"Возвращение воина" - читать интересную книгу автора (Коул Аллан)

Глава 5. БУХТА АНТЕРО

Мы быстро шли на юг, подгоняемые попутным ветром. Небо над нами сияло такой ослепительной голубизной, что трудно было себе представить, что под ним кто-то может быть несчастлив.

Но меня терзало сильное беспокойство, и не последнее место занимали мысли о друзьях, оставленных в торговых представительствах. Мой мозг кипел при одной только мысли о том, что могло ждать нас впереди. Но с течением времени свежий попутный ветер и безоблачное небо уберегли меня от угрюмости и уныния.

Однако было и то, что наводило на приятные размышления. В схватке с великанами мы получили только несколько царапин и незначительных ранений, моя команда была настроена по-боевому, с такой охотой занималась делом, что заражала энергией.

Такой перемене настроения я была даже рада. У меня нет привычки долго пребывать в мрачных раздумьях. Я воспринимаю жизнь в динамике — рассчитывая на худшее, молюсь о лучшем, при этом жду, как упадут кости, по которым я загадала судьбу. Ведь никто не знает, что у судьбы есть в запасе для каждого из нас. Опасайтесь того заклинателя, который утверждает обратное.

Как сказала одна мудрая женщина, если вы хотите услышать, как боги смеются над вами, расскажите им о своих планах. На море жизнь может быть очень хороша. Большая часть невзгод и забот человека обитает вместе с ним на суше: ненадежные друзья, непослушные дети, назойливые родственники и беспросветные долги. Когда вы на море, все эти проблемы отодвигаются на второй план, так как вы все равно ничего не сможете поделать с ними до тех пор, пока на горизонте не покажется следующий порт. Так зачем же зря переживать?

Из всего того путешествия мне более всего запомнился один день, когда море и небо были почти одинакового цвета. Впечатление было такое, как будто бы мы плывем по воздуху. Только рыбы, мелькавшие иногда вблизи бортов корабля, и птицы над головой давали некоторое представление о пространстве.

Постепенно из нас улетучились сухопутные замашки. Мы стали готовить то, что могло быть приготовлено, и научились получать настоящее удовольствие от рыбных блюд, подаваемых ежедневно.

Я достала из закромов грог — прелестную жидкость, изготовленную на островах Сахарного Тростника, находящихся на западе, и щедро угостила команду.

Отведав грога, люди развеселились. Донариус достал флейту, извлек из нее веселую мелодию, и близнецы потешили нас пляской. Я отбивала такт вместе с остальными, обрадовавшись возможности побыть с ними на равных.

Но наибольший сюрприз ждал всех, когда Ящерица запел. Теперь, вспоминая прошлые дни, я думаю о том, что Ящерица не был самым приятным созданием Тедейта. Я каждый раз думаю о том, что внимание Всевышнего было чем-то отвлечено, когда он выдавливал Ящерицу из первородной глины. Он продолжал давить, давить, пока не получилось что-то настолько длинное и узкое, что почти не осталось места для того, чтобы приделать ноги и руки, и настолько гладкое и скользкое, что волосы не держались. Поэтому показалось необыкновенно странным, что этот столь необычно выглядевший человек вдруг запел баритоном, мелодичнее которого я в жизни не слышала.

Мне хорошо запомнились слова грубой матросской песни, которую исполнил Ящерица:

Прекрасною назвав, я не рискую… Качай-качай, покачивай, ребята! Пятак давал ей вслед за поцелуем — Качай-качай, покачивай, приятель! Я целовал ее и прямо, и пригнувшись, Качай-качай, покачивай, ребята! Я целовал и пальцы ног, и грудки… А очнувшись, Кричал: «Качай-качай, покачивай, ребята!»

Не успели мы оправиться от изумления, вызванного красивым голосом Ящерицы, как нас развеселила эта песня. Не желая оставаться в тени, Донариус затянул свою любимую морскую балладу высоким волнующим голосом:

По бурному морю скиталась братва, Пристала к таверне у Глейда. О празднике том не стихает молва Вокруг — и в таверне у Глейда. Плясали и пели они до тех пор, Пока не иссякли бочонки, А их небывалый и смелый напор Запомнят надолго девчонки…

Баллада продолжалась в том же духе еще некоторое время, постепенно становясь все более и более непристойной. Во время пения Донариуса я стала замечать, что некоторые из присутствующих бросают на меня быстрые вопросительные взгляды, спрашивая, без сомнения, не оскорблена ли заклинательница. Но мне приходилось слышать и более отвратительные вещи от моих сестер, когда мы вместе были в казармах, и даже во время двух-трех попоек я сама пела кабацкие песни о похождениях, пережитых в юности. Поэтому сейчас я хлопала ладонями, следуя ритму песни Донариуса, как и все остальные, но втайне наслаждалась.

Оказалось, что у Ящерицы есть в запасе еще более впечатляющее представление. Пока Донариус пел, он промочил горло грогом, а когда старпом закончил, поднял руку, призывая к вниманию.

Прочистив горло, Ящерица запел чудесную старинную балладу, запел голосом глубоким, как море, и чистым, как небо над головой:

— Прекрасный парень не был принцем, — Всего лишь сыном кузнеца. И надо ж было так случиться — Влюбился в дочку подлеца… Печальна повесть, как о том Доныне помнит Кеслдон. Была жестокой и холодной Хозяйка грез, хозяйка снов… И не поверила ни слову, Отвергла искренность, любовь… А он любил одну на свете, Любил одну на целом свете… Ее родня уж бьет тревогу. И мать с отцом вперегонки. Стыд позабыв и срам, ей-богу, Кричат, что точит кулаки… А у него разбито сердце, И думы вовсе не легки. В Ориссу парень был отослан. На долгий срок, на много лет. И слезы лил, и все — напрасно. Просил о милости он Бога. Он умолял, к себе был строгим… Ответа нет, ответа нет. Потом печаль подъела парня, И утопился он в реке. Разлука, как болезнь, коварна: Не смог прожить он вдалеке. Печальна повесть — как о том Доныне помнит Кеслдон…

Баллада далее рассказывала о том, что девушка все-таки испытала горестные сожаления о судьбе парня. Осознав глубину и силу любви, которую она отвергла, девушка сошла с ума и обитала еще некоторое время на земле, прежде чем навсегда ее покинуть.

