"Другая Грань. Часть 2. Дети Вейтары" - читать интересную книгу автора

Глава 6 В которой над Толой собирается гроза.

— Ну, что, отец Тарло, как жизнь?

— Да потихоньку. Скуповат народишко в Толе, ох, скуповат. Маловато подают во славу Аэлиса. Совсем не думают о том, что станется с ними после смерти.

Старый жрец осуждающе покачал головой.

— Верно говоришь, Тарло, верно говоришь. Знай себе мошну набивают, а отдать священнику и храму — скупость заедает.

— Не к добру это, отец Ойер, ох, не к добру.

— Ясное дело, что не к добру. Недаром и знамение нам явлено.

Младший жрец с недоумением воззрился на старика.

— Это какое же знамение? Что-то я ничего про знамение не слышал.

Старик довольно хрюкнул.

— Больше времени надо на молитве в храме проводить, Тарло, да меньше неизвестно где шататься.

— Я по городу хожу не абы ради чего, не своей волей, но по велению отца Галена. Собираю милостыню на содержание храмов и капищ, — с обидой в голосе протянул отец Тарло. Младшему жрецу Аэлиса на вид было под сорок лет, его буйная шевелюра изрядно поседела, но совсем не поредела. Солидности добавляла и густая окладистая борода. В соответствии с правилами, принятыми среди служителей культа Аэлиса, одежда Тарло состояла из длинного серого балахона, да деревянных сандалий-калиг.

— Не больно много ты собираешь.

— Сколько подают. Или, может быть, мне ограбить пару лавок городских ювелиров?

— Не стоит, не стоит, — добродушно проворчал старик. — Но о знамении тебе следует узнать как можно быстрее.

— Так расскажи.

— Прошлой ночью отец Кромкамп, наблюдая звёздное небо, обнаружил в созвездии Серпа нечто похоже на хвостатую звезду. Нынешней ночью, не смотря на облачную погоду, отец Тиммер предался наблюдениям. Милостью Аэлиса через просвет в облаках он снова наблюдал новое светило. Сомнений нет: он обнаружил новую комету.

— А точно, что новую? Изучили ли таблички?

— Отец Кромкамп и отец Тиммер изучили таблички с большой тщательностью. Прежних записей об этой комете в них не содержится.

— А оракула вопрошали?

— Сегодня утром. Отец Гален принёс подобающие жертвы и вознёс молитвы. Молились и все, кого удалось собрать в храме.

Тарло потупил взор — всё утро он провёл далеко от храма.

— Увы, Аэлис не пожелал дать ответ.

— Значит, это может и не быть знамением. Или знамение послано иным богом?

— Всё может быть, — развёл руками старик. — Отец Гален отослал сообщение к Всеверховному Престолу, а так же известил старших жрецов городских храмов остальных божеств. Завтра они вопросят своих богов и, может быть, окажутся удачливее отца Галена.

— Будем ждать, — вздохнул Тарло.

— Ни в коем случае, — с неожиданной горячностью воскликнул отец Ойер. — Есть знамение или нет, но комета точно будет видна на ночном небе. Ступай к людям, отец Тарло, ступай к людям! Неси весть о появлении кометы! Пусть задумаются о бренности жизни. Пусть задумаются о тех муках, что ожидают их души после смерти. И пусть щедро жертвуют во славу Аэлиса, единого, кто способен избавить их от этих мук.

— Хей, Бликс, иди-ка перекуси. Я постою.

Мако рыгнул так громко, что откуда-то сверху, из-под сводов надвратной башни, ему откликнулось эхо.

— Что нынче на обед?

— Гороховая похлёбка с копчёной грудинкой, кровяная колбаса и пиво.

— Подходяще, — повеселел Бликс. — Пойду, заморю червячка. А тебе вон тех путешественников потрошить.

— Тоже дело, — сытный обед настроил Мако на миролюбивый лад. Прислонив гвизарму к стене, стражник сощурил глаза, пытаясь определить, кто направляется в город и что можно от них ожидать. Четверо всадников, телеги нет. Значит — не купцы. Плохо. С простых путников за вход в Толу денег не берут. А путешественники — люди не бедные: рядом с конями бежит невольник-нечка.

Вот путников скрыла от взгляда стражника лощина, а когда они её миновали, то Мако чуть не застыл от удивления. Во главе отряда ехала женщина. В кожаной куртке с нашитыми круглыми металлическими бляшками и высоких кожаных сапогах. С длинным мечом на поясе. Благородная лагата? Мако потряс головой. Морриток он видел в своей жизни не раз и не два, но никогда — в таком виде. В Море уделом женщины традиционно считался домашний очаг и семья, а война всегда была делом мужчин.

Что-то тут было не так. Стражник ещё раз вгляделся в приближающихся путников. Остальные выглядели, словно обыкновенные наёмники. Но женщина… Что-то в ней было неправильно. Но что? Что?

И только когда всадники были уже совсем рядом, Мако понял причину своего беспокойства. Вспотевшими руками схватился за древко гвизармы, встал поперёк ворот, словно желая собой закрыть пришельцам путь в город.

— В чём дело, стражник? — спросила женщина, по-прежнему державшаяся впереди. Голос у неё был чистый и звонкий, удивительно красивый. Да и вообще всё у неё было красивое. Замечательная фигура, тонкая, гибкая и крепкая одновременно. Мако успел подумать, как было бы приятно обнять эту девицу на ложе. Бледное, но удивительно красивое лицо. Прекрасные голубые глаза необычной миндалевидной формы. Роскошные серебристые волосы, заколотые так, чтобы подчеркнуто открыть острые уши.

Женщина была нечкой! Нечка на коне и с мечом на поясе собиралась открыто въехать в город. Мир сошел с ума, а он, Мако, оказался в центре этого безумия. О боги, за какие грехи?

— В чём дело, стражник? — повторила женщина, теперь уже в вопросе слышалась угроза. Затянутая в перчатку правая рука путешественницы опустилась на рукоятку меча, на лицах остальных всадников и пешего нечки появились нехорошие усмешки.

— Тревога! — заорал Мако неожиданно тонким голосом. Женщина в ответ только расхохоталась громким мелодичным смехом, будто зазвенел серебряный колокольчик.

В арку ворот вбегали один за другим стражники: восемь солдат и сержант Коку. Только от обеденного стола, ошалелые, кое-кто с перепачканной гороховой похлёбкой бородой, они перегородили арку живой цепью и замерли, не зная, что делать дальше.

— Во, нечка… — зачем-то произнёс Мако.

— Ага, — женщина кивнула. — А теперь посмотрите сюда.

Она вытянула вперёд левую руку, поверх кожаной перчатки на указательный палец был надет железный перстень с гербом Императора. Мако недоумённо хлопнул глазами.

— Кто из вас главный? — спросила таинственная незнакомка.

— Я главный. Сержант городской стражи Коку.

— Целуй.

