"Возрождение надежды" - читать интересную книгу автора (Мартьянов Андрей, Молитвин Павел, Кижина...)

Глава восьмая ПАДЕНИЕ КУМИРА

Лурий Витир явно прибеднялся, сетуя на то, что не готов возглавить дворцовый переворот, который приспешники Тиргила называли "подлым мятежом", а Ва-лерида Лоллия — "народным восстанием". Физол Арра имел колоссальное влияние в столице, а став гериором, получил власть, едва ли не превосходящую ту, которой обладал сам Царь-Солнце. И разумеется, поспешил использовать ее в своих интересах, причем сделал это столь толково, что, когда пришло время провозгласить правительницей Аррантиады Лоллию, никто этому не воспротивился. Переворот произошел почти бескровно, ибо полторы дюжины горожан, затоптанных толпой, восторженно приветствовавшей речь Лурия в амфитеатре Жентала, можно было в расчет не принимать. Сам гериор, во всяком случае, не принимал и очень гордился тем, что возведение Валериды на трон произошло без жертв.

Легкость, с которой три стоящих в столице лагитора и городская стража приняли сторону царицы, а точнее, Лурия Витира, объяснялась просто — в Арр были введены именно те лагиторы, поддержкой командиров которых ему удалось заручиться загодя благодаря родственным связям, посулам и подкупу. Склонить на свою сторону горожан было труднее, и тут, пожалуй, решающую роль сыграло решение гериора отказаться от претензий на трон Божественного в пользу Валериды, в коей обитатели Арра души не чаяли.

Будучи женатым на старшей дочери Тиргила, Лурий имел все основания потребовать себе венец повелителя Аррантиады, и так они с Лоллией поначалу и намеревались поступить. То есть хитроумная царица предложила Лурию поступить так, рассчитывая, что по зрелом размышлении он откажется от этого варианта. Так оно и произошло. Ведь не мог же в самом деле Лурий, призывая свергнуть Тиргила на основании того, что тот сумасшедший, требовать, чтобы народ приветствовал восхождение на трон его еще более безумной сестрицы! Само собой, врожденное слабоумие Аликриды считалось государственной тайной, однако вряд ли нашелся бы на свете аррант, коему бы она не была известна. Собственно говоря, как раз на том, что это не было секретом по крайней мере для жителей столицы, Лурий и строил свои планы, объявляя Тиргила сумасшедшим.

Из двух возможных способов заполучить венец Царей-Солнц он, как и надеялась Лоллия, избрал наиболее, на его взгляд, верный и беспроигрышный. Ежели в любом случае он собирался избавиться от своей слабоумной супруги и взять в жены прекрасную Валериду, то зачем было давать пищу злоязыким недоброжелателям и сразу же объявлять себя восприемником Тиргила? Значительно тоньше было оставить на троне Лоллию, а уж потом…

О том, что это «потом» никогда не наступит, знали только сама Лоллия, Кэрис и Агрик. Лурий, впрочем, подозревал, что царица способна поднести ему какой нибудь сюрприз, и, поручив управление Арром своему двоюродному брату Кварду Липпу Витиру, последовал за ней на одном из судов, направлявшихся к Хрустальному мысу. Помимо намерения не упускать царицу из виду, гериор счел необходимым проследить за осадой дворца и собственными глазами убедиться в смерти Тиргила, с коим у него имелись личные счеты.

Глядя на проплывающие вдоль левого борта зеленые холмы и высящиеся над ними, затянутые дымкой вершины далеких гор, Лурий Витир испытывал смутную тревогу, хотя оснований для этого вроде бы не имелось. До сих пор все происходило в точности так, как было задумано. События в Арре развивались успешно, и три тысячи вооруженных добровольцев, придирчиво отобранных из толпы, явившейся по его зову на площадь Морского Хозяина, должны были, при поддержке Медвежьей квилларии и восьми сотен панцирников из Девятого лагитора, захватить Хрустальный мыс без особого труда. Воины и командиры Первого — охранного лагитора, невзирая на все привилегии, боялись и ненавидели Тиргила едва ли не больше всех остальных жителей Аррантиады, а сопротивление кучки возглавляемых Агриком преданных Божественному армедов разве что позабавит и распалит мятежников. С этой стороны никаких неожиданностей не предвиделось.

