"Обряд на крови" - читать интересную книгу автора (Батчер Джим)

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Не могу сказать, чтобы в рукопашном бою я был совсем уж беспомощен, но и особо способным бойцом меня тоже не назовешь. Раз или два меня избивали до бесчувствия. Ну… если честно, гораздо чаще. И ничего такого невероятного в этом нет: большинство тварей, что отметелили меня, запросто уделали бы целую баскетбольную команду, а я, в конце концов, всего лишь смертный. Ну, с крепким загривком, что означает: хрупкостью я все-таки немного уступаю фарфоровой чашке.

Во всех этих случаях мне удалось выжить благодаря везению, помощи друзей и довольно-таки вредной во многих отношениях фее-крестной. Впрочем, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать: рано или поздно удача отвернется от меня, и я окажусь в опасной ситуации в одиночку, на пределе своих сил. Тот вечер стал неплохим этому подтверждением.

Хорошо все-таки, что иногда я предусмотрительно заглядываю вперед.

Я коснулся рукой своей новой поясной пряжки с рельефным изображением медведя. Пряжку отлили из цельного серебра, а медведя я вырезал на ней сам. Я возился с этим несколько месяцев; не могу сказать, чтобы результат отличался особенной красотой или вдохновением, но художественная сторона волновала меня меньше всего.

Выражаясь словами Ревуна Леггорна, я просто старался подготовиться к такому вот ЧП.

Так вот, я коснулся пряжки левой рукой и прошептал:

– Fortius!

Энергия потоком хлынула в мое тело, растекаясь от живота во все стороны – горячая, живительная энергия, топливо для тела, ума, души. Она наполнила жизнью мои усталые мышцы, укрепила кости. Смятение, усталость, боль исчезли так же быстро, как тает тьма с восходом солнца.

И я бы не стал сводить всё к простому впрыску адреналина, хотя и это сыграло должную роль. Можете называть это «ци», или «ман», или любым другим из тысячи имеющихся для этого названий – это была настоящая магия, экстракт чистой жизненной энергии. Она вливалась в меня из емкости, которую я смастерил в серебряной пряжке. Сердце вдруг переполнилось возбуждением, а мысли – надеждой, уверенностью и нетерпеливым ожиданием, словно какая-то личная моя фонограмма воспроизводит «Оду к Радости» на стадионе, полном моих фанатов, и все они ждут моего выхода. Я с трудом удерживался, чтобы не запеть или не расхохотаться. Боль никуда не делась, но я словно стряхнул с плеч все последние удары и неприятности и сделался вдруг снова готовым к бою.

Даже в том, что касается магии, ничего не дается даром. Я знал, что боль еще одолеет меня. Но это все фигня: сейчас главное – выжить, а тревожиться из-за похмелья можно и потом.

– Лара, – сказал я. – Я понимаю, что в ваши планы входит типа убить меня, но с моей точки зрения ситуация изменилась.

Суккуб покосилась на вампиров, потом на Инари.

– Согласна, чародей.

– Перестроим ряды, чтобы вызволить девочку?

– Двигаться можешь?

Я оттолкнулся от земли и более или менее благополучно – с учетом обстоятельств – выпрямился. Лара стала спиной ко мне, стараясь держать в поле зрения всех трех вампиров. Те, в свою очередь, стояли не двигаясь и только голодный огонь в мертвых глазах позволял отличить их от обычных покойников.

– Ага. Вполне мобилен.

Лара бросила на меня взгляд через плечо, и глаза ее расширились от удивления.

– Впечатляюще. Что ж, перемирие?

Я утвердительно тряхнул подбородком.

– На двадцать четыре часа?

– Идет.

– Клево.

– Их лица! – всхлипнула Инари. – Какие у них лица! Боже, кто они такие?

Я удивленно покосился на перепуганную девочку, потом на Лару.

– Она что, не знает? Вы ей ни о чем таком не рассказывали?

Не спуская взгляда с ближнего к ней вампира, суккуб пожала плечами.

– У отца такая политика.