Коку хмыкнул, приставил гвизарму к стене, подошел к страннице и почтительно поцеловал перстень. Он решительно не понимал, что происходит, но был твёрдо уверен в том, что целование перстня с императорским гербом ему никто в вину не поставит. А если такой человек и найдётся, то тем лучше: пострадать за преданность Императору удаётся далеко не каждому сержанту городской стражи в отдалённой провинции, и вознаграждают за такие страдании очень и очень недурно.

— Скажи, сержант, как мне найти Верховного Инквизитора Толы?

Коку снова хмыкнул. Нечка ищет Инквизицию на свою голову? Ну-ну…

— В замке Вальд, разумеется. Спросите прохожих, вам покажут.

— Я знаю, где Вальдский замок, Инирэль. Я бывал в этом городе много лет назад, — вмешался один из спутников незнакомки.

— Хорошо. Бараса, поезжай вперёд.

По взмаху руки сержанта стражники освободили проход, и странный отряд въехал в Толу.

— Отец Сучапарек!

— Что, сын мой?

Верховный Инквизитор оторвал взгляд от просматриваемых бумаг и недовольно глянул на юного брата Флахбарта, исполнявшего, помимо прочего, обязанности секретаря. Отец Сучапарек очень не любил, когда его отвлекали от работы по пустякам, а юноша, хотя и находился в должности более четырёх месяцев, далеко не всегда был надлежаще умён и расторопен.

— К тебе пришёл посетитель.

— Нурлакатам? Очень кстати. Немедленно зови.

Брат Флахбарт отрицательно помотал головой.

— Нет, отец мой, это не Нурлакатам. Тебя хочет видеть женщина-нечка.

— Нечка?

— Да, отец мой. Она пришла в замок и сказала, что ей нужно поговорить с Верховным Инквизитором.

Отец Сучапарек раздражённо фыркнул.

— Брат Флахбарт, в этом замке нечки смеют говорить только, когда мы это им позволяем, — инквизитор сделал особе ударение на слове "мы". — И приходить сюда они могут только, когда это требуется нам. Запомни это раз и навсегда. А наглую тварь заковать в цепи и бросить в подвал, чтобы знала своё место. Ясно?

— Да, отец мой! Но вот только…

Юноша замялся.

— Что "только"?

— У этой нечки перстень с гербом самого Императора.

— Стальной перстень с гербом Императора?

— Да, отец мой.

Откинувшись на спинку стула, отец Сучапарек огладил бороду.

— Что ж, мой мальчик, из самых строгих правил бывают исключения. Это перстень меняет дело. Извини, что я отругал тебя, ты ни в чём не виноват…

— Отец мой…, - протестующе воскликнул юный инквизитор, но Сучапарек прервал его властным жестом.

— Именно так, сын мой. В этом мире нет ничего важнее справедливости и мы, инквизиторы, её воплощение. Ты не заслуживал порицания, и мой долг был сказать тебе это. А сейчас ты пригласишь ко мне в кабинет эту нечку, а потом внимательно смотри, что здесь будет происходить.

— Да, отец мой.

Сучапарек поднялся со стула и встал у торца рабочего стола. В двери кабинета вошла эльфийка. Самая настоящая эльфийка, живой представитель практически уничтоженного народа. В высоких кожаных сапогах для верховой езды, облегающих рейтузах и боевой кожаной куртке с нашитыми металлическими бляхами. Как и принято у эльфов, головного убора женщина не носила, серебристые волосы свободно ниспадали на спину. В правой руке эльфийка держала большой деревянный пенал для свитков.

Брат Флахбарт закрыл дверь кабинета и приготовился наблюдать за происходящим. А зрелище и вправду оказалось необычным. Женщина опустилась на колени и поползла в сторону Верховного Инквизитора. Тот ожидал её с молчаливой усмешкой. Когда нечка преодолела путь, отец Сучапарек торжественно произнёс:

— Не по рождению, но только по милосердию Императора!

И протянул женщине левую руку, на которой сиял золотой перстень с крупным опалом — знак принадлежности к высшей иерархии Ордена Меча. Эльфийка почтительно приникла к перстню губами.

А потом поднялась с колен и не менее пафосно произнесла:

— По милосердию Императора, богоподобного в своём величии!

После чего уже она протянула инквизитору свою длань, и отец Сучапарек столь же почтительно приник губами к стальному перстню.

— Мои бумаги, отец инквизитор, как того требует закон, — эльфийка протянула деревянный пенал.

Верховный Инквизитор Толы присел на стул, женщина осталась стоять, хотя у стола и стояла пара табуретов: присесть ей хозяин кабинета не предложил. Бумаги отец Сучапарек изучал недолго и не очень тщательно. Просмотрев, вернул хозяйке.

— Итак, ты — Приёмная Дочь Императора Инирэль. Куда направляешься?

— В Нахат. Я намерена задержаться в Толе додекаду, как позволяет закон. Если, конечно, Орден не поручит мне здесь какую-нибудь работу, которую я, как Приёмная Дочь, буду обязана выполнить.

Отец Сучапарек задумчиво поскрёб заросший подбородок. С появлением в городе Приёмной Дочери возникали интересные перспективы, но сначала всё было необходимо тщательнейшим образом продумать.

— Вполне возможно, ты получишь работу.

Тонкие бледно-красные губы эльфийки тронула улыбка.

— Замечательно. Поработать на Орден нам доставляет истинное удовольствие.

— Ты путешествуешь в одиночку?

— Нет, со мной три человека и полуорк-полуогр. Все — редкостные мерзавцы, но перед законом и Императором чисты, как невинные младенцы.

— Замечательно. Сейчас я выделю тебе провожатого, он поможет вам найти пристанища и возьмёт на себя общение с добрыми горожанами, не привыкшими к виду вооруженных нечек.

Эльфийка снова усмехнулась.

— Нечки. Олха я в цивилизованных краях держу без оружия и в ошейнике, как принято у людей.

— Похвально… А завтра мой посланник известит тебя, нашлась ли работа. И, если да — то какая.

— Благодарю, милостивый отец.

— Благодари Императора… женщина.

Взгляд отца Сучапарека упал на лицо собеседницы, и на миг ему показалось, что в её льдисто-синих глазах он видит бурю чувств, кипящих в её душе. Но, только на миг. В следующее мгновение в холодном взгляде эльфийки было невозможно различить никаких эмоций.

— Благодарю за напоминание, отец мой. Но я свято чту свой дочерний долг и ежедневно возношу благодарность милостивому Императору.

— Это достойно. Блат Флахбарт… Брат Флахбарт!

— Да… отец мой!

