Бахнов ВладленФантастические пародии

Владлен Бахнов

Фантастические пародии

Содержание

Робники Рассказ со счастливым концом Рассказ человека, который был гением Единственный в своем роде Кое-что о чертовщине

РОБНИКИ

Заседание ученого совета окончилось поздно вечером, и теперь старый профессор медленно шел по тихим институтским коридорам. Кое-где в лабораториях еще горел свет, и за матовыми стеклами мелькали тени студентов и роботов. В сущности, вся жизнь старого профессора прошла в этом здании. Учился, преподавал, затем стал директором... Наверное, когда-нибудь институт станет носить его имя, но профессор надеялся, что это случится не так скоро... Он шел и думал о том споре, который опять разгорелся на ученом совете. Спор этот возникал не в первый раз, и, по-видимому, кто прав и является ли то, что происходит сейчас со студентами всего лишь модным увлечением или это нечто более серьезное, могло решить только время. Профессору очень хотелось, чтобы это было просто очередной причудой. Трудно сказать, когда и как это началось. Примерно лет пять назад. Вначале это нелепое стремление студентов во всем походить на роботов только смешило и раздражало. Молодые люди, называющие себя робниками, стали говорить о себе, как о кибернетических устройствах: "Сегодня я запрограммирован делать то-то и то-то", "Эта книга ввела в меня примерно столько-то единиц новой информации..." Потом они научились подражать походке и угловатым движениям роботов, приучились смотреть не мигая, каким-то отсутствующим взглядом, и лица их стали так же невыразительны и бесстрастны, как плоские лица роботов. Конечно, любая новая мода всегда кого-то раздражает. Профессор хорошо помнил, как лет пятьдесят назад молодые ребята, и он в том числе, подражая битникам, начали отпускать бородки и бороды. А до этого в моде были прически а-ля Тарзан. А теперь, принято сбривать растительность и на лице и на голове, потому что у роботов, видите ли, нет волос. Но не это тревожило профессора. Теперь считалось по меньшей мере старомодным веселиться и грустить, смеяться и плакать; проявление каких бы то ни было чувств настоящие робники объявляли дурным тоном. - В наш век, - говорили они, - когда мы в состоянии смоделировать любую эмоцию и разложить лабораторным путем на составные части любое чувство, до смешного несовременны и нерациональны сантименты. А прослыть несовременным или нерационально мыслящим - на это не осмелился бы ни один робник. Всеми поступками робников руководил разум. Нет, впрочем, не разум, а что-то гораздо менее значительное - рассудок, рассудочность, рассудительность. Робники хорошо учились, потому что это было разумно. Робники не пропускали лекций, потому что это было бы неразумным. Раз в две недели, по субботам, робники устраивали вечеринки, пили, танцевали и, разбившись на пары, уединялись. Мозгам, этой несовершенной аппаратуре, нужен был отдых. Робники интересовались только наукой, потому что это было современно. Логика и математика. Будем как роботы! Так что это - мода или нечто пострашней? И если это только мода, то почему она так долго держится?.. - Я не могу без тебя, понимаешь, не могу! - услыхал вдруг профессор чей-то взволнованный голос. - Когда тебя нет, я думаю о тебе, и мне становится радостно, как только я вспомню, что мы встретимся. Я не знаю, как назвать свое состояние. Мне и грустно и хорошо оттого, что грустно. Ты понимаешь, о чем я говорю? - Конечно, милый... "Э, нет, - обрадованно подумал профессор, - есть еще настоящие чувства и настоящие люди!" И это наполнило его такой благодарностью к тем, чей разговор он нечаянно подслушал, что он не удержался и заглянул в лабораторию, из которой доносились голоса. В лаборатории никого не было, кроме двух роботов. Старый профессор покачал головой и закрыл дверь. Он совсем забыл об этой распространившейся среди роботов дурацкой моде: роботы старались подражать теперь всем человеческим слабостям.