Когда пение закончилось, я немного поплакала. Мы все немного поплакали. Это было так утешительно.

Это была очень старая, печальная песня, знакомая до боли мелодия которой унесла нас в дни юности, в тот прекрасный для каждого человека возраст, когда самым страшным несчастьем кажется неразделенная любовь. Песня очистила наши души лучше любого заклинания, которое я могла бы создать для обновления памяти о выигранных нами сражениях и о тех праздниках, которые последовали за победами.

Пока я сидела среди команды моего корабля, хлопая в ладоши и время от времени вытирая слезы, мною овладело необычное чувство, как будто бы я нахожусь на пороге важного открытия.

Я попыталась удержать возникшее ощущение, но это было все равно что попытаться достать небольшой предмет со дна бассейна. Как только рука пересекает поверхность раздела воды и воздуха, предмет перемещается в другое место и оказывается совсем не там, где первоначально его зафиксировал взгляд.

Потом это чувство исчезло, и я осталась с неприятным чувством потери и разочарования.

В ту ночь ко мне приходил Гэмелен. Мне снилось, что я сижу на палубе «Тройной удачи» и не спеша затачиваю меч. Рядом никого из команды не было, но это по каким-то неясным мне причинам казалось естественным. Не удивилась я и тогда, когда услышала голос Гэмелена, приветствующий меня. Я подняла взгляд, улыбнулась и произнесла обычный в таких случаях ответ.

Не исключено, что не все слышали о магистре магии. Лорд Гэмелен был главным заклинателем Ориссы в течение того времени, когда мой брат совершал открытия, а также сопровождал меня, когда я отправилась в длительную погоню за последним Архонтом Ликантии. Именно он заставил меня понять и принять как должное магическую сторону моей натуры. Именно он был моим учителем, посвятившим меня в искусство волшебницы. Гэмелен погиб, совершив один из выдающихся подвигов в истории нашего города.

В моем сне Гэмелен выглядел так, как он выглядел до того, как его ослепил Архонт. Румяное лицо обрамляла пышная седая борода, а в глазах живо играл ум. Он наклонился, тронул мое колено. Сон был настолько реален, что я ощутила тепло от прикосновения хрупкой старческой ладони. Когда учитель заговорил, впечатление было такое, как будто бы до этого мы остановились на середине беседы, во время которой обсуждали события прошедшего дня.

— Так что это было — неясный образ в подсознании, который ты не смогла удержать, Рали? — спросил Гэмелен, после того как Ящерица закончил петь.

В течение мгновения, пока я вспоминала тот момент, ощущение снова стало возвращаться.

— Вероятно, не было ничего, — ответила я, — но вероятно и то, что неожиданно пришедший мне на ум подсознательный образ был следствием еще большей магии, чем допускал великий Янош Серый Плащ.

— Это вполне возможно, дорогая моя Рали, — сказал Гэмелен. — Серый Плащ открыл совершенно новый подход к магии, не сомневайся. Но до сих пор многое неизвестно. Что конкретно он мог упустить, как ты думаешь?

После непродолжительного колебания я ответила:

— Я думаю, что содержание того, что Янош Серый Плащ называл естественным миром, должно быть в действительности гораздо глубже. Я имею в виду, что количество природных стихий, которые его составляют, должно быть больше, чем нам известно. Представьте себе картину сегодняшнего полудня. Я шла под парусами при такой погоде, о которой только можно молить богов. И я была занята делом на равных со своей командой. Я пренебрегла своим классовым положением, чином, полом и присоединилась к ним. И в этот самый момент самый уродливый член нашей команды, как никто, тронул наши души. Не чем-нибудь, а песней. Хотя то, что он спел, не было песней в полном смысле слова, но голос этого человека захватил нас, унес в заоблачные дали. Этот музыкальный инструмент передал малейшие оттенки всего того опыта, который мы приобрели в течение жизни, при этом едва уловимые нюансы звучания, чувство меры исполнителя, выражение его лица точно отражали содержание. И это содержание заставило всех нас дружно заплакать.

— Я счастлив, что у тебя было такое удачное время, Рали, — сказал Гэмелен, — но трудно допустить, что в этом было что-то необычное. Люди часто собираются вместе, чтобы повеселиться. Либо это грандиозные концерты и фестивали, либо просто пьяные компании в тавернах. Так какое же может иметь отношение такое рядовое событие к миру волшебства?

Во сне я вздохнула, как растерявшийся студент, загнанный в тупик исключительно простым вопросом.

— Честное слово, не знаю, — ответила я, — если не считать того, что чувство, которое я разделила с командой, было настолько сильным, что в какой-то момент времени оно показалось мне реальным физическим воздействием. Воздействием одной из тех сил, которые описал Янош Серый Плащ.

— Давай рассмотрим их, — предложил воображаемый Гэмелен. — Янош Серый Плащ заявлял, что силы, которые участвуют в создании мира, — это свет, тепло, притяжение, движение, а также движение в состоянии покоя. Он также заявлял, что магия, способность вызывать превращения, является такой же природной силой, как и все остальные. Но самое важное, по мысли Яноша, состоит в том, что все силы, включая магию, — одна и та же природная сущность. Одна и та же сила, которая проявляется разными способами. — Брови старого заклинателя изогнулись дугами. Он повторил: — Я еще раз спрашиваю тебя, Рали, скажи мне, как ты думаешь, что упустил Серый Плащ? Что он не включил в перечень сил?

— Ту силу, о которой я вам говорила, — ответила я, все больше убеждаясь в правильности своей догадки, — слагаемое духовных сущностей отдельных личностей, которые вместе радуются, горюют или борются за выживание. Оно образует общую духовную сущность. Общую волю. — И первое, о чем я подумала, сказав это, — о всех тех мужчинах и женщинах, которых я победила в течение долгих лег. Мои эмоции, казалось, вскипели, а слова стали горячими: — Клянусь богами, которые вечно сбивают нас с толку, — я искренне верю, что воля может быть такой же силой, как молния, яростный шторм или любое заклинание, которое может создать колдунья. Эта сила является порождением самой жизни, а наиболее острое желание любого живого существа состоит в том, чтобы выжить и… жить.

Неожиданно Гэмелен, пришедший ко мне во сне, стал очень оживленным и возбужденным.