Юноша вздрогнул от сурового голоса отца-наставника. Он всеми силами пытался выполнить данный ему приказ, стараясь запомнить и понять всё здесь происходящее, но искушение было слишком велико. Приглашая нечку в кабинет Верховного Инквизитора, брат Флахбарт вдруг глянул на неё как на предмет вожделения, а дальше уже не находил сил, чтобы совладать с собой. Сначала, помимо воли, он представил себе это прекрасное тело полностью обнаженным, потом видел мысленным взором, как оно принимает самые изысканные, самые манящие позы. Ему представлялось, как он ласкает эту женщину, и она тоже отвечает ему любовными ласками. Сил, чтобы выбраться из паутины наваждения у юного инквизитора не было, да не было и желания. И только суровый голос отца Сучапарека вернул его к действительности.

— Разыщи брата Мареша и пришли его ко мне. Быстро!

— Да, отец мой!

Юноша стрелой вылетел из кабинета. Лицо его пылало от стыда, а сердце замирало от страха: конечно, отец Сучапарек понял, что молодым инквизитором овладели недостойные помыслы, и теперь брата Флахбарта ожидало покаяние и приличествующее наказание.

— Кстати, госпожа Инирэль, я надеюсь, что ты не станешь вооруженной расхаживать по улицам города? Конечно, закон это разрешает, но…

Эльфийка улыбнулась не разжимая губ, и отец Сучапарек, помимо воли, подумал, что Приёмная Дочь Императора ужасно обворожительна. Не стоит удивляться, что юный брат Флахбарт при взгляде на неё потерял голову. Впрочем, от заслуженного наказания это его не освободит.

— Мне некому и нечего доказывать в Толе. Разумеется, гулять по городу с мечом на поясе я не намерена. Но меня постоянно будут сопровождать двое моих слуг, весьма опытных воинов. К тому же, в умелых руках стилет ничуть не менее смертоносное оружие, чем меч.

— О, я ни сколько не сомневаюсь в том, что у тебя умелые руки, госпожа, — искренне ответил отец Сучапарек. — Но пойми и меня: я пекусь о том, чтобы твоё пребывание в городе не вызвало нежелательных происшествий.

— Я в них не заинтересована, — презрительно бросила эльфийка.

— Мне отрадно это слышать. Со своей стороны я сделаю всё, чтобы оградить тебя от каких-либо недоразумений.

— Это в наших общих интересах. По статусу я выше младших граждан, которых в городе большинство и любое преступление против меня будет рассматриваться имперским эдилом. Не думаю, чтобы кому-то хотелось озаботить эдила лишней работой.

— Ты мудра, Истребительница.

Прекрасное лицо, подобно отвратительному шраму, изуродовала злая усмешка.

— Мне пришлось научиться мудрости. Те из нас, кто не сумел стать мудрыми, давно покинули этот мир. Я не желаю себе их судьбы. И даже своим врагам её не желаю.

— Говорят, эльфы никогда не пытают своих пленных? — усмехнулся отец Сучапарек.

— О да, эти остроухие ублюдки готовы часами рассказывать о том, как они ценят любую жизнь и не выносят вида мучений. Их руки всегда чисты. Они не пытают и не убивают нас, они лишь не возражают, когда это делают другие. Пленных Истребителей отдают оркам, ограм или ещё каким-нибудь презренным тварям, а их способности тебе хорошо известны. Ты ведь из Ордена Меча?

— Ты совершенно права.

— Значит, должен знать о том, как пытают орки. Разумеется, понаслышке. Если бы ты попал в их руки, то я не имела бы счастья говорить с тобой, — при этих словах лицо Инирэль осветила очаровательная и добрая улыбка, от которой по спине инквизитора побежали мурашки. Отец Сучапарек был далеко не трус и обладал властным характером, без которого невозможно сделать карьеру. Но сейчас он понимал, что стоящая перед ним эльфийка не уступала ему ни в смелости, ни в силе духа. К счастью, они не были врагами. Мало того, Приёмная Дочь Императора нуждалась в его помощи и покровительстве, чтобы там она о себе не думала.

— Думаю, тебе бы интересно взглянуть на орков, которые попали в мои руки, — Сучапарек особо выделил голосом слово "мои". — Люди — любимые дети богов, они превосходят нечек во всём, дочь моя. В том числе — и по жестокости и изощрённости пыток.

Эльфийка хищно улыбнулась, показав острые белые зубы.

— Если ты это можешь устроить, отец мой, то я готова. Нет лучшего зрелища, чем муки врага.

— Увы, сейчас подвалы замка пустуют. Но если за время твоего пребывания в городе в них появится достойная жертва — я приглашу тебя посмотреть на то, как брат Бодак обрабатывает их тела.

Ответить Инирэль не успела. В кабинет вошёл брат Флахбарт, а вслед за ним ещё один инквизитор — брат Мареш. Ещё не старый, едва разменявший третью дюжину вёсен, он уже почти полностью облысел, лишь за ушами ещё сохранилось немного светло-русых волос. Сами уши были крупными, хрящеватыми и слегка оттопыренными. На одутловатом лице выделялся крупный нос, гладко выбритый шишковатый подбородок и немного выпученные водянистые глаза. Щёки и верхняя губа так же были начисто выбриты.

Одежду инквизитора составляли котарди с узкими рукавами из фиолетового сукна и того же цвета облегающие шоссы. Его было бы нетрудно принять за почтенного горожанина, если бы котарди не украшали несколько нашитых сверху продольных полос алого бархата, слишком дорого для простого обывателя. К тому же, мирные горожане предпочитали в качестве обуви башмаки или полусапожки, а никак не кожаные сапоги для верховой езды.

— Брат Мареш, наш город посетила Приёмная Дочь Императора, госпожа Инирэль, — сразу перешел к делу отец Сучапарек.

Эльфийка царственным жестом протянула брату Марешу руку, тот почтительно облобызал перстень.

— Я вверяю её твоим заботам, брат Мареш. Проводи её на какой-нибудь достойный постоялый двор, объясни хозяину, какая ему выпала великая честь. Госпожа проживёт в Толе додекаду.

— Да, отец мой.

— В таком случае, аудиенция окончена. Идите с миром.

Брат Мареш и Инирэль покинули комнату. В небольшой приёмной эльфийка с удивлением заметила ещё одного посетителя: немолодого чернокожего мужчину в тёмно-синей лацерне, накинутой поверх того же цвета туники. Облик варвара решительно не вязался с морритской одеждой. Не иначе, этот человек сумел проникнуть в те круги общества, куда большинству его соплеменников не было хода. Сама прошедшая тем же путём, Приёмная Дочь Императора глянула на визитёра с невольным уважением. И заметила в его глазах неподдельное удивление. Похоже, он понял, с представительницей какой расы свела его судьба в приёмной Верховного Инквизитора Толы, и чрезвычайно удивился подобной встрече.

Инирэль нахмурилась. Она не предполагала, что спустя столько лет после почти поголовного истребления эльфов в этих краях, кто-то кроме инквизиторов сумеет распознать в ней не просто нечку, но дочь древнего, а сейчас почти вымершего народа. И эта осведомлённость эльфийку не порадовала.