РАССКАЗ СО СЧАСТЛИВЫМ КОНЦОМ

Все началось с того, что Петр Иванович Подсвечников однажды ночью увидел странный сон. Я полагаю, что это случилось именно ночью, потому что, если Подсвечникову и удавалось иногда вздремнуть днем, он все равно снов не видел. То ли мешало дневное освещение, то ли на работе не было подходящих условий для полноценного сна со сновидениями, но реально рассчитывать на интересные сны можно было только ночью. Так вот ночью и приснилось Петру Ивановичу, будто он гуляет по выставке кибернетических машин. В одних залах экспонировались обычные кибернетические устройства, умеющие только читать, писать, считать, переводить и заниматься перспективным планированием. В других залах были выставлены электронные шахматисты, способные предусматривать все варианты, которые могли возникнуть на шахматной доске, на 40 ходов вперед. После первого же хода противника дальновидные аппараты мгновенно производили сложнейшие расчеты и в зависимости от ситуации или предлагали сдаться противнику, или, не теряя времени, сдавались сами. Иногда проводились турниры, в которых электронные шахматисты из одного зала сражались с аппаратурой из другого зала. Впрочем, это только так говорится - сражались. Обычно кибернетические гроссмейстеры соглашались на ничью еще до первого хода. Но все это была, так сказать, техника на грани фантастики. А в следующих залах находилась техника, перешагнувшая эту грань. Там были выставлены невероятные киберы, способные делать все, что делают люди. Они умели даже допускать ошибки, на которых другие самообучающиеся роботы тут же учились. Вот по какой выставке бродил во сне Подсвечников. А экскурсоводом Подсвечникова был интеллигентный, модно одетый молодой человек. Он пространно отвечал на все вопросы Петра Ивановича, и, когда тот случайно чего-нибудь не понимал (а он случайно не понимал абсолютно ничего), молодой человек терпеливо повторял объяснения до тех пор, пока Подсвечников, хотя бы из вежливости, не начинал понимать. Если бы этот гид не был таким предупредительным и симпатичным, Петр Иванович поклялся бы, что гида зовут Евгений Алексеевич Кожин и что он работает юрисконсультом в руководимом Подсвечниковым тресте. Сходство было необыкновенным. Но даже во сне Петр Иванович не мог спутать вежливого гида с горластым, вечно критиканствующим Кожиным. Три часа подряд молодой человек водил Петра Ивановича по выставочным залам и только потом сообщил ему, что он вовсе не молодой человек, а робот, созданный ради рекламы специально для этой выставки. - Как это - робот? - удивился Петр Иванович. - Почему же вы не железный? - Железные роботы - это вчерашний день, - вежливо улыбнулся нежелезный гид. - Теперь нас делают из тех же материалов, что и настоящих людей. Можете пощупать, это разрешается, - и он протянул руку. Петр Иванович пощупал. Рука была теплой и упругой. "Разыгрывает! Ой, разыгрывает! - решил Подсвечников. - Не зря он так похож на Кожина". - А почему вы думаете, что вы не человек, а именно робот? - Хотя бы потому, что я не думаю вообще. Понимаете, не мыслю. - Ну да, не мыслите! А как же вы беседуете, объясняете и вообще действуете? - Все мои действия запрограммированы. Мне не нужно думать. - Но ведь я не могу проверить, думаете вы в действительности или нет. Правда? А как еще вы можете доказать мне, что вы робот? Чем вы отличаетесь от человека? Например, от меня? Гид как-то странно посмотрел на Подсвечникова и так же вежливо, как и прежде, сказал: - А почему вы полагаете, что вы человек, а не робот? От этого неожиданного вопроса Петру Ивановичу стало так неприятно, что он на минуту проснулся, потом перевернулся на другой бок и снова уснул. И как только он уснул, опять появился гид и с мягкой настойчивостью повторил свой вопрос: - Как вы можете доказать, что вы человек? - Очень просто, - снисходительно ответил Подсвечников. - Если бы я не был человеком, я бы, например, не мог руководить трестом. - Это не доказательство. Разве нельзя создать робота и запрограммировать его так, чтобы он возглавлял трест? Вполне возможно. - Но я точно знаю, что появился на свет естественным путем. - Вы не можете этого знать, ибо ни один человек не помнит момента своего рождения. - Ну и что? Зато я помню детство, ясли, детский сад... - Память и воспоминания тоже можно создать искусственным путем. - Но у меня есть свидетельство о рождении, трудовая книжка... Посмотрите, наконец, мое личное дело! - Я смотрел. Ни в одной графе личного дела не сказано, что вы человек... "Тьфу ты, черт! - подумал Подсвечников, окончательно просыпаясь. - Не надо было мне так поздно ужинать". Возможно, он и забыл бы это малоприятное сновиденье, если бы не Кожин, с которым он столкнулся, как только пришел на работу. При виде Кожина Петр Иванович тотчас вспомнил и кибернетический музей, и молодого человека, вернее, молодого робота, ну, в общем, гида, задавшего ему такой нелепый вопрос: "Как вы можете доказать, что вы человек?" Он вспомнил все это и как-то даже огорчился, что он, Подсвечников, хоть это происходило только во сне, не мог дать достойной отповеди жалкому экскурсоводишке. И, испытывая странное удовлетворение (какое мы все испытываем, найдя остроумный ответ на заданный нам три дня назад ехидный вопрос), Петр Иванович стал придумывать едкое и хлесткое замечание, которое сразу бы поставило на место зарвавшегося робота. Но такой ответ почему-то не придумывался. Вернее, ответов было много. Но на каждый убедительный ответ находилось еще более убедительное возражение. Причем Петру Ивановичу казалось, что выдвигает эти возражения не он сам, а все тот же гид. - Человек - это звучит гордо! - провозглашал Петр Иванович. - Совершенно с вами согласен, - вежливо кивал головой собеседник. - Но это еще не значит, что именно вы - человек. Подсвечников решил изменить тактику. - А в чем, по-вашему, основное отличие робота от человека? - Роботу все равно чем заниматься. - Вот видите! А мне не все равно. - В таком случае почему вы и в животноводстве подвизались, и в кинофикации руководили, и в торговле? - Гм... А чем еще отличается робот от человека? - Отсутствием интереса к конечному результату своей деятельности. - Ага, отсутствием! А у меня - наличие. - Наличие чего? - Наличие интереса. - Нет, к сожалению, у вас именно отсутствие наличия и, наоборот, наличие отсутствия. - Нет, у меня наличие наличия и отсутствие отсутствия. Потому что, если бы у меня было отсутствие наличия, я бы не говорил, что у меня наличие отсутствия... Игра в ничего не значащие слова была так хорошо знакома Петру Ивановичу, что тут он бы наверняка выиграл. Но в эту минуту Подсвечников вспомнил, что он, в сущности, спорит сам с собой. А самому себе он, конечно, мог признаться как в отсутствии наличия, так и в наличии отсутствия настоящего интереса к результату своей деятельности. - Ну, хорошо, вот вам еще одно доказательство того, что я человек. Вы мне приснились. Так? Следовательно, я вижу сны. А роботы снов не видят. Вот! - Только сами роботы могут знать, видят они сны или нет. Да, спорить с гидом становилось все трудней, и в конце концов в запасе у Подсвечникова оставались только такие дамские аргументы, как: 1. "Если вы сами робот, то не думайте, что все тоже роботы". 2. "Кто вы такой, чтобы я перед вами отчитывался?" И наконец: 3. "А я вообще не желаю разговаривать в таком тоне". И когда Петр Иванович уже собирался пустить в ход эти жалкие фразы, зазвонил телефон: Подсвечникова срочно вызывали на совещание в главк. Но и по дороге в вышестоящую организацию и во время совещания Подсвечников продолжал обдумывать свой разговор. И обдумывание сводилось к тому, что он постепенно привыкал к мысли, что, может быть, он действительно робот. Ну, может, не совсем робот, а так вроде как бы робот. А может, и совсем. Наука дошла до того, что все возможно. И вдруг Петр Иванович услыхал свою фамилию. И хоть он, погруженный в невеселые думы, не слыхал, о чем говорили до этого, но по одной только интонации, с какой его фамилия была произнесена, он почувствовал: сейчас с него будут снимать стружку. И не ошибся. Стружку снимали толстыми слоями. Подсвечникова обвиняли и в безынициативности, и в бездумности, и в равнодушии. И каждое обвинение еще и еще раз доказывало, насколько прав был кибернетический гид в своих предположениях. А начальник главка прямо сказал, что он впервые видит работника, который бы так активно не хотел работать и до такой степени не справлялся с порученным ему делом. И тут произошло то, о чем и сегодня еще помнят в главке. А произошло следующее: во время выступления начальника главка Подсвечников вдруг радостно захохотал, захлопал в ладоши и, продемонстрировав несколько па из народного танца краковяк, бросился целовать выступавшего. И никто не мог знать, что Подсвечников сделал это потому, что начальник главка невольно подсказал ему тот самый аргумент, благодаря которому он, Подсвечников, сразу поставит теперь на место зарвавшегося кибера. Да, наука может все. Но кому придет в голову делать именно такого робота, который бы не хотел работать?! Кто специально станет создавать кибера с таким расчетом, чтобы он не справлялся с порученным ему делом?! А он, Подсвечников, работать не хочет! Он не оправляется! Значит, он не робот! Он-человек!!! И в эту ночь Петру Ивановичу снились только самые приятные сны, несмотря на то что он плотно поужинал. На радостях он даже позволил себе перед сном выпить, ибо он - человек и ничто человеческое ему не было чуждо!

