"Застенчивая Энн" - читать интересную книгу автора (Бриттен Белинда)

ГЛАВА ПЯТАЯ

Доминик и Энн вышли из кабинета месье Ладюри, стараясь не смотреть друг на друга. Какое-то время они молча шли по коридору. Лицо девушки пылало. Молодой человек хотел придать себе нарочито независимый вид.

Наконец Энн нарушила молчание.

– Почему вы так упорно отказывались работать со мной?

– Потому что опасался проблем, – совершенно искренне ответил Доминик.

– Мужчина не должен убегать от проблем, – фыркнула она. – Я хоть и женщина, но никогда так не поступаю.

«А как же вчерашней ночью?» – хотел было спросить Доминик, но сдержался.

– С какой стати вы за меня заступились? – поинтересовался он, скрывая под маской равнодушия крайнюю неловкость.

– Потому что вы брат Пьера. А Пьер – мой друг.

Энн назвала первую попавшуюся причину, звучащую убедительно. На самом деле она не знала ответа на вопрос. Точнее, знала сразу несколько – и ни в одном не была уверена.

Доминик наконец взглянул на нее, но весьма раздраженным взглядом.

– Ах да, конечно, Пьер. Мой брат вездесущ. Как он, кстати, поживает? И как ему удалось это все подстроить?

Энн сама хотела бы знать как! Однако своими подозрениями делиться пока не собиралась.

– Ничего он не подстраивал. Узнав, что я еду в Перпиньян, он сказал, что у него там живет брат. И предложил мне с вами познакомиться... Я отказалась. И той ночью я совершенно не знала, кто вы такой. Да и откуда мне было знать? Для меня ваше имя стало сюрпризом.

– Понятно, – ответил Доминик таким тоном, что Энн поняла: он не поверил ни единому слову. – Я хорошо знаю брата. Он прирожденный сводник, не побоюсь этого слова. Когда наша сестра Лили вышла замуж за мужчину, с которым ее познакомил Пьер, это еще могло быть совпадением. Но вскоре женился брат ее мужа. Потом вышла замуж наша овдовевшая тетушка. Потом... В общем, нетрудно понять, почему я живу на юге Франции, в то время как мой старший брат обитает на севере. Не всякому хочется жениться по указке родственников. Мы с сестрой сговорились в один прекрасный день объединить усилия и женить самого Пьера.

– Я ничего не знаю о ваших родственниках! – вспылила Энн. – Мне совершенно все равно, кто из них на ком женился. Хотите верьте, хотите нет, но я работала у Пьера фотомоделью, а теперь подписала контракт с месье Ладюри и намерена строить свою карьеру, а не... личную жизнь. И мне не нужен никакой телохранитель. А вот фотограф пригодился бы. Поэтому давайте постараемся отбросить личные обиды и вместе потрудимся над каталогом. В конце концов не такой уж долгий срок нам придется провести бок о бок. За солидное вознаграждение можно и потерпеть.

Вот теперь она открыто признала, что он ей неприятен. Что ж, ничего страшного, с этим можно жить.

– Пожалуй, вы правы. Ради денег можно и потерпеть месяц-другой присутствие друг друга. Только надеюсь, вы не выкинете какой-нибудь глупости и не убежите из-под моей опеки, после чего вас найдут мертвой, с ножом в сердце.

Энн так рассердилась, что даже не сразу нашлась с ответом. Тем временем коридор вывел их, занятых разговором, в просторный холл, полный зеленых растений в кадках. Вид зелени несколько успокоил девушку. В конце концов, сказала она себе, пусть этот человек относится ко мне как угодно. Лишь бы оказался хорошим фотографом.

– Вот что, мистер Бертье, – сказала она, – нам незачем ссориться, это невыгодно для нас обоих. Лучше сойдемся на том, что каждый будет исполнять свои обязанности, а опасных тем мы постараемся просто не касаться.

Опасных тем? Да она сама опасна! Ее физическая близость так сильно действовала на Доминика, что он вынужден был отстраняться и вести себя резко. Огонь, разгоревшийся вчера ночью, готов был вспыхнуть с новой силой в любой момент. Находиться с ней рядом для Доминика значило ежеминутно подвергаться искушению, желать объятий женщины, для которой он не более чем навязанный чужой волей спутник. Ну, самое большое – брат доброго знакомого.

– Мы можем попробовать исполнять обязанности, – с горькой усмешкой согласился он. – Только хочу вас сразу предупредить: никаких попыток сблизиться. Мы всего лишь команда, которая перестанет существовать с окончанием контракта.

