Болтогаев ОлегОслик Вова

Олег Болтогаев

Ослик Вова

- По мере своих сил вы должны помогать родной стране!

Директор школы "толкал" перед нами речь.

Мы слушали молча.

Начиная с первого класса, два раза в год, осенью и весной, мы, по мере своих сил, помогали родной стране. Мы собирали металлолом.

Занятие это было интересно только тем, что мы шумной ватагой отправлялись в лес и тащили оттуда в школьный двор всякие железки.

Их, всяких железок, в лесу было много, потому что во время войны через наш посёлок проходил известный кавказский рубеж обороны немцев под названием "Голубая линия".

Чего мы только не находили в лесу!

Ржавые винтовки и автоматы, полевые кухни и стволы минометов, гусеницы от танков и останки сбитых самолетов. Но главными нашими находками в части веса и качества металла были рельсы из полузасыпанных блиндажей.

Но мы находили и другое - гранаты и патроны, мины и авиационные бомбы.

И это, несмотря на то, что война ушла из нашего края почти двадцать лет назад.

Сейчас, по прошествии стольких лет, мне непонятно, почему в наших лесах было так много неразорвавшихся бомб. В своём большинстве они были повреждены, то есть, было очевидно, что они были использованы, но по какой-то причине не взорвались.

Одну бомбу я нашёл сам недалеко от нашего дома, у речки. Она лежала под кустом вербы, в песке, у самой кромки берега. На боку у неё была небольшая дырочка, сквозь которую было видно что-то желтое.

- Тол, - с видом знатока сказал Лёшка.

Конечно, нам запрещали трогать эти взрывоопасные предметы.

Но мы и так знали, как они опасны.

Помнится, однажды Лёшка предложил нам взорвать миномётную мину. Мальчишкам всегда хочется что-нибудь взорвать. Или из чего-нибудь выстрелить. Ну, на худой конец, просто поджечь порох.

И мы пошли в лес. Мина, которую Лёшка нёс в кармане была, как новенькая. Она была совсем маленькая, словно игрушечная.

Пятнадцать сантиметров в длину, не более.

- Противопехотная, - убеждённо сказал Лёшка.

На открытой полянке мы разожгли костёр.

Потом положили побольше сухих и толстых веток.

А сверху аккуратно разместили посланницу войны.

Затем мы быстро побежали к лесу. Там, на опушке, мы спрятались в окопчик и стали наблюдать за костром. А он горел себе и горел.

Пять минут. Десять. Пятнадцать.

Мы посмотрели на Лёшку.

- Не бабахнет, - сказал Валёк. - Бабахнет, - сердито ответил Лёшка.

Прошло ещё пять минут. Костёр стал угасать.

- Не бабахнет, - повторил Валёк и поднялся в полный рост.

Дальше произошло то, что называется: "не забывается такое никогда".

Мне показалось, что наш костёр подпрыгнул. Где-то на метр или чуть выше. И ещё - он стал совершенно чёрным. Затем в центре чёрного мелькнуло ярко-красное.

Потом - как бабахнуло...

Мы испуганно прижались к земле.

В это мгновение я впервые понял, почему так говорят: "земля-матушка".

Я услышал, как где-то, высоко над нами, с жутким воем что-то пролетело. Видимо, это был стабилизатор от нашей мины. Казалось, вся моя душа ушла в пятки. Был неприятный, какой-то первобытный страх.

Я поднял голову.

В ушах слегка звенело.

Валёк сидел на самом дне окопчика, спиной ко мне. Он мелко вздрагивал. "Он ранен", - подумал я.

- Валёк, - тихо позвал я его.

И тронул за плечо.

Он повернулся ко мне. Ну, дела! Лицо его было совершенно белое.

- Валёк, ты что? - спросил я. - Меня что-то толкнуло в лоб, - едва слышно прошептал он.

Мы внимательно осмотрели его лоб. Ничего. Лоб как лоб. Это потом я понял, что его толкнуло взрывной волной.

А тогда мы этого не знали и даже пошутили над ним.

Мы осторожно подошли к тому месту, где был наш костёр.

Аушки! Ровная площадка - будто костра и не было.

Валёк ещё несколько дней тряс головой, словно отгонял от себя нехороший сон.

Словом, мы знали, что бывает, если бомбу или мину бросить в костёр.

