"Счастье напоказ" - читать интересную книгу автора (Берристер Инга)

6

— Миссис Уоррен… Так, значит, Даг наконец-то женился. Не могу сказать, что осуждаю его, — сказал мистер Гонсалес с пониманием во взгляде, здороваясь с Имоджен за руку после того, как Даг представил их друг другу. — И как давно вы женаты, мой друг? — спросил он на своем аккуратном английском.

— Всего пару дней, — последовал ответ.

— Как вы, должно быть, сердитесь на меня, миссис Уоррен, — с виноватым видом произнес мистер Гонсалес. — А Даг, подозреваю, еще больше. Но он единственный человек, которому я могу доверить этот крайне важный проект. Прежде чем представить его в высоких инстанциях, мы должны иметь под рукой всю необходимую документацию. В наши дни недостаточно обладать даром красноречия, нужны чертежи, предварительные эскизы. Необходимо быть все сторонне грамотным человеком или рискуешь проиграть.

Мистер Гонсалес пригласил их в большой кабинет с окнами, выходящими на набережную. Когда все расселись в удобных креслах, он спросил:

— Даг рассказывал вам что-нибудь о нашей работе?

— Кое-что, — сказала Имоджен, неохотно признаваясь самой себе, что получает удовольствие от общества мистера Гонсалеса, который с искренней заинтересованностью стал рассказывать ей о комплексе небольших отелей, который предполагалось соорудить в южной части Майами-Бич для людей среднего достатка.

Приятно было чувствовать, что к тебе относятся с уважением и к твоей точке зрения прислушиваются. А еще приятнее было осознавать, что все это происходит на глазах Дага.

Правда, английский мистера Гонсалеса был не безупречен, а многочисленные термины, которые он употреблял, увлеченно объясняя суть проблемы, поначалу ставили Имоджен в тупик. Но очень скоро она стала догадываться, о чем идет речь.

Даг слушал их молча и даже с некоторым неудовольствием. Но когда разговор перешел на сугубо профессиональные темы, с энтузиазмом включился в разговор, не замечая, что Имоджен выступает в роли полноправного участника обсуждения.

Когда мистер Гонсалес наконец взглянул на часы и принялся извиняться за то, что отнял у них столько времени; Имоджен удивилась как быстро пролетели три часа и сколько удовольствия она получила. Хотя всегда считала, что архитектура и строительство не ее стихия.

Когда они собрались уходить, мистер Гонсалес обратился к Дагу:

— Сегодня вечером мы с женой устраиваем небольшую семейную вечеринку. Ничего особенного, просто хотим отпраздновать годовщину свадьбы. Я был бы польщен, если бы вы присоединились к нам. Но если у вас какие-нибудь свои планы…

— Ничего особенного, — ответил Даг. — К какому времени нам приехать?

Как только они остались наедине, Имоджен с возмущением обратилась к нему:

— Я никуда не пойду, Даг. У меня нет ничего подходящего из одежды.

— Ну и что? Майами ведь не в канадской тайге расположен, — сухо заметил он. — Здесь полно магазинов, и хороших магазинов. Хотя должен предупредить тебя, Имоджен, мистер Гонсалес несколько старомоден. Подозреваю, что его, очевидно, весьма высокое мнение о тебе несколько поколеблется, если ты явишься на семейное торжество в наряде, купленном на дешевой распродаже.

Имоджен буквально вскипела.

— Я не собираюсь выслушивать от тебя лекции по поводу того, во что я должна и во что не должна одеваться, Даг!

Дома, в Пасадине, у нее было два строгих платья, купленных специально для того, чтобы выходить в них в свет с дедом и отцом. Лично она предпочитала удобство джинсов или комфортное ощущение хлопка или вельвета на теле. Но Имоджен ни в коем случае не хотела расстраивать дорогих ей людей, надевая то, что, как она знала, заставит их чувствовать себя не ловко.

В случае с Дагом, однако, дело обстояло иначе. Но мистер Гонсалес ей понравился, и она без помощи Дага поняла, что он человек консервативных взглядов.

— К несчастью, мне сегодня предстоит еще одна встреча, — вздохнул Даг, взглянув на часы. — Иначе я пошел бы с тобой.

— Спасибо, не надо, — отрезала Имоджен.

Не хватало только, чтобы он ходил с ней по магазинам и советовал, что следует купить.

— Как насчет обеда? — спросил Даг.

— Я не голодна, — солгала она.

