"Горячие и нервные" - читать интересную книгу автора (Андерсон Сьюзен)

Глава 26

Джон смотрел на Джареда, который не сводил глаз с роскошной груди Ди-Ди, отчетливо проступавшей сквозь прозрачную ткань ночной рубашки. Она, очевидно, выписывала белье из Голливуда, так как оно скорее подчеркивало женские прелести, нежели скрывало их; глаза подростка, казалось, стали величиной с блюдце.

Он был так поглощен открывшимся ему зрелищем, что Джон не смог удержаться от легкой улыбки.

— Закрой рот, а то ворона влетит, — сухо заметил он. — Мы пришли сюда не для того, чтобы ты пялился на нее. А вы, — обратился он к вдове Форда, — накиньте что-нибудь. Я думаю, вы уже образовали Джареда, и для одного утра вполне достаточно.

— Неправда, — возразил Джаред, его взгляд жадно ловил каждый изгиб тела мачехи. — Я не прочь еще посмотреть.

Но Ди-Ди, усмехнувшись, взглянула на Джона, пожала плечами и удалилась в свою комнату, шлепая голыми ступнями по паркету.

— Черт побери! — восхищенно воскликнул Джаред. — Она сзади так же хороша, как и спереди. — Он провожал Ди-Ди жадными глазами, пока та не скрылась из виду. Затем повернулся и легонько ткнул Джона локтем в бок. — Вы это видели? Она специально так вышла, хотела посмотреть, какое впечатление произведет на вас. — Круто развернувшись, он засунул руки в карманы, чтобы скрыть свое возбуждение. — Она даже не обратила внимания на то, что сделала со мной…

— Тебе семнадцать, Джад. — Джон по-свойски подтолкнул парнишку плечом, прекрасно понимая, что во все времена подростковое вожделение не давало покоя юношам. — Если бы ты не реагировал на подобные предложения, твое дело было бы швах, парень.

— Понятно. Но вы ведь тоже мужчина, и притом не старый. Так почему…

— Хм… — Джон улыбнулся. — Не старый? Это только так кажется, я едва скриплю…

— Не прикидывайтесь, лучше скажите: почему на вас это не подействовало?

— Черт… Если бы я знал! Не скажу, чтобы я не испытывал того же, что и ты. Много лет назад вид обнаженной женщины приводил меня в экстаз.

— О Господи, только не это! — замахал руками Джаред и улыбнулся. Сейчас он казался более беззаботным, чем привык видеть его Джон. — Наверное, я не смогу спокойно смотреть на обнаженных девушек, пока не оторвусь по полной программе, как вы.

Несколько минут спустя вернулась Ди-Ди, одетая в кимоно из алого шелка. Джон заметил, что она успела причесаться, подкрасила ресницы и губы.

— Ну вот, джентльмены, — сказала она, глядя на них без улыбки, — что я могу сделать для вас?

— Вчера мы узнали, что Форд перевел свои президентские премиальные за последний год в чеки на предъявителя. Но они не упоминаются в описи его имущества. И прежде чем мы сообщим в полицию, нам бы хотелось убедиться, что в доме их нет. В связи с этим обстоятельством мы просим позволения осмотреть ваши апартаменты.

Она равнодушно пожала плечами и отступила от дверей, пропуская их в комнату.

— Ради Бога… — Понимая, насколько безразлично это прозвучало, она изобразила печальную гримасу. — Я была не в состоянии прикасаться ни к чему, что связано с дорогим для меня человеком, поэтому все осталось так, как было при Форде. Можете начать отсюда, если хотите. Я пойду оденусь.

На этот раз Джаред, проводив ее взглядом, не выказал восхищения.

— Мне такие не нравятся, — заявил он. — Она какая-то двуличная. Не поймешь, что у нее на уме. То она говорит, что жуть как любила моего отца, то ведет себя так, будто ей все равно, что он умер.

