"Форма воды" - читать интересную книгу автора (Камиллери Андреа)Глава тринадцатаяНикому не хотелось говорить, четверть часа оба сидели молча. Но в комиссаре опять взыгрывала его детективная жилка. Подъехав к мосту через Каннето, он съехал на обочину, притормозил, вышел и велел Ингрид следовать за ним. С высоты моста комиссар показал спутнице пересохшую реку, которая угадывалась в лунном свете. – Видишь, – сказал он ей, – это русло ведет прямо к морю. Спуск очень крутой. Полно валунов и камней. Ты могла бы проехать здесь на машине? Ингрид внимательно рассматривала трассу, ту ее часть, которую была в состоянии разглядеть, вернее, вообразить. – Не знаю, что тебе сказать. Днем – другое дело. Во всяком случае, могу попробовать, если хочешь. И посмотрела на комиссара с улыбкой, прищурив глаза. – Вижу, что ты хорошо обо мне осведомлен, а? Ну, что мне нужно делать? – Пробуй, – сказал Монтальбано. – Ладно. Ты подожди здесь. Села в машину и уехала. Достаточно было нескольких секунд, чтоб Монтальбано потерял из виду огни фар. – Нда, привет. Наколола меня, – смирился комиссар. И пока он собирался с духом для долгого пути на своих двоих до самой Вигаты, услышал ревущий мотор – она возвращалась. – Может, получится. У тебя есть фонарик? – В бардачке. Она опустилась на колени, осветила днище автомобиля, поднялась. – Есть носовой платок? Монтальбано дал ей носовой платок, Ингрид завязала им больную щиколотку. – Садись. Задним ходом она доехала до грунтовой дороги, которая вела прямо под мост. – Я попытаюсь, комиссар. Но имей в виду, что у меня нога выведена из строя. Пристегни ремень. Нужно как можно быстрей? – Да, но главное, чтоб мы доехали до берега в целости и сохранности. Ингрид выжала сцепление и понеслась. Это были десять минут тряски, беспрерывной и безжалостной, у Монтальбано в какой-то момент возникло впечатление, что голова всеми силами стремится оторваться от тела и вылететь вон из окошка. Ингрид, напротив, была спокойна, решительна, вела машину, высунув кончик языка, так что комиссара все время подмывало сказать, чтоб она его убрала, а то, неровен час, откусит. Когда, они добрались до берега, Ингрид спросила: – Я выдержала экзамен? – В темноте глаза ее сияли. Она была возбуждена и довольна. – Да. – Давай еще раз, в гору. – Ты спятила! Хватит. Она выразилась точно, назвав это экзаменом. Только результатов он не дал никаких. Ингрид справилась с задачей прекраснейшим образом, и это свидетельствовало против нее, однако на предложение комиссара она реагировала безо всякого замешательства, только удивилась, и это свидетельствовало в ее пользу. А как расценивать тот факт, что у машины ничего не поломалось? Положительно или отрицательно? – Ну как? Поедем еще? Давай! Первый раз за весь вечер я получила удовольствие. – Нет, я же сказал. – Тогда садись за руль, а то мне очень больно. Комиссар поехал вдоль берега. Он убедился, что машина в полном порядке. – Ты просто молодец. – Смотри, – сказала Ингрид, становясь серьезной профессионалкой. – Кто хочешь может пройти по этой трассе. Класс состоит в том, чтобы довести машину до конца в таком же точно состоянии, в каком она стартовала. Потому что после вдруг может оказаться, что впереди тебя ждет асфальтированная дорога, а не песчаный берег, как здесь, и ты должен нагнать потерянное время, прибавив скорость. Нет, я говорю непонятно. – Ты говоришь очень понятно. Тот, кто после спуска оказывается на берегу, к примеру, с поломанным карданом, – не умеет ездить. Они добрались до выпаса, Монтальбано повернул налево. – Видишь эти большие кусты? Там нашли Лупарелло. Ингрид ничего не ответила, не обнаружила даже особенного любопытства. Ехали по тропинке, этим вечером народу было мало, затем вдоль стены старого завода. – Здесь женщина, которая была с Лупарелло, потеряла цепочку и перебросила через забор сумку. – Мою сумку? – Да. – Но это была не я, – пробормотала Ингрид, – и клянусь тебе, что во всей этой истории не понимаю ничего. Когда они оказались у дома Монтальбано, Ингрид не могла выйти из машины. Комиссару пришлось поддерживать ее за талию, а она висела на его плече. Войдя, рухнула на первый же попавшийся стул. – Бог ты мой! Теперь мне взаправду больно. – Иди туда и снимай штаны, тогда я смогу тебя перевязать. Ингрид поднялась со стоном, заковыляла, хватаясь за мебель и стены. Монтальбано позвонил в коммисариат. Фацио доложил ему, что заправщик вспомнил все и идентифицировал человека, которого пытались убить. Тури Гамбарделла, один из Куффаро, что и следовало доказать. – Галлуццо, – продолжал