"Ядовитые цветы" - читать интересную книгу автора (Берсенева Анна)

Глава 5

Лиза уже думала, что Николай оказался прав: Виктор не звонил так долго, что она дала себе слово забыть о нем. В самом деле, ну что ей до этого человека? — убеждала себя Лиза. Подумаешь, поразил её дорогостоящим вечером! Разве она влюбилась в него? Нет, в этом Лиза была уверена. Тогда почему же она так бросается к телефону на каждый звонок и испытывает такое разочарование, когда просят Колю или Андрюшку?

Ее московская жизнь постепенно приобретала те очертания обыденности, которые приобретает любая жизнь, когда она течет равномерно. Лиза по-прежнему много гуляла с Маринкой, проверяла Андрюшкины уроки, даже была однажды на родительском собрании в его гимназии. И старательно убеждала себя в том, что вот так и должна проходить её жизнь, что это и есть её нормальное течение. Но, сидя с Маринкой на той самой лавочке неподалеку от обрыва, она невольно приглядывалась к прохожим…

Николай видел, что сестра ждет появления своего недавнего знакомого, и не знал, радоваться или расстраиваться, если он все-таки появится. С одной стороны, жаль её, конечно — все сидит одна! А с другой — не для неё такое знакомство, в этом Николай был убежден. Еще не хватало его Лизе оказаться связанной с мафиози — а в том, что весь нефтяной бизнес — крутая мафия, он не сомневался. Надо, пожалуй, пригласить в гости каких-нибудь неженатых друзей, пусть лучше с ними познакомится, — решил он.

Но друзей приглашать не пришлось. Виктор все-таки позвонил, и, придя однажды с работы пораньше, Николай сразу понял это по взволнованному, смущенному Лизиному лицу.

— Чего ж он так долго молчал, твой миллионер? — поинтересовался он, не задавая лишних вопросов.

— Говорит, в командировке был опять… Он извинялся, — объяснила Лиза.

— Да? Ну что ж, бизнес есть бизнес.

— Он меня опять приглашает…

— Когда?

— Прямо сейчас. Я тебя ждала, чтобы уйти.

Конечно, Лиза совсем не обязана спрашивать его, можно ли ей пойти куда-то с любым кавалером, и все же Николая сердило, что у неё есть какая-то совсем не известная ему жизнь, что она смотрит на него отсутствующими глазами и вся уже находится где-то там, где её мало ли что ещё ждет. Пожалуйста, даже не дождалась его ответа, побежала платье выбирать!

Когда за Лизой захлопнулась дверь, Николай подошел к окну на кухне, которое выходило во двор. Конечно, вот и лимузин у подъезда — именно такой, как он и ожидал, — и шофер за рулем, и телохранитель на переднем сидении. Он проводил машину взглядом и отошел от окна. Что поделаешь?

Объяснив свое отсутствие по телефону, Виктор уже не стал делать этого при встрече. И на этот раз он уже не спрашивал о Лизиных планах, просто сообщил:

— Знаете, Лиза, у меня билеты в театр — в Ленком, слышали про такой? Там «Гамлет» сегодня, я подумал, вам должно понравиться. Вы ведь наверняка любите все серьезное?

— А вы не любите? — спросила Лиза.

— Да любил когда-то, но и не слишком серьезное, и так давно, что уже успел забыть об этом. Жизнь не располагает. Но с вами я с удовольствием посмотрю и «Гамлета». — И он сделал успокаивающий жест рукой в ответ на готовые сорваться у Лизы возражения.

Они приехали в театр к самому началу спектакля. Хорошо еще, что успели, а не приди сегодня Коля пораньше?

Лиза сразу обратила внимание, что рядом с шофером сидит ещё какой-то мужчина, который спокойно кивнул в ответ на её «здравствуйте» и не произнес за всю дорогу ни слова. Ей неловко было спросить Виктора, кто это едет с ними. Теперь этот странный спутник прошел вслед за ними в директорскую ложу и сел у них за спиной. В ложе они были втроем. Спектакль уже начинался, и Лиза не выяснила у Виктора, какое отношение имеет к нему этот человек.

Спектакль понравился Лизе. Она читала «Гамлета» и не очень любила эту пьесу. «Ромео и Джульетта» куда лучше! Ей казалось странным все поведение героев, их сомнения и непонятные поступки. И вдруг все получило здесь, на сцене, совсем неожиданное объяснение. Все это оказалось обыкновенной историей о друзьях детства, о неожиданном предательстве старой дружбы, и это становилось ясно уже в первом действии! И, конечно, её любимые актеры — Абдулов, Збруев, Чурикова! Лиза так увлеклась тем, что происходило на сцене — к тому же, там было очень красиво из-за роскошных костюмов, каких-то разноцветных дымов, которые вились повсюду, — что совсем не обращала внимания на публику.

Только в антракте она обернулась к Виктору. Глаза её блестели.

— Вам понравилось?

— А? — словно очнулся он. — Да, ничего. Красиво, только шумно уж очень.

Лиза заметила, что он думает о своем и не слишком обращает внимание не только на сцену, но и на нее. Его безразличие показалось ей обидным. Зачем тогда приглашать её, если занят своими мыслями? Как это отличается от того оживления, внимания, которые он источал в прошлый раз!

Лиза отвернулась и принялась от нечего делать изучать публику, оставшуюся в зале во время антракта. Правда, таких было не много: почти все пошли в буфет.

— Выпьем что-нибудь? — предложил ей Виктор. — Можно, кстати, и поесть, здесь вообще буфет неплохой, говорят. Пойдемте, проверим. Или лучше сюда что-нибудь заказать?

— Нет-нет, конечно, пойдемте! — обрадовалась Лиза.

Виктор быстро сказал что-то их спутнику, и тот вышел прежде них.

