"Инквизиторы" - читать интересную книгу автора (Гамильтон Дональд)

Глава 13

Разумеется, воспоследовала обычная истерика в духе "вы-не-посмеете-негодяи-это-полный-произвол-я-пожалу-юсь-нашему-послу". В любом обществе при подобных затруднениях отыскивается двое-трое межеумков, орущих, что никому не дозволят собою помыкать. Причем орут они громче всего именно тогда, когда ими уже помыкают напропалую.

Крупный, светловолосый Поль Олкотт, рекламный работник и спортсмен, прекрасно разбирался в оружии, пересчитал количество автоматических стволов, угрожающе нацеленных в нашу сторону, и мгновенно утихомирил свою богоданную половину, Эльспет, вознамерившуюся было открыть рот.

Зато Уайлдеры и дама Толсон оглашали окрестные джунгли возмущенными криками, покуда не грянула длинная очередь, выпущенная поверх наших голов, однако не слишком высоко. Стрелял "Чико", адъютант Рамиро Санчеса стрелял по приказу командира, и стрелял не без видимого удовольствия. На мгновение почудилось, будто я слышу вой проносящихся над самым теменем пуль. Но лишь почудилось: на столь близком расстоянии пуля и взвыть не успевает, а уж грохот пороховых зарядов заглушает все прочие звуки полностью.

- Silencio! - рявкнул Рамиро. - Вы мои пленники! Заткнуться и поднять руки!

- Кем вы, черт побери, себя возомнили? - возопил Уайлдер.

Обычная история. Всегда грозно спрашивают, кем, черт побери, возомнила себя противная сторона, и неужто, черт побери, упомянутая сторона и впрямь рассчитывает дешево отделаться, и ужели, черт побери, оная сторона полагает, что на помощь невинно оскорбленным не будет выслан весь Шестой флот Соединенных Штатов, несущий на борту бригаду морской пехоты?.. В итоге почти неизменно получают пулю в кишки, либо удар кастетом по голове, либо старый добрый тычок прикладом в зубы.

С упражнявшимся в красноречии Уайлдером приключилось последнее. Адъютант, уже пославший наобум вереницу пяти с половиной миллиметровых пуль сделал шаг вперед и лязгнул по физиономии Маршалла Уайлдера кованой, отлично приспособленной для нужд рукопашного боя пяткой приклада.

Одно мгновение Уайлдер ошарашенно молчал. Потом завыл, заменив угрожающий тон жалобными стенаниями, засеменил назад, опрокинулся. Верная жена ринулась на подмогу, преклонила колена подле простертого эпического героя, завизжала от ужаса и возмущения. Выкрикнула весьма нелестное (выражаясь мягко) замечание по адресу Рамиро Санчеса.

Уж этого бравый полковник стерпеть не мог.

Он подал знак.

"Чико", по-прежнему вооруженный штурмовой винтовкой М-16... Прошу прощения, ибо напрочь позабыл уведомить: высокопоставленный партизанский лейтенант изъял у подчиненного неброское, очень плебейское оружие, дабы пустить впечатляющую очередь, невозможную при пальбе из рассчитанного на жалкие три выстрела подряд браунинга, а потом врезать по зубам наглеца не драгоценной перламутровой рукоятью, но честным, для зубодробительных ударов назначавшимся и оковывавшимся прикладом.

Означенный приклад бесцеремонно соприкоснулся с головою миссис Уайлдер.

Движение протеста заглохло и притихло.

- Построиться! - грянул Рамиро. - Шеренгой! И рукою повел, показывая, как именно следует построиться. Щенок наемный.

- Вот здесь! Руки остаются поднятыми, чтобы мой заместитель, партизанский лейтенант Хулио Барбера, мог удостовериться в отсутствии оружия. Прошу прощения у дам: не располагаем сотрудницами...

Гнев Рамиро Санчеса явно влиял на произношение. А вскоре начал подкапываться и под английскую грамматику:

- Сеньор Фельтон?

- Да, coronel?[6] - ответствовал я со всевозможным почтением. Простейшая вежливость, прошу поверить слову, стоит недорого, а офицеры несуществующих армий чрезвычайно чувствительны к чинопочитанию.

- Мы знаем, кто есть вы, - резко произнес Рамиро. - Человек опасный, верно?

Невзирая на всю бедственность создавшегося положения, я чуть не прыснул. "Человек опасный" прозвучало чистейшей пародией на словосочетание "человек разумный" - homo sapiens. Пускай. Я отнюдь не обидчив, чем и отличается от выкормленных Москвою палачей-недоростков. Если не слишком ошибаюсь, никарагуанский мятеж прозвали "революцией подростков". Представляю, какого свойства революция состоялась, если заправляли ею малолетние, природой обиженные, большевиками вооруженные ублюдки...

