"Убить Ланселота" - читать интересную книгу автора (Басирин Андрей)

Глава 3 КТО РАЗБОЙНИК, А КТО ПОГУЛЯТЬ ВЫШЕЛ

Утреннее солнце запуталось в ветвях сосен, и многоцветной радугой вспыхнули мириады росяных капелек. Трясогузка перепорхнула с ветки на ветку. С ее точки зрения, день начинался великолепно. Вот только прячущемуся в ветвях дозорному было не до красот природы.

— До соль ми, маэстро Джон! То есть, зверь возьми. К нам глиссирует карета.

Кусты волчьей ягоды зашевелились. Вынырнула нечесаная борода:

— Че?

— Препоясанный мечом. Знатная субдоминанта, говорю. Ограбим богатых, раздадим бедным… или как получится. Надо оповестить капитана.

— Че?

Над Деревудом неслись ликующие звуки. «Ту-ру-ру! Ту-ти-ру-ру! — выводил рожок. — Вас ограбят поутру!»

— О боги! — вскричал форейтор. — Никак разбойники?

На дорогу перед каретой спрыгнул голенастый человек. За его спиной торчали рукояти двух мечей. Приглядевшись, форейтор понял, что ошибся. Второй меч был грифом китарка.

— А ну стоять! — приказал Реми Дофадо.

— Тпру! — засуетился форейтор. — Тпру-у-у, окаянные!

Лошади замерли.

— Уже стоим, господин разбойник. Уже. — Форейтор выхватил куцую шпажонку, нацепил шляпу с пером и спрыгнул на тропинку. — А теперь выходи на бой, негодяй. Графа с графиней буду защищать, презрев собственную безопасность.

— Ну вот, милочка, — донеслось из окна кареты. — Умались. Я же говорил, что здесь водятся разбойники.

— Хоакин Истессо? Что ты говоришь, суслик? Да он просто душка!

Зазвенели шпаги. Мимо окна пронеслась щекастая физиономия форейтора.

— Требую надбавку, — успел выкрикнуть он. — Пять монет.

— Не давайте ему, — предупредил Реми. — Безобразная техника фехтования. Кто вам ставил руку, сударь?

— Мессир Туше. — Форейторские усики вновь ринулись в атаку. — Смею вас заверить, он лучший.

— Охотно верю. Ремиз!

Зазвенела сталь. Форейтор истошно заверещал:

— Йо-хо-хору! Йо-хо-хору!

— Не сдавайтесь, Том, — замахала из окошка графиня. — Даю шесть монет!

— Поздно, сударыня.

В окошко кареты просунулась радостная физиономия Дофадо. Одно из полей его шляпы было наполовину срублено шпагой и свисало подобно уху спаниеля.

— Добро пожаловать в Деревуд, господа. С этого мгновения вы наши гости.

— Право, это как-то неожиданно. — Граф брезгливо выпятил нижнюю губу. — Том, где ты, проходимец? Так-то ты защищаешь честь и имущество хозяина?

— Я здесь, ваша светлость, — простонал из кустов форейтор. — Негодяй тоже обучался у мессира Туше. О, какой позорный пинок моей репутации!

— Ничего, ничего. Не открывайтесь на выпаде, сударь. А теперь, ваши светлости, прошу следовать за мной. Капитан Истессо ждет вас.

Бум.

Бум-бум-бум.

— Капитан! Капитан Хок, проснитесь! Вставайте же наконец!

История повторялась. Хоакин спал сладким сном и в изголовье его лежала черная книга. Раскрыта она была на развороте с июньским календарем гостей Деревуда. Вчера Истессо убил полночи на то, чтобы заполнить таблицу. Маэстро Квинта-Ля недаром говорил о сезонной ограбляемости. Несколько формул, открытых им, позволяли с точностью рассчитать, кого встретят разбойники в тот или иной день.

За прошедшие сто лет формулы не ошиблись ни разу. Тем не менее клеточка, соответствующая сегодняшнему дню, была пуста. Разбойники не ждали никаких гостей.

