"Каменное эхо" - читать интересную книгу автора (Имранов Андрей)

ГЛАВА 3

Оштон Кровавый Мешок

Оштон сидел на корточках спиной к костру, поигрывал кривым коротким ножом, известным в определенных кругах как «яйцерез», и думал. И мысли его были мрачны, как его лицо, одежда и репутация. Денег не было, запасов еды – на два дня, а выпивки – и того меньше. Южные выходы из урочища обложены Регведскими дружинниками, в Тарону не сунешься – морды его ватажников каждому стражнику знакомы, да и неудивительно – листки с обещанием награды на всех углах висят. Аларика, воеводу Регведского, не зря Многомудрым прозывали – обложил он ватагу качественно. И ежели не придумает атаман в ближайшие три дня чего-нибудь эдакого, украшать им всем базарную площадь уже к концу седмицы. А вот с «чем-нибудь эдаким» у Оштона никогда особо не ладилось.

Оштон вздохнул и коротким движением кисти без замаха метнул нож в высящийся на другой стороне поляны развесистый дуб, в мощном стволе которого уже красовалось десяток разнообразных клинков. Нож с коротким стуком вонзился в кору на пару вершков ниже намеченного сучка. Оштон поморщился. Яйцерез плохо подходил для метания, более того, большинство сочло бы его вообще неприспособленным для оного, но что с того? Один знакомый Оштону дознатец тоже небось считал, что стило со стальным пером для метания не предназначено, ну так тот его переубедил. На этом их недолгое знакомство закончилось, о чем, как нетрудно догадаться, Оштон ничуть не жалел.

Он еще раз вздохнул и, отметив это, разозлился. «Ишь развздыхался как девица на выданье», – подумал он с раздражением, выискивая взглядом кого-нибудь из своих. Но почуявшие состояние атамана ватажники благоразумно таились по захоронкам и на глаза не лезли. Только Йирт Безрукий спокойно дрых у костра, почти засунув в пламя обутые в деревянные чеботы ноги. Обычно атаман не трогал Йирта, но на этот раз безмятежный вид ватажника вызвал у Оштона такую ярость, что он аж зашипел. Будь у него под рукой еще хотя бы один клинок, пришлось бы Йирту пару недель есть стоя и спать только на животе, но все свои ножи Оштон пошвырял в дуб, поэтому оттопыренная в сторону задница Йирта дополнительным украшением не обзавелась. А еще атаман услышал за спиной шорох. Мгновенно обернулся и встретился с сонным взглядом ватажника, голова которого выглядывала из-за поваленного дерева. Голова, зевая, лениво пошарила взглядом по окрестностям, усмехнулась, заметив спящего Йирта, и замерла, увидев фигуру атамана. Сон моментально вылетел из глаз ватажника, сменившись испугом. Оштон ощерился.

– Доброго утречка, Лайкам, – сказал он ласково, – а не принесешь ли ты мне мои ножи?

– Ась? – спросил ничего не понявший и оттого еще более напугавшийся Лайкам.

Оштон нагнул голову и протянул руку в сторону дуба.

– Ножички в дереве видишь? – спросил он медоточивым голосом. – Во-о-она тамочки торчат, как…

Окончательно проснувшийся и понявший, чем ему грозит дальнейшее промедление, ватажник вскочил как ужаленный, бросился к дубу и принялся с остервенением выдергивать крепко сидящие в стволе клинки. Оштон ждал с улыбкой, при виде которой некоторые знающие его люди падали в обморок. Но Лайкаму повезло. Сопроводив свое появление негромким свистом, на поляне появился еще один ватажник – Нарим Вырвиглаз.

– Атаман, – сказал он, улыбаясь, – кажися, дичь идет.

Оштон вскочил, подхватил с земли пояс с мечом и направился к дубу. Выдернул кинжал, сунул в пустые ножны, а удачливый Лайкам отделался лишь легкой плюхой и отскочил, благодарно улыбаясь и потирая ушибленный затылок.

– Где? Кто? – коротко поинтересовался атаман у Нарима, следуя за ним по едва заметной лесной тропке.

– На Таронском тракте. Чешет, не таится, как на своем дворе из избы в сортир торопится. Молодой, шалый. Но одет хорошо и лошадь добрая. Его Зиман заметил, когда он от Лоди выехал. Думали, свернет у бочага, но он через лес поперся. Вот-вот на засаду выскочит.

– А не на живца ли нас ловят?

– Не похоже. Все гляделки проглядели – никакого шебуршения незаметно. Да и в Лоди все спокойно. Я токмо вчерась со Щербатым уговорился – как кто из дружины Алариковой в деревне появится, Щербатый обещался платок белый на шестовину вывесить – так нет ничего.

– А ну как из Тароны кто выскочит?

– Ну и пусть выскакивают. Покудова оне пять ли через лес ломиться будут, да засеки наши расчищая, мы этого куренка три раза выпотрошим подчистую, да пять раз по оврагам да буеракам утечем. Впервой, что ли?

– Не впервой. – Оштон улыбнулся. – И впрямь пора бы ужо Хирту Страстотерпцу на нас свой взор обратить.

– А ото ж. – Нарим, раздвинув густо нависающие ветки, выскочил на дорогу и, приставив сложенную лодочкой ладонь к уху, замер. Оштон вышел следом. Поперек дороги крест-накрест лежали подрубленные деревья, и на одном из них, вальяжно устроившись в развилке в двух локтях над землей, сидел еще один ватажник – Харт Костолом. Сидел и вдумчиво разглядывал вынутый из ножен клинок, временами протирая тряпицей одному ему видимые пятна. Оштон огляделся: засада была сработана толково и без огрехов – сразу за поворотом, достаточно близко от него, чтобы выскочивший всадник не успел опомниться, но и не настолько близко, чтобы засеку было видно за поворотом. Прислушивавшийся Нарим расплылся в улыбке. – Ска-ачет, мила-ай, – пропел он, – торопится-поспешает, боится, вишь, что опоздает и нас не застанет.

