"Праздничный костер Макеры" - читать интересную книгу автора (Моисеева Клара Моисеевна)

Уму-чукву уводят людей хауса

Уму-чукву, «дети бога», – так на языке ибо назывались люди, пришедшие из местности Аро, расположенной к востоку от Нигера. Бахаго никогда не встречал людей аро и не знал, что их оракул Чукву требует в жертву людей, нанесших ему оскорбление. Кузнец из саванны не знал, что жрецы аро нередко устраивают на базаре Кано богослужения перед своими алтарями. Он не знал, что жрецы вовлекают в свое священнодействие чужих людей, чтобы потом отдать их в жертву Чукве. Бахаго никогда не слыхал о том, что есть на свете «дети бога», которые причиняют людям зло.

Когда закончилась перебранка с ткачом и привезенные в Кано украшения были обменены на ткани, сандалии и кое-какую снедь, Бахаго вместе со своим семейством решил вернуться в дом красильщика, чтобы там отдохнуть и переночевать. Ему очень хотелось поговорить с красильщиком, узнать, как живут люди хауса в городе Кано, могут ли они прокормить себя, в дружбе ли они с народом фульбе и другими людьми, которых так много на улицах и на базарной площади. Бахаго хотелось все разузнать, чтобы потом обо всем рассказать охотникам своего селения.

Бахаго уже предвкушал радость возвращения в родное селение. Ему уже виделся праздничный костер, зажженный в день их возвращения из Кано. Он представлял себе, как станет рассказывать людям Слоновьей Тропы о Бирнин-Касване. Он даже спросил Мать Макеры, много ли томбо осталось в яме после весеннего праздника. Мать Макеры так выразительно улыбнулась, что Бахаго даже почувствовал вкус томбо на губах. И еще он подумал, что, пожалуй, все женщины селения позавидуют его жене, когда увидят ее одежду с узором небесной синевы.

– Ты стала молодой и красивой, Мать Макеры, – заметил Бахаго.

– Я всегда была такой, – ответила спокойно Мать Макеры, – но грубая одежда не украшает женщину, а только уродует. Разве ты не убедился в этом, Бахаго? Благословен прекрасный город Кано!

Они долго толкались на шумном, пестром базаре, и, хотя порядком устали, все же ничто не ускользало от пытливых глаз. Особенной наблюдательностью отличался Макера. Мать даже сказала ему:

– Сынок, мне кажется, что у тебя глаза и спереди и сзади.

– Вот хорошо! – обрадовался Макера. – Я ничего не упущу.

А когда вернемся в саванну, я целый год буду рассказывать мальчишкам о городе Кано.

– Всё позабудешь, – возразил Мафи. – В голове у тебя ветер гуляет. К тому времени, когда мы вернемся домой, все у тебя вылетит из головы.

– А вы напомните мне, – сказал Макера.

– Напомним, – согласился старший брат. – Мы тут посмотрим на всякие чудеса, а дома всё вспомним. Вот за теми рядами гончаров и чеканщиков священнодействуют какие-то жрецы. Хочешь посмотреть?

– Зачем это? – вмешалась мать. – В саванне у нас свои жрецы. Я устала тащить корзинку. Пойдем! Макера давно просил поесть. Пора!

Бахаго тоже захотелось вернуться во двор красильщика, а трое старших заупрямились и стали просить отца оставить их здесь, хоть ненадолго. Они бойко рассказали отцу, как они будут добираться к красильщику, и Бахаго, довольный смышленостью сыновей, согласился их оставить. Солнце уже близилось к закату, люди покидали базар, и кузнец был уверен, что мальчишки очень скоро вернутся в гостеприимный дом красильщика. Он вместе с сыновьями подошел к жрецам неведомого ему племени, увидел, что вокруг них толпится народ, и не захотел оставаться здесь. Вместе с Макерой отец и мать покинули Бирнин-Касван. Они условились с Мафи, что все трое вскоре последуют за ними.

Кривая улочка, где жил знакомый красильщик, была неподалеку от базара. Очень скоро Бахаго с женой и Макерой постучались в калитку. Хозяин отодвинул железный засов и пропустил гостей во двор.

Бахаго внимательно посмотрел на засов, а потом спросил хозяина, почему люди хауса так странно ведут себя в городе Кано. У них в саванне никто никогда ничего не прячет и не запирает.

– Да и дверей нет в хижинах, – рассмеялся Бахаго.

– В саванне нет чужих людей, – ответил красильщик, – а здесь всякие люди встречаются. Разве ты не знаешь, что в Кано появились работорговцы? Не думай, что в Бирнин-Касване торгуют только вещами и скотом. Здесь торгуют людьми! И, что прискорбней всего, нередко торгуют людьми хауса. Есть на свете злые люди, которые считают возможным похитить или увести обманным путем людей хауса. А потом они сбывают их белым, прибывшим из дальних стран.