— Да, да, я вижу, что ты ухватила суть дела. Ты рассказала как раз о том, что Серый Плащ не включил в перечень сил. Именно жизнь и желание живого существа оставаться в живых как можно дольше. Ты сказала, что это — сила, род энергии, похожий на другие ее виды.

Гэмелен радостно хлопнул ладонью по колену и одобрительно закончил:

— Продолжай, Рали, я уверен, что ты на пороге большого откровения. Давай продвинемся еще немного вперед и…

Как раз в этот момент в моем сне неожиданно появились Ящерица, Донариус и другие члены команды. Они смеялись и передавали от одного к другому большой черпак с грогом. Гэмелен засмеялся вместе с ними, отпил из ковша и протянул его мне. Мой образ во сне неумело взял ковш и жадно отпил, проливая содержимое на палубу. Послышались веселые шутки в мой адрес, и я не могла не присоединиться к веселью.

Засмеявшись, я проснулась.

Я с некоторым изумлением глазела по сторонам, не понимая, почему нахожусь одна в своей каюте, подвесная койка, на которой я спала, мерно покачивалась вслед за движением корабля.

Мое сердце дрогнуло, когда я вдруг вспомнила содержание сна. Неистово ухватившись за это воспоминание, я попыталась вернуться к моменту, когда сон прервался, и досмотреть конец, получить ответ на мучивший вопрос, который, казалось, вот-вот сорвется с губ.

Но все исчезло… впечатление было такое, что ничто никогда и не снилось.

Дни проходили за днями, а я все пыталась вернуться к тому сновидению, чтобы еще раз внимательно изучить его и постараться заметить пропущенное ранее и представляющее ценность.

Однажды я увидела группу дельфинов, играющих впереди нашего корабля, и почти приблизилась к разгадке. В тот же или в какой-то другой день я сделала еще одну попытку, когда смотрела на акул за кормой, пожирающих отбросы, которые Ящерица сбросил за борт после уборки камбуза.

Но всякий раз, когда я стальным неводом воли пыталась притянуть ускользающую идею, она проходила сквозь сетчатые ячейки и исчезала.


Мы плыли уже много-много дней, и временами казалось, что нас заколдовали.

Море было совершенно пустынно — никаких следов человека и тем более каких-либо сражений. Горизонт притягивал и манил все дальше. Каждый рассвет становился чудом в золотых лучах солнца. Каждый закат приносил наслаждение нежными розовыми оттенками вечернего неба. Высоко в небе парили легкие облачка, похожие на играющих ягнят. Большие косяки серебристой рыбы кружились, распадались и соединялись вновь недалеко от бортов нашего корабля.

Во сне я сказала Гэмелену, что воды южных морей весьма богаты. Здесь так редко ловят рыбу, что обитатели этих спокойных вод не боятся других живых существ, которые не имеют плавников. Казалось, они смотрят на нас как на каких-то чудаков и только из чувства любопытства изменили свой обычный курс, чтобы подплыть к кораблю и получше нас рассмотреть. Я уже не помню, сколько раз задумчиво смотрела на воду, заблудившись в собственных мыслях. Время от времени я выходила из оцепенения и обнаруживала, что на меня смотрят рыбьи глаза. Казалось, меня внимательно изучают. Я отвечала тем же, но, клянусь, в глазах обитателей моря я видела изумление.

Однажды мы встретились со стаей китов — огромных морских животных, каждый из которых был гораздо длиннее нашего корабля. Киты величественно бороздили море, извергая время от времени из дыхательных отверстий пенистые фонтанирующие струи воды. День был очень спокойный, но казалось, что где-то в отдалении зреет шторм. Море лежало перед нами как отполированный синевато-серый сланец. То здесь, то там толстые льдины медленно колыхались на его поверхности. Птицы с очень большим размахом крыльев непрерывно летали над китами, стремительно бросаясь вниз и подхватывая с поверхности воды какой-нибудь лакомый кусочек.

Я довольно долго наблюдала за китами, искренне восхищаясь тем, насколько грациозны эти огромные морские животные. Внезапно налетевший порыв ветра обдал меня дождем соленых брызг, и я начала поворачиваться, чтобы найти укрытие. Но что-то удержало меня на месте — необычное покалывание нервных окончаний. Оно не доставляло удовольствия, но и не было неприятным.

Потом я увидела, как самый большой кит отделился от стаи и направился к кораблю. Когда животное приблизилось, я внезапно почувствовала мощное биополе женского существа. От него струились и захлестывали меня волны печали.

— Что случилось, сестра, — спросила я, — что тебя беспокоит? Ответом мне была еще одна волна сожаления, настолько мощная, что чуть не поглотила меня. Казалось, что я погрузилась в кромешный мрак, вокруг меня кружились, стремительно сменяя друг друга, потоки тепла и холода. Ногами я ощущала палубу, руки держались за поручни. Я даже слышала, как где-то поблизости ходит кто-то из команды. Но в то же время мне казалось, что только какая-то часть меня по-прежнему находится на корабле. А другая пробивается сквозь непроходимые дебри эмоций, которые излучает животное.

Приложив усилия, я как будто бы вынырнула на поверхность со смертельной глубины.

Потом я почувствовала рядом присутствие Карале и услышала его взволнованный голос:

— Госпожа, что с вами, что-то неладно?

— Уходите, — ответила я, — уходите.

Я не уверена в том, что Карале подчинился. Более того, я вовсе не уверена в том, что говорила что-нибудь. Слова превратились в спутанный клубок. Потом одна четкая мысль все-таки пришла мне в голову.

— Как я могу помочь тебе, сестра, — обратилась я к самке кита, — пожалуйста, скажи, что я должна сделать?

На меня снова обрушились волны эмоций. Она пыталась ответить.

Вдруг меня пронзила такая острая боль, что я, должно быть, невольно вскрикнула, — точно не помню. Столь интенсивную боль я испытала впервые в жизни. Очнувшись от шока, я почувствовала, что меня крепко держат за плечи. Сквозь полуобморочное состояние я увидела, что рядом Карале и остальная команда. И я очень хотела, чтобы меня побыстрее увели отсюда, мне хотелось избежать этой боли.

В то мгновение, когда я почувствовала, что не могу больше терпеть, боль исчезла.

Потом я ощутила мягкие бесплотные прикосновения и поняла, что это снова китиха. Она сообщила, что сожалеет, что она не знала, что ей помочь нельзя, и — она немедленно уходит.

