"Заклинание для спецагента" - читать интересную книгу автора (Асприн Роберт Линн, НАЙ Джоди Линн)Глава 6Не успела Элизабет сделать и трех шагов, как ощутила, что просто вымокла от пота. Влажный зной Нового Орлеана навалился на нее сырым, жарким одеялом, непреодолимо-тяжелым и беспощадным. Она замерла на месте, пытаясь одновременно сориентироваться, куда идти, и победить приступ головокружения. Обернулась к своему спутнику – и обнаружила, что он премило беседует со швейцаром, которого сама Элизабет даже не заметила. – Здорово, Бор! – заявил этот здоровяк в ливрее. – Как жизнь молодая? Я и не видал, как ты вошел. – Да я с Конти просочился, – пояснил Бобо, совершая замысловатый ритуал приветствия, состоящий из ряда рукопожатий и ударов ладонью о ладонь собеседника. – Увидишь толпу – обойди. – Сказано – как отрезано! – И швейцар запрокинул голову, расхохотавшись от всей души. – А как там твоя красавица? – Эта моя змея? Да все лютует, правду тебе говорю! – Э-э-э… Мистер Будро, – вмешалась Элизабет, – мне не хотелось бы вас прерывать, но… – Сей момент, голубка! – заявил Будро, воздев к небу палец. – Слышь, Вилли? Ты не видел, отсюда недавно такая ласточка выходила? С зелеными волосами? – Такую не проглядишь, – кивнул швейцар. – Ушла с какими-то ребятами по Бурбон, в сторону Сент-Энн. Наверно, ищут, где бы оттянуться. И швейцар лениво махнул рукой, указывая направление. – Спасибо, старина. – Бобо занес руку для прощального удара ладонью о ладонь. – Ладно, надо двигать. Скажи своей мадам, что Бобо привет передает, хорошо? – Пока, Бор! – помахал швейцар рукой.., и, вмиг окаменев лицом, вернулся к своим обязанностям. – Извиняюсь за задержку, – сказал Борей и, взяв Элизабет под локоть, повлек ее по улице. – Я думал, стоит потратить время, чтобы узнать, в той ли стороне мы ищем. Так началась одна из самых странных и запоминающихся пеших прогулок в жизни Элизабет. Прославленная на весь мир Бурбон-стрит в эти часы была закрыта для транспорта – и слава Богу, поскольку вся она кишела пешеходами. Вначале у Элизабет чуть разум не помрачился от калейдоскопической пестроты шумов, мелодий и огней. – Абсолютно бесплатный вход! Никаких обязательных порций! – ..и завтра будет хорошо мне, как сейчас мне хорошо! – Подайте на тяжелую жизнь! – О-о-о, цыпа! Ну ты и цыпа! – ..А ну не трожь! – «Лаки-доги» Правда, спустя несколько минут Элизабет начала различать в этом хаосе некое подобие закономерностей. Большую часть толпы составляли туристы. Они ходили парами или группами. На груди у них, точно удостоверения личности, висели фотоаппараты или видеокамеры. Некоторые щеголяли в костюмах-тройках – ясное дело, участники какого-нибудь съезда стоматологов или торговцев подшипниками, но большинство было одето в неформальную униформу: шорты, новехонькие футболки с символикой Нового Орлеана (надписи варьировались от просто идиотских до идиотски-похабных) и невероятно нелепые (Элизабет в жизни таких не видывала) головные уборы. Двигались эти люди неспешно, часто останавливались, чтобы заглянуть в витрины, послушать музыку, гремящую из дверей баров, или заснять друг друга на фоне табличек с названиями улиц, малолетних чечеточников или просто мусорных контейнеров. – Танцы на столах! Знаменитые на весь свет артистки любви! За вход не берем ни цента! – Лангусты! Лучший повар на весь Квартал! – ..Ах вот ты как? Ну так иди давай, прыгни в реку, чего стоишь… – ..Со льда! Кока-кола со льда, со льда! Берем, не проходим! На протяжении нескольких кварталов, если отсчитывать от перекрестка с Конти, им попалось по крайней мере восемь баров с живой музыкой, еще восемь с «неживой», шесть заведений, где предлагались экзотические танцы и прочие услады («вымойте девушку, которая вам приглянется!»), больше дюжины сувенирных лавок, где торговали масками и боа, кофе и смесью для бейне Подняв голову, Элизабет обнаружила, что балконы второго и третьего этажей гнутся под тяжестью народа: там стояли, размахивая пластмассовыми стаканчиками с пивом, гуляки. Из толпы внизу их окликали, а женщинам на балконах еще и бросали нитки бус. Одна раскрасневшаяся от удовольствия девушка лет двадцати трех, набрав тяжелую связку бус, задрала свою футболку аж до самой шеи. Под футболкой у нее ровно ничего не было. Толпа ликующе взревела. Такой простоты нравов Элизабет от Нового Орлеана даже не ожидала. Больше всего этот район города походил на заброшенный увеселительный парк. Асфальт весь в выбоинах и трещинах, облупленные стены, кружево кованых решеток, покрашенных в неяркие цвета. Взгляд то и дело натыкался на людей с щитами, где значилось: «Читаю судьбу по глазам!», «Пиво