"День «Д». 6 июня 1944 г." - читать интересную книгу автора (Ambrose Stephen)

Рядовой Джеймс Идс из 82-й дивизии приземлился со своим парашютом в огромную кучу навоза (характерная деталь ландшафта Нормандии). По крайней мере это была действительно «мягкая посадка». Из фермерского дома вышли три немецких солдата и побежали к нему. «Вот черт, – сказал он себе. – Из огня да в полымя! Сначала отхожее место, а теперь еще и это!» Его винтовка все еще была пристегнута к груди. Он не мог быстро высвободиться из своей «сбруи» (в британских воздушно-десантных войсках имелось специальное приспособление для мгновенного сбрасывания амуниции, американцам же приходилось возиться с каждым ремнем). Идс выхватил пистолет и сразу же уложил двух солдат, третий продолжал бежать. У Идса оставался один патрон, и он ждал, когда немец приблизится, а потом выстрелил в него с двух шагов.

Идс так и не успел скинуть с себя амуницию, когда по нему открыли пулеметный огонь.

– Черт, – воскликнул он, – похоже, все фрицы ополчились против меня, рыжего, перепуганного солдатика!

Пули прошили полевую сумку с провиантом. Идс попытался зарыться в навоз. Потом раздался взрыв, и стрельба прекратилась. Он высвободился и вышел на поле. Сзади послышался какой-то шум, Идс решил испробовать свой «сверчок», и ему тут же ответили двойным щелчком.

«Я готов был расцеловать того парня, – вспоминает Идс. – Первое, что он сказал:

– Я пристукнул этих фрицев за пулеметом одной гранатой, но взрывом сорвало каску, и я не могу ее найти.

Потом он принюхался и воскликнул:

– Господи, как от тебя воняет!»

Десантников 82-й дивизии, высаживавшихся западнее Сент-Мер-Эглиза у реки Мердере, ожидали серьезные трудности. Роммель распорядился открывать при высоком приливе шлюзы в устье реки ниже Карантана и закрывать их при отливе, чтобы затопить долину. Над водой выросла трава, и аэрофотосъемка не смогла зафиксировать подготовленную немцами ловушку. Глубина небольшая, всего около метра, но достаточная для того, чтобы перегруженный парашютист захлебнулся и утонул.

Рядовому Порселле особенно не повезло. Он опустился прямо в реку и с головой ушел под воду. Ему приходилось подпрыгивать, чтобы глотнуть воздуха. «Сердце так колотилось, что я думал – вот-вот разорвется, – говорит бывший десантник. – Я взмолился: Господи, не дай мне утонуть в этой чертовой реке!» Порселла нагнулся, чтобы снять с ног ремни, но пряжку заело. Он подпрыгнул, чтобы подышать, и вдруг его осенило: если стоять на цыпочках, то нос можно держать над водой.

Немного успокоившись, Порселла решил перерезать ремни. Он подпрыгнул, сделал глубокий вдох, погрузился в воду и вытащил нож из правого ботинка. Парашютист вынырнул, глотнул побольше воздуха, наклонился, воткнул лезвие между ногой и ремнем и попытался его перепилить.

«Но ремень не поддавался, – вспоминает Порселла. – Я уже по-настоящему запаниковал. От страха сердце стало биться еще сильнее. Мне хотелось кричать и звать на помощь, но от этого могло стать еще хуже. И я сказал себе: «Думай! Ты должен думать! Почему нож не режет, он ведь острый, как бритва!»

Порселла снова подскочил, чтобы подышать, и успел выговорить:

– О Дева Мария!

И тут до него дошло, что он пытался перерезать ремень обратной стороной ножа. В одно мгновение Порселла освободился от парашюта.

Стало легче. Но все еще тянули вниз сумка с провиантом и фугас. Через секунду и они исчезли. Осторожно переступая по дну, Порселла нашел место, где вода была ему по грудь. Только тогда он обратил внимание на то, что его обстреливают с берега из винтовок и пулеметов. «Нас к таким вещам на учениях не готовили», – подумал десантник.

Неожиданно в небе возникло огромное оранжевое пламя. Подбитый прямым попаданием «С-47» огненным шаром падал на землю.

