"Майский день" - читать интересную книгу автора (Балабуха Андрей Дмитриевич)II– Еще кофе, капитан? – Кора держала в руке кофейник – удлиненный, изящный, с эмблемой «Транспасифика» на боку: стилизованное кучевое облачко, кумула-нимбус, намеченное небрежными, округлыми голубыми линиями, на нем маленький золотой самолетик со стреловидным оперением, а надо всем этим восходящее солнце, которому золотые лучи придавали сходство с геральдической короной. Такой же знак был и на чашке, которую Стентон решительно отодвинул. – Нет, спасибо. Докурю и пойду в рубку. Давно пора бы появиться этому чертову тунцелову… – Не волнуйтесь, капитан. – Кора улыбнулась. Она всегда улыбалась, называя его капитаном, от чего уставное обращение превращалось чуть ли не в интимное. На Стентона эта ее улыбка действовала примерно так же, как стеклянный шарик провинциального гипнотизера: притягивая взгляд, она погружала Сиднея в какое-то подобие транса; он, правда, старался не выдавать себя, но вряд ли это удавалось ему успешно, во всяком случае, он был уверен, что Кора прекрасно все замечает. – Ну потеряем мы полчаса, так наверстаем потом… Он поднялся из-за стола. Кора – тоже. Не многим женщинам идет форма, Стентон знал это прекрасно, но про Кору сказать такого было нельзя. Как, впрочем, было нельзя и сказать ей об этом: в бытность свою стюардессой она наслушалась еще не таких комплиментов… Кора быстрым движением поправила – непонятно зачем, подумал Стентон – свою короткую и густую гриву цвета дубовой коры. – Пойдемте, капитан! – Удивительно, сколько оттенков можно придать одному и тому же слову! Теперь оно прозвучало как-то залихватски, вызвав в памяти призраки капитана Мариэтта и Майн Рида, но сквозило в нем и скрытое уважение, объясняемое не только субординацией. – Вы к себе, Кора? – Да. С Факарао передали список грузов, надо прикинуть, что куда… С таким суперкарго, как Кора, не пропадешь. У нее было какое-то чутье, интуитивное ощущение корабля: почти без расчетов она всегда могла точно указать, в какой из тринадцати грузовых отсеков дирижабля и в какое место этого отсека надо уложить тот или иной груз, чтобы обеспечить равномерность нагрузок. Однажды Бутч Андрейт, второй пилот и большой любитель всяческих пари, взялся проверять ее работу на корабельном компьютере. В итоге ему пришлось угостить Кору обедом в уютном болгарском ресторанчике в Окленде, причем хитроумная Кора пригласила весь экипаж, благо условия пари предусматривали такой обед, «какой она захочет». Получилось, надо признаться, весьма неплохо… Пожалуй, именно в тот вечер Стентон впервые обратил на нее внимание – не только как на первоклассного суперкарго. – Хорошо, – сказал Стентон. – Посылка для тунцелова готова? – Конечно, капитан. Он быстро прошагал через весь коридор, бегом спустился по винтовой лестнице на грузовую палубу «В» и распахнул дверь рубки. Пассажиры на транспортных дирижаблях – явление почти исключительное. Иногда это бывают сопровождающие при грузах, еще реже – какие-нибудь особые представители различных ведомств, по тем или иным причинам не имеющие возможности воспользоваться пассажирскими рейсами. И когда они появляются на борту, их специально приводят сюда – позабавиться и посмотреть на реакцию. Как правило, реакция, увы, не страдает разнообразием: нервная икота, легкий сердечный приступ… И не удивительно – сразу же за овальной металлической дверью начинается ничто, по которому, однако, спокойно расхаживает экипаж и в котором свободно висят пульты, штурвалы, кресла… Даже опытным пилотам, впервые попадающим на дирижабли, стоит некоторого труда преодолеть психологический барьер и шагнуть на абсолютно надежный и бесподобно прозрачный пол рубки, незаметно переходящий в стены. Зато здесь действительно чувствуется полет – не то