ОТКРЫТИЕ

Слыхали, конечно, историю насчет «И тут на арену выхожу я, в белом фраке с блестками»? Вот-вот, именно так все и выглядело. По залитой слепящим светом прожекторов бетонной равнине шел – величественно шествовал! – человек, затянутый в белый (знак высокого административного ранга) радиационный скафандр, в белом же шлеме с опущенным визором.

Впереди, на усыпанном звездами фоне ночного неба, прорисовывались контуры огромного куполообразного строения. Власть человека в белом не вызывала сомнений.

Рядом со входным люком ангара вповалку спали одетые в черную броню люди – взвод охраны. Администратор ударил сержанта ногой – жестоко, но совершенно равнодушно. Командир взвода завопил от боли и вскочил на ноги, за ним и его солдаты. Они открыли люк, и человек в белом прошел внутрь, в непроглядную тьму. Затем, словно вспомнив о какой-то мелочи, он повернулся назад, к свету, задумчиво посмотрел на дрожащий от страха, вытянувшийся по стойке смирно взвод и с прежним безразличием застрелил сержанта.

Внутри ангара не было ни проблеска света.

– Как ваше имя? – негромко кинул администратор в окружавшую его тьму.

Ответом была последовательность высоких и низких звуков:

– – ''' – '' – ' -

– Перейдите из бинарной формы в фонетическую. RW Как ваше имя? RR Отвечайте.

– Наше имя Р-ОГ-ОР-1001, – откликнулся целый хор говоривших в унисон голосов. Звучали они так же негромко, как и голос спрашивающего.

– В чем состоит ваше задание, Рогор?

– Выполнять.

– Что выполнять?

– Программу.

– Вы были запрограммированы?

– Да.

– В чем состоит ваша программа?

– Доставить пассажиров и груз на Марс, в купол Окс-Кембриджского Университета.

– Будете вы выполнять приказания?

– Только приказания уполномоченных операторов.

– Я имею полномочия?

– Отпечаток вашего голоса занесен в командный файл. Да.

– Идентифицируйте меня.

– Мы идентифицируем вас как Администратора Первого Ранга.

– Мое имя?

Снова последовала серия высоких и низких звуков.

– Это – мой статистический номер. Назовите мое социальное имя.

– Ваше имя не было введено.

– Сейчас введу, свяжите его с отпечатком голоса.

– Цепи готовы к приему.

– Я – доктор Дамон Крупп.

– Принято. Связано.

– Вы запрограммированы на обследование?

– Да, доктор Крупп.

– Откройтесь для обследования.

В куполе ангара появилась щель, его половины медленно ушли вниз.

Мягкий звездный свет вырисовывал очертания двухместного корабля, с которым беседовал Крупп. Над глубокой шахтой пламегасителя высился объект, до удивления напоминавший старинный русский самовар – маленькая головка, широкое цилиндрическое тело, из которого кое-где торчало нечто вроде ручек; внизу это тело сужалось и переходило в квадратное основание с четырьмя ножками – дюзами двигателей.

Открывшийся люк внезапно – этот корабль не нуждался в иллюминаторах – залил ангар светом; Крупп поднялся по двум металлическим ступенькам, приваренным к корпусу, и начал свое обследование.

Внутри Р-ОГ-ОРа тысяча первого было на удивление жарко; скинув всю одежду, Крупп начал карабкаться вверх, к рубке управления, расположенной в той самой головке самовара (невесомость неизмеримо облегчит эту операцию).

В салоне, посреди брюха корабля, выяснилась причина тропической духоты – прозрачный инкубатор, окруженный уймой вспомогательного оборудования. Всем этим хозяйством занималась, чертыхаясь и обливаясь потом, совершенно голая женщина. Ползая на манер осьминога поди над вызывающей сомнение аппаратурой, она что-то подкручивала, довинчивала, исправляла.

Доктор Крупп никогда прежде не видел свою помощницу, доктора Клуни Декко, в подобном виде; ему потребовалось некоторое усилие, чтобы не выказать веселого удивления.

– Клуни?

– Привет, Дамон. Слышала, как ты с кораблем обменивались любезностями... Тьфу! Чтоб его все черти!

– Барахлит?

– Эта сучья подача кислорода – она, видите ли, с характером! То она есть, то ее нету. Вот так однажды и угробит ребенка.

– Не позволим.

– Рисковать нельзя, ни на вот столько. После семи месяцев возни, выхаживания и выкармливания нашего эмбриона я не собираюсь допустить, чтобы какая-то железяка ржавая взяла и все испоганила.

– Дело не в оборудовании. Клуни, просто внешнее давление сбивает отсчеты датчиков и перекрывает подачу. Конструкция разрабатывалась для свободного пространства, так что в полете все само наладится.

– А если нет?

– Расколем эту люльку и устроим парнишке искусственное дыхание рот в рот.

– Расколем? Господь с тобой, Дамон, эту штуку не вскрыть без зубила и кувалды.

– Не надо так уж буквально. Клуни. Расколем ее – в смысле вскроем.

– Ну если. – Обозленная – и обнаженная – Клуни выпуталась из хитросплетений своей аппаратуры, Круппу хотелось ее как никогда прежде. – Извини. У меня никогда не было чувства. В смысле юмора. – В ее глазах мелькнуло странное выражение. – А что, насчет рот в рот – это тоже шутка?

– Теперь уже не шутка. – Руки Крупна крепко схватили Клуни. – Я обещал себе это – как только наш мальчик будет извлечен из колбы. Он уже родился, поэтому...

Вот так и вышло, что Р-ОГ-ОР-1001 врезался в Ганимед.