разливное – 1 долл.», «Апокалипсис не за горами!». Стены домов удивляли яркими красками: были они лимонные и сиреневые, мшисто-зеленые и пламенно-алые. Дома хвалились, точно орденами, медными или керамическими табличками, где указывалось их название, имена владельцев, предназначение и так далее; иногда эта история уходила в прошлое лет на двести. По количеству и качеству информации на улицах Новый Орлеан намного опередил Лондон, где до сих пор, хотя Вторая мировая давно кончилась, отцы города точно стремились запутать гитлеровских десантников. Но не из одних туристов состояла толпа. Одни – например, зазывалы у входов в рестораны и стриптиз-бары, или парочки, торгующие с тачек розами, явно находились на работе, что сближало их с конными полицейскими в форме, которые возвышались на каждом перекрестке, точно сторожевые башни в людском море. Труднее было раскусить живописно одетых деятелей, что с важным видом фланировали по улице, порой милостиво соглашаясь запечатлеться на фотопленке в обществе туристов – разумеется, за достойное вознаграждение. Тоже трудовые пчелки – но внештатные, сами себе персонал и начальство. И наконец, еще одна категория. К ним подходило только одно имя: «местное население». Они пробивались сквозь толпу, волоча сумки с продуктами или бельем из прачечной. Очевидно, и обыденная жизнь тут не затихала даже по ночам. Любопытное напоминание о том, что Французский Квартал Нового Орлеана не построенный по заказу увеселительный парк, а нормальный район, где люди живут и работают. Однако Элизабет придавала куда больше важности тому факту, что, если вычесть туристов, каждые два человека из трех в толпе были знакомы с ее спутником. – БО-РЕ-Е-ЕИ! Как живется-можется, старина? – Эй, Бо! Куда путь держишь, брательник? – Бо, душка моя брильянтовая! Что совсем глаз не кажешь? На каждом шагу (ну, это, конечно, преувеличение – всего лишь на каждом ПЯТОМ или ШЕСТОМ шагу) Будро останавливался, чтобы кому-нибудь помахать, пожать руку, поздороваться. Элизабет, при всем своем нетерпении, была приятно изумлена известностью Будро, хотя приветствия ее несколько шокировали: силы небесные, ну зачем же так орать! Похоже, в Новом Орлеане люди не только окликали друг друга, но и вообще беседовали во всю глотку. Их нимало не смущало, что собеседник затерян где-то на той стороне улицы, стоит на кованом балкончике или вообще свернул в переулок. Они просто поднатуживались и еще чуточку повышали голос, совершенно не стесняясь того, что каждое слово отлично слышно десяткам абсолютно незнакомых людей. В Англии даже на блошиных рынках такого не бывает. Элизабет сочла, что тут сказывается влияние французов, которые вообще-то и основали Новый Орлеан. – Как вы думаете, нам удастся их найти? – спросила Элизабет, силясь перенаправить внимание Будро с приятелей на себя и их профессиональный долг. – Посмотрим. Вы, случайно, не знаете, эти ребята сегодня ужинали? – спросил Будро у Элизабет на ухо, чтобы не мешал уличный гвалт. – Нет, по-настоящему вряд ли, – сообщила Элизабет. – Это важно? – Ну, если они засели в каком-нибудь ресторане, их не больно-то разыщешь, – пояснил Будро. – В Квартале ресторанов не меньше, чем баров, а с улицы в их залы трудно заглянуть. Но если они просто шляются или делают остановки, только чтобы пропустить стаканчик, мы их запросто найдем. – В первом классе, как мне показалось, их снабжали едой беспрерывно, но уже несколько часов прошло, – задумчиво произнесла Элизабет. – Не знаю, правда, чем там кормят. В эконом-классе, например, просто ужасно. Мне пришлось обойтись шоколадками… Тут Борей застыл на месте, склонил голову набок. – Ах вот в чем дело! – воскликнул он. – Нет, верно, я совсем сбрендил: все хорошие манеры растерял. Таскаю вас по улицам, а самому даже в голову не пришло спросить, может, вы есть хотите. То-то я смотрю, вид у вас немного понурый. – Да я не так уж и голодна, – смутилась Элизабет. – Мне кажется, что мой желудок раньше завтрашнего утра не проснется – я же себе биологические часы сбила. Борей прищурился, запуская ей в глаза свой голубой лазерный взгляд. – Правда-правда? – Нет, нет, я великолепно себя чувствую, – уверяла Элизабет, растроганная его вниманием. – Послушайте-ка, давайте, чтобы у вас душа была спокойна, я съем еще шоколадку. Они ведь здесь продаются? Испытующе поглядев на нее, Борей пожал плечами. – Ну что ж, как только ваш желудок даст о себе знать, поклянитесь, что позволите мне угостить вас лучшей едой во всем Новом Орлеане. Наша кухня – это что-то… А покамест.., раз уж вы хотите шоколадку, будет вам кое-что в этом духе. Взяв Элизабет под локоть, он завел ее в