудка. Вы знаете это, друзья?

"Мать умерла от рака. Потому что не ела грубую пищу? Много лет ее кормили только деликатесами… Откормленные собаки и муравьи. Что за чушь!"

– Нам не угрожает это.

"Кто это сказал? Алексей? Да, оказывается, он мой двоюродный брат…"

– Нам не угрожают эти страхи. Твоя эрудиция великолепна. Но нам это совсем не угрожает. Именно нам. Ясно? - сказал Алексей, и Никита поразился тому, что его брат не соглашался с тем, с чем не соглашался и он.

Алексей сидел напротив; и в проеме окна, среди тополиной листвы, яркой от солнечных бликов, очерчивались его плечи, шея, глаза были спокойно-насмешливы, он повторил:

– Нам пока не угрожает сладострастие желудка. Мы еще не развращены пресыщением. Мы физически здоровы. Нам угрожает другое - сладострастие слов. В том числе и тебе. Ты утонешь в потопе слов. В потопе, ясно? Кто возьмет тебя в ковчег?

– Алешенька, залезу сам, - успокоил Валерий, пригладив свой выгоревший добела на солнце короткий ежик волос. - В ковчеге нужны будут аристократы духа. А это соль земли. Что без нее делать?

– Ты прав, брат. Интеллигенция всегда была и будет солью земли. Но если все красноречивые говоруны считают себя аристократами духа, то в ковчеге погибнут без соли. Вместо надежды и мысли - лишь игра слов… Сладострастие болтовни. Кто сядет за весла в ковчеге?

– Что ж, Алеша, не вся соль - дерьмо.

Валерий сказал это, извинительно улыбаясь Дине, но тут узкие брови ее брезгливо дрогнули; темные волосы мотнулись по щекам, и, не замечая его улыбки, она гневно сказала своим хрупким голоском:

– Перестань говорить гадости, Валерий! Перестань!

– Ди-иночка! Я материалист, - певуче сказал Валерий, пожимая плечами. - Виноват. Не думал шокировать.

Алексей как бы с неохотой посмотрел на бледное лицо жены, проговорил:

– Ты, кажется, нездорова, Дина. Успокойся, пожалуйста.

Он смотрел на нее с жалостью, и она, как-то неестественно торопясь, выбежала из комнаты, и, когда бежала к двери, Никите было больно видеть ее тоненькую, нагнутую спину, ее новую белую блузку, ее модные синие брючки, обтянутые на узких бедрах. Алексей закурил, пересел от стола в кресло, утомленно вытянул ноги, откинув голову, и расслабил все тело, квадратные плечи опущены, сигарета дымилась в руке у самого пола. И от всей позы его, от плеч, от его крепкой загорелой шеи веяло жесткой и прочной силой, вызывая какую-то смутную неприязнь к нему. Алексей молчал. Валерий, тоже молчавший после ухода Дины, удрученно произнес: "А, черт!" - и, махнув рукой, вышел из комнаты вслед за ней. За дверью было тихо, и было тихо в комнате.

Зной вливался в окна, жаром веяло со двора - пахло нагретым железом сараев, теплой травой; залетевший из палисадника золотистый шмель тяжело гудел, бился о низкий потолок, потом в жаркую тишину комнаты проникли сдавленные звуки, словно кто-то стонал, давился в кухне, и Никита, замерев, внятно услышал из-за двери приглушенный голос Валерия:

– Диночка! Не надо, милая, там посторонний человек. Неудобно ведь!

"Посторонний человек… - подумал Никита, весь внутренне, как от несчастья, съеживаясь и чувствуя острое и горькое напряжение в горле. - Да, он прав. Мы совершенно чужие. Да, я посторонний человек".

И, только что готовый помочь и точно кем-то обманутый, Никита, испытывая едкий приступ одиночества, встал, перевел глаза на Алексея. Алексей, не двигаясь, сидел в кресле, смотрел в окно; узкий лучик солнца, покачиваясь на тополиной листве, падал в комнату, иглой скользил по нежной белизне незагорелой кожи на его груди, видной в расстегнутом вороте рубашки.

– Не буду мешать, - глухо сказал Никита. - Наверное, я приехал не вовремя.

Алексей пошевелился, его смуглое в зеленом полусумраке лицо приобрело незнакомое выражение, и, будто преодолевая боль, он снизу вверх посмотрел на Никиту.

– Хочешь, поедем в Крым, брат? Через две недели сядем в машину, баранку в руки, шоссе, ветер - и пошел. Только отщелкивает спидометр. В Крыму у меня дочь. Маленькое белоголовое существо. Она ждет. Мы не видели ее год. Хочешь со мной на неделю в Ялту?

– Нет, - ответил Никита. - Никуда не поеду. Даже в Ялту.

– У тебя каникулы, - сказал Алексей. - А я в Крыму обкатываю машину.

Он сидел неподвижно, сжимая пальцами погасшую сигарету, глядел на Никиту с ожиданием.

– Скажи, брат, зачем ты приехал в Москву? Мать умерла, и ты приехал к родственникам?

– Я привез письмо матери к Георгию Лаврентьевичу. Она написала перед смертью. И просила передать, - ответил Никита. - Только поэтому.

– Понятно, - проговорил Алексей и досадливо обернулся к скрипнувшей в кухне двери.

В комнату вошел Валерий, вскинул и опустил плечи с видом бессилия, выдохнув, как после бега, воздух, произнес изнеможенно:

– Дина рассердилась на меня и куда-то ушла. Я виноват. И, по-моему, к тебе, Алеша, клиент рвется. Ни к селу ни к городу. Топчется на крыльце. Инженер твой… Что его принесло?

Алексей ударил кулаком по подлокотнику кресла.

