"Кавказский след" - читать интересную книгу автора (Карасик Аркадий)

Глава 7

Неожиданно снова заявился Басов. Один, без приятелей. Выбрался из машины хмурый, озабоченный. Небрежным кивком подозвал прораба.

— Медленно идут дела, Федор Иванович. При вашем опыте и знаниях ожидал другого. Спрошу и с Любоньки — куда смотрит, почему не подгоняет?

В дословном переводе: деньги зря платить не намерен, они и мне достаются с трудом, или форсируйте стройку или ищите себе другое место.

Машкин отлично понимал — дело не в медленном ходе работ. Просто у Басова — свои неприятности: сорвался с крючка жирный кус, подставили в очередной раз ножку конкуренты либо узнал про измену излишне сексуальной супруги. Но какая разница для прораба, что лежит в основе хозяйского недовольства: его промашки либо свои беды? Главное — может вышвырнуть на биржу труда, без выходного пособия и разных компенсаций.

Страх, сидящий в душе со времени увольнения из министерства, снова дал о себе знать — заворочался, раздулся, вызвал головокружение и легкую тошноту.

Федор Иванович сбивчиво забормотал о трудностях с материалами.

— Покупайте! За любые деньги. Сейчас на рынке имеется все, что душе угодно, а в средствах я вас не ограничиваю… Работать надо, дорогой прораб, вкалывать, потеть, не расслабляться.

— Постараюсь, Альфред Терентьевич… Я уже давно к семье не ездил — все время занимаюсь стройкой… Будьте спокойны, все сделаю для сдачи дома в срок…

Видимо, такой был жалкий вид у инженера, что даже закаленное сердце банкира не выдержало — помягчело.

— Ладно, верю. Старайтесь…

Неожиданно Машкин вспомнил о непонятном визите «лучшего друга» банкира. Самое время показать ствое старание и преданность.

— Да, чуть не забыл, — аккуратно пошлепал он раскрытой ладонью по лысине. — Извините, Альфред Терентьевич, замотался… Позавчера приезжал один человек. На «форде» с охранниками. Отрекомендовался — Ханжа, ваш друг… Странная кличка меня насторожила. Но разные бывают имена-фамилии, знавал я олного — Унитазова…

— Знаю, — перебил хозяин не в меру словоохотливого прораба. — Что велел передать?

Федор Иванович артистически нагнал на лоб морщины, принялся вспоминать маловразумительный разговор в прорабке. Особенный акцент на смутной угрозе расправы, в случае, если банкир не «поделится» какими-то процентами.

Басов нахмурился. Выразительно поглядел на своего телохранителя. Тот понимающе кивнул, похлопал широченной ладонью по оттопыренному карману куртки. Дескать, информация принята и должным образом оценена.

— Понятно… Где Старцев?

— Работает… Пообещал сегодня закончить…

— Пошлите за ним. Немедленно.

Пришлось озадачить дежурного охранника — Сашку Деева. Пусть разомнется, сбросит лишние жиры, за час ничего не случится, никто на участок не нападет, кирпич и бетон не растащит.

Появился Сурок. Как обычно, хмурый, неприветливый. Кивком поздоровался с хозяином и пошел в прорабку. Будто никто его не вызывал, сам заявился по срочным «связным» делам. Непонятно вел себя и банкир: ласково ответил на молчаливое приветствие своего сотрудника и отвернулся к прорабу.

— Когда рассчитываете начать отделочные работы.

Эка, хватил — отделочные! Выложить почти полтора этажа, перекрыть, залить совмещенную кровлю… Это у кошек все получается легко — перемяукались и — готово, ожидай новорожденных. Стройка требует аккуратности, неторопливости. Поспешил — собирай, будто загнившие грибы, брак, переделывай. А любая переделка — потеря дорогого времени, не говоря уже о материалах.

Инженер-чиновник все больше и больше чувствовал себя настоящим строителем, познавшим не один объект, набившим мозоли и на руках, и в голове. Постепенно обрастал опытом. Соответственно повышался уровень самомнения.

Машкин привычно спрятал раздражение и недовольство. Принялся объяснять трудности, пообещал включить в работу еще одну бригаду каменщиков. Опасливо назначил приемлемые сроки.

Из вагончика вышел Старцев.

— Готово. Можно говорить.

