"Пять президентов" - читать интересную книгу автора (Багряк Павел)

3. ДРАМА В ПЯТИ АКТАХ

Солнце поднималось медленно, цепляясь лучами за корявые ветви старых дубов. Окна восточной террасы уже брызнули золотом, и зяблики грянули первую песнь дня.

В усадьбе еще спали. Спали дежурный электрик и дежурный водопроводчик, спали дежурный синоптик и дежурный врач, дежурный шифровальщик и вообще Дежурный – человек, чья должность существовала с 1883 года и который никогда ничем не занимался, поскольку тогда же, в 1883 году, в спешке забыли оговорить круг его обязанностей. Не проснулись еще повара и горничные, шоферы и вертолетчики, садовники и механики. Дремал связист у погашенного табло коммутатора, рядом с которым, не мешая далекому ликованию зябликов, безмолвствовал телетайп.

Храпел седой майор у красного, очень красивого телефонного аппарата, который согласно инструкции должен зазвонить в тот момент, когда начнется атомная война. Впрочем, майор почти всегда спал. Он был типичным армейским философом, этот майор, и рассуждал так: если телефон молчит – можно спать; если телефон звонит – нет смысла просыпаться.

Спокойно вздымалась во сне богатырская грудь беспокойного О'Шари – командора спецгруппы из двенадцати телохранителей. А в соседней комнате, словно по команде, слаженно вдыхали и дружно выдыхали спертый воздух все двенадцать телохранителей, подстраиваясь в такт начальственному сопению. Они спали без тревог и угрызений совести, поскольку сейчас работала НЭСИА. Столь романтическое имя, достойное украсить стены Карнака, скрывало пусть весьма совершенную, но, увы, начисто лишенную всякой романтики Ночную Электронную Систему Инфракрасной Аппаратуры, окружавшую усадьбу и видевшую в темноте так хорошо, как не умели видеть даже на свету все двенадцать телохранителей вместе с командором О'Шари.

Разметался во сне десятилетний Арви, единственный наследник хозяина усадьбы, справедливо называемый всеми вышеперечисленными его обитателями Божьим бичом, ниспосланным за грехи прошлые и будущие, ибо одни только прошлые грехи при самом тенденциозном их подсчете не могли уравновесить факт существования Арви.

На широкой кровати под синим, в серебряных метеоритах балдахином, неподвижно вытянувшись, как на смертном одре, спала хозяйка усадьбы. Впрочем, сейчас никто из ее знакомых и близких не смог бы поручиться, что это действительно она, – таким неузнаваемым было ее лицо без драгоценных мазей, туши и помады, которые днем возвращали ей по крайней мере двадцать прожитых лет.

Наконец, в маленькой и сыроватой комнатке с туго запертыми окнами, задернутыми занавесками, тяжелыми от золотого шитья и вековой пыли, в конусе желтого света лежал, раскинув по подушке кисточку ночного колпака, старичок в очках – хозяин усадьбы, гражданин №1 – президент.

Улегшись с вечера, он начал было просматривать сводки иракских нефтяных курсов, заскучал, взял киноревю да и заснул вот так, в очках, не выключив ночника, как часто засыпают люди, обремененные делами и годами.

А солнце между тем поднималось все выше и выше.

Первым в доме, как всегда, проснулся Джек Джекобс: мистер Джекобс – для газетных отчетов, старина Джек – для друзей дома, старик – для всей большой и малой прислуги, старая лысая обезьяна – для Арви и Джи, секретарь, камердинер, друг и партнер для игры в простого (не подкидного) дурака – для президента. Джек Джекобс познакомился с президентом за пятьдесят пять лет до того, как тот стал президентом. Джеку было двадцать два, а Кену – шестнадцать, и Кен своим «фордом» превратил "мотоцикл Джека в дружеский шарж на самогонный аппарат. Они подружились. Легендарная авария случилась так давно, что ничего более из событий тех лет они решительно не помнили, а Кен однажды, в минуту раздражения, сказал даже, что никакого столкновения не было, что все это выдумали проклятые репортеры. На что Джек заметил:

– Люди безутешны, когда их обманывают враги или друзья, но они испытывают удовольствие, когда обманывают себя сами.

И вышел.

Надо сказать, что Джекобс часто прибегал к афоризмам в разговорах с президентом. Его любимой книгой были «Максимы и моральные размышления» Франсуа де Ларошфуко. Только эту книгу читал и перечитывал он последние четверть века, полагая, что проницательный француз сказал больше, чем все человековеды во всех книгах, изданных за последние триста лет, не говоря уже о газетах и журналах, которые Джекобс презирал так, что носил их только кончиками двух пальцев, а на лице его появлялось тошнотворно-брезгливое выражение, будто он вытаскивал убитую мышь из мышеловки. Во всяком случае, финалом всех пресс-конференций в Доме Власти неизменно являлись организованные им феерические дезинфекции, неизвестные даже в лепрозориях.

Джекобс всегда просыпался раньше других не потому, что у него было много дел и забот, а потому, что он был стар и любил утро, утренние тени, совершенно не похожие на тени вечера. Сейчас он встанет, побреется, выпьет чашечку кофе и войдет к президенту.

– О, Джи, ты отлично выглядишь сегодня! – изумленно воскликнет президент.

– Мы хвалим других, Кен, обычно лишь для того, чтобы услышать похвалу себе, – ответит Джекобс, как отвечал вчера, и позавчера, и третьего дня, – ведь этому утреннему ритуальному разговору уже, наверное, лет пятнадцать. «А что, если ответить ему сегодня по-другому?» – подумал Джекобс и засмеялся своей мысли.