Недавняя эйфория и радостное настроение куда-то исчезли. Своим замечанием насчет одежды Даг не просто разозлил ее. Он… он… Но что он, собственно говоря, сделал? Обидел ее? Оскорбил? Это просто невозможно! Никакие его слова не могут сделать этого. У него просто нет такой власти над ней!

— Если тебе нужны деньги… — начал Даг, но она покачала головой.

— Я могу позволить себе заплатить за мою одежду.

— Да, знаю… Послушай, Имоджен, когда ты будешь искать своего идеального, чудесного мужчину, то, надеюсь, вспомнишь о том, какими во многих отношениях примитивными созданиями мы являемся.

— Что ты хочешь этим сказать? — подозрительно спросила она.

— Только то, что мы, мужчины, до сих пор испытываем удовольствие, когда можем баловать и ублажать своих женщин.

— То есть награждать их за послушание подарками, подобно тому, как бросают печенье собаке, выполнившей команду! — воскликнула Имоджен, в глазах которой горели гнев и возмущение. — Мужчина, которого полюблю я, будет обращаться со мной как с равной во всех отношениях и уж ни в коем случае не допустит, чтобы я чувствовала себя ему обязанной. То, что мы будем давать друг другу, мы будем давать добровольно, от чистого сердца…

Она замолчала, до того странно Даг на нее смотрел.

— В чем дело? Что-нибудь не так? — неуверенно спросила Имоджен.

Никогда раньше не видела она в его взгляде столько напряженного внимания.

— Ничего особенного, — сдержанно ответил Даг. — Но настанет день, Имоджен, когда ты повзрослеешь и узнаешь, какую боль приносит подобный идеализм. И очень надеюсь, что, когда это произойдет, рядом с тобой будет кто-нибудь, кто подберет обломки…

— Лишь бы не ты, — пробормотала она себе под нос.

Нет, последнее слово не останется за ним, ему не удастся заставить ее замолчать!

Прошел почти час с того момента, как Даг высадил ее в торговом центре города, а Имоджен так и не увидела ничего подходящего. Но вот она подошла к витрине очередного бутика, чтобы рассмотреть выставленное там платье из темно-синего шелка. Лиф плотно облегал грудь, оставляя открытыми спину и плечи, а широкая юбка ниспадала красивыми складками.

Дорогая ткань и цвет придавали наряду изысканный вид, но фасон явно показывал, что платье предназначалось для очень молодой женщины, Миссис Сойер при всей ее экстравагантности вряд ли бы надела такое,

Имоджен решительно вошла в магазин.

— Оно от известного модельера, но очень маленький размер, — с сомнением в голосе произнесла продавщица. Но, оглядев Имоджен, добавила: — Хотя вам, возможно, подойдет.

Оно и подошло. Пришлось, правда, снять бюстгальтер, иначе были бы видны бретельки. Имоджен внимательно разглядывала свое отражение в зеркале.

Насыщенность цвета подчеркивала белизну ее кожи. А фасон — хрупкое телосложение Имоджен.

— Как будто на вас пошито, — заметила продавщица.

— Слишком уж оно дорогое. — Имоджен помедлила: ведь надо было еще купить вечерние туфли. Но воспоминания о презрительных высказываниях Дага относительно ее одежды и собственный вкус решили дело.

— Вы не пожалеете, что купили его, — заверила ее продавщица. — Платья, подобные этому, все равно что капиталовложение. Классический стиль, оно некогда не устареет.

Зато я устарею, подумала Имоджен с кривой усмешкой, направляясь к замеченному ранее обувному магазину…

— Так, значит, ты все-таки нашла то, что тебе нужно, — только и сказал Даг, подбирая ее в заранее назначенном месте.

В дополнение к платью у нее было еще несколько пакетов: туфли, вечерняя сумочка в тон платью, накидка типа болеро, расшитая стеклярусом… И еще красиво упакованная коробка с парой высоких венецианских бокалов, купленных в антикварном магазинчике.

Вероятно, разумнее было подобрать какой-нибудь более нейтральный подарок, подумала Имоджен, но бокалы были такими красивыми.

— Черт побери! — негромко выругался Даг, вызвав у нее недоуменный взгляд. — Хотел попросить тебя купить что-нибудь для Гонсалесов. Возвращаться теперь уже поздно, и…

— У меня кое-что есть для них, — сказала Имоджен, поворачиваясь к лежащим на заднем сиденье пакетам.