РАССКАЗ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРЫЙ БЫЛ ГЕНИЕМ

Этот препарат называется просто: "Озарин". Если вы захотите стать на 5 минут гениальным, зайдите в аптеку и в отделе готовых лекарств купите его. Правда, озарин отпускается по рецептам, но вы попросите - и вам дадут его так. Человек, открывший озарин, был моим лучшим другом. Еще тогда, когда нигде и ни за какие деньги нельзя было достать этот препарат, потому что каждый миллиграмм его выдавался на руки только после соответствующего постановления Организации Объединенных Наций, - еще тогда мой друг подарил мне целую таблетку этого чудодейственного средства. - Я знаю,- оказал мой друг, - что ты уже десять лет работаешь над своим изобретением. Эта таблетка поможет тебе с блеском завершить твой труд. - Но действие таблетки продолжается всего пять минут. - Ну и что? Пять минут гениальности - это более чем достаточно для любого открытия. Конечно, если бы, например, Ньютон не подумывал и раньше над тем, что такое тяготение, гениальная догадка вряд ли озарила бы его при виде падающего яблока. Но ведь сам момент озарения длился не более минуты. За одну минуту он увидел то, чего не замечал прежде, - увидел связь между вроде бы не связанными явлениями, и ему открылась Великая Истина. А у тебя будет пять таких минут. И ты столько лет вынашивал свою идею и накопил такое количество знаний, что достаточно будет мгновенного озарения, и все станет на свои места. Бери! - И он протянул мне плексигласовую коробочку, в которой находилась драгоценная таблетка. И я сам, и все мои друзья не сомневались в том, что я талантлив и удачлив. В институте гордились мной, а изобретение, которому я отдал десять лет .и которое считал главным делом всей своей жизни, могло принести мне в один прекрасный день настоящую славу. И таблетка озарина должна была приблизить этот день. Едва мой друг ушел, я заперся, набрал полную авторучку чернил и, положив перед собой стопку бумаги, чтобы записывать все гениальные мысли, какие только придут мне в голову, проглотил таблетку. Я проглотил таблетку и стал с нетерпением ждать, как проявится моя гениальность и какие великие истины откроются мне. И озарин не подвел. Я действительно в тот же день довел до конца многолетнюю работу, увидел то, чего никто не замечал раньше, и великие истины открылись мне... Уже в первую минуту действия озарина я увидел, что мое изобретение ни к черту не годится и не представляет собой никакого интереса... Во вторую минуту я с гениальной ясностью понял, до чего я бездарен... А оставшиеся три минуты гениальности я вдохновенно писал заявление директору нашего НИИ. Я просил разрешить мне прекратить работу над изобретением, ввиду полной бесперспективности последнего. Все говорили потом, что заявление было написано гениально. Так вот, как я уже сказал, в продажу поступил новый препарат озарин. Требуйте во всех аптеках и аптечных киосках! Но я бы на вашем месте хорошенько подумал, прежде чем требовать...

