"Опасный искуситель" - читать интересную книгу автора (Мартин Дебора)

4

Освальд Шалстоун был отнюдь не глуп. Порой он был невоздержан в употреблении спиртного, но это не мешало ему замечать того, что происходит вокруг. И человека с нахальным взглядом, любителя совать нос не в свои дела, он умел распознать сразу.

Такой нахальный взгляд был устремлен сейчас на его дочь.

Да, конечно, с момента появления Освальда в гостиной герцог не прикасался к Корделии, но она заливалась краской всякий раз, как смотрела на него. Освальду это показалось подозрительным. Очень подозрительным.

Тем не менее надо вести себя дружелюбно, решил он. Долг викария – привечать все души. Даже герцогскую.

Освальд слегка поклонился.

– Добрый день, ваша светлость. Большая честь для нас видеть вас в нашем скромном жилище.

Герцог поклонился в ответ.

– Для меня честь быть принятым здесь.

Они не стали упоминать о предыдущем визите герцога, хотя Освальд и припоминал что-то – но весьма расплывчато. Какая невоспитанность – явиться именно сейчас, когда весь дом кувырком. Подумав об этом, Освальд начал злиться.

Что-то слишком многое в последнее время выводит его из себя. Все из-за этого проклятого вина. Надо ограничиваться, решил он, стараясь не прислушиваться к внутреннему голосу, напоминавшему о том, сколько раз он уже обещал себе это.

– Присаживайтесь, ваша светлость, – сказал Освальд, указывая на диван. Он постарался скрыть свое неудовольствие, увидев, что герцог и Корделия сели на диван оба. Немного утешило его лишь то, что они постарались отодвинуться друг от друга как можно дальше.

Корделия скромно оправила юбки.

– Отец, его светлость приехал сюда по делу. Оно касается тех сочинений, что я отсылала в Лондон. Его брат – мой издатель.

Освальд уселся на свой любимый стул и задумчиво посмотрел на дочь, расправлявшую складки на платье. Обычно Корделия не слишком заботилась о своем внешнем виде. Что-то расстроило ее, и викарий был этим обеспокоен.

– Да, я припоминаю, вчера шла речь о лорде Кенте, – пробормотал Освальд.

Заметив, что герцог и Корделия обменялись взглядами, он рассвирепел. Они что, держат его за полного идиота? Да, вчера он был выпивши, но не оглох же он, и, кроме того, ему отлично известно, кто брат герцога.

В письмах Гонорины, которые зачитывала ему вслух Корделия, постоянно упоминалось о герцоге и его семье. Гонорина – завзятая сплетница, но источникам ее сплетен можно доверять. Она многое сообщала о делах герцога в Индии. Интересно, подумал Освальд, а что же занесло его светлость сюда?

– Дело в том, сэр, – заговорил лорд Веверли, – что я хотел бы попросить вас и вашу дочь об одном одолжении.

Для Освальда не было ничего подозрительнее аристократа, просящего об одолжении. Знатные господа не просят викариев ни о чем, кроме как об отпущении грехов.

– Одолжении, ваша светлость?

С завидным терпением герцог объяснил, в каком затруднительном положении оказался его брат, после чего изложил план, по которому необходимо было ввести в заблуждение лорда Кента и некоего композитора Генделя.

Герцог и Корделия наверняка разработали его вместе, что доказывало, что от сладких речей лорда Веверли его обычно столь сообразительная дочь окончательно потеряла разум.

– Постойте-ка, правильно ли я вас понял? – спросил Освальд, когда герцог закончил. – Вы хотите, чтобы я сделал вид, что музыку, сочиненную моей дочерью, написал я, обманув тем самым не только вашего брата, но и уважаемого композитора. И все это для того, чтобы издательство вашего брата процветало.

К удивлению Освальда, герцог сдержался, только глаза сверкнули дьявольским огнем.

– Полагаю, суть вы ухватили верно, сэр.

