Часть четвертая

"Олежка, привет!

Вот уже полгода, как я уехал от тебя, а впечатления от нашей встречи, от этих двух незабываемых недель остаются все такими же яркими и живыми.

Мне кажется, что все это было только вчера, а завтра я уже снова увижу тебя, и снова будут лунные ночи над рекой, сенокос, наши бесконечные разговоры в вашем саду. .. Как видишь, я пишу тебе регулярно, и это, несмотря даже на наши телефонные звонки. По телефону я успеваю тебе сказать всего несколько слов, а бумага позволяет сосредоточиться, подумать, вычленить что-то главное и важное, что никогда не удастся высказать по телефону.

Ты часто расспрашиваешь меня о моих делах и все время обижаешься, что на вопросы о работе я отвечаю односложно. Что ж, кажется, пришло время похвалиться своими успехами. Я, Олег, - тьфу, тьфу! - вроде бы наконец, чего-то добился!

Я говорил тебе, что работаю в фирме. Фирма эта частная, а занимается детективной и охранной деятельностью. "Валекс", может, слышал? Контора довольно знаменитая - ни на рекламу денег не жалеют, ни на громкие дела. Честно говоря, особых проблем попасть сюда у меня не было. Пришел по объявлению, они посмотрели мои документы, привезли из московского офиса на пригородную базу. Там у них что-то вроде военно-спортивного лагеря: казармы, спортгородок, полоса препятствий… Кстати, здесь я и живу - для безквартирных и особо ценных кадров в казарме выделяют комнатку. Вот я и получил такое жилье.

Так вот. Дали мне камуфляж переодеться и вывели на площадку во двор. Там, смотрю, трое кадров стоят, в шлемах и спецперчатках. Тоже, оказывается, претенденты. Инструктор выдал шлем и мне, а затем мы получили задание: разбиться по парам и, не выходя за пределы площадки, по-мужски выяснить отношения. Инструктор попросил работать в полную силу, только постараться не калечить друг друга.

Моего напарника быстро завалили, а я в это время, тоже справился с одним из соперников. Ну и сошлись один на один с парнем. Ты знаешь, крепкий орешек оказался! Уж я ему и "мельницу", и свой коронный в голову правой ногой с разворота, и с кувырком вперед, и назад - ничего не помогает: всюду на блоки натыкаюсь. Правда, я тоже ни одного удара не пропустил.

Инструктор, смотрю краем глаза, уже на часы посматривает, поединок прекратить желает.

Ну я в это время и схитрил: сделал выпад вправо с намечанием удара, парень поддался, а я резкий переход влево и задний удар по почкам. Тот не успел среагировать и "кайф", конечно, поймал. Ну, несколько мгновений, пока парень отходил, мне хватило - я его завалил и закрутил руки за спину, заламывая голову.

Потом стометровку сдали, пять километров, полосу препятствий - программа, словом, как обычно.

Из четверых нас с этим парнем, с которым несколько промучился на площадке, только и взяли. Отбор, я скажу тебе, суровый у них!

Потом, в раздевалке ив душе, мы с ним познакомились. Оказалось, капитан госбезопасности, служил в "Альфе ", но после всех этих подставок уволился.

Белый дом, рассказывает, еще пережил кое-как, перетерпел, но когда Степашин с Ериным "Альфу" в Буденновске подставили, окончательно не выдержал, свалил на хрен, не желая больше работать на такое государство.

Ты знаешь, я его понимаю на все сто! Какого черта элитному подразделению, в котором каждый парень знает, что делать, и умеет это делать, чувствовать себя по жизни, во-первых, виноватым перед кем-то, а во-вторых, сносить все эти насмешки и подколки - мол, до "Кондора" израильского вам далеко, "коммандос" в подметки не годитесь и вообще ничего толком не умеете. Вот он и свалил. Зато теперь служит там, где его по-настоящему ценят и уважают, а к тому же и деньги за это получает. У него жена, двое детей, отца и мужа иногда неделями не видят и не знают, вернется живым или в ящике цинковом, - так теперь когда материально особых трудностей не испытывают…

Сначала меня на охрану ресторана определили.

Раньше у них мода была в камуфляже в ресторанах торчать, но когда мэр Москвы Лужков подписал Указ об упорядочении ношения одежды военного образца, на костюмы перешли. Знаешь, все чин-чинарем было - строгий черный костюм, галстук, пластиковая карточка на кармане со словами "Служба безопасности".

Милое дело - уже не пугалом огородным торчишь, а представительным мужчиной. Однажды даже девушка какая-то на танец пригласила, так отказать неудобно было, отвлекся на пяток минут от выполнения служебного долга.

Потом, после того, как я пару драк локализовал и еще пяток предотвратил, заметили, на повышение отправили. Тут между прочим все очень четко учитывается, за заслуги перед фирмой и перед клиентами "в звании" регулярно повышают - более интересная работа, более высокая оплата. Меня из охранников ресторана в инкассаторы перевели, в одном крупном банке (ты прости, Олег, но коммерческая тайна - кого мы охраняем!) отвечал за обеспечение безопасности провоза валюты по городу.

Но там ребята тоже долго не задерживаются - по убеждению нашего руководства, инкассаторы, даже самые надежные, не должны задерживаться на одном месте дольше трех месяцев. Наверное, чтобы соблазна не возникало. Знаешь, странноватое чувство испытываешь, когда пару десятков миллионов долларов сопровождаешь, а они - вот рядом, руками пощупать можно.

И меня снова переместили. Теперь я - боец отряда "сил быстрого реагирования", как называют здесь нашу резервную группу. Это, знаешь ли, элитное подразделение в "Валексе", что-то типа той же "Альфы" или "Вымпела". Если заказ особой важности или сложности, нас используют. А в остальное время деньги платят - не поверишь - за совершенствование боевого мастерства! Вот так-то.

Ладно, Олежка, я так расписался, что не знаю, как и в конверт эти листы засунуть, придется, видимо, в двух отправлять.

Сейчас мы уезжаем на одно интересное мероприятие, как вернусь, обязательно продолжу. Я теперь тебе все в подробностях буду рассказывать. Потому как вроде на человека наконец стал похож. Вроде бы и моя совсем не мирная профессия в наше мирное время на хорошие дела сгодиться может, понимаешь? Я, Олежка, перестал сам себя стесняться, перестал мучиться вроде бы от собственной бестолковости и никому ненужности.

Но, впрочем, все. Времени нет. Пока, пиши мне тоже, не ленись. Звонки писем никогда не заменят.

Твой Банда".

Алина возвращалась теперь домой почти ночью.

Она была студенткой шестого курса юридического факультета МГУ, специализировалась на государственном праве, и ее дипломная работа по реформированию судебной системы в Российской Федерации требовала слишком много сил и огромное количество специальной литературы. Ей приходилось засиживаться в библиотеках допоздна, изучая то опыт США в этой сфере, то традиции европейского суда, снова и снова углубляясь в Римское публичное право в поисках истоков традиций и истины, перекапывая десятки судебных дел современной России в области уголовного, экономического, межгосударственного законодательства.

Ее куратор, профессор Гайворонский, был необычайно доволен своей подопечной, поражаясь ее работоспособности и умению вылавливать самые важные штрихи, подмечать и анализировать самые типичные и определяющие черты. Он всячески помогал Алине, предрекая колоссальный успех ее дипломной работе и намекая на то, что впоследствии из нее получилась бы неплохая кандидатская диссертация.

Гайворонский был уже стар и иногда, глядя на Алину по-отечески добрыми глазами, любил приговаривать:

- Эх, Алинушка, ну чего тебе сдалась эта юриспруденция? Ты такая красавица, к чему тебе свою молодую головку над этими талмудами засушивать!

Нашла бы лучше парня, достойного тебя, влюбилась бы по уши. Меня бы на свадьбу пригласили…

Куда между прочим более приятное времяпрепровождение, нежели корпение над трудами таких же старых маразматиков, как я сам!

- Да полно вам, Евгений Эммануилович! Еще тысячу раз погулять на свадьбе успеем, - отшучивалась в таких случаях Алина, скромно улыбаясь. - Кому скажи - вы, мой преподаватель, меня от учебы отговариваете. Где ж это видано такое?

И девушка с удвоенной энергией хваталась за работу, погружаясь в море бесконечных терминов, положений, указов и постановлений правительств и судов всех времен и народов.

Этим вечером она поработала совсем неплохо, и закончив, слава Богу, сбор материала для той части своей работы, в которой обобщался опыт человеческой цивилизации в судебном праве, и возвращалась домой в отличном настроении, решив в остаток вечера полностью отдаться во власть музыки, восстанавливая силы и отгоняя накопившуюся усталость.

Последний февральский морозец заставлял утоптанный снег под ногами звонко поскрипывать, тысячами искорок блестели в свете фонарей сугробы, и Алина зябко передернула плечами, повыше поднимая воротник шубки и искренне сожалея, что не послушалась утром маму и выбежала в университет без шапки, распустив по плечам свои темные густые волосы.

Ей самой нравились собственные волосы - длинные, чуть волнистые, того неопределенного каштаново-пепельного цвета, какой только и бывает у натуральных волос. Что скрывать - ей нравилось и собственное лицо. Она находила его довольно милым и привлекательным - задорно вздернутый носик, маленькие пухлые губки и выразительные карие глаза. Она любила рассматривать себя в зеркале и с удовольствием замечала, какие красивые у нее бедра, какая тонкая талия, нежные плечи.., ну, и все такое.

К сожалению, с парнями ей действительно не везло. Многие искали ее расположения, еще с детских лет, с той спецшколы, в которой она училась, где сынки высокопоставленных родителей, подражая своим папашкам, с нарочитой небрежностью и откровенным цинизмом предлагали ей прийти послушать на квартире музыку, посмотреть новые фильмы и вообще поразвлечься, пока предков дома нету. Теперь, в университете, к этим отпрыскам добавились еще одни "хозяева жизни", не имевшие папочек-начальников, но умевшие шуршать баксами в карманах. Многие ее подруги с головой ныряли в омут удовольствий и веселого времяпрепровождения, влюбляясь в очередной раз чуть ли не ежемесячно, а через пару-тройку недель, после нескольких интимных свиданий, бурно переживая очередную жестокую катастрофу на любовном фронте.

Алина была другой. Даже мечтая о любви и о прекрасном принце, она ни разу не заметила среди своего окружения ни одного парня, который хотя бы отдаленно напоминал ее идеал. Не отдавая себе в том отчета, она мечтала о парне умном и надежном, сильном и красивом, а главное - о благородном и честном, за широкой спиной которого можно смело и безбедно прожить всю жизнь, - словом, о таком, каким был ее отец, Владимир Александрович Большаков, генерал-лейтенант, известный ученый, физик, доктор наук, крупнейший специалист по ракетным двигателям. Только в нем находила она букет гармонично сочетающихся качеств настоящего мужчины, и только похожего на него парня могла представить рядом с собой.

Она спешила домой и, свернув во дворик их дома на Остоженке, не обратила внимания на то, что следовавшая за ней уже несколько сот метров машина, притушив фары, зарулила во двор и, чуть опередив девушку, остановилась у подъезда. Когда Алина поравнялась с автомобилем, открылись дверцы и из "девятки", как теперь разглядела девушка, вылез Гоша, ее однокурсник, из компании этих денежных и наглых, и какой-то его дружок.

- Привет, киса!

- Гоша? - от удивления Алина даже приостановилась. - Откуда ты знаешь мой адрес? И вообще. что тебе от меня нужно?

- Я же тебе сколько раз говорил, что люблю тебя безумно, - осклабился парень в идиотской улыбке. - Вот сейчас приехал свою любовь украдать. Повезу тебя кататься, Москву покажу, которой ты вовек не видела. По лучшим кабакам проедем, королевой вечера со мной рядом будешь. Поехали?

- Перестань, мне пора домой, - девушка попыталась пройти мимо парня, но тот схватил ее за плечи и толкнул на своего дружка, который тут же обхватил ее сзади и попытался прижать к себе, стараясь поцеловать в щеку.

Алина, рванувшись, выскользнула из его рук и, отпрыгнув в сторону на пару метров, яростно сверкнула на Гошу глазами:

- Ты одурел, что ли? А ну катитесь отсюда, не то хуже будет. Так опозорю, что в универе побоишься появиться!

- Ах ты цыпочка! Какая ретивая попалась, а, Витек? - Гоша, казалось, совсем не испугался и, надвигаясь на Алину, злобно зашипел:

- Ты, падла!

Ты меня опозоришь? Да я тебя по кругу со своими дружками пущу - иди потом, рассказывай, как оргазм за оргазмом хватала с десятком мужиков.

Что, думаешь, героиней после этого станешь? А ну полезай в машину по-хорошему! Тогда я смилостивлюсь - только со мной поспишь и назад приедешь…

- Ах ты гад! - Алина, вспылив страшной яростью, прыгнула на этого скота и четко и быстро, как учили ее когда-то в секции боевых искусств, куда отправил ее отец после седьмого класса и где провела она целых три года, пока не пришла пора сдавать вступительные экзамены, Алина острым носочком сапога ударила придурка в пах и тут же с разворота двумя сжатыми в кулачки руками - в ухо, опрокинув это быдло навзничь. Обернувшись к Витьку, она приготовилась принять удар, чувствуя", что потеряла все же былую выучку, но, к ее удивлению, Витек даже не пытался атаковать, медленно пятясь назад к машине. Алина сделала шаг в его сторону, и парень, потеряв равновесие и поскользнувшись на ледяной дорожке, грохнулся оземь спиной, оказавшись в самом нелепом и беспомощном положении.

- Козлы страшные! - жутко, с несвойственной ей грубостью ругнулась Алина и, повернувшись, вошла в подъезд, быстренько зацокав каблучками по лестнице, взбегая на свой третий этаж. Через разбитую оконную раму она услышала, уже подходя к квартире, как взревела "девятка", унося прочь незадачливых кавалеров.

Только теперь девушка поняла, как перепугалась, и, безуспешно пытаясь попасть трясущимися руками ключом в замочную скважину, горько расплакалась не в силах унять страх и ужас.

На скрежет ключа в замке дверь открыл отец.

- Алинушка? Что случилось? - попятился он, пропуская дочь в квартиру. - Что произошло, дочка? Говори немедленно!

- Ничего, папа.

- Ты плачешь?

- Нет, это я так, с мороза. Тушь потекла.

- Дочь, что произошло?

- На меня сейчас пытались напасть, но я отбилась…

- Где?

- У подъезда…

Не дослушав, Владимир Александрович метнулся в свою комнату и уже через секунду снова появился на пороге, сжимая в руках наградной, с гравировкой, пистолет. Он рванул на себя дверь, но его остановил оклик дочери:

- Папа, поздно, они уже уехали.

- Ты их знаешь? - взволнованно и тяжело дыша и крепко сжимая в руках рукоятку пистолета, спросил ее отец, пытаясь заглянуть Алине в глаза.

- Нет, папа. Первый раз видела, - Алина и сама не понимала, почему соврала отцу. Наверное, не хотела его расстраивать еще больше, не хотела, чтобы у него, и без того всегда занятого и измученного работой, болела голова еще и за дочь.

- Что здесь за шум? - показалась из кухни мама, встревоженно вглядываясь в лица мужа и дочери.

- Да вот, на Алину нападение совершили какие-то подонки. Я сейчас в милицию позвоню…

- Не надо, папа. Бесполезно, - поспешила остановить его Алина. - Кого они найдут? Только затаскают потом на дознания всякие. Я же знаю эту систему…

- Доченька, ну что же это? Они ничего тебе не сделали? - мама уже обнимала ее, со слезами на глазах помогая стаскивать с плеч шубку. - У тебя ничего не болит?