Оштон уже и сам слышал приближающийся дробный стук копыт. Невидимый пока всадник и в самом деле торопился, гоня лошадку широким галопом. Перед поворотом ритм сменился – всадник перешел на рысь и через мгновение вылетел на дорогу перед засекой. Оштон замер, предвкушая неминуемое падение, но всадник оказался не промах – с гортанным «йа-а-а» откинулся назад, натягивая повод, и лошадь встала, почти уткнувшись мордой в листья деревьев засеки. Всадник – молодой парень в шитом серебром черном камзоле – неторопливо оглядел обстановку, усмехнулся. И очень Оштону эта усмешка не понравилась – ну никак не вязалась она с сопливым видом парнишки. И цепкий, уверенный, ничуть не испуганный взгляд – тоже не вязался.

– Ну-ну, – протянул парень насмешливо, – никак, разбойники? Кель Синистра! Я уж думал, не осталось нынче в лесах лихого люда.

– Гор с тобою, – всплеснул руками Никрам, выходя вперед, – да рази ж мы разбойники? Да как у вас, милсдарь хороший, язык повернулся такое сказать? Мы просто сирые люди, милостыню собираем себе на глоток воды да на щипок хлеба. А поделитесь, милсдарь хороший, чем не жалко. А чего не жалко – сами выбирайте: добром каким али жизнью делиться будете?

– И почем мне проезд встанет, коли жизнью я делиться не захочу? – спросил парень спокойно, словно о ценах на рыбу интересовался у лоточника.

Никрам сокрушенно вздохнул:

– Люди мы скромные, до чужого добра не охочие. Я бы один и за серебрянку уполовиненную до земли бы кланялся и век бы за вас, милсдарь, молился. Да вот беда – не один я. Много нас, сирых, – и продолжил совсем другим, нагловатым и уверенным тоном: – А потому, милсдарь хороший, слезай-ка ты с лошади да одежку скидывай. Про денежку и говорить не буду, сам, поди, догадаешься.

Парень отцепил от пояса увесистый кошель, подкинул на руке. Кошель солидно звякнул. Никрам сглотнул. Оштону же этот парень не нравился категорически. Было в нем что-то непонятное, но определенно опасное. Сообразительностью атаман, может, и не отличался, но с лихвой компенсировал этот недостаток звериным чутьем.

– А что, неужели нет других… – Парень помедлил и выделил следующее слово: – Выходов?

Никрам открыл рот, собираясь ответить в своем духе, но Оштон тихонько пихнул его под ребра и шепнул в ухо:

– Дуй за Йиртом. – А парню же сказал, улыбаясь: – Отчего же, милсдарь хороший. Даже ежели вас, не приведи Гор, волк слопает, и тогда у вас есть минимум два выхода. Вот ежели вы, к примеру, на кулаках одного из нас победите, так и быть, езжайте себе спокойненько.

– Это дело. – Парень усмехнулся и спрятал кошель. – А с кем же мне на кулаках махаться? Не с вами ли, уважаемый?

Оштон покачал головой, улыбаясь:

– Мало чести мне будет – в таком поединке победить. Я ж тебя тяжелей вдвое, а опытней – так и впятеро. Есть у нас убогий один, Йиртом Безруким кличут, вот коли его кулаками закидаешь – твое счастье.

В это время придорожные кусты с шумом раздвинулись, и из них, сопя и отдуваясь, выбрался Йирт. На дороге сразу стало тесно, а озадаченное выражение на лице парня Оштону наконец понравилось.

– И в каком же месте он безрукий? – склонив голову набок, поинтересовался парень.

– А вот попроси его починить чего, – радостно отозвался вышедший следом Никрам, – телегу там или колодец, так сразу и поймешь в каком.

– Этот, что ль? – басом поинтересовался Йирт, почесывая лапищей затылок. – Плюгавенький он какой-то… Ниче, ежели я его насмерть зашибу?

– Ну, – развел руками Никрам, – насмерть так насмерть. Всего ж не усмотришь.

– Это точно. – Парень широко улыбнулся и снял пояс. – Всего не усмотришь.

И опять чутье что-то шепнуло Оштону. Он даже задумался, не подать ли знак таящимся за кустами лучникам, но решил повременить.

А Йирт тем временем, свирепея, безуспешно пытался попасть кулачищем по верткому, как гольян, пареньку. Чутье определенно было право – бойцом паренек был знатным, чего по виду никогда не подумаешь. Он скользил вокруг неповоротливого Йирта, как вода вокруг камня, и, хотя ни одним ударом дерущиеся еще не обменялись, ставить на Йирта Оштон бы уже не стал. Тут паренек подловил Безрукого на особенно широком замахе и, уже не сдерживаясь, с разворота залепил кулаком ему под челюсть. Выглядело это со стороны, как комариный укус, но Йирта, однако же, проняло – он сделал пару неуверенных шагов в сторону и, мотнув головой, остановился. Оштон чуть не присвистнул – он-то своими глазами видел, как тот же Йирт, когда прошлой осенью конюшню станционную поднимали, копытом подкованным точнехонько в лоб получил. Другой бы тут же Гору душу отдал, а Йирт только сморгнул да попятился. А потом взревел, подскочил к лягнувшему его жеребцу, да так приложил его кулаком по темени, что тот рухнул и забился, пуская пену. А тут – ишь ты – разочек в скулу словил и уже поплыл.