Лиза вообще мало бывала в театрах — по пальцам можно было пересчитать все спектакли, которые она видела, когда приезжала на каникулы к брату, — а здесь и вовсе была впервые. Публика прогуливалась по фойе, и Лиза принялась с интересом разглядывать людей. Кто ходит на «серьезные», как сказал Виктор, спектакли? Наверняка это самые выдающиеся люди в Москве. Лиза догадывалась, что не только в Новополоцке, но даже и здесь «Гамлет» — не самое массово любимое произведение.

Это были странные люди! Лиза даже растерялась немного, приглядевшись к ним повнимательнее. Сначала она с восторгом узнала несколько знаменитостей, не менее известных, чем те актеры, которые играли в спектакле. Потом выделила иностранцев, в основном молодых. Они держались, пожалуй, слишком шумно, но зато с такой внутренней раскованностью, которой Лиза втайне завидовала. У неё не получалось не думать, как она выглядит в глазах окружающих, а эти, кажется, вообще не обращали внимания, что они здесь не одни. Это было заметно во всем, даже в одежде. Вид одной девушки едва не заставил Лизу рассмеяться: на ней, маленькой и неимоверно толстой, были желтые леггинсы и черно-зеленое, обтягивающее бедра платье, не достававшее до колен; на голове у неё был лихо нахлобучен желтый берет с зеленым пером. Толстушка, однако, ничуть не смущалась тем, что её бесформенная талия обрисовывается во всей красе. Наоборот, сидя на банкетке и закинув ногу за ногу, она оживленно щебетала по-английски со своим спутником, высоким молодым человеком приятной наружности, одетым в потертые джинсы и длинный свитер. Все это выглядело естественно и красиво, хотя и совсем непривычно.

Да и вся публика поразила Лизу. Сначала она не могла различить лиц — как тогда, в ресторане, — но уже не из-за того восторга, при котором весь мир сливается в одно счастливое пятно. Была какая-то другая причина этой неразличимости, и Лиза никак не могла понять, в чем она состоит. Но потом она догадалась: все эти лица — может, были и исключения, но Лиза не видела их — были точно покрыты особым лоском, похожим на восковой слой. От этих людей веяло привычным равнодушием, которого Лизе ещё не приходилось видеть в таком количестве.

Конечно, в фойе, были и другие люди, и если бы она огляделась попристальнее, то заметила бы и их, но в первую очередь Лизе бросились в глаза только вот эти лица, отмеченные одним и тем же выражением.

Умей она лучше разбираться в людях, она непременно догадалась бы, что это было равнодушие не только к жизни, которую они исчерпали до дна — точнее, до того предела, перейти который им было не дано, — это было и полное, безграничное равнодушие к ней, к Лизе. Никто просто не замечал девочку, смущенно глазевшую вокруг. Мало ли видели здесь таких девочек?

Лиза беспомощно оглянулась на Виктора, словно ища поддержки или объяснения. Но он шел рядом, даже не глядя на нее, и по усталому выражению его лица Лиза поняла, что едва ли он сможет сейчас ответить на любой её вопрос, а тем более на такой, который она и задать-то толком не сумеет.

В буфете они сели за столик, и их спутник — он был уже здесь — принес им бутерброды с икрой, два бокала вина, сок и конфеты в блестящих обертках. Сам он уселся рядом и принялся медленно потягивать сок из высокого стакана, незаметно поглядывая по сторонам.

Здесь было куда более оживленно, чем в фойе. Мужчины громко разговаривали, чокались, женщины смеялись и обсуждали общих знакомых, болтали о нарядах и косметике. Понять, что идет театральный антракт, можно было только по тому ощущению временности, которое всегда возникает в театральных буфетах: все точно сидели на краешках стульев.

Впрочем, некоторые расположились весьма плотно. Соседний столик, например, весь был уставлен бутылками, тарелками, к нему были придвинуты стулья из-за других столов. Там шла обычная пьянка, каких Лиза много навидалась в Новополоцке. Видно было, что никто не торопится в зал. Один мужчина задремал, распустив галстук и свесив голову на плечо соседки. Казалось даже, что он похрапывает.

Лизу слегка удивило, что Виктор ничего не говорит ей. Не может же он не замечать, что она чувствует себя смущенной и растерянной! Но он потягивал вино — казалось, не находя ничего странного в окружающей обстановке и не обращая особенного внимания на Лизу. Потом он встрепенулся:

— Мы не засиделись? Кажется, было два звонка?

— А вот они, по-моему, не торопятся. — Лиза незаметно кивнула на людей за соседним столиком.

— Ну, это их дело, не стоит обращать внимания. Я вон однажды вообще из ложи не мог выйти — дверь не открывалась.

— Почему?

— А под ней с другой стороны пьяный лежал: уснул прямо в фойе.

— Как странно…

— Что тут странного? — пожал плечами Виктор. — Не всем ведь интересно спектакль смотреть.

— Но зачем тогда сюда приходить?

— Для престижа чаще всего, театр-то этот престижный, — спокойно объяснил он. — Бывает, придет человек отметиться, а смотреть и не может, ну не приучен он спектакли смотреть — вот и уснет втихаря под музыку. Так что вы не переживайте за них, Лиза. — Он впервые за весь вечер улыбнулся. — Они как-нибудь без вас разберутся. Из пистолетов не палят — и на том спасибо.

Виктор поднялся из-за столика, его знакомый тоже, Лиза встала вслед за ними. Слова Виктора потрясли её, ей даже не хотелось возвращаться в зал. Престижный театр! Она знала, что бывают престижные и непрестижные машины, хотя ей все иномарки, даже Колина, казались роскошными; это понятно. Но чтобы для престижа ходить в театр… Лиза не могла сразу осмыслить это, да и начавшееся действие её отвлекло. Вскоре она вновь увлеклась тем, что происходило на сцене, забыв о том, что видела в антракте.

Но когда зал начал аплодировать и на сцену понесли цветы, и актеры в третий раз вышли на поклон, — Лиза вновь вернулась к этим размышлениям. И первое, что пришло ей в голову: а Виктор? Он-то как относится ко всему этому? То есть, конечно, не к тому, что кто-то напивается в буфете — судя по всему, его трудно чем-либо удивить, — а вот именно к тому, что в театр приходят совсем не ради спектакля и совсем не те люди, которым, наверное, хотелось бы прийти?

