"Соблазн в шелках" - читать интересную книгу автора (Янг Андреа)Глава 9Утомительные физические упражнения перед завтраком были весьма добродетельным занятием, но едва ли достигали своей цели, если после этого разыгрывался аппетит как у ломовой лошади. Стоя под душем, Клодия почувствовала, что голодна как волк. Даже не просушив как следует волосы феном, она заколола их на затылке, натянула белые джинсы, надела широкий светло-розовый блузон и спустилась вниз. О-о, какой богатый выбор чудесной еды! Овсянка, фрукты, сыр, йогурт – и ничего вареного или жареного. Щедро наполнив едой тарелку, она нашла свободный столик и уселась. Над столом нависла чья-то тень. – Можно к вам присоединиться? – насмешливо спросил Гай. – Или, может быть, вы предложите мне убраться в какое-нибудь еще более живописное место, куда втыкают ананасы? Теперь, когда критическая ситуация миновала, Клодия и сама подумывала о том, что, возможно, хватила через край. – Обещаю не упоминать об ананасах. Только разве в контексте еды, – добавила она, указав кивком головы на два аппетитных ломтика свежего ананаса на тарелке. – Очень мило с вашей стороны. – Как он ни старался, ему не удалось скрыть мимолетное подергивание уголка губ. Она с облегчением констатировала, что чувство юмора у него, пусть даже не искрометное, существует и даже зримо проявляется в подергивании уголков губ. Хотя, с другой стороны, если бы он вел себя как тоскливая старая задница (они с Кейт называли таких сокращенно ТСЗ), то она быстренько охладела бы к нему, что, откровенно говоря, было бы неплохо. Мужчина, пусть даже он купается в деньгах, хорош собой, внимателен к пожилым леди и целуется на десять баллов по шкале Рихтера, но который не обладает чувством юмора, так же ис нужен Клодии, как лифчик размера 32-А. В данных обстоятельствах, возможно, не помешает немного раскаяния. – Извините, я вам нагрубила, – сказала она. – Мне приходилось слышать и кое-что похлеще, – сказал Гай со смиренной полуулыбкой. Уж лучше бы он был ТСЗ. ТСЗ по крайней мере не вызывал бы у нее внутреннего трепета. – Уж поверьте, это не идет ни в какое сравнение с тем, что приходилось выслушивать от меня Мэтью. – Я вам верю. – Он оторвал взгляд от наполненной до краев тарелки. – Но и вы должны поверить, что я всего лишь пытался вам помочь. О Боже, теперь вдобавок к трепету она почувствовала неловкость. – Я знаю. Но я сама так старалась, что мне показалось, будто вы оказываете на меня давление. Я не могла расслабиться. – Подошел официант, налил ему кофе и долил кофе в ее чашку. Она продолжала есть, стараясь не смотреть на него. Трепет, который он вызывал, никак не желал уняться. Наоборот, он был готов усилиться от любого пустяка. И не нужно было для этого ни прикосновения, ни взгляда глаза в глаза, затянувшегося на несколько секунд. Легкого запаха его лосьона после бритья да еще вида его красивых и сильных рук на фоне белоснежной сорочки было вполне достаточно. – Вы уже немного загорели, – сказал он. – Вам это идет. – Спасибо. – Ей пришлось улыбнуться и посмотреть ему в глаза, иначе он мог подумать, что она избегает его взгляда. Он тоже загорел, хотя, конечно, специально не добивался этого. Смуглость его лица и рук усилилась и превратилась в загар, из-за чего его глаза по контрасту казались еще синее. Теперь они уже напоминали ей не холодные озера, а синеву теплого моря, омывающего греческие острова. «Ну почему в тебе нет ничего такого, что заставило бы меня охладеть к тебе?» – в отчаянии подумала она. Для этого надо совсем немного. Стоит, например, увидеть, как мужчина неопрятно ест, жует с открытым ртом, и увлечение как рукой снимет. – Эта прядь волос снова падает вам на лицо. Зачем ему вновь затрагивать эту тему? Если бы не падающая на лицо челка… – Она мне действует на нервы, – пробормотала Клодия, отбрасывая челку назад. – Может быть, стоит обрезать покороче все волосы? – Здесь многие хвалят парикмахера при гостинице, – тихо сказал он. – А ты чего ожидала? Что он воскликнет: «Как? Остричь ваши прекрасные волосы? Не смейте и думать об этом!» – Но это было бы любезно. – Возможно, именно поэтому он этого и не сделал. Помнишь, что он говорил о маленьких играх? Когда они оба утолили первый голод, он сказал: – Извините, если вам показалось, что вы неожиданно очутились в центре событий, о которых рассказывается в фильме «Челюсти». Это водитель заметил дельфинов. Он побоялся, что, если мы задержимся, поднимая вас на катер, дельфины могут уплыть. Если он это придумал нарочно, чтобы она не испытывала неловкости, то она виновата вдвойне. – Если бы я не была в таком состоянии, то, возможно, поплавала бы с ними вместе. – Вспомнив о милых «флипперах», она пожалела, что была слишком взвинчена и не смогла по-настоящему насладиться этим зрелищем. – Как жаль, что их не видела Аннушка. Сожаление промелькнуло на какой-то миг и на его лице. – Пожалуй. Думаю, это зрелище она не отнесла бы к категории «смертельно скучных». – Вы ее приглашали покататься на водных лыжах? – Вчера вечером я сунул ей под дверь записку, а сегодня утром позвонил, но в ответ получил полусонную отповедь за то, что разбудил ее. Ей показалось, что настал подходящий момент, чтобы задать давно интересующие ее вопросы, не выглядя при этом назойливо любопытной. – Аннушка сказала мне, что живет вместе с вами всего три с половиной года. – Правда. До этого она жила у дедушки с бабушкой в Женеве. Пока Клодия формулировала следующий вопрос, стараясь, чтобы он звучал как можно деликатнее, он сам продолжил пояснения. – Ее бабушка заболела, с ней случился удар, и, естественно, она больше не смогла заниматься внучкой. Поэтому Аннушка приехала ко мне. Она тактично молчала. Если ему захочется рассказать ей что-нибудь еще, он сам сделает это. А если он этого не пожелает, то никакие наводящие вопросы не заставят его говорить. Когда он встретился с ней взглядом, никаких особых эмоций в его глазах она не заметила. – Мы с ее матерью разошлись, когда она была совсем маленькой, поэтому переезжать ко мне ей совсем не хотелось. И, как вы, наверное, поняли, с тех пор она делает все возможное, чтобы я об этом не забывал. Клодия не сразу нашлась, что на это сказать. А тут еще ты со своими ханжескими нравоучениями! Теперь вот чувствуешь себя как куча дерьма. Так тебе и надо. Она облизала пересохшие губы. – Гай, я действительно сожалею обо всем, что вам вчера наговорила. Но я ни о чем не знала. – Вы и не могли знать. Такая снисходительность заставила ее почувствовать себя еще хуже. – Жаль, что вы мне раньше не рассказали. Он приподнял бровь, как бы желая сказать: «Теперь поздно говорить об этом». – Как говорит ваша матушка, неприлично до смерти утомлять людей разговорами о своих проблемах. Она чуть было не сказала: «Меня бы это не утомило», – но он ее опередил. – Как я уже говорил, в пятницу я намерен взять ее с собой, чтобы показать страну. Пятница по местным понятиям означает воскресенье. Она, конечно, не пожелает ехать, но я намерен показать ей, что в этой стране, кроме четырех стен гостиничного номера и бассейна, есть и еще кое-что. Гай помедлил. – Я помню, что вы мне сказали насчет необходимости уделять ей больше внимания, и вы, наверное, правы, но атмосфера не была бы такой напряженной в присутствии третьей стороны. Поэтому, если вы пожелаете присоединиться к нам… Клодия не стала долго раздумывать. Ей и раньше приходилось разряжать атмосферу, когда время от времени у ее мамы возникали разногласия с собственной матерью: «Если я не поеду, дорогая, она рассердится еще больше, но в твоем присутствии нам будет легче все уладить». – Спасибо. С удовольствием. – Отлично. – Гай сказал это деловым тоном, словно решил какую-то проблему и вычеркнул ее из списка дел, отложенных на сегодня. Допив кофе, он добавил: – Мне, пожалуй, пора ехать. Наверное, я вернусь поздно, так что не ждите меня к ужину. – Хорошо. Вы зайдете к ней перед отъездом? – Непременно зайду. Задания, которые она уже сделала, необходимо передать по факсу в школу. Он