- Они что, тебя ограбить хотели?

- Да нет вроде.

- А что?

- Володя, ну что ты пристал к ней в самом-то деле! Не видишь, что ли, что ей сейчас не до твоих расспросов! - замахала мать руками на отца, отгоняя его от дочери. - Иди, смотри телевизор, мы сами разберемся. Ведь все, слава Богу, обошлось.

Она приобняла дочь за плечи и осторожно увлекла в комнату девушки.

Отец постоял еще некоторое время, смотря вслед своим женщинам, потом вздохнул и направился в свой кабинет, плотно прикрыв за собой дверь. Он уложил пистолет снова в ящик стола и, устраиваясь на диване у телевизора, растерянно и незлобиво проворчал, нажимая кнопку "сеть" на дистанционном пульте:

- "Пронесло, пронесло!" Сейчас пронесло, а завтра? Нет уж, милые, больше такого не повторится. Завтра же приму кое-какие меры. По крайней мере за дочку волноваться больше не буду…

"Привет, Олег!

Только вчера опустил тебе письма в почтовый ящик, а сегодня меня уже снова тянет написать.

Жизнь пошла такая - что ни день, то новости. И вроде неплохие.

Помнишь, я писал тебе, что убегаю на задание и у меня нет времени, чтобы продолжить письмо? Это мы спешили на спецзадание - охрана концерта. Ты, небось, слышал про такую группу - "Ма-ма"? У них было очередное грандиозное шоу с совершенно идиотским названием (я его даже и запомнить не смог). Давалось несколько представлений в "Олимпийском". А наш "Валекс" получил заказ на охрану.

Честно говоря, надо было видеть это зрелище, чтобы понять, что такое психоз толпы! Тысячи людей кричат, визжат, хлопают. Кошмар какой-то.

Пока на сцене кто-то из "разогревающих" отплясывал, все еще нормально было. Но как сами "мамайцы" на сцену вылезли…

Знаешь, эти "голубые" рафинированные мальчики дергаются, подвывают, в зал подмигивают и воздушные поцелуи посылают, а с девчонками начинает происходить что-то странное. Сотни пэтэушниц в проходах отплясывают, еще больше перед сценой сгрудились - майки на себе рвут, слезы льют, за улыбку любого из этих рахитиков прямо на сцене отдаться готовы. Смотреть противно!

А мы, значит, всю эту компанию охраняем. Два десятка наших вдоль сцены выстроились, чтобы напор сдерживать и эксцессов не допускать, а мы пятеро - из группы быстрого реагирования - за кулисами сидим. Блатная работа, я тебе уже говорил! Сидишь себе, концерт смотришь, ничего делать не надо. Мы там, как последний рубеж обороны, - на случай, если ОМОН служебный вход проморгает или если наши ребята с "мамайской" охраной зал не сдержат. Девяносто девять концертов из ста обходятся совершенно без приключений. Но вчера попался как раз тот единственный, сотый…

По "уоки-токи" наши люди из зала сообщили, что среди зрителей - десятка два-три рокеров. Держатся одной командой, ведут себя сдержанно и организованно, как будто к чему-то готовятся. Ты, может, знаешь, что рокеры "мамайцев" этих страсть как не любят - настоящие мужчины, которыми себя считают рокеры, не могут быть слизью голубовато-розового оттенка в рубашечке с кружевным воротничком, выбеленным чубом и слащавым голоском. И вот в этот вечер одна из бригад решила дать бой "мамайским педикам".

Короче, наши в зале их "зевнули" в конце концов.

Среди вопящих девочек рокеры, четко распределив обязанности, очень незаметно прокрались к сцене и половина из них атаковала нашу службу безопасности, а вторая резко ломанулась на сцену, к самим "мамайцам". Е-мое - волосы дыбом встали! Ты прикинь: нас пятеро, а их человек пятнадцать на сцену влезает. "Мамайские" мальчики испугались, гитары побросали, а ведь все под фанеру, песенка продолжается, в зале ничего не понимают, продолжают танцевать и хлопать, музыка ревет так, что барабанные перепонки лопаются, и плюс ко всему света нет нормального - прожектора в темноте мечутся, глаза слепят, зала совершенно не видно. В общем, завал получился полнейший.

Мы выскакиваем. Смотрю - прямо на меня один из "мамайцев" спиной пятится, честь свою сраную перед девчонками ронять не хочет, что ли, а на него уже трое этих придурков в коже несутся. Я этого "гомика за плечи, да как швырнул за кулисы, а сам нападавших встретил. Тут уж режиссер заметил неладное, полный свет в зале дали. Визг поднялся девчачий - ты бы слышал!

Мы, конечно, при нормальном свете с этими придурками быстро справились. Кого покалечили, кого отрубили. Тут уж и ОМОН наконец очухался, вместе с нашими покрутили их всех, повязали, в машины позакидывали и в кутузку.

В зале - дурдом: девки плачут, на сцену рвутся, проверить, видите ли, живы ли их ненаглядные мальчики? Аж противно!

Ведущий объявил перерыв на полчаса "по техническим причинам", зал кое-как успокоили, и мы снова ушли за кулисы. Сидим, курим, тут подходит к нам главный "мамаец", Гарри Аллигатор, что ли, или как там его звали, со своими "педиками". Один из них на меня тычет, кричит: "Он мне костюм порвал Как я теперь выступать буду?" Но, ты знаешь, Гарри этот мужик крутой, видимо: как цыкнул на этого недоноска, тот сразу заткнулся. Гарри нам руки пожал, поблагодарил и каждому подарил по ста долларов, представляешь?

Дальше все уже спокойно прошло.

Концерт закончился, приезжаем мы на базу, а нас сам Валентин Кириллович встречает - шеф нашей фирмы, ее создатель. Ему, видимо, уже доложили обо всем. Построил он нас и тем, кто в зале был, объявил усиленные занятия по подавлению толпы, а нам пятерым говорит: "Ребята, мол, большое спасибо. Того, что вы сделали, как спасли престиж нашей фирмы, я вам никогда не забуду. Теперь вы - лучшие бойцы нашей группы, у вас будут любые привилегии. А пока - увеличение оклада на четверть и двойная премия за этот месяц". Представляешь? Мы аж обалдели!

А сегодня с утра вызывает меня и Анатолия - помнишь, того парня из "Альфы", с которым мы вместе на работу устраивались? - и объявляет нам о новом назначении. Мол, теперь у вас будет иная работа.

Какая? Самая лучшая и престижная. А пока пройдете тестирование и при необходимости недельные курсы повышения квалификации.

Мы сегодня целый день тесты сдавали: рукопашный бой, стрельба, вождение, бег, прыжки, полоса препятствий. А весь вечер - не поверишь! - какая-то очень серьезная тетя учила нас этикету: как вести себя за столом, как правильно сопровождать даму, как подать ей пальто, как поднять платочек оброненный, как помочь выйти из машины, а также прочей всякой всячине. Анатолий говорит, что нас теперь в телохранители возьмут. Посмотрим, завтра все решится, потому что переподготовка для нас, как решили инструкторы, не нужна. И так сгодимся.

Не зря же, черт побери, нас всю жизнь готовили, правда?

Ой, Олежка, извини, но я заканчиваю. Спать хочу - не могу, вымотался, за сегодня окончательно.

Когда все станет ясно с моим новым назначением, напишу снова. И ты мне пиши, не забывай!

Пока.

Твой Банда".

В полдесятого утра следующего дня Банда и Анатолий, скромно постучав, вошли, как им и было приказано, в кабинет Валентина Кирилловича Шеф был не один. Напротив него в кресле величественно восседал седой подтянутый человек в форме генерал-лейтенанта. Генерал строго посмотрел на парней, как только те переступили порог.

- Вот они будут выполнять ваш заказ, Владимир Александрович. Анатолий, бывший офицер группы "Альфа", и Александр, офицер спецназа, десантник, - представил их шеф генералу. - У обоих отличная боевая биография, оба - великолепные мастера своего дела. С ними, я вам ручаюсь, вопросов у вас не возникнет.

- Надеюсь, - голос важного генерала оказался строг и сух, а колючие стальные глаза пронизывали новоиспеченных телохранителей, казалось, насквозь, - Вам объяснили уже, ребята, суть вашей новой работы?

- Да, Валентин Кириллович, - за двоих ответил Банда, утвердительно кивнув головой.

- Вот и отлично. А объект вам покажет Владимир Александрович. Режим работы - с семи утра до двенадцати ночи, при необходимости - пока объект не окажется дома. Дежурство по одному, через сутки. Цель - ни на мгновение не оставлять объект в общественных местах в одиночестве, задача - не допустить ни малейшей провокации, не говоря уж о нападении, против объекта. Защищать в случае необходимости любыми доступными вам способами. Задание понятно?

- Так точно, - почему-то по-военному снова за двоих ответил Банда, а Толик только согласно кивнул головой.

- Разрешение на ношение оружия при себе?

- Так точно.

- Оружие получите в арсенале, команда уже отдана. В вашем распоряжении будут пистолеты Макарова, а спецсредства подбирайте любые, какие считаете необходимыми. Нательные бронежилеты не забудьте получить тоже. Все ясно?

- Да, Валентин Кириллович.

- Кажется, все… Ах, нет! - вдруг снова что-то вспомнил шеф. - Надо еще обсудить проблему транспорта. Владимир Александрович желает, чтобы объект более не передвигался в общественном транспорте. Это мы можем устроить, но надо подумать, как лучше. Твой "мицубиси", Саша, на ходу? В порядке?

- Конечно.

- Может, ты на нем и будешь, а мы тебе выплатим расходы на бензин и за амортизацию.

- Без вопросов. Мне за родным рулем даже привычнее будет.

- У него свой джип, "мицубиси-паджеро", весьма комфортабельная, к тому же совершенно безопасная машина, - объяснил шеф ситуацию генералу. - Вы не возражаете?

- Нет. Пусть будет "мицубиси".

- Решено. А ты, Анатолий, вечером получишь в гараже "БМВ". Возьми путевку.

- Хорошо, - Анатолий согласно кивнул, взял протянутый листок и, аккуратно сложив, сунул во внутренний карман костюма.

- И последнее. Форма одежды - свободная, соответственно ситуации. Кажется, я ничего не упустил, как вы считаете, Владимир Александрович?

- Да нет, вроде теперь все обсудили, - военный поднялся и пожал шефу "Валекса" руку. - Спасибо за понимание, за вашу поддержку.

- Да не за что. Это наша работа…

- Вы-то свою работу на отлично сделали, а вот, как они справятся, - генерал снова оценивающе окинул телохранителей взглядом, - это мы еще посмотрим.

- Я вас уверяю, Владимир Александрович, проблем не будет. Только вчера между прочим эти ребята от растерзания группу "Ма-ма" спасли. Слышали, может?

- Нет, мне, знаете ли, все эти группы…

- Ах да, конечно! - шеф пожал генералу руку. - Спасибо, Владимир Александрович, еще раз за большое доверие, мы не подкачаем. До свидания!..

Ребята, поезжайте с Владимиром Александровичем прямо сейчас на джипе Саши, знакомьтесь с объектом. Дежурство начинается с сегодняшнего дня.

Первый, раз у тебя, Анатолий, еще не решены проблемы с транспортом, заступает на смену Бондарович. Все, пока, догоняйте. Он мужик вроде ничего!

- А что за объект хоть, шеф? - не выдержал Банда, с любопытством взглянув на шефа.

- Ой, да сами увидите через несколько минут.

Бегите, не заставляйте клиента ждать!..

"Олежка, снова я приветствую тебя, и если я не очень сильно замучил тебя своей писаниной, то буду счастлив, а впоследствии обещаю исправиться и писать пореже. Договорились?

Просто, друг, не могу не поделиться с тобой самой последней сногсшибательной новостью.

Анатолий оказался прав - нас определили в телохранители. Тело - ты бы видел! Охраняем девчонку, генеральскую дочку. Года двадцать два ей, видимо, на последнем курсе юрфака учится. Девка как девка, ничего сверхъестественного. Что ее папаше в голову втемяшилось, даже понять не могу. Сокровище нашел!

А папашка у нее ничего. Он ученый какой-то, но работает исключительно на оборонку, а потому носит генеральские погоны.

Дочка куда хуже. Занудливая, злая, раздражительная. Кроме учебы, ни о чем вроде и не думает. Ей, видно, не слишком нравится наше присутствие, но с папочкой спорить не решается, так на нас злобу срывает. "Вы меня в женский туалет проводите? А вдруг там покушение произойдет?"; "Я, кажется, дома бюстгальтер забыла. Как вы думаете, это слишком сильно ослабляет мою безопасность?" Издевается, словом, на каждом шагу. Мы ее в университет провожаем и в коридоре на лекциях торчим, так она возьмет - выведет на перемене стаю своих подружек - знакомьтесь, мол, девочки, это мои бодигарды. Теперь, мол, мое тело в их надежных руках. Хотите, и ваши тела им отдадим?" Короче, нервы с ней надо иметь стальные.

А в основном все нормально. На службу теперь хожу через сутки, правда, на целый день, с утра до самой ночи, считай. А само дежурство, если бы не сволочной характер доченьки, было бы вообще курортом - сиди себе, присматривай за девицей, журнальчики почитывай. Прелесть, а не служба, и деньги идут.

Ладно, Олег, все это ерунда. Гораздо важнее, что в июле шеф обещал мне отпуск. Не открутишься тогда, я к тебе снова приеду. Как вспомню уху да раков, на костре сваренных, да водочку из холодильника - слюнки до земли текут! Мы с тобой обязательно это мероприятие повторим, правда?

А пока до свидания. Напоминаю тебе, что за последний месяц не получил от тебя ни одного письма. А звонить мне сейчас надо по нечетным дням, когда я от дежурства свободен.

Не забывай! Пока!

Твой Банда".

Банда второй раз в жизни соврал Вострякову, когда писал ему письмо и сообщил, что не видит ничего выдающегося в Алине. Это была абсолютная не правда.

Он сразу, как только увидел девушку, был сражен ее красотой. Он смотрел на ее волосы, на ее глаза, на ее снисходительную насмешливую улыбку и понимал, что она - чудо. Что именно ее он ждал всю свою непутевую жизнь. Что именно такую девушку он смог бы смело, без малейших колебаний, назвать своей женой.

Он сразу же испугался и погнал прочь подобные мысли. Еще несколько лет назад, в первый свой московский период жизни, работая у Виктора Алексеевича, Банда посмотрел фильм "Телохранитель", с Кевином Костнером и Уитни Хьюстон в главных ролях. Он помнил, как боялся герой Костнера полюбить свой "объект" охраны, потому что любовь, чувства какие-то к "объекту" совершенно исключали холодное и независимое отношение к делу. Смятение в душе обязательно вызывало сумятицу в мыслях, отвлекало и рассеивало внимание, снижало бдительность и притупляло реакцию телохранителя.

Он очень четко почувствовал это в первый же день своей службы, когда повез подопечную на своей "мицубиси" в университет на занятия. По правилам, ничто не могло отвлекать его внимания от дороги, от окружающих машин и даже от резких движений пешеходов на тротуарах. Но Банда внезапно ловил себя на том, что, скосив глаза в правое наружное зеркало автомобиля, поворачивает их еще чуть правее, рассматривая непослушный завиток на виске девушки. Или, остановившись на красный сигнал светофора, присматриваясь к машинам справа на предмет чего-либо подозрительного, вдруг понимал, что не может оторвать взгляда от ее слегка приоткрывшихся под юбкой коленей.