— Вот и пойдем… поговорим… А вы, Федор Иванович, пока погуляйте. Понадобитесь — вызову.

Басов вместе со связистом вошли в прорабку плотно закрыли за собой двери.

Издревле любопытство — одно из главных черт человеческого характера. Не лишен его и Машкин. Тем более, когда у него в душе зарождаются опасливые подозрения. Обиженный пренебрежительным отношением банкира, прораб выждал несколько минут, походил по территории. Потом проскользнул в свою спаленку. О чем станут секретничать Басов и Сурок, что может быть общего между банкиром и бесправным его «рабом»? Почему хозяин не поговорил с ним открыто в присутствии прораба? Единственное объяснение — разговор касается инженера. Поэтому просто необходимо подслушать и при необходимости придумать контрмеры.

Стенка, отделяющая прорабку от жилой комнаты, — тонкая вагонка. Впечатление — находишься в одном помещении с беседующими — каждое слово различимо, каждый вздох прослушивается.

— Все еще не можешь простить?

Необычная для хозяина извинительная интонация. Представить себя банкира униженным, все равно, что голодного тигра добрым.

Долгое молчание и — негромкий хриплый выдох Сурка.

— Не могу.

— Столько времени прошло, пора забыть…

В ответ — упрямая тишина, нарушаемая беспокойными тяжелыми шагами банкира и матерщиной, доносящейся с лесов здания.

Интересно, о чем идет речь, за какой проступок извиняется Басов? Похоже, опасения Машкина не подтвердились — беседуют не о нем. Дышать стало легче, но проклятое любопытство не исчезло, наоборот, усилилось.

Казалось бы, можно покинуть спаленку и отправиться на леса к работягам, которые, наверняка, позабыли про оконный проем. Торопятся, паскуды, выдать норму, рассчитывают на обещанную премию. Но словно черт привязал инженера к стене. Не оторваться от непонятного разговора. Слушает и мысленно выстраивает «версии», одна глупей другой…

Вложил Сурок все свои сбережения в банк, а Басов их присвоил… Бред! Схема оббирания глупцов сейчас другая: примитивная, рассчитанная на жадных либо голодных вкладчиков. Собрал вклады и сбежал за рубеж. Легко и просто. Пока разберутся, сварганят уголовное дело, объявят банкротом — две жизни можно прожить в довольстве и богатстве. А банкир никуда не сбежал, значит, прочно сидит на кубышках, вкладчикам нет оснований не доверять Сервизбанку…

Увел у Сурка женщину?… Вот это более вероятно! Сразу вспомнилась фотография красавицы в простенькой рамочке, с которой Сурок ежевечерне чокается. И… улыбается.

За стенкой возобновилась непонятная беседа.

— Во сколько ценишь нанесенную тебе обиду? — тихо говорит банкир. — Расплачусь сполна, торговаться не стану.

— Не все покупается и продается…

— Все… Подумай, Василий, недельку и скажи… Иначе не знаю, чем замолить невольный свой грех…

— Невольный, говоришь? — к хозяину и — на ты? Вот это фокус! — Ладно, подумаю, — неуступчиво пробормотал Сурок, видимо, не собираясь поддаваться на щедрые посулы. — Только это ничего не изменит…

Тяжелые шаги банкира, трудное дыхание связиста.

— Можешь отправляться в офис к своим компьютерам.

Знакомый жесткий тон, похлопывание ладонью по столу — музыкальное сопровождение. Непримиримо хлопнула дверь.

Машкин мигом улегся на койку, закрыл глаза. Если Сурка отпустили — непременно зайдет за своим чемоданчиком. Может заподозрить неладное. Подслушанный разговор — сродни острой бритве, к которой даже прикоснуться опасно. Как бы непонятные отношения между банкиром и связистом не «порезали» недавнего безработого.

Старцев вошел в комнату, презрительно хмыкнул, но будить уснувшего в разгар рабочего дня инженера не стал. Тихо собрал чемоданчик и ушел. Федор Иванович тут же «проснулся». На всякий случай развернул на тумбочке альбом строительных деталей, незряче уставился в переплетение линий. А настороженные уши ловили каждый звук из-за перегородки.