поднялся из-за стола. – Вас не удивляет, что она все-таки начала заниматься? – спросила Клодия. – Не очень. Ей стало скучно. Знаете, ведь Аннушка очень неглупа. Если бы было по-другому, я не стал бы проявлять настойчивость. Я не хочу, чтобы она бросила школу и превратилась в одну из никчемных девчонок-пустышек, предел мечтаний которых – упоминание их имени в колонке светской хроники. – Едва прикасаясь к ней пальцами, он похлопал ее по плечу. – Всего хорошего. – До свидания. «Уж лучше бы он этого не делал», – подумала она, глядя ему вслед. – Дружеское похлопывание по плечу не воспринимается как дружеский жест, когда вы безумно влюблены в того, кто это делает. Если предполагается, что наши отношения будут исключительно деловыми, то ему надо строго придерживаться определенных правил. А это значит – никаких прикосновений. Как, черт возьми, мне удастся держать в узде свой трепет, если он все время норовит прикоснуться ко мне? – На что ты жалуешься? Сама ведь знаешь, что тебе это нравится. – Мне бы это нравилось значительно больше, если бы у этого было продолжение. Мне бы нравилось значительно больше, если бы он, например, сказал: «Послушайте, пока мы здесь, наши отношения должны строиться на сугубо деловой основе. Но когда мы вернемся домой…» – Может быть, заткнешься? Заканчивай свой завтрак и думай о чем-нибудь другом. Это было легче сказать, чем сделать. Она помешивала ложечкой третью чашку кофе, и мысли ее так же лениво кружились в голове, как кофе в чашке. – Интересно, давно ли он последний раз испытывал «половое влечение»? Говорят, мужчины думают о сексе каждые две секунды, а если у него давно никого не было… – Если уж на то пошло, то и у тебя тоже. И если уж говорить начистоту, то мысли о сексе не так уж редко посещали тебя. Нет, дело не только в нем. У тебя налицо все признаки старой как мир тоски от затянувшегося вынужденного воздержания, многократно усиленные близким соседством с мужчиной категории IV. Может быть, тебе пора обзавестись вибратором? – Замолчи. – По крайней мере после этого ты не будешь в агонии бросаться к телефону в ожидании звонка от этой штуковины. – Уж лучше пусть будет агония. Размышления о вибраторах наконец отвлекли ее мысли от Гая Гамильтона. Однажды их с Кейт пригласили на презентацию в узком кругу особого рода изделий, которые обычно реализуются через секс-шопы. Кейт заказала себе «игрушку» длиной десять дюймов черного цвета. Когда ее наконец доставили, они обе намочили штанишки от смеха, решив, что ею, наверное, хорошо прочищать засорившуюся кухонную раковину, и окрестили Вантузом. При воспоминании о Вантузе у нее затряслись от смеха плечи, и два немца, которые вчера вышли из лифта, когда они его ждали, а теперь сидели за соседним столиком, стали как-то странно поглядывать на нее. Около десяти утра она зашла к Аннушке. – Как дела? – Если хочешь знать, я, наверное, умру от скуки в этой дыре. Тут даже приличного радио нет. Я привыкла, чтобы у меня вовсю гремела музыка. – Она смерила Клодию взглядом с ног до головы. – Ты каталась утром с отцом на водных лыжах, да? В ее топе улавливалась некоторая враждебность, как будто Клодия переспала с врагом. – Да. Он рассказал тебе о дельфинах? – Враждебность заметно увеличилась. – О каких еще дельфинах? – Мы видели целую стаю дельфинов, они выскакивали из воды и резвились, как Флиппер. – Он мне ничего не рассказывал. Я смотрела в окно и увидела, как вы возвращаетесь вдвоем. Было заметно, что она сожалеет, что не видела дельфинов, хотя ни за что не призналась бы в этом. – Они быстро уплыли, так что не особенно огорчайся. – Аннушка снова уселась за письменный стол, искоса поглядывая на нее. – Он, наверное, выхвалялся вовсю, чтобы произвести на тебя впечатление? – Он пытался помочь мне, – сказала Клодия. – Я и раньше пыталась научиться, но у меня ничего не вышло. Аннушка снова искоса взглянула на нее. – А теперь, конечно, его блестящее мастерство помогло тебе? – По правде говоря, нет. Он пытался помочь, но чем больше