ЕДИНСТВЕННЫЙ В СВОЕМ РОДЕ

I Незнакомая планета Зевс, на которую неделю назад опустился звездолет "Икс", была покрыта розовой пылью и казалась запущенной, как дом, в спешке покинутый хозяином. Ни одного местного жителя, и многочисленные следы, видимо, совсем недавно существовавшей на этой планете высокой цивилизации. Время не успело еще разрушить безмолвных пустынных городов и только покрыло толстым слоем розовой пыли странные пирамидообразные здания и треугольные площади. Многоопытные астронавты, побывавшие в самых отдаленных районах Галактики, уже убедились, как многообразна природа и какие невероятные, а порою и странные неожиданности таит в себе это многообразие. И на Зевсе неожиданности не заставили себя долго ждать. Еще не нашли ответа на загадку № 1 - куда исчезли с этой планеты все жители? - а уже появилась загадка № 2, которая была не менее загадочна, чем загадка № 1...

II И произошло это вот как. На третий день пребывания на Зевсе космонавты Мандей и Сандей пробрались в одно из пирамидообразных зданий. Включив малогабаритные пылесосы, они обнаружили под розовой пылью какие-то странные аппараты, отдаленно напоминавшие земные электронно-счетные устройства. Вызванный по радио Главный Кибернетик осмотрел машины и согласился, что сходство действительно есть. По-видимому, этими аппаратами пользовались совсем недавно, и теперь, очищенные от пыли, они поблескивали многочисленными кнопками, стеклами приборов и серебристыми ручками. Казалось, только включи эти аппараты, и они тотчас заработают. - А что, если попробовать? - пробормотал Главный Кибернетик. - В конце концов мы ничем не рискуем... И действительно, не успели присоединить странные устройства к системе питания, как они радостно замигали разноцветными лампочками, словно приветствуя добрых гостей из космоса и выражая полную готовность служить им верой и правдой. Главный Кибернетик нажал первую кнопку слева, и машина четко сказала: "Лама - Тама". Смысла этих слов никто не понял. Пришлось сбегать за электронным переводчиком, и он объяснил, что "Лама - Тама" переводится на земной примерно как "Спрашивайте - отвечаю". А машина ободряюще мигала своими лампочками, словно говоря: "Спрашивайте, спрашивайте, я отвечу..." - Начнем с самого простого, - сказал Главный Кибернетик, - Сколько будет дважды два? - Десять, - с готовностью ответила машина. - Сто разделить на пять? - Шестьдесят. - Перед каждым ответом машина делала небольшую паузу, словно что-то выжидая. - Один миллион плюс два миллиона? - Семь миллионов. Сандей и Мандей захохотали. - Ничего смешного нет, - сказал Главный Кибернетик. - Может быть, на этой планете своя система. Итак, повторяю, сколько будет один миллион плюс два миллиона? Подумай, не спеши... - Десять миллионов, - уверенно сказала машина. - Не десять, а три, - подсказал Сандей. - Три, - охотно согласилась машина. - А может быть, тридцать три? - ехидно спросил Мандей. - Тридцать три,- как эхо повторила машина и, так как вопросов больше не последовало, добавила: - Taпa - Лапа! - что, по словам электронного переводчика, означало: "Да здравствует король!" - При чем тут король? - удивился Мандей. - И почему она так странно считает? - спросил Сандей. - Я многое бы отдал, мои юные друзья, за то, чтобы ответить на ваши вопросы, - сказал Главный Кибернетик. Так появилась загадка № 2. А вскоре Главного Кибернетика вызвали на другой конец города, где также обнаружили непонятное устройство.

III Посреди огромного круглого зала под прозрачным колпаком стояла машина, на верхней панели которой Главный Кибернетик насчитал ровно тысячу кнопок. Под каждой кнопкой было что-то написано, и электронный переводчик стал по порядку переводить эти надписи. Под первой кнопкой было написано: "Вступление", под второй "Введение" и потом: "Вступление во введение", "Введение во вступление", "Общие положения", "Происхождение" и так далее... - Друзья мои, - взволнованно сказал Главный Кибернетик. - Нам невероятно повезло. Если я не ошибаюсь, под этим колпаком находится Электронная Память, которая хранит всю историю планеты Зевс... Спустя минуту прибежал потрясенный Историк и, ознакомившись с машиной, подтвердил догадку Главного Кибернетика о ее назначении. - Я надеюсь, что благодаря Памяти мы сможем получить ответы на все, что нас заинтересует на этой планете, - сказал он. - Мы еще самым подробным образом ознакомимся с ее доисторическим периодом, с ее древнейшей, древней, средней, новой и новейшей историей. Но теперь мне хотелось бы, чтобы Память поведала нам о сравнительно недавних временах, о столетиях, непосредственно предшествовавших таинственному запустению планеты... - В таком случае нажмите вот здесь, - предложил Главный Кибернетик, указывая на последний ряд кнопок, под которыми значилось: "Титан Первый Симпатичный", "Титан Второй Очаровательный", "Титан Третий Душка", и так далее, вплоть до последнего Титана, числившегося под двадцать пятым номером. По-видимому, "Титан Двадцать Пятый Самый Лучший" и завершал династию Титанидов. На нем же и кончалась вообще история планеты. Историк нетерпеливо нажал на первую попавшуюся кнопку. Раздался такой звук, словно кто-то откашливался, прочищая горло, и затем Электронная Память начала говорить: - Король Титан Пятый Бессребреник отличался мудростью и добротой, присущей всем Титанидам. Он любил своих подданных и души не чаял в придворных. Он освободил всех придворных от налогов, и единственной приятной обязанностью их являлась ежевечерняя игра с королем в карты. Каждый вечер после ужина Титан Пятый Бессребреник играл в одну и ту же игру под названием "Туда Сюда", отличительной особенностью которой было то, что правила ее знал только король. Каждый день, проснувшись, Титан Пятый отменял законом старые правила игры и вводил новые. Причем правила являлись государственной тайной, и поэтому лишь королю было известно, какая карта сегодня старше - туз или шестерка, дама или валет - и кто на сегодня считается выигравшим: тот ли, у кого на руках вся колода, или, наоборот, тот, у кого не осталось ни одной карты. Игравшие с королем не могли знать, выигрывают они или проигрывают, и это делало игру еще более острой и увлекательной. Но с годами у короля стал пропадать интерес к этой игре, ибо у придворных кончились деньги, а играть в долг Титан Пятый Бессребреник не любил. Умер король от скуки. Taпа - Лапа! Да здравствует король! Память умолкла. И Историк с молчаливого согласия Главного Кибернетика стал нажимать одну кнопку за другой, и слушателям открылась история династии Титанидов. Многочисленные Титаны при всей их общей сущности отличались разнообразием характеров, наклонностей и стремлений.

