"Крещенский апельсин" - читать интересную книгу автора (Басманова Елена)

Глава 22

Самсон Шалопаев, задержавшийся в гостях у господина Горбатова и вынужденный вдобавок ко всему провожать до дому мадемуазель Жеремковскую, добрался до редакции журнала «Флирт» к полуночи.

Дверь ему открыл Данила. Старик приложил палец к губам, но Самсон и так понимал, что надо двигаться тише. В редакционных помещениях царила тишина, свет в коридоре притушен.

Конторщик побрел за стажером в буфетную, шепотом объясняя, что госпожа Май сегодня ужинает с господином Либидом, поэтому Самсона не зовет, а прислала кое-что съедобное. Оно на подносе под салфеткой. Правда, уже остыло.

Самсон слушал старика вполуха, вполне довольный тем, что его благодетель господин Либид отвлек начальницу от излишнего внимания к бедному квартиранту буфетной. Мелькнуло в глубине его сознания легкое сожаление о том, что он не побывает сегодня в гостиной, где хранится альбом с фотографией Эльзы в античном костюме, не посмотрит адрес фотоателье, в котором ему могут сообщить что-нибудь, что наведет его на след пропавшей жены. Но сожаление быстро улетучилось, вытесненное другими мыслями.

Самсон снял верхнюю одежду, сюртук, брюки, туфли и забрался под одеяло. Есть ему не хотелось. Он воззрился в потолок, перебирая пестрые впечатления своей недолгой столичной жизни. Столько событий, столько происшествий с ним в Казани не случалось и за год! Он обреченно вздохнул: выкроить время на поиски Эльзы совсем не удавалось. Да и письмо родителям так и не удосужился написать.

Вспоминая и размышляя, Самсон потерял счет времени.

Данила уже давно прикорнул на своем сундучке, как верный пес у дверей. Ни единого звука не доносилось и с половины госпожи Май. Либо Самсон не расслышал, как она провожала господина Либида после позднего ужина, либо тот ушел через черный ход.

Впрочем, господин Либид всегда умел исчезать бесследно, необъяснимым образом. Как тогда, в день приезда в столицу, на вокзале… Не его ли Ксения-Джульетта назвала Сатаной? И почему Ксения явно перебила Самсона, не дала ответить господину Горбатову? Почему употребила зловещее слово «Сатана»?.. Про Сатану вроде что-то было в одном из безыскусных посланий, пришедших в редакцию для Самсона. Неужели у маленькой девочки хватило духу сочинить и отослать любовное письмо? Но то письмо подписано – ваша А. Значит, не Ксения. Она скорее подписалась бы Джульетта, или Д. , раз уж шекспировская чепуха так забила детскую головку… Или… А если Ксения – иначе Аксинья?

От неожиданности Самсон сел на постели. Он смотрел невидящими глазами в пространство перед собой. Если его догадка верна, то откуда же девчонка узнала, что он квартирует в редакции журнала?

Хотя Данила, не жалея дров, протопил печи на ночь, все-таки под одеялом было теплее. Обняв голые плечи, Самсон протопал босиком к подносу с остывшим ужином. Напряженная умственная деятельность, лишившая его сна, возбудила волчий аппетит. Он механически сжевал все, что лежало на подносе, и нырнул под одеяло… Проклятая бессонница! В голове юноши проносились яркие картины, и среди разномастных впечатлений столичной жизни перед его мысленным взором назойливо мельтешила дважды виденная им вывеска: один раз во время странствий по городу с Фалалеем, второй…

Когда за окном раздался гнусный звук дворничьего скребка, Самсон встал, зажег свет и достал из внутреннего кармана сюртука подаренную Джульеттой-Ксенией фотографическую карточку синьорины Леньяни. Чем дольше он вглядывался в портрет таинственной балерины, тем более ее лицо казалось ему знакомым.

Он оделся, посетил умывальную, долго держал голову под ледяной струей. Потом вернулся в буфетную, отыскал лист бумаги, взял ручку – теперь он твердо знал, о чем будет писать для следующего номера журнала «Флирт». Наступал четверг, а в пятницу утром материал обязательно надо сдать госпоже Май.

Не один лист бумаги испортил Самсон, а все еще не переступил первую страницу… Он слышал за дверью осторожные шаги Данилы, покашливания и легкие постукивания молотком. Тюкая шваброй, прислуга убирала полы. Вскоре в дверь просунул голову Данила с требованием отправиться завтракать на половину госпожи Май. Самсон повиновался.

