"Тайна «Нереиды»" - читать интересную книгу автора (Алферова Марианна)

Глава 8 Игры Легации

Сервилия просматривала меню обеда и отдавала распоряжения повару, когда запыхавшаяся служанка сообщила о приходе императора Руфина. Поначалу Сервилия не поверила. Неужели император явился, не предупредив заранее о визите?! Сервилия с утра пребывала в дурном расположении духа, и нежданный визит Августа не улучшил ее настроения. Приход Руфина не сулил ничего хорошего. Матрона поспешила в таблин. Руфин небрежно развалился на покрытом подлинной леопардовой шкурой ложе и листал последний сборник стихов Кумия. Император был в тоге триумфатора, затканной золотыми пальмовыми ветвями. И это тоже не понравилось Сервилии. А еще больше ей не понравилось, что императора сопровождал Элий. Цезарь тоже был в пурпуре. Элий держался не столь по-хозяйски, он даже не присел,

а стоял возле книжной полки, делая вид, что читает вытесненные золотом имена на кожаных переплетах кодексов. Когда Сервилия вошла, Элий поклонился, а император лишь вскинул руку, будто приветствовал не даму, а центуриона преторианцев. Происшедшие с Руфином перемены многих повергли в недоумение. Император выглядел помолодевшим и поглупевшим. И невыносимо самодовольным. Август видел и слышал лишь самого себя. Государственные дела его не интересовали. Даже сообщения о гениях не взволновали. Даже донесения из Персии не встревожили. Руфин вел себя как разбогатевший плебей. Одевался пестро и ярко, где надо и не надо появлялся в пурпуре и золоте, все пальцы его были унизаны перстнями, а глаза — подкрашены. Ходили слухи, что после убийства сына Руфин помешался — отсюда и его решение жениться, и самодовольство, и некая глуповатость в словах и поступках, и нелепые манеры. Сервилия находила эти слухи правдоподобными.

— Твой таблин — прекрасная картина, — император выставил руки, заключая пространство в прямоугольник из пальцев. Подсмотрел жест у какого-нибудь киношника. Голос Августа звучал фальшиво, как голос начинающего актера. Но в последнее время он со всеми говорил только так. — Коричневые и золотистые оттенки. Великолепно! У меня есть несколько картин северной школы, написанной в коричнево-золотистом колорите. Я заплатил за каждую полмиллиона.

— Твоя коллекция восхитительна, Руфин Август! — отвечала Сервилия, при этом краем глаза следя за Элием.

— Картины подлиннее жизни. Смотришь и радуешься, и не живешь. Нежизнь — вот радость. — Эти смутные фразы мало подходили к его самодовольному виду. — А мы к тебе по делу, — без всякого перехода сообщил Руфин. — Элий собрался жениться. Мой маленький сынок хочет жениться, — Руфин прищурил один глаз и хитро поглядел на Сервилию. — Жениться — это хорошо. Всем надо жениться. Ты еще не догадываешься, кто его избранница?

Сервилия Кар стиснула зубы, призывая гнев богов на голову хромого калеки.

— Нет, Руфин Август, я не знаю предпочтений Элия Цезаря после того, как Марция Пизон бросила его.

Элий, несмотря на все свое самообладание, изменился в лице. Сервилии показалось, что она почувствовала невыносимую боль Элия. И эта боль ее порадовала. Руфин же просто-напросто не заметил ядовитого, укола.

— Ну как же! — Август расхохотался. — Ведь он спас твою дочку от смерти! Любой бы на его вместе влюбился в эту юную взбалмошную особу.

— Да, я помню, чем обязана гладиатору Юнию Веру и Элию Цезарю.

Она намеренно поставила на первое место гладиатора, а Цезаря лишь на второе, желая унизить Элия. Но цели своей не достигла.

— Юний Вер сделал гораздо больше для спасения Летиции, нежели я, — отвечал Цезарь без тени обиды.

— Я заплатила Юнию Веру миллион. За такие деньги можно сделать очень много.

— А сколько ты заплатила Элию? — ухмыльнулся Руфин. — Ничего? О, конечно, мой сынок Элий бескорыстен. Но он влюблен. В твою дочь. И я, его приемный отец, не могу спокойно смотреть, как он сгорает от любви. — Руфину доставляло радость разглагольствовать об этой вымышленной страсти. — И я прошу твою дочь Летицию Кар стать женой моего дорогого сыночка.

Сервилия ожидала этих слов, но покачнулась, как от удара.