Будучи опытным магом, Нурлакатам хорошо представлял себе, что умеют инквизиторы и чего не умеют. Будучи осторожным человеком, он не расставался с парой очень полезных амулетов, защищающих его там, где он был особенно уязвим: от физического и псионического воздействия. И всё же, отправляясь в Вальдский замок, логовище Инквизиции, он сильно волновался. Но и не идти было нельзя. Когда отцы инквизиторы требуют к себе мага — он должен явиться по первому зову. С Орденом Света шутки плохи. Если дать инквизиторам повод обвинить себя в незаконном использовании магии, то и заступничество самого наместника не спасёт, и статус "особого покровительства" не убережёт. И выражать неудовольствие ни в коем случае нельзя: инквизиторы — слуги богов и подчиняться им должно с почтением.

Уршит образцово сыграл свою роль. К дверям Вальдского замка его носилки прибыли за четверть часа до назначенного времени, с кнехтами-стражниками маг был вежлив и любезен, а с секретарём отца Сучапарека — безукоризненно почтителен, хотя молокосос оказался почти ровесником недавно убитого Кебе. Или, может, на весну постарше, не более того. И даже известие о том, что Верховный Инквизитор Толы занят и его следует подождать, волшебник выслушал с подобающим смирением и скромно присел на стул в углу приёмной.

Кто бы знал, какие душевные муки доставляет ему это напускное почтение, какой страх терзает его душу. Каждая минута ожидания оборачивалась жесточайшей пыткой, а деревянный табурет казался страшнее раскалённого железного трона, на котором не так давно зажарили вождя накхатских повстанцев, осмелившегося на мятеж против Императора. И всё же Нурлакатам ничем не выдал своего волнения, так что у хозяев замка не должно было возникнуть никаких подозрений в благонадёжности чародея.

И лишь только когда из кабинета Верховного Инквизитора вышла в сопровождении одного из младших братьев самая настоящая эльфийка в кожаных доспехах и с мечом на поясе, чернокнижник не смог сдержать изумления. Из древних манускриптов маг знал, что до Катаклизма в Угольном лесу эльфы водились в изобилии, но, после того, как Инквизиция провозгласила Дивный Народ вне закона, длинноухих в окрестностях не осталось, как, впрочем, и в других частях Империи.

Увидеть в замке инквизиторов эльфийку даже в оковах и колодках было бы неординарным событием. А уж гордо шествующую в сопровождении почтительного инквизитора — делом вообще невозможным. Нурлакатам даже испугался, не заснул ли он или не сошел с ума. И только пребольно ущипнув себя за ягодицу, маг успокоился: чувства его не обманывали. В Вальдском замке и вправду завелась самая настоящая эльфийка, сумевшая каким-то образом обеспечить себе покровительство его мрачных хозяев.

Попытки представить себе, как же это нечка сумела обратить на свою сторону самых злейших своих врагов, несколько отвлекли чародея от волнения за собственную участь. Но стоило лишь только юному инквизитору пригласить посетителя в кабинет отца Сучапарека, как страх обрушился на мага с новой силой. Руки и ноги сделались словно набитые старым тряпьём, во рту пересохло, изнутри Нурлакатама била мелкая дрожь. На негнущихся ногах он прошел через приёмную и вступил в святая святых замка: кабинет Верховного Инквизитора.

Ему уже приходилось здесь бывать: когда он только прибыл в Толу, тогдашний Верховный Инквизитор, отец Кралик, удостоил молодого мага, находящего под особым покровительством Императора, непродолжительной аудиенции. С тех пор, хотя у кабинета давно уже появился другой хозяин, здесь мало что изменилось. Разве что поменялись драпирующие стены гобелены, да вместо простенькой деревянной люстры, напоминавшей тележное колесо, новый хозяин обзавёлся модным паникадилом местных мастеров-литейщиков, пару вёсен назад взявшихся отливать большие фигурные поделки для дворцов знати и домов богатых людей. Как слышал Нурлакатам, заказами литейщиков не очень баловали: это до Катастрофы люстру мог заказать себе всякий преуспевающий купец, ныне же денег на столь сложную работу хватало только у немногих.

— Проходи, Нурлакатам, присаживайся, — гостеприимно предложил хозяин кабинета.

Маг старательно улыбнулся, с сожалением понимая, что улыбка получилась вымученной и фальшивой до невозможности.

— Благодарю, отец мой. Я пришёл по твоему зову, как и подобает верному слуге Императора.

Императора чародей упомянул неслучайно: не мешало лишний раз напомнить инквизиторам о своём статусе. Всё-таки "особое покровительство" давало младшему гражданину изрядные преимущества, особенно когда дело шло о судебных разбирательствах: такой человек имел право требовать суда Императорского наместника.

— Похвально, сын мой, очень похвально, — по непроницаемому лицу отца Сучапарека было невозможно прочитать, какие чувства он испытывает к собеседнику на самом деле. — Законопослушные граждане — прочная опора трона божественного Императора Кайла, да продлят боги его дни, а так же и Инквизиции. Император — наместник богов на земле, а мы — их скромные слуги, а значит — верные слуги самого Императора.

Лично у Нурлакатама были большие сомнения в безукоризненной верности инквизиторов. У него так же было достаточно мудрости, чтобы нигде и никогда не высказывать этих сомнений вслух. Вот и теперь он ограничился лёгким кивком, словно речь шла о какой-то настолько общеизвестной истине, которую не стоит даже и обсуждать.

— Сейчас мы должны доказать нашу верность Императору делом, Нурлакатам. Ордену нужна твоя помощь — помощь мага.

— Мой талант принадлежит Императору, — ритуальную фразу чародей произнёс с видимым облегчением: у того, кого намереваются бросить в застенки, помощи не просят. Впрочем, подозрения пока что до конца не развеялись: о коварстве инквизиторов он знал не понаслышке.

— Ты должен помочь нам выследить оборотня, который появился в городе.

— В Толе появился оборотень? — изумился Нурлакатам.

— Да, четыре дня назад. Сам понимаешь, ты обязан хранить это в строжайшем секрете.

— Конечно, отец мой. Я буду нем, как могила.

— Плохо сказано, — покачал головой Верховный Инквизитор. — Ты же маг, Нурлакатам, и отлично знаешь, что могилы бывают иногда неприятно разговорчивыми.

— Простите, отец мой, но если мне придётся столкнуться с магом или священником, способным разговорить могилу, то, боюсь, и я стану разговорчивым, отнюдь не по своей воле. Могу лишь надеяться, что, поскольку я буду на службе Императора и Ордена, то ты и наместник не оставят меня в этой схватки без помощи и поддержки.

— Можешь надеяться, — утвердительно кивнул отец Сучапарек. — В твоих трудах тебе поможет брат Горак, он так же и весьма опытный воин. Кстати, брат Флахбарт, пригласи-ка его сюда, в кабинет.

— Да, отец мой, — юноша поклонился и исчез за дверью.