Едва они оказались в машине, а их спутник захлопнул за ними дверцу и сел впереди, — Лиза не выдержала и спросила:

— Виктор, а вы тоже так думаете?

— Как? — Он недоуменно взглянул на нее.

— Ну, что в театр ходят для престижа?

— Да я, по правде говоря, об этом вообще не думаю. Я не слишком люблю этот театр и, поверьте, для моего престижа мне не нужно ходить уже почти никуда. Сегодня это я так, чтобы вас развлечь. А вообще-то… Сами подумайте, Лиза. — Он всмотрелся в её смущенное лицо. — У людей появились деньги, притом много денег. Они быстро получили все, что хотели, — а хотели они, уверяю вас, не так уж много, потому что понятия не имеют о том, чего вообще можно хотеть, не настолько хорошо они воспитаны. И что же им делать дальше? Они уже все перепробовали, а вот ещё слышали, что есть такой шикарный театр, где играют все актеры, которых они с детства видели по телевизору. Ну, и идут. Тем более, билеты дорогие, значит, для богатых это все и предназначено, для них то есть.

Лиза не знала, что сказать. Наверное, он был прав, но уж очень все это непривычно… А Виктор продолжал:

— Только не надо все это видеть в мрачном свете. Ведь не так уж плохо, что они сюда вообще ходят, пусть и без интереса, пусть и не понимают ничего. В следующий раз, глядишь, кто-нибудь и ребенка приведет — тоже потому только, что слышал, будто ребенка надо водить в театр, — а тому уже и понравится… Вообще, дети богатых людей — это особая тема, — прервал себя Виктор. — Я вам потом как-нибудь объясню, если вас интересуют подобные лекции.

— Меня все интересует! — воскликнула Лиза.

— Ваше счастье, милая Лизонька, — улыбнулся он. — Я уже говорил вам, что этому можно только позавидовать.

Наверное, Виктору стало неловко за его сегодняшнее молчание, или просто Лизин живой интерес передался ему, потому что он вдруг сказал:

— Вы меня извините, кстати, что я такой мрачный. Устал, как собака. Сегодня прилетел из Эмиратов, ночью спал три часа, обедал в самолете, — в общем, весь набор.

— Но зачем же вы… — смутилась Лиза. — Мне ведь неудобно, что я вас утомляю…

— Ну, это совсем наоборот, — успокоил её Виктор. — Вы заряжаете энергией, разве не замечаете?

— Нет…

— Есть такие люди, которые просто излучают положительную энергию, и вы к ним принадлежите, — сказал Виктор. — Я совсем не энергосос, не беспокойтесь, но общаться с вами — одно удовольствие.

— А что такое энергосос? — заинтересовалась Лиза.

Не отвечая на вопрос, Виктор прикоснулся к её руке:

— Ах, Лизонька, как я вам завидую — вам ещё столько предстоит узнать, и вы так открыты для любой информации, просто любо-дорого смотреть!

— А куда мы едем? — вдруг спохватилась она.

— Разве я вас не предупредил? Я просто подумал: раз уж у нас сегодня такой эстетический выезд, то не завершить ли нам вечер в одном приятном заведении — здесь совсем рядом — и не послушать ли перед сном хорошую музыку? Музыку ведь вы, наверное, тоже любите?

— Конечно! — обрадовалась Лиза. — Но я ведь не сказала Коле, а уже так поздно…

— Я бы посоветовал вам сказать брату, если у вас есть необходимость перед ним отчитываться, что ему незачем за вас волноваться, когда я вас приглашаю куда-нибудь, — сухо заметил Виктор. — Договорились?

— Договорились, — смущенно кивнула Лиза.

Они ехали, кажется, минуты пять, не больше, Лиза даже пожалела, что не пошли пешком: погода была прекрасная. Выйдя из машины, она почувствовала, какая свежесть разлита в вечернем воздухе, несмотря на то что они остановились прямо на Тверской, перед каким-то зданием, в огромные окна которого Лиза разглядела светящееся фойе.

— Это ресторан? — спросила она. — Но ведь для ресторана, наверное, поздно?

— Ну, во-первых, не поздно, — возразил Виктор. — После театра всегда шли ужинать в ресторан, если вы помните из литературы. Но вы, как я вижу, в ресторан не хотите, да и у меня, по правде сказать, от усталости нет аппетита. Так что мы выпьем по чашечке кофе и послушаем музыку, как я вам и обещал.

Они вошли не через центральный вход, а откуда-то сбоку. Лиза заметила, что их постоянный спутник, к присутствию которого она уже привыкла, на этот раз не пошел за ними, остался в машине.

Поднявшись на второй этаж, они оказались в небольшом зале, в котором царил полумрак. Виктор провел её к столику у стены. Впрочем, здесь все столики были у стены: каждый из них находился в полукруглом углублении — так, что посетители оказывались отделены друг от друга, несмотря на то что сидели они не в кабинетах, а в общем зале. Лиза села за стол и с интересом огляделась по сторонам.

Посредине зала на небольшом подиуме стоял концертный рояль, за которым никого не было. Но не было похоже, что посетители собрались на концерт: они негромко разговаривали, пили кофе или потягивали коктейли. Лиза могла разглядеть только людей за столиками напротив — и она сразу поняла, что это совсем другие люди, чем те, которых она видела только что в Ленкоме. Кажется, в основном это были иностранцы, но не такие пестрые и раскованные. Лиза попыталась понять, чем отличается их одежда, но поняла только, что одежда словно бы не заметна на них — вернее, не бросается в глаза, во что они одеты, так изящен и прост весь стиль их одежды.

И так же изящно и просто они держались. Лиза сразу уловила это изящество во всем, вплоть до манеры наклонять голову, чтобы лучше расслышать собеседницу; почти все мужчины были с дамами.