Но я попросила ее остаться и рассказать, в чем дело.

Вдруг я поняла.

Превратив свое биополе в щупы в виде пальцев, я осторожно двинулась вперед, сквозь ту огромную боль, которую она испытывала. И я почувствовала присутствие еще одной жизни. Эта жизнь была почти неуловима, как призрак, она едва теплилась, едва пульсировала внутри ее.

— Ах, бедняга, — сказала я, — у тебя детеныш.

— Помоги мне, — мысленно попросила меня она на уровне подсознания, — пожалуйста.

Мне не потребовалось много времени, чтобы выяснить, что внутри ее сидит сломанное копье. Мысленно я увидела, как зазубренное лезвие пронзило тот проход, по которому должен был появиться на свет китенок.

Я создала заклинание, которое придало моим волшебным пальцам способность к врачеванию, и постаралась как можно мягче высвободить копье. Когда я приступила к работе, китиха дернулась, но осталась на прежнем месте. Похоже, я тоже причинила ей нестерпимую боль.

Копье медленно сдвинулось.

Соленая вода быстро окрасилась кровью.

Я почувствовала, как пошевелилось еще не рожденное существо, но слабо… так слабо. Маленькое сердце дрогнуло. Остановилось. Потом дрогнуло опять.

Потом я почувствовала, что детеныш умер.

Я убрала пальцы и отошла.

Рассерженная неудачей. Ругая себя.

— Мне жаль, сестра, — сказала я, — так жаль…

Я почувствовала, как печаль этого большого существа стала глубже, когда оно поняло, что произошло, но потом ко мне мягко прикоснулись щупы, выражающие прощение. И я знала, что, по крайней мере, ушла жгучая боль. Ушла, чтобы вместо нее осталась совсем другая рана…

И я спросила:

— Кто сотворил это с тобой? Кто убил твоего детеныша?

— Опасайся охотников, — был ответ.

— Охотников? Каких?

Перед моим внутренним взором появилось изображение. Это был флаг Белого Медведя.

Потом она отпустила меня. Я очнулась, стоя на палубе корабля и взволнованно наблюдая за тем, как огромное создание медленно отплывает и приближается к стае.

Ее след был окрашен кровью.

Карале взял меня за плечи и с силой несколько раз тряхнул. Его лицо побледнело, в огромных глазах светился ужас.

— Что случилось, — спросил он, — с вами все в порядке?

Я разжала его пальцы, стряхнула их с плеч и отступила. Нетвердой рукой я вытерла пот с лица. И только потом пришла в себя.

— Нам бы лучше подготовиться к встрече с неприятелем, и побыстрее. Я не уверена, что у нас осталось много времени.

Я вкратце рассказала команде о том, что произошло.

Колдовство и видения чаще всего пугают людей, но мужчины становятся особенно испуганными, когда дело доходит до беременности, тем более тяжелой. Несмотря на то что я старалась не напирать на некоторые детали своего рассказа об агонии неродившегося китенка, я все-таки заметила, что некоторые из моих людей буквально позеленели от страха.

Когда я закончила, Карале прокашлялся, как будто бы неприятные позывы сжали его желудок.

— Вы считаете, что пираты будут ждать нас в засаде? — прокаркал он.

Я ответила:

— Не знаю. Но зато я точно знаю, что они были в этом районе совсем недавно.

— Прошу прощения, — вступил в разговор Донариус, — но это вовсе не означает, что пираты знают, где мы находимся.

— Правильно, — сказала я, — но нам лучше не испытывать судьбу.

Я приказала им очистить палубу и подготовиться к возможным действиям, а сама спустилась в каюту, чтобы продолжить обдумывание ситуации.

После встречи с китихой я чувствовала себя слабой. Поэтому с помощью волшебной жаровни я изготовила настой из хорошо разваренных рыбьих костей и добавила к трапезе большую порцию грога. Пока смесь нагревалась, я разделась и натерлась средством, восстанавливающим силы, похожим на то, которым я лечила Дасиар. Прошло совсем немного времени, и я почувствовала себя значительно лучше. Ощущение было такое, будто бы я слегка светилась.

Я облачилась в свободное платье, украшенное символами заклинателя, и пододвинула свой волшебный сундук к жаровне. Открыв его, я быстро исследовала содержимое встроенных ящичков, полочек, отделений. Вскоре я нашла все необходимое.

К тому моменту, когда я полностью подготовилась, была середина ночи. Присев перед небольшой латунной стойкой, я дула на угли до тех пор, пока они снова не разгорелись.

Потом брызнула на них немного волшебной жидкости, и поднялся желтоватый дымок. Я глубоко вдохнула его, ощутив аромат цветов, потом выдохнула. Стенки каюты растаяли, и мое астральное тело поднялось и улетело в звездную ночь.

Я приготовилась к тому, что будет ветрено и холодно, хотя сейчас не ощущала ничего, кроме чувства быстрого полета. Внизу стремительно уменьшались огоньки «Тройной удачи» и белые буруны разрезаемых кораблем волн. Стояла полная луна, и я постоянно чувствовала притягивающее воздействие холодного ночного светила на мою астральную сущность. Но я почти не оказывала сопротивления, приближаясь к ряду облаков. Теперь «Тройная удача» казалась мерцающей точкой внизу. На границе неба и моря я увидела высокие, покрытые льдом вершины, которые ярко отражали лунный свет. Я как можно осторожнее направила свои ощущения к ним. Это было похоже на продвижение по густо заросшему кустами оврагу, шаг за шагом, в опасении, что из-за ближайшего куста неожиданно выскочит враг.

Я почувствовала призрачное прикосновение щупальца и мгновенно замерла. Но мое движение должно было выдать меня, поэтому сейчас я оставалась совершенно неподвижной, сделав сознание полностью пустым. Щупальце немного поискало, ощупало мое астральное тело в нескольких местах. Потом поскучнело и удалилось.

Я начала медленно отходить, зная теперь, что малейшее явное движение с моей стороны будет сигналом врагу о том, что против него ведут разведку.

Но обошлось. Мне удалось сбить противника с толку, и я медленно опустилась к кораблю. Стены каюты вновь сомкнулись вокруг меня, мое астральное и физическое тела соединились. Я вновь сидела около латунной печурки и наблюдала, как пляшет огонь.

Я улыбнулась.

