"Взломщик в шкафу" - читать интересную книгу автора (Блок Лоуренс)

Глава 8

Потом было много других баров и разговоров. Множество людей попадало и исчезало из моего поля зрения. Я, вероятно, тоже куда-то попадал: голова то туманилась, то снова прояснялась, будто я на машине мчался сквозь туман, полосами накрывший дорогу.

Потом вдруг я осознал, что иду; впервые за всю ночь я был сам себе хозяин. Где-то я потерял Фрэнки, она торчала возле меня с самой «Реанимации». Я шел, и впереди маячил Греймерси-Парк. Вот я уже стою перед чугунными воротами, вцепившись в прутья, — не оттого, что еле держусь на ногах, нет, просто так удобнее.

Парк пуст, по крайней мере та часть, что у меня на виду. Можно, конечно, открыть замок и проникнуть за ограду. У меня нет сейчас основательных громоздких орудий взлома, но связка отмычек при себе, так что можно войти и отдохнуть от прохожих и собак. Можно растянуться на удобной зеленой скамейке и, прикрыв глаза, пересчитать, сколько порций шотландского со льдом я пропустил через себя. Еще немного, и я...

Скорее всего попаду в тюрьму. Полиция всегда не упускает из виду бездельников, попавших в Греймерси-Парк. Это воспрещается.

Я все еще стоял, вцепившись в ворота, которые, как мне казалось, раскачиваются, хоть вроде бы не должны этого делать. Мимо протрусил бегун, или пробежал трус, как вам угодно. Не исключено, тот самый, который обегал Греймерси-Парк, когда я беседовал с Как-ее-по-имени?... Тэйлор? Тайлер? Какая разница. Какая разница, тот ли это бегун или другой? А что она тогда говорила про бег трусцой? «Они выглядят просто глупо».

Вспомнив ее высказывание, я подумал, что, наверное, и у меня глупый вид: вцепился изо всех сил в ворота. И пока я размышлял, как я выгляжу со стороны, бегун, шлепая по бетону кроссовками, снова пробежал мимо меня. Быстро он обежал парк, ничего не скажешь. Может, все-таки это другой бегун или я утратил чувство времени?

Я посмотрел ему вслед.

— Валяй, парень, — сказал я вслух, а может быть, мне это только показалось. — Все лучше, чем гонять по улице и пугать лошадей.

Потом я оказался в такси и, очевидно, назвал таксисту свой адрес, потому что спустя некоторое время мы уже дожидались зеленого света на авеню Западной стороны, в квартале от моего дома.

— Остановитесь здесь, — сказал я таксисту, — пройдусь немного пешком. Надо подышать свежим воздухом.

— Еще бы, — отозвался он, — конечно, надо.

Я расплатился с таксистом, дал ему на чай и, пока он не скрылся из виду, проигрывал в уме вариант остроумного ответа. Пожалуй, лучше всего было бы крикнуть ему вслед:

— Ах, еще бы?

Но пока я до этого додумался, он уже отъехал на несколько кварталов, и вряд ли мои слова произвели бы на него какое-то впечатление. Я наполнил легкие сравнительно чистым воздухом и прошел квартал на север.

Чувствовал я себя прескверно: перебрал спиртного, что совсем не входило в мои планы; голова словно в тумане, все тело пронизывала дрожь, а главное — отвратительное настроение. И все же я шел домой, а дома и стены помогают. Возвращение домой всегда утешает, даже если твой дом — пара комнат за бешеную цену, будто созданных для того, чтобы ты еще острее ощутил свое одиночество. Но здесь по крайней мере мне все знакомо. Выйду на угол Семьдесят первой и Западной стороны и увижу привычную картину.

Вот, к примеру, кафе на углу. Или здоровенный датский дог — то ли хозяин, тонкий, как тростинка, его прогуливает, то ли он хозяина. На другой стороне улицы — моя соседка, миссис Хеш, с неизменной сигаретой в углу рта. В руке у нее сандвич из гастрономической лавки и «Дейли ньюс», купленная в киоске на Семьдесят второй улице. Знаком мне и швейцар. Сумасшедший Феликс, всю жизнь пытающийся привести в соответствие свою темно-бордовую форму с чересчур большими усами. Задушевную беседу с Феликсом вел бедный, но нечестный «фараон» Рэй Киршман. Наши пути пересекались слишком часто. У самого дома стояла и знакомая мне молодая парочка, балдевшая от травки двадцать часов в сутки. А прямо по диагонали...