Но дьявольским блеском глаз Освальда было не напугать. Он повернулся к дочери, которая выглядела куда спокойнее герцога.

– А ты-то, детка? Ты этот план одобряешь?

Она опустила глаза.

– Я не вижу, как еще можно помочь герцогу, папа.

– Но почему герцогу должны помогать мы?

Корделия покраснела.

– Потому что лорд Кент был к нам так великодушен! Он был настолько добр, что опубликовал мои сочинения…

Освальд возмущенно фыркнул.

– Какая чепуха! Он лишь выказал деловую сметку, и все. Уверен, он неплохо заработал на твоих хоралах.

– Вы неправильно меня поняли, сэр, – вмешался лорд Веверли. – Я не хотел сказать, что ваша дочь чем-то обязана моему брату. Как вы верно заметили, Ричард только выиграл. – Он помолчал, пытаясь успокоиться. – Я прошу лишь об одолжении, и прошу потому, что у меня нет другого выхода.

– Нет другого выхода? – Освальд насторожился. Эти аристократы все одним миром мазаны, неженки избалованные. – Почему бы вам просто не выбить дурь из своего брата? Напомните ему об обязанностях перед семьей. Объясните ему, что он должен смириться и искать утешения у Господа. Кажется мне, ему не хватает смирения и усердия. И дисциплины!

Корделия искоса взглянула на отца и тряхнула головой, как делала всегда, когда бывала чем-то рассержена. Боже правый, да что он такого сказал? Неужто она не видит, что он прав?

– Папа, дисциплина помогает многим, но не всем. – Уж не сарказм ли послышался ему в сдержанном голосе дочери? – И тебе это известно не хуже других.

А это что значит?

– Ты, детка, со мной в таком тоне не говори.

– Прошу вас, сэр, – вмешался герцог, не сводя глаз с Корделии. – Я не хотел бы быть причиной ваших размолвок с дочерью, но мне действительно необходима ваша помощь. Я знаю, что прошу многого, но постараюсь вознаградить ваши усилия.

Освальд презрительно хмыкнул.

– Так всегда, да, ваша светлость? Покажите священнику монетку, и он сделает все, что пожелаете, да?

Корделия встала. Лицо ее пылало.

– Папа, не пристало тебе быть грубым.

Не пристало быть грубым? Но Освальд никак не мог побороть желание указать этому выскочке-герцогу его место. Отчего же?

Да оттого, что герцог видел его пьяным. Оттого, что герцог утром был свидетелем того, как викарий оконфузился во время проповеди. Оттого, что герцог глаз не сводил с его дочери. И, главное, оттого, что, как грешник жаждет отпущения грехов, Освальд жаждал хоть одного глотка вина.

Он тряхнул головой. Нет, не нужно ему вина. Не нужно! Он спокойно может без него обходиться.

– Я решила, что ты согласишься помочь человеку, чей брат в безвыходном положении. – Корделия ходила по комнате, по привычке возбужденно размахивая руками. – Я решила, что ты поможешь ему, потому что ты священник и потому что это твой долг.

Он не дал гневным словам сорваться с его губ и заговорил как можно спокойнее и ласковее.

– Корделия, дитя мое, я не хочу отказывать его светлости в помощи, но ты сама должна понять, что в данном случае это абсолютно невозможно.

Она заколебалась, и он понял, что в ней борются противоречивые чувства. Так, значит, она не полностью одобряла план герцога.

Но вот она глубоко вздохнула и обернулась к нему.

– Да, идея эта трудноосуществима. Но и продолжать так дальше тоже невозможно.

Ее мягкий упрек ранил его. Все годы после смерти Флоринды он устраивал Корделии веселую жизнь, даже не подозревая о том, как далеко зашло ее недовольство.

Нет, все не так! Он видел, как дочь отдаляется от него, но не мог… не хотел это остановить.

Викарий до боли сжал руки, стараясь скрыть, насколько он уязвлен.

