"Возвращение воина" - читать интересную книгу автора (Коул Аллан)

Глава 11. РУДНИКИ КОРОНОСА

Я не в состоянии подробно и связно рассказать о том, что произошло вслед за проигранным сражением с Новари. Те дни и недели, которые последовали, были мутной пеленой непрерывной муки и боли. Иногда мне казалось, что я лечу на какой-то сумасшедшей колеснице сквозь кошмар, которому нет ни начала, ни конца.

Я не помню, когда и как у меня вырвали глаз. Сквозь густое марево дурноты и тумана я помню только тот момент, когда осознала, что осталась с одним глазом.

Ощущение было такое, как будто я всплывала со дна илистого болота боли, отчаяния и ничтожества. Я всплыла, кашляя и судорожно глотая горячий, насыщенный пылью воздух, обжигавший легкие. Я обнаружила, что согнувшись тащусь впереди цепочки похожих на меня существ, одетых в грязные, отвратительные лохмотья. Я ощутила, что о мою шершавую кожу трется что-то жесткое, и поняла, что одета так же, как и все остальные.

Услышав рев пламени и дыхание кузнечных мехов, я попыталась повернуть голову, чтобы посмотреть, что это за кузница. Все завертелось, и я с размаху врезалась в кого-то. Неизвестный обругал меня, и я почувствовала сильный рывок и услышала звон цепей. Я пробормотала извинения, и до меня как-то не сразу дошло, что вокруг моей талии опоясана цепь и я скована ею с остальными членами моей группы. Однако ноги и руки были свободны.

Я слышала стук молотка по наковальне — медленный, размеренный звук. Снова попыталась посмотреть, что там происходит. Все окружающее казалось странным, искаженным и плоским. Мне было очень трудно определить границы предметов и прийти к заключению, близко или далеко они расположены. Я осторожно потрогала лицо. Поперек лба шла повязка, закрывающая правый глаз. Под ней я почувствовала болезненную пульсацию пустой глазницы.

Мои мысли представляли собой несвязный поток обрывков образов, порождаемых затуманенным сознанием. Про себя я забормотала:

— Мой глаз? Ага, правильно. Его забрала Новари. Она приказала, чтобы глаз вытащили.

По отношению к своему увечью я не испытывала других эмоций, кроме вялого любопытства. Я была слишком подавленна. Находилась в шоке в результате бесчеловечного обращения.

Кто-то зарычал, как от боли. Тяжелая рука ударила меня в плечо. Я неуверенной походкой двинулась вперед, едва волоча болящие ноги. Гремя цепями, остальные последовали за мной. Еще один удар чуть не свалил меня на землю. Автоматически я огрызнулась, посылая проклятия обидчику, и в ответ услышала извинения, произнесенные невнятной скороговоркой. Я не могу объяснить, как и почему я знала, что должна действовать именно так. Но до меня уже дошло, что я нахожусь в данных условиях в течение достаточно продолжительного времени. Каким-то образом я узнала, что должна делать, чтобы выжить.

Я обливалась потом и с трудом дышала. Мой рот пересох от сильного обезвоживания организма. Я наклонила голову и осторожно осмотрелась с помощью единственного глаза. Я находилась в большой кузнице. Стены были увешаны связками гнутого железа, цепями, инструментом. Я слышала шипение металла, который опускали в ведра с маслом для закаливания, и чувствовала запах влажных маслянистых испарений.

Кузнечные мехи возобновили работу, и мне удалось установить, где расположены горн и наковальня. Кузнец с фартуком, прожженным горячим железом и пламенем, который был надет прямо на его голое тело, раздувал мехи. По одну сторону от горна располагалась наковальня. А по другую стоял человек, одетый в чистые и дорогие одежды. Он стоял около маленького столика, где лежало несколько медицинских инструментов и грязные бинты. Это был своего рода лекарь. Когда я его увидела, я так не думала. Мое сознание в тот момент было слишком затуманено и не могло воспринять столь простую вещь. Каким-то образом я знала, что это — лекарь.

Кто-то сказал мне об этом. Я не помнила, кто и когда.

Стражник с физиономией перекормленной свиньи отомкнул замок моей цепи. Он грубо подтолкнул меня вперед, и я неуверенной походкой засеменила к горну. Меня резко одернули и заставили остановиться перед лекарем.

— Давай посмотрим твою руку, — произнес он со скучным видом.

Мне не пришлось спрашивать, какую именно руку он хочет осмотреть. Непроизвольно я подняла левую.

И ахнула. Рука заканчивалась на запястье. Вокруг обрубка на культю был намотан ком грязного тряпья, пропитанного кровью. Лекарь снял повязку, удерживавшую это тряпье, слегка размотал и, совершенно не думая о той боли, которую причиняет, резким движением сорвал его с культи.

Очнувшись, я поняла, что пристально смотрю на обрубок на месте кисти левой руки. Из обрубка торчали два металлических болта с резьбой, пропущенных насквозь, так что они заметно выступали с двух сторон.

Лекарь взял мою руку за болты, повернул туда-сюда, чтобы получше рассмотреть. Он понюхал плоть, видимо, не почувствовал никаких признаков разложения и удовлетворенно кивнул.

— Готово, — сказал он кузнецу, — на сей раз мне удалась очень трудная работа, поверьте, я знаю, о чем говорю.

Кузнец насмешливо посмотрел на него.

— Не нужно обладать особым талантом, чтобы отрубать их, — сказал он, — это доступно любому мяснику. Приделать новую руку — вот настоящая работа.

— Не прикидывайся тупицей, — запыхтел лекарь, — она будет совершенно бесполезна для вас, если ее конечность загниет, я не прав?

Лекарь отпустил руку. Я некоторое время подержала ее на весу, стараясь получше рассмотреть единственным глазом. Все мои эмоции находились в этот момент где-то далеко. Единственное, что меня удивило, — мне показалось, что я все еще могу чувствовать кисть. Как-то рассеянно я попыталась пошевелить пальцами. Но не ощутила ничего, кроме жгучей боли.

Кузнец крепко сжал руку и, дернув за нее, заставил меня приблизиться. Я попыталась отстраниться. Стражник отвесил мне тяжелую затрещину.

— Стой смирно, сука, с тобой еще не закончили. И я подчинилась.

Кузнец внимательно осмотрел обрубок, обратив особое внимание на болты. Он смазал резьбу промасленной тряпкой, потом крикнул через плечо своему подмастерью:

— Пожалуй, седьмой размер подойдет!

Я увидела, как к стеллажам вперевалку идет хорошо упитанный молодой человек. На стеллажах виднелось множество черных металлических кистей. Перекормленный ученик кузнеца лениво перебирал их, затем нашел одну, которая, как ему казалось, могла бы удовлетворить его хозяина. Он отдал протез кузнецу, который круглым напильником снял невидимую фаску, слегка обработал кромку кисти, потом приказал ученику крепко держать мою руку так, чтобы обрубок был расположен надлежащим образом.

