"Форма воды" - читать интересную книгу автора (Камиллери Андреа)Глава двенадцатаяВыйдя из душа, еще раздетый, он уселся перед телевизором, весь в каплях воды. Показывали похороны Лупарелло, которые состоялись утром. Оператор смекнул, что придать хоть какой-то драматизм этой церемонии, в противном случае неотличимой от любого другого скучного официального мероприятия, могло лишь семейное трио: вдова, сын Стефано и племянник Джорджо. Синьора время от времени непроизвольным нервическим движением закидывала назад голову, как будто повторяя «нет». Этот жест комментатор голосом тихим и сокрушенным интерпретировал как алогичное, но неизбежное неприятие живым существом конкретного факта смерти. Но пока камера постепенно наезжала, чтобы дать крупный план, Монтальбано увидел в глазах вдовы подтверждение того, в чем она ему призналась: в них читались презрение и скука. Рядом сидел сын, «окаменевший от горя», сказал диктор, – он назвал его «окаменевшим» лишь потому, что самообладание инженера-младшего граничило с равнодушием. Джорджо, напротив, раскачивался, как дерево на ветру, смертельно бледный, держа в руках мокрый от слез носовой платок, который он беспрерывно терзал. Зазвонил телефон. Монтальбано подошел и снял трубку, не отрываясь от телевизора. – Комиссар, это Джермана. Все в порядке. Адвокат Риццо вас благодарит, говорит, что найдет способ быть вам полезным. Люди поговаривали, что от некоторых выражений адвокатской благодарности те, кого угораздило сделать ему любезность, с удовольствием бы отказались. – Потом пошел к Capo и дал ему чек. Пришлось их уговаривать, они верить не хотели, думали, это какой-нибудь розыгрыш, потом бросились мне руки целовать. Я вас пожалею и не буду пересказывать, что, по их мнению, Господь должен будет для вас сделать. Машина в комиссариате. Что, я вам подгоню ее к дому? Комиссар взглянул на часы, до встречи с Ингрид оставался еще час с небольшим. – Давай, но не спеши. Скажем, подъезжай к девяти тридцати. Потом я тебя подброшу до города. Он старался не пропустить момента притворного обморока: это было ощущение зрителя, которому фокусник объяснил трюк и который теперь уже получает удовольствие не от предвкушения чуда, а от мастерства исполнения. Момент, однако, упустил оператор, не успев, несмотря на приложенные усилия, вовремя перевести объектив с министра, взятого крупным планом, на семейную группу: Стефано и два доброхота уже уносили синьору, меж тем как Джорджо оставался на своем месте и все раскачивался. Вместо того чтобы оставить Джермана у комиссариата и продолжать путь, Монтальбано вышел вместе с ним. Встретил Фацио, возвращавшегося из Монтелузы после разговора с раненым, который наконец успокоился. Он оказался, сообщил ему бригадир, агентом фирмы по продаже электробытовых приборов, миланцем, который раз в три месяца садился в самолет, прилетал в Палермо, брал напрокат машину и разъезжал. Встав на автозаправке, он заглянул в справочник, чтобы уточнить адрес следующего магазина, в который собирался заехать, как вдруг услышал выстрелы и почувствовал острую боль в плече. Фацио этот рассказ казался правдоподобным. – Этот, как пить дать, когда вернется в свой Милан, запишется к тем, которые стоят за отделение Сицилии от севера. – А заправщик? – Заправщик – дело другое. С ним теперь беседует Джалломбардо, знаете, какой он, с ним два часа проболтаешь, как с закадычным другом, а потом хватишься, что выложил ему такое, что даже на исповеди у священника утаил бы. Свет в баре не горел, стеклянная дверь была заперта. Монтальбано попал как раз на тот день недели, когда в баре «У Маринеллы» выходной. Он припарковался и стал ждать. Через несколько минут появилась двухместная машина красного цвета, плоская, как камбала. Ингрид открыла дверцу, вышла. Даже в слабом свете фонаря комиссар заметил, что она была лучше, чем он ее себе воображал: длиннющие ноги обтянуты узкими джинсами, белая блузка с вырезом, рукава закатаны, волосы скручены узлом на затылке – настоящая девушка с журнальной обложки. Ингрид оглянулась, заметила темные окна, лениво, но уверенно направилась к машине комиссара, нагнулась к опущенному стеклу, чтобы заговорить с ним. – Ну что, видишь, что я была права? А теперь мы куда, к тебе домой? – Нет, – ответил разозленный Монтальбано. – Садитесь в машину. Женщина послушалась, и машина тут же наполнилась запахом духов, который комиссару уже был знаком. – Куда мы едем? – повторила женщина уже не шутливым, ироническим тоном великосветской дамы. Она почувствовала нервозность спутника. – У вас есть время? – Сколько угодно. – Мы едем туда, где вы будете чувствовать себя как дома, потому что вы там бывали раньше, увидите. – А моя