старался, тем хуже у меня получалось. Я разозлилась и, боюсь, наговорила ему грубостей. Как она и ожидала, это сразу же вызвало интерес. – Каких, например? – Не могу повторить. – Да ладно тебе, давай. Что ж, если мне удастся ее развеселить…. – Наговорила много всякого, в том числе сказала, чтобы он нашел колючую верхушку ананаса и засунул ее себе в задницу. На лице Аннушки впервые после сцены во французском ресторане появилось выражение веселого злорадства. – Не слабо! Жаль, что меня там не было. А он что сказал? – Он сделал вид, что ничего не слышал. – На него похоже. – Она откинулась на спинку стула. – Уверена, что он очень удивился, что ты не стала глупо хихикать и во всем ему поддакивать. Меня бесит, когда женщины ходят перед ним на задних лапках. Почему это меня совсем не удивляет? Она будет терпеть мое присутствие, пока думает, что я не пляшу перед ним на задних лапках. Я, наверное, сошла с ума, когда захотела вдруг, чтобы он произнес что-нибудь вроде «но когда мы вернемся домой»… С другой стороны, она не могла не посочувствовать девочке, не только потерявшей мать, но и вынужденной в трудном возрасте переехать в страну, которая, наверное, казалась ей чужой. Ей хотелось как-нибудь деликатно направить беседу в это русло, но тогда Аннушка сразу догадается, что у них с Гаем состоялся доверительный разговор о ней. – Могу я помочь тебе с каким-нибудь заданием? – Нет, если только не хочешь сделать за меня математику. – Клодия скорчила гримаску. – Нет уж, покорно благодарю. Ты придешь в бассейн в обеденный перерыв? – Возможно. – В таком случае до встречи. Клодия вернулась в свой номер, собрала кое-какие вещи, чтобы отдать в стирку, и написала длинное письмо одной приятельнице, которая жила сейчас в Канаде. После этого она отправилась в бассейн, двадцать раз проплыла от борта до борта, посидела в тени с детективом в руках, но чтение быстро наскучило, и она почувствовала смутное беспокойство. В обеденный перерыв пришла Аннушка, они утолили голод сандвичами, и Клодии все-таки удалось повернуть разговор в желаемом направлении. – С катанием на обычных лыжах у меня никогда не возникало подобных проблем. На них по крайней мере стартуешь, в вертикальном положении. Аннушка сидела рядом с ней в черном купальном костюме. Невооруженным взглядом было видно, что он стоит кучу денег. Костюм отличался простотой покроя, держится на одной бретельке, спина вырезана очень низко, бедра открыты очень высоко. Она выглядела гораздо старше своих шестнадцати лет благодаря хорошо сформировавшейся фигуре, которая выгодно отличалась от изможденных плоских фигур супермоделей. – У меня никогда не было проблем ни с теми ни с другими лыжами, – пожав плечами, ответила Аннушка. – Я даже не помню, когда начала кататься. Наверное, лет с трех. – Тебе повезло. Наверное, хорошо учиться всему этому, когда ты еще слишком мал, чтобы стесняться и бояться выставить себя на посмешище. – Клодия помедлила. – Ты, наверное, могла кататься даже у порога дома, если в раннем детстве жила в Швейцарии. – Тебе отец рассказал об этом? – Он упомянул об этом вскользь. – Да. Когда они разбежались, мама уехала к своим родителям в Женеву. Я тогда была грудным младенцем. А когда мама умерла, я стала жить с бабушкой. Клодия помолчала. – Твоя мама была швейцаркой? – У нее мама англичанка, а отец – бразилец, но он много лет работал в Европе, и они постоянно жили в Швейцарии. Наконец что-то стало проясняться. Экзотическая смуглость Аннушки объяснялась наличием бразильских предков. Когда-то у Клодии была подружка, похожая на Аннушку, которая благодаря итальянскому происхождению в свои тринадцать лет выглядела как женщина, тогда как ее сверстницы были еще детьми. Однажды она подслушала, как бабушка презрительно говорила маме: «Я бы на твоем месте запретила Клодии водить с ней дружбу. Девочкам в ее возрасте неприлично выглядеть подобным образом. Помяни мое слово, она попадет в беду». Лишь позднее Клодия поняла, о чем шла речь. Сэйра излучала сексуальность