Осторожно развернув красивую упаковку, она открыла коробку и показала ее содержимое Дагу.

Тот долго молчал, и сердце Имоджен дрогнуло. Очевидно, он не одобрил ее выбор. Что ж, это его дело. Ей бокалы понравились, и…

— Знаешь, иногда ты меня просто удивляешь. Притворяешься, что ничего не смыслишь в чертежах, а потом с ходу делаешь весьма толковые замечания по генплану участка; Уверяешь, что не чтишь традиций, собираешься чуть ли не отдать дом под богадельню, а потом идешь и покупаешь вот это…

— Если они тебе не нравятся… — вызывающе начала Имоджен, но Даг уже отрицательно качал головой.

— Я нахожу твой подарок великолепным. Просто великолепным! И очень символичным — их как-никак пара.

Комплимент прозвучал настолько неожиданно, что Имоджен не нашлась, что сказать. Она подняла на него глаза и, увидев его взгляд, внутренне сжалась. Даг смотрел так, будто… будто… Странное, незнакомое ощущение наполнило ее сердце.

— Имоджен…

В чем дело? Почему, хотя она много раз слышала, как Даг произносит ее имя, сейчас от звука его голоса по всему телу пробежали мурашки? Почему он вызвал у нее ассоциации с довольным мурлыканьем кошки, с мягким прикосновением бархата к обнаженной коже, с шумом прибоя, ласкающего песок?

Пытаясь выбросить из головы столь опасные и глупые мысли, Имоджен торопливо произнесла:

— Я даже попросила красиво завернуть коробку и купила открытку. Ты знаешь, как зовут миссис Гонсалес? Надо было бы спросить у ее мужа. Надеюсь, она не сочтет нас слишком навязчивыми. В конце концов, она нас не знает.

— По-моему, ее зовут Мария Эстер, — ответил Даг неожиданно будничным голосом. — А что до обиды на наше появление, то, по-моему, ты зря беспокоишься.

Всю оставшуюся дорогу до виллы он молчал. И, только подъезжая к входу, заметил что поскольку они оба лишились обеда, стоит попросить миссис Сойер организовать легкую за куску в их апартаментах.

— Прекрасно, ты уже готова. Нам не стоит опаздывать, но…

Даг повернулся на звук открывшейся двери и внезапно замолчал. Замершая в дверях своей спальни Имоджен с некоторой настороженностью наблюдала за его реакцией.

Там в магазине, она была уверена, что ее выбор удачен, но сейчас ее охватили сомнения.

Молчание Дага, его непонятный взгляд… Она нервно сглотнула.

— Что-нибудь не так? Если платье не годится…

— Нет… — Покачав головой, Даг снял со спинки стула пиджак, собираясь надеть его. — Оно прекрасно…

Его голос звучит как-то сдавленно, почти хрипло, заметила Имоджен, заворожено наблюдая за игрой мышц распрямляющегося Дага под тонкой тканью рубашки.

Во рту у нее пересохло, дышать стало труд но, чувственное восприятие внезапно настолько обострилось, что, несмотря на разделяющее их расстояние, она явственно ощутила запах чистого мужского тела. По ее спине пробежала дрожь, пульс участился, лиф платья стал как будто теснее. Можно было подумать… Имоджен опустила голову, и у нее невольно вырвался негромкий крик — шелк не мог скрыть напрягшихся сосков. От смущения она вспыхнула и, быстро отвернувшись, заторопилась обратно в спальню со словами:

— Моя накидка… чуть было не забыла… Сей час довольно холодно, и…

Уловил ли он прозвучавшую в ее голосе нотку панического смущения так же ясно, как она сама? Упоминание о холоде было более чем нелепым, но какое другое объяснение могла она дать столь заметной физической реакции?

— Ты замерзла?

Нахмурившись, Даг прошел вслед за ней в спальню.

— Да… поначалу. Сейчас уже нет, — пробормотала Имоджен, надевая болеро. — Мы, кажется, собирались ехать, — напомнила она. — Сам же сказал, что не стоит опаздывать.

— Но и незачем являться слишком рано, — заметил Даг. — В конце концов, мы все-таки новобрачные… — Увидев ее непонимающий взгляд, он с легким раздражением объяснил: — Постарайся понять, Имоджен. Мы молодожены, и в глазах всех остальных должны выглядеть влюбленными друг в друга. Неужели ты думаешь, что, если бы это действительно было правдой, я дал бы тебе так легко уйти отсюда, а ты бы захотела этого? Конечно нет, потому что… — Его голос упал до тихого шепота, в котором слышалась почти гипнотическая ласка.