Ситуация осложнялась тем, что Алина оказалась не подарочком, и постоянные издевательства и унижения, которым она подвергала своих телохранителей, больно били по их самолюбию и нервам.

Везло Толику - влюбленный в собственную жену, он с улыбкой относился ко всем неприятностям, перепадавшим от их подопечной, воспринимая их с терпением и стойкостью, как какие-то неизбежные тяготы и лишения их теперешней службы. Банда так не мог.

Правда, буквально на второй день его службы, когда он дежурил в коридоре, ожидая перемены и выхода из аудитории "объекта", произошел маленький эпизодик, окрыливший Банду на целых две недели.

А дело было так.

Когда прозвенел звонок и студенты начали вываливать из аудитории, спеша кто в буфет, а кто покурить, Банда подошел поближе к открытым дверям, наблюдая за своей подопечной. Алина сидела за столом, не собираясь, видимо, покидать помещение, и читала конспект. К ней подошел какой-то парень и, нагнувшись, сказал на ухо что-то такое, от чего девушка вспыхнула и вскочила, гневно сверкая глазами. Парень захохотал и попытался взять Алину за подбородок, но она резко и с отвращением оттолкнула его руку.

Раздумывать Банде было некогда, и он быстро шагнул в аудиторию. Подходя, он услышал обрывок разговора:

- Ты, цыпочка, хоть понимаешь, с кем связалась?

- Отлично понимаю, хоть и ни с кем не связывалась. Просто я вижу перед собой подонка.

- Попридержи язык, краля, пока я тебе его не откусил, ясно? Ты, сука, еще прощения будешь…

- Простите, - Банда встал между ними, заслонив грудью девушку. - Я не помешал вашему разговору?

- А ты кто такой? Вали отсюда! - парень был невыносимо груб и попытался отстранить Банду, толкая в плечо. Он еще не знал, что это опасно и необдуманно.

- Я советую вам успокоиться и идти по своим делам. Вам, я вижу, не о чем больше говорить с Алиной, - с этими словами Банда железной хваткой перехватил его руку у запястья, слегка заламывая ее в кисти, но говорил в это время совершенно спокойно, не повышая голоса.

Это-то спокойствие как раз и взбесило Гошу, - а парнем, с которым разговаривала Алина, был именно он, - больше всего:

- А ну пойдем выйдем, поговорим, раз ты такой смелый!

Однокурсники Алины уже с любопытством оглядывались на эту сцену, не понимая, что происходит и кто этот чужой парень, не побоявшийся встать против известного своими связями с уголовниками Гоши. Банда заметил, как их стычка стала превращаться в какое-то зрелище, и, стараясь разрядить ситуацию, с радостью согласился:

- Конечно, пойдем в коридор. Здесь слишком много народу, и мы мешаем им готовиться к лекции.

Он повернулся и пошел к выходу. Гоша сделал за ним пару шагов, но то ли уверенность Банды лишила его мужества, то ли, оценив квадратную спину соперника, он понял, что не имеет никаких шансов, но вдруг местный авторитет остановился и крикнул выходящему из аудитории Сашке:

- Вали-вали отсюда, козел!

Банда вздрогнул, но, сдержавшись, обернулся совершенно спокойно и, глядя в глаза этому заморышу, ледяным тоном произнес:

- Послушайтесь моего совета, молодой человек.

Я вам рекомендую более никогда не оказываться ближе, чем на два метра, от Алины. Это вам мой настоятельный совет.

- Кто ты такой, чтобы мне указывать?!

- Какая разница?

- Ты - труп, понял?

- Очень страшно!

- Козел.

- Вы запомнили мой совет?

- А иди ты…

- Наверное, запомнили, - с этими словами Банда вышел из аудитории и встал в коридоре у окна, не выпуская из поля зрения стол Алины.

Гоша, потоптавшись несколько секунд на месте, с гордым видом победителя прошел на свое место, ни на секунду не задержавшись тем не менее возле стола Алины…

Когда после занятий Банда вез девушку в библиотеку, она вдруг заговорила с ним не совсем так, как раньше, лишь с легкой насмешкой:

- Что ж вы, такой крутой, а подонку этому морду не набили? Может, струсили?

- В этом не было необходимости.

- Как не было? Ведь он вас последними словами обзывал и унижал на глазах всего курса! - девушка, конечно, старалась досадить Банде, но в голосе ее он тем не менее почувствовал и нотки искреннего удивления спокойствием телохранителя.

Только поэтому Банда и посчитал нужным ей ответить:

- "Объекту" моей охраны ничего не угрожало. А сам я был на службе и не имел права ввязываться в любые нештатные ситуации, не связанные с несением дежурства.

- Гм, - хмыкнула девушка, неопределенно покачав головой. - А если бы он попытался ударить меня?

- Для этого я и был рядом.

- Однако нервы у вас - железные… - протянула она. - Ну ладно. А как вас, кстати, зовут?

- Александр.

- Что ж, Александр, как бы то ни было, я нам благодарна. Мне совершенно не хотелось спорить с этим придурком.

Банда почувствовал, как вдруг сильнее забилось его сердце, взволнованное неожиданной благодарностью девушки. Эх, знала бы она, на что он ради нее готов пойти!

Но Алина сразу же постаралась испортить настроение своего телохранителя, задорно провозгласив:

- А вообще-то вы мне помешали. Если бы не вы, я бы ему как врезала с разворота…

- Теперь я буду делать это за рас, - спокойно охладил ее пыл Банда, прибавляя скорость…

С некоторых пор Алина стала вдруг замечать, что почти каждый вечер, засыпая, почему-то вспоминает об этом телохранителе, об Александре. Ей было приятно вновь переживать какие-то мелкие эпизоды прошедшего дня, в которых он так или иначе принимал участие, или думать о том, что придет завтрашнее утро и ровно в семь ноль-ноль он будет сидеть на кухне, попивая приготовленный мамой кофе и ожидая, когда встанет наконец она, "объект". Она находила, что ей нравится, как ладно сидит на нем костюм или как мощно вздуваются под рукавами ковбойки его бицепсы. Ей импонировала его аккуратность, пунктуальность и то, что он всегда тщательно выбрит. Она вообще считала его с некоторых пор неплохим парнем и с нетерпением ожидала дня именно его дежурства, но. Но почему он на нее смотрит только как на бездушный дурацкий "объект"?!

Странный парень. Такой спокойный, невозмутимый. Но сколько энергии в нем чувствуется, сколько мощи и обузданной страсти Он, судя по всему, многое пережил, и глаза его стали совсем холодными, колючими, но какая добрая, какая нежная у него улыбка!..

Как он корректен, как он подчеркнуто вежлив и предупредителен! Неужели всему этому учат в их школе телохранителей? Неужели это все - лишь служебная маска?..

Интересно, а что он пережил? Кем был до того, как стал моим телохранителем? Наверное, он был бы неплохим собеседником и мог бы порассказать много чего интересного. Но он такой молчаливый!.

А потом однажды он пришел к ней во сне. И надо же было присниться такой глупости - он целовал ее, носил на руках, нежно и одновременно крепко прижимал к себе, гладил по спине, по волосам… В ту ночь Алина испытала какое-то совершенно необыкновенное чувство полета и невесомости и, проснувшись поутру, выбежала на кухню, бессознательно мечтая увидеть его. Но за столом, лениво размешивая сахар в чашечке, восседал Анатолий, и девушка чуть не чертыхнулась в полный голос от разочарования. Весь день был непоправимо испорчен…

Странная девушка!

Такая красивая, милая, обаятельная, жизнерадостная и в то же время такая холодная, жестокая..

У нее нет парня, по крайней мере за все это время ни разу во время моего дежурства она не отправлялась на свидание, но в то же время она такая общительная, у нее столько знакомых на факультете, и чувствуется, что ее там любят…

Она такая разговорчивая с подругами, может проболтать полчаса по телефону, но из нее лишнего слова не выжмешь для меня, только "здравствуйте", "спасибо", "до свидания"…

Как шикарно и со вкусом она одевается, но чувствуется, что одежда, всякие эти тряпки, обувь, косметика для нее совсем не главное. Единственный раз мы были вместе в ГУМе, и покупки она сделала буквально за сорок минут, успев накупить три огромные сумки всякой всячины…

Иногда я хочу взять ее на руки и унести на край света. И держать на руках целую вечность, собственным телом защищая от всех бурь и невзгод жизни. А иногда, когда она, выйдя поутру на кухню, взглянет на меня, как на предмет мебели, как«на неодушевленную табуретку, и коротко бросит свое всегдашнее "здрасьте!" - в такие мгновения я почему-то готов ее задушить собственными руками…

Банда уже привык, что каждую ночь он проводил во сне с Алиной. Она всегда снилась ему в снах ужасах: холодная и жестокая, она издевалась и смеялась над ним, уходя с другими и махая ему ручкой на прощание. Во сне она всегда была такой же недоступной, как и в жизни, и Сашка никак не мог заставить свое сознание "включить" другой сон, более счастливый и радостный.

"Все, хватит! Надо решать - или я хочу свихнуться, или надо просить шефа перевести меня на другое задание. Сил моих больше нет!" - думал Банда, вскочив в шесть утра по звонку будильника и яростно скребя бритвой по отросшей за сутки щетине, собираясь на очередное дежурство. В это утро Банда твердо постановил, что сегодняшний день обязан стать решающим, обязан расставить наконец все точки над i…

- Спасибо, Александр, за удачное дежурство. До свидания! - она уже готова была захлопнуть перед его носом дверь квартиры, но Сашка вдруг заговорил:

- Алина, подождите!

Целый день искал он подходящий повод для этого разговора. И целый день ему не везло.

Утром, в машине, по дороге в университет? Но она была такая серьезная и сосредоточенная, у нее намечался какой-то там зачет, поэтому Сашка так и не решился заговорить, вмешаться в ее раздумья.

После занятий, по дороге в библиотеку? Но она посадила в машину двоих подруг, и всю дорогу девушки тараторили без умолку. Да и что это за серьезный разговор бы у них получился в присутствии совершенно посторонних лиц?

В библиотеке? Было бы вообще глупо и непростительно отвлекать Алину от работы, когда до защиты диплома остается всего ничего и каждая минута дорога.

Наконец по дороге домой? Но девушка ехала молча и выглядела крайне усталой. Она забралась на заднее сиденье "паджеро" и, откинувшись на подголовник и облокотившись на подлокотники, закрыв глаза, тихо дремала, измотанная напряженным днем. Заговорить с ней в такой ситуации Сашка счел себя не вправе.

И вот только теперь, когда дверь почти захлопнулась у него перед носом, он вдруг опомнился и в отчаянии чуть не возопил:

- Алина, подождите!

- Что такое?

- Алина, простите мне мою наглость, но ведь завтра среда?

- А что такое? - девушка смотрела на Банду широко открытыми от удивления глазами: впервые ее телохранитель с ней толком заговорил, к тому же она совершенно не понимала, к чему он клонит. - Вы, может, хотите взять выходной?

- У меня и так завтра выходной…

- Ах, да, я забыла! - с чуть заметным раздражением бросила Алина и нетерпеливо двинула плечиком. - Так в чем же дело? Чем вам не нравится среда?

- Наоборот, очень нравится. В среду в вашей библиотеке выходной, и я подумал…

- Что же вы подумали? - Алина ничего не понимала, и ее удивление с каждой минутой возрастало.

- Я подумал, у вас будет свободный вечер… А я как раз выходной… Словом, разрешите мне вас пригласить завтра куда-нибудь… В какой-нибудь клуб или ресторан… Давайте вместе поужинаем. Я отпущу Анатолия, и мы с вами…

- Александр, зачем вам сверхурочные? Вам что, за это платят? - она не могла больнее ударить его.

Она даже понимала это, но черт, который вдруг вселился в нее, требовал крови и жертв. И поэтому Алина добивала своего телохранителя, презрительно и жестко выговаривая ему:

- Может, вам нужно увеличить жалованье? Тогда обращайтесь к своему шефу, а не ко мне или к моему папочке, который за каким-то чертом вас обоих нанял. Далее. Я ваш "объект", а не объект ваших мечтаний, а потому старайтесь держать себя в руках. И наконец, с чего вы взяли, что мне будет приятнее провести вечер в каком-то кабаке с вами, чем с Анатолием дома спокойно поработать?..

- Извините, Алина, я сказал глупость! - Банда готов был стереть сам себя с лица земли Он покраснел до корней волос и не знал, куда девать глаза от этого испепеляющего взгляда разгневанной, как ему казалось, девушки. Боже, какой он идиот!

Неужели он не мог предвидеть такой реакции раньше?!

- Еще какую! До свидания.

- Прощайте! - и парень быстро побежал по лестнице вниз, на выход, не дожидаясь даже, по обыкновению, когда девушка плотно закроет за собой дверь квартиры.

"Что значит "прощайте"? Навсегда, что ли?.. Боже, дура, что же я наделала!" - Алина чуть не расплакалась, глядя вслед убегающему Банде, и вошла в квартиру только тогда, когда хлопнула внизу входная дверь и дико взвыла во дворе "мицубиси", с пробуксовкой рванув прочь от ее дома.

- Валентин Кириллович, разрешите? - Ванда постучал в кабинет шефа, выбрав наконец минутку, когда тот остался один.

- Саша? Заходи, заходи, конечно! - шеф даже не пытался скрыть, что явно удивлен появлением Банды. - Что-нибудь случилось? Может, какие-то недоразумения по оплате за бензин или за машину?

Ты говори, не стесняйся!

- Валентин Кириллович, я хотел вас попросить… - Банда замялся, вдруг сообразив, что не знает, с чего начать, как проще и в то же время не слишком откровенно объяснить шефу истинную причину своего неожиданного визита.

Директор "Валекса" был старый и опытный оперативник, он сразу понял, что Сашке нужен толчок, повод начать разговор, а потому постарался побыстрее успокоить парня. Он кивнул на кресло у стола, подвинул пачку "Мальборо".

- Да ты садись, чего стоишь! Закуривай… Так что там, говоришь, у тебя стряслось?

- Пока ничего, но может стрястись. Может что-нибудь случиться с моим клиентом…

- С вашим клиентом? Вы ведь с Анатолием вдвоем работаете?

- Да, конечно, Валентин Кириллович. Я имею в виду, что я уже не способен нести как следует службу по охране нашего "объекта". А потому прошу заменить меня на этой работе. Я готов пойти на любую другую работу, хоть в самый захудалый кабак вышибалой…

- А что, она красивая девушка? - Валентин Кириллович использовал старый проверенный ход следователя: резко задав вопрос о самой сути проблемы, можно было на девяносто процентов быть уверенным в совершенно искреннем ответе, и лишь в десяти случаях из ста опрашиваемый успевал среагировать должным образом, не выдавая себя.

Сашка совершенно не ожидал подвоха, а потому клюнул сразу.

- Да, очень, - выдохнул он.

- Ты чувствуешь, что влюбился?

- Кажется, да…

- А она - нет?

- Да на кой черт я ей сдался, Валентин Кириллович! Она такая!.. Вы бы видели!

- И ты чувствуешь, что больше не можешь находиться рядом с ней?

- Не могу.

- И тем более не можешь ее охранять, оставаясь холодным и безучастным к своему "объекту" как к человеку… - Валентин Кириллович уже не спрашивал, а лишь констатировал факт.

- Да.