Но авиационные бомбы влекли нас к себе прежде всего своим огромным весом. Мы понимали: три-четыре бомбы, и план сбора металлолома готов. Мы наивно полагали, что дяденьки, забирающие у нас металлолом, могут запросто выплавить из бомб тол, а остальное пустить в переплавку.

Двойная выгода родной стране! Разве стране не нужен металл? Нужен! Разве ей, родимой, не нужен тол? Нужен! Ведь вокруг столько врагов-империалистов!

Поэтому мы настойчиво и упорно тащили в школьный двор эти тяжелые смертоносные туши. Мы заботливо закидывали их сверху всякими "разрешенными" железками и ждали, когда же начнется взвешивание наших праведных трудов.

Про то, что наша школа постоянно подкладывает в металлолом мины и авиационные бомбы, уже было известно. Поэтому представители "Вторчермета" с неподдельным пристрастием осматривали всё, чем мы собирались "помочь стране" и, конечно, подлог обнаруживался.

Нас ругали на общешкольной линейке. Наших родителей вызывали в школу. Нам ставили двойки по поведению.

Но мы всё равно тащили в школу авиационные бомбы. И их маленьких родственниц - миномётные мины.

Из года в год.

За нашими бомбами приезжали сапёры, и этот день был для нас праздником - уроки отменялись, и нас отпускали домой.

Но мы никуда не уходили.

Мы прятались в кустах и, затаив дыхание, наблюдали, как четверо военных осторожно и бережно грузили в кузов грузовика наших "кабанчиков". Они укладывали их на песок, слегка прикапывая, чтоб не качались при перевозке.

Однако!

А как мы пёрли их из лесу! Разве что не пинали ногами.

Судьба, видимо, была милостива к нам. Никто из нас не подорвался, не был искалечен.

Но в сборе металлолома была и неприятная сторона. Она заключалась в необходимости тащить из лесу тяжело груженую тележку. Тащить на себе.

И если в первом классе нам давали совсем маленькую норму по сбору этого самого металлолома, то потом она постепенно выросла и сейчас, в шестом классе, нам надлежало собрать ни много ни мало - целую тонну. Для шестнадцати человек это многовато.

Мы уже представляли, как будем тащить из лесу эту треклятую тележку, как нам будет тяжело, сколько раз нам придется ходить в лес, пока мы наберем эту чёртову тонну металлолома.

Но судьба сжалилась на нами.

Спасение явилось к нам, шестиклассникам, в образе серого осла.

Просто, Валёк однажды пришел в школу и радостно объявил, что его родители купили ослика. Он сказал нам это совершенно "без задней мысли".

- Смешной, такой! - сказал Валёк.

Смешной? Смешной Юрий Никулин, а ослик не смешной. Он сильный.

И мы сразу поняли, что это - дар небес.

- Скажи родителям, пусть они дадут нам ослика для сбора металлолома!

Валёк смутился.

- Не жмись! На ослике мы сделаем норму за два раза!

Мы навалились на него дружно, всем классом. Валёк пообещал, что поговорит с родителями.

Утром мы все пришли в школу в некотором волнении.

Валёк задерживался. Он пришёл последним. Нарочно, что ли?

Но когда он вошёл в класс, то уже по одной его ликующей физиономии нам стало всё ясно, и мы, не спрашивая ни о чём, дружно заорали: "Ура!".

Хотелось, конечно, и подтверждения от первоисточника.

Наше "ура" стихло и Валёк, покраснев от волнения, тихо сказал:

- Разрешили.

Мы вздохнули облегчённо.

В субботу, после уроков мы сбегали домой и переоделись.

Настроение было приподнятое, словно праздник какой.

Задние ворота школьного двора открылись и перед нашими взорами предстал Валёк, ведущий за уздечку нашего помощника, нашу надежду.

Словно Ходжа Насреддин.

Мы обступили нашего спасителя. И его счастливого владельца.

Серое, длинноухое создание стояло молча, слегка шевеля большими ушами.

Вот он какой!

Ослик, и правда, был немного смешон. Вроде, похож на лошадь, но не совсем. Он был... Он был толстозадым!

Я осторожно положил руку на его спину. Шерсть ослика была короткая и жесткая.

У него были большие, печальные глаза.

- Как его зовут? - спросила Танечка. - Никак, - смутился Валёк. - Что значит - "никак"? - Ещё не придумали имени. - Назовём его Вовой, - предложил я.