Квард Липп, назначенный сберегателем Арра вместо Кресцента Лепида, был надежным и толковым человеком, на которого вполне можно было положиться. Хотя отправка войск и препровождение на корабли черни — задача не из простых, он с ней, безусловно, справится. Особенно если ему будет помогать Илиол командующий отправляемыми на Восточный материк войсками. Старый вояка слишком отягощен дурацкими принципами и в погрузке бездельников на суда участие принимать откажется, но зато проследит за тем, чтобы лагиторы, которым предстоит биться со степняками, были снабжены всем необходимым и покинули столицу в назначенный срок.

Нет, за Арр и Хрустальный мыс можно не беспокоиться. В других портовых городах Аррантиады проблем тоже не предвидется — там дармоедов меньше, чем в Арре, и, значит, управиться с ними будет легче, а вести о перевороте придут туда, когда переселенцы и лагиторы будут уже в пути. Любуясь зеркальной гладью Опалового залива, отделявшего Хрустальный мыс от столицы, Лурий Витир вынужден был в конце концов признаться себе, что больше всего тревожат его ученые и чародеи, отправленные им на усмирение Повелителя Самоцветного кряжа. Это было самое уязвимое место разработанного им с Тиргилом плана, а между тем от того, насколько удачно пойдут дела на Восточном материке, зависело очень и очень многое. Известия об успехах колониальных лагиторов заставят вернувшихся в столицу эпитиаров рукоплескать гериору и царице вместе с остальными жителями Арра. В случае же неудачи злопыхатели поспешат обвинить Лурия Витира во всех смертных грехах, и вот тогдато может начаться кровавая усобица, да избавят нас от нее Боги Небесной Горы!..

Сходные мысли занимали и Кэриса, стоящего подле царицы на носу первого из дюжины судов, держащих курс на Хрустальный мыс. Он не сомневался, что при поддержке Агрика им удастся справиться не только с Тирги-Яом, но и с Лурием Витиром. В отличие от Валериды он полагал, что поначалу все пойдет гладко и на Восточном материке. Переселенцы, которых доставят на его восточное побережье и высадят близ Мельсины, Эль-Дади и Дризы, будут в безопасности под охраной Восьмого и Тринадцатого лагиторов. Уцелевшие местные жители радостно примут покровительство аррантских панцирников, а малочисленные гарнизоны степняков либо сбегут при их появлении, либо будут перебиты.

В прибрежных городах Халисуна и северной части Нарлака аррантов тоже ожидает теплый прием. Первое время Гурцату всяко будет не до них, и если Илиол проявит достаточно гибкости и мудрости — а, по словам Лоллии, он далеко не глуп и умеет ладить с людьми, — никто не станет чинить обид переселенцам. Нужда заставит бездельников поневоле изыскать способы прокормить себя и своих близких, превратив их по истечении времени в искусных земледельцев, ремесленников, рыбаков, охотников и скотоводов. При том, конечно, условии, что Подгорный Властелин будет усмирен посланцами Лурия Витира. Если им удастся справиться с этой задачей, победоносному шествию войска Хозяина Степи по Восточному материку придет конец. Невидимый сверхъестественный бич, гонящий мергейтов все вперед и вперед, не позволяет им задумываться над целью похода, а ведь со стороны даже слепому видно уже сейчас они не в состоянии удержать в повиновении захваченные земли, ежели не возьмутся за поголовное истребление населяющих их народов. Война ради войны, завоевания ради завоеваний? Быть может, для ослепленного жаждой власти и славы Гурцата в этом и есть смысл, но для большинства его наев, не говоря уже о хартах, война всего лишь способ обрести землю, на которой будут пастись их табуны лошадей, стада коров и овец… И если бы не гонящая их вперед воля Подгорного Властелина, эти самые наи и хар-ты давно бы перегрызли глотку Оранчи, алчность коего мешает им воспользоваться плодами одержанных побед. А затем принялись бы сводить счеты между собой, делить земли, короны и титулы, изничтожая сами себя, как это случалось и прежде на памяти Кэриса…

— Стало быть, ты думаешь, что степняки перережут Друг друга, едва Подгорный Повелитель утратит над ними свою власть? — поинтересовалась Лоллия, прекрасно сознававшая, как и Лурий Витир, что судьба Аррантиады зависит от развития событий на Восточном материке.