– Ну и сумасшедшая у вас семейка, Лара. Нет, правда. – Я подобрал с земли обломки своего жезла. Резьба по дереву сложностью не уступала наложенным на него заклятиям и требовала долгого времени и денег. За всю мою профессиональную практику мне пришлось раз пять или шесть мастерить себе новые жезлы, и каждый раз у меня уходило на это недели две, не меньше. Чертова девица сломала очередной, что меня огорчало до чертиков, зато продолжавшая бурлить во мне волна позитива подсказала положительную сторону: теперь в моем распоряжении оказалось две довольно-таки тяжелые деревяшки с острым зазубренным изломом. Я шагнул между Инари и ближайшим к нам вампиром и протянул ей одну из половинок.

– Держи, – сказал я. – Представится шанс – действуй, как Баффи.

Инари выпучила на меня глаза.

– Что? Вы что, шутите?

– Делай как сказано! – велела Лара, и в голосе ее зазвенела сталь. – Никаких вопросов, Инари!

Похоже, голос суккуба убедил девчонку. Она без промедления взяла у меня деревяшку, хотя испуг на лице у нее от этого не уменьшился.

Над головой продолжало клубиться невидимым вихрем проклятие, сдавливая мне виски, путая мысли. Я старался отстроиться от помех, сфокусироваться на проклятии, проследить, откуда и куда оно движется. Мне просто необходимо было понять, на кого оно нацелено, – от этого, в конце концов, зависел не только успех расследования, но и моя жизнь.

Проклятие было сложным, многоуровневым. Однако, как я уже говорил, я имею обыкновение держать при себе наготове кое-какие средства для борьбы с самыми разнообразными напастями. Я вытащил из-под рубахи амулет и позволил наконец озвучить тревожившую меня мысль:

– Чего это они стоят без движения?

– Может, советуются со своим господином? – предположила Лара.

– Терпеть не могу ждать, пока меня позовут бить по морде, – сообщил я – Не нанести ли нам удар первыми?

– Нет, – отрезала Лара. – Они нас боятся. Не шевелитесь. Это только спустит их с цепи, а время играет на нас.

Новая волна почти физически леденящего холода коснулась меня. Волосы встали дыбом. Проклятие готово было сработать, а я так и не знал, на кого оно нацелено. Я шарил взглядом по сторонам в поисках хоть каких-то физических проявлений.

– Я в этом не уверен, мисс Рейт.

Один из вампиров, меньший из тех двоих, что стояли рядом с одноухим, вдруг пошевелился. Взгляд его мертвых глаз уперся в меня, и он заговорил. Трудно представить себе, что звуки, издаваемые двумя разными мертвыми, иссохшими глотками могут отличаться друг от друга, но это так, уж поверьте мне на слово. Этот голос струился плавно и принадлежал вовсе не шевелившему губами вампиру. Этот голос был старше. Старше, холоднее, злобнее – и все же с едва уловимыми нотками женственности.

– Дрезден, – произнес этот голос. – И правая рука Рейта. Рейтов сын-бастард. И его ненаглядная младшенькая. Что ж, вечер удался.

– Привет, Мавра, – отозвался я. – Только тебе ведь все равно, так что прекрати-ка эти кукольные игры в «Носферату» и перейди к делу. У меня завтра хлопотный день, хотелось бы выспаться.

– Господи, Гарри, – послышался слабый хрип. Я оглянулся и увидел, что лежавший на земле Томас смотрит на меня широко открытыми глазами. Вид у него был похлеще самой смерти, взгляд с трудом удерживался на мне, но по крайней мере он проявлял признаки жизни. – Вы что, пьяны? Когда успели?

Я подмигнул ему:

– Такова сила позитивного мышления.

Вампир-марионетка зашипел, и голос его сделался глуше, более зловещим.

– Эта ночь многое уравновесит. Сделайте их, ребятки. Убейте всех.

Тут разом произошло много вещей.

Вампиры бросились на нас. Одноухий атаковал Лару, марионетка – меня, а третий устремился на Инари. Тот, что рвался ко мне, похоже, был не мастак драться, но и он передвигался с такой быстротой, что я едва отслеживал его перемещения, – впрочем, тело мое все еще звенело от инъекции позитивной энергии, и я ответил на его атаку так, словно это вступительные па хорошо знакомого мне танца. Я отступил на шаг в сторону, пропуская его мимо себя, и приемом, достойным Баффи, обрушил свою половинку бывшего жезла ему на загривок.