Ватажники тем временем не дыша следили за поединком, и на лицах их застыло озадаченное выражение. Йирт уже и не помышлял о нападении, отмахиваясь от наседающего противника, но тому это вроде как и не мешало – хлесткие удары сыпались на жмурящегося великана один за другим. А тут еще этот шустрый паренек как-то хитро извернулся, подставив ногу и одновременно толкнув Безрукого в плечо. Йирт пошатнулся, взмахнул руками, но не удержался и грянулся оземь, приложившись лбом о некстати подвернувшийся пенек. Ватажники все хором потрясенно выдохнули. Внимательно следивший за поединком атаман, однако, подметил, что пенек этот очутился на том месте вовсе не случайно. Похоже, парень был бойцом не просто хорошим, а очень хорошим. Но и Йирта так просто было не свалить – рыча, он поднялся на четвереньки, потом встал и закрутил головой в поисках противника.

От вида его лица даже Оштону стало не по себе. Парень же и не думал таиться – стоял себе и ждал, пока Йирт не развернется и не направится к нему. Спокойно подпустил его шагов на пять, потом вдруг качнулся вперед и, к удивлению зрителей, встал на руки, оттолкнулся от земли и в мгновение ока вдруг оказался сидящим на шее у Йирта. Ноги его жестко сцепились на теле здоровяка, а руки замелькали, как рычаги ткацкого станка. Йирт захрипел, пытаясь разомкнуть мертвую хватку ног противника, потом, разбежавшись, приложил его спиной к ближайшему дереву, но тому все нипочем – знай молотит себе кулаками, да так, что из-под них ошметки кровавые летят. Великан, сипло дыша, постоял, покачиваясь, да и рухнул навзничь, как подрубленная пятивековая сосна, аж гул пошел. Да еще противник его коленом сверху на шею поднажал так, что сухой треск заставил вздрогнуть и схватиться за мечи всех разбойников.

Паренек встал, носком сапога легонько попинал лежащего Йирта и поднял насмешливый взгляд на Оштоновых ватажников. Первым не выдержал Харт – спрыгнул с дерева, в два шага подскочил к наглецу и ткнул его мечом. Еще мгновение назад Оштон сказал бы, не раздумывая, что никак невозможно безоружному против вооруженного выстоять, будь он хоть первый боец из Смагардовой сотни. А тут – все видевшие воскликнули в голос – голыми ладонями паренек зажал плашмя лезвие меча, резко крутанул руками, сам поворачиваясь, и вот уже Харт стоит, удивленно осматривая пустые ладони. А сверкнувший меч рыбкой подлетает в воздух и падает, как уже совсем нетрудно догадаться, аккурат рукоятью в подставленную руку его противника. И моргнуть никто не успел, как он уже торчал в груди Костолома.

– Хорош, – жестко сказал Оштон, – набаловались, и будет.

Поднял правую руку к плечу и резко опустил. Из кустов с обеих сторон дороги послышался звук натянутой тетивы самострелов, но вот посвиста стрел за этим почему-то не последовало. А стоящий на дороге парень так и стоял, насмешливо улыбаясь, и вовсе не валился в дорожную пыль, утыканный стрелами. Из кустов прозвучали растерянные возгласы, потом высунулась голова Зимана.

– Атаман, – сказал он растерянно, – у нас тетивы полопались. У всех.

– Чего? – свирепея, заорал Оштон. – Сменить не могли вовремя? Я из вас, курв, из самих жилы на тетивы повыдергаю, – и потянул из ножен кинжал.

– Не то, атаман, – сказал Зиман, отодвигаясь обратно в кусты. – Новехонькие тетивы, сухие и обстрелянные. Тут другое…

А атаман остервенело пытался достать кинжал, который будто врос в ножны. И только наткнувшись взглядом на спокойные и чуточку насмешливые серые глаза неудавшейся жертвы, Оштон все понял. И обреченно опустил руки.

Выходит, он допек регведцев даже больше, чем думал, и Аларик расщедрился-таки на хорошего боевого мага. Но если этот сопляк думает, что победил, он глубоко заблуждается. Было у Оштона кое-что и на этот случай – маленькая, чуть крупнее ногтя большого пальца, с отменным изяществом выполненная фляжка из темного металла висела у него на шее. Единственное, что осталось с того памятного дела одиннадцать лет назад, когда он, будучи еще рядовым бандитом в шайке Акимы Белого Волка, участвовал в захвате некой кареты. Карету взяли на удивление легко, а вот дальше начались проблемы. Уже при перекладывании груза двое, взявшиеся за очередной сундучок, вдруг с нечеловеческими криками превратились в живые факелы. Шайка заволновалась, но Акима выдернул свою секирку и на месте зарубил одного «заволновавшегося». Остальные, кто молясь, кто богохульствуя, продолжили перегрузку. Дальше погрузка прошла без подобных происшествий, но на этом их злоключения не закончились: груз, как оказалось, принадлежал ОСС, а светляки – не те люди, что, получив такой плевок, утрутся и успокоятся. Оштон не стал ждать, чем это закончится, а дал деру. Насколько он слышал, он остался единственным выжившим из всей шайки Акимы, а эта фляжка-медальон – единственным предметом из груза той кареты, который так и не вернулся обратно к светлякам.

Уже будучи стражником в Тароне, Оштон показал фляжку одному знакомому магику. Магик поначалу сказал, что никакой магии во фляжке нет, потом присмотрелся внимательней, спал с лица и заявил, что там Слезы Серебряной чумы, и, если ее нечаянно открыть, вымрет две трети населения всего материка.