- Ну что ж. Жаль, что ты попался в ее сети. Ты отлично подходил для этой работы, в других телохранителях я не был бы так уверен… Самое, Сашка, хреновое дело - это когда красивых девчонок нужно охранять. Хлопцы забывают о работе, увлекаются… А мне ведь нужна именно работа, нам ведь клиенты именно за это деньги платят! Да и престиж фирмы потерять легче всего, а вот заработать…

- Я понимаю…

- Да… Ну ладно, попался так попался. В вышибалы тебе идти, братец, незачем, это работа не для твоих способностей. Ты останешься в телохранителях, я тебе подыщу просто другой "объект", - Валентин Кириллович на мгновение умолк, а когда снова заговорил, голос его стал мягким и в нем действенно слышались просительные нотки:

- Саша, я тебя только об одном попрошу: сегодня среда, остались четверг и суббота. Отдежурь эти два дня! Соберись, ладно? Я ведь не могу так сразу замену тебе найти! Хорошо, Саша? А в понедельник - на новый "объект" пойдешь, договорились?

- Я попробую… - уверенности в голосе Банды не было никакой, но шеф уже ухватился за его согласие и постарался побыстрее свернуть разговор:

- Ну вот и отлично. Вот и ладненько. Иди, Саша, и не беспокойся - с понедельника ты ее больше не увидишь!

Сердце Алины чуть не выпрыгнуло из груди от счастья, когда она увидела утром на кухне Банду.

"Эх, дурашка! А еще "прощай навсегда!" Какой же ты глупый, ничего не понимаешь!"

Она чуть не взлохматила его волосы, но вовремя отдернула руку и с испугом взглянула на него, опасаясь, как бы он не заметил ее невольной слабости.

Но Банда даже не посмотрел в ее сторону. Он молча читал "Комсомолку", прихлебывая неизменный кофе, приготовленный мамой Алины. Вот уже пять минут силился он разобраться, что же написано в этой несчастной заметке из двух предложений, но смысл прочитанного никак не мог дойти до него, Не глядя на Алину, он кожей чувствовал ее присутствие, тепло ее тела, аромат ее духов.

Девушка крутанулась на кухне, приготавливая себе бутерброд, и, схватив чашечку кофе, снова исчезла с своей комнате, чтобы привести себя в порядок, и только тогда Банда смог перевести дух и сообразить, что "Комсомолка" сообщала о падении курса рубля на Московской межбанковской валютной бирже на целых десять пунктов.

"Тьфу, черт! Совсем голову потерял! Как я сегодня дежурить буду, не представляю!.."

В машине по дороге на занятия она украдкой рассматривала его, и ей вдруг показалось, что за эти сутки вокруг его серьезных глаз прибавилось горьких морщин, а губы сжаты особенно плотно и жестко.

- Саша, можно, я радио включу?

"Саша! Господи, чего она надо мной издевается?" - Банда от удивления чуть не выпустил руль: так она его еще никогда не называла. Но ответил сухо и строго, чуть разжав губы:

- Да.

"Да". Чурбан железный! Бестолочь солдафонская!" - Алина испытывала страстное желание впиться ему в волосы, потрясти его глупую голову, чтоб он очнулся, увидел, как она на него смотрит.

Чтобы он догадался наконец, что она еле дождалась сегодняшнего утра - утра его дежурства…

Целый день они вели себя так, будто были двумя поссорившимися школьниками: они подчеркнуто игнорировали присутствие друг друга, не перебрасываясь ни малейшим словом, ни мимолетнейшим взглядом. Они злились и дулись, как им казалось, друг на друга, хотя каждый из них готов был сам себя укусить за локоть…

День прошел просто ужасно. Алина чуть не завалила очередной зачет, а Банда чуть не протоптал в подошвах туфель дырки, своими огромными шагами меряя коридор под дверью ее аудитории.

Когда часов в шесть вечера они наконец отъезжали от университета и Банда привычно повернул к библиотеке, Алина неожиданно произнесла:

- Домой!..

Они вошли в квартиру, и Сашка привычно повернул на кухню, на свое обычное место, но день этот выдался все же каким-то странным, и Алина тихо произнесла:

- Александр, а хотите, я вам покажу свою комнату?

- Хочу, - это говорил не Сашка, говорил кто-то другой. Ведь Сашка злился и ненавидел эту жестокую девчонку, а голос его звучал почему-то мягко и нежно.

- Пойдемте! - это говорила не Алина, говорил кто-то другой, ведь Алина ненавидела и презирала этого бестолкового парня, а голос ее звучал ласково и мягко.

- Родители уехали на дачу, вернутся только в понедельник. Так что вы не стесняйтесь, проходите.

Я вам сварю кофе, приготовлю ужин.

Она вела его по коридору, и Сашка вдруг почувствовал, что ноги плохо слушаются его, предательски подгибаясь в коленях…

Они вошли в ее комнату, Алина прикрыла дверь.

Они повернулись друг к другу и… Они сами не поняли, как оказались в объятиях друг друга.

Девушка прижималась к нему страстно и доверь чиво, так, как это было в ее сне.

Он взял ее на руки и прижал к себе крепко и нежно, так, как ему хотелось, чтобы было в его сне.

Он взял ее на руки так легко, как это было в ее сне.

Она прижалась к нему ласково и беззащитно, так, как ему хотелось, чтобы было в его сне.

Но это был не сон. Они ласкали и целовали друг друга. Они так и не сказали ни слова, но глаза их говорили все. Темные загадочные глаза Алины были сейчас еще более темными, страстными, горящими. Холодные голубые глаза Александра светились необычайной нежностью и теплотой, преображая лицо парня.

Он покрывал поцелуями ее щеки, губы, волосы, шею. Он расстегивал пуговицы на ее блузке, и она с готовностью помогала ему, ощущая на своей груди потрясающе горячие, сладкие и страстные поцелуи.

Она потянула его галстук, сняла с него пиджак и, наткнувшись на наплечную кобуру с пистолетом и специальный тонкий внешне незаметный бронежилет под рубашкой, попыталась справиться с тугой застежкой, но попытка не удалась, и девушка мягко отстранила Банду от себя:

- Сними эту амуницию, Саша!

- Я люблю тебя, Алина! Я до умопомрачения тебя люблю! Я просто не могу прожить без тебя ни единого дня! - он шептал это страстно и искренне, вкладывая в этот шепот всю измученную душу.

- Милый, я люблю тебя! Ты каждую ночь приходишь ко мне! Я не могу дождаться дня твоего дежурства, чтобы снова увидеть тебя! - она задыхалась в горячем шепоте, пытаясь излить в нем все томление, все мучение безнадежно влюбленного девичьего сердца…

Когда он осторожно лег на нее, они застонали оба. Потом она не переставала стонать. Она всем телом прижималась к нему и, чтобы лучше ощутить его, согнула ноги в коленях. Ей хотелось плотнее, прижаться к нему, а он, боясь испугать, обидеть, борясь с неимоверным желанием, старался казаться как можно легче, невесомее. Она ощущала жар мужской страсти всем своим существом. И кожа парня казалась ей приятной. И запах его был приятен ей. Она дотрагивалась ладонями до его спины, гладила его лицо, грудь, шею, ласково перебирала волосы на его затылке. И все время повторяла: "Милый! Любимый! Родной!"

А он ласкал все ее тело, нежно покрывая его поцелуями, и в конце концов девушка так опьянела от этих волшебных ласк, что открылась для его поцелуев вся, смело и доверчиво. Она почти бредила от удовольствия в океане нежности, который выплеснулся на нее.

А потом она захватила его губы в свои и задержала их там, слегка укусив, и в ее темных глазах он вдруг явственно прочитал, что ей хотелось большего. Она была готова к боли, а боль ее оказалась так близка к удовольствию, что стон этой боли походил на стон сладострастия. Она вскрикнула и не оттолкнула его, а как бы открылась навстречу, еще теснее прильнув к нему. Он застыл в ней, не двигаясь, испуганный тем, что сделал ей больно, но вдруг совсем ясно ощутил, что она просто неимоверно счастлива.

Он начал двигаться, и она ожила. Она на мгновение сжала бедра, приподняв их, и вдруг расслабилась, стала совсем покорной, все больше и больше открываясь навстречу ему. А потом тоже пришла в движение - ее вдруг подхватили совсем неведомые для нее волны, закачали ее, закачали их обоих, лаская и сводя с ума своей нежностью.

Он заметил, как волна наслаждения начала расти в ней, вздыматься, подхватывать ее, и она была этим ощущением искренне напугана. Это было похоже чем-то на тот ее необычный сон, в котором главным действующим лицом оказался именно он, но на этот раз, наяву, все это было в тысячу и даже в миллион раз сильней и чудеснее.

Она застонала, сначала как раненое животное, потом как животное бешеное. С ее губ срывались какие-то бессвязные слова, слова рождались из стона и продолжали его. А потом слова эти стали уже не словами, а криком, криком наслаждения и страсти: "Еще! Еще! Еще!.."

А потом они лежали без сил, мокрые, разгоряченные, и у них не было ни малейшего желания отрываться друг от друга, чтобы отдохнуть, открыть глаза или вообще пошевелиться. Они стали чем-то одним, неразрывным.

Наверное, в таких случаях говорят, Что половинки, разбросанные Господом по всей земле, соединились. Они соединились и срослись, сбились в общий комок, слились в общее тело, и не существовало более, казалось, силы, которая смогла бы разлучить их, лишить друг друга. Это было так же невозможно, как лишить небо солнца, атмосферу - кислорода, а человека - любви.

Они познали друг друга. Они нашли друг друга.

Они были счастливы друг с другом.

Они были судьбой один другого…

На следующее утро Банда ворвался к шефу, даже не обратив внимания на секретаршу, что-то прокричавшую насчет важного звонка и большой занятости Валентина Кирилловича.

- Валентин Кириллович, пожалуйста, отмените все распоряжения насчет смены "объектов" охраны!

Отмените все, о чем я просил вас позавчера! - выпалил с порога Банда, бешено вращая глазами и взволнованно раздувая ноздри.

- Эй, ты что?

- Я вас прошу!

- А ну попей воды! - шеф достал из холодильника бутылку "Кока-колы" и бросил в руки Банды. - Успокойся и рассказывай все толком и по порядку.

Банда действительно с благодарностью хлебнул "Кока-колы" и, переведя дух, уселся в кресло напротив шефа.

- Говори, что случилось?

- Валентин Кириллович, просто отпала необходимость переводить меня на другой "объект". Нет, даже не так! Меня ни в коем случае нельзя переводить на другой "объект"…

- Она ответила тебе взаимностью?

- Мы не можем жить друг без друга…

- Ох, какие слова!

- Валентин Кириллович!

- Да ладно тебе, я же не со зла. Банда, черт, ты хоть понимаешь, что делаешь?

- Да. Я клянусь, что не позволю даже волосинке упасть с ее головы. Я готов умереть в любую секунду, если это потребуется для обеспечения ее безопасности…

- Знаешь что, Банда, ты сам можешь помирать действительно хоть в любую секунду, в которую только это втемяшится тебе в глупую голову! А я отвечаю за безопасность нашего клиента, на которого оформлен неплохой в финансовом отношении контракт сроком на год и с большими перспективами на продление! И я не могу рисковать репутацией своей фирмы ни под каким предлогом! Ты это понимаешь, телохранитель чертов?!

- Да. Я не подведу.

- Банда, да ты пойми…

- Шеф!

- Бондарович…

- Валентин Кириллович!

- Ax! - шеф вскочил и нервно зашагал по комнате. - Твою мать, в какое положение ты меня ставишь!

Банда тоже поднялся и твердо посмотрел своему боссу в глаза.

- Валентин Кириллович, вы же меня знаете. Я вас еще ни разу не подводил.

- Слава Богу!

- И не подведу!

Шеф глубоко вздохнул и остановился против Бондаровича, положив ему руку на плечо.

- Вот что. Банда. Был бы на твоем месте другой… Да не перебивай ты в конце-то концов! Был бы на твоем месте другой - ни за что не разрешил бы путать личную жизнь с делом. Но ты ведь действительно лучший, и я тебе почему-то верю.

- Спасибо, Валентин Кириллович!

- Только, Сашка, смотри!

- Вален…

- Я сказал, слушай меня! И не перебивай! - шеф от ярости даже ногой притопнул, ткнув кулаком Бондаровичу под нос. - Так вот, смотри! Еще полгода ты обязан будешь охранять эту девушку. И если хоть что-нибудь будет не так, ты вылетишь с работы в ту же секунду. И я найду способ отомстить тебе так, что ты запомнишь меня на всю свою оставшуюся жизнь, понял, Бондарович?

- Спасибо, шеф! - глаза Банды сияли, будто два самых чистых бриллианта, полнясь любовью и счастьем.

И Валентин Кириллович не выдержал, усмехнулся, по-отечески потрепав парня по щеке…

"Слежка, привет!

Держись, брат, за стенку, а еще лучше - сядь на стул, прежде чем будешь читать дальше. Иначе можешь упасть.

Я влюбился.

Я влюбился, как щенок, как школьник… Нет, не так. Я влюбился, как мужик, многое повидавший и познавший и который влюбляется вдруг в первый и последний раз в своей жизни Влюбляется до потери памяти и пульса. Влюбляется до умопомрачения. Который готов отдать все самое дорогое в этой жизни за свою любовь, потому как нет в этой жизни ничего дороже, чем она.

Ее зовут Алиной. Красивое имя, правда?

Эта та самая генеральская дочка, помнишь, моя клиентка?

Да-да, это она "занудливая, злая, раздражительная" и т.д. и т.п. И это она самая нежная, самая неповторимая, самая красивая.

Она, боюсь поверить, тоже любит меня, Олег!

Я самый счастливый Человек в мире. Это точно.

Я очень хочу показать тебе ее, но у меня нет даже фотографии. Я просто вижу ее каждый день, и уже порядком, по-моему, надоел своему напарнику, Анатолию, который никак не может понять, что за страсть к внеурочной работе вдруг обуяла меня и какого черта в дни его дежурства мы охраняем ее вдвоем. А может, он все понимает, но молчит. Тогда пусть уж лучше молчит дальше, а то не дай Бог узнает про все шеф - крутых разборок не миновать.

Если хочешь - приезжай к нам хоть сейчас. Если не можешь - подожди три месяца, и в июле, как раз после того, как она получит диплом, я уйду в отпуск, и мы приедем к тебе вдвоем.

Ты нас примешь, ведь правда?

Олег, сейчас у меня совсем нет времени, мы договорились встретиться через полчаса у библиотеки, поэтому письмо пока заканчиваю, потом напишу тебе еще. Хорошо?

Очень скоро отношения Алины и Банды стали предметом самых жестоких конфликтов.

Первым взъелся Анатолий.

Когда однажды вечером, после занятий в библиотеке, Алина объявила ему, что ей назначено свидание и поэтому домой они пока не едут, бывший боец "Альфы" удивился, но невозмутимо промолчал. Когда девушка попросила отвезти ее в ресторан "Арлекино", Анатолий чертыхнулся про себя за выбор столь неспокойного, с точки зрения телохранителя, места для свидания, но вновь удержался от соблазна вслух комментировать решения "объекта".

Он ничего не заподозрил даже тогда, когда узрел за одним из столиков заведения Банду, горячо приветствовавшего их появление в зале ресторана. Толик лишь слабо помахал ему в ответ, и тут же глаза бывшего альфовца от изумления полезли на лоб: Алина решительно направилась к столику именно Сашки, радостно и нежно улыбаясь.

- Так это у вас свидание Здесь? - только и смог вымолвить дежурный телохранитель, переводя удивленный взгляд с "объекта" на напарника и обратно на "объект".

- Да, а что? - решительная интонация Алины не позволяла сомневаться в естественности всего; происходящего.