Враг ждал нас. Но ждал именно там, где я и хотела.


Следующее утро застало нас вместе с капитаном Карале. Мы стояли чуть ли не в обнимку и сосредоточенно разглядывали навигационные карты. Пальцем я обозначила границы ближайшей суши, до которой была приблизительно неделя пути в юго-западном направлении. Получилась большая выпуклость полуострова, форма которого, как пошутил Карале, напоминала брюшко толстяка. Пониже этого «брюшка» береговая линия устремлялась еще дальше вниз на многие лиги и в конце концов растворялась, переходя в точки, которые проставил картограф, реальные знания которого заканчивались и начиналось гадание.

До моего последнего путешествия почти вся эта карта была не чем иным, как линиями и точками, проведенными и поставленными в соответствии с игрой воображения картографа. Например, полуостров, который удостоился шутки Карале, был неизвестен орисситам до моего похода на юг. А вся береговая линия за полуостровом была положена на карту после моих последующих путешествий.

Я вонзила ноготь в точку, расположенную несколькими лигами восточнее полуострова.

— Вот здесь я их видела, — сказала я.

Карале более пристально вгляделся в карту. Вокруг точки, которую я обозначила ногтем, располагался ряд маленьких островов, но нам было известно, что они настолько невысоки, что полностью скрываются под водой во время штормов.

— Да, — подтвердил Карале, — все в точности так, как вы и предсказали, госпожа. Похоже, они заглотили наживку.

Наживкой, о которой говорил Карале, была та самая история, что я попросила команду распространять. История о том, что мы охотимся за бриллиантами. Острова лежали сразу за устьем реки, которая пересекала полуостров в западном направлении. В это время года река должна быть большей частью свободна от льда, и если мы будем идти вдоль нее, как рассказали мне вожди местных племен, с которыми я познакомилась раньше, то река может привести нас к очень красивым водопадам, которые грохочут среди гор, буквально напичканных драгоценными камнями.

Карале почесал подбородок и спросил:

— Вы действительно предполагаете, госпожа, что те горы настолько богаты?

— Не знаю, — ответила я, — но вы помните те изумруды, которые они показывали? Без малейшего изъяна и размером с кулак. Один вождь сказал мне, что он выменял изумруды на товары у диких племен, живущих там.

Карале засмеялся и сказал:

— Я хорошо помню это, миледи. Вождь сказал, что нам лучше всего держаться подальше от того места, где есть камни. С дикарями опасно иметь дело. Свирепое отродье. На пришельцев смотрят, оценивая, достаточно ли они упитанны, чтобы наполнить большой котел, где варят мясо.

Память об этом до сих пор заставляет меня смеяться. Вождь, который порицал обычаи диких племен водопада, имел красную татуировку над губами в виде клыков и рога на бритом черепе, а когда мы приветствовали его под навесом из шкур, он был совершенно обнажен и выставлял напоказ большую золотую булавку, каким-то образом продетую сквозь крайнюю плоть его мужского достоинства.

— Мой брат предупреждал меня, что первое впечатление часто бывает обманчиво и надо быть очень осторожным со словами, — сказала я Карале. — Амальрик говорил, что каждый купец быстро убеждается в том, что независимо от того, насколько угрожающе выглядит потенциальный торговый партнер, он обязательно предостережет, что настоящие дикари обитают вверх по течению реки или по ту сторону ближайшей пустыни.

Карале подтверждающе кивнул. Потом сказал:

— Хорошо бы все-таки убедиться в том, что они не людоеды. И потом только иметь с ними дело, если вы считаете, что это может быть полезным для нас.

— Может быть, в следующий раз мы посмотрим на эти водопады. Тогда мы убедимся воочию, что в действительности представляют собой эти люди, насколько они злонамеренны и враждебны по отношению к чужакам. Я почти уверена, что нас будут принимать как королей и они преднамеренно станут преувеличивать свое богатство. Но для того, чтобы получить потом от нас побольше прибыли, а не для того, чтобы поплотнее наполнить мясом котел.

Лицо Карале стало серьезным, и он задумался. Затем спросил:

— Вы в самом деле уверены, миледи, что следующий раз представится? Забыли о том, что наш любимый пират околачивается поблизости в компании с гигантами? Забыли все остальное? Боюсь, что это может помешать осуществлению наших планов.

— Думаю, что вскоре мы должным образом позаботимся о пирате, — ответила я. Тогда я искренне верила, что так и будет. И продолжала: — Меня не особенно тревожит, какими силами обладает пират, людскими или магическими. Суть в том, что весь этот район получил немалую пользу от торговли, которую мы организовали. Так как мы только что потеряли торговцев, брат получил возможность облачиться в дипломатическую тогу и поговорить с нашими друзьями о совместных действиях против так называемого Белого Медведя. И это не будет ни первым опытом подобного рода, ни последним, как я подозреваю, — брату приходилось и придется сталкиваться с самозванцами. И раньше совместные действия всегда приводили к желаемому результату.

— Все это правильно и правдиво, миледи, как сердце моей дорогой жены, — сказал Карале, — но, как вы справедливо отметили, сначала мы должны избавить наших друзей от вероятной опасности.

— Несмотря на то что пираты клюнули на мою уловку, это не означает, что нам удастся легко проскочить мимо них. Если мы направимся прямым курсом к бухте Антеро, к первому нашему торговому представительству, пираты тут же сядут нам на хвост. Думаю, что гораздо лучше было бы обогнуть пиратов, быстро проведать наши торговые посты, а потом вернуться, следуя тем же маршрутом в обратном направлении.

Карале отреагировал немедленно, обнажив скрытую проблему, препятствовавшую осуществлению плана.

— Миледи, сейчас уже поздняя осень. Слишком поздняя, чтобы совершать широкие маневры, пытаясь обмануть пиратов. Хотите, чтобы зимние штормы накрыли нас? Чем дольше мы будем маневрировать, тем очевиднее вероятность того, что нам грозят неприятности. Мы должны благодарить богов, что до сих пор нам пришлось опасаться только пиратов. Пока мы находились в зоне с относительно мягким климатом. Если мы продолжим движение на запад, то земля, которую мы встретим, будет значительно отличаться от Ориссы. Продолжительность зимы — значительно больше. Особенность той земли — деревья и растения, всю зиму спящие под снегом в ожидании весенней оттепели. Еще южнее растут только колючие травы, там я никогда не встречал ни одного растения, распускающего весной зеленые листья. Еще южнее — и эта жесткая трава тоже исчезает, оставляя только голые замерзающие скалы. Единственное растение, которое может здесь выжить, — водоросли, да и то в наиболее защищенных от ударов стихии мелких прибрежных озерцах, наполняемых приливной волной.

