"Взломщик в шкафу" - читать интересную книгу автора (Блок Лоуренс)

Глава 17

Джиллиан слушала, по обыкновению широко раскрыв глаза, мой рассказ о том, как произошло ограбление и убийство. Когда я описал свое посещение жалкой конуры бармена Коркорана, я прочел в ее глазах благоговейный восторг. Возможно, я слегка приукрасил реальность — немного приподнял крышу соседнего дома, удлинив прыжок, разъединил дома на несколько ярдов. Свобода творчества — сами понимаете.

Когда я рассказал, как обнаружил дипломат, Джиллиан ахнула. Когда выяснилось, что это не тот дипломат, у нее вырвался стон. А уж продолжение рассказа о том, как я открыл дипломат, битком набитый пачками денег, она выслушала с открытым от изумления ртом.

— Такая уйма денег! Где же они? Ты не принес их сюда?

— Они в надежном месте. В противном случае я выбросил на ветер пятьдесят центов.

— Как так?

— Это не имеет значения. Я спрятал дипломат, но несколько купюр прихватил с собой: решил, что они могут пригодиться. — Я вытащил бумажник. — Остались две штуки, видишь?

— Вижу. Ну и что?

— Красивые бумажки, верно?

— Двадцатки. Но что в них особенного?

— Представь, что перед тобой целый чемоданчик, набитый доверху такими бумажками. Впечатляющее зрелище?

— Ну, наверное, и все же...

— Сравни номера серии, Джиллиан.

— Ну и что? Обычный порядок... Впрочем, погоди, между ними нет никакой разницы.

— Никакой!

— Они... Берни, на обеих купюрах одно и то же число!

— Да ну? Примечательно, не так ли?

— Берни...

— В этом мире даже у двух снежинок узор разный, не найдешь и двух людей с одинаковыми отпечатками пальцев, и вдруг я вынимаю из бумажника две ассигнации по двадцать долларов каждая, и, будь я проклят, номера серии у них совпадают. Невольно задумаешься, а?

— Так они...

— Хочешь сказать — фальшивые? Да, боюсь, что в этом все дело. С одной стороны — деньги, а с другой — просто зеленые бумажки. Всмотрись в них внимательнее, Джиллиан, и ты заметишь, что они далеки от совершенства. Портрет Энди Джексона выполнен классно по сравнению с теми фальшивками, что мне довелось видеть, но в целом купюра не шедевр.

— Да, вот печать....

— Конечно, краешки не заострены. А переверни-ка ее на другую сторону, еще кое-что увидишь. Конечно, они новехонькие, эти бумажки. Если их искусственно состарить — испачкать, помять немного, чтобы образовались складки, убрать хруст-кость, поварив их немного в кофе... В каждом ремесле есть свои тонкости, и я не притворяюсь, будто мне известно все, что напридумывали за последнее время фальшивомонетчики. Хватит с меня постоянного состязания с мастерами слесарного дела. Однако, доложу тебе, эти купюры проскочат в любом банке в девятнадцати случаях из двадцати. Самый очевидный их недостаток — один и тот же номер серии. Но вот представь, что тебе дали сдачи такую бумажку. Ты обратишь на это внимание?

— Нет.

— И никто не обратит. Так вот, как только я заметил, что деньги фальшивые, я тут же отправился к Грабову. И только шагнул за порог, сразу понял, что я на правильном пути. Ему не везло в живописи, тогда он занялся графикой, но и в ней успеха не добился. А живет в такой квартире, что большинство ньюйоркцев лопнули бы от зависти — какой простор, какая мебель, а изделия примитивистского искусства на стене — да им цена несколько тысяч долларов! Я сунул нос туда, сюда — да у Грабова столько типографской краски и бумаги на хлопковой и льняной основе, что он может изготовить банкноты лучшего качества, чем вся Федеральная резервная система. А последние сомнения отпали, когда я увидел настоящие выгравированные пластины. Ему прекрасно удаются концентрические тонкие линии. Классная граверная работа, ничего не скажешь.

— Так Грабов — фальшивомонетчик?