одну из многочисленных сувенирных лавчонок, затиснутых между барами и танцклубами. Ледяное дыхание кондиционера доставило Элизабет такое облегчение, что на миг она всерьез собралась предложить Будро, чтобы он продолжал поиски один. Однако спустя несколько секунд к ней одновременно вернулись чувство долга и спутник. – Вот. Попробуйте-ка. Он сунул ей в руки нечто в целлофановой обертке, по всем приметам неотличимое от светло-коричневой лепешки.., оставленной на лугу больной коровой. – Что это? – спросила Элизабет, подавляя опасливые нотки в своем голосе. – «Пралине» называется. Наши любимые сладости. Да не мнитесь, попробуйте. Это вкусно. Элизабет не приходило в голову ни одной вежливой отговорки. Она развернула целлофан и опасливо откусила чуть-чуть. И попала в рай! Подобно большинству своих соотечественников, Элизабет была ужасной сладкоежкой, но таких конфет она никогда еще не пробовала. Похоже на сливочную помадку, но вкус мягче; или на сильно подслащенный шербет, но вкус опять же мягче; а внутри оказалось ядрышко из молотых лесных орехов. – Вы точно не хотите покушать поплотнее? Голос Борея пробудил Элизабет от блаженного забытья, и она виновато сообразила, что чуть ли не в два приема умяла все пралине. – Нет, нет, все в порядке, – затараторила она. – Вы правы – действительно, очень вкусно. Ее спутник недоверчиво сдвинул брови, но затем пожал плечами. – Ну хорошо. Верю-верю. И все-таки хотелось бы мне посмотреть на вас в момент, когда у вас действительно аппетит разыграется. Сгорая от стыда за свой приступ обжорства, Элизабет вышла вслед за Будро на улицу. Однако совесть не помешала ей взять на заметку местонахождение лавки – чтобы прикупить на память о Новом Орлеане несколько ящиков этих самых пралине. Изящно облизав пальцы, она разнеженно улыбнулась Будро. Может быть, они даже высылают свои продукты по почте, и их можно заказать из Англии. А ей непременно придется подсластить кислое настроение Рингволла, когда она представит ему свой рапорт. Музыка. В этом городе музыка была везде. Фи плыла от двери к двери, плыла на энергетической волне, не чуя под ногами булыжной мостовой. Со всех сторон были люди, целые полчища – но никто не толкался, никто не работал локтями. Фи обнаружила, что движется в ритме музыки, льющейся из дверей и с балконов, неожиданно выскакивающей из-за углов, где, даже не обращай внимания на прохожих, наяривают импровизированные ансамбли: шел себе человек с инструментом, плюхнулся на тротуар, осененный вдохновением.., потом к нему присоединился другой, третий… Фионне казалось, что она совсем одна в толпе людей, которые оттягиваются от всей души. И она даже пожалела, что на самом деле пошла гулять не одна. – Подождите, – выдохнула, пыхтя, Робби-мать ее за ногу-Ундербургер, пытаясь угнаться за Онной и Ллойдом на своих коротеньких ножках. Она чуть не потерялась в последнем скоплении народа перед входом в блюзовый бар – но, увы, только «чуть». Вообще-то за Фионной, растянувшись по улице, брела вся группа и главные техники, но сильнее всех ее достала Робби, эта безмозглая соплюшка. Девица хочет повиснуть на шее у Ллойда и жутко страдает, что это невозможно. И смотрит, смотрит измученными глазами. Фиг ей – Фионна своего Ллойда никому не отдаст. Фигура у него что надо. И таланты разнообразные. Может быть, сегодня, попозже, если эта музыка ей не надоест, если кайф не развеется… Рев труб, дробь барабанов и фортепианные аккорды вторгались в звуки вечной перебранки между ее музыкантами. Они постоянно друг друга подкалывают – послушаешь, так не поверишь, что на самом деле их водой не разлить. Для Фи они были как трое младших братьев, хотя на самом деле все ребята были старше нее. Она их лидер в полном смысле этого слова – ив жизни, и в духовном плане. Фи считала, что указывает им путь – с чем, впрочем, никак не желал согласиться Эдди. Вот ведь.., христианин упертый. И ловко умеет расшевелить в Фи самокритичную совесть, выкованную как-никак в суровом горниле англиканского воспитания. Фи отдалась звукам Нового Орлеана – пусть лучше они ее ведут. Здорово – какая-то первобытная, пещерных времен сила. Одновременно ласкает и жжет, точно хорошее виски. Голова полнилась музыкой. Фи дышала музыкой, как воздухом, перепоручила ей контроль над своим телом. – Давайте куда-нибудь зайдем, – взмолился Фитцгиббон. – Нет, Фитци, – возразила Фи, повелительно подняв руку, точно индеец-проводник. – Дай мне найти правильное местечко. – В горле пересохло, – пробасил Во. – У тебя в горле вечно пересохло, – процедил Эдди. Ну и пуританин, еще похлеще Лиззи Мэйфильд. Как странно, что Лиззи появилась, будто чертик