– Боже мой, – закричал Порселла, – он же валится прямо на меня!

Самолет издавал страшный звук, похожий на ржание умирающей лошади. Порселла попытался бежать, но «С-47» уже рухнул в воду у него за спиной. Снова наступила темнота.

Порселла двинулся к берегу. Вдруг послышалось:

– Вспышка!

Парашютист не верил своим ушам: «Мне казалось, что только я один попал в такой переплет». Он узнал голос. Это был его приятель Дейл Кебл. Порселла протянул правую руку, чтобы дотронуться до Кебла, но тот теперь уже проорал «Вспышка!» и снял с предохранителя «М-1». Дуло покачивалось всего в нескольких сантиметрах от лица Порселлы. Десантник помнил ответ и закричал:

– Гром!

Вместе они, взбалтывая ногами воду, отправились на поиски других парашютистов. Наконец им удалось выбраться на сушу.

Лейтенант Ралф Де Уиз из 508-го полка упал спиной в запруду, где глубина была не более метра. Прежде чем он успел освободиться от парашюта, купол вздулся от ветра и потащил его по воде. Тяжелое снаряжение (запасной парашют, винтовка, мина, полевая сумка) не давало развернуться лицом вверх. Одна стропа прижала каску, которая к тому же крепилась к подбородку ремешком. Лейтенант не мог от нее избавиться, и его голова все время находилась под водой. Парашют проволок его несколько сот метров.

«Несколько раз мне приходила мысль бросить все, открыть рот и утонуть, – писал потом матери Ралф Де Уиз. – Но ветер дергал парашют, голова на какой-то момент выскакивала на поверхность, и я хватал воздух. Должно быть, я наглотался много воды, потому что два дня не мог пить».

Последним усилием воли лейтенант достал траншейный нож и обрезал стропы. Вокруг свистели пули, но он не обращал на них никакого внимания.

Де Уиз все-таки выбрался на берег и встретил своих однополчан. На дороге он приметил двух французов и спросил их, видели ли они американцев. Те не могли его понять. Тогда он показал на американский флаг на своем рукаве. Один из французов радостно кивнул, извлек из кармана пачку сигарет «Лаки страйк» и махнул рукой вдоль дороги. «Я был так счастлив увидеть эти сигареты», – говорил лейтенант.

(О своих переживаниях в день «Д» Де Уиз написав матери спустя два месяца, находясь в Англии. Самое ужасное, по его словам, было то, что у него не осталось сухих сигарет, но ему не хотелось лишать «Лаки страйк» француза. Де Уиз добавляет, что в карманах у него было полно мелкой рыбешки.)[40]

Рядовой 508-го полка Девид Джонс тоже покинул самолет над районом затопления. Он опустился на самом краю запруды, купол застрял на дереве, и Девид вытянул себя из воды с помощью строп. Когда десантник оказался на суше, перед ним возникла другая проблема. Еще в Англии после учений он зашел в придорожный паб и «крепко» подрался с одним парашютистом. Когда их разняли, тот пообещал, что «надерет ему задницу» в Нормандии. И теперь, «представьте себе, – рассказывает Джонс, – первый человек, которого я встречаю в этих топях, – тот самый парень. Он разглядел меня, когда уже наставил свой пистолет-пулемет. Мы обнялись, хлопая друг друга по спине, порадовались тому, что нам пока как-никак, а везет».

36 парашютистов 82-й дивизии утонули в эту ночь. В отчете об операции, подготовленном 25 июля 1944 г., отмечалось, что «один отряд десантников из 507-го полка до сих пор не найден». 173 человека сломали ноги или руки во время приземления, 63 – захвачены в плен.

Большинство американцев попадали в плен до того, как им удавалось освободиться от амуниции. Так случилось и с рядовым Полом Бучеро, индейцем из Луизианы. Его привезли на командный пост, где допрашивали заключенных. Немецкий капитан, говоривший по-английски, требовал, чтобы ему сказали, сколько американских парашютистов высадилось в этом районе.

– Миллионы, – ответил один из «джи-айз». Рассерженный капитан с таким же вопросом обратился к

Бучеро. С заметным индейским акцентом Пол сказал:

– Только я один.