И Имоджен ощутила, как по ее телу вновь пробежала лихорадочная дрожь.

— Потому что все эти миленькие вещицы, что сейчас на тебе надеты, валялись бы на полу, а ты находилась бы в моих объятиях.

— Прекрати, Даг… Прекрати! — прерывающимся голосом взмолилась она. — Мы не любим друг друга. Мы не… Все это не так, и…

— Да, разумеется, не так, — сухо согласился Даг. — Ты уверена, что тебе нужна накидка? — добавил он, открывая перед ней дверь. — У тебя и так все лицо горит.

Проходя мимо, она пристально посмотрела на Дага. Он прекрасно понимал, что вогнало ее в краску, черт бы его побрал! Может быть, он понимал и то, что под платьем у нее лишь тонкие трусики и пара шелковых чулок?

Конечно нет, откуда ему это знать? И все же в его взгляде, когда он говорил о брошенной на пол одежде и объятиях, было нечто, заставившее Имоджен немедленно вообразить себя обнаженной, с грудью, прижатой к его груди, а его гладящим ее по спине и говорящим о том, что он хочет сделать с ней и чего ждет от нее, как ему нравится ласкать ее и чувствовать, что она ласкает его.

Страхи Имоджен, что среди совершенно не знакомых людей она будет чувствовать себя не ловко или что жена мистера Гонсалеса останется недовольна их присутствием на семейном торжестве, быстро рассеялись, и главным образом благодарю радушию, с которым встретила их Мария Эстер.

Двадцатилетний сын хозяев Энрике вызвался представить ее гостям. И вскоре уже Имоджен оказалась окружена молодежью, предоставив Дагу беседовать с хозяином дома на волновавшие их профессиональные темы.

Энрике и его друзья оказались людьми жизнерадостными, умными и не стеснялись во всеуслышание высказывать свои мысли. Потекла оживленная беседа, в которой затрагивались самые разнообразные темы: от положения бездомных — в чем Имоджен тут же проявила себя знатоком проблемы — до классической музыки и разнообразных видов спорта.

А спустя некоторое время Имоджен неожиданно обнаружила, что, удобно устроившись в укромном уголке, беседует с Энрике о скоростном спуске с гор. Выросший на тропическом острове юноша бредил зимними видами спорта и был влюблен в снег. Известие о том, что Имоджен живет в Пасадине, известной своим зим ним курортом, тут же привлекло внимание молодого человека к гостье. Но не только это…

Энрике был весьма хорош собой и к тому же не лишен чувства юмора. Высокий, темноволосый, с открытым приветливым лицом, он, как не могла не заметить Имоджен, бросал на нее взгляды, преисполненные откровенного мужского восхищения. И нельзя было сказать, чтобы ей это не льстило.

— Вы так увлекательно рассказываете о род ном городе и о горах Сан-Габриель, что мне не терпится увидеть все своими глазами.

— Вы хотите приехать в Пасадину? — удивилась Имоджен.

— Теперь, когда узнал, что вы там живете, — очень хочу, — с готовностью отозвался Энрике. — Как только выберу время и забронирую номер в каком-нибудь отеле…

— О, в этом нет никакой необходимости, — поспешно перебила она молодого человека! — Вы вполне можете остановиться у нас.

— Теперь я с нетерпением буду ждать этого дня, — вкрадчиво произнес Энрике.

— Не воспринимайте моего сына слишком всерьез, — шутливо предупредила ее Мария Эстер, десятью минутами позже присоединяясь к ним. — Он ужасно ветреный…

— Ты ко мне очень несправедлива, мама! — запротестовал нисколько не смущенный ее замечанием Энрике.

Все трое еще смеялись, когда к ним подошел Даг.

— Боюсь, нам пора уходить, — сказал он Имоджен. И объяснил остальным: — Завтра утром мне предстоит выступать на градостроитель ном совете в мэрии, а у меня еще не все готово.

— Правда, а ты не говорил? — огорчилась Имоджен и очень удивилась, когда Даг сообщил ей который час.

— Нет нужды спрашивать, довольна ли ты, — заметил Даг по дороге на виллу.

В его голосе прозвучала непонятная для Имоджен нотка. Не то чтобы гнев или раздражение, а скорее…

— У тебя с этим молокососом Гонсалесом нашлось о чем поговорить.