Последний раз Серебряная чума случилась лет сто назад на Черепаховых островах. Раньше там существовало богатое морское королевство, промышлявшее морской добычей да морским разбоем, а теперь даже трава не всюду растет. Болезнь эта убивала человека в считаные часы, за двое суток превращая труп в обтянутый иссушенной серебристо-серой кожей скелет.

Магика нашли на следующее утро в луже собственной крови. Оштон сам вызвался искать убийцу и нашел, разумеется; живым его. правда, взять не удалось. А фляжку он с тех пор всегда носил на шее. На всякий случай.

И вот, нате-получите, дождался.

– Милсдарь магик, – сказал Оштон сокрушенным тоном, сунув руку за пазуху, – ваша взяла, но не спешите руки вязать, может, все же договоримся. Вот, взгляните, что у меня есть. – Оштон сжал кулак, не услышал, а скорей почувствовал тихое «шпок», с которым выскочила притертая пробка, и бросил фляжку ухмыляющемуся наглецу. Фляжка полетела по высокой дуге, рассыпая шлейф прозрачных капель, в воздухе разлился странный терпкий запах. Но до цели она не долетела – зависла в воздухе перед враз напрягшимся лицом магика. «Ага, – злорадно подумал Оштон, – проняло наконец?» А магик перевел взгляд с фляжки на застывшего атамана и расхохотался.

– Что. паршивец, – отсмеявшись, произнес он неожиданно глубоким голосом, – красиво уйти решил? Пожалуй, я дам тебе такую возможность. Но только тебе одному, в мои планы пока не входит эпидемия Сухого Мора в этих краях.

Висящая в воздухе фляжка исчезла в огненной вспышке, по дороге прокатилась волна горячего воздуха, выметшая из воздуха странный аромат.

– На руку свою посмотри, душегубец, – нехорошо улыбнулся магик.

Оштон перевел взгляд на начавшую вдруг чесаться ладонь и похолодел – на ней растекалось пятно шелушащейся и на глазах высыхающей кожи. Отчаяние охватило его, но он только сжал зубы и вздернул голову. Если магик ждет, что Оштон начнет умолять и унижаться, то пусть подавится своим ожиданием.

В глазах мага появился огонек интереса.

– Хорошо держишься, – хмыкнул он, склонив голову. Оштон почти не слышал его – рука чесалась уже до самого плеча, и ему не надо было смотреть на нее, чтобы понять, что это означает. «Вот сволочь, – подумал Оштон о своем старом знакомом магике, – а говорил, что Серебряную Смерть и тысяча архимагов не остановят, а тут – один-единственный сопляк. Правильно я его тогда прирезал».

– Определенно ты мне нравишься, – донесся до него, словно бы с громадного расстояния, чей-то голос. – Пожалуй, я оставлю тебя в живых. И даже оставлю командиром этой шайки.

Оштон открыл глаза. Маг стоял в шаге от него, смотрел ему в лицо и улыбался. Если бы Кровавый Мешок умел так скалиться, ему на фиг не нужны были бы ватажники, мечи да копья – он выходил бы на дорогу, останавливал первого прохожего и, улыбаясь, обчищал бы его до нитки. Завороженный Оштон даже не сразу понял, что рука уже больше не чешется. Он с удивлением посмотрел на нее и тут же отвел взгляд – изъеденная сухими язвами, сквозь которые местами выглядывала кость, рука своим видом запросто могла поспорить с улыбкой мага.

– Не грусти, атаман, – тот панибратски хлопнул Оштона по плечу (Кровавый Мешок поморщился, никогда и никому он не позволял так к себе относиться; он мог бы сказать, что это – один из его главных принципов, если бы знал это слово), – не грусти, мясо – не золото, нарастет. Лучше давай собирай своих бандитов, времени у тебя немного.

Оштон недоуменно взглянул на мага.

– Следом за мной идет отряд воеводы Регведского, о двух сотнях конных и оружных, с ними два нюхача из Красного Замка. Я опережал их на десяток ли, но, учитывая наше недавнее развлечение, они вот-вот войдут в лес.

– Тебе-то что? – мрачно поинтересовался Оштон.

– А то, что вы мне нужны. Не так сильно, разумеется, как я вам, но все же – нужны. Поэтому я вас вытащу. Жить будете, как раньше, даже лучше. И скажу тебе, атаман, я вижу у нашего союза большие… как эта… келке санем… большое будущее.

– А что нам надо будет делать? – Атаман прищурился.

– Все, что я скажу, – жестко ответил магик. – Я вас, может, часто беспокоить и не буду, но если что велю – сделаете, хоть бы я приказал вам самим в петли повлезать да удавиться.

– Атаман. – Из кустов вылетел взъерошенный Лайкам, увидел лежащего Йирта, замерших ватажников и остановился, как об стену ударившись. – Атаман, – продолжил он тише, – Керк углядел знак у Лоди, да и без знака все ясно – дружина идет. Все конные, в полном вооружении, сотни три, а то и поболее.

Магик сопроводил эти слова насмешливым хмыканьем, но Оштон уже крепко держал себя в руках.

– А ну, висельники, шевелитесь. Общий сбор. Лайкам, беги за Керком. Никрам, гони сюда, кто там у южной развилки на стреме стоит. Остальные – собирать лагерь, быстро.

Оштон поднял ко рту правую руку – с трудом поднял, рука слушалась едва-едва, но все же слушалась, – сунул особым образом сложенные пальцы в рот и оглушительно свистнул.