Потому что я не хочу по-настоящему влюбиться в женщину, которой не нужен. Потому что фотомодель, для которой флирт – это норма жизни, к тому же любовница Ладюри, не подходит на роль спутницы жизни. А подружка на пару месяцев, которая потом забудет даже мое имя, мне не нужна. Такие отношения причиняют только страдание. Так сказал себе Доминик Бертье и не заметил, как тень разочарования пробежала по лицу идущей рядом с ним девушки.

Но вслух Энн сказала, гордо подняв голову, следующее:

– О чем-то подобном я сама хотела вас попросить. Досадный эпизод прошлой ночи не должен повториться.

Досадный эпизод. Доминик усмехнулся уголками губ. Фотомодель достаточно четко определила свою позицию. Значит, его решение оказалось правильным.

– Договорились, мисс Лесли. На таких условиях я могу с вами работать.

– Хорошо... Только, пожалуйста, называйте меня Энн.

– Почему вы просите об этом?

Потому что мне хочется услышать, как звучит мое имя в твоих устах, подумала она. Но вслух опять сказала иное:

– Потому что меня так зовут. И я, как и наш работодатель месье Ладюри, не люблю официальных обращений.

Однако твой любовник зовет тебя мадемуазель Лесли, вспомнил Доминик, и на миг ему стало приятно. Маленькая привилегия по сравнению с тем, что досталось миллионеру.

Впрочем, должно быть, Ладюри не желает демонстрировать их близость, тут же решил он. Для этой девицы все мужчины на одно лицо, но лишь некоторые богаты и влиятельны, и им можно многое позволить. А другие годятся только для того, чтобы помогать в работе, избегая «опасных тем» разговора.

– Тогда и вы называйте меня Домиником, – разрешил он. – Короткое имя будет проще выкрикнуть, если вам придется звать на помощь.

Снова он ее подкалывал! Кажется, этот мужчина был создан для того, чтобы выводить ее из себя. Как будто мало того, что само его присутствие волнует ее сверх всякой меры...

– А вы уверены, что мне нужна защита? – Энн презрительно сощурилась. Она с детства никому не позволяла над собой издеваться. – Ваша обязанность меня фотографировать и слушаться моих указаний. Вообще-то я могу постоять за себя.

– Не сомневаюсь, – саркастически усмехнулся Доминик. – Скорее нуждаются в защите мужчины, которых вы встречаете на своем пути. Однако меня наняли в первую очередь телохранителем, и я намерен исполнять свои обязанности, нравится вам это или нет.

– И в чем же будут состоять ваши обязанности? В том, чтобы спать у меня под дверью?

– Прежде всего в том, чтобы повсюду сопровождать вас... за исключением разве что туалета. У меня есть причины полагать, что угроза, нависшая над вами, вполне реальна. Не ведите себя как ребенок, мисс Лесли...

– Энн. Мы же договорились.

– Хорошо, Энн. Но все-таки поразмыслите как взрослый и серьезный человек. Бернар Ладюри не похож на паникера, не так ли? Он нанял для вас телохранителя – меня – за довольно большие деньги. Неужели вы думаете, что у него не было на это причин?

– Может, ему просто нужен был фотограф, – возразила Энн, хотя ее уверенность в собственной правоте сильно поколебалась.

Ей даже стало немного... нет, не страшно, а неприятно. Захотелось придвинуться чуть ближе к этому высокому и сильному мужчине, который, должно быть, в самом деле мог ее защитить от неведомой опасности. Впрочем, что это она? Энн Лесли всегда ненавидела слабых женщин, которые ищут спасения в мужских объятиях!

– Полагаете, у Ладюри не нашлось бы собственных фотографов? – насмешливо спросил Доминик.

Аргумент оказался решающим, но Энн не подала виду, что побеждена. Если перед мужчиной раз и навсегда не отстоять своей независимости, он решит, что его прямая обязанность – направлять каждый ее шаг. Этот урок Энн извлекла еще из детства, из общения с отцом.

– И все равно я не собираюсь подчиняться любому глупому указанию только потому, что вас назначили моим охранником, – фыркнула она. – Я, между прочим, знаю джиу-джитсу и вполне способна справиться с кем угодно.

Доминику захотелось неожиданно заломить ей руку за спину старым полицейским приемом, который всегда производил на задержанных большое впечатление. Пусть маленькая гордячка поймет, что против реальной опасности ее жалкие попытки ничего не стоят. Он с трудом поборол искушение. Стоило только представить, что их тела окажутся в такой близости друг от друга, что он прикоснется к ее горячей коже... Нет, не надо обращать внимания на женские капризы, сказал себе новоиспеченный телохранитель. Моя задача не укротить ее, а защитить от опасности.