Молокососом Гонсалесом… Имоджен нахмурилась. Во время разговора Энрике обмолвился, что ему только что исполнилось двадцать, и это, конечно, делало его более близким ей по возрасту, чем Дага. Но совершенно не оправдывало презрительного оттенка в голосе последнего.

— Он рассказывал мне о своей учебе в экономическом колледже и увлечении горными лыжами. А я — о работе мастерских при приюте. И ни чего больше! — с вызовом ответила Имоджен.

— Тогда почему он весь так и лучился от счастья, когда я подошел к вам? — ехидным тоном поинтересовался Даг.

— Ну… ну, я предложила ему остановиться у нас, когда он надумает приехать в Пасадину покататься на лыжах, — пролепетала она, избегая взгляда Дага.

Хотя почему я должна чувствовать себя так, будто в чем-то провинилась перед ним? — досадливо поморщилась Имоджен.

— Гмм, покататься на лыжах… И это будет единственной целью его визита?

Она слегка покраснела, радуясь, что в машине было темно. Напряжение в голосе Дата только усилило ее беспокойство.

— Разумеется. Что же еще?

— Послушай, Имоджен, даже ты не можешь быть такой наивной, — ядовито заметил он. — Совершенно очевидно, что этого Энрике гораздо больше интересует твоя спальня, чем горы Сан-Габриель.

— Неправда! — запротестовала она, — А если даже и так…

Имоджен запнулась. Собираясь заявить Дагу, что это совершенно не его дело, она внезапно поняла, что почти забыла об их новых отношениях.

— А если даже и так, что тогда? — резко спросил он. — Хочешь сказать, что Энрике тебя не интересует? У меня создалось совсем другое впечатление.

— Мы просто беседовали, вот и все, — возразила Имоджен.

Что творится с Дагом? Впечатление такое, словно… словно он ревнует. Невозможно! Но, даже заверяя себя в том, что совершенно не заслужила такого к себе отношения, Имоджен чувствовала, как исчезает куда-то приобретенное на вечеринке хорошее настроение. Отвернувшись от Дага, она бездумно уставилась в темноту за окном.

Неожиданно вспомнив слова, которые сказал ей мистер Мартин в ответ на вопрос, каким образом они с Дагом покончат с браком, Имоджен вздрогнула.

— Вам придется пробыть вместе по крайней мере год, — предупредил ее поверенный. — Меньший срок неизбежно возбудит подозрения. Потом ты потребуешь раздельного проживания и медленно двинешься навстречу разводу.

По крайней мере год. Внезапно этот срок показался Имоджен до невозможности долгим.

— Нечего дуться, — бросил Даг. — Ты пре красно понимаешь, в чем дело, и знаешь роль, которую согласилась, даже выбрала, играть. Мы с тобой только-только поженились, а новобрачная не флиртует на глазах мужа с молодым муж чиной.

— Если ты имеешь в виду Энрике, то я вовсе не флиртовала с ним. Повторяю: мы просто беседовали. — И со сверкающими глазами Имоджен повернулась к своему спутнику, который, казалось, полностью сконцентрировался на дороге. — Может, ты и не способен разговаривать с женщиной, не флиртуя с ней, Даг, — дерзко сказала она, не обращая внимания на тревожное предчувствие. — Но не все мужчины похожи на тебя. И слава Богу!

— Да, не похожи, — кивнул он. — Сомневаюсь, чтобы твой драгоценный Джон, напри мер, или Энрике Гонсалес согласились бы рискнуть репутацией и отважиться на фиктивный брак только потому…

— Только почему? — настойчиво переспросила Имоджен, когда он замолчал. — Только по тому, что я тебя попросила? Ты лицемеришь, Даг. Мы оба отлично знаем, почему ты откликнулся на мое предложение. Тебе нужны рестораны Энсли, да ты никогда и не скрывал этого.

Горло перехватил спазм от ощущения острой тоски. Она не хотела ни фиктивного брака, ни мужа, которому даже не нравится. Меньше всего ей улыбалось вести жизнь, полную лжи, с человеком, которого она лишь раздражала и который постоянно критиковал и высмеивал ее.

Все, что должна была сейчас делать Имоджен, противоречило ее принципам, поэтому неудивительно, что она чувствовала себя не в ладу с самой собой, очень напряженной и на редкость несчастной.