Рассвирепев, капитан приказал американцам заложить руки за голову. Их вывели в сопровождении охраны. По непонятной причине немецкий сержант открыл огонь по пленным из автомата.

«Я до сих пор помню, как он выглядел, – говорит Бучеро. – Низкий, но тяжелого телосложения. Суровый взгляд. Но самая примечательная черта – шрам на правой стороне лица».

Бучеро пуля ранила у левого колена. «Я почувствовал, как будто меня ужалила пчела», – добавляет Пол.

Сержант угомонился, и пленные двинулись дальше. Бучеро старался не отставать, несмотря на боль и накопившуюся в ботинке кровь. И все же он свалился на землю.

Пол рассказывает:

«Надо мной склонился фриц и перевернул меня на спину. Он взвел курок и приставил дуло винтовки к моей голове. Я быстро-быстро начал читать про себя молитву. Но вместо того чтобы нажать на спусковой крючок, немец захохотал и предложил мне американскую сигарету. Возможно, мне следовало выразить благодарность за то, что он сохранил мне жизнь. А я ощущал дикую злобу из-за физического и морального унижения. Меня душила ненависть, и я только мечтал о том дне, когда смогу отомстить немцам»[41].

Лейтенант Бриан Воден, хирург 508-го полка, провел время в плену с пользой. Около 3.00 на фермерский дом, превращенный в медпункт, где он оказывал помощь раненым, напали немцы. Лейтенант налепил на свою каску красный крест и выставил ее на длинной палке в дверь. Стрельба прекратилась, и немцы перевели раненых американцев в свой военный госпиталь. Боден вспоминает, что «немецкий медицинский персонал отнесся к нашим врачам как к друзьям». Доктора работали бок о бок несколько недель. Хирург считает пребывание в качестве пленника в 91-м полевом лазарете «весьма интересным». Он перенял опыт немецких медиков и научил их американским методам[42].

Германская противовоздушная оборона встретила союзническую авиационную армаду достойно. Но действия немцев против парашютистов на земле отличались неуверенностью и нескоординированностью. Отчасти это можно объяснить тем, что все дивизионные и большинство полковых командиров находились в Ренне на штабных учениях. Были и другие причины. Главная из них, как ни странно, – это то, что не была обеспечена высадка десантов в строго обозначенных зонах. К 1.30 штаб немецкой 7-й армии располагал сведениями о сбрасывании парашютистов в районах к востоку и к северо-западу от Кана, в Сен-Маркоф и Монтебуре, по обе стороны реки Вир, на восточном побережье Котантена и в других местах. Но в ходе операции так и не прояснились зоны высадки, не произошло и концентрации сил: два парашютиста здесь, четыре – там, полдюжины – где-нибудь еще.

Немцев также сбили с толку ложные десанты манекенов, сброшенные группами Авиационной службы специального назначения капитана Фута. Один отряд «парашютистов» появился в полночь между Гавром и Руаном. Комендант Гавра направил в штаб 7-й армии тревожную телеграмму, которую передали и в Берлин. В ней сообщалось о том, что городу угрожает крупное подразделение противника, высадившееся с самолетов. Вторая группа спустила манекены и начала крутить пластинки с записями перестрелки на юго-востоке от Изиньи. Немецкий резервный полк численностью 2000 человек, дислоцированный в этом районе, в течение нескольких часов 6 июня прочесывал леса в поисках «большого отряда» парашютистов, которых там не было. Маленькая по масштабам операция завершилась чрезвычайно важным для союзников успехом.

Немцы не знали, что происходит: реальное вторжение, серия разрозненных рейдов, поддержка отрядов Сопротивления или отвлекающий маневр перед высадкой в Па-де-Кале. И хотя обстреливался каждый проходящий самолет, они не могли оценить реальную угрозу. То тут, то там местные ротные командиры посылали дозоры проверить очередные сообщения о парашютистах, но солдаты вермахта по большей части оставались в бараках. Доктрина Берлина – контрнаступление против любого нападения – в эту ночь не действовала.