— Думаю, что да, хотя процесс этот будет достаточно длительным. Однако я сильно сомневаюсь в успешном завершении похода посланцев Лурия Витира. Помимо способности Подгорного Властелина учиться, сила его растет день ото дня, подпитываемая людским страхом, страданием и болью. Ах, если бы он мог черпать ее в человеческой радости, в смехе ребенка, в ласковом ворковании влюбленных! мечтательно пробормотал вельх. — Но дело не только в нем. Если бы мы не уговорили Фарра остаться у Ректины Нуцерии, он бы рассказал тебе, как при помощи осколка Небесного Самоцвета отбил у нескольких степняков попавшего им в лапы мальчишку.

— Фарр разогнал кочевников? Ты шутишь! — не поверила Лоллия.

— Ничуть. Безоружный, он скольких-то из них убил, а остальных обратил в бегство при помощи осколка Небесного Самоцвета. Этот невзрачный с виду камешек был чем-то вроде кладезя магической силы, но, окажись он в твоих или даже в моих руках, пользы от него было бы не больше, чем от любого подобранного на берегу моря гладыша. Видишь ли, магия, используемая людьми, напрямую связана с их верой или же, скажем, с убежденностью в правоте дела… — Кэрис пошевелил растопыренными пальцами, как будто пытаясь выудить из воздуха нужное слово. Бывают, разумеется, исключения, существуют разные виды магии, и все же… Человек, твердо убежденный в необходимости того, что он намерен совершить, готовый отдать ради этого все свои силы и самоё жизнь, неизменно использует магию с большим успехом, нежели тот, кто пользуется ею как инструментом для достижения тех или иных повседневных целей.

— Но ведь Фарр не чародей! Он не обучен магическим искусствам…

— Ты забыла, что он священнослужитель.

— Ох, ну ладно! — капризно передернула плечами Лоллия. — Ты, кажется, сам толком не знаешь, какая связь существует между верой, нравственностью и магией.

— Человеческой магией, — уточнил вельх. — Не знаю, какая связь, но знаю, что существует. А веду я это к тому, что ежели семьсот с лишним лет назад обуздывать Подгорного Властелина отправились люди бескорыстные, готовые жизнями своими заплатить — и заплатившие! — за спасение мира, то теперь… Сдается мне, Лурий послал в Логово Подгорного Повелителя тех, кто каким-то образом способствовал пробуждению его ото сна, и, значит, пользы их усилия принесут не много. Согласись, самая горячая, самая блестящая и вдохновенная проповедь, написанная самым праведным из ваших жрецов, показалась бы лживой и не произвела бы на слушателей ожидаемого впечатления, прочитай ее твой венценосный супруг?

— Пожалуй, ты прав, — нехотя согласилась Валери-да. — Если все обстоит так, как ты говоришь, то дела наши плохи. Но, клянусь Богами Небесной Горы, как только мы покончим с Тиргилом, я вытрясу из Лурия — с твоей помощью, естественно — все, что он знает о Подгорном Властелине. И не быть мне царицей, коли в самое ближайшее время ты не получишь находящиеся у него манускрипты Далессиния!

Лицо Валериды омрачилось, когда она представила, какая участь постигнет переселенцев и посылаемые на западное побережье соседнего материка лагиторы, если, разгромив Нарлак, Хозяин Степи повернет свое войско на юг, дабы очистить завоеванные им земли от заморских пришлецов. Долго, впрочем, предаваться невеселым размышлениям ей не пришлось. С палубы нагонявшего их судна множество глоток недружно, но с чувством рявкнуло:

— Слава Божественной! Многие лета Лоллии! Да здравствует царица!..

Валерида подняла руку и солнечно улыбнулась, приветствуя горожан, плывших свергать с трона ее супруга, а Кэрис что есть мочи заорал:

— Слава гражданам Арра!

— Слава!..ава!..ва! — пронесся над водами Опалового залива рев тысячи глоток, заставивший чаек прекратить ловлю рыбы и взмыть в поднебесье.

— Эк их разбирает! — улыбаясь еще шире, пробормотала Лоллия, решив, что уж теперь-то на Хрустальном мысе точно не осталось ни единого человека, который бы не знал о приближении мятежников к загородному дворцу Тиргила.