- Да ты садись, Анатолий, расслабься. Сегодня наш "объект" будет под усиленной охраной, - Банда улыбался широко и совершенно счастливо, и Толик почувствовал неудержимое желание съездить по этой беспечной и самодовольной морде.

- Я - на работе, - сухо ответил он, подчеркнуто внимательно обводя глазами зал.

А когда ситуация повторилась и во время следующего дежурства, и еще через сутки, и опять, Анатолий не выдержал и, усадив после ужина в "Арлекино" Алину в "БМВ", плотно закрыл за ней дверь, придержав Банду за рукав.

- Подожди садиться, мне с тобой поговорить надо.

- Ты о чем?

- Банда, я тебя, конечно, понимаю, и ты, прошу, не обижайся…

- Ну?

- Мальчики, о чем вы там шепчетесь? - выглянула из окна, опустив стекло, Алина.

- Сейчас, Алина Владимировна, нам нужно обсудить кое-какие профессиональные проблемы. Вы нас извините, - Анатолий мило улыбнулся девушке и увлек Банду в сторонку, стараясь говорить тише, так, чтобы девушка не смогла их услышать:

- Банда, хорош ерундой заниматься.

- В смысле?

- Что за отношения у тебя с "объектом"?

- Хорошие. Ты к чему клонишь, не понимаю?

Говори, Толя, прямо, черт возьми!

- А я и говорю… Ладно, сегодня, когда я вынужден охранять вас двоих - Бог с вами. Мне, знаешь ли, до фонаря, с кем встречается подопечная. Мое дело маленькое и привычное - поглядываю себе по сторонам и в ус не дую…

- Так чего ты нервничаешь?

- По двум причинам. Первая: ты мне мешаешь.

Ты усложняешь мою работу. Как мой коллега и напарник ты должен в конце-то концов меня понять.

Я же с Алиной торчу не по своей прихоти…

- Ладно, понял. Мы постараемся что-нибудь придумать. - Банда явно "заскучал", и эта его реакция еще более разозлила дежурного телохранителя.

- А во-вторых, Банда, я доложу шефу о том, что тебя пора снимать с охраны.

- Это еще почему?

- Ты ведь не несешь службу. Вот завтра меня не будет - ты же целый вечер просмотришь на охраняемый "объект" элементарно влюбленными глазами.

Девушка будет беззащитной.

- Да ну перестань…

- Не перестану, Банда. Это все не шуточки: нас наняли обоих на ее охрану, и именно за ее безопасность нам платят деньги. В таком состоянии, в каком находишься сейчас ты, ты не сможешь выполнять свою работу. А я не хочу отвечать за твое разгильдяйство.

- Толя, подожди…

- Не собираюсь, - Толик разошелся не на шутку, и глаза его смотрели на Банду слишком серьезно и строго. - Я завтра же, благо, буду свободен, доложу обо всем Валентину Кирилловичу.

- Толя…

- Тридцать два года "Толя".

- Но послушай… Это как стихийное бедствие.

Все так неожиданно. Ты пойми… - Банда лихорадочно подыскивал слова, чтобы объясниться с напарником. - У меня уже был разговор с шефом. Я ему во всем признался, он мне поверил…

- Я обязан…

- Толя, я больше не появлюсь во время твоего дежурства!

Напарник задумался, и Банда постарался Как можно быстрее закрепить достигнутый успех: "

- Правда, не буду. А за мое дежурство не беспокойся - мухе не позволю Алину обидеть!

Банда произнес эту фразу с такой искренностью и убежденностью, что его напарник не нашел в себе сил не поверить парню. И лишь для того, чтобы не сдаваться сразу, с самому себе противной менторской назидательностью выговорил:

- Но я тебя, Саша, предупреждаю в первый и последний раз: еще хоть однажды помешаешь мне работать - иду к шефу.

- Договорились!

Они вернулись к Алине довольные, и каждый из них считал, что сумел добиться своего. На все вопросы девушки ребята так и не ответили, отшучиваясь тем, что, мол, обсуждали, в голову стрелять нападающим на нее или в ноги.

Правда, на следующий день Банде пришлось объяснить девушке, по какой причине видеться теперь они смогут лишь через сутки.

Второй все поняла мать Алины.

Впрочем, не заметить перемены мог разве что слепой: дочь совершенно не таила свое особое расположение именно к Банде. Теперь, если она бывала дома по вечерам, Банда не сидел до одиннадцати на кухне, а уходил в комнату девушки и задерживался там гораздо дольше, чем это было оговорено в контракте. Анатолий между тем так и не смел ступить в квартире Большаковых дальше прихожей и кухни.

Ко всему прочему, возвращаясь домой после дня, проведенного под охраной Банды, Алина всегда с гордостью несла огромный букет роз, так что теперь прекрасные свежие цветы в комнате дочери были лучшим свидетельством перемен в ее жизни.

Банда нравился Настасье Тимофеевне. Он был высок, красив, спокоен, умен. В нем чувствовалась недюжинная сила. Держался он с достоинством и благородством, и Настасье Тимофеевне парень очень напоминал ее Большакова в то время, когда он не был еще Владимиром Александровичем, а лишь аспирантом Володей.

Мать с улыбкой исподтишка наблюдала за дочерью, терпеливо дожидаясь, когда девичья душа не выдержит, раскроется широко и доверчиво и Алина выплеснет на нее, самого близкого человека, поток счастливых признаний в своей первой и сильной любви.

Так в конце концов и произошло.

Однажды, когда Банда уже уехал домой, Алина на цыпочках прокралась мимо кабинета отца в спальню матери и, тихонечко приоткрыв дверь, осторожно позвала:

- Мама, спишь?

- Нет, - быстро включила прикроватную лампу Настасья Тимофеевна. - Заходи.

Алина прошмыгнула в спальню и в халате юркнула к матери под одеяло, доверчиво прижавшись Лицом к ее плечу.

- Мамка, я, кажется, влюбилась!

- Да ну? - притворно удивилась Настасья Тимофеевна, пряча улыбку от дочери.

- Да. И притом так сильно, мама! Я не могу спать, когда его нет рядом. Я все время думаю о нем, вспоминаю наши встречи, его глаза, его слова, его руки…

- Подожди, тараторка! В кого же ты так влюбилась? Я его, может быть, знаю?

- Да. Один из моих телохранителей - Саша…

Помнишь, конечно?

- Конечно. Через день имею счастье его лицезреть.

- Александр, - мечтательно произнесла дочь. - Правда, красивое имя?

- Бесспорно.

- Мама, а тебе он нравится?

- Алинушка, у меня же есть свой предмет для обожания, - со смехом кивнула мать в сторону отцовского кабинета, откуда чуть слышно доносился через стену звук телевизора. - Александра своего ты уж сама рассматривай да сравнивай со своими идеалами.

- Ну все же, ма?

- Конечно, нравится! По-моему, неплохой парень, - мать помолчала несколько мгновений, прислушиваясь к счастливым вздохам дочери, и осторожно спросила:

- А кто он, Алина? Кто его родители? Как он попал в эту службу охраны? Ты мне, если, конечно, это не страшная тайна, можешь рассказать?

Алина даже привстала, опираясь на локоть, озадаченно посмотрев на мать.

- Мам, а я толком и не знаю. Честное слово!

Мы все время про меня разговариваем, про мои дела, про учебу… Про кино, про музыку. Ой, ну почему я его не спросила?

"Молодец парень, - с улыбкой отметила про себя Настасья Тимофеевна, - знает, хитрец, как завоевать сердце женщины! Стоит лишь поговорить с такой балаболкой про ее проблемы, про ее красоту и исключительность - и вот нате вам! Влюбилась! А в кого - и сама толком не знает. Учить ее еще уму-разуму да учить".

- Мама, я у него послезавтра все и спрошу. Теперь мы с ним только про него говорить будем. Я тебе тогда все расскажу, хорошо?

- Ну, я надеюсь…

- Конечно, мама!.. Ой, какая я счастливая!

- А как диплом твой, счастливая?

- Да все нормально, мам, не беспокойся. Материал практически весь собран. Теперь только сесть да написать…

- И Александр этот будет все время сидеть рядом. Много же ты, дочка, напишешь в таком случае!

- Мама, конечно, напишу. Я ведь все понимаю, не маленькая же я у тебя в конце концов!

Если бы Банда был моложе и глупее, если бы за его спиной не было всех этих ужасов Афгана и Таджикистана, если бы он не научился крепко держать себя в руках, судьба Алининого диплома вызывала бы большую тревогу. Ведь Банда и Алина не могли прожить друг без друга и дня. Девушке так нравились дни дежурства Александра, когда он с утра до самого позднего вечера был рядом с ней, что она просила-умоляла его нарушить данное Анатолию обещание и приходить к ней каждый день, не обращая внимания на очередность их дежурства. Но, слава Богу, Банда справлялся с собой, и хоть через сутки, но выпускница университета все же имела возможность поработать над главным трудом своей учебы.

Правда, даже тогда, когда за ее спиной сидел Анатолий, зорко приглядываясь к посетителям библиотеки на предмет потенциальной опасности для "объекта", а перед ней лежал чистый лист бумаги, требовавший очередной страницы диплома, мысли девушки то и дело улетали из дебрей юриспруденции и кружили в райских садах ее самых сладких мечтаний - мечтаний об Александре.

Но уж когда приходил следующий день, Алина вскакивала ни свет ни заря и, причесываясь и подкрашиваясь, не могла дождаться той блаженной минуты, когда ровно в семь ноль-ноль у двери раздастся звонок, возвещающий о приходе ее любимого.

Она бросалась в прихожую, опережая мать, а провожая Александра на кухню и готовя ему кофе, успевала украдкой сорвать у него нежный утренний поцелуй, в котором, казалось, концентрировалась вся страсть ее вчерашнего ожидания.

Мать только посмеивалась, глядя на дочку, а отец не замечал ничего, погруженный в свои бесконечные проблемы на работе.

А влюбленные убегали из дому на целый день и возвращались лишь ночью, иногда часа в два-три, когда закрывался их любимый ресторан "Арлекино", забывая о том, что дежурство Бондаровича продолжалось лишь до двенадцати часов ночи.

Алина всегда захватывала с собой из дома папку с недописанным дипломом, делая вид, что направляется в библиотеку, но, оказавшись в "мицубиси-паджеро" Банды, со смехом забрасывала ее на заднее сиденье и бросалась на шею парню, целуя его теперь уже открыто, не таясь, и впитывая в себя бесконечный океан нежности и любви, который носил в себе, боясь расплескать хоть каплю, Александр.

Они мчались в парк, в лес, на ВДНХ, нынешний ВВЦ, обедали в "Макдональдсе", потом неслись в Битцевский комплекс и катались на лошадях или бродили на Патриарших прудах, а к вечеру, немного утомленные, устраивались в "Арлекино" или каком-нибудь другом заведении, стараясь периодически варьировать места пребывания, чтобы попробовать и итальянскую, и чешскую, и китайскую, и мексиканскую кухню.

Деньги, захваченные Бандой из Таджикистана, постепенно таяли, но это ничуть не огорчало парня.

Кто когда-нибудь любил - сильно, безумно, по-настоящему, - тот знает, что нет большего счастья на земле, чем приносить любимой женщине радость.

И если для того, чтобы в любимых глазах появился счастливый блеск, потребуется разориться, мужчину это не остановит. Так появлялись великие воры и великие растратчики, так проматывались бешеные состояния и огромные наследства. Из-за этого блеска на земле вообще совершалось немало глупостей.

И что уж говорить про Сашку, который никогда не придавал бумажкам с водяными знаками какого-то особого значения и который впервые познал что такое любовь!

Для них обоих это были совершенно безумные дни. Иногда, когда они бродили по лесу, пытаясь разыскать первые цветы, хватало всего одного взгляда, одного прикосновения, как они уже бросались друг к другу, задыхаясь в объятиях, и Сашка осторожно брал Алину на руки и нежно прижимал к себе.

- Алина!

- Саша!

- Я люблю тебя!

- Любимый!

- Я хочу тебя!

- Я жить без тебя не могу!

- Я схожу с ума от тебя, твоего тела, твоего запаха!

- Возьми, меня! Я твоя…

Банда уносил девушку к джипу, раскладывал заднее сиденье, превращая его в огромный диван, и тщательно запирал изнутри все двери, а Алина тем временем сбрасывала с себя одежду, и они заключали друг друга в нежные и страстные объятия, чувствуя себя за сильно тонированными стеклами "мицубиси" в совершенной безопасности. Им казалось в такие минуты, что они одни на этой земле и этот лес, этот воздух, это солнце - весь этот чудесный мир принадлежит только им и только друг другу принадлежат они сами…

Иногда жизнь преподносила им подарки, за которые они даже не знали, кого благодарить больше - судьбу или Алининых родителей.

Однажды утром Алина, как обычно, выбежала из подъезда, грациозно запрыгнула на переднее сиденье джипа и быстро чмокнула Банду в щеку. И по этому моментальному поцелую, по особому блеску в ее глазах парень сразу понял, что любимой не терпится ему о чем-то поведать. О чем-то таком, от чего она вся сияла и мило улыбалась, обнажая свои красивые, сверкающие белизной альпийского снега зубки.

- Алинушка, что с тобой сегодня?

- Ой, Саша! Какие мы счастливые!

- Это я знаю. А что случилось еще?

- Поехали. Поехали быстрее, я тебе по дороге все расскажу.

- Куда едем?

- В универ. У меня сегодня консультация.

- Ну, и что случилось, Алинушка? - снова спросил, выруливая со двора, Александр.

- Саша, сегодня какой день недели?

- Среда.

- А завтра?

- Алина, - Банда удивленно взглянул на девушку, - ты что, проверяешь, знаю ли я последовательность дней недели?

- Завтра четверг, - отмахнулась она от его вопроса, немного даже злясь на любимого за его непонятливость, - а послезавтра пятница, твой день дежурства!

- Конечно, и что же?

- Нам очень повезло!

- Алина, - рассмеялся Банда, замученный таинственными намеками девушки, - я знаю, что мне повезло с той самой минуты, когда я впервые увидел свой "объект" охраны. Я знаю, что мне сказочно повезло в тот день, когда ты сказала, что любишь меня. Я знаю, что впереди меня ждет еще очень много счастья, потому что я никуда тебя от себя не отпущу. Но почему нам особенно повезет в пятницу? Ведь, если на то пошло, нам так же везет и сегодня, и впереди еще целый день, который я проведу рядом с тобой…

- Ты ничего не понимаешь!

Банда притормозил на светофоре и, оторвав глаза от дороги, строго взглянул на девушку:

- Алина, перестань изъясняться загадками! Что случилось?

- Сашенька, - девушка бросилась к нему на шею, счастливо зарывшись лицом в рубашку, - давай вместе помолимся, чтобы все получилось!

- Давай, - Банда осторожно освободил правую руку, включая передачу и трогаясь на зеленый свет светофора, но, не удержавшись, погладил девушку по спине. - Только о чем, ты мне скажешь наконец?

- Слушай, - она отстранилась и села прямо, всматриваясь в его лицо и стараясь не пропустить его реакцию. - Так вот. В последнее время папа много работал, у них была доводка нового двигателя для ракет средней дальности, и вчера на стационарных испытаниях были получены отличные результаты.

- Это, конечно, приятно, но при чем здесь мы с тобой?

- А при том, что на радостях отец объявил в своем бюро пятницу выходным днем, предоставив всем отгул, и решил немного отдохнуть и сам. И поэтому завтра вечером они с мамой уезжают на дачу. На целых три дня. Представляешь?!