Возможно, на телеэкране это происходит и эффектнее. Зазубренная деревяшка вонзилась в вампира, но не думаю, чтобы она проткнула плащ – тем более чтобы она вонзилась ему в сердце. Однако удар лишил эту тварь равновесия, и она, пошатнувшись, пролетела куда-то дальше. Может, вампир все-таки получил какие-то травмы – он испустил пронзительный вопль, полный боли и ярости, от которого зазвенело в ушах.

Инари тоже взвизгнула и замахнулась своей деревяшкой; впрочем, Баффи из нее вышла не лучше, чем из меня. Вампир перехватил ее руку и, резко повернув, сломал запястье. Послышался противный хруст, Инари охнула и рухнула на колени. Вампир навалился на нее сверху, ощерив зубы (не клыки еще, как я успел машинально отметить, – просто обыкновенные пожелтелые, как и положено покойнику) и пытаясь впиться ими ей в горло и искупаться в луже крови.

И – словно этого было недостаточно – проклятие соткалось наконец полностью и с воем вынырнуло из ночи, целясь в Инари.

У меня оставались считанные секунды, чтобы спасти ей жизнь. Я ринулся на вампира, представил себе зависшую в дюйме от его зубов невидимую банку из-под пива и со всей силы врезал по этой воображаемой банке пяткой. Конечно, куда мне со своей силой тягаться со сверхсилой вампира. Однако даже вампир, способный с разбега пробиться сквозь кирпичную стену, весит ровно столько, сколько положено иссохшему трупу, – к тому же атака явно застала его врасплох. Удар получился что надо. Законы физики сработали на «отлично», и вампир со злобным шипением отлетел в сторону.

Левой рукой я схватил Инари за правую. Тут такая штука: энергия истекает из тела с правой его стороны. Левая же сторона энергию поглощает. Я напряг все свои чувства и ощутил, как пикирует на Инари сгусток темной энергии. Он ударил в нее мгновение спустя, но я успел подготовиться и усилием воли перехватил эту гадость прежде, чем она успела причинить ей зло.

Острая боль пронзила мою левую ладонь. Энергия оказалась холодной – нет, не просто холодной, ледяной. Она была скользкая, тошнотворная, словно вырвалась из какого-то огромного подземного моря. Стоило ей коснуться меня, как моя голова едва не взорвалась от непередаваемого ужаса. Энергия, сама магия, ее соткавшая, показались мне какими-то… неправильными. Изначально, насквозь, до ужаса неправильными.

С тех пор, как я занялся магическими делами, я полагал, что любая магия происходит от жизни, что питающая ее энергия сродни электричеству, или природному газу, или, там, урану – подобно им она заряжена пользой, добром, а уж применить ее можно по-разному. Нет, я искренне верил в то, что любая магия изначально положительна.

Я заблуждался.

Возможно, это справедливо по отношению к моей магии. Но та магия была совсем другой. Она имела единственную цель – разрушение. Сеять страх, боль, смерть. Я чувствовал, как энергия льется в меня из запястья Инари, и она причиняла мне такую боль, что я не нахожу слов… да что там слов, даже мыслей, способных передать ее. Она рвала меня изнутри, словно в поисках слабого места в моей обороне, она сгущалась во мне, словно готовясь к чему-то…

Я сопротивлялся ей. Все это заняло, должно быть, какую-то долю секунды, но мне стоило еще больших усилий вырвать эту черную энергию из себя и отшвырнуть в сторону. Я оказался сильнее. И все же, отбрасывая ее от себя, я внезапно ощутил приступ ужаса: мне показалось, что от меня что-то оторвалось, что короткое соприкосновение с этой гадостью пометило меня на всю жизнь.

Или изменило.

Я услышал собственный вопль – не от страха или злости, но от боли. Я выбросил правую руку в сторону, и невидимый клубок черной энергии, вырвавшись из нее, ударил в вампира, только-только поднявшегося на ноги и изготовившегося к новой атаке на меня. Он даже глазом не моргнул, из чего я заключил, что он этого проклятия не ощущал.

Тем большим сюрпризом для него стал предмет, обрушившийся на него прямо сверху. Все произошло почти мгновенно, быстрее, чем успел запечатлеть глаз: удар, короткий захлебнувшийся вопль – и вампир уже валяется на земле, распластавшись, словно пришпиленная к картонке бабочка. Только руки и ноги слабо подергивались еще некоторое время. Грудная клетка и ключицы у него были расплющены в хлам.

Цельнозамороженной индюшачьей тушей. Хорошей, футов на двадцать.