Сосны по сторонам дороги кружились в танце. Те, что подальше, вальсировали степенно, медленно, ближние выплясывали польку, уносясь вдаль со сверхъестественной быстротой. Карета мчалась сквозь лес, в самое сердце разбойничьего Деревуда.

— На каждом дереве — по разбойнику?! — ахала графиня.

— Да какие там разбойники, сударыня. — Дофадо приоткрыл дверцу и помахал шляпой кому-то невидимому. — Смех один. Патетико ленто, как говорится.

Граф дробненько захихикал. По крыше кареты зашуршали ветви лещины.

— Ай-йо-йо-йо! — воодушевленно вопил Том. — Хей, залетные!

— А егеря? Егеря что?

— Оленей вволю бьем, — степенно отвечал Реми. — Егеря прикормлены. Они у нас, если хотите знать, сударыня… Ах, куда ж тебя звери несут! Заворачивай! Заворачивай!

Карету тряхнуло, бросило в сторону. Взвизгнула графиня. Миг невообразимой тряски, стук, скрежет — карета остановилась. Реми молнией вынесся наружу:

— Ах чтоб тебя!

Дорогу перегораживало бревно. В кустах сидели растерянные стрелки. Дофадо схватил за грудки их предводителя — здоровяка в холщовой рубахе:

— Эт-то что за фуга? Что за самоуправство?!

— Простите, господин Дофадо, накладочка вышла. — Щеки здоровяка дрожали, словно студень. — Мессир Малютка распорядился. Живописности пейзажной для, говорит… А бревно мы уберем!… Ей-богу уберем!…

— М-мерзавцы! Убрать немедленно! Стаккато!

Молодцы в зеленых камзолах засуетились: кто волок бревно, кто тянул на тропинку карету. Дофадо же все не мог успокоиться. Тряс здоровяка так, что у того плечи ходили ходуном.

— Каналья! До конца жизни нужники аранжировать будешь! Не при дамах будь сказано. — И к гостям: — Добро пожаловать в Деревуд.

Крышка чайника откинулась в сторону. Маггара закружилась над спящим капитаном.

— Хоакин, вставай, — потянула она разбойника за волосы. — За тобой пришли.

Стрелок открыл глаза:

— За мной? Скажи, что сейчас встану. И спроси, что случилось.

— Хорошо, Хок.

Розовое пятнышко порхнуло к двери:

— Он сейчас! Сию секунду! — прокричала фея посыльному. — А что случилось?

— Гость важный, — донеслось с улицы. — Пир устраиваем, нельзя без капитана.

Фея вернулась к разбойнику и сообщила:

— Кого-то поймали. Графа, не иначе. Оденься пошикарней.

— Пошикарней — это как?

— Сейчас скажу. Мм… Значит, так: колет — изумрудный с серыми вставками. Плащ в зеленую шашечку. Произведи впечатление: тут у тебя шпага, тут — берет, тут — чувство собственного достоинства. Графы это любят.

— Хорошо.

Чтобы не смущать разбойника, фея отвернулась. Одеваясь, Хоакин еще раз перелистал черную книгу.

— Скажи, Маггара, бывало такое, чтобы книга врала?

— Нет, никогда.

— Странно. Очень странно… Ну ничего, разберемся.

В сопровождении посыльного и Маггары он отправился к месту сбора. Возле костровой полянки к ним присоединился брат Такуан Тук.

— Все готово, капитан, — объявил он! — Реми скоро появится… А вот и он!

Сквозь заросли дрока продирался Реми Дофадо. За ним гуськом следовали граф, графиня и форейтор; у всех троих были завязаны глаза. Чтобы не потеряться, пленники держались за шарф графини.

— О боги, о боги, о боги! — причитала та. — Я потеряла каблук.

— Ничего, сударыня, — участливо шепнул Дофадо. — Все позади. Можете снять платок. И вы тоже.