Неожиданно ослик поднял голову и издал громкий вопль.

"Иа-иа-иа!"

Мы рассмеялись.

- Слышишь, Валёк, он рад такому имени, - сказал я. - Слышу, - пробурчал Валёк.

Ослик снова закричал.

Мы опять засмеялись.

Нет, он нам определенно нравился! Мы все стали трогать его спину и уши. Ослик позволял нам такие фамильярности.

Но нужно было заниматься и делом.

Мы долго соображали, как сотворить единую конструкцию из ослика и тележки. Наконец, вроде, получилось, и мы поехали.

Процессия получилась очень веселая.

Впереди всех гордо шёл Валёк. Он вёл за уздечку нашего ослика. Ослик тащил тележку. Пустую.

С обеих сторон от тележки шли мы.

От радости хотелось петь.

В лесу мы хорошо нагрузили тележку. Мы знали место, где лежала гусеница от танка, которую прежде мы не могли притащить из-за её веса. Теперь, благодаря ослику, мы без особого труда одолели груз.

Мы были в восторге.

План сбора металлолома мы даже перевыполнили. Причём, мы впервые обошлись без бомб и мин.

Мы ездили в лес трижды.

Мы так самозабвенно помогали ослику тянуть тележку, что ему, похоже, пришлись по душе прогулки в лес в нашей компании.

Ослик стал нашим другом.

Мы так и называли его: "ослик Вова".

И он нисколько не обижался. А чего обижаться-то?

Потому что мы всегда приносили ему что-то вкусненькое. Надо сказать, что Вова был у нас почти постоянно под присмотром. Потому что его привязывали пастись недалеко от поляны, на которой мы играли в футбол.

Набегавшись до одури, мы подходили к Вове и общались с ним.

- Привет, Вова, - говорил Лёшка и хлопал ослика по спине. - Привет, отвечал я за Вову, - Принеси мне воды. - Упьёшься, Вова! - смеялся Лёшка. Принеси, сам попьешь и мне дашь, - продолжал я "речь ослика".

Лёшка шёл к колодцу, набирал ведро воды и приносил к нам. Мы сидели на траве, широко расставив ноги, слегка откинувшись и уперевшись руками за спиной. Вылитые бразильцы!

Только рядом с нами стоял ослик Вова. Но он, своим видом, никак не портил картину. В смысле "бразильцев".

Мы все жадно пили нашу вкусную колодезную воду. После футбола всегда сильно хотелось пить.

- Оставь Вове, верблюд! - говорили мы тому, который пил последним.

Можно было подумать, что от него, от последнего, зависело, сколько воды достанется ослику.

Однако, полведра воды у нас всегда оставалось.

Мы выливали её в корытце ослика, и он жадно и, как нам казалось, радостно пил свежую воду.

А вот теперь он должен был нас покатать.

Ну, чуть-чуть, до футбольных ворот и обратно.

Но каждого.

Помню, как я впервые вцепился в ослиную шею, ослик неторопливо побежал, а я боялся свалиться.

Ведь засмеяли бы!

Мы заметили, что Вова кричит своё "иа" в строго определенное время. По нему можно было сверять часы. Утром он горланил в семь часов, днём в три часа, затем, последний раз, в шесть вечера.

Говорят: "Упрямый, как осёл".

В какой-то мере это верно, но не совсем.

Просто, общаясь с нашим Вовой, мы убедились, что люди путают его способность стоять, как вкопанным, с тем, что они называют упрямством.

Например, мы играли в футбол.

Вова пасся неподалёку.

Нужно было подавать угловой.

И надо же было такому случиться, что Вова оказался прямо в том месте, откуда подается этот самый угловой. Жека взял мяч и подошел к Вове. Наверное, если бы Жека обратился к Вове по-человечески, то ослик, наверняка, отошел бы в сторону.

Но Жека стал толкать нашего Вову.

Естественно, Вова уперся. А почему это он должен был уходить?

На помощь Жеке подбежали ещё трое пацанов.

Вова стоял крепко, как земля русская.

Эти четверо стали толкать его изо всех сил, но не тут-то было.

Со стороны это выглядело особенно смешно, поскольку казалось, что ослик не прилагает никаких усилий, что он стоит совершенно непринуждённо.

А пацаны упирались, кряхтели и кричали на Вову.

Всё это было напрасно.