- Человек опасный, si? Ну что же, будьте любезны иметь милость проследовать до этого пункта, и этот человек...

Черт возьми, насколько легко вылетает из памяти чуждый язык, если говорящий собою не владеет!

- ...Возымеет охранять вас лично! Если шевельнется - стреляй, Эухенио!

- Si, mi coronel! - ответствовал очень усердный, очень смуглый и очень крепко сбитый солдат. Кажется, предложение командира пришлось ему по душе.

Особые заботы, коим меня подвергли, вызвали у спутников и сострадальцев непроизвольное любопытство. Заставили призадуматься: что же за опасную личность созерцали они в продолжение последней недели?

Приглядный лейтенант Барбера, под заботливым присмотром полковника, учинил моей недостойной особе тщательную инспекцию. Включая подмышки, лодыжки, талию, пах и прочие телесные уголки, обыкновенно таимые от нескромных взглядов - тем паче, лап. Тем не менее, парень изрядно оплошал. Оставил безо всякого внимания хитро отточенную пряжку ремня, составлявшую чуть ли не обязательную принадлежность нашей экипировки. Парню, как ни прискорбно сие для репутации вонючих партизанских движений, хотелось не столько обыскать, сколько унизить беззащитного пленника.

Посему сукин сын безусловно оставил бы незамеченным любой метательный клинок, приспособленный меж моих лопаток. На счастье как Рамиро, так и Хулио, я предпочитает бросать надежные, увесистые, длинные стилеты, а маленькие, ничего не весящие, летящие, как попало, игрушки оставляет любителям. Не хранилось на моей спине никаких лезвий.

И револьвера не обнаружилось.

К вящему и неприкрытому разочарованию прилежного Хулио.

Франческу, отрешенно подметил я, не занесли в список исключений. Осмотрели на славу. Незачем было с головою выдавать собственную помощницу.

По знаку полковника Санчеса рядовой боец ринулся прочь, обогнул cenote, вернулся, ведя под прицелом чету Гендерсонов и Миранду Мэтсон. Следовало ждать...

Вслед пропавшим продефилировали шестеро водителей, вооруженных теми же вездесущими М-16 и безукоризненно отдавших честь господину полковнику (по мере поочередного прохождения). Санчес явил беспримерное терпение, дожидаясь, покуда Хулио Барбера покончит с досмотром, коему подверг хорошенькую Глорию Патнэм.

Джеймс только сжимал кулаки до белизны в костяшках, да желваками играл, однако же ни слова не промолвил и не дернулся в сторону похабного наглеца. Я мысленно поставил парню круглую пятерку, сделал мысленную зарубку и обратил внимание на предметы не столь интересного, зато более полезного свойства.

- Теперь слушайте внимательно, все до единого! - обратился к присутствовавшим Рамиро Санчес. - Против народа Коста-Верде совершены серьезнейшие преступления. Вы - американские граждане, подданные страны, которая не жалеет ни сил, ни денег, помогая кровавому диктатору Армандо Раэлю. Следовательно, полностью несете на плечах соответствующую часть общей вины... Тьфу. Дегенерат.

- Тем не менее, мы озабочены отнюдь не личной провинностью каждого отдельно взятого пленника...

В Москве, что ли обучался, идиот? В Институте имени Патриса Лумумбы?

- ...Но совокупной виной кровавого режима, терзающего несчастную родину. Вам предъявят своевременные и исчерпывающие обвинения...

Хоть бы слова подыскивал разнокоренные! Определенно читал передовицы "Правды"!

- ...Как пособникам двух наймитов ЦРУ... Мне сделалось полностью понятно, кто и где учил Рамиро Санчеса манере выражаться. А также умению терзать и лупить заложников, ничем и ни против кого не согрешивших. Что ж, совесть пребудет чиста... Ежели сам пребуду в живых.

- ...Посланных сюда, чтобы воспрепятствовать справедливому революционному возмездию! Вот они, преступники!

Барбера приблизился к Миранде и сильно толкнул ее. Бедолага едва не грохнулась, мелкой перебежкой обрела равновесие, врезалась в меня. Поймав мисс Мэтсон, я пособил подруге по несчастью выпрямиться, удержал стоймя.

Рамиро Санчес простер обвиняющий перст:

- Человек, именующий себя Фельтоном и представляющийся фотографом, на деле служит в ЦРУ! Служит наемным убийцей... господа! И послан реакционным правительством, чтобы уничтожить руководителей освободительного движения, начиная со славного Рикардо Санчеса, известного присутствующим как Дик Андерсон. Женщина, хнычущая с ним рядом...