В сфере коммуникаций в Нормандии немцы обладали несомненным преимуществом. Американских парашютистов инструктировали: если у них не будет никаких других дел, то они по крайней мере могут заняться разрушением линий связи. За многие годы нацисты наладили надежную телефонную и кабельную сеть. Но с 1.00 6 июня она начала давать сбои. Десантники, действуя поодиночке или группами, гранатами подрывали телефонные столбы, перерезали ножами провода, изолируя немецкие подразделения, раскиданные по деревням.

Около 1.30 офицер по связи в штабе 6-го парашютного полка принял донесение, в котором сообщалось, что десантники противника высаживаются в окрестностях Сент-Мер-Эглиза. Полковник Хейдт попытался передать информацию генералу Марксу, но телефонная линия уже не работала.

Чаще всего провода перерезались по мере возможности или необходимости. Но были и особые, требовавшие специальной подготовки операции. Подполковник Роберт Уолвертон, командир 3-го батальона 506-го полка, получил задачу вывести из строя стратегически важные коммуникации между Карантаном и немецкими войсками на Котантене. Он поручил выполнить задание капитану Шеттлу из роты «И». Шеттл сказал, что ему необходимо знать точное местоположение. В конце мая разведка вывезла из Карантана в Англию участника Сопротивления, который показал, где закопаны линии связи, и люк, через который к ним можно подобраться.

Через полчаса после приземления Шеттл собрал 15 человек из своей роты. Они нашли люк, заложили в него взрывчатку и подорвали коммуникации. (Многие годы спустя офицер из германского 6-го парашютного полка сказал Шеттлу, что немцы были крайне поражены тем, как быстро американцам удалось уничтожить главный узел связи.)

Полковник Хейдт командовал 6-м парашютным полком. Он был профессиональным военным, прошедшим через бои в Польше, Франции, России, на Крите, в Северной Африке. Командный пост Хейдта располагался в Перье, батальоны рассредоточились до Карантана. В 0.30 он поднял своих людей по тревоге, но из-за противоречивости сообщений о высадке десантников по всему полуострову ему ничего не оставалось, как держать войска в боевой готовности. Полковнику нужно было срочно переговорить с генералом Марксом, а связь так и не работала.

Один из взводов Хейдта, расквартированный в деревне недалеко от Перье, устроил вечеринку. Рядовой Вольфганг Герицлеер рассказывает: «Вдруг вбегает рассыльный и кричит:

– Тревога! Тревога! Вражеские парашютисты!

Мы посмеялись и сказали ему, чтобы он так не волновался. Пригласили: посиди с нами и выпей кальвадоса. Но тут небо заполнилось самолетами. Это нас сразу отрезвило. Через минуту со всех сторон шли солдаты. Картина напоминала встревоженный пчелиный улей».

Собрать 3500 человек, служивших в 6-м парашютном полку, было непросто. Их расселили почти по всей округе. Для перевозки солдат имелись всего 70 грузовиков, большинство из которых выглядели как музейные экспонаты, а не как действующие транспортные средства. Причем 50 машин были совершенно разных моделей, поэтому их было невозможно обеспечить запасными частями. Элитным частям Хейдта предстояло идти в бой пешком. И без особо тяжелых вооружений, только с оружием, которое можно унести на руках. Когда полковник запросил в генеральном штабе тяжелые минометы и противотанковые орудия, ему с усмешкой сказали:

– Что вы, Хейдт, десантнику достаточно одного ножа.

Тем не менее немецкие парашютисты-десантники чувствовали себя уверенно. «Честно сказать, мы не испытывали страха, – вспоминает Герицлеер. – Мы были убеждены в том, что все утрясется за несколько часов, поэтому никто из нас не взял с собой ничего из личных вещей. Только оружие, боеприпасы и немного еды».

На востоке, где высаживались британские и канадские десантники, немцы тоже вели себя нерешительно, но не столько из-за действий союзников, сколько вследствие неразберихи в собственном командовании. Роммель полагался на 125-й полк Ганса фон Люка 21-й бронетанковой дивизии, который, по его мнению, мог ответить контрнаступлением на любое вторжение в районе реки и канала Орн. В 1.30 Люк получил первые донесения о парашютистах. Он незамедлительно поднял по тревоге полк, и через час экипажи стояли возле своих танков и бронемашин с заведенными моторами.