— Ага! А я еще удивлялся его подозрительности, когда он поймал меня в холле перед входной дверью. Я прекрасно исполнил роль туповатого зануды, разыскивающего его однофамильца, но он достал меня вопросами: кто вы такой, где вам дали этот адрес, почему вы работаете по субботам? Я просто не успевал ответить на один вопрос, а уж он лез с новым, потому мне и пришлось удариться в бега. Почему он такой подозрительный, если ему нечего скрывать? Да он фальшивомонетчик! Не могу поклясться, что он сам изготовил эти выгравированные пластины, но они у него есть. И он, несомненно, сам напечатал банкноты.

— А потом передал деньги Голове? Я не представляю, как все дальше было.

— Не могу сказать наверняка, но кое о чем догадываюсь. Допустим, их свела Кристал. Грабов был ее любовником, она таскала его за собой по барам, и не раз. Конечно, если она водила за нос Судейскую Ищейку, другого своего любовника, почему бы ей не проделать то же самое с Грабовым? Как бы то ни было, Грабов и Коркоран затеяли аферу. Возможно, Грабов взялся изготовлять фальшивые банкноты, а Коркоран собирался найти способ обратить их в настоящие деньги. Тут может быть любое мошенничество. Допустим, Голова получил двадцатки, а Грабов — психоз. А может быть, и Кристал его надула каким-то образом, может быть, это ей в конце концов достались денежки.

— Каким образом?

Я пожал плечами.

— Ума не приложу, но такое вполне могло случиться. А, возможно, афера с печатанием фальшивых банкнот удалась, но Грабов обнаружил, что Кристал просто использует его в своих целях, а сама обманывает его с другим и водит за нос ради сделки с фальшивыми деньгами. Может, он узнал, что она спит с Головой, может, что-то пронюхал про третьего любовника. В нем проснулась ревность, он разъярился, прихватил скальпель и — прямиком к ней.

— А где он взял скальпель?

— В фирме «Селникер», как и Крейг.

— Но с чего бы ему...

— Да у Грабова их целая коллекция! Всевозможные скальпели, зонды, иглы, резцы, и, сдается мне, все это изделия фирмы «Селникер», но, возможно, и другие производители инструментария стали делать шестигранные ручки. По-моему, они очень удобны в типографском деле и полиграфии. Ими удобно резать линолеум, заниматься резьбой по дереву, да они подходят для любой детальной работы. Он мог намеренно прихватить скальпель, замыслив убийство, но не исключено, что тот по чистой случайности оказался у него в кармане.

— Все это странно, верно?

Действительно странно.

— Тогда представь такую ситуацию. Он привел Кристал к себе домой, она увидела набор инструментов и упомянула, что у Крейга в кабинете — точно такие же. В конце концов она работала гигиенистом у Крейга до замужества. Это, согласись, объясняет, почему у Грабова были такие же инструменты, как у Крейга. Может, он раньше пользовался другими инструментами, электронно-гравировальными, или бог знает чем, а Кристал ему сказала, что надо приобрести зубоврачебный инструментарий, потому что он делается из отличной стали... Впрочем, кто знает, что она ему сказала. Во всяком случае, если Грабов знал, что Крейг пользуется инструментами фирмы «Селникер», он мог прихватить с собой скальпель и обставить дело так, будто Крейг ее убил. Он и не пытался избавиться от своих инструментов, потому что, во-первых, ничто не могло навести полицию на этот след, потому что ничто на первый взгляд не связывало его с Кристал, а во-вторых, раз уж Крейга обвинили в убийстве, полицейским нет резона вести дальнейшее расследование.

— Так ты считаешь, что он взял с собой скальпель, намереваясь убить им Кристал?

— Должно быть.

— И он привел ее домой и сначала поволок в постель?

— Это было бы дьявольски жестоко, ты не находишь? У меня о нем самое поверхностное представление, но коварства я в нем не заметил. Напротив — мне показалось, что он очень прямолинеен, силен духом и немногословен. Кристал, вероятно, отправилась в бар на свидание с Судейской Ищейкой и привела его домой. Я не помню, о чем они говорили, потому что намеренно не прислушивался, но с ней был не Грабов. По крайней мере мне так кажется.

— Да?

— А может статься, и такое случилось. Скажем, Грабов наблюдал за ней или даже шел за ними, когда она с юристом возвращались из бара. Даже если не с юристом, а с кем-то другим, это не имеет значения. По правде говоря, юриста можно сбросить со счетов: я не знаю, какое отношение он имеет к этому делу. Фрэнки Аккерман упомянула, что у Кристал было трое приятелей, но это отнюдь не означает, что все трое замешаны в убийстве. Примечательно уже и то, что двое из них замешаны.