– И ты видел этих обманутых? – спросил с тревогой Бахаго. – Ты видел людей хауса с цепями на руках? Мне рассказывал об этом старейшина племени Маваки, но я ему не очень верил. К тому же он говорил, что такое бывает в Эдо. Но разве в Кано это тоже возможно?

– Увы, возможно! Когда я узнал об этом, – сказал красильщик, – мне не захотелось жить на свете. Я, моя жена, мои дети очень горевали. Но потом я сделал железный запор и пускаю в свой дом только хороших людей. И вот мы уже примирились с таким злом. Люди так странно устроены, что привыкают даже к самому дурному. Однако скажи, Бахаго, где твои старшие сыновья? Почему они не пришли с тобой? Или ты встретил людей из саванны?

– Я думаю, что моим детям не грозит опасность, я оставил их на базаре. Они захотели посмотреть, как приносят жертвы жрецы аро.

– И это ты считаешь безопасным? Разве ты не знаешь, что жрецы народа ибо из местности Аро – отъявленные злодеи, хоть и называют себя «детьми бога». Поторопись на базар, Бахаго. Я не стану отнимать у тебя драгоценное время. Пока твои дети не окажутся в моем доме, я не буду спокоен.

Тут завопила Мать Макеры, да и сам Макера залился слезами от страха. А Бахаго бросился к калитке и в страшной тревоге побежал к базару. Теперь он укорял себя за легкомыслие и доверчивость. Он всегда думал, что жрецы – люди честные. Таким был старейшина племени Маваки. Он никогда никого не обманывал. Всем известно, что жрецы – посредники между богом и человеком, как же они могут быть злодеями?

Бахаго бежал, не замечая людей. Словно черная пелена заслонила ему глаза. Он спотыкался, кого-то сбил с ног и наконец оказался у ворот базара. Он хорошо запомнил ряды гончаров и чеканщиков, где стояли жрецы со своими алтарями и где остались его сыновья. Вот здесь, возле старенького мастера в широкополой соломенной шляпе, молодая женщина продавала тыквенные сосуды, но сейчас не было женщины, не было и жрецов с деревянными алтарями, не было и мальчиков. Куда они девались? Бахаго бежал по опустевшим рядам, где утром шла оживленная торговля горшками, высокими сосудами для вина, масла и зерна. Однако кое-кто еще был на своих местах. Бахаго бросился к старенькому чеканщику, который, сидя на циновке, равномерно ударял маленьким молотком по бронзовой наковальне. Старик никого не замечал, занятый своим делом, и Бахаго несколько раз окликнул его, прежде чем тот поднял голову.

– Куда ушли жрецы и люди, что их окружали? – спросил Бахаго. – Не видел ли ты трех мальчиков в пестрых вышитых рубашках?

– Мальчиков не видел. Но здесь были уму-чукву, вокруг них собралась толпа. Потом я услышал крики, кого-то угнали.

– Куда угнали? Зачем угнали?

– Должно быть, ты не здешний и не знаешь, что к жрецам оракула Чуквы лучше не подходить. Если ему кто-либо не угодит, несчастный может стать рабом оракула, и тогда, говорят, раб может быть принесен в жертву.

– Пожалей меня, добрый человек! – взмолился Бахаго. – Научи, куда бежать, где искать моих сыновей? Злодеи могут угнать их. Скажи, как мне их найти?

– Беги по базару! Ищи на улицах Кано! Заглядывай за земляные стены домов! Но знай, что они хитры. Они могут тут же продать в рабство свою жертву, а те, кто торгуют людьми, умеют их прятать. Но, может быть, твои сыновья вернулись домой, пока ты здесь искал их?

– Я побегу! Какое несчастье! Злые люди увели моих сыновей! Не знаю, что и делать! Пойду в караван-сарай, пойду на окраину города. Тревога захватила меня и колотит мое сердце. Что делать? Что делать?

Бахаго схватился за голову и побежал к дому красильщика. Потом остановился, подумал и побежал обратно по базару, по рядам башмачников, гончаров, ткачей, туда, где продают коней и ослов. Он звал сыновей, называл их по имени, но никто не откликался. Тогда он вышел на площадь, где торговали съестным. Он бегал вокруг торговок сыром, маслом и молоком. Заглядывал за громадные корзины с горами красного перца. Он потерял надежду и решил, что духи предков рассердились на него. Ах, если бы здесь был алтарь, он, Бахаго, принес бы жертву. Он бы не пожалел целую антилопу. И тогда, может быть, спас бы своих сыновей. Зачем он покинул саванну?

– Проклятый Бирнин-Касван! Зачем я привел сюда семью?

Бахаго бежал к дому красильщика и повторял одни и те же слова: «Проклятый Бирнин-Касван!»