Птичка, должно быть, упала с пролетавшего в небе самолета, вне сомнения, притянутая на цель проклятием. К моменту приземления она набрала скорость пушечного ядра, да и твердостью ненамного ему уступала. Из расплющенной груди вампира торчали замороженные голяшки с концами, обернутыми веселенькой красной фольгой.

Вампир захрипел и дернулся еще раз.

Из индейки со звоном вывалился и скатился на землю будильник.

На миг все застыли, потрясенно глядя на это чудо. Что ни говорите, а зрелище дистанционно управляемого снаряда из замороженной индейки увидишь нечасто – даже если ты почти бессмертная тварь из Небывальщины.

– Следующим номером моей программы, – прохрипел я в наступившей потрясенной тишине, – будет наковальня.

И драка вспыхнула с новой силой.

Инари, стоя на коленях, кричала от боли. Лара Рейт подняла Томасов пистолетик и разрядила его в Одноухого. Почему-то она целилась ему в ноги. Я попытался было помочь ей, однако рукопашная с вампирами из Черной Коллегии отличается-таки от обычной драки, и мне не стоило об этом забывать.

Вампир, которого я оглушил в первые мгновения поединка, с размаху врезал мне кулаком по плечу. Удар пришелся по касательной, и мне удалось немного ослабить его, крутанувшись на пятках, но все же его силы хватило на то, чтобы сшибить меня с ног. Я больно ободрался о камни, однако это тревожило меня меньше всего. Ну, до поры до времени, конечно. Падение оглушило меня – на какую-то секунду, но все же оглушило.

Вампир перешагнул через меня и навалился на Инари. Костлявой рукой он бесцеремонно схватил ее за волосы и сунул лицом в асфальт, открыв шею. А потом пригнулся к ней.

– Прочь от нее! – зарычал Томас. Опираясь на здоровую ногу и руку, он привстал и схватил вампира за ногу. Рывок – и вампир полетел на землю. Впрочем, он тут же опомнился и, изогнувшись словно страдающая артритом змея, сцепился с Томасом.

Это была уже драка так драка – без всякого там сюсюканья, без правил. Черный вампир схватил Томаса за горло и попытался оторвать ему голову. Томас извернулся и дважды перекатился по земле, удерживая Черного за руки и не давая тому окончательно сомкнуть их у него на шее.

И тут Томас начал меняться.

По части драматизма это уступало, конечно, вампирам Красной Коллегии, под внешне обычной человеческой плотью которых таилось поистине демоническое обличье. Нет, все происходило гораздо скромнее. Вокруг него, казалось, соткался холодный ветер. Черты лица его сделались резче: скулы острее, глаза глубже, лицо худощавее. Кожа приобрела чуть глянцеватый лоск, засияв как жемчужина в лунном свете. Глаза тоже изменились. Зрачки сделались холодно-серебристого цвета, а потом и вовсе побелели.

Бросаясь вперед, он замысловато выругался – у него и голос изменился. Не сильно, но изменился: сделался более хищным, а главное, даже отдаленно не напоминал больше человеческий. Смертельно раненный Томас обрушился на Черных живым орудием убийства. Резким движением он оторвал руки вампира от своего горла, повернулся так, чтобы здоровая нога оказалась под вампиром, и метнул его в кирпичную стену ближнего здания.

Столкновение вышло что надо. Вампир врезался в стену, расшвыряв облако кирпичных осколков, и, оглушенный, мешком повалился на землю. Впрочем, не прошло и секунды, как он пошевелился и сделал попытку встать. Томас передернул плечами, словно собираясь подняться и продолжать драку, но тут энергия, питавшая его превращение и боевой дух, явно иссякла.

Он обмяк и повалился на асфальт; лицо снова утратило всякое выражение, а белые глаза вновь потемнели.

Лара Рейт держалась пока молодцом. Ветер распахнул ее легкий шелковой халатик, открывая взгляду живописное сочетание черных кружев и бледной кожи – каким-то непостижимым образом вполне даже сочетавшихся с зажатым в ее руке пистолетом. Одноухий валялся на боку. Из простреленных коленей и лодыжек торчали осколки кости – Лара Рейт все-таки умела стрелять метко. Он сделал попытку приподняться на руке, протягивая другую к жертве, и Лара выстрелила еще раз. Локоть одноухого разлетелся облачком ошметков истлевшей одежды и плоти, а также осколков кости. Вампир повалился обратно.