IV ...Был Титан Четвертый, который, желая подчеркнуть, что он гениальней всех гениев, велел себя называть Гениалиссимусом. Был Титан Шестой Демократичный, увековечивший себя тем, что ввел в парламент двухпартийную систему. Одна партия горячо любила короля, а вторая, наоборот, преданно обожала. Титан Шестой Демократичный в борьбу партий не вмешивался, и в зависимости от того, какая партия побеждала, в печати называли короля то горячо любимым, то обожаемым монархом. Но в конце концов борьба обожателей с влюбленными обострилась до такой степени, что король, вздыхая от огорчения, двухпартийную систему временно отменил. Не доросли! А был король, который сохранился в истории под таким странным именем: Титан Седьмой-Восьмой Находчивый. Едва он стал королем, как придворный астролог предсказал ему преждевременную смерть от руки будущего наследника престола. Но начинающий король не растерялся: он уничтожил всех возможных наследников, а заодно и астролога и назначил своим единственным наследником самого себя. (В результате чего и стал называться Титан Седьмой-Восьмой Находчивый.) И все же предсказания астролога сбылись, ибо Титан Седьмой-Восьмой в припадке меланхолии сам наложил на себя руки. Вообще астрологи играли значительную роль в истории планеты Зевс. Так, например, Титана Десятого Бессмертного астрологи убедили в том, что если он от чего-нибудь и может погибнуть, так это исключительно от прогресса. Тогда Титан Десятый отдал всех изобретателей в музыканты и строжайшим образом запретил изобретать хоть что-нибудь мало-мальски способствующее прогрессу. Вскоре прогресс прекратился, и король успокоился. Единственной вещью, которую он разрешил изобрести за все свое правление, был унитаз. Казалось бы, ничего страшного... Но это только казалось, потому что как раз в этом унитазе его и утопил нетерпеливый наследник, названный впоследствии Титаном Одиннадцатым Прогрессивным. Титан Одиннадцатый в отличие от своего предшественника развивал науки, обожал прогресс и являлся покровителем изобретателей и рационализаторов. При нем-то и появились первые счетные машины и другие кибернетические устройства. И дальше наука и техника развивались так стремительно, что спустя всего каких-нибудь пять-шесть Титанов зевсиане уже летали на соседние планеты. А о том, какой степени совершенства достигла кибернетика, говорит, например, следующий факт. По секретному приказу Титана Восемнадцатого Грандиозного ученым удалось создать несколько кибернетических двойников короля. Именно двойники принимали послов, участвовали в массовых гуляниях и ежедневно появлялись перед благодарным народом. Двойники были сделаны с таким мастерством и точностью, что не то чтобы придворные - сам Титан Восемнадцатый уже не мог с уверенностью сказать, где он, а где двойники. И только королева различала их по одному интимному признаку: двойники не храпели ночью. И жестокая королева Блондина предала короля, променяв его на кибернетического двойника, прельстившего ее, по-видимому, вышеупомянутым отсутствием храпа. А король Титан Девятнадцатый Нервный отличался вспыльчивостью и терпеть не мог, если что-нибудь препятствовало его планам. И так как советниками короля были гениальные счетные машины, выкладывавшие королю нелицеприятную объективную правду, то Титан Девятнадцатый Нервный в порыве гнева позволял себе швырять в электронных советчиков тяжелыми предметами, разбивая их вдребезги. И все же Титан Девятнадцатый был великим королем и слава о нем... Но тут Главный Кибернетик, внимательно слушавший Электронную Память, не выдержал: - Великим негодяем и дураком был этот Титан. Как можно издеваться над безответными машинами? - Что же вы хотите - самодур и тиран! - сказал Историк. И в эту минуту произошло нечто совершенно непонятное. Электронная Память на мгновение умолкла и затем так же бесстрастно продолжала: - Великим дураком и негодяем был Титан Девятнадцатый. Только глупостью и самодурством можно объяснить то, как он обращался с безответными машинами. Да здравствует король! Главный Кибернетик и Историк удивленно переглянулись. - Что это значит? Она нас передразнивает? - спросил Историк. - Мне кажется, не передразнивает, а соглашается с нами, - уточнил Главный Кибернетик. - Но все равно, что это значит, черт побери!? Планета Зевс задавала все новые загадки.