Люк давно ждал этого момента, знал, в каком направлении двигаться – к мосту через канал Орн, задачу – отбить его у майора Говарда, проработал альтернативные варианты действий. Но полковник не имел права дать команду. Танками распоряжался Гитлер, а фюрер в это время спал. Спал и Рундштедт. Генерал Долльманн находился в Ренне, а генерал Фехтингер – в Париже. Штаб 7-й армии не мог понять, что происходит.

В 2.40 исполняющий обязанности командующего группой армий «Запад» (Рундштедта) заявил:

– Противник развернул операцию, не имеющую принципиального значения.

Начальник штаба ответил:

– Ничего не может быть более серьезного, чем это наступление.

Его мнение осталось незамеченным. Люк не сомневался в серьезности намерений союзников. Спустя 40 лет в интервью он говорил: «Я считал, что необходимо контратаковать до того, как британцы закрепятся в обороне, до того, как их воздушные десанты высадятся, а военно-морские силы доставят на берег пехоту. Мы знали местность и могли без особых проблем прорваться к мостам». Если бы полковник Люк осуществил свой замысел, то майору Говарду пришлось бы туго. В его роте имелись лишь несколько ручных противотанковых гранатометов «Пиат». Но полковник не мог принимать решения по собственной инициативе. Поэтому он бездействовал – офицер высокого ранга в дивизии, которая, по расчетам Роммеля, должна была сбросить союзнические войска обратно в море, если они вторгнутся в районе Кана. Люк знал, что делать, но его парализовала запутанность в руководстве Третьего рейха.

С 3.00 началась переброска подкреплений десантникам. На левом фланге 69 планеров доставили полк и командующего 6-й воздушно-десантной дивизией генерал-майора Ричарда Гейла. Они сели на поля около Ранвиля, уже очищенные от противника парашютистами, которые высадились двумя часами раньше. Прибыли также джипы и противотанковые орудия.

На правом фланге 52 американских планера спикировали на Йесвиль в 6 км от Сент-Мер-Эглиза. С ними летели войска, джипы, противотанковые орудия и небольшой бульдозер. Бригадный генерал Дон Пратт, помощник командующего 101-й дивизией, находился в ведущем планере. Лейтенант Роберт Батлер пилотировал второй планер. Когда эскадрильи уже приближались к зоне приземления, по ним открыли огонь немецкие зенитки. Буксирные «Дакоты» вынуждены были набирать высоту. Тогда Батлеру и другим пилотам пришлось отделиться от трехсотметровых нейлоновых буксирных тросов и попытаться, петляя в воздухе, осуществить посадку. Немцы посбивали почти все самолеты и планеры.

Для тех же, кто проскочил зенитный обстрел, настоящей проблемой стали нормандские живые изгороди. Поля, которые они окружали, оказались слишком малы для безопасного приземления, а кустарники – намного выше, чем предполагалось. (Недооценка живых изгородей – серьезное упущение союзнической разведки. Вот что говорит по этому поводу сержант Зейн Шлеммер из 82-й дивизии: «Нас никто не информировfk об истинных размерах французских зеленых посадок. Нам, конечно, сказали, что мы будем в стране живых изгородей, но мы думали, что они такие же, как в Англии, вроде небольших заборов, которые легко перепрыгивают охотники за лисами».) В Нормандии посадки достигают высоты 2 м и почти непроходимы. Дороги между ними, как правило, углублены, что предоставляло немцам, по сути, готовые траншеи. Почему разведка упустила из виду такой важный для ведения боевых действий фактор, остается загадкой.

Если пилот держался поближе к земле, то, когда перед его глазами неожиданно возникала гуща кустарников, он старался подняться над ней, терял скорость, падал, и планер разбивался. Если же летчик шел выше, то не успевал сесть на ограниченном пространстве и либо проскакивал дальше, либо врезался в изгородь на другой стороне поля. В любом случае «планирование» заканчивалось трагически. По словам сержанта Джеймса Элмо Джонса, наводчика из 82-й дивизии, обозначавшего посадочные площадки для планеров, он не мог представить себе такой бойни. «Это самое жуткое, что я испытал во время войны», – говорит он.