Благодаря заботам Агрика Божественному до самого полудня было неизвестно о событиях, происшедших в Арре минувшей ночью. Соглядатаев его, равно как и тайных гонцов, посланных к Царю-Солнцу оставшимися ему верными отцами города и чиновниками, перехватывали армеды, специально выставленные для этой цели вдоль невысокой стены, перегораживающей сильно выдающийся в море мыс. Хватали и тащили в оружейный склад, превращенный в узилище, всех без разбору: привезших зелень и фрукты селян, торговцев тканями и украшениями, конюхов и воинов, возвращавшихся от девок из расположенной неподалеку деревни, любовников, ушедших с Хрустального мыса поздней ночью и надумавших вернуться поутру, а также приехавших в Герберум эпитиаров, загодя получивших от Тиргила дозволение посетить его загородный дворец и столь несвоевременно решивших воспользоваться им. Агрик полагал, что весть о мятеже мог сообщить Божественному кто угодно, и не желал рисковать.

Хотя, ежели разобраться, никакого риска не было и в помине. Узнав от посланца Лоллии о произнесенной Лу-рием Витиром в амфитеатре Жентала речи, арвагет Первого — охранного — лагитора понял, что может безбоязненно проткнуть Тиргила мечом, утопить в нужнике или скормить обитателям зверинца. План, который они с Ва-леридой скрупулезно приводили в исполнение несколько лет кряду, совпал — не мог не совпасть! — с замыслами физола Арра и принес долгожданный результат. Царь-Солнце был обложен со всех сторон, пусть даже сам он об этом пока не догадывался, и теперь любой мог безбоязненно прикончить его. Однако вместо того, чтобы нанести ему смертельный удар, Агрик позорнейшим образом медлил и терзался сомнениями. Несколько раз он пробирался к покоям Божественного, представляя, как входит в них и вспарывает ненавистному извращенцу его дряблое брюхо, и всякий раз, останавливаясь перед дверями, не мог заставить себя переступить порог. Он знал, что должен сделать это по тысяче причин, но вот, поди ж ты, не мог. То есть мог, но всячески оттягивал этот миг, ожидая неизвестно чего и вновь и вновь обращаясь к Отцу Созидателю, дабы тот надоумил его, как поступить.

Прикончить Тиргила надобно было прежде всего из государственных соображений, ибо именно из-за него Аррантиада с каждым годом все больше напоминала смердящую помойку. Но разве не оправдывал сам Тиргил свои гнусности и жестокости государственной необходимостью? О, как удобно было, ссылаясь на благо народа, приказать Лурию Витиру — да не допустят этого Боги Небесной Горы! — загнать всех немощных, больных и увечных переселенцев на скупленные по дешевке, разваливающиеся суда, которые можно без сожаления затопить, дабы не везти весь этот человеческий сор за море, где он, так же как и в Аррантиаде, нужен не больше, чем лысому гребень. Удобно, спору нет… Ссылкой на государственную необходимость можно оправдать все, что угодно, и велеречиво разглагольствовать о необходимости быть "добрым, а не добреньким", как любил это делать Тиргил. Но Агрик не был Царем-Солнцем и не желал всаживать меч в брюхо беззащитного, ни о чем не подозревающего человека из соображений "государственной необходимости", несмотря на то что это было предусмотрено их с Лоллией планом.

Хорошо рассуждать о том, что законы Аррантиады надобно менять, плохо, когда для этого ты должен прежде всего убить человека, который тебе доверял и которого ты поклялся защищать даже ценой собственной жизни…

Прикончить Тиргила следовало также за его жестокосердие и бесчеловечность. За подлость и лживость, за глумление над такими понятиями, как милосердие и сострадание, издавна почитавшимися в Аррантиаде священными. Но как назвать того, кто обманул доверие, кто предал… пусть даже и предателя? Кто нарушил клятву верности господину и готовил ему погибель со лживой улыбкой на устах?..