Это общество составляло такой контраст с тем, которое, как Лиза только что думала, и было настоящим высшим светом, — что она вновь растерялась, не зная, как вести себя здесь. Кто же эти люди? Конечно, тоже богатые, но почему тогда они так разительно отличаются от тех богатых, которых она видела совсем недавно?

К их столику подошел официант в черном костюме, белоснежной рубашке и бабочке, приветливо кивнул, протянул каждому солидную кожаную папку и исчез.

— Вы будете что-нибудь пить или есть? — спросил Виктор. — Я-то выпью только кофе, но это не значит, что и вы должны голодать.

— Я тоже — кофе, — сказала Лиза.

Официант тут же появился снова, словно поняв, что они уже выбрали. Кофе он принес через минуту и, прежде чем отойти, зажег на их столе свечку, которая находилась внутри широкого прозрачного бокала в форме тюльпана. В том, как осветился свечным огоньком стол, был какой-то особый уют: совсем не домашний, но и не казенный, а живой, трепетный, и Лиза сразу почувствовала, как приятно и спокойно идет здесь время…

Она встрепенулась от звуков музыки. За роялем уже сидела молодая женщина, и по залу лились мелодичные аккорды. Лиза не могла определить, что именно она играет. Это была не классика, но и не рок — какие-то легкие, прелестные мелодии, плавно переходящие друг в друга.

— Вы не курите, Лиза? — спросил Виктор, доставая из кармана сигареты.

— Нет, спасибо.

— Тогда, если вы не против, я закурю?

— Ну конечно!

Она поражалась его вежливости. Ведь он устал, до неё ли ему, казалось бы, и не такая уж помеха — курение, чтобы спрашивать на то её согласия. А вот ведь — спрашивает! Интересно, в какой семье он вырос? Лиза вспомнила, что это было первое, что всегда выясняла её мама, когда у Лизы, даже совсем маленькой, появлялись новые друзья или подружки. Но ей неловко было спросить его об этом, а тем более сейчас, когда звучал рояль.

— Лиза, здесь, кстати, совсем не обязательно слушать музыку так внимательно, ведь это не концерт. То есть, разумеется, вы можете слушать её, как в консерватории, но можете и спокойно болтать, если хотите, — сказал Виктор.

— А что она играет?

— Она импровизирует. Это Инина, прекрасная пианистка, я всегда с удовольствием её слушаю.

Лиза впервые слушала импровизацию, и ей нравилось представлять, какой будет следующая мелодия. Она радовалась, если удавалось угадать, в какую сторону потекут звуки. Видно было, что и Виктору доставляет удовольствие этот музыкальный поток. Он откинулся на спинку кресла, с наслаждением затягивался сигаретой, и на лице его вместо раздраженной усталости появилось уже знакомое Лизе выражение веселого спокойствия.

«Наверное, поэтому он и любит ходить сюда, — подумала Лиза. — Для этого и нужна ему музыка, и только такая музыка может быть ему приятна…»

Но эти легкие, ненавязчивые мелодии были приятны и ей, она с удовольствием отдавалась их стремительному бегу и не думала больше о музыкальных вкусах Виктора. Она лишь заметила мимоходом, что после каждой сигареты перед Виктором появляется чистая пепельница — когда только приносит её официант, и как незаметно!

Инина встала из-за рояля, поклонилась и удалилась под короткие аплодисменты. Лиза была разочарована — так недолго! Но пианистку тут же сменил саксофонист, и после первой же мелодии, которую он сыграл, Лиза забыла обо всем. Она никогда не увлекалась ни джазом, ни саксофоном, но эти странные, пленительные звуки, даже сам облик музыканта — поразили её. В звучании саксофона была печаль и ещё что-то неназываемое, что рождается в душе в момент особого подъема и вдохновения, — и Лиза замерла, глядя на саксофониста.

— Вам, Лиза, исключительно на концерты надо ходить, — поморщился Виктор. — Что ж, пойдем непременно. А все-таки здесь вы бы расслабились. Смотрите, и кофе ваш остыл.

— Да-да, — очнулась Лиза. — Как красиво, правда?

— Прекрасный инструмент, я его тоже люблю. Но у меня такое впечатление, что вы вообще слышите саксофон впервые? Ведь исполнитель самый обыкновенный, импровизации не совсем его, а по известным мелодиям.

— Да? — расстроилась Лиза. — А мне так понравилось…

Но даже скептическое замечание Виктора не изменило её впечатления. Саксофонист играл прекрасно! Лиза нисколько не обиделась на Виктора. Ведь он не просто водил её по дорогим заведениям, а позволял почувствовать так много нового! Она, например, не знала, что так приятно проводить вечер за чашкой кофе, в обществе незнакомых людей, которые не мешают тебе своим присутствием, а наоборот — создают совершенно особое настроение приподнятости и уюта одновременно. Как смутный сон вспомнила она свою новополоцкую компанию и тоску, которая охватывала её, когда она видела те знакомые лица…

«Может быть, я становлюсь высокомерной?» — подумала Лиза.

Но какой-то тихий и властный голос говорил ей, что дело совсем в другом. Наверное, нечто подобное испытывает человек, когда видит, как посаженное и забытое семечко вдруг дает зеленый росток, как не по дням, а по часам этот росток становится необыкновенным, удивительным растением. Такой росток Лиза чувствовала сейчас в собственной душе…

Они дослушали саксофониста, выпили ещё по чашечке кофе. Люди уходили, приходили новые посетители; не похоже было, что близится закрытие.

— А здесь хоть до утра можно сидеть, — объяснил Виктор. — Сюда вообще обычно заходят после работы — именно посидеть за кофейком, расслабиться. Я здесь часто бываю.

Вечерняя Тверская встретила их особым, только московским вечерним улицам присущим, гулом. Это был именно единый гул, складывающийся из разных звуков: шороха шин по асфальту, болтовни и смеха прохожих, музыки, доносящейся из ресторанов. Тверская казалась Лизе рекой, и она с удовольствием погружалась в её сильные, набегающие волны. Она вдруг почувствовала себя здесь не чужой, и ей показалось странным это ощущение: ведь она ровно ничего не сделала, чтобы стать здесь своей, да и оказалась-то на Тверской в такое время всего во второй раз.