Там о чем-то говорил по телефону банкир. Долго и напористо. Речь шла о каких-то акциях, о дивидентах, которые необходимо либо получить либо выплатить. Может быть, его встревожили угрозы Ханжи? Или созрело решение рассчитаться, наконец, со связистом?

Машкин потихоньку выбрался из вагончика и взобрался на леса. Только здесь он чувствовал себя в безопасности. Свернувшаяся внутри мерзкая боязнь, нехотя засыпала. На подобии дворового пса, который и во сне чутко шевелит ушами, прослушивая окружающие его шумы.

Ближе к вечеру банкир уехал. По привычке не попрощавшись и даже не оглядев новостройку. Непонятно, зачем он приезжал? Не для того же, чтобы обсудить со связистом «стоимость» нанесенной тому обиды?

Над недостроенным зданием сгустилась тьма. Звездное небо закрыли грозовые тучи. И в прямом и в переносном смысле слова.

Рано утром, едва рассвело, пришли каменщики. Это не прошлые времена, когда можно не торопиться, не гореть на работе. Прикрывшись купленным за бесценок больничным листом побалдеть денек дома. Или появиться к обеду, сославшись на опоздавший автобус, солнечное затмение, запуск очередного спутника. Сколько не вкалывай, больше «минимума» все одно не получишь. Сейчас — хоть три куска, хоть десять, ради Бога, трудись, вкалывай. Вот и спешат работяги на леса, стараются пореже перекуривать, а уж о перваче или «кристалле» во время работы и говорить смешно. Вроде того, что сам себя обкрадываешь, из прохудившегося кармана теряешь живые деньги.

— Что-то сегодня грустный, Иваныч? — внешне участливо спросил бригадир, парняга средних лет, но с лицом, изборожденным преждевременными морщинами. — Или спал плохо? Жена говорит — магнитные бури, лекарства подсовывает… Вчера ушел отсюда последним, уже темно было, глянул в окно — не спишь, читаешь. Хотел было зайти, потрепаться, да побоялся на электричку опоздать…

Бригадир говорил беспрерывно, видимо, намолчался за ночь, вот и разминал застоявшийся язык. На лесах — одни матерки в ответ на такие же, изрыгаемые работягами. Нет душевности общения с культурным человеком. Вот он и трепался, не дожидаясь ответов, заодно натягивал на себя рабочую робу, отряхивал брезентовые рукавички.

— Жинка у меня — самая настоящая колдунья. Накаркает — все сбывается. Утром встала и говорит: неладное у тебя на стройке, прораб забарахлил. То ли запор у мужика, то ли еще какая напасть приключилась. Взглянул сейчас на тебя и понял — права баба…

Машкин по обыкновению отмалчивался. Станешь выспрашивать либо смеяться над глупой женой каменщика — еще большего наслушаешься.

Наконец, бригадир отвел душу и заторопился к своим работягам. осенний день недолог, его нужно использовать полностью от рассвета до заката, дорожить каждой светлой минутой. Соответственно, каждым «капающим» рублем.

А прораб остался в своей каморке. Пока каменщики развернутся, пока кран подаст наверх первую «дозу» раствора, есть время позавтракать. Федор Иванович берег свое здоровье, старался кушать всегда в одно и то же время, не травмировать желудок перееданиями либо слишком большими перерывами.

Не успел сварганить себе первый бутерброд и организовать яишенку — в комнату влетел бригадир. Глаза — навыкате, рот открыт. Будто встретился мужик с нечистой силой.

— Беда, Иваныч… Наколдовала все же дребанная баба… Поспеши в подвал…

Забыв о ноющем желудке и о сгорающей на электроплитке яичнице, Машкин побежал к зданию. В голове, сменяя одна другую, кружились в хороводе страшные видения… Провалилась часть фундамента… Пробился родник и затопил подвал… Придавило пьяного работягу, решившего отдохнуть в холодке… Следом трусил бригадир, поминая на ходу Деву Марию, всех божьих апостолов и заодно собственную жену-колдунью.

В подвале распластался на земле Басов. Мертвый. Возле головы — лужа крови. Натекла из перерезанного горла.

За воротами приткнулась черной мордой к ограде иномарка банкира. Водитель мирно спал, положив голову на баранку руля.