- А ты? - немного встревоженно посмотрел на девушку Банда.

- А я буду с тобой, - нежно прижалась Алина к его плечу. - Мама, правда, хотела и меня забрать - от греха подальше, как она выразилась, но папа отстоял мою свободу. Он ведь уверен, что я буду писать диплом в эти выходные…

- Кстати, о птичках. А как он продвигается? Ты за вчерашний день что-нибудь успела?

- Милый, ну, конечно! Сейчас вот везу к Гайворонскому черновик. Он за выходные просмотрит, подскажет, что еще добавить… Так что все три дня мы будем свободными!

- Алинушка, здорово! - от избытка чувств Ванда притопил педаль газа больше положенного, и, взревев, "мицубиси" рванула вперед, ловко обходя возникавшие перед ним машины.

- Мы никуда с тобой не пойдем. Я все решила.

Давай проведем пятницу у меня дома. Я тебя, несчастного, хоть раз накормлю настоящим ужином, домашним и вкусным. Я умею готовить, честное слово! - вскричала Алина так искренне, будто Банда хоть на секунду усомнился в ее способностях. - Ты оценишь.

- Конечно, любимая. Я примчусь к тебе с самого утра, и мы целый день будем вместе. Да?

- Да. Как здорово! Правда?

- Не то слово!

На следующее утро Банда подъехал к подъезду Алины в половине седьмого, боясь пропустить появление Анатолия, и облегченно вздохнул лишь тогда, когда машина их фирмы мягко выкатилась из-за угла дома.

- Толя, не злись. Я к тебе на несколько слов! - Банда протестующе поднял руки, направляясь к другу-коллеге и заметив, как недовольно тот поморщился, узнав Бондаровича.

- Банда, ну мы же с тобой договаривались!

Опять за свое? Мне что, рассказать все…

- Ну тише, Толя! Дай хоть слово сказать!

- Ну?

- Сегодня родители Алины должны уехать на дачу.

- И что?

- Они пробудут там до воскресенья, до вечера, а то и до понедельника…

- Что ты от меня хочешь? Уже семь, и мне пора к "объекту"…

- Толя! - Банда так отчаянно выдохнул его имя, что несгибаемый телохранитель остановился все-таки, решив выслушать Сашку. - Толя, послушай, Алина все три дня будет дома. Мы… То есть она шагу не ступит из квартиры.

- И что?

- Я буду все три дня с ней.

- Не понял…

- Ты не приезжай в субботу. Возьми машину, будто едешь на дежурство, а сам захвати жену, детей - да на природу. А?

- Банда…

- Ты подумай. Поверь, никуда не пойдем. Ничего не случится. Я тебе обещаю.

- Ну, Банда… Толя, пожалуйста!

- Эх! Но…

- Но если что, я сразу тебе сообщу. А для всех остальных - мы просто поменялись дежурствами.

Так ты согласен?

Толик укоризненно покачал головой:

- Не доведет тебя все это до добра!

- Тьфу-тьфу! Так по рукам?

- Пошел ты к черту!

- Запомнил? В субботу не приезжай.

- Ладно. А пока вали отсюда и не мешай мне работать.

- Толя, я тебя сейчас расцелую!

- А я тебе зубы посчитаю. Кыш!

- Толик, с меня коньяк! - крикнул Банда вслед исчезавшему в подъезде коллеге и счастливый прыгнул за руль своего джипа. - Господи, хоть бы скорее пролетел этот день!

В пятницу Банда был у подъезда Алины уже в шесть утра. Он вышел из машины и, усевшись на капоте, долго с тоской смотрел в окна квартиры Большаковых, пытаясь угадать, что делает сейчас Алина. Ему не терпелось увидеть девушку, но он не мог позволить себе нарушить ее тихий и чуткий девичий сон своим появлением ни свет ни заря.

Но Алина уже не спала.

Она еле пережила эту ночь, ворочаясь с боку на бок в горячих простынях и с нетерпением сверля глазами светящееся табло часов на прикроватной тумбочке. Ей казалось, что старая добрая "Электроника" вдруг дала сбой, слишком затягивая смену цифр, и время от времени девушка вскакивала и подбегала к своему "Панасонику", сверяя будильник с таймером музыкального комплекса, и, разочарованная, снова укладывалась, убеждаясь, что во всем виновато само время, слишком уж медленно ползущее к рассвету.

Она так и не заснула, а когда комната наполнилась зыбким предрассветным светом, включила музыку, надев наушники, и долго слушала Милен Фармер, периодически сменяя два ее диска. Ей нравилась эта француженка, особенно ее видеоклипы, похожие на маленькие фильмы с законченным сюжетом, они полнились страстью и любовью, как будто выплескивая, раскрывая нараспашку душу любящей и страдающей женщины. Особенно ей нравился клип, в котором героиня - сама Милен - отбивает свою любовь у грозной соперницы, не гнушаясь выдергивать у той клочья волос из головы, но затем погибает вместе со своим возлюбленным, расстрелянная бандитами, подкупленными отвергнутой соперницей.

Это было так романтично, так откровенно и так здорово, что сердце девушки подпрыгивало и трепетало в минуты просмотра клипа. И сейчас, лежа с закрытыми глазами и слушая музыку, девушка живо представляла себе этот клип и наслаждалась. Вот только вместо Милен Фармер в ее мечтах на лошади скакала она сама, а рядом на гнедом жеребце несся ее Александр…

Когда солнце, выскользнув из-за крыши дома напротив, точным попаданием пробило щелочку в плотно зашторенных окнах, сверкающим мечом пронзило всю комнату и, попав в зеркало, раздробилось на множество веселых зайчиков, Алина в очередной раз взглянула на часы и, увидев четкие зеленые цифры 6.15, не выдержала, вскочила и, пробежав на кухню, окна которой выходили во двор, выглянула из-за занавески вниз.

Сердце ее затрепетало и оборвалось: у подъезда, застыв в позе терпеливого ожидания, на капоте своего джипа сидел Банда, вглядываясь в ее окна. Не отдавая себе отчета в собственных чувствах, Алина почему-то отпрыгнула от окна и опрометью кинулась в спальню, с разбегу запрыгнув к себе в постель и закрыв глаза, будто притворяясь спящей. Но уже через секунду опомнилась, улыбнулась своему смятению и вылетела из постели, набросив на плечи поверх тонкой ночной сорочки шелковый длинный халат. Она поспешила на кухню снова, чтобы открыть окно и позвать парня, но резкий звонок у входной двери застал ее как раз на полпути, в прихожей, и Алина сразу, без раздумий, даже не заглядывая в глазок, открыла дверь.

На пороге с букетом невообразимо пышных нежно-розовых роз стоял Александр, и его глаза смеялись счастливым смехом и рассыпали тысячи искорок, дробившихся и переливавшихся в капельках утренней росы, застрявших в бутонах цветов.

- Сашенька! - букет полетел на пол, и Алина почувствовала, как сильные руки нежно обняли ее, отрывая от пола и кружа в вихре любви и страсти.

Она закрыла глаза и уже не понимала и не думала ни о чем, чувствуя только его поцелуи на своем теле, его нежные руки, его обжигающие прикосновения…

Спустя час они сидели на кухне и пили приготовленный Алиной кофе, посматривая друг на друга сквозь букет принесенных Бандой роз. Девушка их спасла, аккуратно подрезав кончики и поставив в самую красивую вазу, которую только отыскала в квартире.

Глаза их лучились счастьем и умиротворением, и чувства, казалось, циркулировали по замкнутому кругу, переливаясь из голубых глаз парня в карие очи девушки, а затем обратно…

- Алинушка, а где моя рубашка?

- Побудь так. Мне очень нравится твоя грудь.

Она такая сильная, мужественная, - с этими словами девушка подошла к Александру и нежно поцеловала его в ложбинку между двумя развитыми мускулами грудной клетки. - Мне все время хочется прижиматься к тебе - Мне тоже, любимая… Подожди, - вдруг отстранился Банда, ласково перехватывая голову Алины и целуя ее в губы. - Подожди, а то я опять забуду, зачем мне нужна была рубашка.

- А зачем?

- Я сейчас сбегаю вниз, к машине. Я там кое-что забыл. А заодно покурю внизу.

- Курить ты можешь и здесь, я разрешаю. И что ты там, интересно, забыл? Пистолет свой, что ли?

- Нет, - Банда даже покраснел ненароком, вспомнив, как зашвырнул оружие под кровать Алины не в силах сдержать страсть. - Пистолет здесь, у тебя в комнате. Ты его не трогай, ладно? Я тебя потом научу стрелять…

- Правда?

- А я тебя когда-нибудь обманывал?

- Сашка, как я тебя люблю! - девушка снова бросилась на шею парню, и тому снова пришлось нежно и аккуратно возвращать ее к реальности.

- Алинушка, так где же все-таки моя рубашка?

В спальне я ее не нашел почему-то…

- И не найдешь.

- В смысле?

- Я ее замочила.

- Как?

- Ну, постираю ее.

- Э-э-э, - растерянно и смущенно протянул Банда. - А разве… А разве она грязная была? Я ведь ее.., только сегодня… - Банда терялся, не находя слов для оправданий и недоумевая, когда же успел вымазаться воротничок его самой лучшей рубашки. - Только сегодня надел, а она была постиранной.

- Да она и есть чистая, Саша! - рассмеялась Алина. - Просто… Ну, ты пойми меня… Мне хочется что-нибудь постирать твое… Что-нибудь сделать тебе приятное.

Банда ошалевшими от радости глазами смотрел на девушку и совершенно не понимал, за что, за какие такие заслуги могло на него свалиться это сказочное, это безмерное счастье. Теперь он уже сам сгреб Алину в охапку, нежно охватывая ладонями девичье тело и пытаясь усадить ее к себе на колени, но роли, видимо, поменялись, и на этот раз уже она воспротивилась, спрыгнув с колен и вырвавшись из его рук.

- Перестань. Ты что-то забыл в машине.

- А как же мне теперь до нее добраться? Не с голым же торсом по подъезду расхаживать. Хорош телохранитель!

- Я сейчас дам тебе майку отца. Пойдет?

- Неудобно…

- Ой, слышать не могу! Жди здесь, - и с этими словами девушка скрылась в кабинете отца, бросившись к шкафу, в котором лежали вещи Владимира Александровича.

Майка пришлась Банде как раз впору, и он, не мешкая, спустился вниз, а когда вернулся, у девушки от удивления округлились глаза - Банда держал в руках никак не менее шести огромных пластиковых пакетов, плотно-плотно чем-то набитых.

- Что это? - только и смогла выдохнуть Алина, пропуская тяжело дышащего парня в квартиру. - Ты что, уже решил ко мне перебраться и захватить все свои вещи?

Банда, не имея сил ответить на немного неудачную шутку девушки, устремился на кухню и, лишь поставив пакеты на пол и распрямив спину, улыбнулся ей, спокойно отвечая:

- Алинушка, я подумал… Мы ведь три дня жить будем. Так я тут мимо универсама проезжал…

- В шесть утра?

- А он круглосуточный был… - Банда говорил неуверенно, и девушка тут же уловила это.

- Правда? И где это, не подскажешь случайно?

- Ну, там…

- Александр, не ври!

- Не вру. Все купил еще вчера. Специально к этому дню готовился. Вот смотри…

И Банда начал разгружать пакеты.

Чего здесь только не было! Несколько килограммов апельсинов и персиков, десяток плодов манго и пять ананасов, две огромные ветки бананов. Упаковка замороженной земляники и мешочек свежей черешни венчали то, что условно можно было назвать фруктовой частью программы питания выходных дней, разработанной Бандой.

Далее следовала огромная индейка и большой кусок свиного филе, палка салями и немецкая ветчина. Бесконечное множество разнообразных майонезов и соусов, кетчупов и приправ. Несколько упаковок голландского печенья и австрийские пирожные, набор швейцарских шоколадных конфет знаменитой фирмы "Саротти" и банка кофе "Нескафе-классик".

- Это быстрее в морозильник! - протянул Банда Алине огромный торт из мороженого. - Это, это и это, пожалуй, туда же.

Он выставлял на стол содержимое пакетов, и Алине ничего не оставалось делать, как только удивляться - шампанское "Фрейшенет" и водка "Абсолют", пиво "Хольстен" и вино "Молоко любимой женщины", ликер "Каперинха" и коньяк "Метакса".

- Саша, по-моему, ты сошел с ума!

- Ни капельки. Просто сегодня я хочу пригласить тебя на ужин.

- Но ведь мы договаривались, что весь день проведем дома, вдвоем, и никуда не пойдем…

- Правильно. Никуда не пойдем. Я приглашаю тебя на ужин в собственный ресторан, скажем, "У Александра". Место его дислокации на сегодняшний вечер - ваша кухня.

- Ты что! - всплеснула руками от восторга Алина, но тут же лицо ее снова приняло озабоченное выражение. - Подожди! И ты рассчитываешь, что мы все это съедим и выпьем за один вечер?

- Ну почему за один? - Банда подошел к Алине вплотную и нежно заключил ее в кольцо своих рук. - Я никуда от тебя не уйду. Ни сегодня, ни завтра. Я буду с тобой эти три дня.., пока не вернутся с дачи твои родители.

- Саша, милый! Я люблю тебя! - она поцеловала его, но, вспомнив что-то, снова озадаченно взглянула ему в глаза. - А как же Анатолий? Ведь завтра его смена…

- Я уговорил его уделить побольше внимания своей жене и детям, - широко улыбнулся Банда, - и дал ему отгул на субботу. Взял, понимаешь ли, нелегкий труд по твоей охране на себя!

- Сашка, ты чудо! - они опять слились в нежном поцелуе. - Но только, чур, я тебе тоже помогать буду!

- А как же!

- И сама несколько блюд приготовлю!

- Пожалуйста. В ресторане "У Александра" нам можно делать все, что только заблагорассудится.

- В таком случае одеваемся - и живо на рынок И по магазинам!

- А разве нам еще что-нибудь понадобится?

- Для твоих блюд, может, ничего и не надо, а для моих кое-что придется купить.

- Ладно, сдаюсь! Одевайтесь, моя королева. Карета ждет вас у подъезда!..

Алина сразу придумала, чем сможет поразить воображение Александра, и в магазине и на рынке докупила необходимые продукты, обойтись без которых ей было никак нельзя: головку сыра, хороший кусок грудинки, пару килограммов яблок, баночку печени трески и десяток яиц.

А потом целый день провели они на кухне, дружно готовясь к ужину, а заодно болтая обо всем на свете.

Девушка запомнила наказ матери и постаралась говорить на этот раз об Александре, вольно или невольно вынуждая его подробно и обстоятельно рассказывать ей о себе, о своей жизни, о своих друзьях Только теперь она узнала, что Банда, - он рассказал ей и о своей кличке, - детдомовец, что, кроме Смоленска и Афгана, вспоминать ему, собственно говоря, нечего и некого. Он рассказал ей об Олеге Вострякове, опустив, естественно, сцену его спасения в том проклятом бою. Рассказал о Сарнах, не преминув позвать Алину в июле в этот чудесный украинский городок. Рассказал о том, как попал на работу в "Валекс", и о том, как быстро сделал карьеру в этом агентстве безопасности.

Она пыталась как можно подробнее расспросить его об Афгане и о его подвигах в агентстве, но Банда все время переводил разговор на людей, на своих друзей, старательно опуская детали боев, кровавые эпизоды и соленые мужские слезы. По его рассказам выходило, что Афган был для него и его друзей чем-то вроде большого летнего лагеря, в котором они веселились, пели у костра и изредка ходили в походы. В его рассказах не было ни смертей, ни ран, ни оторванных ног, ни развороченных осколками голов.