из коробочки. Сразу прежними временами повеяло. Тогда они были серьезными школьницами и студентками, честно глодали гранит науки и довольно близко дружили. Теперь Фи богата и знаменита, а Лиз.., кто она там, шпионка? Но кое-что общее между ними по-прежнему есть – и это магия. Фи надула губы. Конечно, Лиз по-настоящему не верит в связь музыки и магии. Пока не верит. Но поверит. – Да будет вам, у меня ноги гудят, – пожаловался пресс-атташе Пэт Джонс, замыкавший процессию. К его ворчанию присоединились многие. – Уймитесь! – обернулся к ним Майкл, быстрый, как кобра в прыжке. – Вы же знаете, нельзя ее торопить. Где-то вдали в горячем, влажном воздухе повисла одна-единственная жалобная нота. Фионна вскинула голову, точно охотничья собака на звук рожка. Улыбнулась. И возгласила: – Туда! То ли она размякла от сладких пралине, то ли просто начала осваиваться в этой новой, престранной обстановке, но вскоре Элизабет обнаружила, что смотрит на Квартал совершенно иными глазами. А сказать точнее, воспринимает его иными чувствами. Здесь была энергия, биение жизни, сливающееся с ритмом вездесущей музыки. Оно одновременно бодрило и успокаивало душу. Элизабет, настроенная на магию Матери-Земли, изумленно поймала себя на том, что невольно подзаряжается энергией прямо здесь, на улице.., а ведь в городах ей удавалось это делать очень редко. Она ждала от Нового Орлеана чего-то непривычного, даже зловещего. Но эта сторона города стала для нее приятным сюрпризом. – Моя бабка с твоей бабкой.., сидя у огня… – Закурить не найдется? – Кареты! Кто хочет прокатиться на карете! Сюда-сюда! Даже случайные обрывки мелодий и разговоров звучали теперь для Элизабет по-иному. Из бессмысленного шума они уподобились крикам пролетающих птиц в лесной чаще. Правда, их громкость все еще раздражала, но первое впечатление нестройной, почти пугающей какофонии развеялось. Элизабет охотно бы расслабилась, наслаждаясь происходящим, – но Фионну они пока так и не нашли. – Либо мы разминулись, либо они куда-то свернули, – заявил Бобо и остановился как вкопанный. – Давайте-ка повернем обратно и попробуем найти их по запаху. Только тут Элизабет осознала, что они прошли ярко освещенный отрезок Бурбон-стрит до самого конца. Дальше бары и лавки уступали место мирно спящим жилым домам и темным витринам магазинов. Не лучшее место для ночных прогулок в одиночестве. Рассудив, что ее блудных подопечных тоже вряд ли понесло в эти закоулки, Элизабет кивнула Будро и позволила ему повлечь себя назад. Бобо по-прежнему делал остановки, чтобы поболтать со знакомыми, но теперь Элизабет обнаружила, что эти остановки подчиняются своим особым закономерностям. Кому-то Будро просто махал рукой в ответ, не сбавляя скорости. Других сам отвлекал от их дел: первым здоровался, подступал с расспросами. И очень-очень редко представлял Элизабет своим собеседникам. Среди последних оказались стройный негр в ковбойской шляпе с пером, крутивший в руках вычурную резную трость; а также невысокая грузная женщина в платье-размахайке, с целой копной косичек на голове. Элизабет заметила, что за внешней дружелюбной развязностью Квартала кроется четкая, строгая иерархия. Выкрикивая свои громоподобные, разухабистые приветствия, ново-орлеанцы на самом деле оказывали шифрованные знаки почтения и подтверждали собственный статус. Насколько могла судить Элизабет, в этом колоритном, тесном мирке ее спутник пользовался большим авторитетом. Надо брать на заметку тех немногих, с кем он ее знакомит. У самой реки, бредя по колено в бурлящем, желтом от фонарей тумане, Фи услышала, что из сплошного марева джаза вынырнули нежный голос скрипки и энергичные гитарные риффы. Прямо знамение. Новый Орлеан приветствует ее ирландской музыкой. ЗНАМЕНИЕ. В приметы Фи верила всей душой. Она решительно нырнула в дверь – и попала в зал с приятно-холодными кирпичными стенами. По плакатам и картам на этих стенах было ясно: здесь безоговорочно симпатизируют борцам за свободу Изумрудного острова. Тут же лежали приглашения на лекции выдающихся ирландских историков и философов, а также на концерты кельтских групп. Между входом и аркой, за которой находился внутренний дворик с белым мраморным фонтаном, имелись два дверных проема. Левый вел в бар, где мужчины в мокрых от пота футболках смотрели телевизор. А из правого, где дверь была прикрыта, доносилась музыка. Нажав на дверную ручку, Фионна увидела, что на сцене, держа гитару на коленях на манер японской лютни, сидит красивый мужчина и, потряхивая рыжеватыми кудрями, нежным тенором поет пронзительную, хватающую за душу песню. Стоя в дверях, Фионна подтянула ему. Высокий