Госпожа Май, ласковее и мягче, чем обычно, пыталась вовлечь юношу в разговор, но поняла, что ее старания бесполезны. Она отпустила юношу с миром, ибо весь вид его свидетельствовал, что он в лихорадочном состоянии, бессмысленный его взгляд был обращен куда-то внутрь, – начинающий журналист обдумывал рождающийся в голове текст.

Вернувшись в буфетную, Самсон устремился к бумаге и карандашу… Весь день писал и почти не ел. Опытная госпожа Май не мешала творческому процессу и послала стажеру ужин в буфетную. Только к полуночи Самсон поставил в своем творении последнюю точку.

Обессиленный, он упал, не раздеваясь, на ложе и мгновенно погрузился в сон.

Очнулся он только в пятницу утром – и довольно поздно. От немилосердных тычков Данилы, который бурчал, что завтрак остыл и скоро редакционный сбор по номеру.

Приведя себя в порядок, Самсон ужаснулся: а где же его труд? Хитрый Данила подмигнул ему и сообщил, что материал за завтраком уже читала госпожа Май. И осталась довольна. А завтракала она с самим господином Арцыбашевым!

От сердца Самсона отлегло.

Юноша покинул свое убежище и едва ли не сразу столкнулся с Фалалеем.

– Ну, брат, ты и дрыхнуть, – хохотнул фельетонист, – я уж пытался нос сунуть к графинчику, да Данила меня шуганул. Завел ты себе Цербера… Ты статью написал?

– Написал, – ответил Самсон, стоя в дверях и наблюдая, как Фалалей ловко достает потаенный графинчик и наливает в рюмку живительный напиток. – Вчера весь день корпел. А ты?

– Я тоже вчера строчил. Не знал уж, что и выдумать о злодейке Бетси. – Фалалей ухмыльнулся. – Ольга Леонардовна связала меня по рукам и ногам. Сам слышал, о князе Темняеве писать мне запретила. Но я все-таки его туда ввернул… Ты про пирожные не забыл?

– Про какие пирожные?

– Вижу, брат, не выполнил ты своих обязательств перед клиентом. Попробуй все-таки вставить пару слов, чтоб кондитерщика ублажить. Ему же реклама нужна, как ты не понимаешь. И кредит тебе будет открыт всегда.

– Эх, забыл, – Самсон почесал затылок, – не до пирожных было. Хотя, постараюсь еще словцо втиснуть.

– Давай! – взбодрившийся Фалалей хлопнул друга по плечу. – Пойдем, там уже все в сборе!

Молодые люди вошли в сотрудницкую. За большим столом, вновь установленным у окна, на своем обычном месте сидел Антон Треклесов. Он беседовал с Мурычем, тот при виде Самсона приветственно поднял руку, но не встал. Возле другого окна Сыромясов перелистывал журнал парижских мод, давая пояснения Але, которая выглядела свежее, чем обычно. Особенно был ей к лицу ажурный белоснежный воротничок, пришитый к стоечке и обнимающий шею. На подоконнике примостился Платонов, черкая на колене грязный, недоделанный, как обычно, перевод. Два разбитых венских стула валялись в углу, прикрытые скатеркой. Театральный обозреватель сидел на стуле у печки, здесь, правда, в кресле, в прошлый раз размещался господин Либид. Сам Эдмунд отсутствовал.

Из соседнего смежного закутка несся торопливый стук печатной машинки.

– Всегда все в последний момент, – проворчал Треклесов, указывая Самсону и Фалалею на уцелевшие стулья. – Лиркин мог бы еще вчера свой шедевр напечатать. С голоса диктует. Гений…

– Вчера Ася занималась другими срочными материалами, – защитил девушку Мурыч, – мой очерк печатала, Астростеллу да еще эту, «Энциклопедию девушки»…

Самсон сел поближе к Мурычу.

– Хотите свежий анекдот? – возвестил громогласно Фалалей. – Только вчера услышал. Два приятеля, один зовет другого в бордель. Тот возражает: «Я женат». – «Помилуй, – удивляется другой, – разве ты не можешь отобедать в ресторане потому только, что у тебя дома есть кухня?»

Мужчины засмеялись. Аля презрительно фыркнула, демонстрируя нетерпимость к пошлости.

– Господин Мурин, – Самсон склонился к уху репортера, – прошу вас об одолжении. Ваш друг господин Горбатов сказал мне, что у него в сейфе хранится пистолет.