и обладала врожденной чувственностью, а у людей строгих правил, вроде ее бабушки, это вызывало недоверие с первого взгляда. Аннушка выглядела так же. Кошмарный сон для родителей. Особенно для отца. Особенно для такого отца, который не так уж давно сам был молодым парнем. – Тебе, наверное, было нелегко переехать в Англию? – спросила она. – Я ее сразу же возненавидела. Лондон показался мне настоящей забытой Богом дырой. – Разве ты не бывала там раньше? Ведь ты, наверное, виделась с отцом все эти годы? – Время от времени. – Она передернула плечами и взяла в руки журнал, всем своим видом показывая, что разговор окончен. В течение последующих двух дней Клодия почти не виделась с Гаем. Он уезжал рано, возвращался поздно, и их разговоры были краткими и носили сугубо деловой характер. В четверг к вечеру он подошел к ней у бассейна. – Аннушки нет в комнате, – сказал он. Клодия в полудреме лежала на солнце и совсем не ожидала его появления. Она села и надела солнцезащитные очки. – Она пошла прогуляться по пляжу. – Прогуляться? Она чем-нибудь расстроена? – Наверное, ей просто стало скучно. Страдает от отсутствия радио. – Понятно. – Он поднял журнал, который Аннушка оставила на лежаке, и уселся. – Почему она читает эту чушь? – пробормотал он, бросая беглый взгляд на обложку журнала. На обложке крупным шрифтом было написано: НАУЧИ СВОЕГО МУЖЧИНУ НАХОДИТЬ ТВОИ ЭРОГЕННЫЕ ТОЧКИ. Появись он на пляже на двадцать минут раньше, застал бы Клодию за чтением этой самой статьи, к которой она приступила после гороскопа, не сулившего ей ничего интересного. – А что, по-вашему, она должна читать в шестнадцатилетнем возрасте? Советы по домоводству? «Экономист»? – Нет, наверное. На нем снова были темно-синие шорты и удобная голубая рубашка с коротким рукавом, которая была не застегнута и распахнулась, когда он сел. Она старалась не замечать волосы на груди, дорожкой сбегавшие по животу и исчезавшие под шортами. – Почему бы вам не поискать ее? – Потому что я сначала хотел поговорить с вами. – Он искоса взглянул на нее. – Надо внести ясность в характер ваших служебных обязанностей, которые вы, очевидно, не вполне правильно поняли. О Боже! – Например? – Например, я плачу вам не за то, чтобы вы выполняли за Аннушку ее домашние задания. А точнее, я плачу вам не за то, чтобы вы писали за нее рефераты по английской литературе. – Что? – Почувствовав облегчение, она сразу же возмутилась: – Я не писала реферат за нее. – Но вы ей помогали? – Немного. Что в этом плохого? – По ее словам, вы сделали больше чем «немного». – Клодия подумала, что надо будет поговорить с Аннушкой. Из-за чего эта буря в стакане воды? – Да, я ей помогала. Она не знала, с чего начать, а я по чистой случайности прочитала еще в школе именно этот роман Остен. – Ладно, не ершитесь. Вижу, что вы не относитесь к числу ярых поклонников классики. Черт побери! Его взгляд упал на любовный роман, валявшийся между лежаками. Книга раскрылась на том месте, где она остановилась, заложив страницу своим посадочным билетом на самолет, и где подробно описывались самые невообразимые манипуляции Доминика с Натали и остальной компанией. Она надеялась, что Гай, взглянув на книгу, отложит ее в сторону с каким-нибудь ехидным замечанием относительно «макулатуры», что позволило бы ей пробормотать что-нибудь не менее язвительное о «литературных снобах». Вместо этого он секунд двадцать внимательно читал текст. Как ни смешно это звучит, но она почувствовала смущение. Не потому, что он читал об акробатических трюках, которые проделывал Доминик с Натали, а потому, что он, наверное, представлял себе, как она читает эти бредни и млеет от возбуждения. На самом деле это ее не возбуждало, потому что самые, казалось бы, пикантные сцены были на редкость неэротичны и возбуждали не более чем чтение главы о том, как починить водопроводный кран своими руками, из справочника «Сделай сам». – Иисусе Христе, – пробормотал он наконец. – Но это невозможно с чисто анатомической точки зрения. Ей