– Как уходить будем, милсдарь магик? – Атаман был спокоен и вновь уверен в себе и в окружающем мире. – И, может, имя свое скажете, не «магиком» же мне вас окликать.

Маг смерил Оштона одобрительным взглядом.

– Имя тебе мое без надобности, но ты прав. Зови меня, ну, например, Виром. Да, пусть так – Вир. Вир Бессмертный. – И маг опять улыбнулся своей улыбочкой, Оштон даже спрашивать не стал, почему «бессмертный». Без вопросов ясно: приди к такому смерть, он ей в лицо вот так оскалится, смерть и сбежит, косу уронив.

Народ тем временем потихоньку собирался у дороги – сбились кучкой, переговаривались негромко, бросая взгляды на трупы.

– Как уходить будем, милсдарь Вир? – повторил Оштон.

– Тонкими путями. Все здесь?

Оштон не стал переспрашивать – тонкими ли путями, толстыми ли – лишь бы увел.

– Нет еще.

Но тут на дороге показался спешащий Никрам и с ним еще двое. Подбежали, отдышались.

– Теперь – все.

Вир удовлетворенно кивнул, подошел к трупам, наклонился к каждому из них, приложив ладонь – Йирту к затылку, Харту – ко лбу. Выдернул из груди Костолома меч и пошел к своей лошади. Оштон недоуменно следил за ним. Услышав испуганные возгласы, повернулся к ватажникам, проследил за их взглядами и сам с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть, – Йирт вставал. Медленно и как бы нехотя, с эдакой вальяжной ленцой, но была в его движениях какая-то ненормальная жуть, от которой и у видавшего виды атамана волосы шевелились. Безрукий встал и замер каменным истуканом. Рядом с ним, с тем же бессмысленным пустым взглядом, застыл Харт Костолом. Ватажники заговорили громче, и Оштон уловил в разговорах истерические нотки.

– А ну замолкли! – рявкнул он. – Зомбаков ни разу не видели?

– Видели, оно, может, и видели, – негромко начал кто-то из глубины плотно сбившейся кучки, но Вир болтуна перебил:

– Сейчас третьим встанешь.

На этом споры закончились. Вир оглядел ватажников, как показалось Оштону, с некоторым сожалением, потом повернулся к своей лошади и взмахнул мечом. С истошным ржанием лошадь рухнула на землю и забилась в агонии, обильно орошая дорогу кровью из распоротого горла. А маг тем временем что-то быстро чертил кончиком меча прямо по мокрой пыли. Встал, ожидая. Лошадь еще пару раз дернулась и замерла. Вир удовлетворенно кивнул, негромко что-то произнес, и Оштону захотелось протереть глаза.

Словно бы клочки фиолетового тумана поднимались над черным пятном мокрой пыли. Поднимались, клубились, потихоньку втекали в разорванное горло животного и оплетали его снаружи. Вскоре труп лошади оказался весь накрыт фиолетовым туманом.

– Кель Синистра, – сказал Вир, – хорошо.

И взмахнул рукой. Копыто, торчащее из клубка тумана, дернулось, туман заклубился сильнее, и из него поднялась фигура коня. Но, Гор милосердный, что это был за конь – скелет, обтянутый странно подрагивающей черной кожей с пятнами неприятного темно-розового цвета. Без хвоста, без гривы, без глаз – только фиолетовый туман сочился из ушей и ноздрей, да вроде бы светилось что-то в глубине глазниц недобрым светом. Потрясенный общий вздох сопровождал явление в мир этого чудовища. Виру, однако, это зрелище явно было не внове – он легко запрыгнул в седло и развернул свою чудовищную лошадь к замершим разбойникам.

– Пойдете цепочкой. Первым – я и эти двое, – Вир кивнул на зомбаков, – за мной – атаман. Дальше – как сами решите. Каждый все время смотрит на впередиидущего. Кто отведет взгляд хоть на мгновение – останется на тонких путях сам, и все за ним идущие останутся.

– А моргать-то можно? – поинтересовался кто-то обреченным голосом.

– Можно. Но взгляда не отводить. Идти, не отставая и не опережая. Впередиидущий остановился – остановиться. На отряд могут напасть всякие… звери, и не только. Вы с ними ничего сделать не сможете, этим я сам займусь. Все понятно?

Оштон только кивнул. Быстро выстроил ватагу в линию, поставив в голове тех, кто понадежнее, а в хвост – кого и потерять не жалко. Обернулся к Виру:

– Готовы.

– Тогда пошли. – Вир причмокнул и легонько хлестнул поводом шею своей жуткой лошади. Та, мерно перебирая ногами, двинулась с дороги прямо в придорожные кусты. По бокам лошади так же мерно шагали две фигуры – одна высокая и грузная, вторая – пониже и похудее. Оштон пожал плечами и шагнул следом.

Дружина Аларика прочесала лес четыре раза, но не нашла ничего, кроме совсем свежих следов. Двое прошлогодних выпускников Джубанской академии заработали жесточайшую мигрень, пытаясь проследить кого-нибудь из разбойников, но ничего не выходило. И ничьего внимания не привлекло странно нервное поведение лошадей на одном участке дороги, примечательном разве что основательной засекой. Но таких засек на дороге было десятка два, и эта чем-то особенным ничуть не выделялась.

Аларик долго пытался выпытать у болезненно жмурящегося мага ответ на вопрос: «Как посреди дня в небольшом лесу могли бесследно пропасть сорок человек?» – но так ничего не добился и махнул рукой.

– Лучше бы я собак взял, – сказал он, раздраженно всадив шпоры в бока своему скакуну.