— Так ты говоришь, что она кого-то из них привела домой, а Грабов все это видел, — напомнила Джиллиан.

— Верно. Потом этот парень ушел. Грабов видел, когда он ушел. Он выждал еще пару минут, пока тот скрылся из виду, потом вошел в дом и позвонил. Кристал его впустила, и он, как и подобает сильному человеку, без лишних слов всадил ей скальпель в сердце.

Джиллиан невольно схватилась за грудь, маленькая ручка смяла синий свитер высоко слева. Она воспринимала услышанное, будто фильм на экране своего телевизора.

— Потом Грабов прошел в спальню, — продолжал я, — и увидел мой дипломат, стоявший у стены под портретом французской дамы. Он наклонился...

— Что еще за французская дама?

— Это не важно. Просто картина на стене у Кристал. Но Грабов и не глядел на картину, потому что его занимал только дипломат. Дипломат есть дипломат. Грабов заключил, что он набит фальшивыми деньгами, и он наконец может унести его с собой.

— Но ведь деньги лежали в черном виниловом дипломате!

— В черном кожаном дипломате. Но откуда Грабов знал такие мелочи?

— Разве не он сам уложил их в этот чемоданчик?

— И такое возможно, хотя с уверенностью утверждать не стану. Он мог отдать их Кристал и в фирменном пакете какого-нибудь супермаркета, «Блумингдейл», к примеру. Я, когда иду на дело, прихватываю с собой такой пакет. Идешь себе ленивой походочкой с пакетом, набитым чужой собственностью, и ничем не выделяешься в толпе. Допустим, ему стало известно, что кто-то переложил деньги в дипломат, и вот он стоит перед ним — именно то, за чем он сюда явился. Естественно предположить, что Грабов схватил чемоданчик — и скорее прочь из чертовой квартиры, а уж открыл его у себя, позже.

— А когда открыл...

— Думаю, у него в глазах потемнело. Наверное, сначала ему пришло в голову, что Кристал, как средневековый алхимик, превратила бумагу в золото и бриллианты. Потом, поразмыслив, понял: ничего не поделаешь, надо вернуться за деньгами. Это и объясняет, почему он, взломав замок, вошел в опечатанную полицией квартиру. Грабов явился за деньгами, сломал печати, обыскал всю квартиру и вернулся домой с пустыми руками. Ведь фальшивые деньги лежали на полке стенного шкафа в квартире бармена Коркорана.

Джиллиан кивнула, потом вдруг нахмурилась.

— А где же драгоценности?

— Думаю, у Грабова. Люди, как правило, держат их у себя, а не выбрасывают на помойку. Я их в квартире Грабова не нашел, но это ровным счетом ничего не значит. Драгоценности — вещественное доказательство, и он вряд ли рискнул бы оставить их на виду: его сразу обвинили бы в убийстве.

— Но он же оставил на виду зубоврачебные инструменты.

— Это совсем другое дело. Он же понимал, что не сможет дать разумное объяснение, откуда у него женские ювелирные украшения. Запрятал их куда-нибудь подальше. Не исключаю, что у себя же в квартире и запрятал. Не так уж трудно затолкать их под паркет или в его секционную мебель. Я ведь произвел только беглый осмотр. Если на то пошло, я видел там и ключ от сейфа. Возможно, он отнес драгоценности в банк. Почему бы ему и не положить их в сейф в пятницу? С таким же успехом он мог и снести их скупщикам краденого. Ничего невероятного в этом нет. Поскольку Грабов — фальшивомонетчик, для него не проблема найти через своих знакомых скупщиков краденых драгоценностей. В этом городе найти скупщика краденого не труднее, чем сделать ставку в футбольном тотализаторе, нелегальной лотерее или купить наркотики. Но у меня больше нет нужды беспокоиться о побрякушках Кристал. У меня столько доказательств вины Грабова, что его можно упечь в тюрьму на годы.

— Ты имеешь в виду зубоврачебный инструмент?