– И как же, помогая этому… – он сделал паузу, взглянув на герцога, который молча наблюдал за тем, как отец и дочь выясняют отношения, – этому джентльмену, мы изменим ситуацию?

Корделия, казалось, не слышала его вопроса. Она подошла к клавесину, тронула клавиши, потом, прежде чем обернуться к отцу, посмотрела на гер-цога.

– Его светлость пообещал мне позаботиться о том, чтобы мои сочинения всегда издавали.

Освальд прикрыл глаза, не в силах смотреть на ее воодушевленное лицо. Ей не надо было продолжать, он понял все. Если она сможет зарабатывать сочинительством, ей не нужно будет держаться за столь ненадежного отца. Никогда еще Освальд не испытывал такой ненависти к человеку. Этот проклятый герцог подсказывал Корделии, как покинуть собственного отца, и, более того, хотел, чтобы викарий сам принял в этом участие.

И тут Освальд повернулся к дочери. Мать Корделии была брюнеткой, а дочка – блондинка. У матери черты лица были тонкие, у дочери – лицо решительное, сильное. Да, дочка – красавица, но ведь незамужняя, того и гляди останется в старых девах. Как пьян он ни бывал, но всегда помнил о жертвах, которые она приносила ради него – об отвергнутых поклонниках, о силах, которые она тратила на приход. Он стыдился того, сколько обязанностей переложил на нее, но всегда старался убедить себя, что она исполняет лишь положенное дочери викария. Просто его приход требует больших сил, чем другие.

И теперь этот герцог, богатый, влиятельный, предлагал ей то, чего сам викарий дать не мог – свободу от собственного отца.

А может, нет? Ведь на самом деле все зависит от того, как Корделия воспримет предложение герцога. Разве сможет она оставить его?

Освальд сурово уставился на Корделию.

– Скажи, детка, что бы ты стала делать, будь у тебя возможность сочинять и публиковать музыку?

Она с мечтательной улыбкой перебирала нотные листы, лежавшие на клавесине.

– Я бы нашла для нас домик где-нибудь в тихом месте неподалеку от Лондона. Мы могли бы разводить цыплят, купили бы корову. Я сочиняла бы музыку, а ты – работал бы, читал книги, как раньше, до… до того…

До того, как умерла Флоринда. Нет, Корделия его не бросит!

– А как же приход? Как же здешние жители? Ведь они зависят от нас.

Она озабоченно нахмурилась.

– Захочешь – мы останемся здесь. Если я могу сочинять, мне все равно, где жить. – Она подошла к нему, опустилась на колени, взяла его руки в свои. Лицо ее прояснилось, оно светилось надеждой. – Но нам не надо будет волноваться, сможем ли мы поддерживать хозяйство. Мы не будем зависеть от графа и от прихожан.

Он пытался не обращать внимания на просительные нотки в ее голосе, но не мог. Не имел такого права. Да и глупо было бы отказывать ей в этом. Это же не предложение руки и сердца от какого-нибудь поклонника, который женился бы и увез ее. Герцог давал Корделии возможность остаться с отцом и заботиться о нем.

Но одно его беспокоило.

– То, что просит от нас его светлость, неправильно, и ты, радость моя, сама это понимаешь. Ложь ни к чему хорошему привести не может.

Она слабо улыбнулась.

– Чем эта ложь хуже той, которую придумали мы, когда сказали лорду Кенту, что автор хоралов ты?

С этим спорить было трудно. Как это ни смешно, но ведь именно викарий настоял на том, чтобы она подписывалась его именем. Другой отец просто-напросто запретил бы дочери посылать свои сочинения в столицу. Но разве он мог ей это запретить? Разрешив ей публиковать хоралы, он тем самым хотел загладить свою вину перед ней. Ему так хотелось, чтобы у нее было что-то свое, пусть и изданное анонимно. И вот теперь его же ложь к нему и вернулась.