– Энн, послушайте, – сказал он примирительно. – Давайте не будем ссориться раньше времени. Я полностью подчиняюсь вам на съемках, а вы мне – в случае опасности, договорились? И будем надеяться, что этот случай никогда не произойдет.

Стоило ему сменить тон, как Энн немедленно смягчилась. Она бросила на него приветливый взгляд и улыбнулась так, что Доминик немедленно вспомнил потрясающий вкус ее губ. Воспоминание было таким сильным, что у него перед глазами все поплыло.

– И еще... – торопливо произнес он, борясь С наваждением. – Я хотел сказать, что ошибался насчет вас и раскаиваюсь в этом. Я не хотел вас обидеть.

– Вы что, просите прощения? – Энн изумленно подняла брови. Только что, в кабинете Ладюри, этот человек отказывался признать свою неправоту!

– Пожалуй, что так, – выдавил Доминик и изобразил подобие улыбки. – Надеюсь, вы не будете держать на меня зла.

– Что ж, мир! – Энн кивнула и протянула ему руку.

Молодой человек не ожидал такого жеста и не сразу сообразил, что нужно делать. Потом смущенно сжал ее узкую кисть в своей ладони... И от руки по всему телу словно побежал электрический разряд. Доминик невольно провел большим пальцем по тыльной стороне ее ладони и увидел, как глаза девушки расширились. Несколько секунд фотомодель и ее телохранитель стояли как вкопанные, потом Энн в смятении отдернула руку.

– Я, пожалуй, пойду... к себе, – пролепетала она.

– Так как я ваш телохранитель, – мягко, но безапелляционно произнес Доминик, – я провожу вас до номера. И прошу вас не выходить из отеля без моего сопровождения.

Энн кивнула, глядя себе под ноги. Почему-то она не могла сейчас смотреть ему в глаза...

Доминик первым вошел в ее апартаменты и тщательно все осмотрел. Проверил, как запираются дверь и окна, нет ли замаскированных дверей из смежных помещений. Сам Джеймс Бонд не сделал бы большего.

– Сейчас я собираюсь зайти ненадолго к месье Ладюри, – сказал он. – Не то чтобы меня радовала его компания, но он должен рассказать поподробнее об опасности, которая вам угрожает. После разговора с ним я в вашем распоряжении. Вы собираетесь куда-то ехать сегодня?

– Да, – ответила Энн. – Но сначала посмотрю, что за платья мне принесли. – Она кивком указала на открытую дверь спальни, где на кровати лежали упакованные в пластиковые пакеты вечерние туалеты. – И часа через два определюсь, какой именно фон потребуется для съемок.

– Хорошо, тогда через два часа я за вами зайду. Прежде чем отпирать дверь, убедитесь, что это действительно я.

Энн слегка усмехнулась, окидывая своего сурового стража внимательным взглядом. Из него могла бы получиться отличная модель, наметанный глаз девушки это сразу определил. С такой фигурой и внешностью можно создать множество образов в разных стилях – романтический, милитари, вестерн, да все, что угодно... Но более всего Энн хотелось увидеть его вовсе без одежды, в образе страстного любовника. Пусть же он об этом никогда не догадается!

Доминик постучал в дверь кабинета месье Бернара и повременил входить до того, как услышал приглашение.

– Присаживайтесь, Доминик, – предложил месье Ладюри. – Надеюсь, вы уладили недоразумение с мадемуазель Лесли.

– Да, месье.

– Прекрасно. Тогда посмотрите, что мне пять минут назад принесли из гаража. Это было приклеено скотчем на ветровое стекло автомобиля Габриель. А все четыре колеса машины – проколоты.

Доминик взял в руки листок из записной книжки. Надпись маркером гласила: «Твоя дочь будет первой. Потом – остальные».

Нахмурившись, бывший полицейский смотрел на записку. Потом поднял взгляд на Берна-ра и увидел, что тот весьма встревожен.

– Разве подобные угрозы в новинку для вас? Человек вашего положения мог бы...

– Вы не ошиблись, мне в жизни много угрожали. И почти никогда я не обращал внимания. Но впервые на меня пытаются действовать через людей, за которых я отвечаю. У меня есть постоянный штат охраны, который отслеживает всех подозрительных личностей, и до сих пор мне этого хватало. Но этот злоумышленник обходит все посты. И одно то, что ему удалось добраться до автомобиля моей дочери, который находится в нашем личном гараже, внушает мне тревогу.