— Да, она непоследовательна, этого не отнимешь. Я пока не смог узнать подробности ее жизни. Мне кажется, она из тех людей, которые стремятся все время быть в центре внимания. — Джон указал на маленькое бюро в углу комнаты: — Что, если ты начнешь с него? А я пока сниму книжки с полок и проверю, нет ли там того, что мы ищем.

— Идет, — кивнул Джаред, но в какой-то момент остановился и посмотрел на Рокета. — А как они выглядят, эти чеки?

— Хороший вопрос. — Джон вытащил копии чеков из кармана и протянул юноше. — Вот. Это копии, которые вчера вечером передала мне Терри Сандерс, исполнительный директор Форда Гамильтона.

— Вот незадача… — вздохнул Джаред — Проще найти иголку в сене. Что ж, придется попотеть…

Тем не менее он внимательно изучил копии, и на Джона произвели впечатление и старательность юноши, и желание продолжить неблагодарную работу, когда полтора часа спустя они закончили поиски в гостиной и собирались продолжить в спальне. Ди-Ди уехала в клуб, предоставив им полную свободу действий, и Джаред начал осматривать свой участок без особого воодушевления.

Вместе они подняли огромный матрац, чтобы посмотреть, не скрывается ли что-то под ним, когда смежная дверь отворилась и на пороге появилась Виктория.

— Джон!

В ее голосе звучала такая паника, что мужчины невольно обменялись тревожными взглядами и опустили матрац.

Прежде чем Джон вышел из-за кровати, Виктория уже подлетела к нему. Ее глаза бешено сверкали.

— Джон, о Боже, Джон! — По ее щекам потекли слезы. — Эсме пропала.

Изнемогая от страха, Виктория могла только стоять посреди комнаты, тяжело дыша и паникуя. Она видела, как Рокет обогнул кровать и, сделав несколько больших шагов, остановился перед ней.

Он крепко взял ее за плечи.

— Объясни, что значит «пропала»?

— Это значит, что ее нет там, где она должна быть! — Голос Тори был близок к истерике. — Ее нигде нет! Понимаешь?

— Окей, ш-ш… прости, это был глупый вопрос. Дыши поглубже, дорогая. И позволь мне спокойно все обдумать. Это ведь и моя дочь тоже. — На смену участливой интонации пришли холодные властные нотки. — Когда ты видела ее в последний раз?

Эта неожиданная перемена заставила ее заморгать, глотая слезы, а вместе с ними и тот ужас, который мешал ей сконцентрироваться.

— Примерно в начале десятого, — сказала она. — Ей надоело принимать участие в наших поисках, поэтому я отправила ее к Хелен.

— И Хелен обнаружила, что ее нигде нет? Когда именно?

— Я не знаю, может, двадцать минут назад. — Она покачала головой. — По крайней мере тогда она сообщила мне, а до этого искала Эсме сама.

— Они занимались чем-то необычным до того, как девочка исчезла?

— Нет. Хелен говорит, что они играли в куклы, а потом Эсме разговаривала по телефону с Ребеккой. Закончив разговор, сказала, что пойдет ко мне…

— И она отпустила ее? — недовольно произнес Джон, качая головой.

— Конечно, отпустила, она же в своем доме и пошла к своей матери.

Он сильнее сжал ее плечи.

— Перечисли все те места, где ты искала ее.

— Везде в доме, включая кухню и комнаты Мэри и Барбары. Мы даже цокольный этаж осмотрели, несмотря на то что Эсме по своей воле никогда бы не пошла туда. Я обшарила всю мастерскую и обошла все места за домом, где позволяла ей играть, с тех пор как журналисты атаковали ворота.

— А у ворот ее нет?

— Нет, я сто раз говорила ей, чтобы она не ходила туда… — Внезапно она замерла, не закончив фразу. — О Господи, как же это мне не пришло в голову? Конечно, это может быть очень привлекательно для нее. — Прервав разговор, она бросилась к дверям.