Фацио, – был в доме Гамбарделлы, жена говорит, что не видела его уже два дня. – Я бы у тебя выиграл спор, – сказал комиссар. – Почему? Я, по-вашему, мог попасться на такую удочку? Монтальбано услышал, как в ванной зашумела вода. Ингрид, видимо, принадлежала к тому разряду женщин, которые не могут устоять при виде душа. Он набрал телефон Джедже, номер мобильника. – Ты один? Можешь говорить? – Один-то один. А насчет говорить, зависит, о чем говорить. – Я должен спросить у тебя только имя. Тебе это никак не повредит, ясно? Но я хочу получить точный ответ. – Имя кого? Монтальбано объяснил, и Джедже не затруднился назвать его, это имя, и в придачу добавил даже и прозвище. Ингрид растянулась на кровати, на ней было только большое полотенце, которое прикрывало ее весьма мало. – Извини меня, я не в состоянии держаться на ногах. Монтальбано с полочки в ванной взял тюбик с мазью и бинт. – Ногу дай. Она шевельнулась, выглянули ее почти символические трусики и одна грудь, словно нарисованная художником, не слишком разбирающимся в женщинах, открылся сосок, как будто озираясь с любопытством в незнакомом месте. И тут Монтальбано снова почувствовал, что у Ингрид нет намерения его соблазнить, и был ей за это благодарен. – Вот увидишь, скоро тебе полегчает, – сказал он, натерев щиколотку мазью и туго ее забинтовав. Все это время Ингрид не сводила с него взгляда. – У тебя есть виски? Принеси мне полстакана, льда не надо. Как будто они были знакомы тыщу лет. Монтальбано, дав ей стакан, взял стул и сел у кровати. – Знаешь, комиссар? – сказала Ингрид, глядя на него. У нее были зеленые глаза, теперь они горели. – Ты первый настоящий мужчина, которого я встречаю в этих местах. – Лучше Лупарелло? – Да. – Спасибо. Теперь слушай вопросы. Монтальбано уже открыл рот, когда услышал звонок в дверь. Он никого не ждал и, озадаченный, пошел открывать. На пороге стояла улыбающаяся Анна, в гражданском: – Сюрприз! И, отстранив его, она вошла в дом. – Спасибо за теплый прием. Где ты был весь вечер? В комиссариате мне сказали, что дома, я пришла, все было темно, звонила минимум пять раз – глухо, потом наконец увидела свет. Анна посмотрела на Монтальбано, который не издал ни звука. – Что с тобой? Язык проглотил? Тогда слушай… Она запнулась: в дверь спальни, оставшейся открытой, она увидела Ингрид, полуголую, со стаканом в руке. Сначала она побледнела, потом залилась краской. – Извините, – промямлила она и бросилась вон сломя голову. – Беги за ней! – крикнула ему Ингрид. – Объясни ей все! Я ухожу. Со злостью Монтальбано дал пинка входной двери, так что задрожали стены. Он слышал, как в это время отъезжала машина Анны, завизжавшая шинами по асфальту с той же яростью, с какой он захлопнул дверь. – Я не обязан вообще ничего ей объяснять, дьявол ее побери! – Я пошла? – Ингрид полусидела на кровати, ее грудь победно возвышалась над полотенцем. – Нет. Но все же прикройся. – Извини. Монтальбано снял пиджак и рубашку, подержал немного голову под струей воды в ванной, вернулся и сел рядом с кроватью. – Хочу как следует узнать историю с цепочкой. – В прошлый понедельник Джакомо, моего мужа, поднял телефонный звонок, какой, я плохо поняла, слишком хотелось спать. Он быстро оделся и ушел. Вернулся через два часа и спросил, куда запропастилась цепочка, он ее уже давно не видит. Я не могла ему сказать, что она в сумке в доме Сильвио. Тогда я соврала, что потеряла ее уже по крайней мере с год и что раньше ему об этом не говорила, боясь, что он рассердится, потому что цепочка стоила кучу денег, и к тому же это был его подарок – он мне ее подарил еще в Швеции. Тогда Джакомо дал мне подписать чистый лист, сказал, что это нужно для страховой компании. – А байка о выпасе откуда взялась? – А, это было после, когда он вернулся обедать. Мне он объяснил, что его адвокат, Риццо, посоветовал ему выдумать для страховой компании какую-нибудь убедительную историю о том, как потерялась цепочка, и подсказал идею с выпасом. – Выпасом, – терпеливо поправил Монтальбано, это неверное ударение его раздражало. – Выпасом, выпасом, – повторила Ингрид. – Мне, по правде говоря, эта история не показалась убедительной, наоборот, неудачной, слишком надуманной. Тогда Джакомо вежливенько мне напомнил, что у меня репутация шлюхи и потому нет ничего невероятного в том, что меня занесло на выпас. – Понятно. – Но мне непонятно! – Думали тебя подставить. – Не понимаю этого слова. – Слушай: Лупарелло кончается на выпасе в компании какой-то женщины, которая уговорила его туда