– Расскажите о вашей дочери, – попросил Доминик. – Вы хорошо ее знаете? Она близкий вам человек?

Бернар Ладюри помедлил не долее секунды, затем кивнул. Но от Доминика не укрылось его мгновенное замешательство.

Он собрался с духом и задал второй вопрос, как бы ему это ни было тяжело:

– И еще я хотел бы получить от вас список ваших любовниц – бывших и настоящих. Кто-то из прежних пассий может жаждать мести и желать зла одному из ваших... новых увлечений.

– Дело в том, что у меня как раз сейчас никого нет, – развел руками месье Бернар, и Доминик от удивления едва не подпрыгнул.

Неужели он стесняется говорить о своих отношениях с Энн? Или... А что, если она ему и впрямь не любовница? С чего бы Бернару лгать в таких критических обстоятельствах? Ведь он ничего не знает о влечении Доминика к его красотке фотомодели и сейчас видит в нем лишь полицейского... Но если предположить, что Бернар не лжет и Энн действительно ему не любовница, тогда получается... Получается, что она говорила правду!

Доминик так занялся своими мыслями, что с трудом заставил себя вернуться в реальность и услышал голос месье Ладюри словно бы издалека:

– Что же до Габриель... В этом году она окончила школу дизайна в Париже. Месяц назад вернулась домой. До двенадцати лет – сейчас ей двадцать – Габриель воспитывалась у матери, в Лондоне. Ее мать, моя первая жена, была англичанкой. Наш брак оказался непродолжительным... из-за разницы темпераментов, и она уехала на родину, забрав с собой годовалую дочь. После смерти Джоанн – так звали мою жену – я стал опекуном дочери, пригласил ее во Францию и устроил учиться в престижный колледж. Насколько я знаю, там у нее было несколько романов, но ни одного серьезного. Габриель – разборчивая девушка. Со своим последним кавалером Раймоном она рассталась незадолго до окончания учебы и возвращения домой.

– Как думаете, у нее могут быть враги?

– Сомневаюсь. Разве что кто-то из отвергнутых поклонников может желать ей зла, и то вряд ли. По словам дочери, ни в одном случае не было сильной привязанности ни с одной из сторон. Габриель очаровательна, я не представляю, кто может быть против нее настроен. Думаю, кто-то из моих конкурентов желает побольнее задеть меня и знает, что мое уязвимое место – это дочь.

– Она ваш единственный ребенок?

– Да.

– И вы считаете, что ей что-то реально угрожает?

Месье Ладюри опустил голову. Сейчас он не казался таким уж самоуверенным.

– Не знаю. Может, и нет. Я не придавал особого значения запискам, пока схожее послание не пришло Мари Изабель Рише, моей партнерше, владелице ателье «Каприз». А теперь в проекте задействована еще и мадемуазель Лесли.

Доминик невольно вздрогнул. Более всего на свете он не хотел, чтобы с Энн – кем бы она ни была, порядочной девушкой или любовницей кутюрье, – что-нибудь случилось.

– Итак, вы видите, Доминик, злоумышленник в первую очередь говорит о моей дочери, но угрожает также мадам Рише и мадемуазель Лесли.

– Не так уж легко быть телохранителем Энн Лесли, – задумчиво произнес молодой человек. – Она из породы самостоятельных женщин. Может, вам лучше приставить к ней кого-нибудь поопытнее и поавторитетнее?

Но и эта последняя попытка избавиться от ответственности, убежать от неведомой опасности, исходящей от красавицы Энн, ему не удалась.

– Более авторитетные телохранители не умеют обращаться с фотоаппаратом. – Месье Ладюри обезоруживающе улыбнулся. – Кроме того, полагаю, опыта у вас достаточно... И ваш возраст более располагает к тому, чтобы составить с ней тесную рабочую группу.

Слова «тесная группа», так невинно прозвучавшие в устах месье Ладюри, озвучили главные опасения Доминика. Он хотел быть рядом с ней. Как можно ближе. Хотел – и боялся.

Как только Доминик ушел, телефон в номере Энн зазвонил. Она взяла трубку и услышала приветливый женский голос:

– Мадемуазель Лесли? Это Франсуаз. Месье Ладюри просил передать вам, что сегодня вечером состоится небольшая вечеринка. В честь возвращения мадемуазель Габриель из Парижа. Не желаете ли вы в компании нового фотографа присоединиться к нам?