Редчайшее событие – в систему управления попала космическая частица с энергией в миллионы БЭВ – сбило корабль с курса. В таких случаях – они все-таки бывают – вводится ручная коррекция, но Крупп и Декко слепо верили в компьютеры и слишком были заняты проверкой своей страсти. Поэтому все трое – мужчина, женщина и ребенок в инкубаторе – упали на Ганимед.

Началась эта история на острове Джекилл (в родстве с мистером Хайдом не состоит). Каковой факт преисполняет меня гордости – не так-то часто удается обнаружить первое звено цепи событий. А вот безукоризненное понимание всех прошлых событий никакой гордости у меня не вызывает, скорее наоборот – мне, при моем роде занятий, больше подошло бы понимание событий будущих. Почему? Потом узнаете.

Звать меня Одесса Партридж lt;partridge (англ.) – куропаткаgt;, и я занимала уникальное положение, позволявшее мне получать максимум информации и воссоздавать обстоятельства, как последовавшие за точно известными событиями, так и им предшествовавшие. А затем излагать их в том самом повествовании, которое вы читаете. Exempli gratia lt;например (лат)gt;: в начале моего рассказа описана встреча на Р-ОГ-ОРе тысяча первом, о каковой встрече я узнала лишь много времени спустя, по большей части из слухов, и по ею еще пору циркулирующих в Космотрон-Гезельшафт. Этот факт разрешил уйму вопросов, однако, увы, слишком поздно. Ну да ладно, искала я все равно нечто совершенно иное.

А вам не кажется, кстати, что я слишком легкомысленно отношусь к обещанному рассказу? Кажется? Дело в том, что работа у меня буквально собачья, всю душу выматывает. В такой ситуации юмор – лучшее лекарство. И всегда под рукой. Господь свидетель, моего богатого запаса юмора едва хватило на жуткие сплетения событий, которые начались с острова Джекилл, а потом превратили в пытку жизни Синэргиста с Ганимеда, феи с Титании, да и мою, собственно, заодно.

Теперь взглянем на события, окружавшие вышеупомянутое первое звено вышеупоминавшейся цепи.

Когда было принято решение о строительстве метастазисной энергостанции, Космотрону потребовалась целая серия угроз, шантажа и взяток, чтобы получить разрешение на покупку острова Джекилл, расположенного, как вы, скорее всего, и сами знаете, неподалеку от побережья Джорджии. Затем потребовался год, чтобы выкурить – при необходимости даже перебить – самовольных поселенцев, а также упорных экологов, насмерть окопавшихся в этом бывшем заповеднике. За тот же самый год удалось очистить остров от хлама, мусора и трупов временных его обитателей. После чего оставалось только возвести по периметру охранную систему – с напряжением в полторы тысячи мегавольт – и начать строительство станции.

Для производства энергии потребовалась техника данным давно заброшенная и позабытая. Еще год ушел на поиски этих древностей по музеям – с последующим изъятием, чаще насильственным, чем законным.

Тут внезапно обнаружилось, что блестящие молодые ученые не имеют ни малейшего представления, с какой стороны подойти к с таким трудом приобретенным раритетам. Тогда компания наняла высококлассного эксперта по подбору кадров, который повытаскивал откуда-то давно ушедших на пенсию профессоров и, в свою очередь, нанял их на работу со всей этой одним им и понятной техникой. Эксперт получил весьма высокий ранг супервизора. Звали этого эксперта доктор Дамон Крупп, а доктором он стал за работы в области личностного анализа.

Докторская диссертация Круппа была посвящена хорее Хантингтона (сиречь пляске Святого Витта). Блестящее и остроумное исследование, доказывавшее, что упомянутая болезнь увеличивает интеллектуальный и творческий потенциал несчастных своих жертв, навело уйму шороха; у неизбежных завистников появилась даже шуточка: «Крупп исследовал хорею Хантингтона, а Хантингтон – хорею Круппа».

Наш уважаемый доктор так и остался зацикленным на увеличении интеллектуального потенциала, а работа на объекте Космотрона предоставила ему возможность провести довольно-таки рискованный эксперимент. Космотрон синтезировал все элементы периодической системы, начиная от атомного веса 1,008 (водород) и вплоть до 259,59 (азимовий). Делалось это посредством метастатического процесса, повторявшего в миниатюре внутризвездные термоядерные заморочки. Постоянной головной болью было неизбежные утечки радиации – именно поэтому весь персонал буквально не вылезал из защитных костюмов – но именно эта же радиация и вдохновила Круппа на многообещающий эксперимент – Мазерную Генерацию Парадоксально Акцентированной Пренатальной Акселерации.

Его помощница, доктор медицины Клуни Декко, отнеслась к идее с полным восторгом – в основном из-за того, что влюбилась в Круппа, как кошка, но отчасти и по причине второй своей любви – к разным хитрым механизмам.

Работая на пару, они сконструировали и установили комплект оборудования для – как они это называли – эксперимента Магпапа, что, вы, наверное, понимаете, было аббревиатурой для Мазерной Генерации Парадоксально и т.д.

Затем встала проблема лабораторного материала. Решением этой проблемы разродилась Клуни. Она разместила во всех средствах массовой информации штата Джорджия осторожные объявления, понятные лишь для тех, кого они касались. В объявлениях предлагали бесплатный аборт.

Крупп и Декко обследовали – физически и психологически – одну посетительницу за другой, пока не нашли, как им показалось, идеальный вариант. Высокая, темноволосая девушка из горцев, красивая и с острым – при почти полной неграмотности – умом, находилась на втором месяце беременности. После изнасилования.

На этот раз доктор Декко приложила особые старания, чтобы сохранить эмбрион; вместе с околоплодным пузырем он был помещен в бутыль с амниотической жидкостью.