чистый голос звезды легко перекрыл усилители. Музыканты удивленно прекратили играть. В зале зажегся свет, выхватив из полумрака ярко-зеленые волосы и черную шелковую тунику новоприбывшей. Зрители зашептались: Фионну узнали. – Можно нам с вами поиграть? – спросила Фи. – Кажется, я взял след, – возгласил Борей, обменявшись несколькими фразами с торговцем хот-догами. – Стив говорит, они двинули по Тулуз-стрит к реке. Говорит, если бы они зашли в «Темницу» или «Молли», он бы заметил. А значит, я почти угадал, куда они идут. Он учтиво взял Элизабет под локоть и, лавируя в толпе, свернул с Бурбон в одну из боковых улочек. Буквально в двух шагах от Бурбон начинался совсем другой город. Вместо толп и музыки, баров и сувенирных лавок – покой, почти благоговейное безмолвие. Люди попадались редко. Здесь неспешно прогуливались парами или сидели, беседуя вполголоса, на балконах. Вывески тоже совсем другие: ателье с нарисованными от руки эскизами в витринах, маленькие, уютные рестораны, бесчисленные антикварные магазинчики. Но энергия, которую Элизабет почувствовала на Бурбон, билась и тут: только была она негромкой и неброской. Наконец она поделилась своим впечатлением с Бореем. – Странно. Я как-то не ожидала творческой энергии от знаменитого на весь мир туристического центра. – Ой, да никуда она не девается, – протянул Борей, явно радуясь ее замечанию. – Я лично убежден, что людей сюда именно духовная энергия тянет. Некоторые даже и слова такого не знают – но чувствуют. Наверно, потому у нас живет так много художников и писателей – про музыкантов я уж и не говорю. Обернувшись, Борей указал рукой: – Кварталах в пяти-шести отсюда – Конго-сквер, где Мари Лево устраивала свои колоссальные праздники вуду. Двумя кварталами левее от нас – Джексон-сквер и собор Святого Михаила. Там служил Папа Римский, когда в восьмидесятых годах приезжал в Штаты. Ну и Река, конечно. – Река? – Миссисипи, – улыбнулся Будро. – Самая длинная в США. Если дальше пойдем, то через два квартала в нее упремся. Днем было бы слышно каллиопы Их тихую беседу прервала компания подгулявших юнцов, которые шагали к Бурбон, раскатисто хохоча и размахивая пластмассовыми стаканчиками. Не хохотал из них лишь один – друзья держали его под мышки, а он лишь переставлял ноги с видом смертельно раненного героя. Провожая их взглядом, Элизабет сморщила нос. – Неужели вас это не раздражает? Мне кажется, что местные жители должны страшно злиться на всех этих туристов, которые приезжают только ради попоек. Борей покосился на пьяную компанию с таким видом, словно заметил ее только сейчас. – Да нет, – возразил он. – Им просто весело. Понимаете, народ сюда едет развеяться. Если они выпьют лишнее или начнут орать песни – невелика беда. Лишь бы никого не обижали. Кроме того, Квартал только на туристические доллары и живет. И вообще, видали бы вы, что здесь на карнавал творится… – Вам лучше знать, – произнесла Элизабет. – И все же я диву даюсь, какие здесь все терпимые. Ее спутник, запрокинув голову, расхохотался: – Елки, во Французском Квартале почти двести лет пили, гуляли и развлекались с куртизанками. Пираты, дуэли и все такое. Так что ж мы теперь будем сучки в чужих глазах подмечать? Не зная, что сказать, Элизабет сменила тему. – А куда мы, собственно, идем? – Что ж, зная примерное направление их движения, я хочу проверить одну догадку, – заявил Бобо. – Вон там есть ирландский паб «О'Флаэрти». Живая музыка – настоящая кельтская – и музыканты очень приветливые, всегда приглашают с собой джемовать. Спорим, что если ваши ребята решили выпить, там-то они и засели. И в этот же момент, словно повинуясь заклятию, издалека донеслось слабое эхо гитары, а вслед – звучный женский голос, поющий балладу. – Кажется, вы правы, – выдохнула Элизабет, ускоряя шаг. – Это голос Фе… Фионны. Я его узнаю где уг… Тут стали различимы слова песни. Элизабет резко замерла на месте. – Что такое? – спросил Борей, озабоченно глядя на нее. Элизабет не отвечала. Застыв, как истукан, с гримасой гнева на лице, она дослушала песню до конца, до последних аккордов и бурной овации. – С вами все в порядке? – не унимался Борей. – Да так, ничего, – произнесла Элизабет наконец, встряхивая головой. – Просто.., песня эта… Это старинный марш ИРА. Страшно привязчивый. Называется «Четыре зеленых поля». В нем рассказывается об ирландском восстании – по сути, автор песни клянется, что оно никогда не закончится. Если учесть, сколько человек – и англичан, и ирландцев, – погибло в Ольстере, такие песни – просто верх бестактности. На публике их исполняют редко. Прямо надивиться не могу, что Фионна ее спела. "А точнее, что