Лоллия тысячу раз повторяла, что Тиргил заслужил тысячу смертей по тысяче причин. Но при всем том хитрая Лоллия не пожелала убить его сама, и теперь Агрик понимал почему. Убивать человека, который тебе доверяет и по-своему любит тебя, сколь бы он ни был отвратительным, тяжело. Это противоестественно. Убить его в порыве ярости ничего не стоит, но хладнокровно и обдуманно нанести предательский удар, от которого нет спасения тому, с кем делил пищу и питие… Да, Лоллия и впрямь была умницей, ежели предусмотрительно ухитрилась взвалить эту грязную работу на него…

К утру Агрик почернел, осунулся и решил, ничего не предпринимая, подождать развития событий. Тиргил же, ничего не подозревая, проснулся поздним утром в своих покоях и некоторое время с брезгливой гримасой разглядывал мерно похрапывавшую на его ложе Кавиану. Выглядела она при дневном свете несравнимо хуже, чем ввечеру, поскольку выпила вчера чересчур много. "Надо будет от нее избавиться и подыскать кого-нибудь посвежее", — подумал Божественный и, кликнув слугу, велел узнать, встала ли уже царица, и если да, то не желает ли она присоединиться к нему, чтобы полюбоваться весьма забавным и поучительным зрелищем.

К тому времени как Тиргил закончил утреннее омовение и был надлежащим образом обряжен слугами, вернувшийся посыльный доложил, что Валерида не ночевала в своих покоях и потому принять приглашение Царя-Солнца не может.

Это было обидно. Ну почему, именно когда он желает ее видеть, Лоллии нет под рукой? Гадкая, гадкая девчонка! А он-то рассчитывал, что они вместе посмеются… Ну что ж, придется ему, видно, одному идти проверять, удалась ли вчерашняя шутка.

Распорядившись позвать Агрика, Божественный с недовольным выражением лица отправился в трапезную, дабы проверить, как почивали его уважаемые гости. Прошедшим вечером он до полусмерти напоил нескольких эпитиаров, приехавших к нему из провинций с какими-то жалобами, а когда гости уснули, приказал слугам привести из зверинца полтора десятка самых крупных, но безобидных, хорошо накормленных хищников и запереть львов, тигров и пантер в трапезной.

Затея Божественного удалась на славу, и он был бы совершенно счастлив, если бы Лоллия могла вместе с ним полюбоваться редкостным зрелищем. Фальв Авл спал в обнимку со львицей и, разлепив веки, не вдруг понял, отчего теплая и мягкая подушка шевельнулась и зевнула, показав редкой длины клыки. Тиргил покатывался со смеху, наблюдая в специальный глазок за разбуженными истошными воплями Фальва эпитиарами и огромными кошками, не обращавшими на мечущихся двуногих никакого внимания. Перетрусившую знать несколько успокоило только явление самого Царя-Солнца, снизошедшего до того, чтобы почесать за ухом самого большого и зубастого тигра.

— Как спалось, мои добрые друзья? — с улыбкой вопросил Тиргил, наслаждаясь изумлением и ужасом эпитиаров. — Вы уснули слишком рано, и я заскучал. Кушаний оставалось достаточно, и мне пришло в голову пригласить к столу моих пушистых приятелей. Полагаю, вы не в обиде, а они не перепутали угощение с угощавшимися?

Никто в обиде не был, однако эпитиары начали тревожно переглядываться. К счастью, хищники ничего не перепутали, и это дало повод Тиргилу предложить выпить за здоровье и сметливость его "пушистых приятелей". Истерически похохотав, гости выпили, закусили и начали откланиваться под самыми благовидными предлогами. Хищников увели вызванные слугами служители зверинца.

Становилось скучно, и Царь-Солнце, которого ныне стихосложение не занимало, решил было испробовать новый водяной орган, доставленный из Ормерии от знаменитого изобретателя Гельвида Прика, но тут невзрачный человечек, назаметно прошмыгнувший в трапезную, склонившись перед Божественным в низком поклоне, поведал ему торопливым шепотом вести, от коих лицо повелителя Аррантиады побледнело, а затем пошло бурыми пятнами.

— Мятеж? — прохрипел Царь-Солнце, едва сдерживаясь, чтобы не схватить соглядатая за горло. — Не может быть! Ты что-то напутал, негодяй! Повтори еще раз!

— К пристани Хрустального мыса подошли три корабля. Еще четыре или пять высадили воинов и вооруженных горожан Арра на побережье, перед укреплением. Их там несколько тысяч…

— Агрик! Данцет! Овилар! — взревел Божественный, окидывая взором опустевшую трапезную. — Где Агрик?! Почему мне не доложили об этом прежде?! Где мои армеды, они что, все ослепли и оглохли?!