– Папа, не знаю, удастся ли нам выполнить задуманное, но я чувствую себя виноватой перед лордом Кентом, – шепнула она, сильнее сжимая его руки. – А так мы можем попытаться все исправить. Если бы я не выступала под именем викария, лорд Кент не смог бы получить поддержку Генделя. Разве можно допустить, чтобы лорд Кент потерял свое дело и считал меня, вернее, тебя, неблагодарным, отказавшимся помочь ему в трудную минуту?

Он не стал предлагать рассказать лорду Кенту правду. Он легко мог представить себе, какова будет реакция лорда Кента, когда он узнает, что простая девчонка обвела его вокруг пальца. Да и вчера вечером Освальд был не настолько слеп, чтобы не заметить, с каким трудом поверил в это лорд Веверли. Освальд не желал, чтобы дочь его снова вытерпела это – от лорда Кента и Генделя. Кроме того, герцог ясно дал понять, что, объяви Корделия о своем авторстве, проку лорду Кенту от этого не будет никакого.

Ну и задачку она перед ним поставила! Он было обернулся, ища поддержки у герцога, но быстро сообразил, что здесь ее не получит. Его светлость лишь улыбался, и викарий вспомнил о другой возможной опасности.

Ах, этот нахальный взгляд! Освальд уставился на обладателя этого взгляда, который, к сожалению, был к тому же молод и красив собой.

– Мы должны будем отправиться с вами, ваша светлость?

Лорд Веверли кивнул.

– Моя карета прибудет сегодня вечером или завтра. Я, безусловно, оплачу все дорожные издержки – обеды, комнаты в гостиницах.

Освальд едва удержался, чтобы не спросить, кто будет делить комнату с его дочерью, но лишь осведомился:

– Вы позволите нам взять с собой служанку?

– Служанку? Но зачем? – удивилась Кор-делия.

– В качестве твоей компаньонки. Не пристало тебе путешествовать в обществе двух мужчин.

– Но, думаю, при вас ваша дочь не будет нуждаться в компаньонке, – ехидно заметил лорд Веверли.

– Я хочу, чтобы нас сопровождала Пруденс, – твердо заявил Освальд. – Если уж я принимаю участие в этом безумном плане, то желаю, чтобы с нами была служанка.

Герцог пожал плечами.

– Как вам будет угодно. Берите с собой хоть пятьдесят человек, если только это нас не задержит.

Но Корделия не была в восторге от этой идеи.

– Но зачем обязательно Пруденс, папа? Почему не Мэгги?

– Мэгги надо ухаживать за престарелыми родителями, радость моя, или ты уже забыла об этом? – У него были и более веские основания предпочесть Пруденс, но о них он дочери рассказывать не собирался.

– Но Пруденс…

– Либо Пруденс нас сопровождает, либо я никуда не еду!

Корделия кивнула и поднялась.

Лорд Веверли, не сводивший глаз с Освальда, поднялся вслед за ней.

– Могу ли я считать, что вы готовы помочь мне и согласны выдавать себя за композитора? – Свое волнение он постарался скрыть, говоря нарочито спокойным тоном.

Освальд чувствовал на себе умоляющий взгляд Корделии. И какой у него был выбор? Либо помогать герцогу и тем самым завоевать расположение дочери, либо жить под угрозой, что он ее потеряет: если не сейчас, то в скором времени, когда она устанет заботиться о старике, который к тому же лишил ее возможности жить независимо.

– Так и быть, я помогу вам, хоть и не думаю, что из этого выйдет толк. Кто поверит, что я музыкант? Ведь мне медведь на ухо наступил.

– Ты же постараешься, папа, правда? – Корделия взяла его за руку и смотрела на него так просяще, что, как всегда, он почувствовал укоры совести. – Ты постараешься сделать все как надо… ради лорда Кента.

– Уж изображу из себя композитора как смогу, детка. – Освальд потрепал ее по руке, потом сурово взглянул на герцога. – Но не ради лорда Кента или лорда Веверли. Только ради тебя.