ее спела Феба», – пробурчала Элизабет про себя. – Думаю, у нас тут к песням относятся посвободнее, – несколько смешался Будро. – Простите, если вас это расстроило. В утешение скажу только одно – здесь о чем только не поют, включая наши собственные войны. Музыка зазвучала вновь, но на сей раз это была задорная застольная песня. – Да ладно, ерунда это все, – вымученно улыбнулась Элизабет. – Пойдемте к ним присоединимся. Однако, когда они устроились в задних рядах у стойки, исподтишка приглядывая за своими разошедшимися подопечными, Элизабет обнаружила, что выходка Фебы Кендал – тоже мне, вздумала насилие пропагандировать! – не выходит у нее из головы. «Как только можно, – вновь и вновь спрашивала себя Элизабет, – зацикливаться на старых обидах и злости? В провинции, к радости и облегчению обеих сторон, ведутся мирные переговоры. Зачем все время науськивать людей друг на друга, когда ту же самую энергию можно было бы направить на достижение мира и исцеление ран?" Теплая сила Матери-Земли, которую Элизабет ощутила при прогулке по Кварталу, куда-то делась. Теперь Элизабет стало холодно и одиноко, хотя ее и окружали люди – в том числе Будро. Она попыталась порадоваться за Фебу – по крайней мере та в безопасности. И поет, сказать по чести, отлично. Странно даже, как разошлись – и вновь сошлись – их жизненные пути. Феба, – как все знаменитости, живет точно под увеличительным стеклом, а Элизабет – боец невидимого фронта, но магия свела их вновь. Элизабет нахмурилась. – С ней здесь ничего не станется, – сказал Бобо, почти (но только «почти») угадав ее мысли. – Не стоит волноваться, тут на нее никто не нападет. – Знаю, – рассеянно протянула Элизабет. И, постаравшись забыть обиду, сосредоточилась на своих профессиональных обязанностях. Действительно, безопасное место. Кто знает, как Феба его выбрала, но в баре витала добрая магия. Музыка здесь звучала замечательная, и пиво тоже подавали отменное. Единственный очаг дисгармонии таился в душе самой Элизабет. Когда поздняя ночь незаметно перешла в раннее утро, музыканты нетвердым шагом вышли из «О'Флаэрти» и, следуя за тоненькой путеводной нитью музыки, побрели по Тулуз в сторону неугомонной Бурбон-стрит. Элизабет несколько раз пыталась прочесть Фионне-Фебе мораль, но певица практически не отлучалась со сцены. На обратном пути в отель Элизабет сделала еще одну попытку: – Выслушайте меня, Фи. В промежутках между репетициями вы должны сидеть в отеле и носу наружу не высовывать. Ради вашей же безопасности. Но Фионна ее не слушала. Она не шла, а плыла по воздуху. Ее выступление стало триумфом. Еще одно знамение – в Новом Орлеане все пройдет хорошо. Как здорово, что она сюда попала! – Фи! – Для вас, Мата Хари, она – «мисс Кенмар», – процедил Ллойд. – Она.., она мне разрешила называть ее по имени, – парировала Элизабет, не забывая о своем обещании Фебе. Возможно, Ллойд все равно подслушал их разговор в аэропорту, но это еще не резон, чтобы раззвонить тайну Фебы по всему городу. На улицах полно народу. – Фи, ну разве можно вот так сорваться и отправиться шататься по городу, которого не знаешь. А если бы что-нибудь произошло? – И еще как произошло, – заявила Фионна-Феба, хватая Ллойда за руку и раскачивая ее, как ребенок. – Я показала класс! Мы все здорово рубились! Я такой кайф словила! И вы все, правда, ребята? – вскричала она, оглянувшись через плечо. Вопрос остался без ответа. Во морщился, точно от головной боли, Эдди скорчил кислую гримасу, а Майкл вообще был выше этой суеты. Гитархангел шествовал по улице, окидывая каждый попадающийся ему бар хозяйским взглядом – точно раздумывал, не купить ли его. Элизабет решила, что Феба так легко не отделается. – На будущее давайте, пожалуйста, договоримся: если выходите в город, предупреждайте меня, – произнесла она. Фи немедленно повисла на шее у Ллойда, и они, подсвеченные неоновыми сполохами, замерли в полумраке, под аркой запертых ворот. Ну а Элизабет была вынуждена отскочить в сторону, ибо чуть не оказалась под колесами контрабаса (точнее, тачки, на которой какой-то субъект вез свой контрабас по тротуару). И продолжала: – Я должна вас сопровождать. Я не смогу вас охранять, если вы все время будете удирать из помещений, которые я проверила. В баре дело могло бы кончиться очень плохо. Фионна и Ллойд слиплись в единое целое, как две пластилиновые фигурки, и начали целоваться. Элизабет было неловко им мешать. Фи все равно не слушает. Вздохнув, Элизабет отстала от них на несколько шагов. – Ничего, – обратился к ней Будро. – Не можете же вы ее запереть в стеклянной витрине, верно? Просто с ней надо глядеть в оба, вот и