«Как он пронюхал? Не может быть!» — пронеслось в голове. О, если б она могла, какМедуза, обращать людей в камень! Ярости бы ей хватило!

— Я могу сказать нет.

Но Руфин пропустил ее «нет» мимо ушей.

— Пусть сама Летиция даст ответ, как это полагается, — вмешался в разговор Элий.

— Я же говорю, мальчик влюблен, — хмыкнул Руфин.

Император намеренно именовал Элия мальчиком. Если Элий в тридцать два — мальчик, то Руфин в свои пятьдесят с лишним — молодой человек. Юлию Цезарю тоже было пятьдесят три, когда он катался по Нилу с Клеопатрой. А Клеопатре — двадцать один. Почти как Криспине.

— Летти плохо себя чувствует и не выходит из комнаты, — соврала Сервилия.

«Два придурка, один хромой калека, другой — сумасшедший, неужели вы оба не видите, что ваше время истекло?» — хотелось ей крикнуть в ярости. Сервилия сдерживалась из последних сил.

И тут дверь распахнулась, и в таблин вбежала Летти. В розовой коротенькой тунике, ярко накрашенная, отчего выглядела старше своих лет.

— Приветствую тебя, Руфин Август, и тебя, Элий Цезарь! — Она выкрикнула эти слова слишком громко, потому как задыхалась. Не от бега по лестнице — от волнения.

— А вот и Летиция, — слащаво улыбнулся Руфин. — Прекрасная картина — розовое на коричневом фоне. Как розовый фламинго. Мой сыночек воспылал к тебе такой страстью…

«Значит, отважился, — мелькнуло в голове Летиции, — Не любит, но один больше не может. Могу я принять такое или нет?»

Сердце гулко бухнуло раз, другой — и замерло. Комната будто заволоклась туманом. Летти увидела зубец полуразрушенной стены, утыканные стрелами мешки с песком. Белые струйки песка вытекали из дыр, как кровь из ран. Чья-то голова, обвязанная красной тряпкой, приникла к камню. Мелькнули лица — закопченные, грязные, коричневые от загара. Одно — с тонким чуть кривоватым носом, с царапиной на скуле. Она не сразу узнала Элия. В шлеме она видела его, когда-то на арене Колизея, но на Элии не нарядный гладиаторский шлем, а боевой, с вмятинами, не раз выдерживавший вражеские удары. На броненагруднике тоже отметины. Элий подносит к глазам бинокль. Потом поворачивается и что-то говорит немолодому военному в форме преторианца. И тут стрела впивается Элию в шею — как раз между нащечниками шлема и броненагрудником…

Летти вскрикнула, будто ее ударил наконечник. Она поднесла руку к шее и вновь болезненно ойкнула — пальцы коснулись синяка, оставшегося от удара Бенита.

— Да… я согласна… — услышала Летиция свой голос будто со стороны.

— Летти, ты еще ребенок, — голос матери был так же далек, как продымленная стена и летящие стрелы. — Ты. не можешь решать…

— Я не ребенок. Я все знаю. Все. — Она ставила точки, будто гвозди вбивала. Не для Сервилии — для Элия говорила.

Он слушал. Очень внимательно. Ловил каждое слово.

— В прежние времена в брак можно было вступать с двенадцати лет. Теперь — с четырнадцати, — напомнил Элий.

— «…брак создается не совокуплением, а согласием», — процитировала Летиция: перед приходом Элия она как раз просматривала Римское частное право.

— Ну и отлично, — потер руки Руфин и хихикнул, довольный удачей. — Будет двойная свадьба. Августа и Цезаря. Ты рада, Сервилия?

— Я счастлива! — прошипела она гадюкой. Летти побежала к телефону. Наверняка сейчас будет звонить Фабии. Сервилия выругалась шепотом. Девчонка ее предала. Они могли бы вдвоем править Римом. А она выбрала этого хромого недоумка. Подъем Цезаря будет краток, а падение — длительным и мерзким. Не надо обладать пророческим даром, чтобы это предугадать.

— Бабушка? — Летти старалась говорить бездумно, весело, как и должна говорить девочка ее возраста, поглупевшая от счастья. — Элий Цезарь посватался ко мне, и я согласилась. Приезжай, пожалуйста, немедленно. Я хочу побыть в твоем доме до свадьбы.

Она выразительно посмотрела на мать и повесила трубку.

— Ну, я отбываю, — зевнул Руфин и помахал ладошкой. — А вы тут, детки, поворкуйте. Но без вольностей, — он хихикнул и погрозил Элию пальцем.