Ей хотелось спросить Виктора, знакомо ли ему такое чувство, но она не решилась расспрашивать, потому что знала, что он устал. Лиза вообще хотела о многом расспросить его. Тем более что она не знала, встретится ли с ним ещё раз… Это было совершенно непривычное для неё ощущение. Лиза чувствовала, что играет зависимую, подчиненную роль, но это почему-то не оскорбляло её, не вызывало желания вырваться из-под этого странного, непредсказуемого покровительства.

«Может быть, я все-таки влюбилась в него?» — мимолетно подумала она.

Но об этом невозможно было думать мимолетно, в этом вообще не так легко было разобраться — главным образом потому, что Лиза никогда ещё не была влюблена.

Если бы она рассказала об этом, например, Николаю — тот наверняка бы не поверил. Как, его сестра, эта девочка, при одном взгляде на которую думаешь именно о любви, — и не была влюблена? Быть не может! И все-таки это было так. В свои неполные двадцать лет Лиза Успенская пыталась понять, влюблена ли она в человека, с которым провела вечер, и ей не с чем было сравнить свое чувство к нему…

В машине Виктор снова помрачнел — это было особенно заметно после его недавнего оживления в полутемном зале отеля. Всмотревшись в его лицо, Лиза заметила, что глаза у него едва не закрываются, что ещё немного — и он уснет прямо в машине.

— Извините, Лиза, — произнес Виктор, когда машина остановилась у подъезда. — Вечер сегодня получился какой-то скомканный. Но это просто моя усталость виновата, не больше. До встречи! Я вам позвоню.

Она простилась с ним, кивнула и его знакомому, который все так же сидел рядом с шофером, и вошла в подъезд. Несмотря на то что мало было в её жизни столь насыщенных, интересных вечеров, её одолевало недоумение. Как-то не так все происходило, как, по её мнению, должно было происходить, когда девушка встречается с мужчиной.

Но — что происходит? И как — должно?

После «театрального выхода» Виктор снова исчез.

«Наверное, опять улетел в свои Эмираты, — думала Лиза. — Но не живет же он там? А ведь от него уже две недели ни слуху, ни духу!»

Все-таки было что-то унизительное в таком ожидании, хотя Виктор ничем, как будто, не унизил её — даже наоборот, был с нею так вежлив, как ни один из её прежних знакомых.

Лиза думала, не позвонить ли самой: ведь его карточка лежала в её записной книжке. Ну, и что она скажет? Что хочет с ним встретиться — и выслушает в ответ, что ему сейчас не до нее? Нет, вот это уже будет настоящее унижение, на которое она не пойдет никогда!

Николай внимательно приглядывался к сестре — тем более что и приглядываться особенно не приходилось: все чувства были написаны на её лице.

— Лиза, — сказал он наконец, — я тебе разве не говорил, что если он вообще не позвонит, надо только радоваться?

— Говорил.

— Так что ж ты переживаешь? У них своя жизнь, ты пойми! У твоего нефтяного короля наверняка есть жена, дети, любовница, не говоря уже о том, что его бизнес требует уйму сил. А ты сидишь в своей горнице и ждешь, не пришлет ли он голубка!

Что могла ему ответить Лиза? Она до сих пор не знала, есть ли у Виктора семья. И почему не быть семье, ведь он не мальчик! Чего же она, действительно, ждет?

Часто звонила Наташа. Говорила, что скучает, хотя работа ужасно интересная.

— Я вам в письме подробнее напишу! — обещала она. — Столько всего — никаких денег не хватит по телефону рассказать!

Письмо от неё пришло почти через месяц, и Николай на чем свет стоит ругал почту, которая работает, как в каменном веке. В письме, кроме описаний европейских красот и налаженного быта, содержалось и нечто интересное для Лизы: Наташа нашла для неё отличную возможность приехать в Германию!

— Нет, ты только подумай! — восхищался Николай, сидя за воскресным завтраком. — Ведь мы ни о чем таком и не говорили, а Наташка, молодец, разыскала! И главное, тебе не прислугой предлагают ехать, а именно пожить в семье, как взрослой дочери — ну, и поработать, конечно, с ребенком посидеть. Но это для тебя, по-моему, теперь семечки — наловчилась с Маринкой!

— Но почему вдруг гувернанткой? — удивлялась Лиза. — Я ведь ничему не смогу этого ребенка научить. Я даже языка толком не знаю, после нашей-то школы.

— Да чему его учить? Без тебя научат! Твое дело — приглядывать за ним до обеда, вот и все. Она ведь подробно пишет: это совершенно нормальная работа, по-французски называется «о-пэ», половина европейских девчонок едут вот так в иностранные семьи сразу после школы. У этих её Нойбергов сейчас француженка живет, а чем ты хуже француженки?

— Может, и хуже…

— Вот уж нечего прибедняться, особенно тебе! — возмутился Николай. — И в конце концов, поедешь не к чужим людям, к Наташкиным знакомым, поживешь, посмотришь. Не понравится — уедешь, и все дела, паспорт при тебе, билет тоже! А там — чем черт не шутит…

Лиза понимала, что имеет в виду брат: может быть, ей повезет, и она влюбится там в какого-нибудь немца; вернее, немец влюбится в нее. Это была голубая мечта всех её подруг, некоторые даже специально ездили в поисках иностранных женихов из Новополоцка в Жодино, где итальянцы строили какой-то новый цех на автомобильном заводе.

— Да что ты меня уговариваешь, Коля, разве я против?

— Ты только не думай, что мы тебя туда отправляем жениха искать. Разве плохо Европу посмотреть? А как тебе ещё туда попасть? Пока это ты ещё станешь у нас кинозвездой! — улыбнулся Николай.