Маги обиделись, но Аларик, как ни странно, был прав – собаки лучше всех животных чуют проявления черной магии, и, будь в отряде Регведского воеводы хоть одна завалящая дворняга, вся эта история могла бы сложиться иначе.

Три человека сидели за угловым столиком таверны «Боевой единорог». Двое – зрелые крупные мужики, сразу видно, из простолюдинов – потягивали эль из больших деревянных кружек, а третий, помоложе и поважнее, баловался игристым из пузатой бутылки.

– Прочитать надпись вы все равно не сможете, – сказал молодой негромко, – поэтому просто будете сравнивать ее вот с этой. – Рука скользнула по столу, подтолкнув в сторону собеседников небольшой лист бумаги.

– И все же, милсдарь, при всем моем к вам уважении, – один из мужиков со стуком поставил кружку на стол, – план ваш мне не нравится. Мало того что библитек этот напротив окружного сторога стоит, а, стало быть, случись какой шум, стражи сбежится – не перечесть, да и парочка магиков в стороге завсегда обретается. Так еще и искать там незнамо чего в подвалах. А мож, того, что вам надобно, там и в помине нет?

– О стороге не беспокойся, – ответил тот, что помоложе, – а насчет подвалов… может статься, этого там и в самом деле нет, но лучше бы вам его найти. Потому что, если книга – там, а вы мне скажете, что не нашли…

Оба мужика сглотнули и одновременно потянулись к кружкам.

– Ты лучше скажи мне, – продолжил молодой, – почему тебя Кровавым Мешком прозвали?

Один из мужиков хихикнул и уткнулся лицом в кружку, скрывая улыбку. Второй же пожал плечами:

– Годов шесть назад дело было, я тадысь стражником в Тароне подвизался. И как-то туго у меня с деньгами стало… А тут такое дело случилось, шайка Хорька Мисимы княжеские хоромы обчистила. Не столько наворовали, сколько побили да испоганили. Ну, князь и посулил по золотому за голову каждого из десятерых бандитов Хорьковых. И листки с портретами вывесили, честь по чести. Ну, я тут эти головы собрал, в мешок покидал, отнес князю, деньги свои получил… ну и подался в леса, на вольные хлеба да на широкие дороги.

Молодой недоуменно нахмурился:

– Почему ушел-то из стражи, я не понял?

Ответил второй, вынув лицо из кружки:

– Дык ведь он, Оштон-то, настриг этих бошек не у бандитов Хорьковых, а у первых попавшихся, кто на портреты более-менее рожей походил. Мисима-то залетным был в Тароне, ни его самого, ни бойцов его никто толком в лицо и не знал.

Вир посмотрел недоуменно на бывшего атамана, потом откинулся на спинку и захохотал басом.

– Вот это мне нравится. Это по мне, – сказал он, отсмеявшись и утирая слезы, – только смотри у меня. Меня так обмануть не вздумай, я тебе не князь Таронский.

– Не сумлевайтесь, милсдарь, я, мож, и не умней стряпчего, но кой-чего разумею. Что вас дурить себе дороже встанет, понимаю.

– Рад, коль так, – сказал Вир, допивая вино и поднимаясь, – до скорой встречи, господа. Жду вас здесь же завтра вечером, и непременно с книгой.

Часы на башне негромко прогудели три раза. Покачиваясь и на каждом третьем шаге опираясь на стены домов, по улице прошествовал пьяница. Задержался, прислонившись к столбу, громко рыгнул и застыл в задумчивости. Но сдержался – сглотнул и, бормоча что-то нечленораздельное, побрел дальше. Скрылся за углом, и переулок снова затих. Но ненадолго – в куче мусора, дожидавшейся мусорной повозки, послышалась возня, и, стряхнув несколько тряпиц и веток, из нее выбрались две тени и метнулись к стене длинного дома, занимавшего почти весь квартал. Обитая железом небольшая дверь была единственным украшением глухой стены этого двухэтажного здания. Тени завозились возле двери, послышалось негромкое звяканье.

– Чтобы я от пьяни подзаборной по мусорным кучам прятался! – пробормотала раздраженно одна тень. – Давай, Жмых, шевелись. Долго мы еще тут будем торчать, как ночные невесты в ожидании клиента?

– Не кипешуй, Оштон, – ответил Жмых, не отрываясь от замка, – это тебе не прохожих да проезжих дубиной по голове лупить, тут соображалка нужна, да и терпение не помешает.

– Тебе ж некромант наш ключ магический дал, че ты железками своими ковыряешься? Не ровен час, нагрянет кто потрезвее.

– Говорю тебе, не кипешуй. Первый палец – сам говоришь, что ключ магический, применю я его, а тут его магики и почуют, мало ли что там этот Вир баял. Второй – он мне еще пригодится, а этот замок я и так открою. Ну вот, я же говорил…

Дверь, негромко скрипнув, открылась, и две закутанные в серые балахоны фигуры скользнули внутрь здания.

– Зажигай свою гнилушку, – пробурчал голос Оштона.

– Щас.

В темноте медленно разгорелся и засиял неярким светом трепещущий желтый огонек. Жмых приподнял лампу, осветив уходящий во тьму коридор, удовлетворенно хмыкнул и направился в темноту. Оштон, озираясь по сторонам, пошел следом. Миновали пару комнат, судя по запаху, с припасами для кухни, свернули в другой коридор и вышли к развилке. Жмых остановился и достал схему.

– Так, – пробормотал он, водя пальцем по обрывку бумаги, – все так. Сюда – будет в главную залу, а нам, стал-быть, сюда.