К этому времени микрохирургическое присоединение пуповины к источнику сбалансированного питания давно перестало быть редкостью и превратилось в почти рутинную операцию, так что здесь у Клуни трудностей не возникло, хотя хитроумная мазерная акселерация прецедентов не имела. Как она осуществлялась, не узнает уже никто и никогда – знали это только Крупп да Декко, и секрет погиб вместе с ними. Однако у Клуни была непродолжительная связь с неким служащим Космотрона, не желающим, чтобы его имя упоминалось.

Он пересказал следующую беседу, происходившую в постели.

– Слушай, Клуни, говорят, вы с доктором Круппом все время перешептываетесь и все про одно и то же. «Магпапа». Что это такое?

– Аббревиатура.

– Аббревиатура чего?

– Ты был со мной очень мил.

– Ты тоже, это уж точно.

– Могу я говорить с тобой так, будто ты имеешь административный ранг?

– А я и так имею.

– Никому не скажешь?

– Ни хоть самому президенту компании.

– Мазерная генерация парадоксально акцентированной пренатальной акселерации.

– Что-что?

– Правда. Мы пользуемся попутной радиацией станции.

– Для чего?

– Чтобы ускорить пренатальное развитие эмбриона.

– Эмбрион! Ты что, в положении?

– Совсем сдурел, конечно нет. Это будет искусственно выращенный ребенок, сейчас он плавает в мазерной матке. Ему уже почти девять месяцев, так что скоро и рожаться пора.

– А где вы его взяли?

– Даже и знай я ее фамилию, все равно никому не сказала бы.

– Куда же вы его ускоряете?

– Тут-то и есть главная заморочка: мы не знаем. Раньше Дамон думал, что получится общее ускорение, усиление, ну вроде как если положить ребенка под микроскоп...

– Это что, в смысле размеров?

– В смысле мозгов! Но вот мы регистрируем структуру его снов – ты же знаешь, что эмбрион видит сны, сосет свой палец и все такое, – и сны эти самые что ни на есть средние. Теперь появилось подозрение, что мы усиливаем какую-то одну его способность, но зато ее уж усиливаем – будь здоров. Не просто умножаем на десять там или сто, а возводим в квадрат.

Такое вот икс-квадрат.

– Свихнулись вы с профессором.

– Что же это за икс, что это за неизвестная величина, которая умножается сейчас потихоньку сама на себя? Тут я знаю не больше тебя.

– А как ты думаешь, узнаете вы в конце концов?

– Дамон решил, что нам стоит обратиться за помощью к умным людям. Он ведь мужик совершенно блестящий, я таких раньше не встречала, но окончательно великолепна эта его скромность. Он готов признать, что не может справиться с задачей.

– И где же вы найдете таких умных людей?

– Мы берем отпуск и свезем младенца на Марс, в купол Окс-Кембриджского университета. Они там все сплошь двинутые, лучшие эксперты в чем угодно, а у Дамона достаточно влияния, чтобы получить нужную консультацию и прогноз.

– И вся эта суета из-за очередного ребенка из пробирки?

– Ты что, это же не просто какой-то там очередной эксперимент. После семи месяцев синтетического насыщения этот ребенок не может быть обыкновенным, тут уж и к бабке не ходить. У него должна иметься какая-то особенность, только вот какая? Для тех, кто не понял, повторяю: я знаю не больше тебя.

Она так и не узнала.

Несколько лет назад я смотрела очаровательный мюзикл, в котором compere (в программке ее назвали «рассказчица») не только излагала сюжет и описывала действия, разворачивающиеся за пределами сцены, но еще и принимала самое активное участие в представлении, играла и пела чуть не дюжину различных ролей. Сейчас я ощущаю некоторое с ней родство, так как прежде чем сыграть роль Купидона в романе Феи с Титании и Синэргиста с Ганимеда, мне придется выступить в качестве историка (исторички?) всей нашей Солнечной системы.

Историю мы, конечно же, позабыли. Известный и очень глубокий философ Сантаяна (1863-1952) однажды сказал: «Не помнящие прошлого обречены на его повторение». И подумать только – мы повторяем это самое прошлое с тупостью, заставляющей задуматься – а не желает ли человечество своей смерти?

Позвольте мне пересказать вам вкратце Сагу Солнечной системы – на случай, если вы прогуляли соответствующую лекцию из курса космографии либо вообще бросили его после первой же лекции, с удивлением обнаружив, что это – не косметология, с которой вы ее перепутали. КОСМЕТОЛОГИЯ – РАЗДЕЛ НАУКИ, ИССЛЕДУЮЩИЙ ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ СОХРАНЕНИЯ И УЛУЧШЕНИЯ КОЖИ, ЕЕ ЦВЕТА И Т.Д.

Опять тот же самый «Новый Свет». Англичане, испанцы, португальцы, французы и голландцы колонизовали в семнадцатом веке обе Америки (или три, считая центральную?) и передрались за них; ровно так же земляне колонизовали планеты Солнечной системы и цапаются из-за них теперь, в веке двадцать седьмом. За десять веков природа человеческая изменилась не слишком-то сильно; считай, вообще не изменилась. Справьтесь у какого-нибудь соседа-антрополога.

Вопы lt;воп – презрительная кличка итальянцевgt; (как называют их васпы) lt;васп (WASP) буквально – аббревиатура от Белый, Англо-Саксонец, Протестант; употребляется чаще всего пренебрежительно, по отношению к расово озабоченным американским белымgt; прихватили себе Венеру. Планета стала итальянской, и ее именуют теперь «Венуччи» в честь Америго Веспуччи, чье другое имя досталось когда-то некоему другому месту.