– Знаю, – шепотом ответил Мурыч, глядя на дурачащегося Фалалея.

– Так позавчера его племянница Ксения призналась мне, что тайник обнаружила.

– Понял, – Мурыч кивнул, – сообщу, по-дружески рекомендую перепрятать. Оружие надо держать от детей подальше.

Стажер вздохнул. Вторые сутки он трясся от страха, что его Джульетта стащит пистолет и в кого-нибудь пульнет. Слава Богу, девочка не зачислила в злодеи Синеокова. Пожалуй, именно театральный обозреватель во время своего визита к госпоже Горбатовой и проболтался о том, что Самсон служит в редакции, а если Ксения подслушивала, то и сообразила послать любовное письмецо на редакционный адрес…

– Прошу тишины! – госпожа Май, возникнув на пороге сотрудницкой, властно захлопала в ладоши. – Все в сборе?

– Господин Либид отсутствует, – мрачно сообщил Мурыч и встал со стула, освобождая его для начальницы.

Госпожа Май, в строгом английском костюме брусничного цвета с искрой, подтянутая, свежая, с чудной эмалированной брошью на высокой стойке крепдешиновой блузы, держала в руках пачку исписанных листов. Она повелительно кивнула на Асин закуток, где вовсю стрекотала машинка, – и Фалалей молниеносно метнулся туда. Через миг пунцовые Ася и Лиркин, не смея пренебречь зовом госпожи Май, выскочили в сотрудницкую.

Ольга Леонардовна уселась на стул и обвела суровым взором своих сотрудников.

– Я рада видеть весь наш дружный коллектив в сборе. У господина Либида сегодня выходной.

Журналисты многозначительно переглянулись.

– А где же его сенсационный материал? – Синеоков вызывающе вскинул голову. – Он обещал бомбу в номер.

– Обещал, но не в этот. Не все ведь так сообразительны, как вы, господин Синеоков, – в мягком голосе госпожи Май прозвучал какой-то неясный намек.

Синеоков ухмыльнулся.

– Итак, займемся формированием номера. Господин Треклесов, начинайте, – распорядилась редакторша.

Антон Викторович, время от времени косясь на заскучавших журналистов, принялся перечислять материалы номера: рекламные объявления, брачные сообщения, репертуар театров и синема, программы выставок, репродукции Бакста, интервью с психографологом, где есть анализ почерков Куприна и Леонида Андреева…

– Отлично, – госпожа Май милостива кивнула. – Теперь перейдем к творческой части. Материалы для постоянных рубрик: «Гороскоп Астростеллы», «Моды сезона», «Энциклопедия девушки», комментарий архимандрита Августина «Брак и Бог», подборка анекдотов – готовы. Теперь о главном. Иван Федорович, господин Платонов, вы сдаете материал в номер?

Платонов соскочил с подоконника, и сапоги его противно скрипнули.

– Разумеется, госпожа Май. Дошлифовываю, последние штрихи вношу.

Госпожа Май повернула царственную голову к Лиркину:

– Я так понимаю, Леонид Леонидович, что статья о музыке Скрябина завершена?

– Она у меня в голове целиком выстроилась! – буркнул Лиркин.

Ольга Леонардовна отвернулась от музыкального обозревателя и воззрилась на Мурыча:

– Ваш материал, Гаврила Кузьмич, я прочла. Даже не знаю, что вам сказать. Претензий у меня нет. Но душа не лежит – слишком приземлено. Мускулы телефона, нервы телефона, винтики, зажимы, провода… Разве после таких серьезных статей девушки пойдут работать на телефонную станцию?

– А я не уверен, что им надо там работать. – Мурыч сверкнул глазами. – Не женское занятие. На психику действует тлетворно. Легко ли высидеть шесть часов не вставая? Да еще напряженно слушать, отвечать, следить за лампочками, работать руками. Угнетает.

– Это я и без вас знаю, – возразила, не повышая голоса, госпожа Май. – Но зачем же огорчать наших читательниц? Они должны получать приятные эмоции от чтения «Флирта».

– Я старался побольше внимания уделить любовным мечтаниям моей героини, – оправдался Мурыч.

– Очень хорошо, – поощрила сотрудника госпожа Май. – В следующий раз делайте ставку на свое воображение, а не на докучные факты.

– Попробую, – согласился Мурыч, – я всегда стремился дорасти до уровня журнала «Флирт».

Госпожа Май пристально взглянула на сотрудника, явно заподозрив его в неискренности или еще хуже – в издевательстве.