Лизе действительно было интересно — ещё бы, Германия! Об этом она вообще не думала, когда ехала сюда. И если бы не легкая заминка — знакомство с Виктором, которое развивалось так странно и неизвестно что обещало впереди, — она не задумалась бы ни на минуту. Но, конечно, из-за Виктора она от Германии не откажется, и дело здесь совсем не в погоне за женихами — просто ей все интересно.

Неожиданная перспектива переменила Лизино настроение. Она снова повеселела, отсутствие Виктора перестало тяготить её. Не сошелся же свет на нем клином! Да и вообще, может быть, прав Коля, и это даже лучше для нее, что он не появляется.

Как и в прошлый раз, Виктор появился именно в тот момент, когда Лиза уже смирилась с его исчезновением.

Его голос в трубке звучал весело:

— Сегодня, Лизонька, я весь в вашем распоряжении!

Лиза хотела сказать что-нибудь едкое — мол, семья отпустила? — но она совершенно не умела, да и не хотела ставить людей в неловкое положение. Зачем обижать Виктора, и разве он должен отчитываться перед ней? Поэтому она произнесла только:

— Но едва ли я могу предложить вам что-нибудь интересное…

— Вы — мне? — рассмеялся Виктор. — Об этом и речи нет! Это я хочу предложить вам что-нибудь интересное, и жду ваших пожеланий.

— У меня их нет.

— Тогда давайте встретимся и обсудим это дело на месте, хорошо?

И Лиза согласилась. А почему ей было не согласиться, когда никаких планов у неё в этот вечер не было, как не было их и в предыдущий, и, наверное, в следующий вечер?

Виктор, как обычно, подъехал к дому. Все мамаши с колясками уже смотрели на Лизу с подозрением, а одна и вовсе перестала здороваться — интересно, почему? Но сейчас Лизе было не до того, чтобы размышлять об этом.

— Вы, наверное, обиделись на меня, Лиза? — спросил Виктор, едва они отошли от подъезда.

— Вообще-то не очень…

— Не очень, но все же обиделись?

Он внимательно и весело смотрел на нее, выражение его лица было сегодня совсем другим, чем в прошлый раз, во взгляде не было и тени усталости, и его искрящееся оживление невольно передалось Лизе.

— Я не обиделась на вас. — Лиза прямо посмотрела на него. — Я просто подумала, что ничего о вас не знаю.

Виктор рассмеялся так весело, что Лиза тоже невольно улыбнулась.

— Лизонька, вы — чудо! Сам себе не верю: стою где-то у подъезда, и прелестная юная девушка с зелеными, как тот самый виноград, глазами хочет знать обо мне буквально все!

— Нет, вы меня неправильно поняли, — поспешно сказала Лиза. — Я не допытываюсь ни о чем, но со мной никогда такого не было — чтобы я совсем ничего не знала о человеке, с которым встречаюсь.

— И у меня даже есть подозрение, — Виктор взял её под руку и повел к машине, — что вы не со многими и встречались до меня. Я не прав?

— А можно мне не отвечать на ваш вопрос? — Лиза неожиданно рассердилась.

— Вы взрослеете на глазах, Лиза! — Виктор нисколько не обиделся. — Я думал, вы ответите: да, прав. Но это совершенно неважно, встречались вы или нет, а гнев вам идет. Впрочем, вам идет все, что заставляет сверкать ваши глазки!

Занятая разговором, Лиза не сразу заметила, что машина сегодня другая: на этот раз действительно «Мерседес». Виктор выглядел как всегда элегантно, это она заметила сразу. На нем был костюм того же необычного цвета, который так бросился Лизе в глаза при первой встрече: цвета едва уловимой зелени. И, конечно, под цвет костюма была подобрана рубашка, и пестрый галстук с рисунком «павлиний глаз» неуловимо соответствовал основному тону. Неужели он не женат — а кто же подбирает ему все это? Лиза вспомнила, как бывают одеты холостяки, какие у них прически; взять хотя бы Валентина Казимировича. Да что там Валентин — даже Коля, не пригляди Лиза вовремя, норовит надеть то, что висит в шкафу поближе. Хорошо, что там ничего страшного не висит, но дело ведь в самой привычке! А вот Виктор всегда выглядит безупречно, его и представить невозможно в мятых брюках или нечищенных ботинках.

Шофер, как обычно, сидел за рулем, но человека на переднем сидении не было.

— Ваш приятель не поедет сегодня с нами? — спросила Лиза.

— Какой приятель? О Господи! — Виктор посмотрел на неё с нескрываемым удивлением. — Лиза, вот такая наивность — это уже лишнее. Неужели вы не поняли, что это был просто охранник? Трудно поверить!

Лиза едва не заплакала. Сколько можно выглядеть идиоткой! Но разве она виновата? Где же ей было видеть телохранителей? Виктор тут же устыдился своих слов:

— Ну-ну, не расстраивайтесь, Лизонька, я просто забыл, что вы человек совсем другого мира. Но неужели даже по телевизору не видели, в газетах не читали?

— Я читала, конечно, но я не связывала все это с вами…

— А с кем же вы тогда все это связывали? Сейчас никто не живет без охраны — в определенном кругу, разумеется.

— Но вы и тогда, в ресторане, были один, и сегодня…

— Да, позволяю себе такую слабость иногда. Надоедает, знаете ли, что они сопровождают тебя… Везде, одним словом, сопровождают. И, помимо прочего, сидят над душой, когда ты беседуешь с девушкой. Вот и плюнешь иногда на все, поедешь один. А сегодня вечер какой чудесный — май! Итак, куда мы едем на этот раз? — весело спросил Виктор. — Ах, да, вы ждете моих предложений, и правильно. Не буду делать вид, что наш сегодняшний выход — экспромт. Вы любите Испанию?

— Вы хотите пригласить меня в Испанию? — улыбнулась Лиза.

— Почти. Во всяком случае, попробовать испанскую кухню и послушать испанскую музыку.

— С удовольствием!

Лизино расстройство из-за телохранителя точно ветром сдуло. Виктор умел руководить её настроением!

— Тогда — вперед! В «Метрополь» поехали, Слава, — сказал он шоферу.