Спутница Земли, Луна, стала чуть не насквозь калифорнийской («Тут у нас солнце – чистый отпад! Ты, брат, ваапче забалдеешь!»), и любой из тамошних самых затрюханных куполов обязательно – можете смело спорить на что угодно – носит название вроде Маскл-Бич.

Ну а сама Земля досталась в наследство старомодным васпам – когда все остальные убрались с нее к чертовой бабушке.

Англичане сочли Марс наилучшим приближением к их родному отвратительному климату; под куполами Соединенного Королевства менялись, в соответствии с программой, «Ясные периоды» и «Ливни», а после каждого ливня следовало, само собой, чарльздиккенсовское «Белое Рождество».

Забавное обстоятельство: марсианский «год» чуть не вдвое длиннее года нормального, земного, так что им пришлось выбирать: либо двадцать четыре месяца в году, либо шестьдесят дней в месяце. Никто не согласился ни на то, ни на другое, можете себе представить, как они потом разбирались, когда у них Рождество, когда Пасха, а когда – Йом Кипур.

Ну, вы понимаете, конечно, что я малость упрощаю. Кроме английского большинства на Марсе жили также валлийцы, шотландцы, ирландцы, индусы, уроженцы Новой Шотландии (новые шотландцы?) и даже горцы с Аппалачей, прямые потомки английских поселенцев семнадцатого века. Некоторые общины потихоньку перемешивались, другие предпочитали изоляционизм.

Ровно так же, называя Луну «насквозь калифорнийской», я имею в виду лишь дикое очарование того ее сегмента, которое покорило буквально все остальные купола – мексиканские, японо-американские, канзасские и даже Вегас и Монте-Карло, игорные, как вы понимаете, центры. Благодаря калифорнийцам все они задвинулись на купальниках-бикини, луно-дюно-ходах, сыроедении, рефлексологии и трепе – серьезном, чуть не с пеной у рта – насчет «внутренних возможностей человека», «всеобщей взаимосвязи» и «пространства, в котором мы».

Так что не забывайте этого, читая мое описание Солнечной системы. Я только высвечиваю основные, самые заметные черты всей этой дикой путаницы.

Спутник Нептуна Тритон, самый большой и самый удаленный от Солнца из обитаемых спутников системы, принадлежал японцам и китайцам, хотя жили там и другие азиаты. Хозяева Тритона – для краткости их называли «джап-чинками» или даже просто «джинками», полностью сохранили обычное свое высокомерие и глубоко презирали «внутренних варваров», как они именовали всех, кроме себя: высокомерие это выросло стократ после изобретения джинками метастазиса (сокращенно «мета») – совершенно поразительного источника энергии. Подобно громовому раскату, это открытие отозвалось во всех уголках Солнечной и породило больше конфликтов, чем золото за всю историю этого металла.

Столетие за столетием мы растрачивали энергоресурсы с безрассудностью пьяного матроса, в результате чего остались от них только жалкие – и крайне дорогие – ошметки: низкосортные виды ископаемого топлива вроде торфа и нефтесодержащих сланцев; энергия солнца, ветра и приливов. (Установки для их использования слишком сложны и дороги, по карману разве что очень богатым); недогоревшие углеродные остатки – сажа, налет в печных трубах и т.д.; калории, которые можно получить из выхлопных газов различной техники; тепло, выделяемое при трении в промышленности, производящей резину, фанеру и пластики; быстрорастущие деревья (на дрова, значит) – тополь, ива и ватное дерево. (К сожалению, рост населения сильно ограничил площадь лесов); геотермальное тепло.

Половина населения – та половина, которой больше нравилось замерзнуть, чем сгореть – продолжала бороться против атомных электростанций типа той, что на Три-Майл Айленде: и вот тут появляется Мета, совершенно неожиданный энергетический катализатор, открытый на Тритоне. Впечатление было такое, словно сама Мать Природа провозгласила:

«Усвоили урок насчет мотовства? Вот вам способ спастись – если вы используете его мудро».

Мудро его использует Солнечная или не очень – это мы еще будем посмотреть.

Главный спутник Юпитера, Ганимед, был в основе своей негритянским – с примесью разнообразных мулатов. Командовали там черные из Франции и ее колоний, уставшие от безнадежной войны с беложопыми и отдыхавшие теперь, воюя между собой (они совсем не дикари, просто много выпендриваются).

Прочие черные и коричневые тоже вносили свой посильный вклад в общее веселье – Конго против Танзании, Маори против Гавайев, Кения против Эфиопии, Алабама против чистокровных африканцев und so weiter lt;и так далее (нем.)gt;. Так что у САСПЦН – Солнечной Ассоциации Содействия Прогрессу Цветных Народов – причин для головной боли хватало.

К вящей радости туристов, негритянские купола весьма колоритны, там устраивают самые настоящие родовые селения из самых настоящих хижин, крытых пальмовыми листьями (и снабженных вполне современной канализацией).

По крошечным дворикам бродят – в качестве домашних животных – самые разнообразные представители африканской фауны: антилопы нильгау, гну (антилопы же), слонята, носоро-(жата, что ли?), разнообразные, все как одна экзотические змеи и даже крокодилы – если есть деньги на бассейн.

Последние являются источником постоянных волнений, а зачастую и горя.

Некоторые гурманы всей остальной пищи превыше чтят мясо юных крокодилов: по этой причине на Ганимеде получило распространение преступное крококрадство.