Он догнал ее, когда она была наверху лестницы. Но когда она спустилась в холл, он, опередив ее, уже вышел из дома и направился к воротам. Расстояние между ними увеличилось, когда он вдруг сошел с дороги и углубился в рощицу из старых дубов и сосен, окружавших небольшую лужайку.

Джону пришлось замедлить ход, чтобы не натыкаться на деревья. Он чередовал глубокие вдохи и выдохи, пытаясь утихомирить бешено стучащее сердце. Господи, он едва мог справиться с дыханием и, к своему ужасу, понял: им овладела паника ничуть не меньшая, чем Тори.

Нельзя позволять чувствам взять над тобой верх, он прекрасно знал непродуктивность подобного поведения. Поэтому он сказал себе, что это не шок, а просто маленькое отклонение от его обычно уравновешенного состояния.

Определить проблему и найти ее решение — вещи сугубо разные. И тут не существует никаких стандартов. Это касалось его ребенка, его маленькой дочери, которую он должен найти.

И тогда он заставил себя остановиться, восстановить дыхание и прислушаться.

И вскоре он услышал то, что должен был услышать раньше, если бы не поддался волнению… Приглушенный мужской голос, что-то тихо говоривший, скорее всего где-то около стены, окружавшей поместье. Крадучись, Джон двинулся в том направлении. Но не сделал и сотни шагов, как невнятное бормотание превратилось в отчетливые слова.

— Эй, малышка, — услышал он притворно ласковый шепот. — Посмотри-ка сюда. Тебя зовут Эсме, правильно? Ты такая славная девочка! Давай-ка посмотри в камеру.

Джон ощутил, как кровь закипает в жилах, и, сжав до скрипа зубы, пошел прямо на этот заискивающий голос. Деревья здесь росли гуще, и ему приходилось продираться сквозь заросли; но вот они расступились, образуя небольшую лужайку. И здесь, на залитом солнцем кусочке земли, примыкавшем к окружавшей поместье стене, он увидел мужчину среднего возраста, одетого в белую рубашку и черный комбинезон. Он нацелил объектив камеры на Эсме, которая стояла перед ним, боясь шевельнуться от страха. Пытаясь подольститься к девочке и выдавить из нее улыбку, репортер снимал кадр за кадром.

Первым желанием Джона было оторвать этому мерзавцу голову. Он уже готов был исполнить свое намерение, но остановил себя, подумав, что может испугать Эсме. Он вздохнул поглубже, потому что ему меньше всего хотелось, чтобы его дочь стала свидетельницей жестокости со стороны человека, которому она доверяла. До него донеслись голоса Виктории и Джареда, которые звали Эсме, но ни девочка, ни репортер не обращали на них внимания. Услышав, что они на подходе, Джон остановился в нерешительности, не зная, что лучше: вырвать дочь из рук врага, подобно Рембо, или все же не торопить события?

На самом деле выбора не было. «Руки врага» были не так уж опасны, а любое агрессивное действие с его стороны могло только напугать Эсме. Нагнувшись, он продолжал перебежки от дерева к дереву, пока не подобрался совсем близко к девочке.

— Эс, — позвал он тихо.

Она подняла голову и повернулась, ее большие темные глаза пытались разглядеть его в тени деревьев.

Все еще пригнувшись, он чуть-чуть высунулся из-за ствола, так, чтобы она могла увидеть его, и протянул руки ей навстречу:

— Иди к папе, детка.

— Волки! — процедила она сквозь зубы и бросилась к нему. Она упала в его объятия как раз в тот момент, когда Виктория и Джаред появились на поляне. Джон выпрямился, держа Эсме на руках, и она крепко обхватила его за шею. — Мама! — Эсме потянулась к матери.

Репортер чертыхнулся и стал бочком отходить сторону.