— Итак, ты должен хранить молчание, — повторил Верховный Инквизитор.

— Конечно, отец мой. Я понимаю, сколько усилий стоило вам спрятать следы нападения: ведь по городу не ходит слухов…

— Слухов по городу не ходит потому, что никаких нападений не было, — прервал мага Сучапарек.

— Нападений не было? Но как же тогда… Может быть, и никакого оборотня нет?

— Нет нападений, а оборотень есть, это совершенно точно. У нас, инквизиторов, есть свои способы узнавать тайное, — криво усмехнулся собеседник.

У Нурлакатама больше не оставалось сомнений: речь идёт о маленькой мерзавке, заточённой в его башне. Не смотря на все предосторожности, инквизиторы как-то узнали о её существовании. И узнали с самого начала: ведь именно четыре дня назад чернокнижник тайно перевёз узницу в Толу из своего загородного дома.

Это было, конечно, очень плохо. Но, с другой стороны, было в этом «плохо» и нечто хорошее: инквизиторы не могли самостоятельно определить местонахождение оборотня. И обратились за помощью ни к кому-нибудь, а именно к нему, Нурлакатаму. Кстати, а почему к именно к нему?

— Отец мой, ты должен знать, что магия предсказания — не самая сильная моя сторона. Почтенный Мастер Слова и глава городского братства волшебников Кожен, наверное, мог бы помочь Ордену лучше меня.

Отец Сучапарек важно кивнул.

— Нам это известно. Но почтенный Кожен уже второй день болен сердцем. Лекари полагают, что ничего страшного не произошло, но ему нужен полный покой, хотя бы наступления ладильских ид. Сам понимаешь, мы не можем ждать столько времени.

— Конечно, — кивнул чародей. — Пусть жертв пока нет, но они могут появиться в любую минуту. Хотя, конечно, Умбриэль в ущербе…

— Но это не повод, чтобы предаваться благодушному безделью, — грозно сверкнул глазами инквизитор. — Наш долг — защищать людей от богомерзких тварей.

— Да-да, конечно, отец мой, — поспешил согласиться Нурлакатам.

Дверь бесшумно отворилась, и в кабинет вошёл незнакомый магу инквизитор: невысокий плотный мужчина. На вид он казался довольно молодым, не старше двух дюжин вёсен, если бы не сильная проседь в коротко стриженных чёрных волосах и маленькой аккуратной бородке. Обычно столько седины набирается у тех, кто разменивает четвёртую дюжину. В его одежде так же преобладали чёрный и серебряный цвета: поверх простой серой камизы на инквизиторе было надето чёрного цвета сюрко без рукавов и традиционной меховой опушки, зато расшитое серебряной нитью. Костюм дополняли тёмно-серые шоссы и высокие кожаные сапоги.

Вслед за седым в комнату просочился и вездесущий блат Флахбарт.

— Брат Горак, перед тобой маг Нурлакатам, младший гражданин, находящийся под особым покровительством божественного Императора Кайла. Он заменит нам так некстати заболевшего почтенного Кожена.

— Его помощь будет очень кстати, — мрачно ответил Горак. — К моему глубокому сожалению, никаких новых следов твари отыскать не удалось.

— Усердие, брат мой, усердие и настойчивость, — кротко произнёс отец Сучапарек. — А, кроме того, помни, что отвечать за последствие придётся тебе. Орден делает всё, чтобы помочь тебе выполнить свой долг, но и спросит с тебя за его выполнение.

Верховный Инквизитор задумчиво посмотрел куда-то сквозь стену и жёстко повторил.

— Да-да, Орден спросит с тебя за выполнение. По всей строгости.

"А у них тоже жизнь не мёд", — злорадно подумал Нурлакатам.

— Ступай, брат Горак. Ступай, почтенный Мастер Слова. Да помогут вам боги найти и уничтожить чудовище. Я жду от вас добрых вестей.

С теми, кто при власти, жить лучше в мире и согласии. Эту заповедь Хесселинк помнил так же хорошо, как и рецепт приготовления толийского карбонада, а то, что лучший карбонад в городе готовит именно он, признавало всё братство трактирщиков.

Немудрено, что трактир у такого мастера кулинарных дел процветал и считался одним из лучших в Толе. Пожелай Хесселинк, он бы смело мог испросить у префекта Толы, благородного сета Кермия Мерка разрешения на обустройство номеров для проезжих морритских аристократов. Но Хесселинк того не желал. Кроме толийского карбонада хороший повар умеет готовить и иные блюда. Кроме мудрости о мире с власть предержащими умный человек знает и другие заповеди. Одна из известных почтенному трактирщику заповедей гласила, что от господ следует держаться подальше, даже если господа относятся к тебе с искренним расположением. Жизнь переменчива. К тому же, покровительство одних господ легко может обернуться неприязнью других. А неприязнь — чувство гораздо более прочное, нежели симпатия.

И потом, пришлось бы продавать доставшийся от отца трактир "Графский лебедь" и покупать здание где-нибудь поближе к центру. А иначе кто ж из господ лагатов, не говоря уже о благородных сетах, захочет селиться в трактире, расположенном довольно далеко от базилики и "морритского квартала". Не хотят — ну, и не нужно. И без денег имперских аристократов заведение Хесселинка процветало. Кстати, неблагородные старшие граждане останавливаться в "Графском лебеде" не гнушались, если, конечно, имели для этого достаточно денег: номера здесь стоили недёшево. И поэтому две-три комнаты в трактире всегда пустовали, отнюдь не в ущерб делам трактирщика. Лучше иметь возможность всегда принять богатого и почтенного постояльца, чем забить все комнаты сомнительными людьми с тощим кошельком.

Как раз в тот момент, когда Хесселинк обдумывал эту мысль, параллельно натирая до блеска бронзовый канделябр — непременный атрибут каждого стола в общем зале, в трактир вошёл отец Мареш, инквизитор из ордена Меча.

— Доброго здоровья, почтенный отец, — поклонился трактирщик, нервно комкая в руках тряпку. Неожиданные визиты инквизиторов смущали в городе всех, даже тех, чья совесть, казалось, была совершенно чиста.

— И тебе не болеть, — добродушно кивнул отец Мареш.

— Пива не желаешь ли? Пшеничное, ячменное, ламбик свежий есть, как раз утром пару бочек прикупил. А хочешь, могу крику или фрамбуазу налить.

— Потом пиво. Есть у меня к тебе, Хесселинк, разговор.

— Слушаю, отец Мареш, — пробормотал трактирщик враз пересохшими губами.

— Ты — человек рассудительный, почтенный, Орден тебе доверяет.

— Дык… Как говориться, мы — люди маленькие, что должны — делаем.

— Комнаты свободные есть? — неожиданно сменил тему и тон инквизитор.

— Есть, как не быть.

— Сколько?

— Три.

— Отлично. Надо разместить у тебя гостей Ордена.