уже удалось взять себя в руки. – Не обязательно. Гай бросил на нее насмешливый взгляд. – Вы говорите это, основываясь на собственном опыте? – Какое счастье, что на ней были солнцезащитные очки, хотя, по правде говоря, она все равно не смотрела ему в глаза. – Отказываюсь отвечать, поскольку ответ может изобличить меня. Но, если хотите знать, Натали была олимпийской чемпионкой по гимнастике. Гай насмешливо фыркнул. – Не сомневаюсь, потому что иначе ей такое не удалось бы осуществить. Разговор принимал опасное направление. – Наверное, вам следует поискать свою дочь. А я пока поплаваю. Она почти бегом направилась к бассейну и нырнула. Вода напоминала скорее теплую ванну, чем холодный душ, но это было лучше, чем ничего. Черт побери, ее безумно возбуждала даже мысль о том, что Гай подумал, будто она млеет от желания. Проплыв три раза от борта до борта, она достаточно охладилась и, остановившись на глубоком конце бассейна, увидела, как он шагает по направлению к пляжу. Желаю удачи. Она представила себе сцену, которая совсем не напоминала встречу с отцом радостно улыбающейся доченьки, которая бежит к нему навстречу со словами: «Привет, папочка! Как прошел у тебя день?» Но он все-таки предпринимает попытки наладить отношения. Она проплыла еще кружок, продираясь сквозь плескавшуюся в бассейне детвору, и снова остановилась передохнуть на глубоком конце бассейна. Отдыхая, она вытянула руки по борту бассейна и стала делать упражнения для укрепления бедер. Он подошел сзади. Рядом с ним шла Аннушка с недовольной физиономией. Они подошли к лежакам, Аннушка собрала свои пожитки, и он что-то сказал ей. Отвечая ему, Аннушка старалась не смотреть на него, и он сказал ей что-то еще. Коротко ответив, Аннушка побрела по направлению к отелю. Клодия не слышала, что сказал Гай, но по выражению его лица было не похоже, что он ее отчитывал. Клодии вдруг захотелось догнать Аннушку и хорошенько встряхнуть ее. Неужели она не может хоть изредка быть любезной по отношению к отцу? Что с ней такое? Она еще совсем ребенок – и в этом все дело. Гай с минуту глядел в спину удаляющейся дочери, потом повернул к бассейну, снял рубашку и нырнул. Клодия была уверена, что он направляется к ней, и не ошиблась. Почти весь путь он проплыл под водой, вынырнув на поверхность совсем рядом с ней. Тряхнув головой и отфыркавшись, он приблизился и ухватился за поручни около нее. – Кажется, Аннушка не в лучшем настроении, – сказала Клодия. – Разве она бывает когда-нибудь в хорошем? Смахнув с лица капли воды, Гай отвернулся. Они теперь смотрели в противоположных направлениях, но, поскольку он был рядом, она хорошо видела его лицо, выражавшее крайнее раздражение. – На каждый вопрос она односложно огрызается. Не хочет ли она покататься на водных лыжах? Нет. Не хочет ли пить? Нет. Не хочет ли поплавать? Нет. – Он замолчал и сердито вздохнул. – Я сыт по горло ее поведением. – Не успела она ответить, как он продолжил: – Боюсь, сегодня вечером мне снова придется задержаться. Меня пригласил на ужин знакомый одного министерства, а я не предупредил его, что приехал не один. Таким людям как-то не принято говорить, что привезли с собой дочь, потому что ее исключили из школы. – Понятно. – Надеюсь, вам не слишком наскучило целыми днями безотлучно находиться в отеле? – Нет-нет, – из вежливости солгала она. – Тем более что завтра утром нам предстоит поездка. Я с нетерпением ее жду. – Приятно, что хоть кто-то радуется этой поездке. Когда я сказал об этом Аннушке, она отреагировала так, как будто я предложил ей съездить полюбоваться на публичную казнь. О Господи! – Но здесь их не бывает, не так ли? – Вы снова путаете с Саудовской Аравией. Там нет. А здесь бывают. Бывают, по утрам каждую пятницу на Чоп-сквер. Она даже вздрогнула. – В котором часу мы завтра выезжаем? – Между 9.30 и 10 утра. Трудно точно сказать, сколько времени потребуется ее светлости, чтобы пробудиться и позволить привести себя в хорошее настроение. Неподалеку от них несколько