Обождите минутку!

Я снова перевел взгляд на Рэя Киршмана. Да, я не ошибся, это он, старина Рэй, а что он, черт возьми, делает возле моего дома, о чем беседует с моим швейцаром?

Туман начал быстро улетучиваться у меня из головы. Не скажу, что я сразу протрезвел, но был на пути к этому. С минуту я оставался на месте, оценивая обстановку. Потом решил, что беспокоиться буду после, когда появится время. Сейчас мне было некогда.

Я пересек тротуар и скользнул в тень. Обернувшись, убедился, что Рэй меня не заметил, и направился на восток от Семьдесят первой, по-прежнему держась поближе к домам. По дороге я несколько раз оглядывался, проверяя, нет ли поблизости других «фараонов». Потом сообразил, что манера озираться выдает меня с головой. И все же я невольно оглянулся и в этот момент вляпался в памятный подарок, оставленный на тротуаре датским догом или кем-либо из его сородичей. Я выругался, невольно определив то, во что ступил, вытер ботинок и направился к Бродвею. Мимо проезжало свободное такси, и я его остановил.

— Куда? — осведомился таксист.

— Пока не знаю, — сказал я. — Поезжайте вниз, к центру, а я соображу по дороге.

Пока он вел привычный треп, в который я не вслушивался, я вынул бумажник и отыскал карточку, оставленную Джиллиан.

— Прием у косметички Кейт, — произнес я вслух. — Что можно из него извлечь? Он был почти две недели назад.

— С тобой все в порядке, парень? — спросил таксист.

— Нет, — ответил я.

Перевернув карточку, я увидел надпись: «Р7-1802».

— Попробуем, ладно? Отвезите меня по этому адресу.

— Ты в своем уме, парень?

— А что?

— Это же номер телефона!

— Да ну?

— Райнландер семь — это коммутатор. У меня телефон из одних цифр, но у некоторых людей все еще буквы и цифры. Я и сам думаю, что оно как-то солиднее глядится.

— Согласен.

— Но я не могу отвезти вас куда-то по телефонному номеру.

— А там внизу и адрес указан, — сказал я, стараясь получше всмотреться. Буквы — я не преувеличиваю — так и прыгали у меня перед глазами.

— Ну так говорите адрес.

— Обождите минуту, именно это я и хочу сделать.

Джиллиан жила в реставрированном кирпичном доме на Восточной Восемьдесят четвертой улице, в квартале от реки. Я нашел ее звонок и позвонил, не ожидая подвоха. Я уж собрался открыть замок своим способом, но услышал ее голос по домофону, назвался, и она меня впустила. Я поднялся на три пролета вверх и увидел в дверях Джиллиан в голубом велюровом халате.

— Берни? — Она нахмурилась. — Ты здоров?

— Нет.

— У тебя такой вид... Нездоров, ты говоришь? Что случилось?

— Я пьян.

Джиллиан отступила, и я вошел в ее маленькую квартирку. Софа была расстелена, и Джиллиан, видно, только что поднялась.

— Ты пьян?

— Да, пьян. Я пил оливковое масло, белое вино, содовую воду и шотландское виски со льдом. От содовой воды у меня началась кессонная болезнь, а лед вконец испортил желудок.

— Лед?

— Да, лед. А еще он сужает кровеносные сосуды, вены и артерии. От мятного ликера можно заработать диабет, но я от него воздержался. — Я стянул галстук, скатал его и убрал в карман. Потом снял пиджак, бросил его на стул. — Не знаю, как действует на человека оливковое масло, но, наверное, я напрасно на него понадеялся.

— Что ты делаешь?

— Раздеваюсь, — ответил я. — А ты что подумала? Я много чего разузнал про Кристал. Очень надеюсь, что к утру кое-что вспомню. Сейчас все из головы вылетело.

— А брюки зачем снимаешь?

— Ты права. Дьявольщина! Конечно, сначала надо ботинки снять. Обычно так и делаю, но сейчас я в скверной форме. Вино производится из винограда и отравляет кровь. Бренди дистиллируют, и это очищает его от фермента.

— Берни, а что у тебя на ботинке?

— У меня в подъезде ищейка, а на ботинке — и того хуже. Все это я знаю.

— Берни...

Я залез в постель. Там была всего одна подушка. Я сунул ее под голову, натянул на себя одеяло и впал в забытье.