что в тесной кабине самолета или ракеты. Ты висишь на высоте трех – пяти километров, нет ни вибрации, ни рева двигателей, и земля скользит под тобой с удивительной плавностью, земля близкая и прекрасная, а не та, далекая и почти чужая, какой представляется она со стационарной орбиты… Бутч Андрейт оторвал лицо от нарамника умножителя и обернулся к командиру: – Есть. Вот он, голубчик. По дальномеру – двадцать две мили. Стентон кивнул: – Давно пора. И так мы уже выбились из графика… Кой черт его сюда занесло? Тридцать с лишним миль от точки рандеву! Ты связался с ним, Джо? – обратился он к радисту. – Только что. Капитан приносит извинения. Они готовы. – Хорошо. Заходи на подвеску, Бутч. Стентон подошел к своему креслу и сел, положив руки на подлокотники: по традиции посадку всегда осуществляет второй пилот, и Сидней всем видом показывал, что происходящее его не касается, он просто любуется панорамой океана. В кресле справа Бутч Андрейт положил руки на штурвал. Горизонт медленно и плавно пополз вверх – совсем немного, настолько, что дифферент на нос почти не почувствовался. Молодец, подумал Стентон, на постепенной смене эшелона они выиграют по крайней мере четверть часа. При таком дифференте на вертикальный спуск уже непосредственно над тунцеловом останется метров полтораста, даже сто… Ювелир! Скорость падала одновременно с высотой, теперь суденышко уже было видно невооруженным глазом, и не точкой, а четким силуэтом. – Генеральный груз…[3] —брюзгливо проговорил Андрейт, глядя прямо перед собой. Его большие руки, казалось, совершенно спокойно и неподвижно лежали на штурвале, но Стентон легко различал под этим мнимым спокойствием готовность к моментальному движению. – Генеральный груз, черт бы его побрал… – Не ворчи, Бутч. – Стентон оттолкнулся руками от подло котников и встал. – Думаешь, на пассажирском веселее было бы? Утешал бы ты сейчае на палубе «Лидо» какую-нибудь дебелую матрону, для которой мал бассейн или вода в нем не той температуры… – Может быть… Да только утешать старую каргу и то веселее, чем развозить посылочки по тунцеловам… – А ты взгляни с другой стороны, Бутч. В этой посылочке не одна сотня дельфиньих жизней. – То есть? – А ты даже не поинтересовался, что там? – Зачем, собственно? – Это ультразвуковой пугач для дельфинов. Они попадают в тунцеловные кошели. Что-то около десяти тысяч в год. А такой пугач их отгонит. – Любопытно, – сказал Андрейт безо всякого энтузиазма. – Знаешь, Сид, за что я тебя люблю? За идеализм. Дельфинчики… Между прочим, ты потому и на Кору смотришь только с двух кабельтовых… – Стоп, – оборвал его Стентон. Оборвал, пожалуй, даже резче, чем хотелось. – Хватит, Бутч. Займись-ка лучше под веской, пора. – С этими словами он встал и вышел из рубки. Во втором трюме его встретили Кора и один из матросов ее команды. Стентона всегда забавляло смешение морских и авиационных терминов на дирижаблях: пилот и матрос, швартовка и взлет… Одно слово – воздухоплавание! Дирижабль быстро пошел вниз, это чувствовалось даже в наглухо закрытом и лишенном иллюминаторов трюме – по характерному ощущению, знакомому всякому, кто спускался в скоростных лифтах; кажется, шахтеры называют его «подпояской». Стентон сказал об этом Коре, она улыбнулась, но улыбка сейчас получилась чисто формальной, надетой: было время работы. – Как передаем? – спросил Стентон. – На палубу? – На воду, – ответила Кора. Это было много проще. Значит, не нужно зависать точно над судном, достаточно сбросить контейнер где-то рядом, пускай парни с тунцелова выуживают его сами. С легким металлическим шорохом почти у самых ног Стентона раздвинулись створки малого грузового люка – квадрат два на два метра, сквозь который стали видны волны. Казалось, Стентон смотрел на них с балкона третьего этажа