Пленники покорно стянули повязки. Графиня принялась оттирать с платья паутину, смолу и желтую пыльцу дрока.

— Это и есть ваш хваленый Хоакин? — брюзгливо спросил граф.

— К вашим услугам, сударь. Реми, представь гостей.

Музыкант шагнул вперед, расшаркался:

— Хоакин, пред тобою благородная графская чета: шевалье д'Арлатан со своей супругой Антуанеттой. А это их верный слуга Том. Виваче компания.

— Весьма польщен. — Истессо приложился к перемазанной смолой ручке графини. — Надеюсь, — пробормотал он, — у вас останутся приятные воспоминания о часах, проведенных в Деревуде.

«Д'Арлатан? — мелькнуло у него в голове. — Надо бы с ним поосторожнее».

— Такуан, Дофадо, за мной. Графа положено угощать на разбойничьем, пиру. Распорядитесь.

— Уже, капитан.

Разбойничий лагерь кипел.

Среди деревьев зеленели полосатые хвойно-салатные шатры. Стрелки расставляли столы, скамьи, чурбаны для сидения. На помосте, украшенном изумрудными лентами и колокольчиками цвета весеннего шпината, резвились комедианты: шуты, факиры, акробаты. Девушка в коротком зеленом камзольчике жонглировала двумя кинжалами, двумя кубками и горящим факелом. Ветер разносил запахи жарящегося мяса, имбиря и уксуса. Страшно хотелось есть.

Хоакин еще раз перелистал книжку. Формулы гласили, что гостей сегодня быть не должно. На всякий случай он отыскал взглядом графа. Тот стоял возле котлов, о чем-то оживленно толкуя с Дофадо. Разбойники как-то уж очень быстро признали в графе своего.

Бирюзовый комочек выстрелил из зарослей иван-чая, едва не врезавшись в лоб Хоакина.

— Прости, Хок. — Запыхавшаяся Маггара шлепнулась на плечо разбойника и принялась энергично обмахиваться передником. — Ох, я сейчас умру. Жара! Это ужас, ужас! Откуда взялись музыканты? Кто построил помост? За одну ночь!

— Ты видела графа?

— Да. Проходимец каких мало. Да еще под чарами.

— Под чарами? Какими же?

Прояснить этот вопрос Хоакин не успел. Неделикатные лапищи ухватили его под локти:

— Капитан, пора. Все накрыто, тебя одного ждем.

— Хорошо, иду, иду.

Гостей вольные стрелки встречали с размахом. Хвойно зеленели салфетки на белых скатертях, чопорные камердинеры сновали туда-сюда с подносами. Подойдя поближе, Хоакин с удивлением обнаружил, что зубочистки сделаны в виде стрел, а корзиночки для пирожных стилизованы под мишени.

— Сюда, господин капитан. Пожалуйста, господин капитан. Не оступитесь, господин капитан!

Провожатые передавали Хоакина с рук на руки, как величайшую драгоценность. Его усадили, повязали салфетку. По левую руку оказался Такуан Тук, по правую — Дофадо. Д'Арлатана и графиню Антуанетту с почестями разместили во главе стола.

Хоакин осмотрелся. Оловянные кружки, глиняные горшочки, деревянные лопаточки. Все великолепного качества, все тонкое, звонкое, искусное. Все расписано дубовыми листьями, белками и мельницами.

— Этот граф д'Арлатан, — толкнул его в бок Реми, — оказывается, славный малый. Даже жалко будет грабить проходимца. Передай-ка жульен по-нищенски, Хок. Ты приуныл или мне кажется?

— Кажется, — сухо отозвался Хоакин. — На самом деле я весел и доволен жизнью.

— И это правильно, клянусь Эвтерпой!

Графиня Антуанетта склонилась к Дженни:

— Как вы думаете, сударыня, мюнетер и перепелка нири-пири сочетаются? Я бы, пожалуй, съела вон тот кусочек зайца.