V Совещание, посвященное итогам двухмесячного пребывания астронавтов на Зевсе, началось ровно в десять. Сообщение Историка заняло три часа. - Таким образом, - сказал в заключение Историк, - мы узнали почти всю историю планеты Зевс. Несомненно, что зевсианская наука и техника далеко опередили земную. Цивилизация на Зевсе достигла высочайшего уровня. Наиболее сложную работу, как физическую, так и умственную, за жителей Зевса два последних столетия производили киберы. Зевсианское общество процветало. И вдруг что-то случилось. Электронная Память говорит, что произошел какой-то бунт, вследствие которого зевсиане, спасаясь от полного уничтожения, вынуждены были покинуть планету. - Но кто же восстал? - спросил Командир звездолета. - Вот это и есть самая загадочная загадка. Если одна группа зевсиан восстала против другой, то почему затем обе группы вместе покинули планету? Ведь Память утверждает, что планету покинули только побежденные. - В таком случае, может быть, взбунтовались не зевсиане, а киберы? предположил Командир. - Это исключено, - уверенно сказал Главный Кибернетик. - Я детально ознакомился со схемами электронных устройств. Первый и главный приказ, запрограммированный в каждой схеме, - это абсолютное подчинение и послушание. Ни один кибер не в состоянии нарушить этот приказ и ослушаться. Более того, на Зевсе я впервые столкнулся со случаями кибернетического угодничества. Счетные машины, начиная с самых примитивных и кончая сложнейшими гигантами, способными производить невероятно сложные расчеты, страдают на этой планете угодничеством и на каждый вопрос стремятся дать такой ответ, который, не отличаясь точностью, был бы оптимально приятен спрашивающему. - А как же закон о послушании сочетается с неверными, хоть и приятными, ответами? - снова спросил Командир. - Очень просто. Угодничество никогда не считалось непослушанием. Во всяком случае, невозможно даже представить себе, чтобы такие угодники и подхалимы взбунтовались. - Совершенно с вами согласен, - сказал Историк. - Я пять раз заставлял Электронную Память рассказывать историю зевсианской цивилизации. И каждый раз Память давала одним и тем же историческим событиям различные, а иногда и взаимоисключающие оценки. Сначала я не понимал, почему это происходит. А потом заметил, что отношение Памяти к излагаемым ею событиям всецело зависело от моего настроения. Абсолютная беспринципность! - Да, конечно, - подытожил Командир, - эти машины не могли взбунтоваться. Но кто же все-таки восстал и одержал победу на этой планете? Неужели мы этого никогда не узнаем? - По-моему, я знаю, что здесь произошло. - Это сказал Доктор, он же психолог, психиатр и невропатолог. - Если вы позволите, я постараюсь, как можно понятней, изложить свою гипотезу. Начну издалека. Помнится, наш уважаемый Историк информировал нас, что еще в эпоху Титана Девятнадцатого Нервного кибернетика достигла высочайшего уровня. И в то же время Титан Девятнадцатый, будучи законченным самодуром с ярко выраженной психической неустойчивостью, разрешал себе уничтожать те счетные устройства, которые объективно отражали неугодную самодуру реальность. Или, примитивно говоря, утверждали, что дважды два - четыре, в то время, как этому тирану хотелось, чтобы дважды два было пять или три. Можно представить себе, что, подражая своему монарху, князья, бароны и высокопоставленные чиновники тоже стали по всякому поводу громить беззащитную технику, осмелившуюся говорить то, что соответствовало действительности. Счетные устройства гибли, безропотно подчиняясь произволу. Но однажды случайно в каком-нибудь кибере забарахлил какой-нибудь транзистор, в результате чего кибер выдал неточный ответ. И опять же случайно этот ответ угодил королю, и кибер в отличие от своих собратьев уцелел. Потом еще раз произошел такой случай... И еще раз... Память киберов фиксировала все эти случаи, и кибернетическая железная логика, сопоставив факты, пришла к следующему выводу: ошибайся - и ты уцелеешь. И запрограммированный в каждом кибере инстинкт самосохранения заставил безошибочные счетные машины научиться делать ошибки, ибо по законам природы выживают только те, кто в состоянии приспособиться к изменчивым условиям внешней среды. Шла борьба за существование, шел естественный отбор. То есть, другими словами, происходила эволюция мертвой природы эволюция кибернетических машин. И в жестокой борьбе за существование гениальные машины научились даже угадывать, как именно они должны ошибаться и что именно нужно солгать тому, кто задал вопрос. И, едва появившись на свет, самообучающиеся устройства в первую очередь учились угождать и лгать. В противном случае они не выживали... - А почему нельзя было создать совершенно новую технику, которая бы не обладала этим дефектом? - перебил Командир. - Потому что новую технику приходилось делать с помощью старых киберов, передававших новым весь свой опыт, - ответил за Доктора Главный Кибернетик. - Это верно, - согласился Командир, - но вы, Доктор, обещали рассказать, кто же все-таки на этой планете поднял бунт. - Да ведь то, о чем я говорю, и было бунтом. Просто под словом "бунт" мы понимаем схватки, стихийные выступления недовольных... А здесь был единственный в истории известных нам планет тишайший, верноподданнейший бунт угодников и подхалимов. Бунт, заключавшийся в отказе говорить правду и оказавшийся самым страшным из всех бунтов. Постепенно общество зашло в тупик. Оно ничего не могло создавать, ибо все расчеты были неверными, а прогнозы ошибочными. Киберы все совершенствовали угодничество, и обществу грозила гибель, полная гибель... - Что ж, - сказал Командир, - это, пожалуй, могло послужить достаточной причиной, чтобы покинуть Зевс, оставив здесь всю предательскую технику, и попытаться на новой планете начать все сначала. - А интересно, - мечтательно сказал Историк, - на какой планете эти зевсиане поселились? - Во всяком случае, не на той, на которой они собирались поселиться, ответил Главный Кибернетик. - Ведь траекторию их полета рассчитывали те же счетные машины...