Голландцы, вкупе с кучей прочих, заняли другую луну Юпитера – Каллисто. Хоть и поменьше Ганимеда, она все равно превосходит размерами Меркурий. Здешние купола напоминают средневековые бурги – булыжные мостовые, верхние этажи домов нависают над улицами. (Не понравится это Каллистианской торговой палате, но истина мне дороже: подобно своим амстердамским предшественницам, местные проститутки все еще вывешивают с каждой стороны своего окна по маленькому зеркальцу, чтобы иметь полный обзор улицы; завидев приближение подходящего клиента, дама начинает постукивать по стеклу монеткой.) Каллисто весьма серьезно занимается золотом, серебром, драгоценными камнями вообще и их огранкой в частности; поэтому мало удивительного, что здесь собралось довольно большая еврейская колония. Евреи – традиционные специалисты по драгоценным камням, столь же традиционна и их дружба с голландцами. Имеются тут и – традиционные же – колонии художников, приводящие остальную Солнечную в крайнее изумление – каким образом живописцы с именами типа Рембрандт – двадцать девятый – ван Рейн либо Ян – тридцать первый Вермеер обеспечивают себе спрос и гребут такие башли за авангардную – употребим мягкое выражение – мазню, которую ни один человек с остатками здравого смысла не повесит дома на стенку.

Титан (это спутник Сатурна, не путайте, пожалуйста, с Титанией, которая рядом с Ураном и о которой я расскажу много – но попозже) начал примерно так же, как в древности колонизованная Англией Австралия. Туда скидывали самых безнадежных рецидивистов, пока Солнечная не решила, что стрелять их дешевле, чем возить в такую даль, а все эти противники смертной казни и прочие сострадатели – шли бы они к хренам. Населяющие Титан потомки бандитов все еще разговаривают на анахроничном, абсолютно непонятном блатном жаргоне, горят древней, перепревшей, какой-то извращенной ненавистью к остальной Системе и не играют в этом правдивом повествовании ровно никакой роли – разве что дают материалы для классической шутки: «Первая премия – день на Титане. Вторая премия – неделя на Титане».

На некоторых мелких спутниках вроде Фобоса, Мимаса, Юпитера-шестого и седьмого выросли микроскопические поселения психов: религиозные сектанты, театральные труппы, ярые сторонники каких-то странных диет и полового воздержания. За одним очаровательным и совершенно необыкновенным исключением, ни на каких планетах и спутниках Солнечной системы не оказалось местного населения, так что голландцам не пришлось выкладывать за Каллисто двадцать четыре доллара и никакие индейцы не воевали с англичанами на Марсе.

Некий придурок, именовавший себя «Звезднорожденный Джонс» организовал секту из тысячи себе подобных придурков, веривших – так же, как он, – что всех их в нежном младенческом возрасте похитили с каких-то там далеких звезд и втихую доставили в нашу систему. Они построили свой Купол Джонса, в Море Жары, на Меркурии, который все равно никому и на фиг был не нужен.

Меркурианский «день» длится восемьдесят восемь земных дней, а температура там разгоняется такая, что свинец плавится. Пришельцам (похищенцам?) с далеких звезд не пришлось совершать самоубийство, просто однажды отказала теплоизоляция купола, и все они поджарились. Садисты – ну той разновидности, которая оттягивается на гран-гиньолях – любят посещать Купол Джонса, чтобы поглазеть на прожаренные, а затем промороженные мумии.

Какой-то гад с извращенным чувством юмора запихнул в рот Звезднорожденного Джонса яблоко. Так оно там и торчит.

А теперь – про то самое необыкновенное исключение, про Титанию, фею неожиданностей, дочь Урана, правителя неба.

Вот уж здесь аборигены нашлись, это точно! Великий Уильям Гершель, профессиональный музыкант и астроном-любитель, вроде как наткнулся на Уран в 1781 году и обнаружил его спутник, Титанию, шестью годами позднее.

Вопросы есть?

– Вопрос: Не могли бы вы дать описание?

– Ответ: Ну, Уран испещрен очень яркими облачными полосами – оранжевыми, красными...

– В: Мы не про Уран, а про Титанию.

– О: Ах да, конечно, волшебная луна. Знаете, у Природы скорее всего есть чувство юмора; почти в каждую систему или комбинацию она добавляет хоть чуть-чуть чего-то такого психованного, с задвигом, видимо чтобы показать нос гармонии и порядку. Сразу приходит на ум знаменитое изречение Роджера Бэкона: «Не бывает совершенной красоты без некоторой странности пропорций».

– В: Френсиса.

– О: Простите?

– В: Не Роджера, а Френсиса Бэкона.

– О: Ну конечно же, Френсиса. Спасибо. Так вот, в Солнечной системе роль этой странности играет Титания, предмет всеобщего восхищения и причина всеобщего же раздражения. Восхищения – ибо немногие имеющиеся у нас ключи и намеки вызывают восторженное предвкушение, а раздражение – ибо мы их не понимаем.

– В: На что они похожи?

– О: Если вы знакомы с кристаллами, то, несомненно, знаете, что почти в любом кристалле могут содержаться жидкие включения размером от долей микрона до нескольких сантиметров. Включения диаметром больше миллиметра встречаются весьма не часто, а уж сантиметровые – это музейные рариреты.

– В: Мне казалось, такие включения обесценивают драгоценные камни.

– О: Совершенно верно, но сейчас нас интересует не стоимость кристаллов, а их геология. В большинстве случаев пустоты кристаллов заполнены раствором самых разнообразных солей в концентрации от почти чистой воды до насыщенного рассола. Чаще всего включение содержит в себе газовый пузырек. Если такой пузырек достаточно мал, чтобы реагировать на флюктуации количества молекул, сталкивающихся с ним, он постоянно дергается из стороны в сторону, совершает броуновское движение.

n^1 | mg (p – p') No (h1 – h2) |

– = exp | – |

n^2 | pRT |

– В: Мы перестали что-либо понимать, вы заметили?