— Боюсь огорчить вас, милочка. У барона Монтиньяка в «Раздольном питании» сказано, что дичь земная враждебна небесным блюдам.

— Ах, не трудитесь пересказывать эту ересь. Перпелка не птица, виллан — не человек. Но барон — душка, несомненно. Бокал бюфю?

~ Если вас не затруднит.

Как особы благородного происхождения, графиня и Дженни быстро нашли общий язык. Дофадо ткнул Хоакина локтем в бок.

— Надо приветственную речь саранжировать, — шепнул он.

— Зачем?

— Традиция такая.

О том, что у стрелков появилась традиция приветственных речей, Хоакин слышал впервые. Но возмущаться по этому поводу было как-то не с руки.

— Слушайте все! — прогремел баритон Дофадо, — Капитан говорить будет!

На поляне установилась тишина. Умокла музыка, сотни глаз уставились на капитана с живейшим интересом.

— Соратники мои, — начал Истессо, — Благородная вольница Деревуда.

Он сделал паузу.

Такуан Тук смотрел на капитана по-детски изумленно, приоткрыв рот. Дженни держалась чопорно, с аристократическим презрением. Здоровяк Требушет рядом с ней выглядел последней деревенщиной.

Вот он, разбойный септет, подумал Истессо. Многих он знал лишь по картинкам в черной книге. Например, Инсельма — Пламенного Мстителя. Или Форика — Неудачливого Влюбленного. Истессо отыскал его взглядом. Лица Влюбленного не было видно, над столом возвышалась лишь лысина.

На пирах Форик чувствовал себя не в своей тарелке. Это не метафора. Его соседям по столу приходилось держать ухо востро. Стоило зазеваться, и Неудачливый Влюбленный выгребал все подчистую. Неудивительно, что за время безутешной жизни в Деревуде он сильно раздобрел.

Сосед Форика толкнул его локтем, и Влюбленный поднял голову. Лицо толстяка ничего не выражало — у дерюжного мешка мимика и то богаче. «Сколько же ему лет, бедняге? — подумал Хоакин. — Тридцать? Пятьдесят? Как звали ту единственную, ради которой он пришел в Деревуд? Помнит ли он?»

— Я рад, что вы здесь, — начал он. — Потому что могу сказать все, что думаю. И вы поймете меня правильно.

Разбойники взорвались аплодисментами.

— Браво капитану! — послышалось с разных сторон. — Браво!

Хоакин сделал недовольный жест, и крики смолкли.

— Когда-то, — задумчиво начал он, — Деревуд назывался землей справедливости. Давненько, но я еще помню. Спросите себя сегодня: жив ли в наших сердцах вольный дух? Разбойники мы или погулять вышли?

Хоакин чувствовал, что говорит не то. И не так. Но разбойники взорвались аплодисментами.

— Браво! Браво! — слышалось со всех сторон.

— Это он, наш капитан!

— Режет правду-матку в глаза! Как всегда.

Поднялась буря. Стрелки стоя аплодировали мятежному капитану. Реми все порывался сказать; наконец ему позволили, и он, расцвечивая повествование «фугами» и «тремолами», произнес ответную речь. И понеслось.

— Хоакин! — прозвенел над ухом тоненький голосок. — Не верти головой, Хок. Это я, Маггара.

— Что с д'Арлатаном?

— Он не тот, за кого себя выдает. Но главное — Антуанетта! Она…

— А теперь, — возвысил голос Реми, — овеянная девятилетиями традиция. Наш гость благодарит капитана за пир и вручает ему ценный подарок. Просим, просим господин д'Арлатан!

Граф поднялся. В руках его поблескивала лаком маленькая плоская шкатулка.

— Безмерно польщен, господа, — раскланялся граф. — Польщен и тронут. Вот мой дар. Примите с восхищением.

Хоакин засунул шкатулку за пояс.

— Премного благодарен, господин д'Арлатан. Вот только сдается мне, что вы продешевили… ваше ма-гичество.