Но вот и дом красильщика. У ворот стоял хозяин, а рядом горько плакала Мать Макеры. Макера кричал не своим голосом и поминутно о чем-то спрашивал мать.

Увидев Бахаго, мать и сын бросились к нему с воплями. Они поняли, что случилась беда. Мать Макеры упала на землю, стала биться, рвать на себе волосы.

– Спаси сыновей! – кричала бедная женщина. – Спаси или убей меня…

Не обращая внимания на крики и стенания жены, Бахаго направился к красильщику и закричал:

– Помоги мне, добрый человек! Я сделал что-то непоправимое. Я всю жизнь верил в честность людей. Я не знал, что жрецы могут творить зло… и вот несчастье! Я не нашел на базаре своих сыновей. Помоги мне их найти. Пойдем со мной. Ведь ты из людей хауса, мы братья. Пойдем догоним злодеев…



Красильщик долго не отвечал. Он думал о том, что сыновья бедного кузнеца могли стать жертвой оракула Чуквы. Не станет же он говорить Бахаго, что их могут сжечь на алтаре. Эти «дети бога» могут продать мальчиков, и чужеземный корабль увезет их в дальние страны. Нет, нет. Он не скаже. т об этом бедному человеку.

– Город большой, – сказал красильщик. – Ума не приложу, куда идти. Ну-ка бежим скорее к западным воротам города. Там большой караван-сарай, туда пришли караваны кочевников из Аравийской пустыни. Может быть, мы захватим их?

Они бежали к западным воротам Кано. Когда красильщик услышал плач и причитания бегущей за ними жены Бахаго, он обернулся и строго приказал женщине с сыном вернуться во двор и задвинуть железный засов. Они бежали, непрестанно останавливаясь и оглядываясь по сторонам – не встретятся ли жрецы аро. Бахаго уверял, что он узнает их по бритым головам с кисточкой на макушке. Да и красильщик встречал этих «детей бога» и знал, как они выглядят.

– Будь они прокляты! – повторял он, от души жалея бедного кузнеца из саванны. – Зачем ты вздумал оставить сыновей на базаре? Если бы я знал о твоей беспечности! Зачем я не предупредил тебя?

В караван-сарае толпились люди. Во дворе стояли только что прибывшие караваны. Люди спорили, таскали тюки, толкали друг друга. Но жрецов аро здесь не было. Их не оказалось и в другом караван-сарае у восточных ворот Кано.

– А если ходить по улицам и заглядывать во дворы? – спросил Бахаго.

– Нет, так ничего не выйдет. Кто нас пустит в свой двор? Лучше пойдем по дороге, ведущей в Эдо. Может быть, там мы встретим этих злодеев. Если даже не найдем твоих сыновей, может быть, кое-что узнаем у проезжих людей.

Они пошли по дороге на Эдо. Отчаяние сломило Бахаго. Он едва плелся, и красильщик торопил его. Впереди старый погонщик вел трех заморенных верблюдов. Красильщик подошел к нему, протянул просяную лепешку, что была у него за поясом:

– Скажи, добрый человек, не проходил ли здесь караван, не видел ли ты жрецов племени ибо из местности Аро? Знаешь, есть у них оракул Чуква?

Погонщик показал на дорогу и сказал, что совсем недавно здесь прошел небольшой караван верблюдов. Всего пять или шесть. Впереди ехали какие-то люди, завернутые в белые покрывала, а за ними шел большой верблюд, к нему была привязана корзина.

– Эта корзина была похожа на клетку, – говорил погонщик. – Я отлично помню, в ней сидели мальчишки.

– В пестрых вышитых рубашках? – закричал Бахаго.

– Нет, голые. А за этим верблюдом шло еще несколько, и на них сидели такие же люди в белых покрывалах. Может быть, это и есть жрецы аро? Я не знаю.

– О горе нам! – воскликнул красильщик. – Я вспомнил, не далее как вчера в Бирнин-Касване появились люди, которые говорили, что хотели бы купить мальчиков для охраны великого обба. Мне рассказал об этом ткач, который через день забирает у меня крашеную пряжу. Эти люди спрашивали у него, не знает ли он, кто продаст мальчишек. Они говорили, что охранники обба живут в довольстве и сытости, что одежда у них пестрая, красивая. Должно быть, твоих сыновей отправили в Эдо.

– Зачем ты говоришь такие страшные слова? Я считал тебя другом, ведь ты человек хауса!

– Я должен сказать тебе, Бахаго, все, что знаю. Где же ты будешь искать сыновей, если я не скажу тебе правду? Ты должен пойти вот по этой дороге, ведущей в Эдо. Ты должен ходить вокруг дворца божественного обба и спрашивать каждого, кто пожелает с тобой разговаривать, и тогда, может быть, ты что-нибудь узнаешь.