– Поучитесь у господина Синеокова, – она обратила взор на театрального обозревателя. – Выражаю вам свое восхищение, Модест Терентьич. Вы в очередной раз продемонстрировали свой высочайший профессионализм. Я велела господину Треклесову выписать вам премию.

– А что он такого написал необыкновенного? – выкрикнул Фалалей.

– Если б вы, Фалалей Аверьяныч, были более внимательны к своим коллегам, вы бы не спрашивали. А вы все порхаете по жизни и бросаете в беде своих друзей.

– Не возводите на меня напраслину, – Фалалей обиделся, – я всю неделю, как проклятый, воспитывал нашего стажера. И такая благодарность?

– Да уж, воспитали, – Ольга Леонардовна недовольно нахмурилась, – оставили в лапах полиции и не подумали спасти.

– Вы шутите. – Фалалей бросил короткий недоумевающий взгляд на Самсона. Убедившись, что на лице стажера нет никакой обиды, он засмеялся. – У меня есть на эту тему анекдот…

– Довольно. Хватит паясничать, – отрезала госпожа Май. – Объясняю вам, почему я премирую господина Синеокова. Он выполнил мое срочное задание. Причем блистательно. Бросился по адресу, где якобы проживала сестра легендарной синьорины Леньяни. Вы ведь знаете, интерес к этой звезде балета прошлого века вспыхнул с исключительной силой – в связи с новой постановкой «Спящей красавицы» в Мариинке. Так вот. Господин Синеоков оперативно выяснил, что так называемая сестра – самозванка, и нимало не смутившись, он живописал ситуацию в превосходном очерке «Особенности персидского брака».

– А при чем здесь Персия? – выкрикнул завистливо Лиркин.

– Обращаю ваше внимание, господа, на журналистское мастерство Модеста Терентьича. Он начал издалека, изложил особенности персидских представлений о любви и супружеской жизни. Это экзотично и читательницам всегда интересно. Перейдя к своему приключению, изыскал в самозванке, в ее внешности нечто персидское: она встретила его в прозрачных шальварах. А когда вывел авантюристку на чистую воду – она не знала что такое «entrechat» и оказалась заурядной вдовой полкового лекаря-пропойцы, – то вернулся к размышлениям о нравах персиян. Не перенять ли нам нечто полезное с Востока? Тем более что Запад уже это делает: босые персидские танцовщицы стали эталоном для нового слова американского балета, с которым приехала в Россию Айседора Дункан. Вы поняли, господин Мурин, как надо работать с воображением?

– Я все законспектировал и возьму на вооружение. – Мурыч оторвался от блокнота и уставился на госпожу Май с самой серьезной миной.

– Отлично, – перевела дух госпожа Май. – Теперь перейдем к господину Черепанову. Он представил фельетон, может быть, не самый лучший в своей жизни, но и не самый худший. Это объяснимо. Я сама виновата, чго загрузила Фалалея Аверьяныча заботами о воспитании нашего стажера. Тем не менее, даже в столь стесненных обстоятельствах господин Черепанов смог создать текст, в котором так и сверкают брильянты слога. Его фельетон называется «Вот до чего доводит флирт». Название устрашающее – и я еще размышляю, не заменить ли его? В основу фельетона положен факт реальной жизни современной аристократии. Некто князь Т., благоразумно скрытый за инициалом, даже в парализованном виде не мог отказаться от утех сладострастия. Изменял жене, беззубой полуслепой аристократке. Изобретательность изменника не знала пределов. Его бывшая содержанка-аптекарша порекомендовала старику массажистку, некую Пьерину Л. Под предлогом оказания медицинской помощи эта Пьерина под именем Бетси проникала в княжеский дом, а в качестве вознаграждения за интимные услуги требовала от любострастного старика кондитерские изделия. Бедная княгинюшка заказывала в кондитерской Цветкова, на Владимирском, 4, превосходные эклеры, бисквиты, петишу и миндальные пирожные. По ним-то, по миндальным, впоследствии и обнаружили аферистку – ведь княгинюшке-то сласти с орехами были не по зубам. Однако возмездие было не за горами. Мошенница забеременела, и ее, по наущению княгини, убил собственный брат. Похоронили аферистку на Куликовом поле, вместе с бродячими собаками.

– А по-моему, это откровенная галиматья, – буркнул Сыромясов. – И одежде героев не посвящено ни строки.