Лара всадила ему пулю в левый глаз. Вонь стояла тошнотворная. Лара чуть повела стволом в сторону, прицелившись в оставшийся глаз.

– Этим меня не убить, – прохрипела противная тварь.

– А мне этого и не надо, – невозмутимо ответила Лара. – Достаточно лишить тебя подвижности на время.

– Я все равно догоню тебя, – пообещал Одноухий-Одноглазый.

– Перспектива выглядит радужной, – улыбнулась она. – Au revoir[3], детка.

Курок звонко щелкнул по пустому патроннику. Сделалось совсем тихо.

Лара успела еще, не веря собственным глазам, покоситься на свой пистолет. А потом тот вампир, которого оглушил Томас, бросился на нее со спины. Не то чтобы он нападал с быстротой молнии, но все же достаточно быстро. Я попытался крикнуть, предупреждая ее, но меня хватило лишь на слабый хрип.

Лара оглянулась-таки через плечо и попыталась увернуться, но мой окрик запоздал. Вампир схватил ее за волосы и развернул лицом к себе. А потом ударом кулака буквально выбил ее из туфель на шпильках. Сделав в воздухе почти полный оборот, она врезалась в стену. От удара она выпустила из рук пистолет; глаза ее были все еще широко раскрыты от потрясения. Из ссадин на щеке и лбу сочилась странная, бледная какая-то кровь.

Вампир встряхнулся и прыгнул к Ларе, приземлившись на четвереньки. Движение это было не лишено красоты, но какое-то чужое – скорее паучье, чем кошачье. Почти ползком он подобрался к ней и, схватив за шею, прижал плечами к стене. А потом высунул длинный кожистый язык и принялся, шипя от наслаждения, слизывать кровь.

Одноухий, отталкиваясь от земли здоровой рукой и извиваясь как змея, тоже подобрался к ней.

– Вторая по старшинству у Рейтов, – проскрежетал он. – И тот Белый, что нас предал. Вот теперь вы, голубчики, оба мои.

Лара сделала попытку стряхнуть вампира, лизавшего ее кровь, но сил ей явно не хватало, да и вид у нее был все еще оглушенный.

– Пошли вон!

– Моя! – повторил Одноухий, откидывая ее волосы с шеи. Второй вампир без труда отвел ей руки и прижал за запястья к стене у нее над головой.

Одноухий коснулся языком Лариных губ.

– Я покажу тебе, что такое настоящий вампир. Скоро, скоро ты увидишь все совсем в другом свете. Но и тогда останешься хороша. Сейчас, сейчас я порадуюсь…

Лара извивалась, пыталась вырваться, но взгляд ее так и не прояснялся, а движения становились все менее координированными. На лице ее проступил ничем не прикрытый испуг: вампиры навалились на нее и впились зубами в ее плоть. Теперь к ее воплям добавились омерзительные хлюпанье и причмокивание.

Именно этого я и дожидался. Стоило им присосаться как следует, как я по возможности тише в несколько прыжков (не зря я все-таки занимался фехтованием) одолел разделявшее нас расстояние и с размаху воткнул шестидюймовую шпильку одной из Лариных туфель остававшемуся пока целым вампиру аккурат прямо промеж лопаток. Замах вышел что надо, да и разбег добавил энергии удару – каблук вонзился чуть левее позвоночника, прямо в истлевшее вампирское сердце.

Результат вышел ничего, хотя я бы желал большего. Вампир не взорвался и не рассыпался в труху. Но все же завопил во всю мощь своих давным-давно истлевших легких и задергался почти столь же впечатляюще, как тот, в которого шмякнулась индейка. Он повалился на землю, и на мертвом лице застыла гримаса удивления и боли.

Одноухий чуть запоздал с реакцией. Когда он оторвал окровавленный рот от полушария левой Лариной груди, я уже держал наготове амулет моей матери и сосредоточил на нем все свое внимание, всю свою волю.

Тут такое дело: я слышал, что сила веры – просто еще один аспект той магии, которой я обыкновенно пользуюсь. Слышал я и то, что это энергия совершенно иного рода, не имеющая отношения к жизненным силам, которые я ощущаю повсюду вокруг себя. И уж наверняка она вызывает у тех разнообразных созданий, с которыми мне приходится иметь дело в моей чародейской практике, совсем другую реакцию, чем обычные мои заклинания, – так что, вполне возможно, они вообще никак не связаны.