— Магичество? — Граф захихикал. — Боюсь, вы меня с кем-то путаете.

Истессо вытащил из ножен шпагу:

— Отнюдь. Вы — Бизоатон Фортиссимо, шарлатан Тримегистии.

— Хок, опомнись! — закричал Реми. — Он же ни капли не похож!

Острие замерло в дюйме от горла д'Арлатана.

— Наш шарлатан — маг. Всем известно, что он меняет лица, как перчатки, а перчатки, как убеждения. Прошу, ваше магичество, снимите маску.

— Не узнал, брат… плохо, — отозвался тот. — А ведь мы с тобой давно знакомы.

— Ай-яй-яй, — произнес женский голос, — стыдно, Истессо. Меня вы совсем не принимаете в расчет? Какая беспримерная политическая глухота!

— И слепота, — поддержал граф.

— И насморк.

Антуанетта провела ладонью над лицом, и о чудо! — внешность перезрелой сухонькой красотки развеялась словно облачко мела. Рядом с графом стоял коренастый человек в фиолетовом колете с буфами, при шпаге и ордене Зверя. На правом глазу оборотня красовалась черная повязка. Голову украшала шляпа с короной и серебряными рунами.

— Приветствуйте своего шарлатана, мерзавцы! — произнес он.

— Но как же… Бизоатон…

Д'Арлатан также разлетелся облачком мела. Вместо него стоял невысокий худенький юноша, похожий на галчонка. О нем Хоакин до-чиха мог бы порассказать многое: Неддам де Нег, первый министр, был частым гостем в Деревуде.

— Как вам маскарад? — весело поинтересовался одноглазый. — Похоже, наша маленькая проказа удалась.

Оцепенение среди разбойников длилось недолго. Верноподданнический дух победил; грянули аплодисменты. Реми склонился перед шарлатаном:

— Выше всяческих похвал, ваше магичество! Д'Арлатан — не шарлатан. Шарлатан — не д'Арлатан. Очень неожиданно. И ново! Примите мои поздравления!

— Но где же Бизоатон? — тупо повторял Хоакин.

— Все просто, друг мой. — Неддам выдержал торжественную паузу. — Тримегистийский шарлатан Бизоатон Фортиссимо скончался два дня назад. Перед вами — новый шарлатан Тримегистии, его магичество Фью Фероче.

Одноглазый раскланялся.

— Шарлатан умер, — разнеслось над лесом, — да здравствует шарлатан!

— Это не все, — продолжал первый министр. — Истинная цель нашего визита — проверка состояния дел на местах. Недавно пришла анонимка… — да, сударь! — сообщающая, что в Деревуде неладно с показателями ограбляемости. Проверив обстановку, мы утверждаем, что факты, изложенные в письме, подтвердились.

— Вредитель! — заорал Реми, указывая на Хоакина. — Он, он! Развалил хозяйство! Взять его, ребята.

Хоакин поднял голову. Разбитую скулу саднило, в висках шумела кровь. Скрученные за спиной руки онемели и стали совершенно чужими.

Ай-яй-яй! Стыдно, братец. Можно понять того Хоакина, что впервые пришел в Деревуд. Двадцать три — не возраст. Можно тешить себя иллюзиями, верить в людскую честность и порядочность. Но сто двадцать три — это иное. Пора уж соображать что к чему.

Все-таки в чем-то Бизоатон промахнулся со своим заклятием… После каждого чиха стрелок становился прежним. Прежним, да не совсем. Он забывал все, что с ним произошло, на нем заживали раны — даже самые серьезные. Даже увечья. Но уверенность в себе, внутренняя сила никуда не исчезала. У проклятия не было власти над душой Истессо.

Конечно же анонимку написал Реми. И он же сменит Хоакина на посту капитана стрелков. Что ж… Бог в помощь. Тому, кто впустил предательство в земли справедливости, долго не продержаться. Разбойники сами расправятся с ним.