ребятишек весело «бомбардировали» бассейн, прыгая с борта и стараясь поднять как можно больше брызг. Когда нырнул очередной прыгун, Клодия отвернулась, чтобы не попасть под душ. – Хоть кто-то здесь развлекается, – сухо сказал он, когда раздался радостный визг. – Аннушка когда-то была такой же, можете себе представить? – Она перерастет нынешнюю трудную стадию, – сказала Клодия, придав голосу уверенность, которой отнюдь не чувствовала. – Это просто трудный переходный возраст. – Все твердят мне это с тех самых пор, как она переехала ко мне. Все говорят: «Это возраст! Это гормоны! Это нормальная подростковая непокорность!» – Он криво усмехнулся. – Вы, наверное, не смогли бы мне подсказать, сколько потребуется времени, чтобы девочка переросла все эти проблемы с гормонами и непокорностью? – Я не уверена, что у меня все это было. Он едва заметно усмехнулся уголком губ, не сознавая, что у нее все переворачивается внутри от этой его улыбки. – Ладно, я вам верю. Ну, а чисто теоретически? Ну, если тебе нужна теория вместо горькой правды… – Дайте ей еще год-другой, – сказала она. – К восемнадцати годам, я уверена, она превратится в очаровательную, разумную взрослую женщину. – Вы так думаете? – Дети продолжали свои забавы, прыгали в воду в каких-нибудь трех футах от него, и он придвинулся к ней. – Иногда мне начинает казаться, что виноваты в этом не только проблемы с гормонами и подростковый мятежный дух. – А что же еще? Гай почти прикасался к ней под водой, и пока Клодия раздумывала, отодвинуться ли от него или насладиться этой близостью по полной программе, сзади на нее с размаху налетел какой-то мальчишка верхом на надувном крокодиле. Она, в свою очередь, налетела на Гая, прикоснувшись к нему грудью и бедрами. На какую-то секунду ее ожег жар его тела. – Извините, – сказала она дрожащим голосом и отодвинулась, стараясь не встречаться с ним взглядом и не отводя глаз от мальчишки, уплывавшего на своем крокодиле. – Так что же, по-вашему, виновато в этом, если не гормоны и непокорность? – Я думаю, что виноват я. Ей пришлось взглянуть на него. – Что вы имеете в виду? На какое-то мгновение, пока он не отвел глаза в сторону, в них промелькнула тоскливая безнадежность. – Если хотите знать… – Он помедлил в нерешительности. – Иногда мне кажется, что она меня ненавидит. Какой бы там орган внутри ее тела ни отзывался на его близость, сейчас ей показалось, что именно в это место ей всадили ржавый нож. – Почему? – Не знаю. Ей вдруг захотелось обнять его и сказать, чтобы он не говорил глупости. Если бы они не находились на глубоком конце бассейна, она, возможно, поддалась бы этому желанию. Но в данных обстоятельствах было бы трудновато удерживаться на воде и одновременно обнимать его. Не успел остыть порыв утешить его, как ей вспомнилось нечто другое. Та злополучная киссограмма. Стараясь, чтобы не дрожал голос, она сказала: – Гай, можно спросить вас еще кое о чем? – Валяйте. Но не обещаю, что отвечу на ваш вопрос. – Она чуть было не отказалась от своего намерения. Ведь если он не ответит, она пожалеет, что задала вопрос. – Скажите, когда вы расходились с матерью Аннушки, это было по вашей инициативе? Он помедлил с ответом, и за эти несколько секунд она успела пожалеть, что раскрыла рот. – А-а, кажется, я начинаю понимать, к чему вы клоните, – насмешливо сказал он. – Вы подумали, что причина ненависти ко мне у моей дочери может заключаться в том, что я бросил ее мать? С трудом сглотнув комок, образовавшийся в горле, она посмотрела ему в глаза. – Вы действительно ее бросили? – По правде говоря, это она меня бросила. Зачем я его об этом спросила? – Я совсем не хотела сказать, что вы это сделали. – Но вы так подумали. – Не дав ей возразить, он продолжил резким тоном: – Какая разница, кто был инициатором? Извините, меня ждет работа. В тот вечер Клодия была в отвратительном настроении, хотя Аннушка снизошла до того, что составила ей компанию за ужином и даже немного поболтала с ней. Мысль о завтрашней поездке совсем