— Теперь замри, — распорядился мастер, — прошлый раз ты отклонился и испортил исключительно удачный протез. — Потом кузнец показал на меня и сказал, давая последние наставления ученику: — Не думай о том, что причиняешь ей боль, она — животное. У нее нет чувств, о которых нам стоит волноваться.

Ученик крепко взял за мою культю, кузнец смазал внутреннюю поверхность металлической кисти, потом с силой надвинул на обрубок, поворачивая туда-сюда и слегка покачивая. Боль была нестерпимой. Думаю, я застонала.

— Села хорошо, — одобряюще сказал кузнец, — даже не надо поправлять.

Он сильно ударил молотком по железной кисти, и она слетела с культи. Я чуть-чуть не потеряла сознание, настолько чудовищная боль пронзила меня. Должно быть, я покачнулась, потому что стражник снова ударил меня по затылку и грубо приказал выпрямиться.

Кузнец зажал кисть щипцами и, сунув ее в огонь, начал раздувать мехи до тех пор, пока в горне не заревело яркое белое пламя. Когда кисть раскалилась докрасна, он вытащил ее, положил на наковальню и с помощью небольшого молоточка подправил — объясняя при этом ученику, что делает.

Когда кузнец наконец остался доволен результатом, он снова накалил кисть докрасна и сунул ее в ведро с маслом. С резким шипением взлетело облако пара. Кузнец вытащил кисть; она была темной и блестящей.

Снова ученик крепко держал мою руку, пока кузнец наворачивал железку на обрубок. После термической обработки она была все еще очень горячей, и сквозь сильную боль я смутно осознавала, что чувствую запах паленого мяса. Я услышала, как лекарь сказал что-то насчет того, что теперь заражение практически невозможно.

Болты с винтовой нарезкой выступали из отверстий в металлической кисти. Сверху на выступающие концы наложили тяжелую железную скобку с круглыми отверстиями, и две гайки завинтили до упора и приварили по резьбе так, чтобы их нельзя было снять.

Тут я потеряла сознание.

Мне кажется, что вскоре после этого я полностью пришла в сознание и вернулась в мир реальности. Но оказалось, что мозг был затуманен. Хоть я и осознавала унизительность своего положения и двигалась как хронический наркоман.

В следующий раз, когда я приобрела способность смутно различать окружающие предметы, оказалось, что я работала вблизи очень полной женщины невысокого роста. Я помогала ей вытаскивать увесистый золотой прут из прокатного стана. Прут был настолько горячим, что еще дымился, казался мягким на ощупь. Его длина достигала трех метров. Для того чтобы удержать этот стержень, мы использовали наши металлические руки, и я была изумлена, когда обнаружила, что схватила этот предмет так, как будто бы металлическая рука была не искусственной, а настоящей. Ощущение было такое, как будто это чужая рука, которой кто-то управляет, подавая сигналы с большого расстояния.

Женщина и я перенесли стержень через широкое помещение, которое, похоже, было вырублено прямо в скалах. Стены, пол и неровный, в зазубринах, потолок были сильно испачканы машинным маслом, жиром и копотью. В цеху было очень жарко, гораздо жарче, чем в любом другом месте, где мне приходилось бывать. Кроме того, слышался непрерывный грохот работающих тяжелых машин. Я увидела других рабов, как мужчин, так и женщин, которые передвигались по комнате, едва волоча ноги, переходили от одной странного вида машины к другой и не обращали внимания на то, что эти машины время от времени извергают струи огня и облака перегретого пара.

У всех этих людей были такие же металлические руки, как и моя.

Полная женщина и я бросили стержень на довольно большую кучу таких же стержней. Мы остановились, часто и тяжело дыша, чтобы немного прийти в себя.

Я посмотрела на металлическую руку. Согнула и разогнула пальцы, потом повела большим пальцем. Рука двигалась медленно, но очень плавно, суставы поворачивались на хорошо смазанных подшипниках. В ладони я почувствовала присутствие маленького теплого, но невидимого обычным зрением пятна и сразу поняла, что это сгусток магической энергии.

Вскоре после того, как я уловила ореол поля, излучаемого заклинанием, мои чувства стали более разнообразными, диапазон восприятия расширился — но пока чуть-чуть, — и я смогла ощутить резкий неприятный запах озона, который возникал в результате непрерывного действия мощного магического поля. Очень неприятный запах исходил от машин. Очень сильно нагретый воздух, который я вдыхала, имел отвратительный привкус.

Где-то громыхнул тяжелый гонг, и машины замерли. Окружающие меня рабы начали неуклюже собираться в длинные цепочки, которые протянулись через нашу огромную пещеру, и двинулись к закрытым дверям. Я растерялась. Теперь я не знала, что нужно делать.

— Нам нужно идти, Рали, — сказала женщина, беря меня за руку.

Вдруг мне показалось, что женщина мне знакома. Ее имя внезапно возникло у меня в голове, выскочив, как чертик из табакерки. Я кивнула и пошла вслед за ней, спрашивая на ходу:

— Куда мы идем, Залия?

— Туда, куда мы отправляемся каждую ночь, дорогая, — ответила она. Ее голос был приятен и мягок. Таким голосом обычно взрослые разговаривают с детьми. Залия продолжала: — В наши камеры.

— Понятно, — произнесла я, хотя очень смутно представляла, о чем в действительности идет речь.

Мы присоединились к колонне рабов. Прозвучали отрывистые команды. Все — несколько сотен человек — двинулись вперед, едва переставляя ноги, — засвистели и защелкали по спинам хлысты, раздались крики рабов.

— Где мы? — спросила я.

— Я уже рассказывала тебе, дорогая, — ответила Залия, — но я расскажу еще раз. Мы находимся в рудниках Короноса.

Вскипели эмоции и прорвались сквозь наркотический дурман, который окутал меня по воле злого колдуна. Я почувствовала, как по щекам струятся слезы, и подумала — мне никогда не выбраться отсюда.

Должно быть, я всхлипнула, потому что Залия ласково потрепала меня по плечу, пытаясь успокоить. Вслед за этим все то, что казалось мне совершенно новым, все увиденное и услышанное как будто бы впервые, новые чувства и ощущения, — все обрушилось с полной тяжестью и безжалостностью, и я поняла, что меня ведут по руднику на цепи, как собаку.