Пока же надо разобраться с насущными бедами. Разрезать веревки, стянувшие руки.

— Маггара, — позвал Хоакин. — Ты где?

— Я в чайнике, Хок, — послышалось над головой. Голосок феи звенел приглушенно, словно из колодца. — Они подушку сверху набросили. Помоги, Хок!

Пятно закатного солнца высветило гобелен на стене. Заблудившийся в лубочном лесу олененок смотрел на разбойника со страхом и надеждой.

— Сейчас, Маггара. Все сделаем.

Разбойник заерзал, пытаясь подтянуть ноги к животу. Связали его бестолково, но надежно: просто примотали спиной к ножке стола. Казалось бы, пара пустяков: поднять стол, опрокинуть… но — мешала кровать, не давая подогнуть ноги под себя.

— Маггара, приготовься. Я раскачаю стол и сброшу чайник.

— Не надо, — взвизгнула фея. — Я высоты боюсь!

— Ты же умеешь летать, — удивился стрелок.

— Какая разница. Это экзистенциальный страх. Такие бывают, я читала!

Экзистенциальный… Слово-то какое. Хоакин уперся ногами в кровать и принялся раскачиваться. После третьего толчка чайник кувыркнулся со стола.

— Хок! Ах! — Вокруг разбойника закружилось бирюзовое пятнышко. — Ты живой? Я так переволновалась!

— А что со мной случится?

— У тебя синяк под глазом.

— Пустяки. Чихну разок — все пройдет. Лучше нож отыщи. Или ножницы.

В камине зашуршало. Осыпались полуобгоревшие поленья, мелькнул золотистый отблеск на полу.

— Ножа нет, — деловито сообщила фея. — Есть маникюрные ножнички. Сгодятся?

— Давай.

Печальная саламандра выбралась из кучи пепла. Припухший от слез носик сморщился, чешуйки светились тускло-оранжевым.

Маггара радостно встрепенулась:

— Инцери вернулась! Очень вовремя. Поможешь нам?

— Ага. — Саламандра безучастно посмотрела на фею. — Только моя жизнь кончена. Он меня разлюбил.

— Кто именно?

Инцери выудила из ведра кусок угля и принялась жевать.

— Дамаэнур. Он сказал (чавк-чавк), что ему нравятся прямые волосы (чавк-чавк). Ну да, конечно. Он видит идеал женщины воздушным и утонченным, (чавк) Исполненным грации (чавк-чавк). Он не сказал, конечно, что у меня толстая попа. Но это подразумевалось само собой.

Ящерка всхлипнула, ей было очень себя жалко. Фея отбросила ножницы и спорхнула к подруге.

— Да ты что? — обняла она элементаль за плечи. — Брось уголь, слышишь? Не наедайся на ночь сладкого!

— Какая разница. — Инцери страдальчески поморщилась. — Вам камин растопить? Пожалуйста. Пользуйтесь жаром разбитого сердца… Все равно моя жизнь кончена.

— Инцери, ты можешь что-нибудь сделать с веревками Хоакина?

— Могу сгрызть. Пожалуйста! Это такой пустяк. И пусть, пусть у меня будет несварение желудка. Пусть разобьется мое бедное сердечко… Я буду лежать на смертном ложе — неприступная, бледная, в черном платье с открытыми плечами, — а он придет, движимый раскаянием, но будет поздно! Веревки? Что вам еще сгрызть?

Ящерка протопала к Хоакину и вскарабкалась на ножку стола. Запахло паленым. Затрещало пламя, разбойник извивался и подпрыгивал, а Инцери все глубже и глубже уходила в трясины самоуничижения:

— Буду страдать тихо, беззвучно… Жизнь, посвященная только ему, ему одному!…

— Левее бери! — командовала Маггара. — Стой! Это уже не веревка.

В этот момент в дверь деликатно постучали.

— Эй, Истессо, — донеслось с улицы. — Истессо, ты меня слышишь?