Над этой землей царствует вечная зима. Не обычная зима, но самая лютая из всех, которые только можно себе представить. Жесточайшие штормы будят воспоминания о страшных легендах прошлого, которые обычно рассказывают друг другу путешественники, собравшиеся на ночь у костра. Как мне однажды рассказали, демоны, которые появляются вместе со штормами, самые злые и могущественные из всех демонов.

Тогда мне было недосуг расспросить поподробнее, чтобы узнать, насколько достоверны легенды о заполярных штормах. А они были достоверны.

И у меня, и у Карале не было иного выбора, кроме как проложить курс корабля в опасной близости от поджидавших нас пиратов. Но главная задача состояла не в том, чтобы незаметно проскочить мимо противника, природа которого и намерения были хорошо известны. Такой опытный капитан, как Карале, без труда провел бы «Тройную удачу» нужным курсом. Более всего меня тревожили союзники пиратов, обладающие магическими способностями.

Обнаруженная мной раскинутая противником волшебная сеть была настолько мощной, что я не помню, когда встречала нечто подобное. Та сила, которую я ощутила прошлой ночью, была грубой. В ней не присутствовало ни грани того изящества, которое отличает волшебство орисских заклинателей.

Несмотря на то что эта сеть выглядела грубой и примитивной, я знала, что нам будет трудно проскочить сквозь ее ячейки.


Когда мы приблизились к пиратам, был серый день. Серый, как сплав олова со свинцом, давно застывший в изложнице. И море и небо казались одной твердой поверхностью, которая полностью рассеивала взгляд, давая ощущение бесплотности и невесомости, лишала ориентации в пространстве. Единственными звуками были шелест волн о борта корабля и хлопающие удары парусов. Туман был настолько густым, что казалось, он проглатывает и эти звуки, приглушая их до призрачного шороха. Я чувствовала заостренные кромки волшебной сети, растянутой противником, и говорила Карале, в каком направлении он должен двигать корабль, чтобы осторожно пройти вдоль кромки опасной зоны.

Я вызвала эту влажную мглу с помощью элементарного заклинания, настолько простого, что я была уверена — враг его не заметит. Под это заклинание я поместила второй тонкий слой колдовства, который притупляет любопытство. Если внимание пиратской колдуньи случайно будет обострено в результате нашей оплошности, как произошло однажды, когда близнецы уронили на палубу рангоут, — мое заклинание предлагало простое объяснение. До этого я создавала видимость того, что удар дерева о дерево — внезапный удар волн о скалистую отмель.

Большим недостатком заклинаний подобного рода, из-за которого они редко применяются, является то, что они ослепляют колдунью, которая их создает.

Поэтому я была такой же незрячей волшебницей, как и мой враг.

В тот день мы не только уклонялись от пиратов, но и осторожно пробирались среди непрерывной череды маленьких безжизненных островов, расположенных вблизи побережья. Пока мы ползли сквозь туман, возможности команды были ограничены до предела; во все глаза мы смотрели по бортам вперед, чтобы вовремя заметить острую черную скалу, торчащую над поверхностью моря.

Когда я посчитала, что мы находимся напротив устья реки, которая вела к выдуманным залежам изумрудов, я достала маленькую модель корабля, которую Донариус вырезал из дерева в течение недели нашего путешествия. Это было грубое подобие «Тройной удачи» длиной с копье и шириной в две ладони. На палубе была закреплена изумрудная подвеска из моего ящичка с драгоценностями. Для той цели, которую я наметила, это была незначительная жертва. К тому же я потеряла сережки, подходящие к этой подвеске, много лет назад.

Я крепко взялась за поручни, держа в руке модель корабля, и произнесла волшебные слова:

— Сокровища ищем, как чуда, — Богатство далеких морей: Алмазы затмят изумруды, — Под стать для короны царей. Наполним карманы и трюмы, Таверны вовсю зазвенят. И девушки мигом полюбят Отчаянных наших ребят.

Я бросила модель корабля в воду. Волна подхватила ее, стараясь перевернуть кверху килем, и я следила затаив дыхание, как она выравнивалась. Когда это наконец произошло, небольшой кораблик начал медленно разворачиваться, пока его нос не стал указывать верное направление.

Я прошептала второе заклинание, и миниатюрная модель «Тройной удачи», слегка покачиваясь на волнах, исчезла во мраке.

Мы ждали час или чуть дольше. Тихое шипение морских волн, негромкий скрежет льдин, трущихся о корпус нашего корабля, отдаленный крик чаек делали ожидание утомительным. Казалось, время растянулось.

Внезапно я отшатнулась, почувствовав удар волшебных волн радости, который расколол тишину, царившую до сих пор в экстрасенсорном поле. Модель корабля попала в ловушку, расставленную вражеским колдуном. Потом я услышала возбужденные крики, прорвавшиеся сквозь туман. Пираты поднялись по тревоге. Последовали резкие, отрывистые команды вражеских офицеров, и снова все стихло.

Мне было теперь несомненно ясно, что главная цель пиратов — следовать за тем, что они считали нашим кораблем «Тройная удача», до самых изумрудных полей, о которых моя команда широко похвалялась в Писидии.

Вскоре волшебная сеть, сотканная вражеским колдуном, исчезла. Через небольшой промежуток времени мы услышали приглушенные звуки: пираты пустились в погоню.

Мой трюк сработал. Врага удалось пустить по ложному следу.

Негромким голосом я отдала приказы, и мы подняли паруса, чтобы отправиться к первому торговому представительству. Если боги не оставят нас, мы будем там через несколько дней.


Мы приплыли в бухту Антеро на рассвете. Только что взошло солнце, его лучи заставили все побережье засиять, приветствуя нас. Входя в бухту, мы были полны радужных мыслей. Мы стремились увидеть наших товарищей, и все, кто не был занят делами на корабле, столпились около поручней и жадно всматривались вперед.