Окружающая действительность представляла собой ошеломляющую череду ужасов. Молоты били по скальной породе, расплавленное золото непрерывно выливалось из труб в большие чаны, машины долбили и сверлили камень, невероятно при этом грохоча, и выплевывали из чрева огонь. Повсюду я видела работающих людей, многие из которых стонали от боли. Иногда нам приходилось ждать, пока проходила другая колонна рабов. Однажды большая повозка, везущая руду, перегородила нам путь. Я увидела, что в нее, как вьючные животные, запряжены рабы, которые тянут груз по деревянному настилу.

Наконец мы вышли в коридор, по обеим сторонам которого равномерно располагались закрытые двери. Залия проводила меня в камеру, и я без сил опустилась на каменную скамейку.

Залия пошла к ведру с водой. Где-то взяла тряпку, которую намочила в воде. Вернулась, присела рядом со мной и осторожно подняла повязку, которая закрывала пустую глазницу. Залия не спеша обмыла грязь и запекшуюся кровь вокруг раны.

Несмотря на то что я ничего не помнила, даже того, как я встретила ее, нежные прикосновения Залии показались мне знакомыми. Я почувствовала, что могу доверять ей. Каким-то образом она стала моей напарницей и, вероятно, другом.

Омыв рану, Залия аккуратно вернула бандаж на прежнее место, приговаривая при этом: — Ну, вот и порядок, дорогая.

После этого она снова пошла к ведру, на этот раз для того, чтобы привести себя в порядок.

Я внимательно рассмотрела ее, когда она приподняла свою рваную одежду, чтобы смыть с ног сажу и грязь. Способность осознавать то, что происходит вокруг, медленно, но неуклонно возвращалась, и это заставило меня еще более пристально вглядеться в Залию. Я знала, кто эта женщина. Но до этого момента мне казалось, что она была только нежным голосом, исходящим из облаков.

Залия оказалась плотной и приземистой, ее икры были толщиной с мою талию. Ее спутанные волосы отливали медью, а на круглом лице красовались маленький курносый нос и красиво очерченные губы. Вокруг Залии я увидела необычную ауру, и это обстоятельство еще больше вернуло меня к действительности.

Я попыталась скользящим движением послать щупальце магического поля, чтобы исследовать границы ее ауры. И была чрезвычайно обеспокоена, когда ничего не произошло.

Я сделала еще одну попытку. И почувствовала сопротивление, потом неизвестное заклинание, которое сдерживало мое волшебное поле, стало постепенно отступать. ,

Я усилила нажим и услышала, что рвется что-то напоминающее материю, при этом ощутила легкое дуновение — и затем меня вдруг пронзила боль. Болевой импульс выстрелил из металлической руки, ударил по локтю так, как будто бы это был удар ломом, а вслед за этим мое плечо, шея и спина были захвачены такой мучительной болью, что мой желудок взбунтовался. Меня вырвало прямо на пол камеры.

Залия быстро подошла ко мне, мягко подхватила и начала успокаивающе гладить по спине, пока мои внутренности выворачивались наружу.

— Бедняжка, — повторяла она, — бедняжка.

Через некоторое время боль и ощущение отвратительной слабости исчезли. Залия отвела меня к каменной койке и уложила на спину. Она обтерла меня, положила на лоб холодную мокрую тряпку, а потом прибрала за мной.

Я лежала молча, единственная боль, которая докучала в этот момент, была дергающая пульсация в пустой глазнице. Я закрыла здоровый глаз.

Сквозь мрак медленно дрейфовали искры и светящиеся силуэты.

Я заснула.

Послышался удар палкой по бруску железа. Я проснулась и увидела, как Залия вносит в камеру ведро с едой. Сбоку ведра болталась большая деревянная ложка с крючком на ручке.

Внезапно я почувствовала голод. Села, облизывая губы, и смотрела, как Залия зачерпнула густую желтоватую похлебку и опрокинула содержимое большой ложки в деревянную миску. Неприятного вида куски мяса зелено-серого цвета стали всплывать на поверхность, пока она мешала похлебку оловянной ложкой.

Запах похлебки был невероятно вкусным. Мой рот наполнился слюной, и я встала, чтобы найти свою миску.

— Ты не можешь есть это, дорогая, — сказала Залия, — я уже предупреждала тебя.

Пока Залия говорила это, она подносила ко рту порцию еды.

— Почему нет? — спросила я.

— Это не пойдет тебе на пользу, Рали, дорогая, — ответила она.

— Так ты же ешь это — и ничего, — довольно грубо произнесла я, дрожа, как ребенок, которому явно несправедливо не досталось то, чем наслаждается каждый.

— От этого ты станешь толстой и уродливой, — предупредила Залия, — как я.

— Мне наплевать, очень хочу есть.

— Пожалуйста, Рали, потерпи немного, — сказала Залия, — я обязательно покормлю тебя сегодня поздно вечером. Я всегда так делала.

Я лихорадочно попыталась что-либо вспомнить, но тщетно. Я вернулась к скамейке и села.

Мной овладели раздражение, обида, негодование, которые, казалось, вот-вот выплеснутся через край. Разобравшись в своих чувствах, я ощутила себя глубоко несчастной. И подумала при этом: в чем дело? Это совершенно на меня не похоже.

Дурман еще больше рассеялся, и я получила более отчетливые представления о том, что меня окружает. Дверь в камеру была открыта. С того места, на котором я сидела, я могла видеть часть коридора. Двери других камер также были открыты, и я разглядела человеческие существа, которые были заняты своими жалкими рабскими делами. Они ели, ссорились или играли в кости. Я увидела, как мужчина и женщина занимались любовью, издавая звериные звуки, они напоминали мне двух собак.

Ошеломленная, я отвернулась. Голод напомнил о себе острой резью в желудке, и я почувствовала слабость.

Я услышала шлепки босых ног по каменному полу и снова повернула голову к выходу, чтобы увидеть, как в камеру входят несколько человек и во главе их, приволакивая ноги, — неуклюжий, грубый, неприятный тип.

Залия быстро взглянула на них и продолжала есть как ни в чем не бывало. Казалось, что ее большое тело полностью расслаблено и отдыхает. Но я почувствовала, как внезапно в воздухе сгустилось напряжение.

— Я пришел, чтобы услышать твой ответ, — произнес волочивший ноги густым голосом.

Брови Залии взлетели, она изобразила изумление.

— А в чем, — спросила она, — состоял вопрос?

— Ты знаешь, — пророкотал гость и ткнул толстым крючковатым пальцем в мою сторону. — Что просишь за нее? — продолжал он.

— А, так ты об этом!

Глаза Залии расширились, как будто бы она что-то внезапно вспомнила. Потом она пожала плечами.

— Мне казалось, что это дело мы давно уладили, — сказала Залия. — Рали не продается. Я не отказала тебе в первый раз только для того, чтобы набросить цену. Теперь цены нет вообще, друг мой. Если ты поймешь это, тебе легче будет спать.

Залия показала на дверь камеры:

— До свидания. Было приятно поболтать с тобой.