– Ммм... – неуверенно промычала Энн. Конечно, вечеринки – это здорово, но у нее на вечер были другие планы, и притом связанные с работой.

– – Вы бы лучше познакомились с мадемуазель Ладюри, – продолжала убеждать Франсуаз. – Девушка совсем недавно приехала в Перпиньян, у нее здесь нет подруг, и ей, должно быть, несколько... одиноко.

Энн было неловко отказываться, но она нанялась фотомоделью, а не нянькой для капризной девушки!

– Простите, я вынуждена вас разочаровать, – сказала она. – Я бы с удовольствием пришла, но, к сожалению, – мой вечер уже спланирован.

– Что же, извините за беспокойство. – И Франсуаз положила трубку.

Энн вздохнула. Неприятно так сразу огорчать начальство отказами! Но что поделать, месье Ладюри, как бизнесмен, должен понимать, что работа прежде всего.

Она извлекла из пакетов платья. Первое цвета морской волны было облегающим, длинным, со шлейфом. И напомнило девушке романтичные туалеты дам со средневековых гравюр.

Второе платье, даже скорее и не платье, а костюм с полупрозрачными шароварами до щиколоток и лифом, застегивающимся на множество крючочков, был сродни наряду баядеры. В нем преобладали цвета теплого спектра – золотистый, коричневый, красный.

Первое платье вызвало у Энн ассоциации с морем, с волнами, с бескрайним простором, тогда оно засияет как драгоценный камень. Может быть, создать образ русалки, сидящей на берегу и зазывающей мореходов? Босые ноги виднеются из-под платья, шлейф свободно ниспадает в воду...

Энн зажмурилась, представляя себе подобную картину. Надо снять море в легкий бриз, когда пологие волны имеют ту же бирюзовую окраску, что и платье. Вода, подхватывающая легкую ткань и как бы растворяющая ее в себе, – это будет замечательно!

Теперь надлежало хорошенько продумать позу. В спальне Энн одна стена представляла собой огромное зеркало. Девушка отправилась туда, по пути расстегивая пуговицы блузки. Наконец она освободилась от одежды и, стоя в одном белье, аккуратно сложила ее. Но, присмотревшись, поняла, что бирюзовое платье следует носить без бюстгальтера. Сняв его и бросив на кровать, Энн принялась надевать платье, жалея, что в двадцатом веке не предусмотрены камеристки.

Она всего лишь наполовину завершила нелегкий труд одевания, когда в дверь постучали. Охнув, девушка поспешно натянула платье на себя. Юбка с мягким шелестом опала, лаская шелковым прикосновением лодыжки. Оставалось застегнуть молнию на спине. Но как раз вот этого-то Энн и не могла сделать без посторонней помощи!

Стук повторился. Девушка изгибалась как змея, стараясь зацепить капризную молнию ногтями. Надо сказать месье Ладюри, мелькнула мысль, о крупном недостатке бирюзовой модели. Ее почти невозможно надеть в одиночку! Наконец она ухватила молнию и потянула ( вверх, но проклятый замочек заело!

Стук в дверь стал настойчивее. Покраснев от нелепости ситуации и придерживая платье на груди, Энн поспешила к двери.

– Кто там?

– Это я, Доминик, – раздался взволнованный голос. – Что случилось, мисс Лесли? Почему вы не открываете?

Когда Доминик волнуется, невольно подметила Энн, он незаметно для себя переходит на родной язык.

– У меня... у меня проблемы, – смущенно выдохнула она, продолжая дергать проклятую молнию.

– Какие проблемы? Открывайте немедленно! Энн с мгновение поколебалась. Что лучше: открыть дверь или попробовать объяснить настойчивому телохранителю, что происходит на самом деле? Рассудив, что с платьем ей все равно не справиться в одиночку, она предпочла повернуть в замке ключ.

Доминик ворвался внутрь весьма встревоженный. Что он ожидал здесь увидеть, банду грабителей? Как бы то ни было, его взору предстала всего-навсего смущенная Энн в потрясающем платье, прижимающая руки к груди. Ее вид так потряс Доминика, что он обратился к ней более резким тоном, чем намеревался сначала:

– Что, черт подери, происходит? Почему вы не открывали?

– Успокойтесь, месье Бертье, – пятясь от него, попросила девушка. – Никто меня убивать не собирался. Просто даже в ателье Ладюри иногда встречаются испорченные молнии. Вы не могли бы помочь мне застегнуть дурацкое платье? Я мучаюсь над этим уже минут десять.

И Энн повернулась к нему полуобнаженной спиной.