– При чем здесь одежда? – возразила госпожа Май. – Вы мыслите слишком узко. А господин Черепанов правильно сделал, что использовал вспыхнувший в обществе интерес к легендарной балерине. И написано изящно, и не придраться. Можно подумать, что Пьерина все это время жила среди нас, бедная, нуждающаяся – и бесславно погибшая из-за корысти и продажной любви. Предчувствую, что этот номер журнала наши читательницы будут рвать друг у друга из рук. Антон Викторович, как вы думаете, не увеличить ли тираж?

Треклесов, не ожидавший такого поворота, растерянно молчал.

– Кроме того, как я вам и говорила в понедельник, – продолжила госпожа Май, – я сама посетила Мариинский театр и видела новую звезду. Она не тянет на главную партию в «Спящей». Заявляю это ответственно. Отчет мною написан. В нем – сравнительный анализ мастерства легендарной Леньяни и Анны Павловой. Павлова воздушна, романтична, ее заразила своими импровизациям Айседора Дункан. А в «Спящей» музыка требует жесткого, статичного идеала красоты. Как у Кшесинской. Единственной достойной соперницы Леньяни.

– А не слишком ли это… смело, – подала голос Аля, – ведь если мы рассердим администрацию театра, нам контрамарки перестанут присылать.

– Не беспокойтесь, милочка, – утешила госпожа Май. – Это ведь не афронт какой-нибудь… Я обобщила уже высказанные газетные суждения – журналистское сообщество единодушно. Постановка не удалась. Надо балерину менять.

– Понятно, – смутилась Аля, – если уж журналистское сообщество единодушно. Тогда это демократично… В общем, надо только проследить, чтобы права бедняжки были защищены профсоюзом. ..

– А я слышал, что журналистское единодушие куплено Кшесинской, – сказал Мурыч.

– Не отвлекайте меня своими домыслами и сплетнями от существа вопроса! – оборвала фельетониста госпожа Май. – Итак, перехожу к главному. Собрав представленные мне материалы, я убедилась, что большинство из них так или иначе связано с именем безвременно погибшей гениальной балерины Пьерины Леньяни. Даже дон Мигель не забыл вставить в свой обзор отсылки к модам двенадцатилетнеи давности и живописать маскарадный костюм балерины, который был на ней, когда перед нею предстал зловещий шутник на костыле… Но я не сказала еще о материале нашего юного стажера. Самсон Васильевич, действительно человек одаренный. Он написал нечто среднее между святочной историей и детективом. Сам Михаил Петрович Арцыбашев, я с ним сегодня завтракала, похвалил юного автора за умение из презренной прозы жизни извлекать поэзию вымысла. Стиль слегка хромает, но со временем выправим. Поздравляю вас, Самсон Васильевич. Материал в номер ставим. По себе знаю, что написанное накануне, утром хочется кое-где подправить. Нет ли у вас такого желания?

– Да, да. – Самсон едва ли не поперхнулся от волнения, он не ожидал такого триумфа. – Там еще все очень сыро… И перед заключительной фразой не хватает одной строки. Можно, я ее впишу?

– Разумеется, дружок, впишите. И подумайте, не заменить ли инициалы вашего героя-злодея? Я конечно, понимаю, что вы дали разгуляться своему воображению, а людей в столице еще знаете немного… Впрочем, я не настаиваю, я и так уже заменила инициалы вашей героини Л. П. на П. Л. – Госпожа Май мило улыбнулась. – Можем посоветоваться с коллегами. Если останется время, прочтем ваш материал вслух. Я назвала его «Балет и Сатана».

– Да, да, нам очень интересно, – воскликнули едва ли не одновременно Аля и Ася.

– Молодец! – Фалалей хлопнул по плечу стажера и яростно зашептал: – Пойдем в буфетную, там водочка осталась. Отметим твой успех. Я тоже к нему причастен.

– Конечно, выпьем, – согласился оглушенный похвалами Самсон.

Счастливый дебютант уже не слушал заключительных наставлений и рекомендаций госпожи Май. Она еще говорила что-то о фотографиях, колонтитулах и виньетках, о пропавших клише, кеглях и лишних строчках, но все это Самсона уже не касалось.

Он понял, что с честью справился с испытанием. Однако именно в этот момент триумфа он ясно осознал, как он одинок и невежествен.

«Надо срочно найти мою дорогую Эльзу, – подумал он. – И надо срочно записаться в библиотеку».

Впрочем, через мгновение он уже потерял уверенность, что избрал правильную последовательность действий.

«Может быть, сначала записаться в библиотеку, а потом уже искать Эльзу? »