— О нет, придется задержаться, — покачал головой Джон. Он передал Эсме матери и дал знак Джареду увести их отсюда. Джаред мгновенно его понял, предоставив Джону возможность самолично разобраться с фотографом, пытавшимся улизнуть.

Он схватил его как раз в тот момент, когда папарацци собирался перелезть через стену. Ухватив за рубашку, Джон спустил его вниз. Камера ударилась о землю, когда тот приземлился, и, наклонившись, Джон взялся за длинный объектив. Без особых церемоний он стащил камеру через голову репортера.

Мужчина, стоя на четвереньках, стал отползать к стене. Джон, нацепив камеру себе на шею, одной рукой ухватил папарацци за рубашку на спине, другой — за ремень на брюках. Парень жалобно вскрикнул, но Джон, не обращая внимания, приподнял его над землей и ударил о стену.

Шум привлек внимание остальных репортеров, они сгрудились по другую сторону ворот, пытаясь разглядеть, что происходит. И тогда Джон поднатужился и перебросил незадачливого фотографа через ограду.

Папарацци рассыпались в стороны, когда их товарищ приземлился у их ног, и Джон обвел всех соответствующим взглядом.

— Следующий, кто посмеет перелезть через забор, будет наказан покруче, чем ваш приятель, — сказал он, снимая с себя камеру. Держа ее за ремешок, он размахнулся и что было силы ударил о стену. И улыбнулся с удовольствием, когда она разлетелась на мелкие кусочки.

— Сукин сын, — проворчал фотограф срывающимся голосом, который был на несколько октав выше, чем когда он уговаривал Эсме улыбнуться в камеру. — Вы посягнули на частную собственность. Я подам на вас в суд…

— О, сколько угодно! — осклабился Джон. — А я, в свою очередь, подам иск за нарушение границ частного владения и постоянное беспокойство… Или мне стоит позвать полицию и заявить, что ты пытался украсть ребенка? Я видел, как ты обхаживал ее, пытаясь уговорить пойти с тобой. — Не обращая внимания на возражения фотографа, Джон подключил к разговору остальных. — Молите Бога, чтобы разбитая камера была вашим самым большим несчастьем. Вам не поздоровится, если я замечу кого-нибудь из вас рядом с моей дочерью. Никто не посмеет обидеть моего ребенка и уйти безнаказанно.

Его взгляд снова вернулся к мужчине, который только что позволил себе это, и теперь пламя, вспыхнувшее в его темных глазах, не сулило ничего хорошего.

— Ты еще легко отделался, — сказал он спокойно. — Но если бы хоть один волосок упал с ее головы, я свернул бы тебе шею не колеблясь.

Не обращая внимания на град вопросов и беспрерывное щелканье камер, он повернулся и зашагал к дому.

Дойдя до границы лужайки, он увидел Викторию, бегущую к нему навстречу, и неожиданно опомнился, сообразив, что только что во всеуслышание признал Эсме своим ребенком. Тихо пробормотав проклятие, он ускорил шаг, чтобы они могли поговорить наедине, пока Джаред с племянницей на плечах не подошел к ним.

— Как Эсме? — спросил он, когда Тори поравнялась с ним.

— Нормально. Конечно, она испугалась, когда незнакомый мужчина заговорил с ней, но она обладает детской способностью быстро забывать плохое. А как ты? — Она тронула его за плечо. — Ты выглядел очень воинственно, когда мы оставили тебя разбираться с ними. Ты в порядке?

— Да, но вообще-то есть новости как плохие, так и хорошие. Хорошая: ты оказалась права.

Она непонимающе заморгала.

— Это приятно слышать, но в чем именно?

Он колебался секунду-другую. Но не мог не сказать о тех чувствах, которые охватили его на поляне.