Я надеялась увидеть заросли высокой желтой травы, простирающиеся по берегам. В центре должен быть док. Вокруг дока должно было быть десятка три домов, где обычно ночевали наши друзья. Когда я в последний раз видела их, наши колонисты только что завершали строительство. Они очень гордились яркими крышами, выкрашенными в зеленый, красный и синий цвета, которые так напоминали о родине. В тот момент я была уверена, что увижу еще несколько новых построек.

Мой нос приятно защекотало в предвкушении хорошего орисского завтрака, приготовленного на раскаленных камнях.

Но на этот раз боги не были благосклонны к нам.

Когда мы приблизились к поселению, мое сердце едва не разорвалось. Нашим взорам предстали дымящиеся руины.

Торговое представительство в бухте Антеро было разрушено и сожжено.

Ужасное зрелище… То обстоятельство, что мы не увидели следов крови, делало ощущение катастрофы еще более нестерпимым. Руины были все еще теплыми от воздействия огня, который стер наш пост с лица земли. Мы не увидели тел, но обнаружили сероватый пепел в тех местах, где когда-то лежали наши друзья. Сохранились только печные трубы, голые обожженные камни, как персты, указующие в небо сквозь дымящиеся развалины. Внутри жилища мы обнаружили осколки взорвавшихся глиняных кувшинов, застывшие ручейки расплавившейся от сильного жара жести, которой были обиты сундуки жителей представительства, крупицы золота и серебра, разбросанные по всему помещению, — это было все, что осталось от украшений и драгоценностей, а также обломки цветной черепицы.

Мы молча ковыляли по руинам в надежде отыскать хоть какие-нибудь следы, которые позволили бы разобраться в том, что же произошло с нашими друзьями.

Сначала мы выяснили, что огонь не мог быть вызван естественными причинами. Я довольно быстро почувствовала, а чуть позже получила подтверждение догадки, что огонь, уничтоживший наше торговое представительство, имел магическую природу. Повсюду встречались следы сапог. Их было так много, что невозможно было установить, кому конкретно они принадлежат. Одно не вызывало сомнения — по развалинам прошли сапоги противника.

Когда мы осматривали то, что осталось от поселения, жившего кипучей деловой жизнью, я заметила, что в глазах членов моей команды закипают слезы. А однажды я услышала, как Ящерица всхлипнул. В этот момент он держал в руках смятый котел, в котором находились превратившиеся в камень остатки пищи. Приглядевшись, мы выяснили, что это была традиционная овсяная каша, сваренная на воде. Никто из нас не считал унизительным это неуправляемое проявление эмоций, потому что здесь, на этих обугленных развалинах, каждый почувствовал, что предательский удар был нанесен прямо по Ориссе. Была осквернена небольшая частица нашего дома, по воле судьбы отделенная от него, а жители застигнуты врасплох и уничтожены.

В воздухе чувствовалась прохлада, свидетельствующая о приближении зимы, небо было совершенно прозрачным, что делало зрелище еще более безрадостным.

Мы спустились с корабля одетые в расчете на холод. На нас были меховые парки и утепленные непромокаемые сапоги.

Тихий ветер то и дело раздувал дымки, которые медленно поднимались в небо над грудами развалин.

Карале и я пытались что-нибудь отыскать посреди дымящихся руин главного торгового центра, где обычно спала охрана. Как и в других местах, здесь мы не увидели никаких следов борьбы, только страшные кучки пепла — все, что осталось от мужчин и женщин, которые сгорели, не успев проснуться.

Рядом с казармой располагался арсенал. Он был построен из камня и имел общий с казармами камин. От воздействия магического пламени каменные стены взорвались. Взрывом их разбросало в разные стороны, а хранящееся в арсенале оружие расплавилось и застыло бесформенной массой на полу. Дымовая труба и камин устояли. Их размеры приблизительно в два раза превышали размеры очагов, стоявших в сожженных жилых домах. Зрелище навело на сравнение с огромной органной трубой, в которой вздыхал ветер.

Единственным живым существом из всех обитателей бухты Антеро оказалась собака, явно лишившаяся рассудка. Она выползла из ближайших развалин и принялась выть и истерически лаять. Донариус, который всегда очень любил животных и при случае старался облегчить их участь, принялся было утешать ее, но тут же поплатился прокушенной почти до кости рукой. Собака была настолько шокирована тем, что произошло в бухте Антеро, что ее невозможно было утешить. Она ничего не ела и не пила, только непрерывно выла. Когда у нее иссякли силы, собака легла в пепел.

Донариус из чувства сострадания в конце концов убил бедное животное. После этого прошло несколько часов, прежде чем старпом вновь заговорил.

Под обугленными развалинами того, что раньше было доком, мы обнаружили множество следов. Отпечатки сапог на прибрежном иле свидетельствовали о том, что именно в этом месте напавшие на наше торговое представительство высадились на берег. Эти следы были видны гораздо яснее, чем все остальные. Пройдя немного вдоль кромки воды, мы нашли отпечатки, оставленные семью остроносыми баркасами, на которых, по всей видимости, приплыли атаковавшие. Враг подкрался со стороны моря.

Карале приложил свою ногу, обутую в сапог, к одному из следов, оставленных вражеским солдатом. Размеры почти совпадали.

— На этот раз это были не великаны, миледи, — сказал Карале, — если только нападавшие не были великанами с очень маленькими ступнями.

— Меня это не удивляет, — сказала я. — Посудите сами, капитан, сколько всего может быть великанов в ограниченной части мира? Когда боги создали их такими большими, то позаботились о том, чтобы ограничить их численность. Я почти уверена, что во всем известном мире не найдется достаточно великанов, чтобы населить город, сравнимый с Ориссой.

— Не выдаете ли вы, миледи, желаемое за действительное? — спросил Карале голосом, в котором слышался протест. — Ваши логические рассуждения часто бывают очень убедительными, основанными на здравом смысле. Но вспомните — здравый смысл не дал нам никаких намеков на то, что и в первый раз появятся великаны, которые чуть-чуть не захватили вас и Дасиар.

А что касается второго… это было бы совершенно безрассудно со стороны создателей. Безрассудно!

— Если бы вы, мой друг, сами побывали великаном по воле богов, то быстро бы изменили свое мнение, — пробормотала я.

Карале меня не слышал. В этот момент он, склонившись почти до земли, внимательно всматривался в следы.

— Как вы думаете, что это такое? — спросил вдруг капитан, показывая на участок прибрежной полосы.