Она мягко улыбнулась и продолжала есть.

Но гость не успокоился — он двинулся вперед, напрягаясь и вытягивая вперед железную руку.

Прежде чем ему удалось схватить Залию, она взлетела со скамейки, со всего маху ударила миской по лицу незваного пришельца, схватила его за шею своей железной рукой. Затем резко пригнула его голову, так же быстро поднимая в этот момент колено, которым ударила его в подбородок. Залия отпустила нападавшего, и он рухнул на пол.

Теперь остальные приближались к Залии, и она подняла им навстречу свое лицо.

Гнев сорвал последние обрывки туманного марева с моего сознания, я вскочила на ноги и бросилась на одного из нападавших. Мне казалось, что железная рука обладает огромной силой, как будто бы была рукой гиганта, и я схватила его за горло, сжимала до тех пор, пока обидчик не начал издавать булькающие звуки, а потом изо всех сил ударила кулаком другой руки ему под дых.

Я услышала, как Залия избавилась еще от одного пришельца, и в этот момент мой противник обмяк. Переполненная гневом, я продолжала сжимать его горло, а потом очень сильные руки стали оттаскивать меня назад, и я позволила врагу упасть.

Я резко обернулась, по моему лицу катились слезы ненависти, и, ослепленная ими, я попыталась схватиться с Залией. Она взяла меня в объятия и так крепко сжала, что я уже ничего не смогла сделать, и мне оставалось только молотить кулаками по ее сильной спине.

— Полегче, Рали, — сказала она, — полегче, дорогая.

Гнев иссяк, и я расслабилась. Залия подняла меня и снова посадила на скамейку.

— Подожди здесь, Рали, дорогая, — сказала она, — я скоро вернусь.

Она по одному оттащила непрошеных гостей в коридор и снова подошла ко мне. Пока она устраивалась рядом со мной, я увидела, как мужчины оглянулись и заковыляли прочь.

Залия гладила меня и приговаривала:

— Вот так сюрприз, дорогая. Я никогда не видела тебя столь агрессивной.

— Агрессивной? — переспросила я. — Эти дети сифилитичных шлюшек не знают, что это такое!

Залия вздохнула.

— Хотелось бы верить, что это признак того, что тебе становится лучше.

С этими словами Залия поднялась и направилась в свою часть камеры, присела на корточки и собрала с пола разбрызганную похлебку. Закончив с этим, она села на свое ложе и закрыла глаза. Она не спала, но я постаралась тем не менее не тревожить ее.

Так прошло около часа. Я пыталась сосредоточиться, но мне это не удалось… Так неохотно приходят в движение приржавевшие друг к другу детали долго бездействовавшего механизма. Я продолжала попытки, и чем упорнее я пробивалась вперед сквозь дурман, тем легче мне становилось. Я никак не могла разобраться в том, как попала в столь бедственное положение, но у меня уже появилось смутное ощущение, что призрачные очертания постепенно начинают вставать на свои места и приобретают четкие контуры. Я почувствовала усталость, поэтому оставила свои попытки. Впервые заметила, что свет потускнел и только несколько лампадок светилось на стенах коридора. Было тихо. Тишину нарушал храп некоторых рабов.

Голод сжигал меня изнутри, поэтому я снова посмотрела на Залию. Как раз в этот момент она начала подниматься со своего ложа. Залия довольно долго ковырялась в ведре с едой, пока наконец не выловила большой кусок зелено-серого мяса. Она пришлепнула этот кусок к стене рядом с небольшим отверстием. Затем снова присела на корточки, смешно расставив круглые колени, и надолго замерла без движений, как будто бы сама превратилась в камень.

В конце концов из отверстия в стене показались подрагивающие усики. Вслед за ними высунулся острый носик. Этот носик дернулся, не учуял опасности, и через мгновение ока появилась большая жирная крыса, которая осторожно двинулась к приманке.

Железная рука Залии метнулась вперед, схватила крысу и сломала ей шею.

В этот момент я вспомнила, что очень много лет назад делала нечто подобное. Там, где это происходило, было холодно: снаружи ревел шторм, а я ловила крыс так, чтобы мои друзья и я могли выжить и не умереть с голоду.

Неясный образ, возникший в памяти, растаял.

Тем временем Залия вытаскивала из стены свободно ходящий каменный блок, показывая мне довольно вместительное секретное хранилище. Внутри его я увидела несколько небольших свертков. Залия вынула их, по очереди развернула и начала колдовать над их содержимым. Вскоре под котелком горел небольшой костер, а Залия тем временем сняла с крысы шкуру, выпотрошила ее и разрезала на несколько частей.

После того как Залия приготовила похлебку, она подала ее мне в деревянной миске, и я, голодная как волк, набросилась на нее и быстро проглотила, наслаждаясь каждой каплей, после чего до блеска выскребла миску и высосала костный мозг из крысиных костей. Покончив с едой, я почувствовала себя замечательно, теплая сытость и сила растеклись по телу.

— Что случилось с моей рукой? — спросила я. — Она у Новари, как и мой глаз?

Залия устало поморщилась и произнесла:

— Я уже отвечала тебе на этот вопрос, дорогая.

— Скажи мне еще раз, — настаивала я, — не помню.

— Ты никогда ничего не помнишь, — сказала Залия.

— Скажи, прошу тебя.

— Они отрубают руку каждому попавшему в рудники, — сказала Залия.

Кивнув, я сказала:

— Я видела остальных.

— Вместо отрубленных нам приделали вот эти, — продолжала Залия, поднимая свою железную руку.

— Хорошо, продолжай.

— Кости и все остальное, что они берут от нас, попадает к колдунам Новари. Эти вещества потом используются для того, чтобы создать заклинания, помогающие приводить в действие металлические руки. Руки рабов.

Я обдумала сказанное Залией. И пришла к заключению:

— Получается, что у Новари нет моей руки.

— Да, Рали, твоя рука не у нее. В противном случае твоя железная рука бездействовала бы. И ты была бы совершенно бесполезна в рудниках.

Мне в голову пришла свежая идея.

— Почему эта рука причинила боль, — спросила я, — когда я попыталась создать заклинание?

Залия тряхнула головой. Было похоже, что ей уже много раз приходилось объяснять мне одно и то же. Но когда она отвечала мне, ее голос был ровным и терпеливым.

— Эта рука управляет каждым из нас, — сказала она, — если ты попытаешься убежать отсюда, рука сразу почувствует, в чем дело. Она причинит тебе боль с целью заставить остановиться. Она убьет тебя, если ты не подчинишься. То же самое касается и магии, Рали. Если ты попытаешься создать заклинание, эта рука станет твоим злейшим врагом.

— Хорошо, — произнесла я, — теперь мне многое стало понятным.