Там не было места вытекшему и высохшему за целый день за собственным бронежилетом глазу друга и сгоревшему от рук пьяного прапорщика афганскому ребенку. Там никого не насиловали всем взводом и не ширялись, не пили водку и не продавали бензин духанщикам.

Алина понимала, что он недоговаривает, вернее, рассказывает выборочно, тщательно отфильтровывая эпизоды, достойные ее ушей, и всячески старалась выведать у него именно грязные, страшные стороны войны, неизменно натыкаясь на стену молчания. Поначалу она даже пыталась обидеться, но затем вдруг поняла, что недомолвки Банды не являлись причиной неискренности или скрытности. Просто память парня прятала всю грязь и кровь подальше, в те затаенные темные закрома, доступ к которым не всегда возможен. И, наоборот, светлые, радостные, теплые минуты, проведенные с самыми надежными, самыми верными людьми - с друзьями, - лежали рядом, на поверхности, услужливо всплывая в памяти, и именно они-то в конце концов и были главными для парня, определяли для него это страшное слово - Афган.

И тогда она своим женским сердцем пожалела его. Пожалела за одиночество, за отсутствие детства.

За то, что самым ярким воспоминанием в его жизни стала речка в Сарнах.

И еще больше начала уважать его. Теперь уже не только за физическую мощь, но и за силу духа, за великодушие, за преданность. За то в конце концов, что она у него, так же, как и он у нее, была первой настоящей любовью. За то, что они могли отдаваться друг другу искренне и без остатка, не отводя глаз в сторону и не сожалея ни о чем, а вместе радостно и счастливо постигая любовь.

И в один прекрасный момент Алина вдруг почувствовала, что не выдерживает больше, что боль подступает к самому сердцу и слезы душат ее.

И тогда она упала на грудь Сашке и горько-горько и одновременно счастливо-счастливо расплакалась, промочив на нем отцовскую майку своими слезами и горячо шепча:

- Любимый мой! Хороший мой! Единственный мой! Теперь будет все иначе! Я тебя никому не отдам. Я согрею тебя. Я сделаю все для тебя. Мы будем самыми счастливыми.

- Алинушка, ну будет тебе… Чего ты, милая? Я люблю тебя, я буду всегда рядом с тобой. Я за тебя самой жизни горло перегрызу, родная! Не плачь!

- Это я так… - выплакавшись наконец и все еще всхлипывая, выдохнула девушка, - нечаянно.

Лук в глаза попал - видишь, чищу его… Сейчас все пройдет.

- Любимая! - Сашка осторожно взял ее за подбородок и приподнял красивое личико, целуя ее прямо в заплаканные глаза и мокрый от слез нос. - Мы обязательно будем с тобой счастливы.

- Да!

Они застыли на несколько мгновений в объятиях друг друга, а затем Банда легонько оттолкнул от себя Алину и весело спросил:

- Ну что, ваше величество, где будем стол накрывать? Мой ресторан готов к открытию.

- Давай в моей комнате, ладно?

- Полностью с вами согласен, - он согнулся перед ней в галантном поклоне, и Алина не сумела сдержать улыбку. - Распорядитесь, пожалуйста, насчет свечей, скатерти, приборов и бокалов, моя королева. А затем проследуйте в спальню вашей матушки и не показывайтесь оттуда до тех пор, пока ваш покорный слуга не позовет вас к трапезе.

- Я так не согласна! - запротестовала девушка. - А как же мои блюда? Я ведь тоже принимала участие в приготовлении ужина!

- О-о, никто не оспаривает ваше умение и способности, ваше высочество. Но нет большего счастья для мужчины, чем преподнести женщине приятный сюрприз. Вы еще никогда не были в моем заведении, и я хочу, чтобы первое посещение превратилось хоть чуть-чуть в неожиданность, - он больше не выдержал этого высокопарного стиля и задорно рассмеялся. - Короче, Алинушка, ты спрячься и ни о чем не беспокойся. Твои блюда будут поданы в наилучшем виде. О'кей?

- Ладно. Но ты еще плохо знаешь женщин, - сверкнула девушка своими бездонными темными глазами. Посиди здесь, на кухне, пока я перенесу кое-что из своей комнаты в мамину. Пусть и тебе, немилосердный, кое-что покажется неожиданным!

В комнате Алины Банда всеми силами постарался создать атмосферу праздника.

Он придвинул журнальный столик почти вплотную к кровати девушки и накрыл его белоснежной скатертью, расставив по краям красивые кованые подсвечники. С двух сторон к столику он приставил кресла так, чтобы сидящие в них оказывались напротив друг друга. Две тарелки, приборы, бокалы.

Огромные блюда с тонко нарезанными салями и ветчиной, огурцами и помидорами, с рулетом, приготовленным Алиной из отбивной свинины с грецкими орехами и сыром. Креветки в специальном.соусе. Еще одно блюдо девушки - салат из всевозможных фруктов под соусом, а также салат из печени трески с рисом, яйцами и зеленым горошком.

Затем огромная тарелка с вымытыми фруктами, коробка с пирожными и конфеты. Термосик со льдом он спрятал под столом, а у самых свечей расположил бутылки с ледяным шампанским, вином и коньяком. Потом наполнил графин апельсиновым соком и выставил две баночки пива. И наконец в самую последнюю минуту как окончательный штрих водрузил посреди стола тарелку со свиными шашлыками, испеченными на гриле, отбивными из индюшатины и блюдо с картофелем фри, старательно зажаренным им самим с соблюдением только ему одному известных секретов.

Наскоро переодевшись в чистую рубашку, захваченную из дома, и повязав галстук, Банда прокрался к дверям спальни Настасьи Тимофеевны и осторожно постучал:

- Алина, у меня все готово.

- Сейчас, Саша. Иди, жди меня там, я сейчас приду.

Девушка не заставила себя долго ждать и когда через несколько мгновений появилась на пороге комнаты, тускло освещенной мерцающим светом свечей, Банда зажмурил глаза, как от ярчайших лучей солнца. Она стояла перед ним серьезная и прекрасная, в пеньюаре из тончайшего белого шелка, накинутом поверх такой же тонкой и белоснежной ночной сорочки, и оттеняемые этой белизной ее тяжелые темные волосы потрясающе красивыми волнами ниспадали ей на плечи, на грудь, на чуть розовеющие сквозь ткань твердые девичьи соски. Но главное, что поразило Банду, - ее глаза, томные, счастливые, сверкающие в свете свечей огромными прозрачными алмазами, пронизывая, как ему показалось, парня насквозь.

Он даже привстал с кресла от удивления, а она застыла на пороге не в силах сделать ни шага.

Банда превзошел сам себя. Ее комната преобразилась, и Алина не узнавала знакомых с самого детства предметов в своей комнате. Тени, бегающие по, стенам, и зыбкое пламя свечей увеличивали и преображали ее, раздвигая стены и приподнимая потолок, который терялся теперь где-то высоко-высоко.

Блеск стекла, хрусталя и фарфора, отражавших огоньки свечей, наполнял пространство странными бликами, но свечение концентрировалось над столом, будто специально подчеркивая богатство и аппетитность блюд.

- Алинушка! - тихо позвал Саша, и девушка очнулась, встряхнув волосами и возвращаясь к реальности.

Она подошла к полке с компактами и, отыскав "Бедтайм" Мадонны, сунула диск в приемник комплекса и нажала кнопку. Тихая мелодия заполнила комнату. Здесь не было подчеркнутой агрессивности и вульгарности "девки из низов", которыми любила шокировать публику певица. Это было продолжение "Эротики", только более мягкое, целомудренное и оттого, пожалуй, еще более эротичное::

Трудно было бы подобрать что-то более подходящее к этой обстановке…

Они пили шампанское со льдом, пробовали понемногу каждое блюдо и почти все время молчали, говорили только их глаза.

Разговор этот был, как клятва, как присяга, как взаимное обещание навсегда принадлежать друг другу. Он был признанием в любви. В такой любви, которая делает невозможной жизнь без любимого.

Им не нужны были для этого слова…

Не прошло и получаса, они не успели еще выпить даже полбутылки "Фрейшенета", как Алина встала и, обойдя столик, подошла вплотную к креслу Банды. Александр поднялся, взяв протянутую девушкой руку, и оказался в двух сантиметрах от нее.

Она медленно, ни слова не говоря, развязала его галстук и расстегнула рубашку, и грудь парня обожгло ее горячее дыхание. Нежным прикосновением она приказала ему сбросить брюки, а сама чуть заметным движением освободилась от пеньюара;

Мгновение - и нежная ткань ночной сорочки тоже упала, чуть слышно шурша, к ее ногам.

Она стояла теперь перед ним обнаженная, и Банду поразило то, сколько в ней было доверчивости и чистоты. Он боялся дотронуться до нее. Боялся, что его неловкость или поспешность разрушит это сказочное очарование.

И девушка взяла инициативу в свои руки.

Она легонько толкнула его в грудь, опрокидывая на кровать, а затем осторожно легла на парня сверху, целуя и лаская его грудь.

Он боялся пошевелиться, но его руки сами собой нашли ее спину и ягодицы, чуть касаясь, начали поглаживать их, и девушка застонала, почувствовав его прикосновение.

Она осторожно завладела им и выпрямилась, усевшись на нем сверху, а затем чуть сжала бедра и несколько раз качнулась, как будто испытывая и пробуя его.

Александр, пораженный необыкновенным ощущением женской настойчивости и инициативы, мягко взял девушку за бедра, но с каждой секундой движения его становились все более страстными и горячими. Он мял и пощипывал ее кожу, горячо целовал соски, чуть не кусая их, и она билась и стонала в его объятиях, безраздельно владея им.

И вдруг она остановилась, нагнулась, потянувшись к столику, и взяла бокал с шампанским. Он тоже замер, не желая ей мешать, а девушка сделала глоток-другой, поставила бокал обратно и вдруг резко нагнулась к нему, прильнув губами к его губам. Он послушно и страстно одновременно потянулся ей навстречу и вдруг почувствовал, как сладкие и прохладные от шампанского губы девушки, захваченные его ртом, вдруг раскрылись и ледяное шампанское полилось из этого божественного источника прямо в его уста. Он жадно ловил каждую каплю, маленькими глотками, растягивая удовольствие, утоляя жажду из этого самого прекрасного родника, и вдруг забился, заворочался под ней, буквально пронзенный чувством какого-то бешеного, неземного, острого и жгучего удовольствия.

И она тоже не выдержала, резко качнулась раз-другой и упала на его грудь, судорожно вздрагивая и выкрикивая бессвязные слова:

- Еще, милый! Сильней! Боже! Мама! Господи! А-а-а! Ой-оо! Сашенька-а-а!

Стоны вырывались из ее горла, ее острые ноготки впивались ему в плечи, пытаясь разорвать кожу, она чуть не укусила его в шею, задыхаясь в сладких судорогах любви, а затем упала вконец обессиленная всей грудью к нему на грудь и медленно вытянула ноги, даже не находя в себе сил освободиться от него.

И он лежал, пораженный тем необыкновенным чудом, какое только что с ними случилось, и прижимал хрупкое тело девушки к себе, боясь хоть на секунду разжать руки.

И вдруг он почувствовал, что может заплакать.

Он никогда не плакал ни от боли, ни от страха.

Даже когда был маленьким и ему здорово доставалось за гордый и независимый характер от старших ребят в детдоме. Он не плакал, теряя друзей. Не плакал, когда осколок мины, на которой подорвался командир отделения его взвода, вспорол ему самому спину, выломав два ребра и чудом не зацепив позвоночник.

И вот сейчас, в минуту наибольшего счастья и блаженства, слезы были готовы брызнуть у него из глаз…

Наутро они проснулись одновременно, как-то вдруг сразу почувствовав пробуждение друг друга, и несколько мгновений лежали молча, глядя один другому в глаза и улыбаясь.

А затем Сашка вскочил, не позволив Алине подниматься, и бросился на кухню, через несколько минут появившись с двумя чашечками ароматного дымящегося кофе.

Наверное, трудно придумать большее наслаждение для женщины, чем возможность вот так, не спеша, проснуться, поправить подушку и, потягиваясь, устроиться в постели, принимая из рук любимого мужчины чашечку вкусного кофе.

Алина воспользовалась этой возможностью до конца, нежась и наслаждаясь заботой и вниманием Александра. Она позавтракала в постели, с удовольствием запивая вчерашние салаты, сохраненные в холодильнике, и кусочки индейки недопитым шампанским.

- Помнишь, Саша, Лелик из "Бриллиантовой.руки" говорил, что шампанское по утрам пьют или дегенераты, или аристократы. А мы с тобой кто в таком случае?

- Ну, ясное дело, - прожевывая мясо, уверенно ответил Банда. - Конечно, дегенераты! Это же надо, до чего я докатился - не съел вчера весь твой сказочный рулет!

- Ой, как будто он у меня получился! Вот твои шашлыки и отбивные - другое дело!

- А твой салат?

- А твои креветки?

- А…

- А я тебя люблю!

- А я тебя еще больше!

- Нет, я первая! - и Алина вдруг, отставив тарелку с завтраком, кошкой бросилась на Банду, обнимая его за шею и вкусно целуя в губы, глаза, шею.

Но как только Банда, тоже отстранив тарелку, попытался ухватить ее за талию, девушка резко отпрыгнула в сторону, снова с аппетитом принимаясь за свой завтрак:

- Подожди, давай сначала наберемся сил. Восстановим после вчерашнего. Хорошо?

- Угу, - чуть обиженно пробасил Александр. - Значит, вот вы как? Сначала нападаете, а потом - в кусты?

- Хитрость такая маленькая. Чтобы ты не расслаблялся особо, - задорно смеялась девушка…

Позавтракав, они долго решали, чем сегодня будут заниматься, но, так и не придя к единому мнению, согласились с тем, что в первую очередь надо подняться, одеться и убрать комнату. А там, мол, видно будет.

- Отвернись, - вдруг смутившись, попросила Алина, собираясь выбраться из-под простыни.

- Вот еще! - парень чуть не задохнулся от возмущения. - Ты хочешь лишить меня самого большого удовольствия в жизни?!

- А что, тебе правда нравится мое тело? - девушка смотрела на него лукаво, чисто по-женски улыбаясь, и Банда не сумел сказать ничего другого, только как на выдохе, искренне и горячо:

- Очень!

- Да? - она на секунду задумалась. - Ну что ж, смотри!

И медленно откинула простыню, поочередно опуская ноги на пол и неспешно садясь на кровати.

Затем она встала, озаренная лучами врывавшегося в незашторенное окно солнца, и, вскинув руки над головой, крутанулась на месте, потягиваясь и как будто специально давая Александру возможность получше увидеть ее грудь, ее талию, ее бедра.

- Алина! - вздох восхищения вырвался из груди парня, и тут же веселые озорные огоньки заплясали в глазах девушки.

- Что случилось, Саша?

- Ты такая…

- Какая?

- Такая!

- Говори!

- Необыкновенная. Просто ужасно красивая.

И, заметив, что девушка. - потянулась за халатом, вдруг взмолился:

- Подожди!..

Он встал с кровати и подошел к ней так близко, что она почувствовала его неповторимый запах.

Он смотрел на нее некоторое время сверху, заглядывая в любимые глаза, а потом прикоснулся к ее животу, затем к соскам и снова повторил все движения, очень медленно, потом еще раз, словно животное в брачном танце в соответствии с предписанным ему природой древним ритуалом. Снова и снова прикасался он к ней и при этом целовал то ее лицо, то мочки ушей, то проводил языком вдоль ее шеи, вылизывая ее, как могучий леопард в высокой траве вылизывает свою самку.