— А в том, что я понял, что никогда не смогу обидеть ребенка. Происшествие с Эсме доказало это как нельзя лучше. Тори, я действительно был готов оторвать этому парню голову. Но вовремя сообразил, что подобными действиями еще больше испугаю Эсме; и то, что я сначала подумал о ней, означает только одно: я могу держать свои действия под контролем, когда дело касается ребенка. Значит, слава Всевышнему, я не такой уж пропащий, как мой отец.

— Я же говорила тебе! — горячо воскликнула она. Затем выражение ее лица смягчилось, и она пробежала пальцами по вздутым венам на его руке. — Я рада, что ты наконец понял это. Значит ли это, что ты готов официально признать свою дочь?

— Да, но есть и плохая новость. — Он секунду изучал ее лицо, ругая себя за то, что сделал. Но теперь уж ничего не исправить. — Я во всеуслышание признал, то есть объявил публично, что я ее отец.

— Как?

— Когда я перебросил фотографа через стену, он так раскричался, что все его приятели собрались у ворот. И тогда я сказал им всем — пусть радуются, что я не свернул ему шею за приставания к моему ребенку.

— Скажи, ради Бога, они не сняли этот момент? — Она в ужасе смотрела на него. — Подожди, может, они решили, что ты сказал это… образно? Ну вроде: «Я собираюсь жениться на ее матери, и поэтому ее дочь — моя дочь»? Но, Господи, Джон, если они вздумают копнуть поглубже…

Ее очевидное желание сохранить в тайне его отцовство больно ударило по его самолюбию, и радость по поводу того, что гены Мильонни все-таки не дали о себе знать, моментально потускнела. И в этот момент для него вдруг стало совершенно очевидно, что его чувство к Виктории намного глубже, нежели просто сексуальное влечение. Оказывается, он долгое время обманывал сам себя. Хотя даже тогда, когда все только начиналось, он понимал, что его чувство к ней отличается от всего, что он испытывал к другим женщинам. Но его имидж сформировался еще до встречи с ней, и в глубине души он боялся, что ему никуда не уйти от своего происхождения и он всегда будет недостаточно хорош для нее.

Она не отрицала, что была в ужасе от его признания. Как! Теперь все узнают, что он отец Эсме! Видно было, что она просто в шоке. И этот факт больно задел его. Господи, значит, это любовь? И от этого ему стало еще больнее.

Его спина выпрямилась по-военному. «А чего ты ожидал, идиот? Еще накануне ты прекрасно понимал, что такая женщина, как Тори, которая привыкла вращаться в высших кругах, никогда не свяжет свою судьбу с парнем вроде тебя». Все его нутро завязалось в тугой узел, но ему удалось кивнуть:

— Боюсь, они уже сделали это. — Он развел руками.

— Мы должны сказать Эсме до того, как узнают остальные.

— Что ж… Похоже, я уже сделал это. Я не помню, что точно сказал ей, но, кажется, что-то вроде «иди к папе».

— Она могла воспринять это как часть нашей игры в помолвку, — с надеждой проговорила Виктория. — Потому что ни слова не сказала мне об этом.

«Да, конечно. Наверное, она, как и ее мать, также ужаснулась от мысли, что я могу войти в ее жизнь», — не без горечи подумал он. Понимая, что это судьба и слишком поздно влезать в сложившуюся жизнь матери и дочери, он заставил себя произнести с профессиональным хладнокровием:

— Как вы говорили, мэм, «мы скажем ей вместе».

— «Мэм»? — Ее рот приоткрылся, она криво улыбнулась, давая понять, что оценила его шутку. — Тебе не кажется, что стадию «мэм» мы уже прошли?

— Возможно, но, очевидно, не настолько, насколько я думал. — Эсме и Джаред были всего в нескольких шагах от них, поэтому он не стал продолжать и просто посмотрел на нее.

Виктория ответила ему взглядом, полным сомнений.

— С тобой все в порядке, Джон?

— Да, черт возьми, — парировал он. — Я в полном порядке. Абсолютно.