— Хотелось бы верить, что это так, — заметила Залия, — все это я рассказываю тебе каждую ночь. И ты каждый раз говоришь, что понимаешь. Но к утру ты абсолютно ничего не помнишь. И вслед за этим мне опять приходится наблюдать за тем, как ты причиняешь себе боль, пытаясь создать заклинание.

— Не беспокойся, Залия, — заверила я, — на этот раз я все запомню.

Внезапно я почувствовала, что меня клонит ко сну. Я зевнула и вытянулась на скамейке.

— Конечно же, дорогая, ты все запомнишь, — успокаивающим голосом произнесла Залия. Но я была уверена, что она сомневалась.

— Честное слово, — настаивала я, — обязательно все запомню.

— Ох, Рали, — сокрушалась Залия, — хотелось бы верить, что это правда. Хотела бы, чтобы ты завтра поднялась утром и рассказала мне обо всем. , что ты сегодня узнала. Но я знаю, что этого не произойдет. Не произойдет еще достаточно долго.

Несмотря на то что я уже засыпала, сквозь дремоту меня пронзила мысль о том, что голос Залии выдает высокий уровень культуры и отличается музыкальностью. Он казался необычным и совершенно не к месту в этой камере и в придачу исходил из такого неуклюжего тела.

Затем эта мысль потерялась в глубинах сонного сознания, и я пробормотала:

— Вот увидишь…

И закрыла глаза.

Я заснула. Мне ничего не снилось; раз я проснулась, чтобы прогуляться в угол камеры, справить нужду. Я услышала, как тяжело дышит во сне Залия, мне поначалу показалось, что ей плохо, но я не стала беспокоить ее, вернулась на свое ложе и снова погрузилась в сон.

Прошло еще довольно много времени, прежде чем послышался удар гонга, и я быстро приподнялась и села на скамейке. Пытаясь оглядеться, я повернула свой единственный глаз в сторону Залии, которая медленно просыпалась, позевывая.

Я спросила строгим голосом:

— Думаю, будет лучше, если ты расскажешь мне, кто ты на самом деле.

Залия моргнула, окончательно разбуженная моим неожиданным выпадом.

— Я Залия, — сказала она, — так ты не помнишь даже этого?

Я ответила:

— По крайней мере, я помню то, что было вчера. Тогда ты действовала как друг. Но я не знаю этого наверняка, не так ли? Потому что из моей памяти начисто стерто все, начиная с того самого момента, когда я была приговорена к рудникам — и до вчерашнего дня, когда я очутилась в кузнице.

Залия в восторге просияла. По крайней мере, изобразила восторг. Но в тот момент я не верила никому.

— Хвала богам! — произнесла она. — Ты возвращаешься в нормальное состояние.

Женщина начала подниматься, но я подняла железную руку и остановила ее.

— Не торопись вставать, — сказала я.

Залия подчинилась, но мне показалось, что ее глаза излучают скорее интерес, чем разочарование.

— Послушай, — продолжала я, — ты очень сильная. Я хорошо это видела. Но вряд ли найдется что-либо, что я не знала бы об убийстве, поэтому твоя сила не даст тебе особых преимуществ. Делай, как я тебе говорю, а если выяснится, что я была грубой или ошибалась, — извинения не заставят долго ждать.

— Замечательно, Рали, — сказала Залия, — сделаю все, что ты пожелаешь. И с радостью.

— Отлично.

— Не думаю, что у нас достаточно времени для выяснения всех обстоятельств, так как примерно через час за нами снова придут и поведут в шахту.

— Для начала расскажи, каким образом я оказалась в твоей компании, — попросила я. — Если к концу первого часа ты все еще будешь живой, то у тебя появится надежда на то, что я позволю тебе благополучно дожить до вечера. А вечером ты расскажешь мне все остальное.

Залия пожала плечами.

— Может быть, я почувствовала жалость по отношению к тебе, — сказала она, — ты бессмысленно блуждала, то и дело натыкаясь на стены. Впечатление было такое, как будто бы тебя накачали наркотиками. Стража ставила тебя то на одно дело, то на другое. Однажды ты чуть-чуть не упала в печь. Потом у некоторых рабов стали появляться определенные идеи насчет тебя. Думается, мне стало тебя жаль, и поэтому я взяла тебя под свою опеку.

Залия посмотрела на меня.

— Если это имеет какое-либо значение — сейчас мне жестоко мстят за симпатии к тебе.

— Так это имеет значение? — требовательно спросила я. Залия рассердилась.

— Может быть, это и не имело никакого значения. Может быть, у меня были свои собственные идеи насчет тебя. Не исключено, что я хотела сделать тебя рабыней, чтобы заставить работать на меня днем и доставлять мне удовольствия ночью. А драка, в которой ты приняла участие, произошла потому, что я защищала свою собственность.

— Это не самый худший вариант для оправдания твоих действий, — сказала я.

Глаза Залии широко раскрылись от изумления. Но потом ее изумление сменилось цинизмом.

— Так ты считаешь, что я могу быть шпионом? Что я могу работать на Новари и замышляю завоевать твое доверие, чтобы в нужный момент предать тебя?

— Это только одна из возможностей, — ответила я, — еще ты можешь быть самой Новари, я знаю, на что она способна.

— Это глупость, — отрезала Залия. Она повела своей мясистой рукой вокруг, как бы показывая мне, что нас окружает. И спросила: — Ты допускаешь, что Новари может добровольно обречь себя на подобное существование?

— Мне приходилось видеть людей, попавших в беду, — ответила я, — из-за того, что они игнорировали совершенно глупые возможности.

— Хорошо, — сказала Залия, — это не может быть проверено тем или иным способом. Для этого потребуется волшебство. А железная рука убьет тебя, если ты попытаешься воспользоваться магией.

— Тогда нам останется уповать на твои способности убеждать, — продолжала я, — еще раз спрашиваю тебя: зачем я тебе?

— Сделать все, чтобы ты поправилась, — ответила Залия, — так, чтобы мы вдвоем смогли потом отсюда убежать.

Сказав это, женщина долго и пристально смотрела на меня. Я ответила ей таким же долгим и тяжелым взглядом. Потом заявила:

— Пока достаточно. Остальное ты расскажешь мне вечером.

— А пошла ты… — прорычала Залия, — думай что хочешь. Мне все равно. Уходи. Поищи место, где тебе будет лучше. Мне с тобой больше нечего делать!

— Мы поговорим вечером, — повторила я, — а там видно будет.

День, который последовал за этим, был одним из самых странных дней в моей жизни. Меня не оставляло ощущение, что я проснулась после кошмарного сна и обнаружила, что в действительности живу в этом кошмаре. Ощущения, которые нахлынули на меня, казались одновременно знакомыми и чужими.