все. А для этого у вас есть я. Особенного облегчения Элизабет не ощутила. Мистер Рингволл рассчитывает, что его подчиненная должна самолично предотвращать все угрозы. И теперь Элизабет опасалась, что не очень-то справляется. Хотя, конечно, Борей – отличный помощник. Наконец-то уложив подопечную спать и наложив на дверь все возможные заклятия, Элизабет позволила Будро увести себя в ресторан отеля ради долгожданного ужина. – Пойдемте-пойдемте, – твердил Будро. – Ночной повар – мой знакомый. Мы вас сейчас на ноги поставим. В практически пустом зале, за фантастически вкусной джамбалайей Как и подозревала Элизабет, бесчисленные карманы Будро были набиты всякой всячиной. Совсем как бюро о сотне крохотных ящичков, стоявшее в гостиной ее бабушки. С каждой фразой он выуживал наружу что-нибудь новое: моточек ниток, перо, ручку, камень или даже сушеную ящерицу. По большей части за ординарной внешностью этих вещей не скрывалось ничего неординарного, но кое-какие полуистлевшие конверты и грязные узелочки испускали интригующий – конечно, видимый лишь посвященным – свет. В духе миролюбивого «рукопожатия над водами Атлантики» Элизабет тоже дала ему посмотреть кое-что из своей сумочки, но служебный арсенал придержала при себе. Вероятно, Будро поступал так же. – А знаете что: раз уж нам предстоит работать в паре, зовите меня лучше Бобо, а? – произнес американец, неловко засовывая в карман пару амулетов от неуклюжести (медная проволока, оплетенная белой ниточкой). Элизабет жадно глотала кофе, чувствуя, что потихоньку оживает. – Ну, если вам так нравится, Бобо. – А я вас буду звать «Лиз», – продолжал он. И, как бы споткнувшись о ее суровый взгляд, заулыбался. – «Элизабет» слишком длинно произносить. Тем более если придется срочно звать на помощь. – Мне это представляется не совсем уместным, – возразила Элизабет. Чуть не проболталась, что это первое серьезное задание в ее жизни, но успела прикусить язык. В конце концов руководство операцией возложено на нее. Признавшись в своей неопытности, она упадет в глазах коллеги. – Для меня это очень важная миссия. Я не могу так просто.., расслабиться. – Вы сейчас в Новом Орлеане. Расслабиться вы просто обязаны, – сразил ее Бобо неопровержимым аргументом. – Не переживайте из-за всякой ерунды. Дышите ровнее. Все пройдет легче, чем вам кажется. – Ну, хорошо, – с сомнением протянула Элизабет. Произнесла на пробу: – Лиз. – Впрочем, имя ей скорее понравилось. Так кратко ее не называли со времен университета. – Ладно, так и быть. – Правильной дорогой идете, – заявил Бобо, откинувшись на спинку кресла. – Думаю, мы с вами закорешимся просто класс. Элизабет решила, что пришло время поговорить всерьез. – При том условии, если вы сознаете, что за проведение операции отвечаю я. Дело Фионны Кенмар было поручено мне. Синие глаза Бобо полыхнули ей в лицо своим фирменным лазерным огнем, но его голос оставался кротким: – Невежливо поправлять дам, но здесь, мэм, вы вне своей юрисдикции и без моего позволения ничего не можете. – Что-о? Мое правительство попросило вас помочь – а не перехватывать руль! – Услышав, как ее слова эхом отразились от стен пустого зала, Лиз продолжала на пониженных тонах: – Это мое задание. – Ну, знаете ли, нельзя же забывать о суверенитете Соединенных Штатов, – возразил Бобо. – Ладно бы все происходило в британском посольстве – тогда бы я и слова не сказал. Но мы находимся в моем городе. Если вы хотите вернуться домой ближайшим самолетом, рейс завтра после обеда. Конечно, тогда вы на концерт не попадете, а это большая жалость. – Его синие глаза так и пылали. Лиз осознала, что это не пустые угрозы. Если ее вышлют в Англию, мистера Рингволла удар хватит. Она тяжело вздохнула. – Простите меня, пожалуйста, мистер Будро. – Бобо, – поправил он. Морщины на его узком лице разгладились. – Не стоит нам ссориться, Лиз. Мы оба хотим одного и того же. "Во-во, – подумала Лиз. – Мы оба хотим власти». – Да, верно, – произнесла она вслух, срываясь на зевок. – Ой! Извините! – И обнаружила, что раззевалась всерьез. – Нет, это вы меня извините. Вы, наверно, вконец замучились. Ну как – мир? – спросил Бобо, предупредительно отодвигая ее кресло, чтобы Элизабет могла выбраться из-за стола. – Определенно мир, – отозвалась Элизабет с улыбкой. Нет, он вообще-то милый. А битву за господство она возобновит утром, когда у нее снова голова заработает. Перед дверью ее номера, на прощание, Бобо извлек из своего кармана еще один сюрприз. – Берите, пригодится, – сказал он, положив ей на ладонь сотовый телефон размером с пачку жевательной резинки. – Подарок от Дяди Сэма. Ваши тут наверняка не работают. Можете