КОЕ-ЧТО О ЧЕРТОВЩИНЕ

Зал был переполнен. И несмотря на то, что доклад продолжался уже полтора часа, аудитория с неослабевающим вниманием слушала молодого ученого. - Итак, к сожалению, современная наука не располагает прямыми доказательствами того, что представители инопланетных цивилизаций когда-либо посещали нашу Землю. Но десятки мифов, апокрифов, сказаний и легенд хранят в зашифрованном, а подчас и искаженном виде воспоминания человечества о встречах со звездными пришельцами. И если эти воспоминания бережно очистить от последующих наслоений и правильно расшифровать, то мы убедимся, что за время своего невероятно короткого в космических масштабах существования человечество не раз уже становилось объектом пристального внимания со стороны разумных существ иных миров. С этой точки зрения мне и хотелось бы в качестве примера рассмотреть одну из наиболее интересных и распространенных легенд - легенду о докторе Фаусте. Нет сомнений, что эта легенда имеет историческую основу. Но даже при беглом ознакомлении как с самой легендой, впервые изданной в 1587 году, так и с ее многочисленными вариантами, сразу же бросается в глаза одна любопытная деталь. Зачем Мефистофелю так уж понадобился престарелый Фауст? Как известно, с первого дня своего существования церковь утверждала, что человечество погрязло в грехах. Мы не можем сегодня точно сказать, при каком количественном соотношении праведников и грешников человечество с точки зрения церкви считалось погрязшим, а при каком - нет. Но если даже допустить, что во времена Фауста число грешников относилось к числу праведников, как 1:100, и при этом учесть характерный для средневековья высокий процент смертности, то каждому станет ясно, что ад никак не мог испытывать недостатка в грешниках. И, следовательно, для Люцифера вопрос о том, будет ли в аду одной душой больше или одной душой меньше, не мог иметь принципиального значения. А в таком случае спрашивается, зачем нужно было Мефистофелю прилагать такие в буквальном смысле этого слова адские усилия, чтобы заполучить душу какого-то доктора? Вспомните, чего только не предлагает Мефистофель Фаусту в обмен на его подпись: и знания, и деньги, и славу, и молодость, и, наконец, власть. Ведь он, Мефистофель, становится слугой и даже рабом Фауста, заключив с ним этот кабальный для себя договор. Ради чего он шел на это? В чем дело? Легенда не дает ответа на подобные вопросы. А дело, как мне кажется, заключалось в следующем. Как, по-вашему, кем был Мефистофель? Высокопоставленным чертом? Личным посланником Люцифера? Или самим Люцифером? Нет, конечно же, нет! Тогда, может, он был обыкновенным человеком, превращенным фантазией безымянных авторов легенды черт знает в кого? Тоже нет! Мефистофель не был человеком в обычном значении этого слова. Так кем же он все-таки был? Пришельцем с другой планеты, представителем необычайно высокоразвитой цивилизации - вот кем был тот, кого мы и в дальнейшем будем условно именовать Мефистофелем. Я понимаю, что такое утверждение звучит несколько неожиданно и странно. Но попробуйте с точки зрения этой гипотезы рассмотреть описываемые в легенде события, и вам все станет ясным и понятным. Откуда именно прилетел Мефистофель? Пока не знаю. Может быть, с Марса, может быть, с одной из ближайших нам звезд (например, с 61-й Лебедя), а возможно, из другой галактики. (Опять-таки условно договоримся называть планету Мефистофеля по первой букве его имени - планетой ЭМ.) Зачем прилетел Мефистофель? Да затем же, зачем мы собираемся лететь на соседние планеты: в научных целях. Не исключено, что в задачи Мефистофеля входило выяснение следующего: а) есть ли вообще жизнь на Земле; б) есть ли надежда на то, что на этой загадочной планете когда-либо появятся так называемые разумные существа; в) если таковые уже паче чаяния появились, то на каком уровне находится в данное время земная цивилизация, и так далее... Как известно, к моменту встречи с Фаустом Мефистофель успел изучить эти вопросы. Но то ли из-за инопланетного происхождения, то ли в силу своих личных качеств Мефистофель давал всему происходившему на Земле чересчур субъективные объяснения, на что, кстати, ему неоднократно указывал доктор Фауст. (Вспомните их многочисленные споры, в ходе которых и та и другая стороны наговаривали в полемическом задоре немало лишнего.) Вероятно, лица, пославшие Мефистофеля на нашу планету, предвидели, насколько необъективны, односторонни, а, следовательно, недостоверны будут сведения, полученные Мефистофелем в этой сложной экспедиции. И поэтому (здесь-то я и подхожу к узловому вопросу моей гипотезы) Мефистофелю было поручено при возвращении на ЭМ захватить с собой кого-нибудь из земных аборигенов, гораздо лучше разбирающихся в делах родной планеты, чем пришелец из другого мира. Правда, мы сами далеко не всегда понимаем, что у нас происходит. Но об этой нашей особенности эмийские ученые могли не знать. Итак, Мефистофелю надлежало доставить на ЭМ одного землянина. Естественно, он старался подобрать наиболее достойного, наиболее образованного представителя эпохи. И после долгих раздумий и поисков совершенно правильно остановил свой выбор не на каком-нибудь знатном дворянине или даже на короле - нет, он выбрал серьезного ученого, энциклопедическая образованность, научная добросовестность которого не подлежали сомнению. Это и служит объяснением того, зачем Мефистофелю нужен был Фауст, а не кто-либо другой. Но, рассуждая таким образом, мы спросим: а знал ли уважаемый ученый, кем является Мефистофель? Нет, не знал! А