Впрочем, это ровным счетом ничего не меняло. Я ведь не распятие совал в лицо этой гадине. Я держал в руке то, во что верил сам. Пятиконечная звезда амулета символизирует пять сил вселенной – воздуха, огня, воды, земли и духовной энергии, упорядоченных человеческой мыслью, человеческой волей. Я верю в то, что те, кто умеет управлять этими силами, несут ответственность, чтобы использование их было направлено во благо, – и силы моей веры вполне хватило, чтобы обрушить ее на Одноухого.

Пентаграмма вспыхнула серебристо-голубым сиянием, ярким, как дневной свет. Высохшая, туго обтягивающая череп кожа Одноухого начала расползаться, а брызнувшая из трещин густая жижа немедленно загорелась тем же серебристым пламенем. Вампир завизжал и отпрянул от огня. Оставайся их двое – они напали бы на меня с противоположных сторон, так что свет пентаграммы мог поразить только одного. Но я лишил их такой возможности и преследовал Одноухого, держа пентаграмму перед собой и не ослабляя заряда воли.

Одноухий перекатился через продолжавшего дергаться вампира с торчавшими из груди индюшачьими ножками, и тот – возможно, младше или просто уязвимее, чем вожак, разом вспыхнул факелом, стоило лучу пентаграммы коснуться его. Мне пришлось отступить на шаг от жара, и очень скоро от вампира не осталось ничего, кроме пережаренной индейки.

Когда мои глаза снова немного свыклись с темнотой, Одноухого простыл и след. Оглянувшись через плечо, я увидел, как обратившаяся Лара Рейт – глаза и кожа ее сияли тем же серебристо-белым светом, как и у Томаса несколько минут назад, – методично превращает в кровавую кашу последнего вампира. Первыми ударами она превратила в труху его лицо, потом расплющила череп – а потом оторвала башку к чертовой матери, убив его раз и навсегда.

Она медленно поднялась на ноги; взгляд ее белых глаз оставался отрешенным, лишенным чего бы то ни было человеческого. По белой коже стекали струйки темно-алой, бурой и темно-зеленой жидкостей, смешивавшиеся с потеками ее собственной бледно-розовой крови. Грива темных волос растрепалась и свисала беспорядочной массой. Вид у нее был разом напуганный, разъяренный – и все равно соблазнительный как черт знает что.

Голодный взгляд суккуба обратился на меня, Лара сделала шаг в мою сторону. Я ослабил концентрацию воли на пентаграмме, и она погасла. Все равно против Лары она была бы бесполезна.

– Мы ведь договорились, – напомнил я. Голос мой звучал хрипло, но уверенно, хотя я не прилагал к этому никаких усилий. – Не заставляйте меня уничтожить еще и вас.

Она застыла. Растерянность мешалась на ее лице со страхом; без высоких каблуков она разом сделалась ниже. Она пожала плечами, сцепила руки на животе и на мгновение зажмурилась. Свечение ее кожи померкло, черты сделались менее фантастическими, более земными – но от этого не менее прекрасными. Когда она снова открыла глаза, они были уже почти человеческими.

– Моя семья, – произнесла она. – Мне нужно увезти их отсюда. Перемирие сохраняется. Вы мне поможете?

Я опустил взгляд на парализованную болью Инари. Томас не шевелился. Возможно, он уже умер. Лара глубоко вздохнула.

– Мистер Дрезден, – сказала она. – Мне одной не защитить их. Мне необходима ваша помощь, чтобы доставить их в безопасное место. Прошу вас.

Должно быть, последние слова дались ей нелегко. И все же я сдерживал рефлекторное желание помочь ей. «Идея капитально порочная, Гарри», – предостерег я себя. В общем, я как мог отодвинул свою врожденную галантность в сторону и хмуро глянул на Лару.

Она смотрела на меня, гордо подняв голову. Раны ее производили впечатление серьезных; должно быть, они причиняли ей сильную боль, но лицо ее оставалось бесстрастным – за исключением короткого мгновения, когда она покосилась на Инари с Томасом, и глаза ее предательски заблестели. Слезы стекали по ее щекам, но она не позволила себе даже сморгнуть их.

– Черт, – выпалил я с омерзением к самому себе. – Пойду подгоню машину.