Валёк не спеша подошёл к своему питомцу и что-то ему сказал.

Ослик взмахнул хвостом и отбежал в сторону.

- Ну, ты Валёк, даёшь, - удивленно протянул Жека.

Что он ему такое сказал? Этого мы так и не узнали.

А весной Вова снова помогал нам тащить из лесу тележку с металлоломом.

А летом произошла неприятность.

На нашего Вову напал волк.

Случилось это так.

Валёк почему-то решил привязать Вову на горке.

Быть может, его родителям не нравилось, что после игры мы традиционно катаемся на их осле, а может, была какая-то другая причина, не знаю.

Но, повторяю, Валёк отвёл Вову на горку и привязал его там.

Ослику одиночество пришлось не по душе, и он несколько раз громко прокричал своё традиционное: "Иа-иа". Однако, поняв, что ему никто не сочувствует, замолк и стал щипать травку.

Мы, как всегда, самозабвенно гоняли мяч.

- Смотри! - вдруг испуганно произнёс Петька и показал рукой.

Мы повернули головы.

Нам показалось, что к нашему Вове бежит большая собака. Но то, что она бежала со стороны леса и то, что при этом она явно прижималась к земле вызывало какую-то тревогу.

Наш Вова не видел, что к нему подкрадывается враг.

И вдруг собака прыгнула. Она явно метила в шею ослика, но промахнулась. Вова рванул вперед, но ему мешала веревка.

- Волк! - испуганно заорал Валёк.

Теперь мы увидели, что это, и правда, волк и что он вцепился в заднюю ногу нашего ослика.

Мы громко заорали и все, как один, кинулись к Вове. Никто из нас и не подумал, что волк очень опасен.

Мы увидели, что наш Вова упал на бок. Это было ужасно, мы помчались ещё быстрее.

Мы были уже совсем близко.

От упавшего ослика отделилась серая тень и стремглав помчалась к лесу, таща что-то в зубах.

Мы подбежали к ослику. Он пытался встать. Но не мог. Из верхней части его задней ноги хлестала кровь. Волк вырвал кусок мяса из нашего друга.

Валёк сорвал с себя рубашку, и с её помощью мы стали перевязывать рану.

Всё это происходило словно во сне.

Помнится, что очень быстро приехал ветеринар. Он сделал ослику какие-то уколы и с помощью кривой иголки зашивал его рану.

Наш Вова дышал жарко и шумно.

В его глазах были слёзы. Всё его тело мелко дрожало.

Принесли большие деревянные носилки, и четверо взрослых мужчин аккуратно переложили на них ослика и понесли нашего ушастого друга во двор, где жил Валёк.

На траве осталась огромная лужа крови. Мы были так напуганы, что разговаривали шёпотом.

Вова не вставал на ноги почти неделю.

Мы каждый день посещали нашего больного. Первые два дня ему было совсем плохо. Он ничего не ел и всё время лежал с закрытыми глазами.

- Вова, Вова, - тихо звали мы его.

Он открывал один глаз и печально смотрел на нас. Потом он тяжко вздыхал и снова закрывал глаза.

Ему было плохо. Он был болен.

- Стал есть, - сказал Валёк, когда прошла почти неделя.

Никто из нас не спрашивал, кто это там "стал есть". Мы знали, что это наш Вова стал есть. Это было хорошо. Ощущение было такое, словно кто-то из друзей болел, а теперь ему стало лучше.

И Вова стал поправляться.

Наш ослик выжил. Мы были этому очень рады.

С тех пор Валёк всегда привязывал его у нашего футбольного поля.

Только никто из нас на нём больше никогда не катался. Мы понимали: ему, раненому волком, будет тяжело.

С тех пор минуло много лет.

Недавно я увидел странную детскую процессию: человек двадцать школьников с громкими и радостными воплями тащили по улице тележку с металлоломом. Давненько я не видел такого! Взглядом бывалого сборщика металлолома я оценил груз, который везли на себе наследники нашего великого дела. Увы, это были обычные бытовые железки. Но мне стало радостно, что на тележке не было никаких смертоносных штучек.

Но я почувствовал, что всей этой весёлой компании чего-то не хватает.

Чего же им не хватало?

И я понял. Точнее, вспомнил.

Им не хватало маленького, серого, длинноухого ослика.

Он навсегда остался там, в нашем далёком детстве.