— Это для начала, — пояснил я. — Я переставил кое-что в его квартире на тот случай, если он решит избавиться от вещественных доказательств. Несколько двадцаток упрятал так надежно, что их трудно будет отыскать. То же самое проделал с инструментами. Если он вдруг запаникует и вздумает их выкинуть, нескольких штук он не найдет, а полиция их обнаружит. К тому же я припрятал выгравированные пластины. Вздумай он их начать искать, наверняка ударится в панику. А поскольку в квартире из вещей ничего не пропало, ему и в голову не придет, что там орудовал взломщик. Я даже замок закрыл за собой той же отмычкой. Такую услугу взломщики редко кому оказывают. Ушел от него с пустыми руками, а точнее — с убытком для себя: я ведь оставил у него несколько двадцаток. Поступай я так всегда, мне бы и за квартиру нечем было бы платить.

Джиллиан рассмеялась:

— Моя мать говорила, бывало, что взломщики, посмотрев на наше жилье, еще оставят что-нибудь на бедность. Но ты единственный, кто так поступил.

— Ну, это не войдет у меня в привычку.

— Ты всю жизнь занимаешься воровством, Берни?

— Конечно, нет. Сначала, как все, был ребенком. Кстати, мне нравится, когда ты смеешься. У тебя это очень мило получается. Так вот, с тех пор, как я повзрослел, только воровством и занимаюсь.

— А мне кажется, ты так и не повзрослел, Берни.

— У меня тоже порой возникает такое чувство, Джиллиан.

И я принялся рассказывать ей о себе, о своей безумной преступной карьере; как залезал сначала в чужие квартиры, чтобы пощекотать себе нервы, а со временем понял, что это чувство еще приятнее, если что-нибудь прихватишь с собой. Я говорил, а она слушала, и мы незаметно выпили весь кофе, и тогда она достала и поставила на столик бутылку отличного вина. Мы потягивали холодное белое вино из тонких длинных рюмок, сидя бок о бок на кушетке, и я уже видел в мечтах, как кушетка сама собой раскладывается и превращается в ложе. Она была очень мила, Джиллиан, и так внимательно слушала, и волосы у нее пахли весенними цветами.

Бутылка почти опустела.

— Так что ты намерен предпринять, Берни? — спросила Джиллиан. — Ты ведь теперь знаешь, кто убийца.

— Найду способ подкинуть эту информацию полицейским. Пожалуй, надо использовать Киршмана в своей игре. Он не занимается делом об убийстве Кристал, но у него особый нюх на деньги, и он все процедуры, как орешки, отщелкает. Хотя мне невдомек, как он свое получит. Как только удастся обнаружить драгоценности, их немедленно конфискуют и приобщат к делу как вещественное доказательство. Но если тут есть деньги, он их непременно найдет, и это уже его проблема, не моя.

— Он хочет, чтобы ты ему позвонил.

— Ага. Но, боюсь, сейчас уже поздно, ночь на дворе.

— Который час? Ах, действительно поздно, глубокая ночь, а я за разговором и не заметила, как время прошло.

— Придется искать, где бы переночевать. Моя собственная квартира, к сожалению, пока исключается. Вряд ли шпики устроили там засаду, но я рисковать не стану: вдруг у них на руках ордер на арест? Переночую в отеле.

— Не выдумывай.

— Ты думаешь, это опасно? Пожалуй, ты права. В такой поздний час мало кто регистрируется в отеле, и мой приход может вызвать подозрение. Что ж, всегда есть еще одна возможность, и надо ее испробовать. Найду пустую квартиру, жильцы которой уехали на уик-энд, и устроюсь там как дома. Сказочной Златовласке это всегда удавалось.

— Не выдумывай. Ты же ночевал у меня прошлой ночью, можешь и сегодня остаться. Я не хочу, чтобы тебя арестовали.

— Но ведь Крейг может...

— Не выдумывай. Крейг не придет. Да и появись он, я бы его не впустила. Я очень сердита на Крейга, если хочешь знать. Он вел себя ужасно. Пусть он хороший дантист, но я вовсе не уверена, что он хороший человек.

— Что ж, ты очень великодушна. Но на сей раз я буду спать в шезлонге.

— Не выдумывай.

— Ради Бога, я не допущу, чтобы ты опять просидела всю ночь в кресле, а свою кровать отдала мне.

— Не выдумывай.

— А? Я не...

— Берни, — она бросила на меня взгляд из-под длинных ресниц, — Берни...

— Ох! — произнес я, заглянул ей в глаза и вдохнул запах ее волос. — Ох!...