какого-нибудь приморского отеля. Сбоку, на самом краю поля зрения, виднелся тунцелов – черный корпус, белые надстройки, желтая палуба. До него было меньше кабельтова. Матрос легко скантовал к люку ящик и столкнул вниз. Стентон проводил посылку взглядом. Еще в воздухе вокруг контейнера вздулись два поплавка – тугие ярко-оранжевые колбасы, заметные даже издали. В тот же миг металлические створки сомкнулись, и после дневного света белые плафоны осветительной сети показались тусклыми и унылыми. Дирижабль уже дал ход, как вдруг пол под ногами легко дрогнул, потом надавил на подошвы – не то чтобы сильно, но так, что Стентон успел это почувствовать. Значит, их подбросило. По ощущению – метров на тридцать – сорок. Словно сбросили аварийный балласт. Впрочем, никакого аварийного балласта на дирижаблях «Транспасифика» нет – не та конструкция. А значит… Уже у самых дверей рубки Стентон ощутил второй толчок, слабее первого. Дирижабль, спускаясь, описывал циркуляцию малого радиуса. Под самым полом рубки проскользнули мачты тунцелова, потом Стентон заметил на поверхности океана – впереди по курсу и румба на три вправо – яркий кружок, раскрашенный черно-оранжевыми секторами: Бутч сбросил сигнальный буй. Это второй толчок. А первый? – Седьмой трюм, Сид, – не оборачиваясь, сказал Андрейт. – Сработал большой люк. Стентон уже сидел в своем кресле. Он протянул руку и вдавил клавишу селектора: – Командир к суперкарго. Кора, что было в седьмом трюме? Хотя Кора ответила почти мгновенно, он все же успел подумать, что седьмой трюм – это хорошо, потому что это самый маленький из всех тринадцати грузовых отсеков дирижабля. И еще он успел обругать автоматику, потому что самопроизвольное открытие большого люка – это… А если бы открылся люк второго трюма, пока они стояли там и провожали взглядом посылку… – Седьмой трюм, – сказала Кора. – Глубоководный аппарат «Дип Вью – 10 000». Отправитель – компания «Корнинг гласе уоркс». Владелец – ПУТЕК.[4] Адресат – океанографическая лаборатория Международной базы Факарао. – Спасибо. – Почему «было», Сид? – спросила Кора, но Стентон ее уже не слушал. – Кора, через пять минут я буду в седьмом трюме. Прошу нас быть там же. И прихватите сопровождающего фирмы, как его… Кулиджа. – Он отключил селектор. – Подвесимся над буем, Бутч. Джо, свяжись с Базой Факарао и с управляющим перевозками. Я пойду посмотрю, как все это выглядит на месте. Кора ждала его сразу за дверьми трюма. – А Кулидж где? – спросил Стентон. Он прошелся по трюму: люк уже был закрыт, и казалось, здесь ровным счетом ничего не произошло. Все было как положено. Вот только… Это что такое? В самолете количество проводов измеряется десятками километров. В дирижабле – сотнями. Но чтобы провода, да еще так небрежно, явно на скорую руку сплетенные, выходили из распределительной коробки и волочились по полу… – Что это такое?! – Капитан… – Кора стояла перед ним, и в лице ее было что-то неживое. – Кулидж… там. У Стентона заныли скулы. – Где? Кора молча показала рукой вниз. Так! Стентон понял, что это – конец. – Зачем? – Ему нужно было что-то проверить… Он попросил раз решения поработать в аппарате, и я… Я разрешила. Стентон положил руки ей на плечи. – Вот что, Кора. Запоминайте. Это приказ. Вы ничего не знали. Это я дал разрешение Кулиджу работать в аппарате во время транспортировки. Поняли? Я. А вы ничего не знали. Стентон резко повернулся и вышел из трюма. Картина была до отвращения ясной. Этот идиот залез в свой «Дип Вью», разряжать аккумуляторы ему жалко стало, и он присоединился к бортовой сети. Нашел распределительную коробку – руки бы ему, подлецу, оторвать, – подсоединился, запитал внешние вводы аппарата… А когда замкнул цепь, автоматически сработал замок люка. Смотреть надо, куда присоединяешься, болван! |
||
|