— Хуже, мой повелитель. Они предали тебя, — тихо ответил невзрачный человечек, пристально вглядываясь в лицо Божественного.

— Не верю! Этого не может быть! Кто стоит во главе мятежников? Чего они хотят? Где Агрик? Где Овилар? Ведь не мог же меня предать Первый лагитор!

— Высадившихся на пристани Хрустального мыса возглавляет Лурий Витир. Тех, кто подступил к вратам на мыс, ведет твоя жена — Валерида Лоллия. И вряд ли Агрик явится на твой зов. Он вместе с твоими армедами встречает свою сестрицу…

— Врешь! Они ненавидят друг друга! Уж мне ли этого не знать! — взвыл Тиргил.

— По приказу Агрика гонцы, спешившие известить тебя о том, что в Арре вспыхнул мятеж, схвачены и заперты в оружейной.

— Нет! Ты лжешь! — пробормотал дрогнувшим голосом Царь-Солнце, с видом человека, обнаружившего, что земля перед ним расступилась и он стоит с занесенной над бездной ногой. — Признайся, ты лжешь?

— Зачем мне лгать, Божественный? Прислушайся, неужели ты не слышишь криков? Быстро же они добрались до дворца!

Двери трапезной с грохотом распахнулись, и на пороге появился высокий, статный мужчина в белом плаще, за спиной которого виднелась еще дюжина воинов.

— Повелитель, тебе предали! Хрустальный мыс в руках мятежников! Поспеши с нами, быть может, еще не поздно…

— Кто ты? — Тиргил сделал несколько шагов навстречу вбежавшим в трапезную.

— Командир Восемнадцатой квилларии Первого лагитора — Гервад Апирон! Доверься мне, Божественный! Боги помутили разум твоих подданных, но мы спасем тебя! Мы выведем тебя из дворца и переправим на лодке в Эфрет. Эти кровожадные псы останутся с носом! Поспеши же!

— Агрик, Данцет… Моя маленькая Лоллия… Лурий Витир — преданнейший из преданных… — пробормотал Царь-Солнце, словно не услышав обращенных к нему слов. — Как же так?.. Почему?.. Нет, я не верю… Это заговор! Вы хотите похитить меня и клевещете на них! Агрик, ко мне! Стража! Данцет, спаси меня!..

— Он не в себе от потрясения! Хватайте его, у нас нет времени на уговоры! — скомандовал Гервад Апирон.

— Назад! — яростно и отчаянно, будто смертельно раненное животное, вскрикнул Тиргил, хватая со стола серебряный нож и отступая от кинувшихся к нему по приказу Гервада воинов.

— О Боги, он и впрямь сошел с ума! Повелитель, мй пришли спасти тебя!.. — Армеды на мгновение замешкались, и этого оказалось достаточным, чтобы неприметный человечек, выхватив из складок одежды кинжал, всадил его в спину Божественному.

— Что ты наделал?! Предатель! Убить его! — взревел Гервад Апирон, и несколько мечей разом обрушились на неприметного человечка, умершего почти в тот же миг, что и Тиргил.

Примечательно, что оба эти человека распростились с жизнью с улыбкой на устах. Божественный улыбался, радуясь собственной прозорливости, проклятые заговорщики напрасно надеялись, что он им поверит. Ни Лурий Витир, ни Лоллия, ни тем паче Агрик не могли ему изменить! Они по-прежнему любят и чтут его и страшно отомстят за чудовищное злодеяние! Потомки же будут восхвалять его мудрость и мужество…

Неприметный человечек тоже принял смерть с улыбкой, хотя армеды сочли ее за гримасу боли. Он наконец-то отомстил за смерть дочери, над которой надругался один из многочисленных любовников Тиргила, не понесший за это, разумеется, никакого наказания. Выслушай ее жалобы, Божественный приказал "привередливой девчонке" ублажать его любимого пса, раз уж она не умеет ценить "мужские ласки", после чего несчастная вскрыла себе вены. Безутешный отец поклялся отомстить злодею и, сдержав данное слово, готов был предстать перед троном Всеблагого Отца Созидателя…

В этот и в последующие дни Отцу Созидателю и другим Богам Небесной Горы пришлось принимать и судить в своих Небесных Чертогах многих аррантов, каждый из коих мнил себя человеком достойным, честно и до конца исполнившим то, что предначертано было ему исполнить в мире живых…