Начать с того, что я могла видеть только одним глазом, который искажал действительность, пока я не приспособилась и не научилась компенсировать нехватку второго глаза. Пока я была в шоке, я каким-то образом выработала привычку резко наклонять голову в одну сторону, когда мне требовалось посмотреть на что-нибудь. Потом я очень быстро вздергивала ее снова вверх, что поначалу очень сильно нервировало стражников, а вскоре они стали смеяться над моими ужимками. Их издевательства надо мной способствовали тому, что я избавилась от этой привычки.

На этом странности не кончались. Была еще искусственная кисть. Она представляла собой нечувствительный предмет, прикрепленный к культе левой руки. Металлическая рука действовала как живая: она устремлялась к предметам, когда я желала этого, брала их и отпускала по моей команде. Но время от времени рука двигалась со значительной задержкой, как будто бы мои мысли замедленно проплывали сквозь воду. Поначалу чувствовалось легкое колебание, а потом рука дергалась вперед, как если бы мои мысленные команды только что достигли цели. Иногда мне действительно хотелось, чтобы это устройство двигалось помедленнее, так чтобы я не опрокидывала предмет, который хотела взять.

Кроме того, металлическая рука была значительно сильнее, чем живая, поэтому мне приходилось быть очень осторожной, чтобы по ошибке не сломать какую-нибудь хрупкую вещь. Металлическая рука была совершенно нечувствительна к теплу, поэтому само собой разумелось, что это ее качество может быть использовано в практических целях, например, при необходимости опускать ее в чаны с расплавленным металлом или поднимать раскаленные добела заготовки. Всякий раз, когда я сталкивалась с подобными делами, я усилием воли должна была подавлять в себе страх. Я сознавала, что боли не будет, но одно — знать, а другое — делать. Стражники заставили меня настрадаться, прежде чем я научилась преодолевать естественный страх.

Наиболее необычным было то, что все испытываемое мной сейчас я уже испытала раньше, но не сохранила в памяти. Хотя и была во всем окружающем какая-то призрачно-знакомая тень, напоминавшая мне о том, что когда-то я была привидением в этих местах.

В то время я и была привидением.

Когда пришли стражники, чтобы отвести нас к месту работы, все эти воспоминания не оставили меня, и поэтому я автоматически последовала за Залией из камеры, а потом по коридору. Мы выстроились в колонну с тридцатью другими рабами, выползшими из «кроличьих садков», как они сами называют каждую группу камер. Присоединившись, я без рассуждений приняла тот факт, что Залия встала позади меня. Каким-то образом мне это оказалось знакомо.

Осознав это, я сильно расстроилась. Как же долго я находилась в рудниках и что еще могло со мной произойти за это время?

Потом на меня обрушилось осознание той дикой и жестокой несправедливости, которую со мной сотворили, и сердце взбунтовалось, застучало по ребрам, как отбойный молоток, так что стало трудно дышать. Я чуть-чуть не потеряла сознание и вслед за этим почувствовала, как руки Залии поддержали меня — до тех пор, пока я не смогла нормально дышать. Ритм сердца стабилизировался… паническое чувство исчезло.

В этот момент стражники выкрикнули отрывистые команды, несколько раз щелкнули кнутами, и мы не спеша двинулись вперед, едва переставляя ноги, и направились прочь от нашего «кроличьего садка».

Вместо того чтобы вернуть в кузницу, где я впервые очнулась от болезненного дурмана, колонну погнали в другое место, где находилась огромная клеть подъемника, в которую нас всех и затолкали. Мы опускались в течение, наверное, десяти минут, после чего клеть со стоном остановилась.

Дверь клети со скрежетом отворилась, и нас всех вытолкали на подземную площадь, где, выстроившись в линию вдоль по колеям, стояли тележки, предназначенные для перевозки руды. Кувалды, длинные железные ломы и другие инструменты рудокопов были прикреплены сбоку каждой тележки. Нас разбили на группы, каждой из которых предназначалась одна тележка.

Залия помогла мне надеть кожаную ленту, к которой был прикреплен рефлектор с располагавшейся в центре лампочкой. Все остальные рудокопы были экипированы аналогичным образом.

Потом нас подогнали к тележкам, усердно работая длинными хлыстами, которые свистели и щелкали не переставая, и таким же способом заставили двигаться, волоча их вперед по грубому настилу.

Я работала приблизительно в течение часа. От нагрузки заболели ноги и плечи, дыхание было похоже на конвульсии утопающего — так сильно врезалась упряжь в мою грудь. Когда наконец был дан приказ отдыхать, мне показалось, что силы полностью иссякли. Но на самом деле это было только начало трудового дня.

Сначала нам предстояло наполнить тележки золотоносной рудой.

Вслед за этим мы должны были оттащить их к подземной площади и выгрузить в дробилку.

Потом процесс повторялся — и так до бесконечности.

Наполнение тележки рудой отнимало все силы. С помощью кувалд и остро заточенных ломов нам предстояло откалывать от скальной поверхности туннеля, где мы работали, крупные куски. Их необходимо было разбить кувалдами на мелкие части. Эти осколки надлежало насыпать в тележку.

Каждая из перечисленных операций требовала огромных затрат энергии.

Залия сунула мне в руки лом, взяла кувалду и подвела меня к поверхности скалы. Золотоносная жила была хорошо видна даже в тусклом свете факелов и ламп. Это была широкая блестящая лента шириной почти в человеческий рост. Залия показала мне, где находится трещина в жиле, куда я должна была направить острие лома, и приказала держать лом без движений.

Я сделала, как она мне приказала, имея весьма смутное представление о том, что произойдет в следующие мгновения. Я оглянулась и увидела, что Залия отходит назад, держа кувалду на изготовку. Потом я увидела, что кувалда полетела вперед, прямо в меня, причем она казалась мне расплывчатым неясным пятном — настолько стремительным было ее движение. У меня не было времени ни на то, чтобы отскочить в сторону, ни на то, чтобы хотя бы отклониться. Вместо того чтобы ударить в меня, кувалда обрушилась на торец лома. Лом глубоко вошел в трещину рудной жилы, от нее откололся большой кусок и с грохотом упал на пол.

Залия усмехнулась.

— Видела бы ты свое лицо, — произнесла она с самодовольным видом. — Теперь ты твердо усвоила, что я могла бы убить тебя в любой подходящий момент.

Я облизнула внезапно пересохшие губы.

— Твои слова ничего не доказывают, — возразила я.

Залия рассмеялась.

— Ты права. Но они заставят тебя думать. Это был достаточно подходящий момент… Ну, хватит! Стой смирно.

И Залия отошла назад, чтобы ударить еще раз.

— Смотри не двигайся, — сказала она, — а то произойдет несчастный случай.

Она подняла кувалду.