Уж это было чистым поклепом. Хотел бы я полюбоваться на кровососа, который заставил бы хныкать неукротимую Миранду Мэтсон!

- ...И выставлявшаяся безобидной журналисткой, снабжала убийцу нужными сведениями, способствовала грязным проискам всемирного империализма.

Ожегши меня презрительным взглядом, полковник Санчес продолжил:

- Ну, сеньор Фельтон, или как вас там... Что скажете в свое оправдание?

- Полковник, - вопросил я, - коль скоро мне приписывают великие достоинства профессионального истребителя, ответьте, пожалуйста: неужели подобных растяп и неумех держат на службе? У меня имелась почти полная неделя, дабы спровадить изувеченного, неспособного по-настоящему сопротивляться Дика Андерсона к праотцам - далеким и близким. Но Андерсон доселе жив.

- Станете отрицать, что служите в ЦРУ?

- Стану, конечно.

- Доказательства неопровержимы...

- Я ведь не уверяю, будто не работаю на дядю Сэма вообще.

- Не играйте словами, сеньор! Беда в том, что за пределами Штатов любая личность, работающая на правительство, автоматически зачисляется в агенты ЦРУ. Ибо это - единственное зловещее заведение, о коем полуграмотные выкормыши мирового пролетариата имеют понятие. Выкормыши более высокого пошиба разбираются лучше. И вопросов дурацких не задают: просто нажимают на курок. Чем и отличаются в очень выгодную сторону.

- Мисс Мэтсон, - осторожно возразил я, - и я знакомы уже примерно тридцать лет. Разумеется, она позвонила мне в Санта-Розалии, повидав официальный бюллетень и прочтя имя Фельтона...

- А потом сопроводила старого приятеля до Копальке! И сейчас пользуется никчемной легендой, чтобы выведать расположение революционного штаба! А заодно и узнать, где укрывается народный герой Рикардо Хименес!

Препираться с коммунистами бесполезно. Если у человека вообще наличествуют мозги, он едва ли прельстится учением Карла Маркса. Но если прельстился, значит, мозги отсутствуют; а с анацефалами спорить я пока не обучен.

Ответа полковник Рамиро и не требовал. Он воззвал к остальным:

- Неопровержимо доказано, что вы - намеренно или невольно - позволили вовлечь себя в преступную контрреволюционную деятельность. За это полагается смертная казнь. Однако, поскольку вы служили просто нерассуждающими пешками в руках этой преступной пары, состоящей на жалованье в преступном разведывательном агентстве, казнь заменяется штрафом.

Санчес выдержал надлежащую паузу и продолжил:

- Пеня, взимаемая за противодействие революции, составляет в вашем случае, один миллион долларов. Означенную сумму внесет в наше казначейство сеньор Хайме Патнэм...

Я не ослышался. Шлюхин сын и впрямь произнес имя Джеймса на кастильский манер. Видать, изрядно волновался, если основные правила фонетики позабыл.

- Как возместят ему имевшую быть истраченной денежную выплату присутствующие, составляет заботу сеньора Патнэма, никак не нашу.

Фуу-у! Негоже знатоку английского допускать подобные выверты. Даже в минуту предельного напряжения.

Хотите, верьте, хотите, нет: я лишь чудом удерживался от хохота.

Велемудрые, отменно цинические и вполне справедливые предупреждения Мака оправдались полностью. Я мысленно попросил у командира прощения за выказанную в телефонном разговоре недоверчивость. Равно как и за строптивость, обнаруженную при вежливом предложении сделаться членом идиотской археологической группы, на девяносто пять процентов укомплектованной паскудными дилетантами, бездарными неучами, вшивыми бездельниками.

Группа оказалась неоценима.

И страх исчез полностью.

Говоря "страх", я не грешу против словесной точности. Фанатики всегда и неизменно пугали меня до истинного, неподдельного, самого настоящего поросячьего визга. Боюсь фанатиков: ничего не попишешь, ничего не поделаешь. А вот с bandidos беседовать неизмеримо легче. Старые добрые разбойнички вымирают медленно, а замашки свои сохраняют неприкосновенными до конца.

О, боги бессмертные! Великий, несравненный, достоправедный полковник, душою и телом служащий великой коста-вердианской революции! Получивший точное и ясное распоряжение от своего начальника, Люпэ де Монтано: "изъять у толстосума ровно один миллион". О, несравненный потомок Панчо Вильи! Но все же, из чистого любопытства, стоило бы осведомиться: сколько денег попадет в кассу Освободительного движения?