Коридор за дверью был освещен, и Оштон ощутил некоторое беспокойство: Вир ничего такого не говорил. Но Жмых уверенно прошествовал направо, дошел до очередной развилки, на которой повернул налево. Оштон, поеживаясь под балахоном, последовал за ним.

– Не по мне это, – бормотал он себе под нос, – по углам таиться, как крыса.

Скоро путь им преградила очередная дверь, за которой обнаружилась небольшая лестница, ведущая вниз. Выход с нее был закрыт на замок, но, взглянув на него, Жмых только презрительно скривился. Он даже не стал лезть за отмычками, в мгновение ока открыв замок подобранной прямо из-под ноги щепочкой. За дверью было темно, жарко; пахло сухой кожей, бумагой и порошком от мышей. Жмых пару раз шмыгнул носом, быстро втянул внутрь Оштона, закрыл дверь и расчихался так, что лампа погасла.

– Тише ты, – прошипел Оштон, хватаясь за нож и испытывая жуткое желание заткнуть подельнику рот… как-нибудь.

– Не боись… А-апчхи, – ответил Жмых, – никто нас не… А-а… Апчхи, не услышит. Нет тут никого, и давно, апчхи… не было. А… а… – Жмых смачно утерся рукавом и зажег погасшую лампу. Огонек высветил из тьмы полки, сплошь заставленные книгами.

– Шлюшье вымя, – протянул Оштон потрясенно, – да их тут больше, чем блох у барбоски. Мы тут до волчьего лета эту Шихарову книгу искать будем…

Но Жмых ничего не ответил, а, подняв лампу, двинулся вдоль полок. Однако он даже не осматривал их, просто окидывал взглядом и шел дальше. Но Оштон уже и сам сообразил, в чем дело: Вир показывал руками размер своей вожделенной книжки, и выходило, что на эти полки Вирова книжулька просто бы не поместилась.

Подходящие шкафы обнаружились далеко в глубине залы. Под ногами здесь временами что-то мерзко похрустывало, а полки вокруг покрывал такой слой пыли, что сквозь них не то что названия – очертания книг с трудом проглядывались. Жмых обтер рукавом одну полку, немедленно расчихался, подняв жуткие клубы пыли, и чихал столько, что Оштон уже всерьез начал беспокоиться, что тот не остановится никогда.

– А-а-а-а-а, – наконец выдохнул Жмых с облегчением, вытерся и прогнусавил: – Держи лампу, я книгу искать буду.

Оштон осветил полки. Жмых достал из-за пазухи еще один обрывок бумаги и начал просматривать корешки книг, временами сверяясь с бумажкой.

– Ага, – сказал он обрадованно у очередной полки, – похоже, она. На, возьми, – протянул Оштону бумажку и схватился обеими руками за массивный переплет. Книга вытянулась с полки с большим трудом, выскользнула из рук Жмыха и рухнула на пол с жутким грохотом, подняв очередные клубы пыли. Зажав нос, Жмых присел над нею и махнул Оштону рукой – посвети, мол. Оштон поднес лампу и насторожился: переплет книги блестел множеством разноцветных отсверков. Жмых выдернул из руки Оштона свою бумажку, посмотрел на нее, на книгу, опять на бумажку, еще раз на книгу, после чего, с разочарованным вздохом, выпрямился. Но Оштон идти дальше не спешил – присел, вытягивая кинжал, возле упавшего фолианта. Жмых удивленно обернулся:

– Ты чего?

– Это ты – чего? Не заболел, часом? – издевательским тоном поинтересовался Оштон, ковыряя кинжалом переплет. – В другие комнаты соваться не велено, так мы и не суемся, а о том, что здесь ничего для себя подобрать нельзя, никто ничего не говорил.

Жмых вздохнул.

– Вот в этом между нами и разница. Дикий ты, атаман, сразу видно, что из леса. А я – гильдейский. Если есть заказ, значит, брать нужно в первую очередь его, все остальное – побоку.

– А вот я – не гильдейский, – ответил Оштон, поддевая крупный кристалл в центре переплета и налегая всем весом на кинжал, – и быть им не собираюсь. Еще чего придумали – добро на полу валяется, а ты мимо проходи.

Переплет щелкнул, поддаваясь, камень вылетел и, сверкнув искоркой, пропал где-то в глубине залы. Оштон выругался.

– Скажешь тоже – добро. – Жмых поморщился. – С драгоценными окладами тут книг нету, все такие в главной зале лежат и не про нас. А за те, что ты ковыряешь, выручишь не больше серебряного за штуку.

– Сам вижу, – огрызнулся Оштон, – серебро тоже деньги. Посидел бы недельку на голодном пайке, только зелеными яблоками да щавелем питаясь, небось по-другому бы говорил. Ладно, пошли дальше искать. Но ты как хочешь, а я. когда найдем, немного тут пошарю. Мож, не все в главной зале, глядишь, пару и проворонили.

– Ох, сомневаюсь, – ответил Жмых, цыкнув зубом, – такие вещи не воронят. Ну-ка посвети вот сюда… ага! А вот эта – точно она.

– Ну и хорошо. А то полки-то, вишь, кончились.

Впереди темнела покрытая белесыми разводами стена каменной кладки.

– Точно она?

– Похоже на то. – Жмых вытянул книгу с полки и, крепко держа обеими руками, осторожно опустил ее на пол.

– Ага, вот и замок, в точности, как Вир баял… точно – она. Забираем.

Жмых уверенно сунул бумажку за пазуху, вытянул холщовый мешок и задумался, пристально глядя на книгу.

– Че не так? – забеспокоился Оштон.