Я не шелохнулась.

Когда день кончился, мы, спотыкаясь от усталости, вернулись на подземную площадь, где вынуждены были стоять в глубоких лотках, пока другие рабы поливали нас такой холодной водой, что казалось, она вот-вот превратится в лед. Нас окатили ледяным душем не для нашей пользы. Цель состояла в том, чтобы смыть золотой налет, который накопился на одежде и на теле в течение долгих часов добывания и дробления руды. К концу дня наши лица и одежды были покрыты сверкающими блестками. Глаза и зубы казались неестественно яркими и представляли собой довольно жуткое зрелище на фоне золотистого покрова. Промывочные лотки, в которых нас окатили ледяной водой, уносили этот сверкающий грим к мелким лужицам, где другие рабы промывали золотоносный песок, поэтому потери драгоценного металла были минимальны.

Когда я наконец добралась до нашей камеры, она показалась мне милым и почти забытым домом. Опустившись без сил на каменную скамейку, я вздохнула с облегчением и легла на спину, как будто бы подо мной был не жесткий холодный камень, а пуховая постель. Почти мгновенно я провалилась в сон. Проснулась очень поздно, похоже, что меня разбудил запах поджариваемого крысиного мяса, и когда я открыла глаз, то увидела, как Залия хлопочет над приготовлением ужина.

Несмотря на то что я до сих пор не доверяла ей, я взяла миску без колебаний, съела все до последней крошки и обсосала косточки. Поглощая приготовленную Залией еду, я внимательно изучала соседку, которая в этот момент лежала на своем каменном ложе с закрытыми глазами, сложив руки на животе. Я знала, что Залия не спит. В тот момент я подумала, что если она намеревается постепенно размягчить меня, то ей предстоит еще очень и очень многое узнать о Рали Антеро.

Покончив с едой, я спросила:

— Теперь ты расскажешь мне свою историю?

Все так же лежа с закрытыми глазами, Залия заговорила:

— Я здесь уже семь месяцев. На один месяц дольше, чем ты. Из этого срока ты находишься рядом со мной около трех.

Я была ошеломлена и спросила:

— Так долго?

Залия поднялась и села.

— Да, Рали, — подтвердила она голосом, в котором слышалось искреннее сочувствие. — Ты здесь уже шесть месяцев. Полгода, в течение которых ты была беспомощной, как ребенок.

Я смогла бы быстрее тебе помочь, но мне предстояло получше узнать рудники Короноса, чтобы не совершить ложного шага и умело организовать помощь. Как оказалось, здесь много неписаных законов, которые раб должен соблюдать, чтобы выжить. И еще он должен ублажать тех, кто сильнее. Залия повела рукой и продолжала:

— Ты знаешь, я ведь отдала свой недельный паек в обмен на то, чтобы нас вдвоем поселили в этом дворце.

— Это ты хорошо сделала, — сухо сказала я. Залия презрительно скривила губы:

— Если ты думаешь, что я лгу, то спроси кого хочешь — и ты убедишься, что я говорю чистую правду.

— Будь уверена, я так и сделаю.

— Хорошо, ты получишь подтверждение. Она слегка потерла глаза.

— Как ты очутилась здесь? — спросила я.

— Меня захватили в плен, — ответила Залия. — Я выполняла поручение, данное мне моей королевой. Новари и ее марионетка, король Мэгон, доставляли нам много неприятностей. Но получилось так, что я была захвачена штормом. Только я одна выжила.

Залия снова потерла глаза. Воспоминания вызвали непроизвольные слезы. По крайней мере, создалось такое впечатление.

— Воины Мэгона обнаружили меня и захватили в плен.

— Ты видела Новари? — спросила я.

— Да, — ответила Залия.

— О чем она попросила тебя?

— Она хотела узнать, в чем именно состоит поручение, данное мне королевой, — ответила Залия, — а также подробности, касающиеся королевы.

— И каков же был твой ответ? Залия криво усмехнулась.

— Как ты видишь, — ответила она, — что бы я ни говорила, это не принесло мне добра.

Я игнорировала сарказм и очень пристально на нее смотрела, ожидая, что же она все-таки скажет. Наконец Залия вздохнула и ответила:

— Я ничего ей не сказала. Новари с помощью магии пыталась заставить меня предать королеву, но королева окружила меня защитным заклинанием. Я могла создать видимость того, что абсолютно случайно забрела во владения Мэгона и поэтому невиновна. Но оказалось, что в этом королевстве невиновность такого рода влечет за собой пожизненную каторгу на золотых рудниках Мэгона. Единственным утешением для того, кто сюда попал, может служить то, что в рудниках Короноса он долго не протянет.

Я задумалась на некоторое время, пытаясь найти способ проверить Залию. Потом я попросила:

— Скажи мне заведомую ложь.

Ее тяжелые брови ощетинились от изумления:

— Ложь? Что ты имеешь в виду?

— Новари не может лгать, — сказала я, — если ты замаскированная Новари…

Залия резко оборвала меня:

— Так ты опять!

— Да, я опять, — ответила я, — глупо или нет, это способ, с помощью которого я могу проверить тебя. Теперь скажи мне что-нибудь ложное и хорошо известное нам обеим.

— Я могу представить более убедительные доказательства, рассказав тебе правду.

— Это как?

Залия слегка наклонилась вперед и произнесла:

— Мне было сказано, что, когда я встречу тебя, мне следует упомянуть… серебряный корабль.

Меня как ветром сдуло со скамейки. Никто, кроме богини и Дасиар, не знал, что это обстоятельство может иметь ко мне хоть малейшее отношение.

— Кто тебе сказал, что ты должна упомянуть это? — жестко спросила я.

— В моем королевстве, — ответила Залия, — мы почитаем богиню Маранонию. Прежде чем я отправилась по поручению королевы, я советовалась с ее оракулом. — После некоторого колебания Залия продолжала: — Есть то, о чем мне запрещено говорить. Но я могу тебе сказать, что мне являлась Маранония. Она предсказала, что я встречу тебя и должна буду произнести слова «серебряный корабль», чтобы представиться надлежащим образом. После чего мы сможем действовать сообща.

— С какой целью? — спросила я.

— Для того чтобы победить Новари, — удивленно ответила Залия. — Какая же еще может быть цель?

Я едва не выкрикнула: «Почему же Маранония мне не сообщила всего этого?» — но вовремя сдержалась. Богиня дала мне строгое указание, что я ни в коем случае не должна рассказывать о том, что она являлась мне. Но все-таки было чертовски обидно узнать, что она предстала перед чьими-то еще взорами и, похоже, рассказала гораздо больше.

Залия спросила:

— Маранония ведь являлась тебе, не правда ли? Я тряхнула головой и сказала:

— Не могу ответить на этот вопрос. Залия кивнула.