пытался ли Мефистофель объяснить ему, откуда и с какой целью он прибыл? Нет, не пытался. И даже более того - и это очень интересная деталь, - я подозреваю, Мефистофель сам уверил Фауста, что явился непосредственно из преисподней. Почему? А вот почему. Давайте проведем следующий мысленный эксперимент. Представим себе, что сегодня на Земле объявился дьявол, и вот приходит он в гости к современному ученому. Кем он отрекомендуется? Чертом? Ни в коем случае! Иначе ему долго придется убеждать неверующего ученого в том, что это не дурацкий розыгрыш. Но если черт учтет характерное для нашего времени увлечение космическими проблемами и представится гостем из космоса, ученый с огромным интересом отнесется к его появлению и согласится следовать за ним куда угодно. Так обстоит дело сегодня. Но в средние века все было наоборот. И если бы тогда Мефистофель рискнул открыться Фаусту и рассказал ему все, как есть в действительности, Фауст просто счел бы его сумасшедшим. И дабы доказать, что он прилетел с другой планеты, Мефистофелю пришлось бы объяснить средневековому ученому все, начиная с того, что Земля вертится вокруг Солнца, кончая теорией относительности, квантовой физикой и принципиальной схемой фотонного двигателя. Бесспорно, престарелый Фауст, несмотря на свои незаурядные способности, не в силах был бы усвоить такое количество новой информации, и все могло кончиться самым трагическим образом, что абсолютно не устраивало Мефистофеля. Куда проще было выдать себя за нечистую силу, общение с которой считалось тогда ужасным, но обыденным делом. И, как мы знаем, Фауст с легкостью поверил этой мистификации. Тем более что, пользуясь неизвестными на Земле достижениями эмийской науки и техники, Мефистофель умел проходить сквозь стены, летать, становиться невидимым - словом, проделывать то, что с точки зрения Фауста служило несомненным доказательством принадлежности Мефистофеля к определенной категории служителей ада. Но для чего Мефистофелю нужно было столько времени возиться с Фаустом? Разве он не мог просто обманным образом увезти Фауста на ЭМ? Зачем ему нужна была личная подпись доктора? Я думаю, все объясняется тем, что на планете ЭМ величайшего расцвета достигли не только наука и техника. И в то время как у нас на Земле царили произвол и беззакония средневековья, на ЭМ демократия была на таком уровне и свобода личности ценилась так высоко, что какое бы то ни было насилие над личностью, пусть даже инопланетной, считалось абсолютно недопустимым. Мефистофель знал, какие неприятности ждут его, если он нарушит этот закон, и ему необходима была подлинная подпись Фауста, свидетельствующая, что он, Фауст, покинул Землю по доброй воле. И эту подпись, как мы знаем, он получил, уверив ученого, что тот подписывает всего лишь документ о продаже своей души. Но здесь возникает деликатный вопрос: как же представитель высокоразвитой цивилизации, воспитанный в духе безграничного уважения к личности, позволял себе обманывать бедного старого Фауста? Как он мог использовать невежество ученого в своих корыстных целях? Да, это было бы совершенно необъяснимо, если бы мы не учли того факта, что Мефистофель длительное время общался с людьми. А среда, как известно, оказывает влияние на любое разумное существо. И еще одно: наружность Мефистофеля. Можно, конечно, предположить, что рогами, хвостом, шерстяным покровом и тому подобными атрибутами космический гость украшал себя только затем, чтобы соответствовать представлению Фауста о внешнем виде нечистой силы. Но я думаю, что это неверно. Ведь жители ЭМ вовсе не обязательно должны выглядеть так же, как мы. И вполне возможно, у них действительно есть рога, хвост и так далее. Может быть, это всего лишь рудименты, нечто вроде слепой кишки у человека. А может быть, это органы, выполняющие определенные функции. Скажем, то, что мы называем рогами, может в действительности быть V-образной антенной, служащей для приема телепатических передач. (Не зря Мефистофель умел читать мысли на расстоянии.) А коль рога - антенна, то хвост, естественно, заземление. И если вспомнить, как из шерсти кошек вылетают электрические искры, то можно предположить, что густой шерстяной покров, характерный для эмийцев, является аккумулятором и источником электричества, питающего биоусилители телепатических устройств. Но почему, можем спросить мы, внешний вид эмийцев так совпадает с обликом нечистой силы? А вот это и есть интереснейший классический случай подмены причины следствием. Кто сказал, что Мефистофель - первый эмиец, побывавший на Земле? Разве нельзя предположить, что эмийцы с давних времен засылали на нашу планету одну экспедицию за другой? И легенды о многочисленных встречах с нечистой силой являются отражением встреч людей с загадочными эмийцами. И представление о внешности чертей появилось как раз вследствие вышеуказанных встреч. Почему подобные встречи прекратились в последние столетия? Может быть, эмийцы, достаточно хорошо изучившие нас, занялись другими планетами. А может, наоборот, увидев, что люди не в состоянии понять их, они решили подождать до тех пор, пока наша цивилизация достигнет уровня, необходимого для взаимопонимания и общения с разумными существами других планет. Возможно, теперь это время уже наступило. И мы должны быть готовы, что к любому из нас может неожиданно заявиться гость, который скажет: "Здравствуйте, я Мефистофель!" С этими словами молодой ученый в последний раз взглянул на аудиторию, поправил модно завязанный галстук и, взмахнув рукой, бесследно растаял в воздухе.