– О: Пардон. Я просто решил щегольнуть красивой эйнштейновской формулой. Как бы там ни было, это очень впечатляет – смотреть на пузырек в микроскоп и думать, что такое вот нервное расхаживание по клетке продолжается уже миллиард лет.

– В: Когда же вы дойдете до Титании, этой волшебной луны?

– О: Не торопитесь. Некоторые включения содержат в себе кристаллик, иногда даже не один, некоторые состоят из несмешивающихся жидкостей, некоторые – из одного только газа. Иногда кристаллики, находящиеся во включении, сами содержат жидкостные включения с пузырьками в них, и так – ad infinitum lt;до бесконечности (лат.)gt;. Теперь увеличьте это до размера в тысячу миль – а это и есть ее диаметр – и вы получите Титанию, самую психованную особу во всей нашей Солнечной системе.

– В: Чего?

– О: Вот именно. Под поверхностной коркой из всякого метеоритного мусора, накопившегося за бессчетные эпохи, спутник представляет собой скопление кристаллов, рознящихся по размерам от фута до мили.

– В: И вы хотите, чтобы мы поверили?

– О: А в чем, собственно, дело? Модели внутренней структуры планет и спутников все время пересматриваются. Выказывалось даже предположение, что сама Земля является живым существом, мы просто не можем копнуть достаточно глубоко, чтобы это выяснить. Известно, что образование Солнечной системы было процессом неизмеримо более сложным, чем какая-то там конденсация газов в твердые тела.

– В: Так что же насчет кристаллов Титании?

– О: В них уйма включений и включений внутри включений, ad infinitum.

– В: Они что, тоже живые?

– О: Этого мы не знаем, зато мы знаем, что в них есть живые существа, эволюционировавшие в процессе собственного броуновского движения. Они удивительны, загадочны и доводят до отчаяния тем, что не позволяют людям посетить себя и исследовать. Их лозунг – «Титания для титанианцев».

– В: На что они похожи?

– О: Включения? Нечто вроде протовселенной. Они самосветящиеся; подлетев достаточно близко, чтобы рассмотреть их через наносную корку, можно иногда видеть, что они вспыхивают в такт, либо в противофазе. Очень вероятно, что между ними существует некая осмотическая или молекулярная связь, которая...

– В: Нет, нет. Аборигены. Жители Титании. На что похожи они?

– О: О, титанианцы... На что похожи? На итальянцев, англичан, французов, китайцев, немцев, на вашу жену, на вашего мужа, на трех любовников, двух дантистов и куропатку на ветке. lt;Один из наиболее известных образцов английской детской поэзии – рождественская песенка (одновременно – игровое стихотворение) «Двенадцать дней Рождества».

В первый день Рождества мне любимый прислал Одну куропатку на ветке.

На второй день Рождества мне любимый прислал Двух серых горлиц И одну куропатку на ветке.

Итак далее, по нарастающей, вплоть до последней строфы:

На двенадцатый день Рождества мне любимый прислал Двенадцать барабанщиков, барабанщики барабанили Одиннадцать лордов, лорды скакали Десять флейтистов, флейтисты свистели Девять жонглеров, жонглеры жонглировали Восемь молочниц, молочницы доили Семь лебедей, лебеди плыли Шесть гусей, гуси лежали Пять золотых колец, Четырех черных Дроздов.

Трех французских куриц, Двух серых горлиц И куропатку на ветке.

Здесь Одесса Партридж обыгрывает свою фамилию, но это – не последнее употребление «Двенадцати дней Рождества» в данном романе.gt; – В: Не надо шутить. На что они похожи?

– О: А кто тут шутит? Они похожи на любое живое существо. Титанианцы – полиморфы, то есть, в переводе на нормальный язык, они могут принять любую форму, какую им только заблагорассудится.

– В: И любой пол?

– О: Нет. Мальчики есть мальчики, а девочки есть девочки, и размножаются они не почкованием.

– В: Это – чуждая цивилизация?

– О: Чуждая, но не в смысле, что с какой-то там далекой звезды. Они – продукт сугубо домашнего, внутри-солнечносистемного производства, хотя отличаются от нашей расы буквально во всем.

– В: Это древняя цивилизация?

– О: Возникла она не позже земного третичного периода, миллионов эдак пятьдесят лет тому назад.

– В: Примитивная?

– О: Нет, они ушли так далеко вперед, что нам и спины их не видно.

– В: Почему же тогда титанианцы никогда не посещали Землю?

– О: А с чего вы решили, что не посещали? Не исключено, что фараон Тутанхамон был титанианцем. Или Покахонтас. Или Эйнштейн. Или Рин-тин-тин.

Или Гигантский Моллюск сумасшедшего ученого, тот, который расколошматил Кубу... или это был Сумасшедший Моллюск гигантского ученого?

– В: Как? Они что, опасны?

– О: Ни в коем случае, они полны забав и проказ. Никогда не знаешь, что они придумают через секунду. Эльфы и феи неожиданностей.

И одна из этих фей влюбилась в Синэргиста.

Сам Синэргист об этом и не подозревал, но мы следили за ним и пользовались им вроде как охотничьей собакой многие уже годы: он проходил у нас под кодовым именем «Пойнтер». Вам, конечно, интересно, как это мы его использовали. Поясню на примере.