Франческе, похоже, было начхать на все и вся. Дама сия отродясь не нуждалась в денежных средствах и, поскольку сытый не разумеет голодного, не могла проследить хода мыслей, присущего Рамиро Санчесу. Это учитывалось: Люпэ де Монтано, судя по внешности, болваном не был. Франческа получила задание скромное и недвусмысленное: любой ценой доставить в Коста-Верде изувеченного Рикардо Хименеса. Попутно, приголубить и заставить разговориться некоего, знакомого читателю, весьма опасного субъекта, торжественно поклявшегося истребить семейство Хименесов до младенцев, кошек, собак и певчих канареек включительно.

А вот вымогательство и чистейшей воды гангстерский промысел в расчеты элегантной госпожи Диллман, по всякой видимости, не входили. Под надлежащим нажимом Франческа, разумеется, пошла бы на все; да нажима, надлежащего и не потребовалось... Тем не менее, дама пребывала в полном душевном расстройстве, ибо не любила ни автоматных очередей, ни всего, с ними связанного.

Я осмелился предположить, что, явившись в мой коттедж избитой на славу и на срам кромешный измазанной, доктор Диллман предварительно согласилась выставить целую подопечную группу на поток и разграбление. Кажется, именно так выражаются составители средневековых летописей. Согласиться было нелегко, но кулак, в особенности умелый, прекрасное убеждающее средство.

- Миллион долларов? - застонала мисс Толсон. - Да вы спятили, дорогой! У меня всего-то на счету лежит после этой гребаной и ахнутой...

Ото! Не подозревал, что личность мельчайшего пошиба, не любопытная никому на свете, кроме себя самой, убогая, целомудренная, старательно сберегшая врожденную глупость неприкосновенной, владеет подобными фигурами речи! В последний раз я выслушивал точно такие же тирады от женщины куда более решительной и впечатлявшей. Сколь ни прискорбно, ее пришлось пристрелить при попытке к бегству...

- Миллион долларов? - повторила неукротимая мисс Толсон. - С ума спятили?!

Барбера сделал недвусмысленный шаг в ее направлении.

- Решайте, сеньор Патнэм, - спокойно сказал Рамиро. - Смею предположить, вашими средствами заправляет Патнэмовская финансовая корпорация, расположенная в Чикаго. Пожалуйста, проявите благоразумие и напишите своим попечителям добровольно. Пожалуйста, не вынуждайте к мерам крайнего свойства... Или жене вашей доведется проковылять остаток жизни - долгой, надеюсь, - на костылях. Стрелять буду в колено.

Понятия не имею, кто первым выдумал этот сатанинский прием: стрелять в коленку. Но кто бы ни выдумал, умнику следовало бы взять зарегистрированный патент, ибо прием действовал безотказно. Говорят, честь изобретения принадлежит некоему гению из Ирландской республиканской армии. Всемирно известной IRA, милые деяния которой стоили жизни трем или четырем тысячам безвинных британских граждан. В общей сложности, разумеется.

Глория-Джин вскинулась, открыла было рот, но у Джеймса хватило соображения остановить жену вовремя. "Вьетнамский ветеран, - подумал я, - старая закалка".

- Потребуется время, - спокойно (чересчур спокойно) сказал Патнэм. - До Чикаго неблизко, дело займет неделю, а то и две. Миллион долларов не валяется наличными деньгами в первой попавшейся кассе. Да вам еще и банковские билеты, небось, определенного достоинства требуются?

- Вовсе не обязательно. А касаемо недели - приемлемо. Предложение делается всерьез, господин Патнэм. Привожу немедленное и убедительное доказательство.

Рамиро выдернул браунинг из кобуры.

Джеймс непроизвольно прижал жену к себе, крутнулся, развернул Глорию, загородил собственным телом - не столь уж хрупким и пуледоступным, кстати говоря.

Героизм пропал вотще.

Ибо прицелился Рамиро вовсе не в Глорию.

Рамиро крутнулся, поднял ствол немного выше и выстрелил два раза подряд.

Миранда изумленно всхлипнула, когда пули ударили в намеченную цель. Отлетела. Поникла, шлепнулась.

Я непроизвольно метнулся вослед и рухнул на колени, стараясь поддержать голову упавшей. Хотя определенной нужды в этом не замечалось: я немало навидался людей, убитых прямым попаданием в сердце. Моя старая приятельница, мисс Мэтсон, умерла прежде, чем ударилась хитроумным и очень образованным затылком о прелую траву тропического леса.

Меркнущие голубые глаза смотрели вверх, уже ничего не примечая.

Сторожевой пес, которого звали Эухенио - казалось бы, я, уроженец Новой Мексики, любых и всяких испанских имен наслушался, а вот поди ж ты: эдакого не встречал, - сделал решительный шаг в мою сторону.

Внутри черепа взорвалось нечто несусветное. Теряя сознание, я непроизвольно гадал: выстрелили в меня или просто ударили со всей наличной силой...