«Метрополь»! Лиза столько читала о нем и столько раз рассматривала вьющиеся по его стенам врубелевские картины, что он был для неё уже не просто рестораном, а частью той Москвы, которую она представляла себе по книгам. Может быть, сложись обстоятельства иначе, она увидела бы наяву совершенно другую Москву, чем в своих фантазиях. Но знакомство с Виктором сразу погрузило её в тот мир, где все казалось возможным…

Белая мраморная лестница «Метрополя» была как раз такой, какую Лиза представляла — торжественной и величественной. Они поднялись по ней и оказались ещё перед одной лестницей — узкой, винтовой. Она словно вела в тайные покои — наверняка такие были в этом старинном здании. Молодой человек, стоявший у лестницы, внимательно вгляделся в Виктора, потом вежливо кивнул и пропустил их наверх. Зал, в который они попали, был невелик и отделен от большого зала стеклянной перегородкой. Это создавало совсем особое ощущение пространства, ограниченного и свободного одновременно.

Лиза села за столик и тут же залюбовалась живым деревом, которое росло в красивой кадке; такие же деревья были рядом с каждым столиком. Зал выглядел изысканным, и деревья только усиливали это впечатление. Посреди зала размещался невысокий подиум.

— Значит, испанский ужин? — спросил Виктор. — Это интереснейшая кухня, поверьте. Я всю Испанию объездил, и в каждой деревушке — неповторимые блюда, пальчики оближешь! Конечно, здешней кухне до той далеко, но все же… Вы ели когда-нибудь паэлью?

— Никогда! — радостно сообщила Лиза.

— Вот и прекрасно! — в тон ей произнес Виктор. — Значит, закажем паэлью. А пить — сангрию, здесь её свежую готовят, как и следует, а не наливают готовую из бутылки. — Он перехватил Лизин взгляд на сцену. — А вы уже музыку ожидаете? Сейчас, сейчас начнется, я специально привез вас сюда пораньше, чтобы вы послушали с начала. Хотя это такая музыка: с начала слушать, с конца — все равно хорошо.

Действительно, музыканты вскоре появились, и одновременно с их выходом принесли паэлью. Лиза просто не знала, на что смотреть раньше. Виктор забавлялся её нерешительностью.

— Смотрите, смотрите, милая, на своих музыкантов, еда подождет! Но учтите, холодная паэлья теряет половину своей прелести.

Пока музыканты усаживались, Лиза успела разглядеть и паэлью — такую же яркую, разноцветную, как одежда на девушке с кастаньетами, поднявшейся на подиум. В паэлье видны были креветки, мидии, ещё какие-то экзотические ломтики, и Лиза принялась за неё с таким удовольствием, что даже забыла на минуту о музыкантах, так было вкусно. В темно-розовой искрящейся сангрии плавали фрукты и лед, она была прохладной и приятной.

Виктор и на этот раз оказался прав: испанская музыка, которую с необыкновенным темпераментом — то скрытым, то рвущимся наружу, — исполняли музыканты на подиуме, была удивительно ненавязчивой. Она создавала прекрасный фон для разговора, незаметно улучшая настроение.

— Итак, вы, Лиза, непременно хотели знать, с кем имеете дело? — начал Виктор. — И что же вас интересует прежде всего — женат ли я?

Лиза смутилась. В самом деле, чего это вдруг ей пришло в голову приставать к нему с расспросами?

— Нет, я совсем не о том хотела спросить, — попыталась она оправдываться. — Это совершенно неважно для меня, женаты ли вы. А почему вы всегда говорите мне «вы»? — перевела она разговор.

— Но ведь вы едва ли станете называть меня на «ты»? — спросил Виктор, и Лиза утвердительно кивнула. — Ну, а я не привык «тыкать» собеседнику, который не отвечает мне тем же. И потом, разве вам неприятно мое обращение?

— Конечно, приятно!

— Вот видите. Но вернемся к волнующему вопросу, хотя ничего особо волнующего в нем нет: я просто разведен. Моя жена живет теперь в Бразилии — вовремя успела воспользоваться своей увядающей красотой и выскочила замуж за французского дипломата, с которым и пребывает ныне по месту его службы.

— А она там работает? — заинтересовалась Лиза; ей почему-то было интересно все, что касалось Викторовой семьи.

— Ну, кем она там может работать! Она и здесь-то не работала после того как мы поженились. Когда-то, сто лет назад, она варила кофе в «Кулинарии» на улице Горького, и это осталось её единственной специальностью.

— А дети у вас есть? — спросила Лиза.

— Есть сын.

— И он остался с мамой?

Лизе жаль стало Виктора: каково ему жить в постоянной разлуке с ребенком!

— Формально — да, но фактически он живет вообще отдельно — учится в частном пансионе в Швейцарии.

— Как, совсем один?!

— А что тут такого? Там все совсем одни, даже дети из весьма благополучных семей. Это один из лучших пансионов Европы. А вообще-то он у меня довольно взрослый, ему семнадцать уже.

Лиза и представить не могла, что у Виктора может быть такой взрослый сын. Сколько же ему, в таком случае, лет? Она-то думала, нет и сорока…

— Да-да, Лизонька, — ответил на её безмолвный вопрос Виктор. — Я гораздо старше, чем вы, вероятно, думали. Я и вашим отцом мог бы быть — по возрасту, разумеется. Но, как видите, стараюсь держаться в форме. А это, поверьте, не так просто при моем напряженном жизненном ритме.

— А вы не скучаете без сына? — спросила Лиза, чтобы уйти от разговора о возрасте, который почему-то был ей не слишком приятен.

— Да я его вижу довольно часто: всегда заезжаю, когда бываю где-нибудь в Европе. И, кстати, гораздо чаще, чем мне удавалось бы его видеть, живи он со своей мамашей, например, в Крылатском.

— Но ведь он, наверное, скоро окончит пансион и вернется?