Август вышел, и Сервилия кинулась в атаку на Элия.

— Почему бы тебе не убраться вслед за ним?

— Он уедет вместе со мной, — ответила вместо жениха Летиция и взяла его за руку. — И с бабушкой.

— Ты проходимец. Изнасиловал мою дочь, а теперь решил жениться на ней. — Сервилия чуть не плакала. Кажется, она уже и сама верила, что Элий поступил с Летицией бесчестно.

— Мама! — Летти протестующе вскинула руку. — Это не так!

— Ни тебе, ни Руфину не удержать власти над Римом. Вас обоих прирежут, как ягнят на алтаре. Есть люди посильнее.

— Я не знал, что ты обладаешь пророческим даром, домна. — В его голосе не было и тени насмешки, но Сервилии показалось, что он издевается над нею.

— Я обладаю умом, — огрызнулась Сервилия Кар. — В отличие от своей дочурки. И этого вполне достаточно, чтобы делать прогнозы. Ты никогда не станешь императором, Элий. Запомни это: никогда. А Летиция? Она наплевала на меня, и радости в жизни ей не будет. Попомни, Летти, мои слова: когда-нибудь он предаст тебя и твоих детей, твердя, что Делает это ради блага Рима!

— Мама!

— Боги тебя накажут, запомни мои слова. Летиция стояла ни жива, ни мертва. Сервилия всегда предсказывала злое. Это было не пророческое, не от высшей силы шло — от ума. Но ее предсказания всегда сбывались.

Тем временем Сервилия тоже призвала союзника — адвокатскую контору Макция Проба.

«Римляне в затруднительных случаях обращаются не к богам, а к адвокатам», — отметил Элий с усмешкой, хотя знал, что предстоящая встреча не сулит веселья.

— Почему она так меня ненавидит? — шепотом спросил Элий.

Летти пожала плечами. Не станет же она рассказывать, что ей пришло на ум этой ночью.

Элий провел ладонью по ее волосам. В ответ она порывисто прижалась к его груди и коснулась того места на шее, куда — как только что привиделось — вошла стрела. Так хотелось нащупать на коже шрам! Это бы означало, что стрела уже ужалила Элия, и опасаться больше нечего. О, если б ей привиделось прошлое! Благословенное безопасное прошлое. Но на шее шрама не было. И Летти прерывисто вздохнула.

— Что с тобой?

Она не ответила. Боялась, что проговорится. Элий верил ее предсказаниям.

Фабия прибыла на несколько минут раньше адвоката Проба. Первым делом поцеловала Летти, а потом чмокнула в губы Элия. Чуть более страстно, чем положено благородной матроне. Она вела себя так, будто не бабкой доводилась Летиции, а подругой. В отличие от Сервилии Фабия умела радоваться тому, что получала. И тому, что получали другие.

— А я знала! Клянусь Геркулесом, я знала, что вы друг к другу не равнодушны. Я еще на вилле Марка Габиния заметила, как вы глядите друг на друга, и подумала: прекрасная пара. — Она погрозила Элию пальцем — ну точь-в-точь как Руфин, только без глупого хихиканья.

Элий ей не верил. Но это и не важно. Главное, сама Фабия верила тому, что говорила. Мысленно она сочинила об этой паре новый библион — в нем была капля правды и три амфоры вымысла.

«Может, я в самом деле влюблен, — Только один и не знаю об этом». — подумал Элий.

Макций Проб явился в сопровождении Аспера. Старик был невозмутим молодой адвокат — встревожен.

— Меня обокрали! — воскликнула Сервилия, театрально вскидывая руки. — Они отнимают у меня мою девочку!

Она заплакала. Летти опустила глаза — ей стало неловко.

— Насколько я понял, — вежливо осведомился старый адвокат, — Летиция выходит замуж за Элия Цезаря. Мои поздравления юной красавице.

— Поздравления?! — Сервилия передернулась. — Лучше скажи, могу я сохранять опекунство, если… — она замолчала, уже заранее зная ответ.

— Нет, домна Сервилия. Цезарь должен заключить брак с торжественным религиозным брачным обрядом[19]. Как и любой из Дециев.

Сервилия закусила губу.

— Хорошо. Но по достижении совершеннолетия она может распоряжаться своим имуществом самостоятельно?

— Жена, состоящая в таком браке, поступает во власть мужа.

— А в случае развода?

— Получит приданое назад, все по закону.

— А сколько же у меня денег? — робко подала голос Летиция.