Это было более чем странно: заезжие инквизиторы всегда останавливались в самом Вальдском замке, благо места хватало. Но сейчас больше чем необычность просьбы трактирщика беспокоил другой вопрос.

— Так это… А как…

— Они заплатят, — понял затруднение Хесселинка отец Мареш. — Заплатят столько, сколько стоит проживание в твоём трактире для всех прочих.

У хозяина словно гора с плеч свалилась.

— Так что ж не разместить-то. Ежели заплатят — так я завсегда… Такой почёт и доверие…

— Да уж, доверие, — кивнул инквизитор. — Только ты вот что, ты тут вполглаза приглядывай, чем гости занимаются. И, если что подозрительного заметишь, так чтобы сразу доложил в замок. Понятно?

Хесселинку теперь было уже абсолютно непонятно. Что за гости такие могут быть у Ордена, за которыми надо следить? Но, твёрдо зная, что с инквизиторами лучше во всём соглашаться, трактирщик уверенно кивнул: мол, не извольте беспокоиться, всё понял, всё сделаю.

— Вот и хорошо, вот и славно, — широко улыбнулся отец Мареш. Ни дать, ни взять — добряк-лавочник после удачного торгового дня. А потом, обернувшись к двери, инквизитор прокричал: — Входи, дочь моя.

Хесселинк понимал, что ему предстоит увидеть нечто необычное, но к тому, что произошло, оказался совсем не готов. В трактир вошла невысокая женщина в кожаной куртке с нашитыми металлическими бляхами, облегающих кожаных штанах и высоких сапогах для верховой езды. С широкого пояса на левом боку свисал длинный меч без ножен, а справа — кинжал с узорчатой гардой. Длинные серебристые волосы украшали ажурные заколки, усыпанные мелкими блестящими камушками. Мягкой изящной походкой она подошла к застывшему от изумления трактирщику.

А тому было от чего изумляться. Инквизитор Меча просит принять в трактире нечку. Хесселинк быстрее поверил бы в дождь из золотых монет или в летающего механического дракона.

— Госпожа Инирэль, Приёмная Дочь Императора, — представил незнакомку отец Мареш.

Нечка грациозно протянула трактирщику левую руку. Поверх боевой кожаной рукавицы на указательном пальце был надет железный перстень с выгравированным гербом Императора. Толиец почтительно приложился губами к холодному металлу.

— Есть три свободных комнаты, госпожа, — объявил инквизитор.

— То, что требуется, — голос Приёмной Дочери был мягок и удивительно красив. Хесселинк, человек далеко не романтичный, вдруг вспомнил щебет птиц в весеннем лесу. — Одна для меня, вторая — для людей, а третья — огру.

— Нечку — в сарай, — по привычке решительно распорядился Хесселинк, но тут же смутился и, запинаясь, принялся объяснять. — Таков обычай, госпожа. И постояльцы другие не потерпят, чтобы…

— Потерпят меня — стерпят и его, — властно оборвала трактирщика женщина. — Впрочем, я не настаиваю, можно и в сарай. Только учтите, что характер у него довольно скверный. Если он начнёт буянить… Конечно, доблестная городская стража его усмирит, а я уплачу за ущерб, но по городу наверняка поползут слухи, и это может плохо отразиться на твоих доходах, почтенный хозяин.

— И всё же, мы должны принять во внимания местные обычаи и чувства живущих тут людей, — вмешался инквизитор.

— Конечно, отец мой. Если эта тварь посмеет выйти из своей комнаты и смущать своим видом почтенных жителей трактира — я самолично отдам его отцу Сучапареку. Он намеревался при случае показать мне, каким пыткам подвергают нечек в подвалах Вальдского замка.

Приёмная Дочь Императора рассмеялась, блеснув мелкими ослепительно-белыми зубками. Хесселинк шумно сглотнул. Женщина поражала мирного обывателя своей силой воли и циничной жестокостью. Как и большинство толийцев, трактирщик нечек не любил и презирал. Но жестокость, с которой расправлялись со своими жертвами инквизиторы, в нём вызывала лишь страх. Будь его воля, нечек умерщвляли бы без мучений. Это вроде как утопить слепых щенят — необходимость: не держать же во дворе псарню, а вот живыми в костёр бросать — уже живодёрство. Да и к тому же, пытали в подвалах инквизиторского замка не только нечек, но и людей. И, говорят, никакой разницы между людьми и не людьми палачи знать не желали.

Отец Мареш задумчиво потёр гладко выбритый подбородок.

— Если огр не будет здесь попадаться никому на глаза, то, полагаю, мы можем допустить, чтобы он жил в комнате. В конце концов, наша главная задача — обеспечение порядка и спокойствия, не так ли, почтенный Хесселинк?

Толиец обречёно вздохнул.

— Тебе лучше знать, отец мой. Я — простой трактирщик и не знаю нечек так хорошо, как ты.

Женщина снова усмехнулась.

— Не переживай, почтенный Хесселинк, всё будет хорошо. Олх будет сидеть в своей комнате тихо, как мышка, да и я не стану расхаживать по твоему трактиру и удивлять своим видом остальных постояльцев. Мне не нужны проблемы в городе так же, как они не нужны и тебе. Возьми.

Золотой кругляшек немного улучшил настроение трактирщика, хотя, конечно, будь у него такая возможность, в постое этой нечке он бы отказал. Денег можно заработать и более спокойным трудом, а с такими постояльцами того и гляди, заработаешь не денег, а неприятностей.

— Пойду, потороплю своих ребят, — разговор с трактирщиком Приёмная Дочь Императора посчитала оконченным. — Конюх у тебя есть?

— Как не быть. Дрыхнет, поди, в конюшне.

— Ну, мои парни его разбудят, — пообещала нечка уже в дверях.

Конюхом при "Графском лебеде" работал племянник Хесселинка — Хоуф, шалопай четырнадцати вёсен, то есть шестнадцати лет от роду. Последнее время все мысли в его голове были исключительно о девках, поэтому небольшая взбучка от наёмников, на взгляд трактирщика, должна была принести исключительно пользу.

— Я тоже пойду, — сказал отец Мареш. А потом, понизив голос, добавил: — Не забудь, что я тебе велел. Гляди в оба.

Хесселинк честно исполнял поручение инквизитора, но ничего подозрительного в поведении постояльцев не наблюдалось. Госпожа и зелёный верзила сразу спрятались в своих номерах и не выказывали ни малейшего желания выйти наружу. Обед и ужин трактирщик подавал им в номер самолично, не желая лишний раз показывать на глаза нечкам жену или старшую дочку. Зеленокожий жрал мясо и пил пиво за двоих человек, но в остальном вёл себя смирно, так что остальные жители трактира и догадаться не могли, что рядом с ними живёт настоящий огр. Хотя, насчёт настоящести у Хесселинка имелись сомнения: в сравнении с тем, что ему приходилось видеть на рабских рынках и гладиаторских аренах, Олх был для огра несколько жидковат: не иначе, как кровь разбавлена.