машина? – Заберем ее потом. Они поехали. Через несколько минут, прошедших в молчании, Ингрид задала вопрос, с которого вообще-то следовало начинать: – Зачем ты хотел со мной встретиться? Комиссар уже начал оценивать идею, пришедшую ему в голову, когда он заставил Ингрид сесть к нему в машину, как абсолютно детективную, но, в конце концов, он и был детективом. – Хотел встретиться с вами, поскольку мне нужно кое о чем у вас спросить. – Слушай, комиссар, я ко всем обращаюсь на «ты». Если ты будешь называть меня на «вы», я буду чувствовать себя неловко. Как тебя зовут? – Сальво. Адвокат Риццо сказал тебе, что мы нашли цепочку? – Какую? – Как это какую? С сердечком в бриллиантах. – Нет, он мне не говорил. И потом, я с ним не общаюсь. Наверняка сказал об этом моему мужу. – У тебя что, привычка сначала терять драгоценности, а потом находить их, что ли? – Почему? – А как же иначе? Я тебе говорю, что мы нашли твою цепочку, которая стоит сотню миллионов, а ты и глазом не моргнула? Ингрид тихонько смеялась гортанным смехом. – Дело в том, что я их не люблю. Видишь? И показала ему руки. – Не ношу колец, даже обручального. – И где ты ее потеряла? Ингрид сразу не ответила. «Повторяет урок», – подумал Монтальбано. Потом она принялась говорить безо всякого выражения, и даже ее иностранный выговор не помогал ей лгать естественно. – Мне было любопытно взглянуть на этот выпас… – Выпас, – поправил Монтальбано. – …я о нем слышала. Я уговорила моего мужа отвезти меня туда. Там я вышла, сделала несколько шагов, на меня почти что напали, я испугалась, боялась, что мой муж ввяжется в ссору. Мы уехали. Дома я заметила, что цепочки нет. – И с чего ты ее надела в тот вечер, раз говоришь, что тебе не нравятся украшения? По мне, для поездки на выпас она не то чтоб очень подходила. Ингрид колебалась. – Я ее надела, потому что после обеда встречалась с подругой, которая хотела ее посмотреть. – Слушай, – сказал Монтальбано, – я тебя должен предупредить. Я с тобой разговариваю в качестве комиссара, но неофициальным образом, понятно? – Нет. Что значит «неофициальным»? Я не понимаю этого слова. – Значит, то, что ты мне скажешь, останется между нами. Почему вдруг твой муж выбрал именно Риццо своим адвокатом? – А что, не должен был? – По-моему, нет, по крайней мере если рассуждать логически. Риццо был правой рукой инженера Лупарелло, то бишь главного политического противника твоего свекра. Кстати, ты его знала, Лупарелло? – Так, встречалась. Риццо всегда был адвокатом Джакомо. И я не понимаю ни черта в политике. Она потянулась, закинув руки назад. – Мне скучно. Жалко. Думала, что свидание с полицейским возбуждает больше. Могу я узнать, куда мы едем? Далеко еще? – Почти приехали, – ответил Монтальбано. Как только они миновали поворот Санфилиппо, женщина занервничала, два или три раза искоса взглянула на комиссара, пробормотала: – Имей в виду, здесь никаких баров нет, в этих местах. – Я знаю, – сказал Монтальбано и, замедляя ход, вытащил ту самую сумку, которую раньше сунул за сиденье, где теперь расположилась Ингрид. – Хочу тебе кое-что показать. И положил сумку ей на колени. Женщина, увидев ее, казалось, действительно удивилась: – Как это она к тебе попала? – Твоя? – Моя, конечно, видишь, тут мои инициалы. Открытие, что буквы исчезли, ошарашило ее еще сильнее. – Может, отвалились, – сказала она тихо, но без уверенности. Женщина терялась в лабиринте вопросов, на которые не находила ответа. Теперь что-то начинало ее беспокоить, это было заметно. – Твои инициалы еще тут. Тебе их не видно, потому что здесь темно. Их оторвали, но на коже остался отпечаток. – Но зачем их сняли? И кто? Сейчас в ее голосе слышались тревожные нотки. Комиссар не ответил. Однако он прекрасно знал, зачем это было сделано, – именно затем, чтобы заставить его подумать, будто это сама Ингрид старалась уничтожить все опознавательные признаки. Они добрались до колеи, ведущей к Капо-Массария, и Монтальбано, который только что прибавил скорость, словно собирался следовать по шоссе, резко повернул. Без единого слова Ингрид в мгновение ока распахнула дверцу, ловко выскочила из машины на полном ходу, бросилась бежать среди деревьев. Чертыхаясь, комиссар затормозил, выпрыгнул и бросился следом. Через несколько секунд он сообразил, что ему за ней не угнаться, и остановился в нерешительности: именно в эту минуту он увидел, как она упала. Когда Монтальбано оказался рядом, Ингрид, которая не могла встать, прервала свой монолог на шведском, в котором явно звучали страх и злость, выкрикнула: – Да пошел ты! – и продолжала тереть правую щиколотку. – Поднимайся и кончай заниматься ерундой. Она подчинилась, с усилием встала и оперлась на