— На счетах в различных банках, в том числе в банках Медиолана, Кельна и Северной Пальмиры, — около пятисот миллионов сестерциев. А все состояние оценивается в миллиард, включая парфюмерные заводы в Лютеции, золотые прииски в Республике Оранжевой реки, оружейные заводы в Кельне и заводы судовых и автомобильных двигателей в Северной Пальмире.

— Юпитер Всеблагой и Величайший! — воскликнула Фабия.

Летти показалось, что она задыхается. Сервилия была расчетлива, если не сказать — скуповата, никогда не бросала денег на ветер. Только с актерами и поэтами она была щедра, но меценатство — особая статья, такая же необходимость для матроны высшего круга, как расшитая стола или тщательная прическа. Слухи о состоянии Сервилии ходили самые разные. Истинное положение вещей знали только квесторы и цензоры. Но кто мог подумать, что на самом деле все принадлежит Летиции…

— Разве это все не мамино?

— Твой приемный отец Гарпоний Кар оставил состояние тебе. Твоя мать распоряжается имуществом до твоего совершеннолетия или до вступления в брак. Кроме того, у нее есть личное имущество, но оглашать его стоимость без согласия Сервилии Кар я не имею права, — сообщил Макций Проб.

Элий подумал, что ослышался. Речь могла идти о миллионе-другом… или… Он вопросительно взглянул на Фабию. Та растерянно пожала плечами.

Летти то кусала губы, то начинала смеяться. Она богата! И от нее хотели это скрыть и передать ее богатства Бениту, а ее, Летицию, безделушкой в качестве приложения. Она была уверена, что Бенит знал о завещании. Неважно, как он пронюхал, но он знал. Вот откуда его поразительная настойчивость. А Бенит оказался тут как тут, будто волк из басни, хотя никто его не звал — ни Сервилия, ни Фабия, и уж конечно не Летти. Унюхал, нюхач, что жареным запахло.

— Где моя любименькая невеста! — воскликнул он, театрально заламывая руки не хуже Сервилии. — Ее украли. Сильные мира сего украли мою любимую девочку! Сервилия, ты обещала ее мне! Легация, ты дала мне слово! Ты клялась мне в любви, когда мы целовались с тобой в перистиле этого дома и моя сильная рука ласкала твою юную грудь.

Лицо Легации пошло пятнами.

— Он лжет! — закричала она. — Он пытался меня изнасиловать. Я его ненавижу! — она топнула ногой от ярости. — Он лжет, — повернулась она к Элию.

— Надо позвать ликторов, — предложил Макций Проб, — и вывести отсюда этого шута.

— Ликторы отбыли вместе с императором, — с ядовитой усмешкой сообщила Сервилия. — Зови вигилов, если охота.

«Неужели ей доставляет удовольствие меня унижать?!» — Легация с изумлением смотрела на мать, будто видела впервые.

Бенит заметил улыбку хозяйку и, воодушевленный, продолжал ломать комедию:

— Летти, девочка моя. Цезарь женится на тебе лишь из-за денег. Тебя он не любит. Весь Рим знает, что он до сих пор любит Марцию. Ты ему не нужна. Ему нужны твои миллионы.

Тут Бенит совершил ошибку. Таблин был невелик, и Бенит подошел слишком близко к Элию. Никто даже не заметил, что сделал бывший гладиатор. Один взмах руки, один поворот кисти, и Бенит повалился к ногам Цезаря, хрипя и царапая ногтями ковер.

— Я не позволю никому оскорблять мою невесту и меня, — глухим голосом произнес Элий.

И Цезарь вышел из таблина вместе с Летицией и Фабией.

Сервилия стояла у окна и смотрела, как ее дочь навсегда покидает родной дом. Летти даже не оглянулась.

«Этот подонок ограбил меня… вдвойне ограбил…» Тем временем Бенит поднялся с ковра, отряхнулся и потребовал вина и фруктов, будто хозяином в доме был он, а не Сервилия. Минут пять он сыпал проклятиями, а потом вдруг рассмеялся:

— Дорогуша, мы проиграли одну партию. Но это не значит, что мы проиграли игру. Не волнуйся. Очень скоро мы отыграемся. Если ты на моей стороне.

— Меня все обманывают, — прошептала Сервилия. — Гарпоний оставил состояние этой дурочке, а я ничего не знала. Когда вскрыли завещание, когда я услышала, что все достается ей, чуть с ума не сошла. Но я умею хранить тайны. Летти не знала, насколько она богата. Ради ее же пользы. Я не потакала ее слабостям, растила в строгости. А она предавалась каким-то глупым мечтаниям. И в конце концов выбрала этого хромоногого. Ну ничего, этот брак им обоим принесет несчастье.