С госпожой мороки было больше: мяса и пива она вкушать не изволила, вместо этого потребовала овощей, фруктов и вина. Исполнять капризы какой-то нечки было унизительно, но, с другой стороны, платила она настоящими человеческими деньгами, так что Хесселинк предпочёл увидеть в её желаниях каприз богатой и взбалмошной аристократки и вызов своей репутации одного из лучших трактирщиков и поваров Толы. В итоге Приёмная Дочь Императора оказалась полностью удовлетворена наспех сооруженным салатом из свежей редиски и моркови, несколькими сортами ягодного варенья и вялеными абрикосами. Хорошее вино для господ старших граждан у Хесселинка всегда имелось в избытке, кроме того, воительница не отказалась отведать и фрамбуазу и нашла этот напиток вполне достойным своей персоны. Так что, репутацию заведения трактирщик отстоял по всем статьям.

Что касается наёмников, то они и вели себя как наёмники, находящиеся под присмотром сурового капитана. Перво-наперво нажрались от пуза, особенно усердствовал здоровяк-северянин, сожравший не меньше огра. Второй воин, судя по акценту — тоже откуда-то с севера, хвастался тем, что знает всё, что есть в Толе хорошего, и потребовал на всю компанию белого пива, которое, впрочем, восторга у его спутников не вызвало. Напившись и наевшись, мужики завалились спать. Самый младший, почти мальчишка, пытался, было, договориться с трактирщиком насчёт женщин, но Хесселинк сразу дал парню укорот. Хочешь ласки — нет проблем, ступай в лупанарий или в бордель, но в приличном трактире непотребным девкам делать нечего. Старшие наёмники высказались в том смысле, что эти самые непотребные девки очень даже потребны, но согласились, что всякому развлечению — своё место. В итоге вечерком вся тройка куда-то втихаря из трактира улизнула, Хесселинк лишь успел предупредить, чтобы возвращались до полуночи, иначе ночевать придётся на улице: никто специально ради них открывать дверей не станет. А будут буянить — городская стража живо сведёт в холодную: в центре города порядок поддерживается не только днём, но и в тёмное время суток. Ответом наёмники трактирщика не удостоили, и, похоже, слова его во внимание не приняли. Двое, что постарше, вернулись задолго до полуночи и мирно отужинали в общем зале, не пытаясь завязать ссору с остальными постояльцами, а вот молодой всё не приходил. Когда наёмники направились к себе в комнату, трактирщик рискнул поинтересоваться, чего это задержался их товарищ.

Милостиво выслушав вопрос, тот, что хвастался знанием Толы, удостоил хозяина ответом:

— А мы Решу не опекуны и не сторожа. Развлекается, небось, после долгого похода.

И криво ухмыльнулся, недвусмысленно намекая, где и как развлекается их юный спутник.

Хесселинк забормотал про запираемые двери и городскую стражу, наёмники ещё больше скривились, и здоровяк пробасил:

— Это тебе, перцу старому, пришлось бы среди ночи возвращаться, а нашего паренька раньше утра не жди, он своего не упустит.

Довольно заржав, воины повернулись к хозяину трактира спиной, давая понять, что разговор окончен, и действительно отправились в свою комнату, где, судя по тишине, завалились спать. Юный же их спутник до полуночи так и не вернулся.

"Завтра отцу Марешу и доложу, что парень всю ночь по бабам шастал", — решил Хесселинк, перед тем как после тяжелого трудового дня отойти ко сну. — "Вроде и я свой долг исполню, и наёмники на меня, если что, не в обиде будут: в лупанарий и почтенному горожанину заглянуть незазорно, а уж наёмнику, да после долгого похода — уж точно сама Дита велела".

Летние ночи коротки, но Олху благоприятствовала погода: весь день над Толой висели низкие тучи, то и дело принимался накрапывать дождик. Вечерние сумерки сгустились над городом, наверное, за добрый час до захода Ралиоса. Тем не менее, орк выждал ещё не меньше получаса, пока улица, на которой стоял трактир, совсем обезлюдеет. Скаут знал, что где-то недалеко мучается в ожидании Теокл, но заставлял себя дождаться того момента, когда можно будет выскользнуть из комнаты без малейшего риска. Пустой поднос после ужина хозяин трактира унёс из комнаты уже давно, и до утра его в логово полуогра, наверное, и дармовым пивом не заманишь. Но вот если кто-то с улицы заметит, как обитатель трактира выбирается из окна, и пойдут разговоры, то это может привести к очень большим неприятностям. Так что, при всём уважении к Теоклу, лучше уж пусть священник помучается лишние минуты в ожидании, чем потом всем заговорщиках мучаться в руках палачей. К тому же их Иссон учил своих последователей быть терпеливыми.

Наконец, решив, что время пришло, Олх тихонько выбрался за окно, аккуратно прикрыл его за собою, перебрался на окружавший трактирный двор забор и спрыгнул вниз, на пустынную улицу. Плотнее закутавшись в плащ и низко надвинув капюшон, дабы случайный встречный не догадался, что видит перед собой не человека, полуогр медленно пошел в сторону Вальдского замка: по уговору, Теокл должен был ожидать его где-то на пути к цитадели инквизиторов.

Ждать появления священника долго не пришлось: Олх едва миновал пару переулков, как из третьего навстречу вышла тёмная, сливающаяся с ночным мраком фигура. Будь на месте Скаута человек, он бы, пожалуй, встречного и не заметил, но унаследованное от матери-орчихи тепловое зрение давало Олху несомненное преимущество. Как же сумел его разглядеть в темноте священник, пусть даже полуогр шел, не таясь, прямо по середине улицы, Олх не знал, да и узнать не стремился: у каждого есть право на свои маленькие тайны.

— Где Реш?

— Со мной, со мной. Ты-то, как устроился? — поинтересовался Теокл.

— Милостью отцов-инквизиторов просто отлично. Вообразить себе не мог, что горожанин-трактирщик будет таскать мне в комнату бараний бок и пиво. Почувствовал себя человеком-аристократом.

— Это плохо, — серьезно ответил изонист. — Аристократам рода людского присущи многие недостатки. Хотя, конечно, и хороших и плохих людей можно встретить в любом звании, но среди аристократов мерзавцы почему-то попадаются чаще.

— Я не считал, — равнодушно парировал Олх. — Ну, далеко до этой школы Ксантия?

— Не близко.

— Тогда не будем терять времени на болтовню, веди быстрее. Чем быстрее я вернусь в свою комнату в трактире, тем всем будет спокойнее.

— А мы что делаем? Уже идём.

Действительно, за разговором священник, полуогр и присоединившийся к ним Реш углубились в лабиринт узких тёмных переулков. Великолепно ориентирующийся в любой дикой местности, Скаут уже через несколько минут понял, что самостоятельно назад вернуться не сумеет.