Да, он походил на дикого сильного зверя. Мощный и гибкий самец, чья власть над девушкой хотя и не выражалась ни в чем явном, но была настоящей, абсолютной властью - именно такой, о какой и мечтала Алина.

Власть Александра над ней выходила за границы физического ощущения, хотя способность заниматься любовью так долго, как он мог это делать, была частью его власти.

Но ее любовь к нему была духовной, тонкой, пусть это и звучит банально. Она была именно и прежде всего духовной жаждой, а не заурядным физическим влечением.

Она прошептала:

- Банда, ты сильный. Мне даже страшно.

Он был очень силен физически, но не это она имела сейчас в виду…

Одной рукой он обхватил ее за талию, стремясь, чтобы их проникновение друг в друга было как можно более полным, чтобы оно стало совершенным.

Она уткнулась лицом ему в шею, плоть к плоти, и чувствовала, как вбирают ее ноздри его запах.

Снова и снова скользил по ее телу леопард, легкий и гибкий, и, колыхаясь под его тяжестью, она летела к желанному пламени, костру любви, зажженному для всех влюбленных.

Задыхаясь, она тихо шептала:

- Саша.., милый.., родной.., я погибаю.., я растворяюсь в тебе… Еще! еще!

Она выгибалась навстречу ему, из ее губ исторгались звуки - почти крики, неразборчивые, дикие.

Это был язык женщин, почти непонятный мужчинам, но сейчас Банда понял ее и с ответной благодарностью чуть не укусил ее в шею, не умея вложить в простой поцелуй все, что чувствовал в это мгновение.

Следующая неделя пролетела необыкновенно быстро.

Алина была занята своим дипломом, внося в него исправления, предложенные Гайворонским, и одновременно перепечатывая его набело, и даже Банде теперь приходилось сидеть в библиотеке и, всеми силами сдерживаясь, быть тише воды и ниже травы, не отвлекая девушку от учебы.

Он ничем не выдавал своих приготовлений, и поэтому даже для Алины появление его в воскресенье вечером во время дежурства Анатолия у них дома явилось полной неожиданностью.

На звонок у входной двери, как обычно, пошла открывать мама девушки, а телохранитель, сидевший на кухне, лишь отложил в сторону газету и положил руку на рукоятку пистолета - так, на всякий случай!

На пороге стоял… Банда!

Огромный букет темно-красных роз в руках, строгий черный выходной костюм, снежной белизны сорочка и дорогой, в бордовых тонах, итальянский галстук, идеальная выбритость и укладка волос, решительный блеск глаз и его чуть смущенная улыбка неоспоримо свидетельствовали - сейчас произойдет что-то исключительное.

- Добрый вечер, Настасья Тимофеевна. Извините, Бога ради, что потревожил вас без предупреждения, но, честное слово, дело мое не терпит более отлагательств.

- Здравствуйте, Саша, здравствуйте, - удивленно протянула Большакова, пропуская гостя в прихожую. - Входите, конечно, мы вам всегда рады.

- Это вам. Пусть они украсят вашу комнату, - протянул парень розы Настасье Тимофеевне и, вдруг еще более смутившись, робко спросил:

- Владимир Александрович дома?

- Дома. Вы проходите, Саша, в гостиную, я его сейчас позову, - мать Алины смущенно потопталась на месте и бросилась в кабинет отца, забыв даже поставить в вазу цветы.

Тем временем в прихожей появилась и Алина, и удивлению ее не было предела, когда она увидела Банду, к тому же такого торжественного.

- Саша? Что ты здесь делаешь?

- Сейчас, Алинушка, ты все поймешь. И не бойся. Хватит того, что я сам боюсь и волнуюсь, как последний мальчишка…

- Банда? - с кухни высунулся Анатолий. - Ты опять?!

- Толя, это не служба. Это личное. Имею я право в конце концов или нет?!

- Конечно-конечно, - поторопился исчезнуть за дверью дежурный телохранитель.

- Саша, но я все-таки ничего не понимаю… - девушка не могла оправиться от изумления.

- Сейчас, Алина. Сейчас все поймешь. Проводи меня в гостиную, будь добра. И останься со мной…

Они прошли в комнату, устроились на диване, и буквально через минуту двери кабинета Владимира Александровича открылись, и оттуда появились мать и отец Алины. Губы генерала были сурово сжаты и глаза недобро разглядывали Александра. Настасья Тимофеевна рядом с ним казалась маленькой и слабой, суетливо забегая то с одной, то с другой стороны, не зная, как ей лучше себя вести.

При появлении родителей девушки Банда встал и мужественно сделал шаг им навстречу.

На секунду он замешкался, будто собираясь с силами, а затем внятно и четко заговорил, внешне ничем не выдавая своего волнения:

- Уважаемые Владимир Александрович и Настасья Тимофеевна! Я пришел сегодня неожиданно для вас, незваным гостем, но смею надеяться, что вы простите мне мою дерзость.

- Ну что вы, Саша, ничего страшного… - попыталась успокоить парня Настасья Тимофеевна, но тут же осеклась на полуслове, остановленная суровым взглядом мужа.

Наконец до Алины стал доходить смысл происходящего. Она поймала себя на мысли, что, кажется, понимает, зачем пришел сегодня Александр, и сердце ее забилось радостно и тревожно, то разливая в груди волнами жар, то замирая вдруг холодной ледышкой. Она поняла, как волнуется, в тот момент, когда не смогла поднять руку, чтобы поправить упавшую на лоб прядь волос.

А Банда продолжал как ни в чем не бывало, и только он один знал, чего ему это стоило:

- Владимир Александрович и Настасья Тимофеевна. Я… То есть мы с вашей дочерью, с Алиной, любим друг друга. Да. Я не представляю себе своей жизни без нее. И я пришел, чтобы просить руки вашей дочери.

И вдруг тишину нарушили всхлипывания Настасьи Тимофеевны. Слезы покатились у нее из глаз внезапно, и это были слезы радости. Материнским сердцем она сразу почувствовала, что этот парень заслуживает ее дочери, а она заслуживает его. Она предвидела, что нет смысла разлучать их.

Она была уверена, что они созданы друг для друга, и теперь свою радость, свое материнское счастье она выражала самой древней и самой надежной женской реакцией - слезами.

Ее всхлипывания будто оживили всех.

Алина бросилась успокаивать мать, а Банда наконец-то нашел в себе силы, чтобы взглянуть Владимиру Александровичу в глаза.

Он был поражен и убит холодным и суровым взглядом его глаз.

- Молодой человек, пройдемте в мой кабинет, там и поговорим более основательно.

- Папа! - все сразу слилось в этом вскрике Алины - радость и счастье, испуг и огорчение, тревога и надежда. Она не понимала такой реакции отца и стремилась хоть как-нибудь помешать ему сделать какой-то непоправимый, ужасный шаг.

Но сердце отца не дрогнуло.

- Пройдемте, молодой человек. Поговорим по-мужски, без присутствия женщин, - он кивнул в сторону своего кабинета и первым вошел в него, будто спасаясь от плача любимых женщин.

А плакали они теперь вдвоем, прижавшись друг к другу посередине комнаты.

Банда взглянул на них, не зная, чем им помочь, и обреченно шагнул за Владимиром Александровичем, плотно закрывая за собой двери.

- Садитесь, Александр, - указал ему отец Алины на кресло с высокой спинкой у журнального столика. - Располагайтесь, а я сейчас.

Он подошел к шкафу и, открыв дверцу бара, вытащил непочатую бутылку армянского коньяка и две рюмки. Затем поставил все это на журнальный столик и сам сел в кресло напротив парня.

- Давайте с вами выпьем за более тесное знакомство и поговорим о наших делах.

Голос его звучал спокойно и уверенно, и Банде почудилось в нем что-то угрожающее. Он весь внутренне сжался, будто готовясь к удару и мобилизуя все силы. Этот удар был из разряда смертельных, и только подготовившись к нему, можно было остаться в живых.

- Я за рулем, - попытался протестовать парень, но генерал лишь отмахнулся:

- Пятьдесят-сто граммов коньяка не пьянят, а лечат, приводя в норму и работу сердца, и работу мысли. Разве вы этого не замечали, молодой человек?

- Да, "пожалуй, вы правы, - Банда смирился с этим затягивавшимся вступлением, готовый теперь выслушать от Владимира Александровича все, что угодно.

- Так вот, Александр, - продолжил отец Алины, разливая коньяк по рюмкам, г Вы уверены в этом шаге, который собрались сделать, а частично уже сделали?

- Да, Владимир Александрович, я…

- Погодите, не перебивайте, - генерал сделал эффектную паузу - так старший по званию военный любит подчеркивать свое преимущество перед нижестоящим, и Банду почему-то сильно покоробила эта интонация. - А дочери вы уже предлагали выйти за вас?

- Да, мы любим друг друга, и она согласилась.

- Она согласилась! Вы слышали - она согласилась! - генерал залпом выпил рюмку и вдруг возвысил голос: - Да мне плевать, что она согласилась!

- Владимир Александрович, выслушайте…

- Нет уж! Выслушайте вы меня! Кто вы такой?

Вы готовы к семейной жизни? Вы готовы сделать мою единственную дочь счастливой?

- Да, я работаю, неплохо зарабатываю…

- У вас есть квартира?

- Нет, но…

- Ага! Значит, вы надеетесь переехать сюда?

- Что вы такое говорите?

- То, что думаю!

Разговор набирал совершенно невообразимые обороты, и Банда вдруг почувствовал свое бессилие что-либо изменить.

- Вы, молодой человек, может, и любите мою дочь, а может, и нет!

- Не смейте!

- Ох, оскорбился!

- Я вынужден уйти!

- Ладно, сядь, - он вдруг смягчился и снова налил себе коньяк. - Да выпей ты, черт возьми!

Банда схватил рюмку и осушил ее в мгновение ока, даже не почувствовав крепости напитка.

- Вот так-то лучше! - выпил свою рюмку Владимир Александрович. - Ладно, я забираю свои слова обратно. Допустим, ты женишься не на генеральской дочке с квартирой в центре Москвы, а просто на любимой девушке. Но что дальше?

- В смысле?

- Почему ты не думаешь о ней?

- Да я каждую секунду о ней думаю…

- Э-э, знаю я, о чем ты думаешь! А о ее будущем, о ее учебе ты подумал? Вот пойдут дети, пеленки-распашонки… Ты будешь дома сидеть или ее заставишь?

- Надо будет - буду сидеть.

- Буду сидеть! Как же!.. Да ты пойми, Александр, я и не против, в принципе, но ей еще рано замуж. Пусть доучится…

- Свадьба все равно не получится раньше, чем Алина закончит университет…

- Да я про аспирантуру. Ей сулят большое будущее в юриспруденции, ты хоть это понимаешь?

- Я все понимаю, Владимир Александрович Но ведь мы любим друг друга, и вместе нам будет легче и проще добиться всего остального.

- Может быть, может быть… - отец девушки как будто задумался над словами парня, и Банда на какое-то мгновение почувствовал, что еще не все потеряно, что может быть… Но как только генерал снова заговорил, надежды развеялись:

- В общем, так! Это ее первая любовь, она бывает ненадежной. Сам знаешь.

- Алина - тоже моя первая любовь.

- Ну, вот, тем более! Ей всего двадцать два, и времени впереди еще предостаточно. В общем, погуляйте пока, подумайте, а годика через два, после аспирантуры, мы с вами снова встретимся и все обсудим. Согласны, молодой человек?

- То есть как? - Банда был совершенно растерян и подавлен. Он, честно говоря, не ожидал такого поворота событий.

- А вот так. Не время еще. Рано ей. Подождите, если любите друг друга. Ничего с вами не случится.

Банда чувствовал, что что-то здесь не так. Владимир Александрович избегал встречаться с ним глазами, менял тактику, переходя от оскорблений к уговорам, и явно что-то не договаривал.

Интересно - что?

Мгновенно прокрутил Банда в памяти весь их разговор и вдруг понял, что именно думал о нем сейчас Алинин отец. Он покраснел до корней волос и дрожащим от обиды и гнева голосом спросил:

- Владимир Александрович, ответьте мне, только откровенно, на один вопрос.

- Да, конечно, - глаза генерала суетливо забегали, и Банда понял, что попал в точку. И это вдруг придало ему сил и решительности.

- Скажите честно, вы считаете, что я - просто не пара вашей дочери?

Владимир Александрович испуганно взглянул Банде в глаза и тут же отвел взгляд, и парень понял окончательно, что не ошибся.

- Нет, ну что вы, молодой человек!.. - генерал почувствовал, что врет неубедительно, и тут же снова стал генералом. - А, черт! Да в конце концов! Да!

Кто ты такой? Несчастный старлей, да и то отставной! У тебя все позади. Твоя жизнь кончена.

Сдохнешь как-нибудь на своей идиотской работе, и никто о тебе даже не вспомнит. А у Алины - большое будущее. Она моя единственная дочь, и я подыщу ей предложение получше твоего. Теперь ты все понял?

- Да, спасибо, все. - Банда поднялся, понимая, что разговор окончен, и направился к двери, но вдруг остановился и обернулся. - И все же, смею вас уверить, вы ошибаетесь. Вы убиваете сейчас не только меня. Вы делаете больно и вашей дочери.

Ведь мы действительно любим друг друга и все равно будем вместе.

- А это мы еще посмотрим. Завтра же я сообщу вашему начальству, что мне нужна смена телохранителя.

- Даже так?

- Так. Надеюсь, больше мы с вами не увидимся.

- Увидимся. На нашей с Алиной свадьбе.

- Пошел прочь, щенок! - гневно закричал Владимир Александрович, и Банде показалось, что отец Алины сейчас его ударит. Кровь закипала в парне, горячими волнами ударяя в голову. Он готов был убить этого безумца, этого слепого, не ведавшего, что творит, человека. Но Банда вовремя вспомнил, кто перед ним.

"Не хватало еще ударить Алининого отца!"

Сашка резко развернулся и пошел прочь из кабинета.

В прихожей, сидя на маленьком диванчике, тихо плакала Настасья Тимофеевна. Завидев Александра, она вскочила и бросилась к нему:

- Отказал?

- Выгнал. Завтра он потребует, чтобы меня сменили.

- О, Боже!

- А где Алина, Настасья Тимофеевна?

- Она у себя. Мы слышали обрывки вашего разговора…

- Она плачет?

- Пусть пока поплачет, Саша, не трогай ее сегодня.

- Ох, Настасья Тимофеевна!

- Держись, сынок, всякое в жизни бывает.

Главное - не сдаваться, и все образуется!

- Знаете, вы просто замечательная женщина, Настасья Тимофеевна.

Банда почувствовал непреодолимое желание обнять мать Алины за плечи. Он бы мечтал иметь такую маму или бабушку. Но, к сожалению, жизнь его сложилась иначе.

- И ты мне нравишься, Саша, - она сама протянула руки и, взяв его за голову, притянув к себе, поцеловала в лоб. - Ты не мучься. Все будет хорошо, сынок. Мне Алина много о тебе рассказывала.

А старого козла мы как-нибудь уломаем.

- Спасибо вам, Настасья Тимофеевна!

- Звони завтра Алине. Заходи, когда отца дома не будет. Она ведь любит тебя.

- Я знаю.

- Ну беги. Спи спокойно, не нервничай. Вот увидишь, завтра все будет хорошо…

Но завтрашний день для семьи Большаковых и для Банды обернулся неожиданным кошмаром…