— Ты умеешь проклинать, — хмыкнул Бенит. — Сразу верится, что все так и будет. Давай отомстим им вместе.

— Каким образом?

— Элий терпеть не может моего отца из-за Марции. Теперь возненавидит меня — из-за Летиции. Представь, как взъярится Цезарь, если я займу его место в сенате.

— Я уже говорила: дело безнадежное.

— Нет, если ты мне поможешь. Ты любого можешь провести в сенат, боголюбимая домна.

— Я не занимаюсь политикой.

— И не надо! Твое слово — закон среди людей искусства. Чье влияние может сравниться с твоим, чей ум-с твоим гениальным умом? Как скажет Сервилия, так Рим и будет думать. — Он льстил беззастенчиво. Она глотала лесть, как неразбавленное вино. — Стоит тебе захотеть, и мы вместе взойдем на вершину. Рядом с тобой все кажутся ничтожествами. Как и рядом со мной.

Матрона благосклонно улыбнулась Бениту.

— В Риме будут говорить только о нас, — пообещал молодой кандидат. — Так ты мне поможешь?

Она вновь глянула в окно. Элий и Летиция уже скрылись из виду. И Сервилия молча кивнула..

В перистиле Элиевой виллы в Каринах Квинт поставил большую миску с молоком. Тут же сбежались коты. Серо-полосатые, рыжие и черные твари неслись со всех ног к бесплатному угощению. Преимущественно гении, но среди них попадались и самые обычные домашние любимцы. Хитрые бестии надеялись, что Квинт примет их за несчастных изгнанников. И Квинт делал вид, что верит в их сверхъестественную природу. Квинт всегда питал слабость к обманщикам.

Фрументарий заслышал неровные шаги Элия и спешно подавил улыбку, ибо представил, какой глупый вид имел Цезарь во время разговора с адвокатами. Интересно, составлен уже брачный договор? Цезарь должен быть благодарен…

Удар сбил Квинта с ног, и фрументарий угодил головой точнехонько в миску с молоком. Коты, возмущенно вопя, брызнули во все стороны вместе с белыми каплями. Элий, стиснув зубы, смотрел, как его агент поднимается нарочито медленно, а отряхивается и того медленней.

— Что за дела, Цезарь?! Погляди, на что похожа моя туника? Или ты уже не чтишь Декларацию прав человека? Когда я нанимался на службу, мы не договаривались, что ты будешь заниматься рукоприкладством. Вот и коты разбежались. А это были все сплошь гении. Бедняги остались без обеда.

— Хватит заговаривать зубы. Ты ведь знал, что она богата? Знал или нет?

— Может быть.

— Почему ты от меня это скрыл?

— Ты бы не стал свататься, а стал бы рассуждать:

«Мол, все решат, что Цезарь женится на деньгах. Честный человек так не поступает…»

— С чего ты взял? Богатство не могло умалить достоинства Летиции в моих глазах. Где ты видел римлянина, который откажется от хорошего приданого? Но благодаря твоим интригам я выглядел полным идиотом. Учитывая отношение Сервилии ко мне, я должен был получить в приданое сотню сестерциев — не больше. А тут… пятьсот миллионов.

Квинт тактично промолчал. Кажется, сгоряча он приписал своему патрону чувства, которые тот никогда не испытывал. Квинт пальцами пригладил волосы. Капли молока потекли по лицу.

— Так дело слажено? — спросил фрументарий.

— Да, брачный договор будет завтра подписан. — Элий нахмурился. — Но мне почему-то кажется, что я должен отказаться от этого брака.

— Почему?

— Сервилия фактически нас прокляла.

— М-да, неприятный факт, но что поделаешь. Теряя пятьсот миллионов, и не такое скажешь. Наверняка ей хотелось оставить девчонку на всю жизнь одинокой. Но ты не можешь не жениться. Извини, приятель, обратной дороги нет. Девчонка тебя любит. Неужели ты способен разбить ее сердце. Бог Антерот[20] иногда наказывает за подобные поступки.

Квинт умел иглой коснуться дела. Кому-кому, а Элию он мог не рассказывать, как это — жить с разбитым сердцем. Оно никогда не срастается. Вот если б на месте Летиции была Марция! И тут Элий понял, что на месте Летиции Марцию он представить не может. Летти нужна ему сама по себе, а не как замена кому-то. Он удивился этому открытию. Но не сильно. Как будто давным-давно подозревал об этом.