поехать, так? – Так. – Хорошо. Хотят всех убедить в том, что этой женщиной была ты. Твоя сумка, твоя цепочка, твои вещи в доме Лупарелло, ты способна спуститься по Каннето… Я должен был прийти к одному-единственному выводу: эту женщину зовут Ингрид Шёстрём. – Я поняла, – сказала она и замолчала, уставив глаза на стакан, который держала в руке. Потом встрепенулась. – Нет, не может быть. – Чего? – Что Джакомо заодно с теми, кто хочет меня подставить, как ты говоришь. – Может случиться, что его заставили. Финансовое положение твоего мужа не очень благополучно, ты об этом знаешь? – Он со мной этим не делится, но я догадалась. Хотя я уверена, что если он так поступил, то не из-за денег. – В этом я тоже почти что уверен. – Тогда почему? – Существует другое объяснение, а именно: твой муж был вынужден впутать тебя, чтоб защитить человека, который ему дороже, чем ты. Подожди-ка. Комиссар отправился в другую комнату, где стоял маленький письменный стол, заваленный бумагами, взял факс, который прислал ему Николо Дзито. – Но от чего защищать другого человека? – спросила Ингрид, как только завидела его в дверях. – Если Сильвио умер, занимаясь любовью, никто не виноват. Не убили же его. – Защитить не от правосудия, Ингрид, а от скандала. Она принялась читать факс сначала с удивлением, потом забавляясь все больше и больше, расхохоталась над эпизодом в клубе поло. Почти сразу затем помрачнела, выпустила из рук листок, который упал на кровать, и уронила голову. – Человек, которого ты приводила в гнездышко Лупарелло, твой свекор? Чтобы ответить, Ингрид была вынуждена сделать над собой усилие. – Да. И как вижу, Монтелуза в курсе, хотя я все сделала, чтобы этому воспрепятствовать. Ничего более неприятного на Сицилии со мной не случалось. – В детали можешь не вдаваться. – Хочу объяснить, что это не я начала. Два года назад мой свекор должен был участвовать в какой-то конференции в Риме. Пригласил меня и Джакомо, но в последний момент Мой муж не смог поехать, настаивал, чтобы я ехала, посмотрела Рим. Все было хорошо, но в самую последнюю ночь он пришел ко мне в комнату. Кричал, как помешанный, угрожал, и я уступила, чтобы он успокоился. В самолете, по дороге домой, вдруг начинал плакать, обещал, что больше такое не повторится. Ты знаешь, что мы живем в одном доме? Ладно, однажды после обеда, когда моего мужа не было, а я лежала в постели, явился, как тогда ночью, весь дрожал. Я опять перепугалась, прислуга была в кухне… Назавтра сказала Джакомо, что хочу переехать на другую квартиру, он сделал вид, будто ничего не понимает, я стала настаивать, поругались. Несколько раз еще пыталась заговаривать о переезде, и каждый раз он отвечал «нет». Он был прав, с его точки зрения. Мой свекор между тем не унимался – целовал меня, приставал при всяком удобном случае, рискуя попасться на глаза жене, Джакомо. Поэтому я умолила Сильвио, чтоб он разрешил время от времени приходить в его дом. – Твой муж что-нибудь подозревает? – Не знаю, я об этом думала. Иногда мне кажется, что да, другой раз убеждаюсь, что нет. – Еще один вопрос, Ингрид. Когда мы приехали на Капо-Массария и ты открывала дверь, ты мне сказала, что я все равно там ничего не найду. И когда увидела в шкафу свои вещи, очень удивилась. Кто-то тебя уверил, что из дома Лупарелло вывезли все до последнего? – Да, мне это сказал Джакомо. – Значит, твой муж все-таки знал? – Погоди, не путай меня. Когда Джакомо учил меня, что говорить, если мне станут задавать вопросы эти страховщики, то есть про выпас и цепочку, меня встревожило другое: что рано или поздно кто-то мог бы узнать о существовании домика, а там моя одежда, моя сумка и другие вещи. – Кто их должен был обнаружить, по-твоему? – Ну, не знаю, полиция, его родные… Я рассказала все Джакомо, но соврала ему, не говорила ему ничего об отце, дала понять, что бывала там с Сильвио. Вечером он мне сказал, что все в порядке, обо всем подумает один друг, и если кто и доберется до домика, то найдет там только голые стены. И я в это поверила. Что с тобой? Монтальбано был застигнут вопросом врасполох. – В каком смысле, что со мной? – Ты все время щупаешь затылок. – А, да. Затылок болит. Наверное, от спуска по Каннето. А как щиколотка? – Спасибо, лучше. Ингрид стала смеяться, она переходила от одного настроения к другому, как малый ребенок. – Чего ты смеешься? – У тебя затылок, у меня щиколотка… Как два инвалида. – Ты сможешь подняться? – Что до меня, я бы осталась здесь до завтрашнего утра. – У нас есть еще дела. Одевайся. Ты в состоянии вести машину? |
||
|