– Да не, все так. – Жмых поднял голову. – Замок тута больно мудреный, пожалуй, мне не по зубам… А вот любопытно мне, против отмычки Вировой он выстоит? Некромант-то ничё не говорил о том, что в книгу заглядывать нельзя.

– Это ты брось. Нешто думаешь, он не узнает, что ты туда лазил? Наверняка он подозревал, что мы можем его же отмычкой его книгу попробовать. Запросто мог какую гадость на такой случай подготовить.

– И то верно. – Жмых вздохнул. – Уж больно мне интересно, чего там такого понаписано, ну да ладно, – засунул книгу в мешок и поднялся. Оштон же принялся дергать корешки книг, приглядываясь к переплетам. К его сожалению, тяжелых переплетов, украшенных камнями, попадалось мало. Да и те, что попадались, в большинстве своем уже были обобраны – только ямки темнели на тех местах, где когда-то находились украшения.

Оштон шарил по полкам, ругая ругательски вороватых библиотекарских служек. Наконец это ему надоело, и, в сердцах уронив набок подвернувшийся шкаф, он пошел к выходу. За ним, чихая, направился Жмых.

– Не перестанешь чихать – здесь оставлю. – мрачно сказал Оштон. подходя к двери.

Жмых только хрюкнул в ответ.

Выйдя в освещенный коридор и взглянув на подельника, Оштон с трудом сдержал желание расхохотаться: с ног до головы покрытый пылью и паутиной, с распухшим носом и слезящимися глазами, Жмых являл собой зрелище прекомичнейшее.

– Сам-то, думаешь, лучше выглядишь? – заметив улыбку Оштона, сказал тот. – Чучело чучелом. Иди давай… эй, куда пошел, нам сюда. – Жмых толкнул дверь, мимо которой только что прошел Оштон, и скрылся в темноте.

Перед выходом взломщики ненадолго задержались.

– Все по договоренности? – спросил Оштон, протягивая руку за мешком с книгой. Жмых шмыгнул носом и кивнул, протягивая мешок.

– Да. После седьмого колокола в «Боевом единороге».

– Добро.

Дверь в глухой стене с негромким скрипом открылась, из нее выскользнули две тени, разошлись в разные стороны и растворились во мраке.

– Славно, – сказал Вир, подходя к угловому столику, – вижу, что не пустые.

Оштон удовлетворенно кивнул, выложил мешок на стол и потянул за углы, намереваясь вытряхнуть книгу.

– Сдурел? – возмущенно воскликнул Вир и продолжил злым шепотом: – Не здесь, поднимемся ко мне.

Оштон пожал плечами и встал; Жмых, быстро допив пиво, поднялся следом.

Комнатку Вир снимал славную – с кроватью под балдахином, резной мебелью и коврами. «Небось не меньше золотого в седмицу обходится, – подумал Оштон неприязненно. – Вот-те денежки-то наши куда идут». Не вытирая сапог, пробухал прямо по коврам к расписному столику и вывалил на него содержимое мешка. Обернулся к Виру. Некромант выглядел, как кошка, обнаружившая горшок сметаны.

– Сла-авно, – протянул Вир медовым голосом, быстро прошел к столику, погладил переплет. Положил правую руку на замок переплета, левой сделал странный жест и произнес пару слов на каком-то языке. Замок негромко щелкнул, и комната наполнилась странным пряным ароматом. Вир со стуком откинул переплет, полюбовался на первую страницу вожделенной книги, перелистнул и замер. – Что здесь написано? – спросил он странным свистящим шепотом.

Оштон даже не шелохнулся.

– Я читать не умею, – сказал равнодушно.

– Я умею. – Жмых прошмыгнул мимо Оштона к столику и склонился над раскрытой книгой. – Часть первая, – прочитал он торжественно. – Если вы попали в затруднительное положение… это название… Дальше… Если вы попали в затруднительное положение, самое главное – сохраняйте присутствие духа и спокойствие. Сохранить присутствие духа вам помогут наши дальнейшие советы, а чтобы обрести спокойствие, считайте до десяти, загибая палец на каждый счет. И столько раз…

– Я не спрашиваю, что здесь написано! – проревел Вир громовым голосом и хватил кулаком по столику. Столик покосился, книга упала на пол и вывалилась из переплета. Где-то снаружи что-то упало и разбилось, донеслись отголоски ругани.

– Но как же… милорд Вир, – пробормотал Жмых, пятясь назад от столика, – вы же только что сами…

– Мне неинтересно, что тут написано, потому что это не та книга, – сказал Вир, четко разделяя слова и глядя на незадачливых взломщиков, как волк на кроликов.

– Но… я не понимаю… вот… – Жмых дрожащими руками выудил из-за пазухи бумажку, – совпадает, как есть совпадает, если же…

– Переплет совпадает. А внутри – другая книга. И если вы, олухи… – Вир быстро наклонился к книге и протянул к ней руку, задержав открытую ладонь над замком. Словно бы крупная светящаяся капля сорвалась с ладони на переплет и впиталась в него. – Не то, – разочарованно, но уже более спокойным голосом произнес Вир, выпрямляясь, – лет сто минимум.

Поджав губы, задумчиво посмотрел куда-то вдаль, сквозь замерших взломщиков и стены комнаты, вздохнул.

– Выметайтесь, – сказал негромко и отвернулся. Жмых моментально выскользнул в дверь, Оштон же задержался:

– А вознаграждение?

Вир обернулся, и, встретившись с его взглядом, Оштон коротко поклонился и вышел в коридор, плотно и осторожно прикрыв за собой дверь. Иногда можно играть с огнем, а иногда – не стоит. Сейчас был явно второй случай.