Фея и элементаль нырнули в ведро с углем.

— Кто там? — заворочался Хоакин. — Кого звери принесли?

— Это я, Фью Фероче, твой шарлатан. Могу ли я войти?

— Входите, ваше магичество. Всегда рад гостям.

— Благодарю, Хоакин.

Сквозь дверь потекли струйки фиолетового и серого тумана. Проникая в хижину, они сплетались в кружева и бархат, вылепляли из себя сапоги, панталоны и жабо. Последняя струйка улеглась на плечах, распухла бледным облаком. Из тумана сгустилось лицо. Волосы тусклыми прядями упали на воротник, черная повязка пересекла скулу и лоб. Фероче огляделся:

— Не по-людски как-то вышло. Связали, бросили… А ведь ты им не чужой.

Он прищелкнул пальцами, и веревки разлетелись в клочья. Стрелок вздохнул с облегчением и принялся растирать онемевшие запястья.

— Благодарю, ваше магичество. Очень вы это вовремя… Какими судьбами ко мне?

Фероче пригладил бородку:

— Видишь ли, Хоакин… Я к тебе с делом не совсем обычным. Для начала: короли не извиняются, но я пришел с извинениями.

— Принимаю, ваше магичество. Анонимку написал Реми?

— Да. Но дело не в этом.

— Весь внимание, ваше магичество.

— Хоакин, после смерти отца мне в руки попал его архив. Ты, конечно, знаешь: мы, властители, живем долго. Сто, двести, триста лет. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что ты тоже из долгожителей. Мало того: отец пристально следил за твоей судьбой.

— Боюсь, ваше магичество, в двух словах это не объяснить.

— И не надо. Я подозреваю, что отец заколдовал тебя. И что ты вряд ли благодарен ему за это. Потому-то я и отправился в Деревуд. А чтобы уберечься от случайностей, представил Неддама зачарованным шарлатаном. Все удалось как нельзя лучше, мои подозрения оправдались. Я хочу спросить: что за заклятие на тебе?

— Сами вы этого не видите?

— К сожалению.

— Тогда ничем не могу помочь. Я не маг. Думаю, вы прочли мое досье.

— Прочел. Академию Града ты так и не закончил… Исчез с экзамена по транспортной магии, а потом объявился в Деревуде. С тех пор живешь здесь безвылазно вот уже сто лет.

— Ну вот, вы же все знаете, ваше магичество.

— И это меня тревожит. В этом «всем» нет главного: зачем? Зачем Фортиссимо потребовалось заколдовывать тебя? Ты чем-то насолил ему?

— Нет.

— Я собираюсь пригласить тебя в Циркон, в мою лабораторию. Придешь?

Хоакин усмехнулся:

— Столько церемоний… Вам стоит щелкнуть пальцами, и разбойники сами принесут меня.

— Если бы все было так просто… Хоакин, моего отца считали сильнейшим магом. Но я превзошел его. Мне не требовалось даже ехать сюда, чтобы выяснить все, что я хочу знать.

— И что же вы выяснили, ваше магичество?

— Магия — это власть, Истессо. А тебе нельзя приказывать, вот в чем штука. И тем не менее Фортиссимо как-то заколдовал тебя… Не понимаю. Загадка! — Шарлатан стукнул кулаком по столу. — Истессо, короли не просят, но я прошу: отправляйся в Циркон. Я бы увез тебя прямо сейчас — с твоего согласия, конечно, — но увы, наша карета — фикция. Тыква, несколько мышей, форейтор — кот. Приедешь?

Истессо потрогал синяк под глазом:

— Я не против, ваше магичество. Когда мне прибыть в Циркон?

— Постарайся побыстрее. Я хотел бы выяснить природу заклятия до своего вступления в Дюжину.

— А…

— Денег на дорогу я тебе дам.

— Но…

— Твои бывшие соратники тебя не заметят. Обещаю.

— Ну тогда договорились, ваше магичество.