ее не радовала. В присутствии отца Аннушка будет дуться и не пожелает разговаривать, а Гай после их сегодняшнего разговора будет похож на комок нервов, и она окажется между ними, как между молотом и наковальней, и будет из кожи вон лезть, чтобы разрядить обстановку. Короче говоря, веселее не бывает. Клодия рано улеглась в постель, но была настолько выведена из равновесия, что не могла заснуть. Зачем я вообще сюда приехала? Даже Райан и его проклятые киссограммы были бы, возможно, лучше, чем это. По крайней мере там я знала, что можно ожидать от этого дьявола в лице Райана. Уж если говорить о дьяволах, то интересно было бы узнать, почему жена Гая ушла от него. Почему вообще жены бросают своих мужей? – Может, он с ней плохо обращался? – Не похоже. – Может, изменял ей? – Вполне возможно. – Может, каждый вечер пропадал в пивной с приятелями? – Не тот тип. – Может быть, у него была очень властная мать, которая заставила его сделать это? – Он бы такого не допустил. Кстати, он никогда не упоминал о своей матери. И об отце тоже. – В чем же в таком случае заключалась причина? Пока она искала ответ на этот вопрос, зазвонил телефон. Помогите! А что, если это Гай, решивший извиниться за то, что говорил с ней неподобающим тоном, и предлагающий еще разок прогуляться по пляжу? – Алло, – сказала она дрожащим голосом. – Клодия? Я тебя не разбудила? – Кейт! Слава Богу, что ты позвонила, мне до смерти хотелось поговорить с тобой! Ты меня не разбудила, я не могу заснуть. – Я не стала бы звонить так поздно, но… Когда до нее дошло, что обычно жизнерадостный, бодрый голос Кейт звучит как-то странно, она услышала голос Пола: – Скажи ей прямо, Кейт. В трубке зашуршало, потом она снова услышала голос Кейт и почувствовала, что та плачет. – Не могу. Скажи сам. Клодия похолодела от страха. В голове пронеслось: «родители», «несчастный случай», «смертельный исход»… Потом она снова услышала голос Пола: – Кейт немного расстроена. Из-за Портли. Его сбила машина и… – Дай мне скорее трубку! – послышался голос Кейт, перемежающийся всхлипываниями. – Он жив, но в тяжелом состоянии. Это произошло примерно час тому назад. Он не явился ужинать, и я начала беспокоиться, а потом позвонили соседи и сказали, что нашли его в палисаднике перед домом. Пол сразу же отвез его в ветеринарную лечебницу, и сейчас его там оперируют, но у них мало надежды. – Голос у нее прервался. – Извини, Клодия, я чувствую себя очень виноватой. – Ты не виновата, Кейт. – Голос у Клодии тоже дрожал от сдерживаемых слез. – Ты ни в чем не виновата, успокойся. – Не могу. Мне его жалко. Бедненький Портли. – Она снова всхлипнула. – Пол сказал, чтобы я тебя не беспокоила, пока не будет известно, как закончилась операция. Но я подумала, что тебе нужно знать, чтобы ты могла мысленно поддержать его и пообещать кормить его вкусными обедами, если он поправится. С большим трудом ей все-таки удалось придать бодрость своему голосу. – Я это сделаю, не сомневайся. Пообещаю цыплячью печенку и сливки двойной жирности. – Я знала, что надо было рассказать тебе об этом. – Потом, заметно изменив тон, она обратилась к Полу: – А я тебе что говорила, дурень? Я говорила, что надо ей сообщить! – Да, дорогая. Ты права, дорогая. Как скажешь, дорогая. Несмотря на жалость к бедняге Портли, Клодия не могла удержаться от улыбки. Всякий раз, когда Кейт его отчитывала, невозмутимый Пол неизменно соглашался с ней голосом заклеванного супругой муженька-подкаблучника. – Я позвоню тебе завтра, как только мы узнаем о его состоянии, – продолжала Кейт. Черт бы побрал эту проклятую поездку! – Не надо, я тебе сама позвоню. Мы завтра, наверное, уедем из города, не думаю, что мне удастся отвертеться от этой поездки. Если тебе позволят взглянуть на Портли, поцелуй его за меня. Засыпая, она мысленно подбадривала Портли: «Ты получишь целую банку трески в сливочном соусе в полное свое распоряжение, и я обещаю забыть о том, что ветеринар запретил давать тебе молоко, только не смей умирать». |
||
|