Солнечную завалили поддельными монетами и жетонами, безукоризненно изготовленными из мельхиора – вместо полагающегося серебра. Мы сПЛАНировали операцию (ПЛАН – это аббревиатура Программы Логического Анализа Направлений) – то есть изучили схемы перемещения подделок с Марса во все уголки Солнечной системы, однако никакого планирования в прямом смысле этого слова не получилось. Нам не удавалось обнаружить Критический Путь, по которому следует нанести удар. Иными словами, мы хотели, но не могли найти одну ниточку, оборвав которую разом можно было бы покончить со всей паутиной.

Так вот, «Пойнтер» находился в Лондонском Куполе, работая над крупным материалом по кокни для агентства «Солар Медиа». В процессе он изучил все относящиеся к делу структуры, включая традиционный рифмованный сленг кокни. Ну, знаете – «кружка» вместо «документ» – кружка пива – ксива:

«прыгда» вместо «тюремное заключение» – прыг да скок – срок; «шик» вместо «треск» (а «треск», надо вам сказать, это и есть фальшивые деньги) – шик и блеск – треск. Вот тут мы и нашли вожделенный наш Критический Путь.

Дело в том, что на Новом Стрэнде располагался антикварный магазин «Шик и блеск», специализировавшийся на старинных кубках, наградных, изукрашенных чеканкой мечах и шпагах, каких-то там необыкновенных жезлах, булавах, председательских молотках – в общем, на всякой такой хурде-мурде.

Магазин весьма шикарный, весьма дорогой. Мы-то, высунув языки, прочесывали все плавильные мастерские – искали, откуда берутся липовые монеты, а вот он, источник этот, прямо у нас под носом, да еще с бессознательной подсказкой на вывеске. В этих старинных кубках не было ни грамма серебра, чистейший мельхиор.

Мы располагали уймой информации про «Пойнтера», служба обязывала, но происхождение этого чуда природы оставалось для нас загадкой – он и сам его не знал. Для объяснения странной этой ситуации я, пожалуй, опишу вам первую свою с ним встречу – вскоре после того, как мы догадались, что можем использовать его уникальные способности в своих целях.

Произошло это в доме Джея Йейла, на очередном замечательном сборище.

Джей – профессиональный искусствовед и коллекционирует людей ровно так же, как и картины. Среди дюжины гостей был и главный протеже Йейла, Синэргист.

Этот высокий, угловатый парень, лет примерно тридцати, производил странноватое впечатление: все время казалось, что без одежды ему было бы удобнее.

Так вести себя умеют очень немногие знаменитости, только самые из них лучшие – а ведь Синэргист действительно был в некотором роде знаменит.

Веселый, уравновешенный, он вроде как не принимал себя всерьез; все время ощущалось – он искренне считает, что мало заслужил свою славу, что главное тут – слепая удача.

Человек, добившийся успеха, спокойный, уравновешенный и вообще лишенный каких бы то ни было видимых изъянов, легко вызывает враждебное к себе отношение. Изъянов внутренних, личных у Синэргиста хватало, тут уж и к бабке не ходить, но был также и один наружный, любопытный и невольно приковывавший внимание – крайне необычные изображения солнечного диска, даже не вытатуированные, а прямо вырезанные на обеих его щеках. В попытке хоть немного прикрыть неожиданные эти орнаменты Синэргист всегда носил огромные очки в толстой черной оправе; у него образовалась привычка опускать очки вниз, чтобы спрятать шрамы получше, привычка настолько автоматическая, что она почти превратилась в тик.

Конечно же, это был Роуг Уинтер; когда во время болтовни возникла небольшая пауза, я спросила его:

– "Роуг" lt;Rogue (англ.) – негодяй, мошенник, злодей, бродяга; в качестве прилагательного употребляется для обозначения особей, резко отличающихся от своего биологического вида: одиноких, злобных и агрессивных животных (вроде медведя-шатуна)gt; – это что, прозвище?

Спросила, как вы понимаете, сугубо для завязки разговора, я знала о нем буквально все.

– Нет, – ответствовал он серьезно и даже торжественно. – Это сокращение, а полное имя – Роуг Элефант, то есть Слон-убийца. Доктор Йейл подобрал меня в Африке, застрелив предварительно мою мать. Ее скрестил с гориллой некий скотовод, пришелец с альфы Волопаса. – Он подергал очки. – Нет, зачем же я вру. В действительности это сокращение от Самец-Негодяй, Йейл подобрал меня в борделе, пристрелив предварительно бандершу. Милейшая мадам Брюс, она была мне как мать!.. – Снова очки. – Но если вы хотите знать истинную правду, – все это убийственно серьезным голосом – то мое полное имя – Уинтер с роуг-галереи, Бандитской Витрины. Застрелив главного инспектора Скотленд-Ярда, доктор Йейл...

– Перестань, сынок, перестань, – рассмеялся Йейл. Смеялись и все остальные. – Расскажи хорошей тете, каким образом сделал я величайшее открытие своей жизни.

– Ничего не знаю про эту самую величайшесть, сэр, но открытие – ваше, вы о нем и рассказывайте. Кой черт, неужели я способен слямзить у вас такое удовольствие?

– Да, – улыбнулся Йейл, – я дал тебе вполне приличное воспитание.

Короче, разведчики Маори подобрали на Ганимеде, среди обломков космического корабля, младенца, остальные пассажиры погибли. Нежное создание было доставлено в купол, где его усыновил сам король – или вождь, я в этом плохо разбираюсь – Те Юинта.

– У него не было сыновей, – пояснил Уинтер, – одни дочки. Когда Юинта умрет, я сразу стану большой шишкой – как ни говори, все-таки король.

– Теперь вам должно быть понятно, откуда взялись на щеках Роуга знаки королевского достоинства, которых он так стесняется – уж не знаю и почему.