Присмотревшись, я разглядела множество отпечатавшихся в полном беспорядке обычных следов и начала было поворачиваться, чтобы с удивлением спросить, что именно имел в виду капитан. Но в последнее мгновение я заметила в иле четкий отпечаток большого пальца босой ноги. В следующий момент я увидела, что на пятке, след которой также рельефно сохранился, изображена эмблема Гильдии Заклинателей. Я склонилась поближе, провела рукой вдоль точечной наколки, с помощью которой обычно делают изображение эмблемы, и почувствовала очень слабое покалывание в пальцах, убедившее меня в том, что след оставлен человеком, обладающим магическими способностями. Более того, характер этого магического покалывания был мне хорошо знаком.

— Так это же следы ног заклинателя, — произнес Карале, — или я ослеп и поглупел, как наши любимые боги!

— Вы правы, капитан, — подтвердила я, — к тому же по магическому запаху, по тому экстрасенсорному воздействию, которое оказывают эти следы на мои чувства, я делаю заключение, что они оставлены лордом Сирби, заклинателем одного из наших торговых представительств.

— Не похоже, миледи, что он оказал врагам хоть какое-то сопротивление, — поделился со мной Карале своими наблюдениями. Затем быстро прибавил: — Конечно, к его горлу могло быть приставлено острие меча…

Я кивнула в знак согласия, хотя про себя подумала, что, по всей видимости, угрозы и принуждения на сей раз не понадобились.

Сирби был полностью растерян.

Так же как и я, он поздно познал секреты колдовства. Так же как и я, Сирби начал взрослую жизнь, поступив на военную службу. Он был большим человеком — громкий густой голос, довольно грубые манеры и привычка всегда давать прямые ответы на любые вопросы. Жить по чести было основным принципом Сирби. Я всегда симпатизировала ему. На меня удивительно освежающе действовало полное отсутствие стремления к интригам, столь свойственное многим из тех, кто долгое время общается с лидерами общества, а также его привычка всегда говорить откровенно. В этом он поразительно отличался от всех тех надменных типов, которые почему-то становились заклинателями.

Поэтому, когда Сирби проявил добровольное желание возглавить одно из наших удаленных торговых представительств, я с немалым удовольствием согласилась и одобрила его кандидатуру. Однако, когда я высадила его в бухте Антеро, он моментально приобрел столь самодовольный и значительный вид и стал настолько надменным в отношениях с простыми обитателями, что я почувствовала необходимость предостеречь его. Он долго и многословно извинялся, уверял, что не понимает, что на него нашло. Тогда, помня о его честности, я приняла извинения Сирби за чистую монету. Но с тех пор как я оставила его в бухте Антеро, время от времени в мою душу закрадывались сомнения. Я часто размышляла о том, не совершила ли я ошибку. Ведь Сирби был не настолько прост, как казалось на первый, неискушенный взгляд. Иногда он становился напыщенным и колючим! Поразмыслив, я пришла к выводу, что Сирби, судя по всему, эгоцентричная натура. В условиях изолированного от внешнего мира представительства в бухте Антеро это могло создать дополнительные проблемы его обитателям.

Сомнения вновь овладели мной именно в тот момент, когда я пристально всматривалась в следы ног Сирби, оставленные им на берегу бухты.

Если я все-таки ошиблась, то это ошибка, способная привести к серьезным последствиям. Если такой человек, как Сирби, помешанный на чести и справедливости, вдруг резко обрывает взаимоотношения, то в результате на его месте оказывается крайне озлобленный зверь. Зверь, обладающий в придачу очень тонким чутьем, настороженный, как куница.

А хуже всего было то, что этот зверь находился теперь во вражеских руках.

Отпечатки босых ног Сирби, сопровождаемые вмятинами от сапог четырех стражников, вскоре отделились от остальных следов и повели нас вдоль берега бухты. По обе стороны от Сирби неизменно следовали по два вражеских солдата. Однако, судя по расстоянию между пленником и вражескими солдатами, охрана была условной. Сапоги проставили глубоко вдавленные отметины. Металлические скобки их подошв вонзались в прибрежный ил, кое-где поцарапали зеленый мох, наросший на валунах, как обычно царапает кошачий коготь.

Прибрежная линия, а вслед за ней и следы сделали крутой поворот, и мы увидели широкое поле, заросшее высокой желтой осокой. Казалось, что она не только успешно противостоит ударам зимних морозов, но и буйно разрастается в теплое время. В этой траве гнездились мелкие животные и большие нелетающие птицы.

Когда мы приблизились к полю, я увидела, что во многих местах трава помята и выжжена все еще дымящимися кострами.

Многочисленные навозные кучи свидетельствовали о том, что здесь совсем недавно стоял караван вьючных животных. Поделившись своими наблюдениями, я сказала Карале:

— Похоже, капитан, что здесь разбил лагерь довольно большой караван.

Карале почесал в затылке и подтвердил:

— Да, госпожа, похоже, что так.

Затем капитан посмотрел в сторону пристани, где мы нашли отпечатки, оставленные килями вражеских баркасов, и добавил:

— Судя по всему, нападавших было две группы. Одна атаковала с моря. Другая пришла сюда по суше, с караваном, чтобы встретиться с первой после уничтожения нашего представительства в бухте Антеро.

— И та группа, которая появилась со стороны моря, — продолжила я мысль Карале, — передала нашего захваченного в плен заклинателя той, которая пришла с караваном. Я видела, как следы Сирби ведут прямо к этому полю, но, черт побери, капитан, я не вижу, чтобы они возвращались.

Посмотрев еще раз на поле, заросшее желтой травой, я заметила тропу, которой ушел караван. Тропа вела к безжизненной каменистой равнине, окружавшей бухту Антеро.

Я повернулась и быстрым шагом направилась к нашим лодкам. Карале поспешил за мной.

— Думаю, что нам нужно как можно скорее добраться до второго представительства! — крикнула я капитану, не поворачивая головы. — Отправляемся немедленно!

К тому времени, когда мы вернулись на берег, небо потемнело. Над нами нависли черные грозовые тучи.

Внезапно со стороны бухты поднялся ветер, который крепчал с каждой минутой. Я попыталась крикнуть остальным, чтобы поспешили на корабль, но опоздала, мой голос стал уже почти не слышен в нараставшем штормовом вихре.