Преданных Тиргилу армедов оставалось на Хрустальном мысе не так уж и мало, но, лишенные руководства Агрика, они не оказали мятежникам серьезного сопротивления. Главное сражение произошло на пристани, куда Валерида уступила честь высадиться Лурию Витиру. Царицу значительно больше интересовала сохранность храмов, сокровищницы и библиотеки, нежели поимка или убийство Тиргила. Потому-то ведомые ею горожане, часть Медвежьей квилларии и воины Девятого лагитора, войдя в распахнутые Агриком и его сподвижниками ворота, почти не встретив сопротивления, заняли едва ли не весь Хрустальный мыс прежде, чем Лурий Витир ворвался во дворец.

Лучники, обстреливавшие узкую, извилистую и крутую дорогу, ведущую от пристани к высящемуся на вершине скалы дворцу, изрядно проредили ряды ведомых гериором мятежников, и Лоллии с Кэрисом пришлось здорово поорать, дабы хоть как-то обуздать их желание крушить всех и вся, отмщая за погибших товарищей. Толпа, ринувшаяся на штурм дворца, была разочарована известием о гибели Тиргила, отсутствием его защитников и невозможностью дать выход своей ярости. Ибо не только оставшиеся преданными Тиргилу армеды, но и слуги успели сообразить, что к чему, и укрыться в храмах, во все времена служивших надежным прибежищем даже для самых закоренелых преступников.

— Скверно! — обеспокоенно проговорила Валерида, окидывая взглядом жаждущую крови толпу. — Надобно немедленно найти что-то способное удовлетворить ее стремление ломать и калечить. Кэрис, придумай, чем их отвлечь, иначе пострадает множество невинных людей, да и нам, пожалуй, несдобровать. И учти, я не желаю становиться хозяйкой руин!

— Статуя? — предложил вельх и, дождавшись утвердительного кивка царицы, крикнул: — Долой памятник предавшему нас безумцу! Вали статую Тиргила! За дело, ребята!..

Сколько труда было вложено талантливейшим ваятелем Артосом из Стабонии в изображение Божественного! Долгие месяцы острейший резец "счищал лишнее" с каменной глыбы, дабы бесформенный камень превратился в величественное изваяние Царя-Солнца! Тиргил, во всеуслышание заявлявший все годы своего царствования, что однажды оставит трон ради искусства, был так восхищен своим каменным двойником, что не только одарил Артоса золотом, но и присвоил ему титул эпитиара.

По мнению Божественного, в мраморном воплощении он выглядел даже лучше, чем в жизни. Не согласиться с этим было мудрено: стараниями ваятеля двойник Тиргила, сохраняя известное сходство с оригиналом, счастливо избавился от бочкообразного брюха и нескольких подбородков, нарастил мускулы и прибавил в росте.

…Белый шестиугольный постамент, украшенный барельефами с изображением самых запоминающихся сцен жизни правящего Царя-Солнца, венчала величественная фигура, указующая длань которой сжимала жезл правителя, на голове красовался легендарный венец, в левой руке был зажат свиток… Казалось, дунь ветерок с моря — и складки каменной тоги заколышутся. Ну кто бы еще вчера мог помыслить, что шею этого колосса граждане Аррантиады обмотают веревками, вместо того чтобы набросать гору цветов к его стопам?

— И-и — раз! — вопил Кэрис, не забывая, однако, отдавать короткие приказы панцирникам занять боковой выход, главную лестницу дворца, поставить стражу под окнами. — Еще взяли! Куда тянешь, она же на тебя свалится! Ну, дружно — и!.. Еще разок!

Мраморное изваяние колебалось все сильнее, канаты гудели, как гигантские струны, и наконец камень противно завизжал о камень, статуя на мгновение замерла в воздухе, будто раздумывала, падать ей или нет, и устремилась с высоты постамента к шестиугольным плитам площади перед дворцом. Граждане Арра с паническим воем рванули кто куда, точно мыши из кладовой. Лоллия ожидала увидеть облако пыли, но статуя, тяжело грянув оземь, раскололась на несколько частей, а отломившаяся голова под свист и рев толпы покатилась по сбегавшей к зверинцу улице. Горожане начали расхватывать мелкие осколки поверженного кумира — на память.