Идущим впереди лейтенанта Батлера планером управлял полковник Майк Мёрфи. Батлер видел, как по нему ударили зенитки. Погиб Пратт – первый убитый генерал с обеих сторон в этот день, а Мёрфи разбился в живых изгородях, сломав обе ноги.

Сержант Леонард Лебенсон из 82-й дивизии сидел в планере, который задел верхушки живых изгородей, стукнулся о землю, подскочил, прокатился по крыше фермерского дома и врезался в дерево, стоящее напротив. Обломки разлетелись по всему полю, но каким-то чудом пострадал только один десантник.

Лейтенант Чарлз Скидмор на своем планере сел в топи. Он выбрался из воды и сразу же попал под выстрелы. Огонь велся из бункера, в котором находились польские солдаты под началом немецкого сержанта. Лейтенант с десантниками, прибывшими вместе с ним, начали отстреливаться. Затем наступило затишье. Вскоре раздались крики и смех. Поляки вышли из бункера с поднятыми руками. А немецкого сержанта они застрелили.

Рядовой Рейзенлейтер из 508-го полка прятался в поле и слышал, как на другой стороне живых изгородей садился планер, В темноте невозможно было разглядеть, что случилось с пилотом и солдатами. Он крикнул:

– Вспышка!

И в ответ получил целую тираду:

– Пусть вспыхнет твоя задница! Нас убивают, а здесь какой-то дурень черт-те что несет!

Рейзенлейтер не стал вмешиваться, решив, что только американец способен на такие ругательства. (Планерные войска учили: первое, что они должны сделать после посадки, – найти укрытие в лесу или в любом подходящем месте, но ни в коем случае не оставаться на открытом пространстве. Возможно, этим и объясняется грубый ответ Рейзенлейтеру.)

Рядовой 502-го полка Джон Фиццжеральд также наблюдал, как приземлялись планеры. «Сначала вдалеке послышался шум моторов самолетов, – рассказывает он. – Затем все стихло. Потом раздались свист, треск ломающихся ветвей, крики отчаяния. Планеры шли со всех сторон, один за другим. Многие пролетали над полем и врезались либо в лес, либо в фермерский дом, либо в каменные ограды.

В один миг вся округа превратилась в свалку разбитых планеров, оборудования, тел погибших или раненых солдат. Некоторые из них были буквально пригвождены осколками фанеры. Мы организовали временный лазарет и бросились оказывать помощь, но прежде надо было отделить живых от мертвых. Я увидел свисающие из фюзеляжа ноги и попытался вытащить тело из планера, но оно не двигалось. Заглянув внутрь, я ужаснулся: верхнюю часть туловища придавил джип».

На планерах доставлялись и бульдозеры для прокладки посадочных полос. Сержант 508-го полка Зейн Шлеммер говорит, что ему жутко было представить, как «эта груда металла во время крушения наваливалась на пилотов».

82-я дивизия понесла тяжелые потери в ходе планерно-десантной операции. Из 957 человек, отправившихся в ту ночь в Нормандию, 25 погибли, 118 ранены, 14 считаются пропавшими без вести (уровень потерь примерно 16 процентов). 19 из 111 джипов и 4 из 17 противотанковых орудий не подлежали восстановлению.

Если подразделение несет такие потери еще до вступления в бой, значит, кто-то совершил серьезную ошибку. Но вспомним: Ли-Маллори опасался, что число жертв могло составить и 70 процентов, главным образом из-за «спаржи» Роммеля. Однако немецкие «столбы» были врыты беспорядочно, и проблему создавали не они, а живые изгороди. А сохранившиеся джипы и противотанковые орудия впоследствии очень даже пригодились.

К 4.00 американских десантников разметало по всему Котантену. За небольшими исключениями, они перемещались по полуострову врозь. Если не считать 2-й батальон Вандервурта 505-го полка, то большинство парашютистов собирались в группы по три, пять, десять, максимум 30 человек. Они не могли найти сброшенное с самолетов снаряжение, маленькие голубые огоньки, пришпиленные к контейнерам, не светились. Многие потеряли сумки с дополнительными боеприпасами, полевыми рациями, треногами для пулеметов. Сохранившиеся рации не действовали: либо побывали в воде, либо ударились о землю. Парашютистов стало меньше. Они погибали и во время выхода в воздух, и когда выпрыгивали на слишком малых высотах, и когда их в упор расстреливали немецкие зенитки, и когда разбивались планеры.