– Во-первых, у меня нет клиентов, - неприязненно сказал он. - У меня есть в автошколе только ученики. Кто там? Олег? А ну, позови его, чертов звонок! Быстро!

– Представляешь, как он командовал на войне? - развел руками Валерий. - Сплошной металл в голосе! Деваться некуда, все время воспитывает! Есть, товарищ капитан запаса, выполняю приказ.

– Выполняй, - усмехнулся Алексей. - Старшины на тебя хорошего нет.

Минуту спустя Валерий ввел в комнату невысокого, средних лет, уже полнеющего человека в добротном сером летнем костюме и, несмотря на жару, в галстуке. Он вытирал носовым платком пот с залысин, глядел на Алексея виноватыми, улыбающимися глазами, топтался за порогом в замешательстве.

– Добрый день, Алексей Георгиевич, я к вам на минуту, извините, пожалуйста, что домой…

– Проходи, Олег, и знакомься, - сказал Алексей, пожимая ему руку. - Это мой двоюродный брат Никита. С Валерием знакомы. Что случилось? Правила утром сдавали? Садись. И докладывай.

– Все! Катастрофа, Алеша… Я засыпался на разводке, представь! - сказал инженер и, со вздохом сев к столу, смущенно засмеялся. - Трехсторонний перекресток, машина, трамвай, мотоциклист, смещенные пути. Не пропустил мотоциклиста, что-то напутал с трамваем, нагородил несусветную ерунду. Инспектор, мрачный такой тип, не запомнил его фамилию, глазел на меня, как на идиота. Тогда я ему говорю: "Вы видели идиота?" А он: "Кого вы имеете в виду?" - "Себя, конечно". И ушел с двойкой. Не ученик у вас, а идиот, Алексей Георгиевич!

Он говорил это, обращаясь к Алексею то на "вы", то на "ты", стесненно-весело посмеиваясь, но это было явное возбуждение расстроенного человека, и Алексей, не перебивая, строго выслушал его; Валерий же, скосив на инженера выгоревшие брови, запустил руки в карманы своих помятых брюк, снисходительно фыркнул:

– Это же примитивный вариант, господи. Главная и неглавная улица. Мотоцикл, видимо, был помехой справа…

– Ну, что же ты, в конце концов, напутал? - спросил Алексей, не обратив внимания на слова Валерия. - Начерти схему перекрестка, трамвай, мотоцикл… Как было? Нарисуй все, Олег Геннадьевич!

Никита молча смотрел на них, совершенно не понимая того, о чем они говорили.

Олег Геннадьевич, скомкав в руке носовой платок, достал с какой-то чрезмерной поспешностью записную книжку в кожаном переплетике, автоматический карандаш, начертил что-то довольно-таки нервозно и с виной и робостью поднял глаза на Алексея.

– Вот так было на перекрестке, Алеша…

– Ну? - требовательно сказал Алексей. - Разводи.

– Я пропускаю мотоциклиста, трамвай. После этого делаю левый поворот на перекрестке. Так?

– Что же ты не развел так инспектору? - спросил Алексей с укоризной. - Растерялся, что ли?

– Состояние прострации, - убито вздохнул Олег Геннадьевич и снова обтер платком влажные залысины. - Адская неуверенность, понимаешь, какая-то… Теперь не представляю, как сдам послезавтра практическую езду. Если опять будет принимать какой-нибудь мрачный тип, я пропал!..

– А если ты будешь думать об этом, - прервал Алексей, - я немедленно прекращаю обкатывать твою машину, и можешь завтра же продать ее в комиссионном магазине. Это тебе ясно?

– Да, да. - Олег Геннадьевич, искательно глядя своими виноватыми глазами на Алексея, забормотал: - Может быть, все это действительно не для меня, бог к этому делу способностями обошел…

– Чепуху говоришь, Олег! - опять заговорил Алексей. - Ты пересдашь правила и сдашь практическую езду. Ты куда? Домой сейчас? А ну-ка пойдем к машине. Пока не очень ясны причины паники. Рановато отступаешь. Слушай, Валя, ты можешь ехать. Завтра увидимся. Хватит зевать - челюсти вывихнешь! - Он повернулся к демонстративно скучающему Валерию; тот зевал, сидя на подоконнике; перевел взгляд на Никиту, добавил: - Если ты, брат, не против, поедем с Олегом Геннадьевичем, я покажу тебе новую Москву. Юго-Запад. Поехали вместе.

– Но… как это? - выговорил Олег Геннадьевич и привстал, засовывая смятый платок в карман. - Ты хочешь, чтобы я… вел машину? Н-нет, Алексей, я лучше сегодня на такси… Юго-Запад - это через весь город… Собью еще кого-нибудь, упаси боже…

Алексей настойчивым тоном оборвал его:

– Я хочу, чтобы ты довез себя домой на своей машине. Ясно? Зачем я тебя учил? Все получится. Я буду сидеть рядом. Как в учебной. Надеюсь, ты уже не в состоянии прострации?

– Не знаю, Алеша.

– Тем лучше и легче. Пошли к машине.

– Я немного провожу вас, - проговорил сквозь зевоту невинным голосом Валерий и с выражением безразличия намотал и размотал на пальце цепочку ключика от машины. - Я могу вас сопровождать, так сказать, эскортом.

Но как только Алексей с инженером вышли, он иронически покрутил ключиком возле виска, сказал Никите:

– У нашего братца профессиональный заскок. Гвардейская фирма автоинструктора. И одержимость. Каждый по-своему с ума сходит. Поэтому не удивляйся. Значит, ты с ними, братишка?

– Да. Поеду. А что?

– По-моему, этот инженер - полнейшая бездарность в смысле вождения. На кой бес возится с ним Алешка, не понимаю!