Как глупо было с ее стороны послушаться мистера Мартина, решить, что…

— Ну конечно, Джоны и Энрике этого мира слишком совершенны, слишком благородны для того, чтобы даже подумать о подобном по ступке, не так ли? — съязвил Даг. — Не обманывай себя, Имоджен. Если бы ты предложила свой дом в качестве приманки Джону, он не стал бы раздумывать о моральных аспектах такого брака. А касательно молодого Гонсалеса… Удосужился ли он сообщить, усердно флиртуя с тобой, что у него есть невеста. Их семьи ждут не дождутся, когда девушка окончит обучение в Европе и молодые люди смогут пожениться… Хотя, разумеется, подобная мелочь отнюдь не помешала бы ему уложить тебя в постель.

— Прекрати… Прекрати немедленно! — воскликнула Имоджен, зажимая уши ладонями и поворачиваясь к нему. — Почему ты такой циничный? Почему вечно накидываешься на меня? Я не дура, Даг, что бы ты обо мне ни думал. И если предпочитаю видеть в людях хорошее, это не означает, что я ничего в них не понимаю. — Пытаясь сдержать готовые политься из глаз сердитые слезы, Имоджен отвернулась и низким, слегка хриплым от боли голосом добавила: — Хорошо, может быть, Джон и согласился бы жениться на мне, если бы я предложила ему дом, но, по крайней мере, сделал бы это не потому, что пожелал бы этот дом для себя. Он бы…

— Он бы разрушил его так же верно, как и Фил, — бесстрастно перебил ее Даг. — Когда ты повзрослеешь, Имоджен? Неужели ты действительно веришь, что Джона хоть на йоту волнует историческая ценность твоего дома? Что он не сдерет с радостью панели со стен и не обошьет досками резную лестницу, если этого потребу ют инструкции? Знаешь ли ты, что случится с домом, стань он собственностью приюта? — настаивал Даг. — Здание должно будет отвечать нормам противопожарной безопасности и Бог весть еще каким. И если ты полагаешь, что после всего этого от него останется хоть что-нибудь, что смогли бы узнать твои дед и отец, то сильно заблуждаешься.

— Ты всегда ненавидел Джона! — обвинила его взбешенная Имоджен. — Всегда высмеивал и презирал. И думаешь, я не знаю почему? — Замолчав, она посмотрела ему в лицо, желая проверить, как он отреагирует на ее гневную тираду.

Реакция была совсем не той, которую ожидала Имоджен, — ни кипящей ярости, ни на смешливого презрения.

Челюсти Дага были крепко сжаты, как будто он изо всех сил сдерживал себя. Ей было видно только, как дергается на его скуле мускул, а уж взгляд…

Она невольно содрогнулась, но голос Дага прозвучал тихо и спокойно:

— Продолжай, Имоджен…

О, как бы ей сейчас хотелось, чтобы она совсем не начинала этого разговора, но отступать было уже поздно… Слишком поздно.

— Тебе ненавистно то, что он не похож на тебя и безразличен к деньгам и материальному — благополучию, — набравшись смелости начала Имоджен. — Потому что он…

Даг неожиданно рассмеялся, и этот смех был настолько неожиданным, что поразил ее гораздо больше, чем ожидаемая ярость.

— Джон безразличен к деньгам? Тогда почему же он постоянно донимает меня просьбами пожертвовать что-нибудь на его драгоценный приют и никчемные мастерские? — язвительно поинтересовался он.

— Это совсем другое дело, — возразила Имод жен. — Деньги нужны ему не для себя. Он…

— Другое дело? Неужели ты действительно так считаешь, Имоджен? Хорошо, могу согласиться с тем, что Джон не собирается тратить деньги на себя, вернее, удовлетворять с их по мощью бытовые потребности. Но ему, без сомнения, нужна слава, которую, как он чертовски хорошо понимает, можно получить, превратив его богоугодное заведение в нечто гораздо более высококлассное.

Закусив нижнюю губу, Имоджен отвернулась. Как бы ни были неприятны ей эти слова, если быть до конца честной, нельзя было отрицать, что в них заключалась доля жестокой правды.

К ее облегчению, они уже подъезжали к вилле. Если повезет, то миссис Сойер будет отираться в холле, поджидая их возвращения. Вер нее, возвращения Дага… И это позволит ей улизнуть в свою комнату без помех.

— В чем дело, ни слова в свою защиту, ни бурных выступлений в защиту бесценного, благородного Джона? К чему бы это, интересно? — насмешливо протянул он, плавно тормозя у входной двери.

Имоджен не удостоила его ответом. Какой, в конце концов, в этом смысл?