Лейтенант Карл Картледж из 501-го полка опустился в болото. Его рота должна была собраться по сигналу горна, но горнист утонул. Ему встретились рядовые Джон Фордик и Смит. Последний не мог идти: сломал позвоночник. Остальных затянула топь. Картледж отыскал 10 человек. Они вытащили Смита на сухое место и накрыли его ветками. Солдат просил, чтобы с ним оставили его двух голубей. На лапке одного из них лейтенант прикрепил донесение о том, что батальон погиб, другая птица должна была доставить сообщение о том, что батальон выполнил свою задачу. Смиту сказали, чтобы днем он отпустил либо первого, либо второго голубя.

Когда отряд Картледжа уходил, Смит произнес на прощание:

– Не беспокойтесь, я не совру.

Но в это время немцы открыли пулеметный огонь. Десантники погрузились в трясину. Без радиосвязи, стоя по грудь в болоте и не имея возможности отстреливаться, Картледж чувствовал себя беспомощным. Рядовой Фордик, «крутой шахтер из Пенсильвании», склонился к его уху и прошептал:

– Знаешь ли, лейтенант Картледж, похоже, что немцы выигрывают эту войну.

Спустя десять недель полковые и батальонные командиры 82-й дивизии провели в Глеб-Маунт-хаус, Лестер, совещание с разбором минувшей операции. Они проанализировали, что было сделано правильно, а что – нет.

Начали с пилотов. Решили, что в будущем летчикам необходима специальная подготовка для действий в боевых и неблагоприятных погодных условиях, на низких скоростях. Высказывалось мнение, что каждый пилот должен совершить прыжок с парашютом на скорости 150 миль в час. Признано, что маневрирование в небе, заполненном трассирующими пулями, приносит больше вреда, чем пользы.

Об этом особо не говорилось, но всем было ясно, что отсутствие радиосвязи тоже ни к чему хорошему не приводит. Немецкая противовоздушная оборона все равно была приведена в состояние боевой готовности из-за самолетов наведения. Те же не предупредили идущую вслед воздушную армаду о сплошной облачности над Котантеном. И если бы летчики имели возможность переговариваться, то не возникла бы такая разбросанность в высадке десантов.

Лишь командир 3-го батальона 505-го полка подполковник Эдуард Краузе высказался положительно о подсвеченных посадочных знаках «Т»: «Увидев его, я возрадовался, как будто нашел землю обетованную». Никто больше их не заметил (в основном из-за того, что наводчики не выставили огни, не будучи уверены в том, что находятся в нужном месте). И никто не одобрил радиолокационную систему «Эврика».

Все согласились с тем, что вооружение лучше сбрасывать в связке и необходимо продумать систему освещения. Парашютисты должны иметь при себе мины и при первой возможности установить их на дорогах. Следует также придать каждому отделению по базуке. Гранаты «Гаммон» использовались «удовлетворительно». Целесообразно всех десантников вооружить пистолетами, которые могут быть применены сразу же после приземления.

Наиболее эффективным средством оповещения парашютистов о месте сосредоточения назвали сигнальные ракеты. Но чтобы их было немного, по одной на батальон. Свистки, горны и прочие звуковые инструменты менее пригодны из-за того, что их заглушают зенитки и живые изгороди. Сбор десантников по принципу «свертывающегося рулона» не оправдал себя. Причины – те же живые изгороди и сама схема рассеянного сброса парашютистов. Опять же: исключительно важна радиосвязь, нужны рации. Солдат надо обучить тому, как быстрее освобождаться от парашютов (простейший выход – избавиться от пряжек и использовать британский метод отделения купола, что и было сделано).

Таким образом, первая воздушно-десантная высадка вызывала немало критических замечаний. И все-таки, вопреки сомнениям рядового Фордика, которыми он поделился с лейтенантом Картледжем, немцы не выигрывали войну. Несмотря на разбросанность по всему фронту, союзнические войска были готовы к боевым действиям. Германские армии пребывали в состоянии неизвестности и смятения.