— Как ты только здесь дорогу находишь? — удивлённо поинтересовался он у Теокла.

— Когда-то я прожил в этом городе четыре весны. Не так уж и много, даже для короткого человеческого века. Но всё же город я запомнил. Правда, это было давно, но с той поры Тола почти совсем не изменилась.

— Четыре весны… Да, за четыре весны, наверное, можно научиться ориентироваться и в этом хаосе, — неуверенно согласился Олх.

Теокл не просто знал дорогу, он ещё и специально сторонился больших улиц, на которых, несмотря на поздний час, ещё встречались прохожие. Переулки же опустели с заходом Ралиоса, на крепкие засовы закрылись выходящие в них ворота, двери и ставни. В ночной час сюда рисковали сунуться лишь лихие люди, но для путников они представляли наименьшую опасность: в драке сила полуорка и опыт священника позволяли рассчитывать на успех и против полудюжины противников. К тому же, даже крепко побитые, работники ножа и топора не пойдут жаловаться ни в эшевенство, ни к инквизиторам: слишком много грехов висит на каждом из таких людей. Пока что для городской Инквизиции они всего лишь простой изонист и простой нечка — слишком мелкая добыча, чтобы миловать доносчиков-душегубцев. Вот если удастся освободить Ская — тогда другое дело. Тут уже охота пойдёт по всем правилам, и опасность будет представлять любой встречный человек. И, чтобы вернуться в горные убежища целыми и невредимыми, понадобится изрядное везение.

Например, такое, как в этот вечер: до школы Ксантия они добрались, не встретив на своём пути не единой живой души.

— Вот и пришли, — сообщил Теокл, указывая на длинную каменную стену, тянущуюся вдоль переулка.

— А где именно Скай внутри — неизвестно? — на всякий случай поинтересовался Олх.

— Откуда ж мне это знать? Тот человек, который рассказывал мне о Скае, не работает в этой школе.

— Жаль, — меланхолично заметил полуогр, задумчиво рассматривая стену. — Придётся лезть наугад. Но сначала понаблюдаем за караульщиками.

Пройдя ещё немного вдоль стены, они свернули в переулок и остановились, прижавшись к стене одного из домов.

— Дюжину песов высотой, — задумчиво пробормотал Теокл.

Реш хмыкнул.

— Даже побольше немного, — ухмыльнулся Олх. — Ерунда. Камни грубой работы. Если наверх положить яблоко, то малышка Эстрель заберётся туда и достанет его раньше, чем ты молитву прочитать успеешь.

— Твоя дочка заберётся куда хочешь и достанет кого угодно, — не остался в долгу священник.

Тут уж улыбка у полуогра растянулась буквально до ушей. Своих детей суровый разведчик любил самой нежной любовью. Но в следующее мгновение Скаут был уже серьёзен.

— Стена не помеха. Но вот эти караульщики…

— На стене нет караульщиков. Все сидят в башнях.

Теокл кивнул на стоящую на углу стены круглую башню, возвышавшуюся над стеной ещё песов на шесть. На внешние стороны в башне были прорублены бойницы, из которых наружу вырывался неяркий свет. Порой в них мелькали чьи-то тени, доказывая, что помещения не пустовали.

— Сидят. Но жаровни для чего-то же расставлены.

На верхней кромке стены, очевидно, достаточно широкой, стояли четыре жаровни с углями, освещающие небольшое пространство вокруг себя, а заодно и маленькие участки примыкающего к стене переулка.

— Думаешь, ходит патруль?

— Подождём.

Теокл вздохнул, но подчинился. К счастью для него, ждать пришлось недолго. Вскоре по стене от одной башни до другой лениво протопал стражник с алебардой. Даже не будучи профессиональным воякой, Теокл понял, что особой внимательностью стражник себя не утруждал. Никто через стену не лезет — и ладно.

— Люблю я ветеранов на покое, — усмехнулся Олх.

— Это почему?

— А потому, что у них всё старание осталось там, в прошлом. Если бы эту стену нормально патрулировать — у нас бы вряд ли что вышло. А сейчас… Жди нас здесь.

Бросив плащ на руки священнику, полуогр решительно направился к стене. За ним тенью последовал молчаливый Реш. Теокл почти сразу потерял их из виду: переулок, в котором он прятался находился почти напротив одной из жаровен, а для штурма стены Олх, естественно, выбрал место как раз посредине между источниками света. Священник щурился, пытаясь уловить какое-то движение на тёмном фоне, но тщетно.

Потекли томительные минуты ожидания. Сколько времени понадобится полуогру и бывшему воришке для разведки, Теокл не мог себе даже представить: гладиаторская школа занимала огромную территорию. Зато священник в совершенстве владел искусством ждать. Перебирая в правой руке священные четки, он начал читать молитвы Иссону, одну за другой. Теокл молился за удачу их предприятия, за каждого члена их маленького отряда, особо за рискующих сейчас своей жизнью Олха и Реша, за находящегося где-то рядом Ская, за всех, кто ожидал их возвращения в горах. Священнику всегда есть о чём просить своего бога, если, конечно, он настоящий священник. До возращения разведчиков Теокл не успел прочитать все молитвы, которые ему хотелось бы вознести.

Полуогр вынырнул из темноты так же неожиданно, как и растворился в ней. Человек вздрогнул, схватился, было, за малый боевой цеп, но узнал своего спутника раньше, чем успел выхватить оружие из-за пояса. Безмолвный Реш возник за плечом Олха мгновением после. Будь Скаут его врагом, священник был бы убит, не успев оказать сопротивления. К счастью, полуогр и человек были не врагами, а друзьями.

— Ну, что там?

— Прямо за стеной — замкнутый внутренний дворик. До крыши строения песа три, но выглядит она хлипковато, туда мы спускаться не рискнули. Левее — узкий проулок, туда мы в следующий раз и полезем.

— В следующий раз?

— Конечно. Он не мощёный.

— И что? — не понял Теокл.

Олх скривился, но терпеливо принялся объяснять:

— Сегодня дождливо, земля раскисшая. После нас там останутся следы. Лапка у меня не маленькая, какой-нибудь не в меру внимательный стражник может заподозрить неладное.

— А Реш?

— Ага, чтобы я его одного отпустил в неизвестность? За кого ты меня принимаешь?

Священник чувствовал правоту Скаута, но не хотел с ней соглашаться.

— А может, внимательного не будет? Или пройдёт сильный дождь и твои следы смоет.

— Может быть, — равнодушно пожал плечами полуогр. — Но, когда речь идёт о моей шкуре и шкуре моих друзей, я предпочитаю не рисковать. Время у нас есть. Подождём более благоприятной погоды.

— Реш, ну ты-то хоть что-нибудь скажи?

Юноша только пожал плечами:

— А я-то что? Я — как старший.

Теокл вздохнул, но спорить дальше не стал: понимал, что это бесполезно.