даже домой по нему звонить, но прежде всего он нужен для связи со мной. – Он включил телефон, показал, как пользоваться клавиатурой. – Мой номер на автонаборе. Просто нажмете вот это и «единичку». Доброй ночи, мэм. Лиз покосилась на часы и произвела в уме кое-какие вычисления. Звонить в Лондон и отчитываться пока рановато – рабочий день еще не начался. Она надела ночную рубашку, выключила лампу и блаженно разлеглась на мягких, чистых, прохладных простынях. Сон, по идее, должен был сморить ее внезапно, но она поймала себя на том, что просто лежит и смотрит на темный потолок. У Элизабет вырвался стон. Ох, не надо было пить кофе. Или лучше было выпить еще галлон и вообще сегодня не ложиться. Конечно, Фи Кенмар – избалованная стерва, но это еще не повод убивать ее или калечить. За что на нее так взъелся таинственный враг? Этот вопрос крутился в голове у Лиз всю ночь, не давал ей спать, будоражил еще сильнее, чем кофе. Может быть, Фи не ошибается, и магия тут очень даже ПРИ ЧЕМ? Отчаявшись избавиться от навязчивых размышлений, Элизабет включила телевизор. Но это не помогло. Прыгая с канала на канал, она остановилась на ток-шоу, где ведущий и зрители с большим азартом оскорбляли участников – группу геев, а слушать их доводы не желали. Когда ведущий ничтоже сумняшеся вскочил с места и закатил одному из участников такую пощечину, что тот растянулся на полу, Элизабет с отвращением щелкнула кнопкой пульта. И, обняв подушку, провалилась в неспокойный сон. Перед ней мелькали искаженные воплем лица с ненавидящими глазами. Угрюмый диктор взглянул прямо в объектив. – САТН-ТВ, «Глас разума, вопиющего в пустыне» завершает вещание на сегодня. Спасибо за внимание. А теперь послушаем национальный гимн. Под известный назубок рев тромбонов старший инженер аппаратной Эд Челински начал заранее рассовывать по машинам пленки для утреннего эфира. Ночное ток-шоу ничем не отличалось от трехсот шестидесяти пяти таких же передач, сделанных другими телекомпаниями. Ничем, кроме одной, но важной детали. С такими привычными, усыпляющими бдительность участников и аудитории вещами, как мягкие кресла, столик ведущего и трибуны для зрителей, соседствовал размещенный прямо на сцене алтарь в форме свиньи. Ее кроваво-красная спина украшалась перевернутым пентаклем, расколотыми крестами, разбитыми звездами и щербатым полумесяцем. На алтаре горели черные свечи. Задачей ток-шоу было разжигание кровожадной розни. Почти каждый эфир кончался дракой. Полиция наконец-то выволокла из студии сегодняшних борцов. У некоторых еще не пропал азарт. Одного из участников – заранее намеченную жертву, сказал бы Эд – грузили на носилках в «скорую» с переломанной шеей. Ведущий живого эфира. Ник Трентон, со своим обычным самодовольным видом встал, утер с подбородка кровь, поправил галстук и величаво вышел из комнаты. «Много же он успел за одну смену», – подумалось инженеру. Трентон ушел, даже не оглянувшись на спровоцированное им побоище. «Зато рейтинг передачи все растет и растет», – мрачно подумал Эд. Дождавшись ухода операторов и осветителей, Эд выключил софиты. Вот медленно потух последний из них, освещавший задник с огромной фотографией (рок-группа на концерте, предводительствуемая девицей с зелеными волосами). «Следующая на очереди жертва», – подумал Эд не без сочувствия. Щелкнул тумблером аудиомонитора. Тут в аппаратную вошел главный человек в телекомпании – Аугустус Кингстон, владелец и гендиректор в одном лице. – Ну что, все работает? – поинтересовался он у Челински. – Да, сэр, – ответил инженер. – Картинка с частоты не сбивалась. Все прошло без помех. – А как с приемом на особом канале вещания? – Пока никак. Новый Орлеан пока вестей не подавал. – Да и не подаст еще день-два, – пробурчал седовласый Кингстон, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. – Пусть обоснуются на новом месте. Пусть постепенно нарастает. Кингстон достал сигару. Инженер скривился, опасаясь за здоровье аппаратуры. Босс выпустил в потолок струю едкого густого дыма. – Да, ваша милость, это все равно как отпустить хлеб свой по водам, – от всей души расхохотался он. – Понимаешь, Эд? Тому, кто отпустил хлеб свой по водам, воздается сторицей. Вот начнем отпускать этот самый хлеб жизни, – он ткнул сигарой в сторону аппаратуры, – и соберем богатую жатву. Этим безбожным язычникам против нас не устоять, а? – Не устоять, сэр, – подтвердил инженер, сглатывая подступивший к горлу комок. Старик помедлил, как следует затянулся, с довольным видом уставился на горящий красным огнем кончик своей сигары. – Да. Им не устоять. Небо справедливо: они сами затянут себе петлю на шее. |
||
|