— Это говорит мне о том, что так и было на самом деле. В противном случае ты должна была просто ответить «нет».

Последние слова Залии я пропустила мимо ушей и произнесла:

— Теперь расскажи о побеге.

— Так ты мне поверила?

— Пока не знаю, да или нет, — ответила я, — пока что я только двинулась навстречу вере, но есть очень серьезные сомнения.

— И на том спасибо.

— Мне очень жаль, но на большее я пока не способна. Я очень подозрительна.

Рассерженное лицо Залии смягчилось. Она слегка наморщила нос и сказала:

— Думаю, что мне не следует порицать тебя. Ты так много страдала.

— Хотелось бы услышать план побега, а не слова жалости, — жестко повторила я.

— Очень хорошо. Если тебя больше устраивают факты, а не мои симпатии, — ты получишь эти факты. Учти только, что если бы не моя симпатия, то ты представляла бы зрелище, достойное жалости. Можешь в этом не сомневаться.

— Говори, что задумала, — произнесла я.

— Ну что ж, — начала Залия. — Еще до того, как меня пленили, я знала, что вояки Мэгона идут по следу. Поэтому я спрятала свой корабль. Если нам удастся выбраться из рудников и добраться до корабля, то мы без труда сможем вырваться из владений Новари. — Когда Залия продолжила, в ее голосе зазвучали нотки гордости: — Это быстроходный корабль. В открытом море никто не в состоянии догнать его. По крайней мере если я стою у штурвала.

— Далеко ли до твоего корабля? — спросила я.

— Три дня пути, — ответила Залия, — может быть, четыре. Мы должны будем двигаться на запад, пересечь озеро и достичь гор. Как только мы доберемся туда, считай, что корабль найден.

— Гладко стелешь, — возразила я, — но сначала надо выбраться из рудников. Как насчет этого?

Залия помедлила, потом неохотно произнесла:

— Я еще не сумела придумать ничего подходящего. Боюсь, что я презрительно усмехнулась, услышав это.

— И на кой черт сдался нам тогда твой корабль? Залия покраснела.

— Я была занята тем, что старалась сохранить в живых нас обеих, — огорченно заметила она. Но Залии удалось сдержать гнев, и она со вздохом произнесла: — Ты права. Я долго ломала над этим голову, но мне не пришло ни одной стоящей идеи. Иногда мне начинало казаться, что побег отсюда невозможен.

Ее признание произвело на меня необычное воздействие — во мне шевельнулась надежда.

— Должен, обязательно должен быть путь на волю, — сказала я, — если есть достаточно времени, то можно выбраться из любого переплета. Залия рассмеялась:

— Уж времени-то у нас достаточно!

— У меня нет уверенности, что у нас осталось много времени, — возразила я. — Новари может послать за мной в любую минуту. Она может вдруг прийти к заключению, что наказание, которому она меня подвергла, недостаточно. Или же она может вдруг открыть новый и более интересный способ сломить мою волю.

— Тогда имеет смысл не мешкая приступать к делу, — заметила Залия.

Я поддразнила ее:

— Что я слышу? А где же симпатия? Залия пожала плечами.

— Ты вновь заслужишь ее в тот день, когда научишься верить мне.

— Этот день может и не настать, — парировала я. Залия снова легла на спину и закрыла глаза.

— Отныне и до веку, — произнесла она, — ты можешь сама готовить себе обед.

Женщина посчитала эти слова заключительной стрелой иронии в мой адрес, пущенной на сон грядущий, но вскоре она резко поднялась.

— Я забыла рассказать тебе кое-что насчет еды, — сообщила она озабоченно. — Похлебка, которой кормят нас всех, магически обработана. Хотя на самом деле это отвратительное пойло, которое ты постеснялась бы скормить и свиньям, — колдовством его заставили приобрести вкус и запах изысканного блюда. В результате такой обработки похлебка получила свойства наркотика, к которому быстро привыкают, и те, кто хоть раз ее попробовал, не могут есть ничего больше. Она делает тебя сильной, даже упитанной. Но эта еда привязывает пленников, употребляющих ее, к рудникам. Даже сама мысль о возможности остаться без похлебки вызывает страх, который парализует волю.

Залия кивнула на металлическую руку и продолжала:

— Эта штука тоже каким-то образом влияет на нас. Делает заклинание подчинения более сильным. Непреодолимым.

— Так вот почему ты не позволяла мне есть эту похлебку? — сказала я.

Залия кивнула.

— Я взяла тебя к себе, — продолжала она, — когда ты уже привыкла к этой гадости. Мне страшно вспоминать то время, когда я помогала тебе побороть эту привычку. Думаю, именно из-за этой еды ты была беспомощна в течение столь длительного времени. И я наблюдала, что, по мере того как мне удавалось ослабить твою зависимость от нее, твое сознание постепенно возвращалось.

— А как же ты? — спросила я. — Ты ведь все это время ела похлебку без видимого страха.

— Заклинание, которое создала моя королева для того, чтобы оградить меня от опасности, — ответила Залия, — предотвращает привыкание. И еще кое-что. Если бы мы обе избегали этой еды, питаясь крысиным мясом, то стражники вскоре заметили бы, что мы не едим, как все, и обмениваем похлебку на какие-нибудь вещи. Даже одной трудно создавать видимость, что не происходит ничего необычного. Откажись от тюремной еды мы вдвоем — это стало бы невозможным.

Залия рассмеялась.

— Кстати, я не против того, чтобы немного пополнеть. Я хотела бы стать сильной. Настолько сильной, насколько это вообще возможно в данных условиях. Сила потребуется, когда мы устроим побег.

Я посмотрела на свою искусственную руку с ее уродливо торчащими болтами, выступающими с двух сторон запястья. Я припомнила ту боль, которую причинила мне эта рука, когда я попыталась создать очень маленькое заклинание. И это несмотря на то что колдовство, управляющее рукой, если верить рассказу Залии, было ослаблено моей «крысиной» диетой.

Я невольно содрогнулась, когда до меня дошло, что могло произойти, если бы Залия вовремя не разгадала загадку, связанную с баландой.

Я взглянула на Залию с восхищением, хотя внешне сохраняла ворчливость.

— Спасибо тебе, — сказала я.

Залия кивнула. Она была явно удовлетворена.

— Совсем неплохо для начала, и, кто знает, может быть, к тому времени, когда мы выберемся отсюда, мы станем друзьями.

— Поживем — увидим, — произнесла я.

— Да, — подтвердила она, — увидим, не так ли?

И с этими словами Залия отвернулась и мгновенно заснула. Несколькими мгновениями позже я последовала ее примеру и провалилась во мрак. Пока что это был единственный способ бежать из рудников Короноса.

Утром мы посмотрим, есть ли другая возможность.