Машкину показалось — на лысине зашевелились несуществующие волосы. На ослабевших, негнущихся ногах он бросился в вагончик к трубке сотового телефона. Вызвать милицию…

«Уголовщики» приехали неожиданно быстро. То ли обозначился неожиданный «простой» в вечной их схватке с преступниками, то ли подействовал панический призыв инженера. Сразу три милицийских машины с мигалками остановились рядом с банкирской иномаркой. Из первой выбрался плотный мужчина в плаще и в шляпе.

Поглядел на него Машкин и изумленно открыл рот… Вот это фокус! Перед ним — родной брат жены, Бабурин Сергей Петрович, следователь прокуратуры. Вот так встреча! Давненько они не виделись, почитай с похорон жены свояка. И следователю и инженеру — вечный недосуг. Машкин трудился в министерстве, позже — мотался по офисам в поисках работы. А уж у Бабурина, при нынешнем разгуле преступности, день от ночи не отличишь.

Сергей Петрович тоже удивился неожиданной встрече.

— Свояк? Какими судьбами? Ты что здесь делаешь?

Машкин коротко пояснил: работает. Не время обниматься-целоваться, когда в новостройке лежит банкир с перерезанным горлом, нет желания жаловаться на судьбу, толкнувшую инженера в объятия погибшего Басова.

Похоже, следователь тоже понял сложность обстановки.

— Ладно, отложим родственные разговоры на другое время. И — в другую обстановку. Пошли поглядим, что у тебя стряслось…

Вокруг трупа уже хлопотали сыщики, медики и эксперты. Измеряли, фотографировали, распрашивали работяг. Большинство «свидетелей» и «очевидцев» отмалчивалось либо отнекивалось — ничего не знаем, ничего не видели и не слышали. Время беспредельное, узнают киллеры про откровения каменщиков — им тоже наведут кранты. Лучше не выступать, не подставлять глупую башку.

Только бригадир многокрасочно расписал почти по минутам вчерашний вечер.

— Пошабашили, как всегда, в девять. Ребята быстренько переоделись и побежали на автобусную остановку. Мне нельзя — бригадир, чай, нужно оглядеть, проверить. О завтрашнем дне подумать. Вот и задержался. Хотел было заглянуть к Иванычу, посудачить да и попрощаться не мешает. А он читает, лежит в спортивном костюме на койке и листает книгу…

Похоже, сыщик слушает показания свидетеля в полуха. Некогда ему вдаваться в подробности времяпровождения болтливого бригадира, которые никакого не имеют отношения к происшедшей трагедии. Но не прерывать же его. Авось, среди вываленного «мусора» мелькнет нужная мелочь.

— Когда выходили из ворот, машина банкира стояла? — наконец, вмешался в маловразумительную бригадирский монолог Бабурин.

Не во время остановленный бригадир, со вкусом повествующий о вчерашней поездке в электричке и о связанным с ней безнравственным поведением нынешней молодежи, ответил недоуменным взглядом.

Следователь повторил вопрос.

— Не видел… Вроде, никакой машины не было… А может и стояла. Мне — без интереса, торопился на электричку, не до разглядываний. Знать бы, что произойдет…

— А чем занимался охранник?

— Толстый Сашка? Чем он мог заниматься — курил, зараза, на посту курил. Хотел отвесить ему пару затрещин да некогда было… Проводил меня, запер калитку и отправился в сторожку. Либо пить, лаибо дрыхнуть. Работа — позавидуешь. Не то, что у нас…

— Ничего не заметили подозрительного? — снова прервал говоруна следователь.

Бригадир задумался. Что имеет в виду сыскарь? Какое событие считает «подозрительным»? Ляпнешь невпопад — обмишуришься.

— Дак это как сказать — подозрительно, неподозрительно. Навроде, ничего — глубокомысленно ответил он. — Одно точно — хозяина на стройке не было. Да и то — с изьянцем: вполне мог банкир спрятаться в подвал. Мужик дошлый, вдруг поимел желание закопать клад. А кто-то подглядел и прищучил. Перышком по горлянке.

Бабурин разочарованно отмахнулся. Дескать, с тобой все ясно, можешь не отвечать, твои «версии» ничего не прибавят и не убавят. Взял свояка под руку и повел к бытовке, где дожидался допроса разбуженный немолодой водитель. Шагал рядом с Машкиным, крепко вцепившись в его локоть — будто пристегнулся наручниками.