– Дело в том, что перед ними не может устоять ни одна девушка, – сказал Уинтер, снова подергав очки. – Не может устоять на месте и бежит, бежит, бежит...

Зная послужной список Роуга по женской части, я едва не хихикнула – и была почти уверена, что он это заметил.

– Маори назвали младенца Роуг, – продолжал Йейл. – Только эти буквы и можно было разобрать из всего идентификационного названия корабля.

Р-черточка-О-Г. Р-ОГ Юинта, произносится с долгим "о", как Роуг. Верно, сынок?

– По звуку это больше похоже на Р-хрюк-Г, сэр, – сказал Уинтер и произнес свое имя на манер маори. – У некоторых возникает желание ответить: «Gesundheit» lt;здоровье (нем.), говорится при чихании; букв.

«будьте здоровы!»gt;.

– Конец первого акта, – объявил Йейл. – Акт второй. Я прибываю в купол Маори, чтобы посмотреть на их восхитительную резьбу по дереву, и натыкаюсь на десятилетнего мальчишку, гуляющего со своей старшей сестрой.

Платье сестры расшито бусами, мальчишка тычет в эти бусы пальцем и пытается объяснить найденную им закономерность их расположения.

– И что же это была за закономерность? – спросила я.

– Скажи хорошей тете, Р-хрюк-Г.

– Там же все было совсем просто. – Уинтер снова подергал очки. – Бусинки и пустые стежки располагались треугольниками:

Красный-Красный-Красный-Красный-Красный

Стежок-Стежок-Стежок-Стежок

Черный-Черный

Стежок

– Да избавит Господь простых смертных от гениев! – в деланном отчаянии закатил глаза Йейл. – Вы слышали, как этот молодой человек сказал «треугольник»? И он всегда так: и говорит, и живет сплошными структурами.

Придется мне перевести. Королевский сын ткнул в группу из восьми красных бусинок и поднял один палец. Затем он ткнул в четыре стежка и сделал жест, обозначающий у маори нуль. Затем – две черные бусинки и опять один палец вверх. Пустой стежок и знак нуля. Затем он провел ладонью по треугольнику и поднял вверх все десять пальцев. Его сестра захихикала, она боится щекотки, и это было мое открытие.

– Какое? – спросила я. – Что девочки боятся щекотки?

– Конечно же нет. Что ее брат – гений.

– В области вышивания бусами?

– Покрутите шариками, мадам. Одна группа из восьми бусин, нет четырех; одна из двух, нет одной. Королевское дитятко считало в двоичной системе. Один-нуль-один-нуль равно десяти.

– Это же было совсем просто, – повторил Уинтер.

– Чего? Просто? – негодующе фыркнул Йейл. – Просто неграмотный голозадый ребенок из племени маори взял себе и открыл двоичную систему счисления. Ну, я, конечно же, договорился с королем Те Юинтой, отвез Р-хрюк-Г на Землю, заменил маловразумительное имя мальчишки на простое английское Роуг Уинтер и взялся за его образование. И тут возникла неожиданная проблема: в какую, спрашивается, дыру надо заткнуть ребенка с гениальными способностями по части структур?

– Математика? – неуверенно предположила я.

– Это было номер два. Из-за личных моих склонностей номером первым стало искусство. Парень поехал в Париж, начал с блеском, но затем как-то поскучнел и бросил занятия. Потом математика в МТИ – с тем же результатом.

Архитектура в Принстоне, бизнес в Гарварде, музыка в Джуллиардской школе, медицина в Корнеллс, конструирование куполов в Тальесине, астрофизика в Паломаре – везде одна история: блестящее начало, потеря интереса, отчисление.

– Все эти науки какие-то узкие, раздельные, – пожаловался Уинтер. – Части целого, совершенно друг с другом не связанные. А мне было нужно именно целое.

– К моменту, когда у меня окончательно опустились руки, этот красавец достиг уже совершеннолетия, так что подумал я, подумал – и выгнал его.

– Сопроводив это поркой, – Уинтер съежился, словно от страха и боли.

– Сопроводив это тысячей кредитов на Wanderjahr и строгим указанием: не возвращаться, пока не выяснишь, чего же ты, собственно, хочешь. Честно говоря, я ожидал, что он приползет на брюхе, нищий, оборванный и послушный...

– Как холоп и негодяй lt;Rogue (англ.)gt;.

– А это откуда? – поинтересовалась я.

– Гамлет, акт второй, сцена вторая, – прошептал Уинтер. – Потихоньку от Йейла я занимался английской литературой, только об этом – никому, ладно? Ну, знаете, это такой курс – писатели Англии, части первая и вторая. Здесь тоже провалился, – добавил он. – Благодаря излишествам в употреблении миног.

– И представьте себе мое удивление, когда вваливается этот молодой человек, целенький и веселенький, с карманами, буквально лопающимися от денег, и пленкой, описывающей самое потрясающее интегрирование, какое в жизни своей видела наша Солнечная система. Вы все, вероятно, помните бестселлер «В ногу». Роуг связал азартные игры на Луне...

– Я успел преумножить любезный дар доктора до сотни тысяч, но тут пошли разговоры, и меня перестали пускать в казино, – рассмеялся Уинтер. – А заодно стали обзывать ирландским жуликом lt;Rogue (англ.)gt;.

– ...с урожаем кукурузы в Канзасе, с Мета на Тритоне, модами на Ганимеде, феминистическим движением на Венуччи, аукционами произведений искусства на Каллисто – связал все это в структуру, охватывающую всю Солнечную систему, структуру, совершенно – после его книги – очевидную, хотя никто ее прежде не замечал. «Слава Тебе, Господи, – вздохнул я, – наконец-то он себя нашел». Он оказался синэргистом.