Монтальбано, который стоял не шелохнувшись, не порываясь ей помочь. Ворота открылись легко, а входная дверь пыталась сопротивляться. – Дай-ка мне, – сказала Ингрид. Она покорно следовала за ним, будто бы смирившись. Но уже приготовила план защиты. – Во всяком случае, там внутри ты ничего не найдешь, – сказала она на пороге с вызовом. Уверенно включила свет, но при виде мебели, видеокассет, прибранной комнаты была видимо поражена, на лбу ее пролегла складка. – Мне сказали… И сразу овладела собой, остановившись на полуслове. Подняла плечи, посмотрела на Монтальбано, ожидая, что он станет делать. – В спальню, – сказал комиссар. Ингрид открыла рот, приготовив банальную остроту, но ей не хватило духу выдать ее. Она повернулась и, прихрамывая, пошла в другую комнату, включила свет, без удивления огляделась, уже готовая к тому, что все окажется в порядке. Уселась в изножье кровати. Монтальбано открыл левую створку шкафа. – Знаешь, чьи это вещи? – Нужно думать, что Сильвио, инженера Лупарелло. Открыл среднюю дверцу. – Это твои парики? – В жизни не носила парика. Когда он потянул на себя правую створку, Ингрид зажмурилась. – Открывай глаза, это бессмысленно. Твои? – Да. Но… – … но их не должно было здесь быть, – договорил за нее Монтальбано. Ингрид вздрогнула. – Ты откуда знаешь? Кто тебе сказал? – Никто мне не говорил, сам догадался. Я вообще-то работаю в полиции, ты забыла? Сумка тоже была в шкафу? Ингрид кивнула. – А цепочка, которую ты якобы потеряла? – В сумке. Однажды мне пришлось ее надеть, потом пришла сюда и здесь ее оставила. Она помолчала, потом долго смотрела комиссару в глаза. – Что все это значит? – Вернемся туда. Ингрид достала из буфета стакан, налила в него до половины виски и, не разбавляя, осушила почти одним духом, потом опять наполнила. – Хочешь? Монтальбано отказался. Он плюхнулся на диван и сидел, глядя на море, уверенный, что при таком слабом свете его не видно через окно. Ингрид подошла и села рядом. – Да, бывало, я смотрела отсюда на море при более приятных обстоятельствах. Пододвинулась немного на диване, положила голову на плечо комиссару. Тот не пошевелился, сразу поняв, что ее движение не имело в себе ничего провоцирующего. – Ингрид, ты помнишь, что я тебе сказал в машине? Что наш разговор неофициальный? – Да. – Открой мне правду. Вещи в гардеробе привезла ты или их подбросили? – Я сама. Могли мне пригодиться. – Ты была любовницей Лупарелло? – Нет. – Как нет? По-моему, ты здесь как у себя дома. – С Лупарелло я переспала один-единственный раз, через полгода после того, как очутилась в Монтелузе. Потом – никогда. Он привез меня сюда. Но так получилось, что мы подружились, по-настоящему. Таких друзей среди мужчин у меня в жизни не было, даже дома. С ним я могла поделиться всем, абсолютно всем, если у меня что-нибудь случалось, он всегда умел меня вытащить, не задавая вопросов. – Хочешь, чтобы я поверил, что в тот единственный раз, когда ты здесь оказалась, ты захватила с собой платья, джинсы, трусики, сумку и цепочку? Ингрид отодвинулась, рассердившись. – Ничего я не хочу. Я не договорила. Через некоторое время я спросила у Сильвио, можно ли мне время от времени пользоваться этим домом, и он мне позволил. Просил только об одной вещи – не попадаться никому на глаза и никогда не говорить, чей это дом. – Когда ты собиралась прийти, как ты узнавала, что хаза свободна и в твоем распоряжении? – У нас был целый ряд условных телефонных звонков. Я всегда держала слово, которое дала Сильвио. Сюда приезжала только с одним человеком, всегда одним и тем же. Она сделала большой глоток и поникла, сгорбилась. – Человеком, который вот так два года насильно вторгается в мою жизнь. Потому что мне вмиг расхотелось. – Вмиг после чего? – После первого раза. Меня испугала сама ситуация. Но он был… как одержимый, он испытывает ко мне, как это говорится… страсть. Только физическую. Каждый день настаивает на встрече. Потом, когда я его привожу сюда, бросается на меня, как дикий зверь, рвет на мне одежду. Вот поэтому я и держу запасные тряпки в шкафу. – Этот человек знает, кто хозяин дома? – Я ему никогда не говорила, и к тому же он никогда меня об этом не спрашивал. Знаешь, он меня не ревнует, только хочет мной обладать, ему всегда мало, в любой момент готов на меня кинуться. – Понятно. А Лупарелло в свой черед знал, кого ты приводила сюда? – То же самое, он у меня никогда не спрашивал, а я ему не говорила. Ингрид поднялась. – Мы не можем пойти поговорить где-нибудь в другом месте? А то этот дом теперь меня угнетает. Ты женат? – Нет, – ответил Монтальбано удивленно. – Пошли к тебе. – И улыбнулась, но невесело. – Я же тебе говорила, что этим все кончится, разве нет? |
||
|