— Боже упаси! Зачем это ему возвращаться? — удивился Виктор. — Поступит в университет где-нибудь в Европе или в Штатах. Мы с ним сейчас как раз решаем, в какой. А потом будет там работать, как всякий нормальный человек, которому судьба предоставила хорошие стартовые условия. И, знаете, я от всей души надеюсь, что он будет абсолютно избавлен от той дурацкой тяги на родину, которой мы все неизлечимо больны. Да он уже и сейчас совершенно европейский мальчик, это так быстро произошло…

Лиза была ошеломлена этой семейной историей, которую Виктор рассказывал так просто, как будто подобные описывают в журнале «Работница». Она понимала, что Виктор действительно открывает перед нею какую-то жизнь, о которой она и представления не имела. И это была не просто богатая жизнь, атрибутами которой являлись дорогие рестораны, престижные театры и шикарные машины, — это была жизнь, обстоятельства которой соответствовали душевным обстоятельствам человека. Ей трудно было вообразить, чтобы люди, подобные Виктору, страдали оттого, что им приходится прозябать где-нибудь в глуши, чтобы они не могли по собственной воле переменить свое настроение, — наверное, для этого достаточно съездить на выходные куда-нибудь в Швейцарию, и не похоже, чтобы для Виктора это было проблемой. Он живет так, как должен жить нормальный человек — да-да, в этом все дело! — не какой-нибудь даже выдающийся, а просто нормальный! И это нормально, чтобы сын учился в хорошем пансионе, если родители разошлись, а не метался между ними из комнаты в комнату убогой малометражки. И его спокойная, вежливая манера держаться — тоже нормальна. Не зря ей казалось, что Виктор совсем не влюблен в нее. Скорее всего, это так и есть, но разве она чувствует себя из-за этого хуже с ним, чем с каким-нибудь Валентином Казимировичем, который, будучи влюблен, постоянно ноет и требует спасения от жизненных тягот?

Но откуда берется все это? Понятно, что он работает, и много. Но ведь и её мать работает, и их сосед Борис, и Коля, но живут-то они совсем иначе?

Этот вопрос Лиза, путаясь и сбиваясь, и задала Виктору.

— Да вы философ, Лиза, — улыбнулся тот. — Если бы люди могли ответить на этот вопрос — а, главное, как-то разрешить эту ситуацию — не было бы ни войн, ни революций. Но, если оставить в стороне философию, в моей жизни все получилось довольно последовательно. Папа работал в нефтяной отрасли, сделал хорошую советскую карьеру: от рабочего на Тюменском месторождении до… В общем, до более высокой должности. И я пошел по его стопам — разумеется, минуя месторождение и высокую должность. Окончил институт, аспирантуру, вдоволь поработал при развитом социализме — да что я вам рассказываю, как в отделе кадров! Едва ли вам это интересно. Мы, кстати, выпускной институтский вечер праздновали в «Центральном» — как раз там, где мы с вами так приятно посидели. Как сейчас помню, скинулись все по стипендии и гудели до упаду, пока нас официанты не выгнали, потом ко мне пошли, я тогда за новым МХАТом с родителями жил — пешком недалеко…

Музыканты заиграли какую-то печальную, пронзительную мелодию, в ней слышался высокий женский голос во всем его живом однообразии.

— Слышите? Это кастильская — лучшая музыка Испании, — заметил Виктор.

— А говорили, что не очень любите серьезное, — напомнила ему Лиза.

— Когда говорил? А, в Ленкоме! Ну, это ведь и не серьезное — то действо, которое там происходило. Так, Гамлет для бедных — дискотека.

Лиза не переставала удивляться: откуда он знает все это — про Гамлета, например? Ведь это не достигается одним только чтением. Она перечитала довольно много книг, но ей так не хватало трезвости суждений, способности связать любую жизненную ситуацию с теми, которые были ей знакомы по книгам…

— Вы так хорошо все понимаете! — сказала она.

— Ничего особенного я не понимаю, — ответил он без тени кокетства. — Это просто жизненный опыт, и ничего больше. Повзрослеете — и вы поймете. А вообще-то у меня действительно нет времени на все это, как вы говорите, «серьезное». А значит, и интереса большого нет. Все дело в вас, Лиза. Когда вы сидите рядом, невольно хочется думать о возвышенном. Такая уж вы серьезная девушка! — улыбнулся он.

— Вы смеетесь надо мной? — попыталась обидеться Лиза.

— Вовсе нет. Вы ведь — как зеркало какое-то необыкновенное. Что в человеке есть, то и в вас отражается. Он и знать не знал, что собою представляет, а встретился с вами — и увидел себя, как будто в особенное такое зеркало посмотрел. А чего нет, того и не увидишь, как ни старайся. Неужели вы никогда не думали, Лиза, — он заглянул ей в глаза, — что являетесь идеальной спутницей для мужчины — конечно, такого, который в состоянии это оценить?

Лизу смутил и его вопрос, и этот взгляд. Что ответить ему? Ей показалось, что Виктор спросил, может ли она стать его спутницей. И она не знала, что ответить…

Но, к счастью, его слова не были вопросом.

— О, а паэлья-то ваша остыла, — заметил он. — И сангрию вы не пьете. Это безобразие, что я завел с вами философскую беседу, вместо того чтобы дать вам спокойно поесть! А сам, кстати, под этот возвышенный разговор всю паэлью отлично съел.

Но Лиза не жалела об остывшей паэлье. Она прислушивалась к каждому слову Виктора и не могла понять, что же это значит. Выходит, она влюбилась в него? А иначе почему ей нравится разговаривать с ним, почему так важно понять, что произошло в его семье, как живет теперь его сын? Она чувствовала, что этот, недавно совершенно посторонний человек становится близок ей, — и не умела объяснить эту близость ничем, кроме любви. Значит, любовь вот так и приходит — спокойно, незаметно, и сердце не трепещет от одного его взгляда? А как же тогда все, о чем она читала, что представляла, сидя с книжкой на берегу Двины?

Во всяком случае, прощаясь с Виктором в этот вечер, как всегда, у своего подъезда, Лиза понимала, что души их теперь сблизились и что не проходят бесследно, такие вечера.