– Ведь это очень далеко! Почему ты думаешь, что в клетке были мои сыновья? Где я возьму верблюда? Как я догоню этих злодеев? У меня не на что купить верблюда. Пешком я пройду целую вечность. Скажите, добрые люди, что мне делать?..

Бахаго то простирал руки к безвестному погонщику верблюдов, то обращался к красильщику. Он был в полной растерянности. Он не хотел поверить в такое несчастье.

– Не теряй времени. Вернемся домой, заберешь жену с сыном, и пойдете по этой дороге, – сказал красильщик. Он взял Бахаго за плечо. – Не печалься, настанет день, и ты войдешь в ворота Эдо. Ты узнаешь все, что следует узнать. Не думай, что ты сумеешь войти во дворец божественного обба, что ты сможешь пасть к ногам великого правителя Эдо, Только раз в году его можно увидеть на великом празднестве, когда делаются самые большие приношения духам предков. Редко бывает, чтобы простой человек смог увидеть божественного обба. Но кто-нибудь из охраны дворца, быть «может, пожалеет тебя и скажет тебе, где твои сыновья. Поверь мне, ты найдешь своих сыновей. При дворе найдется знатный господин, которому ты сделаешь полезные вещи, и он тебе поможет.

Бахаго шел, не видя под собой земли, не слыша слов красильщика. Он стонал, покачивался из стороны в сторону, останавливался, ломал руки и все повторял:

– Жрецы аро увели моих сыновей! Жрецы аро увели троих старших сыновей! Бахаго, не умирай от горя, не упади на дороге, не утони в слезах. Бахаго, иди в Эдо, спасай своих сыновей!.. Скажи мне, добрый человек, почему они взяли моих сыновей? Ведь они никому не причинили зла!

– В Кано давно уже говорят о том, что жрецы аро похищают детей и продают их. Если твоих детей продадут во дворец, то считай себя счастливым. Ты сможешь увидеть их когда-нибудь.

Бахаго старался поверить в добрые предсказания красильщика, но страх перед неизвестным приводил его в смятение. Кузнец вдруг бросился на дорогу, стал загребать руками землю и выть, как пес, которого избили и выгнали из дома. Он стонал, причитал и проклинал свою беспечность. Красильщик поднял его с земли.

– За что такое наказание? – вопрошал Бахаго. – Я был счастлив и весел. Я имел мясо и томбо. Я делал бронзовые наконечники стрел и вырезал деревянные головы для алтарей. У меня есть жена и было четверо прекрасных сыновей. Что я наделал? У меня остался один Макера. Один-единственный сын…

– Ты был беспечным, Бахаго, и духи предков наказали тебя. Ты не должен был оставлять детей на базаре, у алтаря жрецов аро. Ты не должен больше стонать и причитать. Надо спешить в Эдо. Мне жаль, что я не имею верблюда. Я бы дал его тебе.

Пока они возвращались в дом красильщика, добрый человек старался уверить Бахаго, что все будет хорошо, что он найдет своих детей и вернется в свое селение. Но Бахаго не слушал. Он понял, что потерял не только сыновей, но и веру в людей. Если жрецы могут быть такими обманщиками, если они могут похитить детей, а потом продать их, то как можно верить людям? Нет, нет, теперь он не может быть доверчивым.

Бахаго долго молчал. А потом рассказал красильщику о своих сомнениях.

– Ты неправ, – возразил красильщик. – На земле есть много добрых людей. Их больше, чем дурных. Если бы хорошие люди взялись за руки и пошли против дурных, то всем нам стало бы легко жить. Поверь мне, так будет когда-нибудь.

Красильщик говорил убежденно, и Бахаго поверил ему. Когда они вошли во двор, увешанный крашеными тканями и мотками пряжи, Бахаго уже решил, что надо, не медля ни минуты, отправляться в Эдо. Он хотел верить, что там найдет своих сыновей и вызволит их из беды.

Добрая женщина, которую они сегодня утром встретили с корзиной белой пряжи на голове, утешала Мать Макеры, а ее дети увели Макеру в дом и показывали ему свои игрушки. Люди хауса в этом доме стали настоящими братьями, но ничто не радовало Бахаго. Он так долго готовился показать детям этот богатый город, а теперь они должны покинуть его в скорбном молчании. Они провели в Кано всего лишь день. Сегодня утром они были веселы и счастливы. И вот радость улетела подобно редкой птице.

Они простились с хозяевами дома.

– Мы вернемся в саванну? – Макера спросил так серьезно. Он изменился за этот день. Будто повзрослел.

– Вернемся, сынок, – отвечала мать.

Она шла по пыльной дороге, в обрывках новой одежды небесной синевы. На ней уже не было бронзовых бус с причудливой чеканкой, которыми она еще утром так гордилась. Она разорвала нитку и рассыпала бусы.